Текст книги "Покушение"

Автор книги: Елена Сенде

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

30

Тони подключился к Интернету, и компьютер издал звук, оповещающий о новом сообщении. Сообщение было адресовано Нино. Оно пришло на его почтовый ящик на Gmail – почту в Гугле, которая в последнее время стала популярной среди пользователей. На экране, справа внизу, высветилось имя отправителя: «К. Блейк». Тема письма не была указана.

Тони жевал соломку с сезамом. Нино отправился на вечеринку в честь дня рождения отца. В ресторане собралась вся их сицилийская компания. Тони приглашен не был: по словам его друга, «знакомиться было еще слишком рано». И это после двенадцати лет отношений!

Ну что ж… Когда речь шла о сохранности самой прекрасной истории, случившейся с ним за всю жизнь, он был самым терпеливым и снисходительным человеком в мире. Он любил Нино, но не его семью. Ему было плевать на Сицилию. Их повседневное счастье стоило всех Этн планеты.

Он сделал глоток витаминного коктейля, стряхнул с клавиатуры семена сезама и щелкнул мышкой. А если это важно? Нино вернется не раньше чем через три-четыре часа. Тони никогда не рылся в его личных вещах, но сейчас речь шла о Сириль, которая наконец-то дала о себе знать. Он открыл почту, прочел сообщение и решил позвонить.

Нино взял трубку после второго гудка.

– Э-э-э… Извини, что беспокою…

– Никаких проблем. Что такое?

Он старался говорить тихо, но это было невозможно, учитывая шумиху, царившую вокруг. Тони представил Нино в компании трех сестер, брата, дядей и тетей, отца и матери, которых он видел лишь на фотографии. Он представил себе, как все они сидят вокруг блюда кускуса в ресторане «У Момо» в Сент-Мор.

– Тебе пришло сообщение от Сириль. Я прочел его, и оно показалось мне важным.

– Хорошо. Прочти, пожалуйста.

Тони медленно произнес каждое слово:

– «Вынуждена бежать. Муж сумасшедший. Хочет отправить меня в психушку. Лечу в Бангкок».

– Что ты говоришь? – переспросил Нино. – Не слышу!

– Повторяю: «Вынуждена бежать. Муж сумасшедший. Хочет отправить меня в психушку. Лечу в Бангкок».

На том конце провода воцарилась тишина, затем Нино воскликнул:

– Черт! Подожди… Нет, мама, я больше не буду, спасибо. Это все?

– Что?

– Это все?

– Ты со мной разговариваешь?

– Да.

– Нет. Потом она пропустила несколько строчек и написала: «4РП14 убьет меня» и большой подмигивающий «смайлик».

– Смайлик? Подожди, сейчас… Мама, я же сказал, что больше не буду, не хочу, я не голодный! Прости, Тони. И это все?

– Да.

– Она писала это пьяная, что ли? Мама, я не с тобой разговариваю!

– Что все это значит? – спросил Тони.

– Это плохой знак.

– Когда ты вернешься?

– Позже.

– Люблю тебя, малыш.

– Да. До встречи.

Тони улыбаясь повесил трубку.

31

13 октября, Бангкок, 14.00

Выйдя из такси с кондиционером, Сириль надела солнцезащитные очки. Влага и жара обрушились на нее наподобие клейкой глыбы. Она попросила водителя высадить ее на улице Хао Сан, где болтались все, кто был в Бангкоке проездом, и где Мари-Жанна забронировала ей номер в отеле на две ночи.

Она прибыла на место.

Было шумно. Здесь шатались люди с разным цветом кожи, разговаривающие на разных языках, с разными типами фигуры и привычками, но с походкой, подстраивающейся под ритм музыки в стиле техно – «бум-бум-бум», доносившейся из колонок, висевших над круглосуточно открытыми барами. Фасады зданий были буквально увешаны разноцветными вывесками: «Никон», «Массажный кабинет „Парадиз“», «Бар „Слон“», «Семь/Одиннадцать». С наступлением темноты эта улица становилась похожа на Таймс-сквер, но была более шумной, дикой, чувственной, сексуальной, безумной… И при этом не мерзкой. Квартал проституции был расположен гораздо южнее, в Патпонге.

Палящее солнце не щадило никого. Ряд голубых и красных зонтов по краям тротуара дарил немного тени продавцам футболок, украшений, различных безделушек, пиратских DVD-дисков, упакованных по десять штук, а также разносчикам всевозможной ерунды, оживленно торговавшимся с клиентами. От казанов доносился запах супа и жира. Женщина в конусообразной шляпе, бросив горсть кориандра в огромный казан, варила в кипящем масле желтую лапшу. Люди толпились на тротуаре и проезжей части дороги. Никто особенно не торопился. Время как будто застыло.

Сириль продиралась сквозь толпу. Она обливалась потом, у нее раскалывалась голова, а желудок требовал пищи. Ее взгляд постоянно на что-то наталкивался. Огромный тип с красными глазами предложил ей – недорого! – бусы с головами Будды и бананами. Отклонив столь щедрое предложение, она пошла дальше. Ее сердце билось в такт музыке, доносившейся из бара «Красная черепаха». Она находилась в бегах, была здесь анонимно. Последний раз она была на этой улице, где может произойти что угодно, с кем угодно и когда угодно, десять лет назад. Тогда она пребывала в поисках смысла жизни и, возможно, была похожа на эту улицу – такая же взволнованная, шумная, праздничная, безрассудная.

Сириль, охваченная воспоминаниями, прокатила свой чемодан еще немного вперед. По всей видимости, сегодня ей здесь делать нечего. Ее номер в отеле «Хилтон» был забронирован еще несколько месяцев назад. Отель располагался напротив дворца, где будет проходить конгресс, в самом сердце мегаполиса. Номер – категории СПА-люкс, со всеми удобствами, кондиционером, огромной кроватью и безупречно чистыми простынями. Дважды в день в нем проводили уборку. Но именно там Бенуа будет искать ее в первую очередь. И он не замедлит приступить к поискам, особенно после того как пытался усыпить ее, словно бешеную собаку.

Сириль глубоко вдохнула, стараясь сдержать слезы. Муж, на помощь которого она рассчитывала и надеялась, солгал ей! Она постоянно вспоминала слова Бенуа: «Прошлое – это прошлое. Не стоит его ворошить, от этого не будет никакого толку. Оставь его в покое».

По дороге от аэропорта, уже в такси, она пришла к неутешительному выводу: Бенуа знает, что произошло в Сент-Фелисите. Теперь она была в этом абсолютно уверена. Он знал, что именно она забыла, и делал все, чтобы помешать ей вспомнить это. Между прочим, это он посоветовал ей передать дело Жюльена Дома в клинику Св. Анны. Но почему? В чем причина? Им нужно было поговорить начистоту.

Сириль решила отправиться на улицу Хао Сан: ей необходимы были два дня полного покоя, чтобы прийти в себя и встретиться с Аромом, а потом начнется конгресс, в котором она будет принимать участие. Кроме того, именно сюда она сбежала от Бенуа десять лет назад. Сириль лелеяла надежду, что знакомая обстановка поможет ей собрать в кучу разбросанные осколки прошлого.

Справа она увидела крыльцо из красного кирпича, служившее входом в торговую галерею, и поднялась по ступенькам. Она прошла мимо ресторана быстрого питания и ателье мужской одежды, расположившихся по правой стороне, и интернет-кафе, салона татуировок и туристического агентства, продававшего туры на остров Кох Тао, слева. В глубине было окошко администратора отеля «Бадди Лодж». Сириль предъявила квитанцию о бронировании, и администратор поспешила вручить ей магнитную карточку, открывавшую 39-й номер.

– А он выходит на улицу? – осторожно спросила Сириль Блейк.

– Да, но на самую спокойную.

Молодая женщина поблагодарила ее, зашла в новенький лифт и пять минут спустя уже распаковывала свои немногочисленные вещи, складывая их на кровать. В отеле недавно закончился ремонт. Номер оказался чистым и светлым. Деревянная кровать была сделана под красное дерево. Сириль разделась и отправилась в ванную, украшенную голубой мозаикой.

Стоя под душем, она мылась так, будто не видела воду уже несколько недель, а после долго чистила зубы, рассматривая себя в зеркале. Это была она, но в то же время и нет. За ее наружностью скрывалась другая «она», способная нанести удар, пока она спала. Она взглянула на свои руки и снова еле сдержала слезы.

Она принялась расчесывать волосы щеткой – стандартный ритуал, сохранившийся еще с детства, который ее успокаивал, – затем зачесала их назад.

Завернувшись в банное полотенце, она вернулась в комнату и пересмотрела содержимое своего чемодана. Ничего подходящего. Она взяла с собой только официальные наряды, предназначенные для участия в конгрессе, а не то, что годилось бы для влажных улиц Бангкока. В конце концов Сириль остановила свой выбор на бледно-желтых брюках и рубашке, в которых можно выйти на улицу, чтобы купить что-нибудь более подходящее.

Одевшись, она присела на кровать, чтобы обуться, и решила, что туфли тоже чересчур жаркие. Она мысленно добавила «вьетнамки» в свой список покупок. 39-й номер был, несомненно, более спокойным, чем остальные, но в нем все равно был слышен уличный шум и гам. Удастся ли ей уснуть сегодня вечером, особенно учитывая страх, разрывавший ее изнутри? Что она будет делать в ближайшие часы и дни? Впервые после своего неожиданного отъезда она осмелилась задать себе эти вопросы.

«У меня огромная проблема. Как же с ней справиться?»

Перед ее глазами возник образ Астора, но она сразу же прогнала его. Пока что она не могла думать об этом.

«Иначе я окончательно сойду с ума. Если этого еще не произошло…»

Она принялась размышлять обо всем остальном, пытаясь прийти к согласию с собой. Она дала себе неделю на то, чтобы найти решение проблемы. Завтра в одиннадцать часов она отправится на консультацию к Сануку Арому. Если повезет, он расскажет ей о своих принципах лечения беспризорных детей, страдающих частичной потерей памяти. Возможно, если ей еще немного повезет, уже завтра она испробует его лечение на себе. В ее голове против воли появилась пугающая мысль. Она возлагала все надежды на этого пожилого мужчину, и это было лишено всякого здравого смысла. Ведь в итоге ее могло ждать огромное разочарование. Впрочем, если она не получит никакого результата, то вернется после конгресса в Париж и доверится Мюриэль.

«А если она в заговоре с Бенуа?»

Сириль отказывалась слушать внутренний голос, опасаясь оказаться охваченной паранойей.

«Каким образом Мюриэль может быть замешанной в этом деле? Нет, это невозможно!»

Агрессивное поведение Бенуа все-таки пошло ей на пользу. Сейчас Сириль была уверена в правильности принятого решения.

«Я должна любой ценой вернуть себе память. А он должен признаться во всем, что ему известно».

Без лишних раздумий она взяла в руки телефон, набрала его номер и принялась ждать. Послышались гудки. Затем раздался голос ее мужа.

– Сириль? Господи, где ты?

По его слегка медлительной речи она сразу же поняла, что он приложился к бутылке.

– В Бангкоке, – сухо ответила она.

– В «Хилтоне»?

– Нет.

Голос Бенуа стал тверже.

– Дорогая, тебе следует быть благоразумной и вернуться.

– Я звоню тебе по другому поводу, Бенуа. Я хочу знать правду.

– О чем ты говоришь?

Сириль плечом прижала телефон к уху и сейчас говорила прямо в микрофон.

– Почему я должна оставить свое прошлое в покое?

После нескольких секунд молчания Бенуа сказал:

– Я не понимаю твоего вопроса.

– В аэропорту перед таможенным осмотром, перед тем как ты сделал мне укол, как… животному… Почему ты это сказал? Что ты знаешь? – разгневанным голосом спросила Сириль.

– Успокойся.

– Я спокойна.

– Скажи мне, где ты находишься.

– Отвечай на мой вопрос!

Бенуа закашлялся.

– Понятно, что последние несколько дней ты много волновалась, но я не понимаю, что ты хочешь услышать от меня.

– Правду.

– Правда заключается в том, дорогая, что тебе нужен отдых.

– Что произошло десять лет назад?

Снова тишина.

– Почему ты мне сказал оставить прошлое в покое? – настаивала она.

И снова тишина.

– Сириль, я просто пытаюсь сказать, чтобы ты была начеку.

– Начеку?

Бенуа вздохнул.

– Возможно, если твоя память отказывается вспоминать некоторые вещи, следует позволить ей сделать это… Может быть, это своего рода защитная реакция мозга, который пытается сохранить твое внутреннее равновесие…

Сириль вскочила с кровати. Ее сердце бешено билось от гнева.

– И что же моя память пытается скрыть от меня?

– Возможно, что-то, чего не вынесет твое сознание… как случай с Астором….

Сириль снова почувствовала комок в горле.

Бенуа понял, что попал в точку, и продолжил:

– Подумай о последствиях, прежде чем бросаться в бездну, из которой ты не сможешь выбраться. Слышишь меня?

В некоторых случаях неведение лучше, чем суровая реальность.

Сириль поняла, что ничего от него не узнает, и переключилась на другое.

– А Жюльен Дома? Ты его знаешь?

– Нет, конечно.

Сириль знала, что муж врет.

– Все будет в порядке? – спросил Бенуа.

– Да, – ответила она, поджав губы.

– Хорошо. Я позвоню через несколько часов, договорились?

– Договорились.

Они отключились одновременно. Сириль бросила телефон на кровать и встала.

Ей нужно было срочно выйти из номера, спуститься вниз, на первый этаж, выйти на улицу, зайти в первый попавшийся магазин и купить «пад тай» с курицей. Потом приобрести кое-какую одежду и сандалии. После этого она обо всем подумает…

* * *

Бенуа Блейку исполнилось шестьдесят пять лет, и официально он уже был на пенсии, но в действительности являлся заслуженным профессором Института Пастера, а также Коллеж де Франс. Таким образом, он был одним из исследователей, отказывавшихся бросать работу, даже несмотря на то, что этого требовала госслужба. Лишь когда его деятельность пойдет на спад, он займется написанием своей четвертой работы. Его издатель подкинул ему идею создания автобиографии, в которой Бенуа мог бы поведать свою историю становления как нейробиолога и заодно описать все важнейшие открытия столетия в этой области. А если он станет лауреатом Нобелевской премии, успех книги обеспечен вдвойне.

У Блейка не было призвания к биологии от рождения. Отец, пастор, и мать, учительница в небольшом городке на юге Франции, заядлые протестанты, уговорили его (чтобы не сказать «заставили») пойти в медицину – лучшее, что было в то время. Он повиновался и без особых проблем поступил на медицинский факультет в Монпеллье, который закончил с отличием, завоевав репутацию преданного учебе молодого человека. Но в душе Бенуа Блейк был литератором. Он любил философию, мир книг и идей. Изучение медицины позволило ему структурировать свое мышление, но ему это не особенно нравилось. Через некоторое время он осознал, что лишь полностью отданные своему делу люди могут ставить диагнозы и лечить других. Бенуа же это утомляло, требуя от него преданности, которую он не мог предложить.

Вечные жалобы пациентов его раздражали. Тем не менее учеба помогла ему приблизиться к гениям неврологии и нейрохирургии, которые существенно повлияли на его жизнь. В двадцать восемь лет он понял, что из всего человеческого организма его интересует лишь мозг. Другие органы ничем его не впечатляли, можно даже сказать, вызывали у него отвращение. Мозг же, по его мнению, являлся источником человеческого разума. Источником, способным на мышление, речь, творчество, разработку понятий и, в частности, сознания. Молодой врач обладал скромными способностями, но огромными амбициями. Именно в это время Институт Марей, возглавляемый супругами Фессар, открывшими первую международную лабораторию нейронаук, приехал в Париж в поисках выдающихся молодых ученых для проведения смелых опытов, которые впоследствии существенно повлияли на послевоенную политику охраны здоровья.

У Бенуа на тот момент не было никакого опыта научной работы, поэтому он отправился в США для ознакомления с технологиями физиологических исследований нейрона, используемых в лаборатории Колумбии, штат Нью-Йорк. Этот опыт, полученный в конце шестидесятых годов, позволил ему окончательно избавиться от оков протестантства. Вернувшись во Францию с дипломом специалиста в области нейропсихологии и уверенностью в своих силах, он сразу же отправился в Институт Марей. Ему назначили встречу с супругами Фессар, на которой он без особого труда представил им тему своей диссертации. Уже в конце этого дня жизнь Бенуа Блейка совершила поворот на сто восемьдесят градусов. Не только проект его диссертации на тему нейронного цикла боли получил одобрение, ему также доверили небольшую команду работников и предоставили личный кабинет. В тридцать лет Блейк стал главой лаборатории, которую он гордо окрестил «нейрофизиология церебральной боли». Он стал «своим» человеком в этой области. А впереди его ждало великое будущее…

С самого начала Бенуа Блейк знал, что эта лаборатория не является его конечной целью. Он смотрел дальше. На тот момент, когда Институт переехал, Блейк уже возглавлял гораздо больший отдел в Национальном центре научных исследований. Он был бесценным специалистом в области физиологии – методичным, терпеливым, неугомонным, способным зарегистрировать с помощью новейших технологий, используемых в США, сигналы одного-единственного нейрона. Его работы по-прежнему были безупречны, методы – безукоризненны.

Работая над какой-либо проблемой, он никогда не заходил в тупик надолго. Он отходил в сторону, разгонялся и… двигался вперед. Он советовался с исследователями, работающими в различных областях науки, – биохимиками, психологами и даже математиками – чтобы узнать о других гипотезах и «насытить кислородом свои нейроны», как он часто говорил. Он без колебаний обращался к Руссо или Вольтеру с целью отвлечься и отдохнуть, чтобы затем снова вернуться к вопросу уже с «проветренными мозгами». Любой ценой он преодолевал препятствия и находил решения.

Но основным талантом, позволявшим ему получать необходимое финансирование, входить в любые академии и жюри, достичь наивысших ступеней в Академии наук и Коллеж де Франс, являлись, вне всяких сомнений, ловкость и обходительность. Если Бенуа Блейку удавалось избежать разговоров о себе, он превращался в эрудированного, открытого и общительного человека, развлекавшего аудиторию анекдотами на тему сознания и философии, которые никого не оставляли равнодушными. Блейк был ярким человеком, решительным и обаятельным, всесторонне развитым и обладающим уникальной памятью. При помощи прочитанных наизусть отрывков из Камю, Вольтера или Поля Клоделя он запросто мог свести на нет разговор о политике или очаровать молоденькую девушку с симпатичными глазками.

К сорока пяти годам ему уже не нужно было постоянно перед кем-то отчитываться. Он стал настолько известен, что получил полную свободу действий. Тем не менее его личная жизнь не была такой же блистательной. Жена, с которой он повстречался много лет назад в Париже, подарила ему двух детей и язву. После родов она не смогла вернуться к работе преподавателя истории и постоянно упрекала его в этом на протяжении всех лет их совместного проживания. И как только супружеские пары попадают в столь абсурдные ситуации? Блейк любил красивых, умных и выдающихся женщин. Его жена когда-то была именно такой… До тех пор, пока Резко не отказалась от любого общения. Бенуа волновался по этому поводу и пытался подтолкнуть ее к возвращению в университет, но все было напрасно. Дальше стало только хуже: в течение двадцати лет она, перевернув все с ног на голову (как ей это удалось, знала только она сама, думал он), утверждала, что именно он заставил ее принести карьеру в жертву семье. Какая ерунда!

Было еще рано, и Бенуа Блейк решил сделать себе кофе. Ему нельзя было пить кофе, тем более черный с сахаром, но последние несколько дней (особенно накануне) он себя не щадил, решив, что от этого все равно ничего не изменится. Его язва никуда от него не денется. К концу завтрака он принял решение.

Он повстречал Сириль двенадцать лет назад, когда началась наиболее увлекательная фаза его исследований нейронных основ физической боли, пик его карьеры. В то время он разрывался между своей лабораторией, насчитывавшей уже тридцать исследователей, Академией, Коллеж де Франс, где проводил занятия для выпускников, факультетом психиатрической медицины, где преподавал нейробиологию в интернатуре, а также медицинским журналом, где он возглавлял научный совет.

Было бы неточным сказать, что Сириль сразу же ему понравилась. В тот день, когда он увидел, как она, со светлыми волосами, собранными в хвост, идет к нему после занятия в аудитории имени Шарко, чтобы попросить ссылку на его последнюю работу, он чуть было не растаял. Внутри него что-то дрогнуло, освободив светлую энергию. Продолжение было болезненным. За несколько недель он превратился в пожилого преподавателя, влюбленного и несчастного. Его задремавшее было сердце пятидесятилетнего мужчины не привыкло к подобным скачкам. Он мучался, словно ребенок, не зная, как решить эту проблему, не понимая, почему желание обладать ею превратилось в единственное, что имело значение в этом мире.

И тогда, не зная, что делать, он воспользовался своим статусом. Он взял к себе на стажировку двух студентов. В том числе и ее. И уже через несколько месяцев Бенуа почувствовал себя восемнадцатилетним юношей. Он рано вставал и отправлялся в лабораторию. Его сердце радостно билось в груди. Он не замечал, что жена все видит и понимает. Сириль сразу же сделала ставку на мезератрол, оставив далеко позади второго интерна. Эта молекула влияла на миндалину – структуру головного мозга, задействованную в образовании явления под названием «страх». После эмоционального шока или травмы она пребывала в подавленном состоянии.

Сириль, которой не было равных в биохимии, принялась исследовать результаты применения различных дозировок препарата. Ей не хватало знаний и опыта, но Бенуа без труда увидел ее живой ум, действовавший сначала интуитивно, а затем уже по теории, умевший предлагать оригинальные идеи в случае возникновения проблем. Он был очарован ею. А она, не подозревая ни о чем, была ревностно предана науке и своему педагогу.

Впервые они поцеловались в тот вечер, когда произошло выздоровление травмированных мышей благодаря мезератролу, который в то время еще не обрел своей окончательной формы. Было уже поздно, в лаборатории никого, кроме их двоих, не осталось. Они устали, и шампанское, выпитое в кабинете профессора, сделало свое дело.

К горлу Бенуа подкатил комок. Он вспоминал то время, как потерянный рай. Никогда он так не работал, как в последующие годы. Пока рядом была Сириль, проходившая у него стажировку, у него в голове зародились тысячи идей, мыслей, гипотез – научных, философских, политических, словно невидимая рука до отказа заполнила его топливный бак горючим. Он ликовал. Авария, в которую он попал, могла положить всему конец, но случилось наоборот. После того как невролог сообщил Сириль о последствиях несчастного случая, они еще больше сблизились. В результате того, что была задета лобная доля, его мозг отказывался правильно писать – так возникают проблемы с чтением при дислексии. Это могло стать причиной многочисленных разговоров, а для его работы это была бы катастрофа. Если бы не Сириль, он не смог бы справиться с трудностями и продолжить публиковать свои работы. Не говоря ни слова, она садилась рядом и терпеливо помогала ему. Конечно, спустя одиннадцать лет прогресс был налицо, но она по-прежнему вычитывала и исправляла все, что он с таким трудом писал, возвращала на место все неверно стоящие буквы. Он должен был признать, что если бы не она, этого никогда бы не произошло. Она стала его зеркальным отражением, телохранителем, опорой, которая не позволяла ему упасть.

И все может рухнуть из-за ошибки, допущенной в прошлом? Блейк попытался не думать об этом, но было уже поздно: мрачная змея добралась до его памяти, обернувшись вокруг головы и не желая ослаблять хватку. Ему стало трудно дышать. Этот Дома все испортил. Сила у Бенуа была уже не та, что десять лет назад, но его боевой дух оставался прежним. Он четко знал одно: он никому не позволит разрушить свою жизнь и карьеру! Он любил Сириль, и она была необходима ему, чтобы закончить работу. Она должна была как можно скорее вернуться к нему, избавиться от своих страхов и снова приступить к работе.

Расправив плечи, он направился к секретеру, стоявшему в гостиной. Он открыл один из ящичков и склонился над ним, скорчившись от боли: давал о себе знать желудок. Он рылся в ящике до тех пор, пока не наткнулся на то, что искал, – старую записную книжку.