Текст книги "Кудесница для князя (СИ)"
Автор книги: Елена Счастная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)
– Что случилось? – запричитала матушка. – Что, девочка моя?
От касания её рук стало легче, чудотворное тепло разлилось по телу, уняло всё, чем отозвалось в нём страшное потрясение. Послышался сквозь затихающий в ушах гул топот копыт в разорённом дворе: приехал и Елдан с сыном и кметями.
– Ты можешь?.. – обратилась Таскув к матери. – Можешь оставить нас ненадолго?
Алейха кивнула, поглядывая на Унху, который смотрел на неё, точно побитый пёс. Только сейчас Таскув заметила, что он вовсе не выглядит таким здоровым, как раньше. И худоба иссушила его крепкое тело, и чуть запали глаза, а кожа сильнее обтянула скулы. Он и правда был тяжело ранен. Но как тогда выжил?
Мать вышла, звонко поприветствовала гостей, извиняясь, что сейчас не может принять их, как должно. Её разговор с Елданом стал тише и неразборчивей.
Таскув взглянула на Унху ещё раз, перестав прислушиваться к шуму во дворе. Охотник опустился перед ней на корточки. Протянул было руку, но остановил, сжав кулак. Повисло молчание, натужное и тяжёлое, словно булыжник.
– Мне сказали, ты мёртв, – наконец почти неслышно проговорила Таскув, оглядывая знакомое и любимое лицо охотника. Заныла дыра внутри, которая, казалось бы, на время заполнилась другими заботами, не позволяющими долго лелеять своё горе. Но теперь всё лишнее выветрилось, и Таскув снова почувствовала, как много тогда потеряла.
– Я думал, что умру. Когда очнулся среди тел убитых муромчан, – Унху потупился. – Но не знаю, как так вышло. Видно, через нашу связь твои силы питали меня. Я даже смог пойти в сторону паула остяков. Правда, недалеко забрался. И наткнулся на них, когда они пришли за убитыми воинами. Выходили меня кое-как. Я за тобой в Ижеград хотел поехать, но меня домой отправили. Сказали, мол, слаб ещё. И оказалось, что тут случилась такая беда. Я нескоро совсем оправился. А теперь в пауле мужских рук сильно не достаёт.
Он досадливо усмехнулся, поднимая взгляд. Сцепил пальцы и сильно сжал, словно решаясь на что-то. Таскув медленно, будто заново привыкая, коснулась его заросшего неровной щетиной подбородка. Самыми кончиками пальцев очертила линию губ. Он был здесь – живой – и она хотела наконец поверить в это.
Унху порывисто схватил её ладонь и поцеловал, удерживая.
– Я очень рада, что ты жив, – Таскув опустилась на землю рядом с ним, не отнимая руки.
– Я рад, что ты вернулась. Боялся, если честно, что чем-то тебя жизнь в Ижеграде увлечёт так, что ты останешься там.
Таскув покачала головой. И яростно прогнала мысль о Смилане. Он мог её удержать: и больших усилий для того не понадобилось бы. Значит, в чём-то Унху прав.
– Как я княжича излечила, так перестала быть там кому-то нужна.
– Всё ж излечила. И кто его заклял? – поинтересовался Унху, но, судя по голосу, ему было не слишком-то любопытно.
То путешествие затянуло его лишь потому, что он хотел быть с Таскув. А остальное казалось лишь досадными препонами. Пожалуй, умри Ижеслав, он вздохнул бы с облегчением.
– Его имя ни о чём тебе не скажет, – отмахнулась Таскув. – Главное, что всё закончилось.
Унху, кажется, и не услышал ничего. Он непрерывно оглядывал её лицо и медленно перебирал пальцы в своей руке. От его взгляда становилось неловко. Странно, а раньше ей нравилось, когда он смотрел так, давая понять, что никто больше ему не нужен.
– Я люблю тебя, Таскув, – проговорил охотник тихо.
Подался к ней, но она качнулась назад, не позволяя себя поцеловать.
– Мне… Нужно привыкнуть и понять, что тут случилось. Я не могу… пока.
Охотник понимающе кивнул, потянул её к себе и просто обнял. Крепко, как самого дорогого человека, которого ни в коем разе не хочешь потерять.
– Прости меня, – коснулось его дыхание шеи. – За все обиды. Я просто должен был выжить, чтобы ты меня простила.
Таскув прижалась щекой к его плечу, чувствуя, как медленно текут слёзы и впитываются в ткань рубахи.
– Давно простила.
Они замерли так, ни слова больше не говоря. Таскув пыталась понять, что осталось в душе к Унху? Что ещё их связывало теперь, кроме напоминания о ритуале в святилище Калтащ? И не нашла ответа. И от этого стало страшно.
В чум заглянула матушка, осторожно, боясь, видно, помешать. Унху нехотя отпустил Таскув из объятий, и по лицу Алейхи пробежала едва заметная улыбка: неужто теперь она не видит ничего страшного в том, что охотник рядом с дочерью и так близко к ней? А раньше отчитала бы. Да, знать, сейчас не время для того.
– Ты, верно, проголодалась с дороги? – обратила она на Таскув встревоженный взгляд. – Надо успеть отдохнуть, пока старейшины не захотели тебя увидеть.
Она прошла внутрь и захлопотала у печи в серёдке. Загремела горшками, выискивая, чем накормить Таскув. Та не стала её останавливать, хоть и была не голодна: пусть уймёт волнение мелкими заботами.
– И что теперь будет? – она снова повернулась к Унху.
Тот скрестил руки на груди, и его лицо снова обрело жёсткость.
– Вогулы хотят собрать войско, чтобы пойти на зырян. Такого подлого нападения им никто не спустит, – твёрдо и удовлетворённо проговорил охотник. – Многие паулы уже ответили согласием. Мы ждём, что скажет род Мось.
Таскув содрогнулась от одной мысли, что вновь завяжется вражда с зырянами. А всему виной лишь Лунег, который не сумел унять гнева и удержаться от мести за отказ Ойко выдать её за него замуж. Вот только что теперь от неё может понадобиться старейшинам? Даже если бы они не стали её звать, она пошла бы к ним сама.
Но долго ждать ответа не пришлось. Весть о возвращении Таскув вмиг разлетелась по остаткам паула. Люди высыпали из чумов, что многие поставили вместо погибших изб, словно случился большой праздник или несчастье. Их гомон отчетливо слышался снаружи. Алейха то и дело недовольно поглядывала на дверь, будто опасалась, что вот-вот кто-нибудь заглянет.
Скоро прибежал и соседский мальчишка – позвать к старейшинам: они уже ждали.
Унху, который будто бы боялся отойти от Таскув даже на миг, помрачнел. Словно уже знал, что они скажут. Но под строгим взглядом Алейхи ничего не возразил, лишь вышел следом и присоединился к любопытствующим паульцам. Их оказалось особенно много возле главного чума. Таскув приветственно кивала всем, но зачастую натыкалась на враждебные взгляды. Верно, многие винили и её в том, что случилось. Считали, что она бросила дом в угоду муромчанам, когда должна была остаться. Возможно, кто-то не отказался бы расплатиться одной её жизнью за жизни тех, кто погиб при встрече с зырянами.
Пожалуй, это даже было бы справедливо. В конце концов дух Ланки-эква нашёл бы себе другое пристанище.
Стараясь сбросить с плеч груз ощутимого людского недовольства, Таскув вошла в чум и тут же почувствовала, что хоть и случилось за это время многое, а кое-что осталось неизменным.
Старейшины во главе с Альвали всё так же сидели у очага, как в день появления чужаков в пауле. Как сидели когда-то их предки, решая судьбы родичей.
– Здравствуй, аги, – устало и строго проговорил Альвали.
И она поняла, что сегодня они не будут просить, а будут требовать. Ведь у неё, как ни пытайся от того сбежать, есть долг перед родом. И сейчас пришло время о нём напомнить.
– Я счастлива видеть вас в здравии, – Таскув улыбнулась, но суровые лица старейшин не изменились.
– Мы тоже рады, что ты вернулась в целости и исполнила обещанное людям с запада. Только они нам не помогут справиться с той бедой, что обрушилась на нас, когда бы уехала.
– Вы сами меня отпустили, – взбрыкнула Таскув.
Почему-то стало обидно за такие слова. Точно она лишь по своей воле ушла за муромчанами. Здесь её никто удержать не пытался. Да и, чего скрывать, поговаривали в муромском отряде, что старейшины свой резон имели в том, что Таскув их княжичу поможет. И ни много, ни мало избавит их теперь Ижеслав от ясака на целых три зимы.
– Мы отпустили, не зная, что Лунег решит за тобой вернуться, – вздохнул Альвали. – И что нам понадобится помощь рода Мось, чтобы справиться с зырянами.
Таскув фыркнула, кажется, слишком громко, отчего старейшины стали только смурнее.
– Что же они, разве перестали быть с нами одного племени? Теперь и платы требуют за подмогу?
Старейшины переглянулись. Лицо Альвали нехорошо потемнело. В душном чуме от возросшего напряжения стало совсем жарко, и Таскув незаметно смахнула капельки испарины над губой.
– Гляжу, путь рядом с муромчанами не пошёл тебе на пользу, аги, – голос старейшины сверкнул гневом. – Мось имеют право напомнить нам о наших обязательствах. И поторопить, раз такое приключилось. Они не хотят ждать со свадьбой до осени. Завтра мы отправим к ним человека. Йарох приедет знакомиться с тобой.
Таскув сцепила перед собой руки, пытаясь не выдать волнения. Никогда она не думала о том, что всё же встретится с воином рода Мось. Всё считала, что избежит этой участи, когда сбежит с Унху. Но сама, получается, вернулась в ненавистные силки.
– Почему так скоро?
Альвали вдруг встал и медленно обошёл очаг сбоку. Остановился рядом и посмотрел внимательно, чуть близоруко прищурившись.
– А это ты у него сама спросишь, когда наведается. Но затягивать ни он, ни его отец не хотят. Да и нам нехорошо выжидать, – он поджал сухие губы и немного помолчал, словно подбирая слова. – Сейчас нехорошие слухи о тебе ходят. Мол, сначала с Унху ты хотела обряд в святилище Калтащ провести. А после с муромчанином в пути спуталась… И кто знает, чем у вас это закончилось.
Два других старейшины поддержали его, возмущённо переговариваясь. Но после тяжёлого взгляда Таскув отчего-то смолкли.
– Эви вам о том рассказала? Или Евья?
Альвали пожал плечами:
– Не знаю, болтают разное. Но, знать, кто-то из них первое слово сказал, ведь они с тобой в дорогу отправились.
И видно: сам он в то верить не хочет, да людям теперь рты не закроешь. И чего доброго, коли кривотолки дойдут до рода Мось, то Таскув не пожелает брать в жены ни один мужчина. Не того ли добивались горе-родственницы, когда принялись её грязью поливать?
– Ты бы лучше спросил у них, Альвали, почему их воевода прогнал, что им пришлось раньше срока домой вернуться.
Старейшина поднял руку, останавливая её.
– Не уподобляйся им, аги. Всё, что нужно, я знаю. И знаю, кому надо верить.
Таскув тут же смолкла и опустила голову. И правда, едва не поступила так же, как Евья и Эви, только её слова от первого до последнего были бы правдой.
– Прости, Альвали.
Старик подошёл ближе, взял её за плечи, заглядывая в глаза. Смотрел долго и вдумчиво, словно мог увидеть там всё, что случилось в дороге до Ижеграда и обратно.
– Нам жаль, что ты осталась без отца, – наконец заговорил он, – и потому приходится принимать решения за него. Они могут показаться жестокими, но помни, что мы всегда хотим тебе добра. Я знаю Йароха с детства. Он станет тебе хорошим мужем, заботливым и надёжным.
Альвали мягко улыбнулся и слегка сжал пальцы. Таскув кивнула, решив, что не станет противиться в открытую, пока сама не встретился с Йарохом. И тут же холодом лизнула мысль, что теперь, когда Смилан так далеко и они, возможно, больше никогда не встретятся, ей уже всё равно.
– Можно одну просьбу, Альвали?
– Конечно.
– Мне нужна самая плотная, но мягкая шкура оленя. Я хочу сделать свой бубен.
***
Таскув закончила бубен, когда пришла весть о том, что завтра приедут мужи из рода Мось. Что ж, тоже приданое, если по совести рассудить. Не только девицу Йарох в жены получит, но ещё и шаманку. От своих обязанностей в замужестве отказываться ни к чему.
Круг получился ладный и ровный. Кожа натянулась на ребра плотно,до приятного пальцам напряжения и звона. Ладони все были теперь в мозолях и занозах, но удовлетворение от того, что из-под них вышло, унимало боль.
Таскув осторожно ударила в бубен пальцами, ещё раз прислушиваясь к гудению, и показалось, что теперь в нём звучит именно её голос.
Отложив бубен, она вышла на порог избы, чтобы успеть проводить отсветы заката над лесом. Затихал и гас в небе последний день её старой жизни. Завтра начнется что-то новое.
Спала она нынешней ночью на удивление спокойно и глубоко. А поутру разбудил её стук в дверь, сразу после которого внутрь вошла матушка: помогать готовиться к встрече с соседями. Нарядное платье из зелёного сукна она принесла еще накануне. Сказала, что этот цвет делает кожу Таскув приятно бронзовой. А та не спорила, хоть в рогожу пусть рядят. С каждым днём она словно сильнее погружалась в безразличие, надолго уходила по шаманские тропам в лес и бродила там. Иногда обращалась соколицей и окунулась в холодную глубину неба, скользя тенью по вершинам лиственниц. И верно: раз от раза перекидываться становилось проще, тело охотнее принимало новый облик, сроднялось с ним. Таскув лишь скидывала одежду и взмахивала крыльями, не успев ещё замёрзнуть.
Жаль только, что скоро и не полетать на воле.
Алейха вырвала Таскув из размышлений, слишком резко дёрнув гребнем волосы. Ойкнув, извинилась и поцеловала в макушку.
– Ты будто больше меня волнуешься, – Таскув посмотрела на мать, запрокинув голову.
Та дёрнула плечом.
– Конечно волнуюсь. Свою дочь замуж отдаю ведь.
Алейха доплела вторую косу и связала обе цепочкой. После помогла надеть платье и сделала пару шагов назад, любуясь. Не понимала совсем, что в душе дочери всё застыло камнем. Иначе никак – только нарочито отстраниться от грядущего, теша себя мыслью, что так надо.
– Они уже приехали, – задушевно поведала матушка. – Ещё ночью вчера. Так, сказали, не терпелось им тебя увидеть.
Таскув кивнула, опуская голову: пусть Алейха думает, что она смущается. А на самом деле хоть волком вой.
У двери раздались громкие шаги. После короткого условного стука вошел Унху, смурной, словно волк в голодную зиму. Он коротко глянул на мать, а затем на Таскув и помрачнел сильнее, хотя казалось бы, некуда.
– Позволь, Алейха, с дочерью твоей парой слов обмолвиться.
Та фыркнула:
– Да хватит уж шушукаться по углам.
Но натолкнувшись на взгляд дочери, вздохнула и всё же вышла.
Все эти дни Таскув сторонилась охотника, пытаясь разобраться в душевном смятении, что охватило её по возвращении домой. Он не настаивал, всё ещё чувствуя вину перед ней. Но сегодня когда всё, что было, норовило пропасть в прошлом навсегда, знать, не выдержал.
Как только за Алейхой закрылась дверь, он в несколько широких шагов подошёл и сгрёб Таскув в охапку. Лихорадочно горячие губы прижались к её рту и потребовали ответного поцелуя. Она вцепилась в его ворот и оттолкнула со всех сил. Но охотник лишь сильнее сдавил её в объятиях.
– Ты же хотела завершить ритуал, как излечишь княжича, – прошептал он. – А теперь что же? Остался один шаг, и старейшины ничего не смогут сделать. И Мось тоже. Всё равно пойдут за нами по зову племени.
– Пусти, Унху, – Таскув рванулась снова.
На этот раз охотник отпустил её, оглядывая недоуменно и мрачно.
– Что случилось с тобой, Таскув? Почему?
Она разгладила платье и вновь подняла на него взгляд.
– Пойду я за тебя или пойду за Йароха – всё равно предам свое сердце. Но теперь я не хочу предавать ещё и свой род. И дар Ланки-эква.
Унху свёл брови, догадываясь, о чём она говорит.
– Ты всё ж… Всё же муромчанин, да?
Она прикрыла глаза, чувствуя, как ударили копьём его слова. Медленно вдохнула, пытаясь не пустить на глаза слёзы.
– Забудь всё, что было, – её голос не дрогнул.
– Вот уж не думал, что ты попадёшься на уловки этого… – горестно качая головой, начал Унху.
– Замолчи.
Одно короткое слово упало камнем так, что охотник тут же закрыл рот. Он оглядел лицо Таскув внимательно, затем вновь приблизился, обхватил ладонями её щеки и последний раз крепко поцеловал. А после резко развернулся и ушёл, что-то попутно сказав Алейхе.
Матушка вернулась в дом, а Таскув всё так же стояла недалеко от очага, не чувствуя тепла от него. Обида Унху точно вскрыла лишь затянувшуюся тонкой корочкой рану. Проще было бы теперь броситься в огонь и сгореть, чем сделать хоть шаг из избы.
– Идём? – осторожно спросила мать. – Нас ждут.
Таскув медленно подняла на неё взгляд, и та одно что не отшатнулась.
– Конечно, идём.
Пока шли до паула, Алейха ничего не спрашивала. Встреча с Мось должна была произойти в главном чуме: это та честь, которую могли оказать лишь шаманке. Мол, весь род за неё ручается, весь горевать будет, когда упорхнет она в другой паул.
Солнце делало новые срубы изб невыносимо яркими, почти белыми. Таскув щурилась, боясь ослепнуть и едва удерживаясь, чтобы не оттянуть ворот ставшего вдруг тесным платья.
Чум показался впереди, и ноги налились тяжестью, словно опухли. Матушка начала что-то успокаивающе говорить, но Таскув не могла разобрать слов. Не хотела больше слушать, как её уговаривают, пытаются заболтать и отвлечь.
Вместе они вошли внутрь, и захотелось облегчённо вздохнуть от приятного полумрака, который не резал глаза. Затрещали поленья в очаге. Пахнуло лёгкой духотой и запахом разогретый оленьих кож. Таскув проморгалась и оглядела собравшихся у огня мужчин.
И тут же узнала, кто из них Йарох, хоть и не видела его раньше никогда.
Ей навстречу встал необычно для вогулов ладный и крепкий, к тому же ростом выше многих, молодой мужчина. Фигуру его скрывала одежда, но и так было видно, что люди не врали о его силе, когда с удовольствием о нём судачили. Как не врали о том, насколько он хорош собой. Слегка раскосые, тёмные, словно ягоды черники, глаза внимательно ощупали Таскув, а лицо озарилось сдержанной улыбкой.
– Рад тебя видеть, аги. Знал бы, какая невеста меня здесь ждёт, приехал бы ещё раньше.
Старейшины и его спутники из рода Мось удовлетворенно запереглядывались, качая головами.
– Я тоже рада видеть тебя, Йарох, – с прохладцей ответила Таскув.
Но воина её лёгкая отстранённость, похоже, ничуть не испугала. Его взгляд разгорелся ещё большим интересом и восхищением.
– Поистине благословенна матерь Калтащ, чьей дочерью является столь дивное создание, – отозвался кто-то из незнакомцев. – Проходите, почтенные, и устраивайтесь у огня. Нам многое нужно решить.
Таскув села рядом с Альвали слева, а мать – справа от него. Рядом опустился Йарох, не переставая поглядывать с любопытством. Его внимание отвлекало от важного разговора, что тут же завели старейшины и гости. А вот Йарох успевал и с ними потолковать, и якобы невзначай, между делом, коснуться её руки. Матушка светилась удовольствием, замечая, как жених проникся Таскув, как улыбается ей, будто знакомы давно. А та лишь ёрзала, точно на иголках, мечтая скорее вернуться в свою избу и затворить дверь плотнее, чтобы остаться одной.
Коротко обсудив свадьбу, которую уговорились устроить без лишних празненств не позже, чем через седмицу, мужи перешли к делам насущным. Принялись решать, когда идти на зырян, как уберечься от того, чтобы те раньше времени не прознали об их планах, и где собирать общее войско.
Тут даже Йарох на время позабыл про Таскув, а они с матушкой заскучали, то и дело страдальчески переглядываясь. Лишь одно показалось важным: донесение вогульских разведчиков о том, где сейчас шаман Лунег. За него все хотели взяться в первую очередь и воздать за всё, что он натворил.
Наконец мужи иссякли. Старейшины предложили гостям разделить с ними еду и питьё: дело к обеду. Те с радостью согласились и один за другим встали, разминая отсиженные ноги.
Таскув с облегчением поднялась тоже, предвкушая отдых от столь пристального внимания. И уже собралась было уйти, как вспомнила, что хотела задать Йароху один вопрос. Воин удивлённо взглянул, когда она легонько взяла его за локоть и отвела в сторону, пока мужи не начали расходиться. Он приготовился внимательно слушать, покосившись на родичей: увидят, не одобрят. Негоже жениху с невестой таиться по углам.
– Скажи, Йарох, – серьёзно на него глядя, поговорила Таскув. – Неужто нельзя было со свадьбой до осени подождать? Неужто вы в помощи роду Пор без того отказали бы?
Воин приподнял брови, верно, дивясь странности вопроса. А затем улыбнулся чуть снисходительно.
– Не отказали бы, конечно. Но это я на скорой свадьбе настоял, – неожиданно признался он. И пояснил, заметив, как вытянулось у Таскув лицо: – Понимаешь, хорошая, я воин. Как и многие, верно. Но коль скоро мы отправляемся бить зырян, я хотел бы, чтобы дома меня ждала жена. Так в сражении всегда легче, говорят. И, увидев тебя, хочу этого теперь ещё сильнее. А ещё хотел бы, чтобы ты понесла от меня ребёнка. Кто знает, вдруг погибнуть суждено? А так от меня память и наследие останется.
Таскув сильнее стиснула локоть, за который так и продолжала держать Йароха. Он оглядел её, слегка ошарашенную его откровением, и легко погладил по щеке.
– Не тревожься. Неволить и сильничать не стану.
Она встрепенулась и шагнула назад, выскальзывая из-под его руки.
– Я не тревожусь. Только… не ожидала.
Йарох развёл руками.
– У всех свои желания... Скоро увидимся.
Улыбнулся тепло напоследок и присоединился к родичам, оставив Таскув размышлять над услышанным.
Глава 17
День свадьбы выдался ветренным. Солнце светило ярко и припекало, стоило постоять под ним немного, а налетал ледяной порыв – и все тепло мгновенно улетучивалось. Таскув проснулась рано, когда ещё не отступила ночная прохлада. Пока ещё тихо в пауле, и спят те, кто сегодня устроит во дворе её избушки шумные проводы в род жениха. Она села на пороге, разглядывая потемневший ожог на одном запястьи и неуязвимый ровдужный шнурок – на другом. Нынче всё должно закончиться, и будет воля богов, встреча с Лунегом станет лишь неприятным воспоминанием.
В ожидании матери и её подруг Таскув умылась холодной водой и привела в порядок растрёпанные за ночь волосы. В голове было несказанно легко и пусто. Она смирилась со всем – теперь уж от неё ничего не зависит, как мало зависело и раньше.
Солнце поднималось над лесом, окутывая покрытые нежно-зеленой хвоей верхушки лиственниц и елей мягким золотым сиянием. Скоро послышался тихий звон, и на холм въехала установленная на широкие полозья лодка, запряжённая крепким тяжеловозом, вычищенным и украшенным лентами.
Приехала матушка и две её подруги: должна была среди них быть Евья, но Таскув наотрез отказалась, чтобы та касалась её свадебного обряда. На пиру пусть веселится, но близко не подходит.
– Как ты, доченька? – Алейха вошла в избу. А две женщины, Таюм и Рейхи, приветственно кивнув, встали чуть в стороне.
– Скорей бы уж, – улыбнулась Таскув.
Она лишь хотела чтобы всё скорее закончилось. Но мать, верно, подумает о другом. Ну, и хорошо.
Невесту принялись одевать в щедро расшитое тканой тесьмой да бисером платье и халат из тонкой шерсти, тоже богато украшенный. На ноги надели нарядные башмачки, а голову накрыли узорным платком: теперь ей до следующего лета прятать лицо от всех мужчин рода Мось. А после – от старших братьев и отца Йароха.
Послышались во дворе голоса: приехал Унху с братьями. Он сам вызвался быть защитником невесты при обряде. Таскув пыталась его отговорить: кабы глупостей не наделал, но тот уверил, что ничем всерьёз мешать не собирается, раз она всё решила. Пришлось поверить, хоть и не оставляла до конца тревога.
Закончив наряжать невесту, Таюм и Рейхи взяли её под локти и проводили до отделённого дощатой стеночкой угла избы – там жили духи невесты – их нужно поблагодарить.
Поклонившись и вознеся короткую молитву, женщины, всё так же ведя Таскув под руки, вышли на улицу. А там уже ждал и Унху с товарищами да родичами. При луке и другом оружии.
– Не выпущу! – громко рявкнул он. И на миг закралось в душу опасение: и правда ведь не выпустит – так яростно горели его глаза. Может, и в самом деле зря позволила ему в обряде участвовать?
Но Таюм и Рейхи залепетали, принялись уговаривать его пропустить невесту к жениху. Пообещали одарить оленем и доброй одеждой. Йарох не только смел, но и щедр, с лихвой воздаст тем, кто поможет его будущей жене добраться до паула Мось быстро и легко.
Унху лишь сильнее лук в руке сжал. Таскув натолкнулась на его взгляд, безмолвно прося не дурить. И он отступил, посерев лицом, сделав над собой последнее усилие. И верно лишь в этот самый миг всё, что было с ними раньше, и обряд в святилище Калтащ наконец обратились пеплом навсегда минувшего прошлого.
Алейха вынесла из избы тучан дочери, где лежали две тряпичные куклы, которых она смастерила недавно: мужская и женская. Без них не будет ладу в семье, любви и плодородия. Его уложили в лодку, а на дно её легла набок и Таскув – так прощается она с миром, где была незамужней девицей, подобно как мёртвый прощается с миром живых.
Вдруг кто-то из родичей Алейхи, которые тоже подтянулись из паула, ухватился за корму и крикнул обрядное “Не пущу!” И захотелось вдруг, чтобы им оказался тот, кого до сих пор помнило сердце. Таскув зажмурилась, радуясь, что её слёз не видно сейчас, когда она сокрыта бортами лодки, быстро утёрла их тыльной стороной ладони и замерла в ожидании.
Родичу тоже посулили оленя и нарядов, каких пожелает. Мозолистая рука отпустила корму. На козлы запрыгнул Унху и тронул поводья. Заскрипели мелкие камни под полозьями, обитыми железом. Забренчали подвески на сбруе тяжеловоза. Гости шумно погрузились в другие повозки и тронулись следом за невестой.
Каждая кочка больно отдавалась в бок, хоть на дно и постелили мягкие шкуры и одеяла. Повернув голову, Таскув то смотрела в небо, по которому, клубясь и помалу растворяясь, бежали гонимые ветром облака, то упирала взгляд в спину Унху. Ехать до паула жениха не так и долго, да тем более по тайной тропе. К вечеру доберутся.
Постепенно гости подотстали, перестали слышаться их голоса и радостный смех. Лесная чаща стала темнее и прохладнее. Унху даже накинул на плечи шерстяное одеяло.
– Ты как там? – спросил, не оборачиваясь.
И Таскув засомневалась, можно ли ей разговаривать с ним. Но решив, что ничего страшного в том, верно, нет, ответила:
– Потерплю.
Охотник дёрнул плечом и сгорбился сильнее, причмокнув тяжеловозу. Тот размеренного, но быстрого шага ничуть не изменил.
В тишине, что разрывалась лишь отдалёнными вскриками птиц, проплывали по бокам тропы острые верхушки елей. Таскув пробегала по ним глазами, почти погружаясь в дрёму, вдруг заметила, что уже как будто смеркается. Быть того не может! Едут всего ничего.
Она попыталась приподняться, но почувствовала, словно привязана. Подергала руку – и шнурок зырянского шамана впился лезвием в кожу.
– Унху, останови, – задыхаясь, выдавила она.
Рванула ворот платья, который стал вдруг тесным. А охотник и не услышал будто. Таскув снова привстала, на этот раз справившись лучше. Тронула его за ногу, до которой только и дотянулась.
– Останови! Дай, выйду подышу.
– Думаешь, пущу тебя замуж за другого? – поговорил он чужим, но знакомым голосом. – Позволю обряд провести до конца?
Тонкие и холодные пальцы вцепились в её руку. Таскув вскрикнула и рванулась назад. Рухнула на дно лодки.
Охотник обернулся, и оказался вовсе не им, а Лунегом. Шаман остановил повозку и собрался было перебраться к ней. Таскув схватилась за борт и, путаясь в подоле, перевалилась через него,спрыгнула на землю и тут же бросилась прочь. Но даже не успела углубиться в чащу, как ноги подкосились и потемнело в глазах. Смутно слыша далёкий оклик, она ничком упала в траву.
Совсем чувств не лишилась, только ощущала, как снова тянет шаман силы – не шелохнуться. Оглушительно затрещал валежник в стороне. Размытая худощавая фигура показалась из полумрака ельника. Шаман приближался, а Таскув не могла встать. Но заставила себя успокоиться, и отток сил тут же стал скуднее. Вслед за Лунегом шли вооружённые зырянские воины. Знать, отбивать её готовы в случае чего.
Совсем уняв загнанно стучащее сердце, Таскув всё же смогла сдвинуться с места, а затем и хотя бы сесть. Лунег не стремился остановить её, лишь глядел с любопытством.
– Сильная девочка, – проговорил он, встав рядом. – Пожалуй, просто питаясь тобой я и правда мог бы прожить гораздо дольше. Но мне этого недостаточно.
Он махнул своим людям, и те двинулись к ней. Прокричала птица в глубине леса. Странно – не для этого времени. И не успели ещё воины шамана схватить Таскув, как, нарастая, издалека донёсся стук копыт по укрытой сухой хвоёй земле.
Зыряне приостановились и заозирались. Лунег прислушался тоже. Пользуясь заминкой, Таскув вскочила на ноги снова и кинулась сквозь заросли елового молодняка. Кто-то побежал за ней. Шаман натянул привязь, и слабость стрелой пронзила тело. Но она продолжала продираться вглубь леса, обрывая вышивку с халата и платья. Платок уже давно потеряла.
Вскоре вырвалась из переплетения ветвей на открытую поляну и едва не попала под копыта крепконогого коня. Всадник дёрнул повод – жеребец качнулся в сторону и встал на дыбы. Таскув щучкой бросилась на землю и отползла подальше. Преследователь тоже вывалился из зарослей и встал, озираясь.
Всадник усмирил коня и бросил его в галоп ударом пятками в бока. Занёс меч и рубанул зырянина поперёк плеча. Тот лишь успел поднять клинок в попытке защититься.
Лишь когда воин снова развернулся к Таскув, она узнала в нём Йароха. Он чутко прислушался к отдаленному шуму за стеной молодой поросли и спешился. Помог подняться на ноги и вложил в ладонь повод.
– Верхом умеешь? – спросил торопливо. Она только кивнула. – Тогда езжай по тропе в паул. По дороге тебя встретят воины и проводят. Я нагоню. Зыряне уже отступают.
Таскув, оперевшись на его руки, запрыгнула в седло и, позабыв остатки страха перед лошадьми, пустила коня вскачь к тропе. Там всё так же стояла брошенная повозка. И на миг Таскув задумалась, управлял ей всё-таки Унху или Лунег? Если шаман, то она должна была его почуять. Почему тогда ошиблась – снова морок?
Ни на миг не приостанавливая жеребца, она пронеслась по дороге, и скоро к ней с двух сторон выехали другие всадники, на таких же невысоких, но сильных лошадях. Они молча последовали за ней и так проводили до паула Мось.
После один из воинов выехал вперёд и повёл всех дальше. Остановился он почти в серёдке паула у одной из десятков изб. Спешился сам и помог Таскув.
Ноги дрожали от напряжения и пережитого испуга. Она несколько мгновений стояла, вцепившись в рукава вогула, а тот молча ждал, пока отдышится.
– Это дом Йароха, – проговорил он наконец, кивая на избу.
Оттуда доносился шум голосов, и вскоре с заднего двора начали выходить люди. Вперёд всех выбежала мать и кинулась к Таскув.
– Мы приехали, а вас с Унху нет! – она обхватила ладонями щёки дочери. – Где вы запропастились?
Таскув глянула на своего провожатого.
– Унху перед обрядом рассказал Йароху, что Таскув уже похищал зырянский шаман и предупредил, что он может сделать это снова. Тогда Йарох и решил на всякий случай отправиться навстречу невесте с другими воинами паула. И вдоль дороги дозор отправил.
