Текст книги "Добыча хищника (СИ)"
Автор книги: Елена Романова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)
Глава 8
Разумеется, я выслушала, насколько я глупа, а мое поведение наивно, и что ради прихоти я поставила под удар все, над чем трудились выдающиеся ученые. И, разумеется, я должна пойти к пленнику снова… а потом снова и снова… и еще пару раз. Я могла там даже поселиться, прерываясь лишь на еду. Сон такой отвратительной девчонке, как я, не полагался вовсе, конечно.
– Ну ты и дала жару, – подмигнул мне Воробей, когда они с Крыловым в полном защитном облачении прошли в ловушку, чтобы проверить работу источников.
– Это не смешно! – продолжил нудить Суханов, но уже не зло, а как-то обиженно: – Элеонора, мы дадим вам список вопросов, и вы зададите их объекту. Это очень важно для того, чтобы мы смогли работать дальше.
Конечно, я согласилась.
Еще и потому что первый шок от разговора с чужаком прошел, оставляя острое недовольство. Просмотрев запись и увидев себя со стороны, я поняла, как сглупила. А еще я увидела худую, растрепанную девушку с изнеможенным лицом и большими напуганными глазами – такой я едва себя узнавала.
Когда Крылов и Воробей закончили, я должна была снова войти в ловушку. В подобной спешке был резон – мы все были в большой опасности из-за чужака, который меня преследовал. Кто знает, где этот мерзавец находится сейчас? И не пытается ли он в этот самый момент прорваться сквозь линии света?
Затянув тугой хвост на макушке и умыв лицо ледяной водой, я вновь оказалась перед пленником. Вновь уселась на пол, держа перед собой планшет с подготовленными вопросами. На экран также выводились данные объекта: температура, уровень физических реакций на свет, шкала «боли», мощность излучения.
– Ты не против продолжить? – кашлянув, спросила я.
«Нельзя задавать объекту вопрос так, чтобы у него была возможность дать нежелательный ответ», – еще пару минут назад наставлял меня Галоян.
Черт…
Взглянув на пленника, я поняла, что разговаривать он не хочет.
Даже смотреть на меня.
Глаза у него неестественно яркие, желто-карие, как янтарь, но он прячет их специально. Черные влажные от пота волосы вновь упали на его лицо.
Ладно… я должна просто спросить…
– Скажи, пожалуйста, вы прибыли из космоса?
Не реагирует.
Мое тайное оружие все еще при мне – я молча достаю четки.
– Вы прибыли на каком-то летательном аппарате?
Ни-че-го.
– Это ваше первое прибытие на Землю?
Пришлось положить планшет на колени. Обернув четки вокруг ладони, я начала перебирать черные бусины. Кисточка покачивалась у моего запястья. Двадцать зерен – двадцать молитв.
– Это орудие пыток?
Против воли по моим губам проскользнула улыбка – пленник всегда начинал разговор неожиданно. Но, тем не менее, он не поднял головы. Это знак протеста? Или он просто устал?
– Тебе больно? – этот вопрос не по протоколу, черт возьми.
Я вдруг слышу смех – тихий, грудной, немного безумный.
– Да, – пленник медленно поднимает голову: – а что? Тебе меня жаль?
Он не смахивает волосы, а смотрит сквозь них – глаза невероятно сверкают. Я вижу, как шевелятся его губы и изгибаются в циничной усмешке.
Его вид на секунду выбивает меня из колеи.
– Нет, – сглатываю. – Не жаль.
– Что тебе от меня нужно?
Кажется, мы подошли к главному.
– Понять, кто ты.
Вот сейчас все во мне дрожит, потому что взгляд этого существа принимает то самое выражение, какое я уже видела. Бусины в моей руке замолкают. Улыбка пленника становится шире.
– А ты не хочешь понять, кто ты, дурочка?
– Я Эля Черникова…
– Ты творение таких, как я. Создана для таких, как я. Принять скихр – твое предназначение.
В шее заныло. Я вдруг поняла, что каждая мышца в моем теле звенит от напряжения. Я с трудом сделала глоток воздуха и выпалила:
– Только не говори, что вы создали нашу цивилизацию!
– А ты веришь в божественное сотворение или теорию эволюции?
– Ты… ты лжешь!
В ответ усмешка.
А меня сковывает лед, забирается под кожу, толкается в жилах и, наконец, пронзает трепещущее в агонии сердце.
– Это не первая ратхату, – пленник продолжает меня ранить: – Вы потребляете больше ресурсов, чем производит ваша планета. Время пришло.
Меня снова пронзает дрожь – не могу понять, что так сильно меня пугает. Возможно, то, что я совершенно не чувствую ложь в его словах. И даже больше – он слишком честен.
– Что такое ратхату?
– Это нельзя перевести, дуреха. Пусть будет: «Великая охота».
– Это можно… – какой глупый вопрос: – … как-то изменить?
– Нет.
– Вы не можете…– рычу сквозь зубы, – не имеете права!
– Все еще пытаешься мерить это своей земной моралью? – он протянул это легко, со смехом. – Прими это. Твоя боль лишь обратная сторона нашего ирахора, – и далее он пояснил любезно: – Ирахор значит выбор, если примитивно.
– И вы выбираете причинять нам боль?
– Это ваше предназначение.
Я вскочила на ноги и отвернулась. Пару минут я просто дышала раскрытыми губами.
– За мной идет один из вас, – с моих губ срывается то, что я не должна говорить, – он убил мою сестру, мать и отца. Он жаждет моей крови. Он… издевался надо мной и мучил мою сестру перед смертью. Это ваш выбор? Это ты называешь нашим предназначением? Если вы создали нас, должна же быть в вас хоть капля сострадания? Хоть что-то?
– Ты знаешь имя того, кто идет за тобой?
– Нет.
– Ты перестанешь быть ему нужной, если я заберу тебя.
Рука слабеет, я едва не теряю четки.
Сердце бьет очень сильно.
Индикатор на планшете вдруг становится красным, а это значит, что температура тела пленника изменилась. Он реагирует на меня. Очень сильно.
В его руках моя смерть могла бы быть другой, верно?
О, черт… о чем я только думаю?
Вытираю нос рукавом и шмыгаю.
– Мне нужен перерыв, – это все, что я могу из себя выдавить.
Холодная тягучая водка бьет в донышко стакана.
Не могу сказать, что я любитель крепких напитков – нет. Но именно сейчас, в переливах стекла, сквозь алкоголь, мне видятся искорки света. Опрокидываю в себя содержимое стакана, а затем долго кашляю.
Нет, это не то, что можно подумать – я не бежала от проблем. Я не пыталась забыться или притупить собственные чувства. Я просто не хотела ударить лицом в грязь, когда Константин усадил меня в кресло и спросил в лоб: «Выпьешь со мной?»
Если честно, я не видела причин отказываться. Вспомнила, как он поднял меня на ноги, когда я сползла по стене, едва выскочив из ловушки. Он взял меня за руку и повел за собой, не давая никому ко мне приблизиться. Казалось, если бы я заартачилась, он бы просто перекинул меня через плечо.
И вот мы сидим в кабинете совершенно не так, как предполагают отношения между нами.
– Даже не представляешь, как долго я хотел это услышать…
Я вдруг нахожу его сидящим на диване. Ну… он почти сидит. Откинулся на спинку. Его голова запрокинута, в зубах торчит сигарета, которая беспрестанно дымит в потолок.
– Что кто-то хочет выпить с вами?
Его кадык дернулся – смеется, что ли?
– Два года назад метку получила моя сестра, – Суров умеет разговаривать, не выпуская сигарету, а я только и могу думать о том, что красный огонек сейчас осыплется пеплом прямо на его лицо: – и я тоже хотел знать, почему. Мне нужна была причина, и я услышал.
Я сжала в руках пустой стакан, приходя в ужас от этих откровений. Но, вместе с тем, мне вдруг стало спокойнее. Константин прошел через такую же боль, что и я. У него тоже была сестра, которую он потерял.
Какое-то время мы молчим.
– У меня приказ, – голос Сурова слышится мне грохотом стальных пластин. – Если произойдет вторжение, я буду вынужден эвакуировать ученых. Тебя… – и он, наконец, убирает сигарету от лица, – нет.
Меня нет.
Я останусь здесь, потому что обречена.
Суров и так многим из-за меня рискнул.
А я совершенно не умею держать язык за зубами.
В желудке становится горячо. Я почти ничего не ела, и теперь быстро пьянею.
Константин отрывает голову от подголовника, и с его губ срывается: «Я этого не хочу».
Его терзают внутренние демоны. Очевидно, он сильно ранен. В его душе такая брешь, что он едва дышит.
– Мне жаль, что я напомнила вам о сестре.
– Я не хочу снова стоять перед выбором.
Может, в моем случае это и не потребуется?
– Он сказал, что чужак, который меня преследует, потеряет интерес, если…
– Эля, ты же не хочешь, чтобы он поставил на тебя метку? – мое осторожное предложение так злит Константина, что сталь в его голосе начинает скрежетать: – Девушки, получившие этот скихр, живут не дольше суток. Эта дрянь под их кожей начинает медленно их менять.
Наверное, в его словах был здравый смысл, но только не в том случае, когда метка являлась последним шансом. Я не желала умирать от рук чудовища, изнасиловавшего и убившего мою сестру.
– Когда военные прибыли в резервацию за Гелей, – сквозь зубы процедила я, и снова стало невыносимо холодно в груди, – я думала, что они увезут ее в защищенное место. Я хотела, чтобы они ее спасли, но они сказали отцу попрощаться. Они сказали это так, что я сразу все поняла. Они увозили ее не для того, чтобы спасти…
Пожалуй, Суров не находил в себе сил посмотреть мне в глаза.
– Сначала мы пытались, – лишь тихо и уязвленно прошептал он. – Но это всегда оборачивалось лишь еще большим количеством жертв.
Он поморщился, будто даже воспоминания приносили ему боль.
Через какую мясорубку он прошел?
И почему со мной у него все вышло по-другому?
– Пока на тебе нет метки, есть шанс, – он произнес это твердо: – Не думай потерять его, доверившись этому существу. Я сделаю все, чтобы ты осталась жива.
А ведь за все время, что я здесь, я ни разу не поблагодарила его. С моих губ слетает невесомое «спасибо», и лицо Сурова проясняется.
Глава 9
– Слушай, – затянул Воробей, присаживаясь рядом со мной в тот самый момент, когда я дошла до полного отчаяния. – Это у тебя тактика такая?
Я подняла голову, уставившись на него со скепсисом.
Дело в том, что после общего собрания, на котором мою «тактику» смешали с дерьмом, я пыталась собраться с мыслями перед очередным «свиданием» с плененным чужаком. Суров предпочитал не вмешиваться, когда доходило до психотерапевтической коррекции, с помощью которой Галоян пытался разузнать секреты внеземной цивилизации, и поэтому с легкостью оставил меня в самом эпицентре урагана. Если коротко, то орали все: даже интеллигентный Севастьянов пару раз упомянул «чью-то мать». Наблюдая за всем этим, я не была уверена, что здесь вообще стоит говорить о тактике. Скорее, следовало бежать, сломя голову с криками: «Спасите!»
Именно так я и хотела бы поступить, но…
… боюсь, именно я и ставила всех в опасность.
– Сейчас мы рискуем абсолютно всем, – с умным видом вещал на собрании Крылов. – Но, если мы стоим на пороге открытия в квантовой физике, объясняющего перемещение сквозь пространство, я готов даже умереть. Черт возьми, я хочу знать, как они сюда прибыли!
– А я не готов пожертвовать жизнью, – мрачно заметил Воробей, погрузив пальцы в густые волосы на затылке.
– Медицина, технологии, знания о вселенной – они могут дать нам все, – начал Суханов, но был прерван жесткой репликой Севастьянова.
– Если захотят. А пока они желают нас уничтожить. Эта их называемая ратхату… не значит ли этот термин, что истребление – это лишь часть их ритуала. Он назвал это «великой охотой».
– И, тем не менее, он контактен. Вы не станете отрицать, – заметил Галоян, который отличался «холодной головой» и тем самым наводил на всех зловещий ужас: – Мы должны работать, пока есть возможность, и, как минимум, забыть о перерывах.
Последняя фраза предназначалась, кажется, мне. Была бы возможность, Давид использовал бы меня не только, как приманку, но и как затравку для ловли на живца. Разве не понятно, он одержим своими исследованиями.
И вот теперь я сижу под дверью, подтянув колени к груди, и пытаюсь протолкнуть кислород в легкие.
Это не так-то просто, если честно.
Каждый раз я вспоминаю крики сестры. Почему это просто нельзя стереть из памяти?
– Твой планшет, – улыбка у Воробей искренняя и полна сочувствия, – можешь звать меня Артем, – он потряс в рукопожатии мою слабую руку: – Чем будешь удивлять в этот раз?
Тем, что грохнусь в обморок?
У меня не осталось сил даже на улыбку.
– Посмотри туда, – Артем указал на говорящих поодаль Сурова и Суханова. – Не сошлись во мнениях, кажется. Тебе нечего переживать, этот мужик не даст тебя в обиду.
Удивительно, но Суров и правда суров. Этот каламбур с его фамилией, наконец, вынуждает горькую улыбку скользнуть по моим губам. Он выглядит таким уверенным, волевым и сильным. А еще он резок и серьезен. Под его натиском Суханов лишь напряженно молчит и скупо кивает.
– Элеонора! – он, наконец, замечает меня: – Нулевая готовность!
Меня затапливает страх.
Сколько бы раз не заходила в ловушку – привыкнуть к такому сложно.
Артем легонько толкает меня в плечо.
– Никто до тебя такого не делал, представь?
Обо мне сложат легенды, ага.
Очередная встреча грозит превратить меня в неврастеника.
– Тайм-аут, ребята! – можно быть супергероем без слабостей, но я предпочитаю просто довериться громкому выкрику Сергея, который садится напротив меня на корточки и немного морщится: – Эля, ты выпила?
Артем едва сдерживает понимающую улыбку.
– Мне очень страшно.
Сергей наблюдает за мной так внимательно, как может только врач. В нем есть эта снисходительная надменность, сопровождающая многих хороших медиков, умеющих биться за пациента.
– Он чем тебя напоил? Руки бы ему оторвать, – он тоже улыбается.
Заговор у них, а?
Я прячу глаза.
– Я просто не хочу туда идти.
– Понимаю.
– Я больше не знаю, о чем с ним говорить.
Знаю, на самом деле. Но Суров запретил об этом даже думать.
Я вдруг встречаюсь с ним взглядом – Константин напряжен, желваки на его щеках ходят ходуном, глаза слегка прищурены. Мне становится горячо. Где-то внутри. И, наверно, поэтому я спущусь даже в самый ад. Этот человек верит в меня. Он рассчитывает, что я смогу. Смогу приручить зло, покалечившее столько жизней, и даже его собственную.
Ловушка встречает меня ярким светом и звенящей тишиной.
Не могу сказать, что меня это не устраивает. Было бы неплохо посидеть молча, полностью игнорируя мужчину напротив.
Я нехотя бросила на него взгляд – почему он раздет, в конце концов?
– Ты можешь принимать любую форму? – я снова сажусь на пол.
Учитывая обстоятельства это выглядит мило, будто я пришла на пижамную вечеринку. Сижу, как дура, в комбинезоне и кедах, положив планшет на колени. Растрепанная, небось, и жутко нервная.
В этот раз пленник наблюдает за мной, отбросив всякие прелюдии с четками. Кажется, все это время он меня ждал и единственное, о чем он думал, глядя на меня – как поскорее меня сожрать.
– На тебе сейчас нет одежды…
Он медленно смотрит вниз (на сколько позволяют обручи света).
– Немного проблематично сейчас выглядеть с иголочки, не находишь? – иронизирует.
– Ты ведешь себя, как человек.
– А как я должен себя вести?
– Как долбанный пришелец.
Улыбка у него тошнотворно идеальная. Вот просто мечта стоматолога.
Он же не пытается меня очаровать? В самом деле, у меня иммунитет против этих штучек.
– Среди вас есть женщины? – похоже, вопросы рождаются в моей голове рандомно.
– Нет.
– Только мужчины?
– Нет.
– Хочешь меня запутать?
– Нет, – пленник, пожалуй, изучает меня не меньше, чем его изучает команда самых лучших ученых.
Может, у этой внеземной расы действительно нет пола и гендера?
– У вас есть свой язык?
– Да.
Эта «нет-нет-нет-да» немного меня подбешивает.
Бьюсь об заклад, если бы на моем месте был Галоян, он бы точно знал, о чем спросить, чтобы спасти от инопланетных захватчиков нашу драгоценную Землю.
– Если вы нас создали, почему среди нас есть и мужчины, и женщины?
– Для воспроизводства. Мы обеспечили выживаемость вашей расы.
– После этого вы ни разу не посещали Землю?
– Я был здесь много раз.
Пленник снисходительно делился информацией. Даже смешно… И меня это злило. Злило настолько, что я не сдержала иронии.
– Чупакабра действительно существует?
– Нет.
– А зеленые пришельцы?
– Нет.
– А космические корабли в форме тарелки?
– Нет.
– Круги на полях ваших рук дело?
– Нет.
– А пирамиды?
– Нет, – и его голос становится низким, вибрирующим.
Я вижу, как меняется его взгляд. В нем закручивается вихрь. Под моими пальцами мигает экран планшета – все маркеры стремительно ползут вверх. Температура его тела поднимается до тридцати трех градусов из почти обыденных пятнадцати.
– А Каштымский карлик?
– Нет.
Его взгляд такой острый, опасный и… Меня заполняет дрожь от того, что я в нем вижу – маниакальная жажда.
– А Стоунхендж? – я облизываю пересохшие от волнения губы.
– Нет.
Мы замолкаем.
Возможно, чужаки и правда как-то ментально воздействуют на нас, потому что я не могу отвести глаз от его лица.
Мы просто заняты тем, что смотрим друг на друга. В этом гораздо больше смысла… сейчас это и есть смысл.
Экран планшета мигает – тридцать девять градусов.
– К-как т-ты себя чувствуешь? – выдавливаю, смаргивая наваждение.
– Отвратительно.
– Твои показатели зашкаливают.
– Бывает.
Он не собирался жаловаться.
Ему больно – он терпит.
– Хочешь, чтобы я ушла? – вскидываю ресницы.
– Нет.
Мне трудно понять, что именно я испытываю. Он слишком похож на человека… чертов притворщик!
– Если бы я позволила поставить скихр… – говорю я тихо и в сторону, будто это способно оправдать мою глупость и самонадеянность, – ты бы все-равно убил меня?
– Да.
– Безболезненно?
– Нет.
«Да-нет-нет-да»…
– Почему вы даете девушке, которую помечаете, только сутки?
– Ждать дольше нет смысла. К этому времени она полностью готова.
– Если бы я согласилась, ты дал бы мне больше времени?
– Нет.
Константин был прав. Мне не на что рассчитывать.
И все-равно, в глубине души я знала – я сделаю все, чтобы не достаться убийце моей семьи. Пусть даже мне придется умереть.
Сорок три градуса…
Неожиданно над нами включились красные лампы, на планшете вспыхнула табличка: «Внимание. Рентгеновское излучение».
Глава 10
Я чувствовала себя неуютно.
Между мною и другими людьми будто прочертили черту. Куда бы я ни шла, они смотрели: искоса, исподволь, скрытно. На мне была незримая метка обреченной, но я все еще оставалась волшебным ключиком от потайной дверцы, спрятанной за холстом в коморке папы Карло.
…хм…
– Не помешаю? – блуждая по коридорам, я в конце концов оказалась у стола профессора Севастьянова.
Он остановил работу, поднял очки на лоб и улыбнулся.
– Конечно, нет, Эля.
Он указал кивком на стул рядом.
Я вытащила руки из карманов, села, постукивая холодными пальцами по коленям.
– Мне придется продолжить?
С губ Севастьянова сбежала улыбка.
– К сожалению. Как только объект придет в норму, – Алексей Станиславович снова надел очки и уставился в экран ноутбука: – Ты прекрасно справляешься.
Ложь.
– Вам удалось использовать то, что он сказал?
Севастьянов дернул уголком губ – практической пользы от наших с пришельцем встреч не было никакой.
– Я не могу понять, – нахмурился профессор, – что значит для него Халар? Это не божество, но именно оно диктует и во многом определяет его поведение. Какой смысл несет в себе ратхату? Если они даруют нам смерть, возможно, они считают, что тем самым несут благо. Возможно, они мыслят категориями совершенно иного толка, Эля. Управляя судьбами многих галактик, они не видят ценности в конкретном человеке или даже целой цивилизации.
«А если бы они увидели эту ценность?» – пронеслось в моей голове.
Пока объект медленно обжаривался – до золотистой корочки, надеюсь – я вышла в коридор, чтобы скрыться с глаз работников лаборатории. Мне хотелось побыть одной. Мне было тяжело признать, что во мне пробуждалась жалость к пленнику. Пока еще крупица жалости, но она мешала мне так же сильно, как и горошина, подложенная под сотни перин. Учитывая все, что я пережила, я должна была испытывать к чужаку только ненависть.
Он – настоящий притворщик. Севастьянов прав, это существо обманывает своей человечностью также, как глубоководный удильщик обманывает наивных жертв волшебным светом в толще морских глубин.
– Элеонора! – немного взвинченный Галоян распахнул дверь, нашел меня горящим взором: – Прошу вас, нам нужно продолжать!
Он был раздражен тем, что я имела наглость сама определять тематику бесед с объектом.
Давид вновь всучил мне планшет.
– Я скорректировал вопросы. Добейтесь от него ответов, Элеонора.
Я зашагала вслед за ним, чувствуя глухое, тихое раздражение. Да, я делала все недостаточно хорошо. Непрофессионально, одним словом. Но, черт возьми, вести себя иначе – это обман!
Лампа над тяжелыми дверьми погасла – в ловушке было безопасно.
– Сейчас ее присутствие там неуместно, – буркнул Крылов, когда я уже готовилась переступить порог.
– Он выдерживал и большее, – не согласился Суханов. – И не забывайте, что у нас мало времени.
С каких пор я стала лишь частью эксперимента? Возможно, с тех самых, как выяснилось, что у меня нет будущего. Для Суханова и Галояна я просто расходный материал?
Когда я вошла в ловушку, то осознала правоту Крылова. Пленник был, мягко говоря, не в форме. Он вынужден терпеть постоянную боль: его кожа покрылась чудовищными ожогами. Это было зрелище, готовое пробудить отвращение и ужас даже у бывалого садиста, не говоря уже о юной девушке. Подавив приступ тошноты, я сделала несколько неуверенных шагов навстречу.
– Эй? – и поняла: да, мне нестерпимо жаль его. – Ты в порядке?
Это осознание обрушилось на меня, словно лавина.
– Нет.
И облегчение. Сердце забилось ровнее, внутри улеглась странная тревога.
Я медленно уселась на пол: ноги скрещены, планшет в руках.
– Просто температура твоего тела… – хотела объяснить учиненную над ним пытку.
– Я в курсе, – сквозь стиснутые зубы. – Тебе что надо в этот раз?
В ответ я могла бы соврать. Даже порывалась, но…
– У меня есть вопросы, которые я должна задать. Это очень важно.
– Валяй.
Он все еще не поднял головы. Ума не приложу, как он все это терпит: и меня, и свет, и боль.
– Нас интересует, каким образом вы перемещаетесь сквозь пространство.
– Банально, – прорычал он. – Все, что ты хочешь знать: как именно меня убить, не так ли?
Вдоль моего позвоночника проскользнул неприятный импульс.
– А ты скажешь?
– Моя смерть – часть моего ирахора. Только так.
– Часть твоего выбора?
– Да.
– То есть, ты умрешь, когда сам этого захочешь?
– Схватываешь на лету, – его голос напитан грубой язвительностью. – Что-то еще?
– Да. Здесь еще много вопросов…
– Таких же тупых?
– Ну… – запнулась, вглядываясь в перечень в планшете. – Да.
Наконец, меня пронзили яркие янтарные глаза пленника. В них плескалось любопытство и толика одобрения.
– А что хочешь знать ты, Эля?
Он впервые назвал меня по имени, и мое сердце вновь дернула тревога.
– Я… – даже стыдно признаться, – хочу знать, сможешь ли ты понять ценность людей?
– Интересно. И зачем мне это?
– Чтобы прекратить истреблять нас.
– Вот оно что. И в чем ваша ценность? – он слегка склонил голову вбок, внимательно за мной наблюдая: – В том, чтобы развязывать войны и убивать друг друга? В том, чтобы вырождаться и уничтожать собственную планету?
В ответ на его слова во мне всколыхнулось возмущение. Да что он может знать о нас?
– Мы сделали столько всего прекрасного… Собор Парижской богоматери, Тадж-Махал… Мона Лиза, Девятый вал, Рождение Венеры… Анна Каренина, Война и мир… Неужели ты не видишь в нас иной ценности, кроме как стать частью Халара, о котором мы ничего не знаем?
Между нами пролегла пропасть. Она раскололась столь внушительно громко, что я, наверное, оглохла. Лишь взгляд – по-прежнему острый – резал меня до крови.
– Хочешь знать, – голос пленника был приторно-мягким, но в нем дрожало нетерпение, – кто такой Халар?
– Да.
– Ты узнаешь об этом очень скоро.
Меня обдало ледяным крошевом, ударило наотмашь, исцарапало. Чудовищный страх смерти снова вернулся.
Губы пленника изогнулись в усмешке:
– Тот, кто идет за тобой, уже здесь.
Дрожь зародилась где-то в животе и стремительно расползлась по телу, на языке защипала неприятная горечь.
Мы смотрели друг на друга непозволительно долго – глаза в глаза.
Я не искала у него никакого сочувствия. Он – убийца.
– Желаю удачи, Эля.
Мое время вышло.
Последние пять лет – бегство. Бесконечный страх.
– Помоги мне, – это сорвалось с языка само собой, больше от отчаяния, нежели в надежде, что он согласится.
– Освободи меня.
Вся кровь бросилась мне в лицо.
– И ты… ты поставишь метку?
– Это мы уже обсуждали. Как и то, что случится после.
Я с удивлением осознала, что все доводы разума прошли мимо, и единственное, что я хочу – сказать «да!»
Разве есть для меня более удобный путь к смерти? Неужели правильнее просить о таком одолжении Константина или Сергея, на всю жизнь закрепляя за ними клеймо убийцы?
Я стиснула в кулаках ткань защитного костюма, но не успела и рта раскрыть – за спиной раздался оклик профессора Севастьянова. Алексей Станиславович не ждал, пока я встану, а бесцеремонно схватил за плечо, поднял на ноги и потащил к выходу.
