Текст книги "Добыча хищника (СИ)"
Автор книги: Елена Романова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)
Глава 25
Я с гневом бросила куртку на стул, будто она была повинна во всех моих бедах, и уселась на свою кровать, от чего пружины прогнулись с неприятным скрипом.
Рудова, которая спала на соседней койке, заложив за голову руки, и храпела, как батальон солдат, вскинулась. Храп застрял у нее в горле.
Она спустила ноги на пол, почесала коротко стриженный затылок. На ее губах расцвела лукавая улыбка.
– Неужели уже утро, – щуря глаза, произнесла она сиплым ото сна голосом, – я прилегла всего на пару минут. Гм… как дела, Эля? Все в норме?
– Да.
– А вид у тебя…
Представляю, как я выгляжу в ее глазах: прокушенная губа, растрепанные волосы. На мне слишком отчетливо видно его клеймо.
– Он тебя… – она сдержала бранное слово, понимая, наверняка, что я чертовски уязвлена, – не травмировал?
– Все в порядке, – смущенно потерла я шею. – Все уже знают?
– Ну-у… такое шило в мешке не утаить. На военных машинах стоят системы отслеживания. По ним тебя нашли. А там… – она поднялась, похлопывая себя по щекам. – Шилов сразу куда-то сорвался, – и пожала плечами: – Не бери в голову. Пошли позавтракаем?
Ее безмятежность подействовала на меня лучше, чем любое успокоительное.
Усадив меня за стол, она разбудила дежурных, и вскоре на кухне забурлил чайник и послышался звон ножей.
– Я просматривала твои анализы… – сказала Инна. – То, что с тобой происходит, я не могу объяснить.
– А что со мной происходит?
– Он убрал метку, но… Знаешь, – она указала кивком на соседний стол, – видишь, четыре ножки? Если убрать одну из них, он так и будет стоять, верно? Но на трех ногах он будет неполноценным, – она понизила голос до шепота: – Я всего лишь хирург, Эля, но… мы, люди, будто те столы на трех ножках… Когда твой чужак поставил метку, он будто дополнил то, что должно было быть заложено в тебе природой.
– А теперь я снова треногий стол, – хмыкнула я.
– У тебя гормоны не в порядке, выраженная анемия, нехватка витаминов, повышены лейкоциты… милая, может, скихр и дар смерти, но перед смертью он способен исцелить даже смертельно больных. Эта метка что-то вроде божественной амброзии.
Я нахмурилась. Почему я не могу умереть счастливой и желательно во сне? Без всего этого…
Насытившись кашей, мы вышли на плац, где, едва коснувшись золотыми лучами земли, проснулось солнце. Рудова закурила, а я села рядом с ней, наблюдая, как расходятся облака, являя миру новый день.
Ночью я сказала Таю в сердцах, чтобы он оставил меня в покое. Хочу ли я этого на самом деле? Смогу ли я расстаться с ним после того, что между нами было?
– Я… люблю его, – вдруг сказала я Рудовой, и ее рука с зажатой сигаретой замерла на полпути ко рту. – Что с этим делать?
Она закусила сигарету, переместила в уголок губ и сделала несколько мощных затяжек:
– Может, просто сказать ему об этом?
– Сказать?
– Вы переспали, деточка. И он был осторожен… – она печально улыбнулась, бросая взгляд на мои искусанные губы: – как думаешь, почему?
Раньше я могла обсуждать парней только с Гелей. Сестра считала меня натурой слишком увлекающейся и несерьезной, и всегда оставалась островком рассудительности. И мне чертовски этого не хватало.
– Я ничего не смыслю в психологии, – выдувая вверх струю дыма, оскалилась Рудова: – Но похоже он на тебе свихнулся.
Не успела я ответить, небо пронзил звук приближающегося вертолета.
Мы с Инной с интересом наблюдали за посадкой, а затем и за тем, как из кабины выпрыгивает Шилов. Он на секунду замирает у дверцы, несмотря на то, что лопасти еще слабо вертятся. На плечо Петра опирается рука – я вижу, как выгружают Сурова.
Сердце у меня замирает.
Не знаю даже, что чувствую, но память услужливо подбрасывает мне картинки: этот мужчина держит меня за руку, гладит по волосам, не отходит от моей постели, «я люблю ее», – горячо, но нежно шепчут его губы.
Меня словно ошпаривают кипящим маслом.
Впервые при виде этого человека я хочу бежать на край света. Скукоживаюсь на ступенях лестницы, где мы сидим, желая растаять, как снежинка.
Он идет самостоятельно – неужели он сотворен из стали?
Его растерзанная рука пронизана спицами.
Это буквально оживший Алекс Мерфи[1], пришедший за возмездием.
Инна срывается с места, чтобы помочь ему, а я сижу, словно истукан, прикрученный к полу задницей. У меня нет сил даже взглянуть на него.
– Какого хрена ты делаешь, товарищ-подполковник? – без обиняков орет Рудова, подставляя ему плечо.
Константин идет ко входу – а я, как дура, сижу у него на пути.
Конечно, я не рассчитываю на то, что он по-джентельменски перемахнет сверху и растворится в тумане, чтобы не смущать меня. Суров вовсе не такой терпеливый, чтобы ждать, когда я оттаю.
Он прет, как танк.
Меня замораживает его ледяной взгляд.
Он останавливается передо мной. Вернее, вся процессия останавливается.
Я опускаю руки, цепляясь пальцами за выступы ступеней, будто меня сейчас снесет ураганный ветер.
– Привет, Эля.
Ох, твою ж…
Я сглатываю – этот выдержанный тон лишает меня всякой опоры.
Заглядываю в его серые глаза и проваливаюсь в них, словно в болото. Он все знает!
– Доброе утро, товарищ-по…
Он коротко улыбается, и меня так сильно бьет в сердце, что я осекаюсь.
Он не винит меня… Он…
Константин шагает по ступеням, обходя меня, будто царевну. Он кладет здоровую ладонь мне на макушку и слегка ерошит волосы:
– Кажется, пора объявить всеобщий сбор, – говорит непринужденно, направляясь к двери: – Без меня все чертовски расслабились.
Я поворачиваюсь вслед за ним и долго смотрю на дверь, которая уже давно закрылась за ними.
Меня терзает такая боль, что хочется забыться.
Этот мужчина слишком стойкий и несгибаемый для обычного человека. Судьба раз за разом бьет его, а он не отступает. Я хотела бы быть такой же сильной… если бы могла…
Но трусиха-Эля желала забыться на груди Тайгета Касара, не думая ни о чем плохом. Галоян был прав, я бежала от реальности. Суров стал тем молотом реальности, который разбил стеклянный купол, возведенный вокруг меня. Мощные челюсти глубоководного удильщика уже переломили мне хребет, а я и не заметила?
Когда я вернулась в лабораторию, вся команда была уже в сборе, и я ощутила, что Суров был заводным ключиком всего этого механизма, потому что здесь вновь все пришло в движение.
Смущенно, а иной раз и укорительно приветствуя меня, все что-то бурно обсуждали, и я поняла, что Шилов добился серьезного финансирования, а еще участия в проекте именитых звезд мировой науки.
Они уже знали обо всем на свете: что Тай убил одного из своих, что были уничтожены несколько военных баз и резерваций, что человечество вымирает…
Они курили, сидя на столах в совещательной комнате, болтали ногами, спорили – был ли это свет в конце тоннеля, или появление Сурова ставило все с ног на голову?
– Пойдем? – он оказался около меня в тот самый момент, когда я попробовала незаметно улизнуть в свою комнату, чтобы в одиночестве прочувствовать себя самым последним дерьмом на планете. – Поговорим, Эля?
Нет-нет, только не это.
Не хочу!
– Ладно, – пожав плечами, согласилась я. – Это, наверно, очень больно?
– Это? – он проследил за моим взглядом, брошенным на железяки вокруг его опухшей, истерзанной руки: – Это – нет.
– Вам разве не положен больничный?
– Ага, и хренов соцпакет.
Он указал мне на дверь, и вскоре мы оказались в коридоре. Один на один. И пошли бесцельно, будто прогуливаясь.
– Что собираешься делать? – вдруг спросил он то, чего еще никто у меня не спрашивал.
– Сегодня?
– В принципе.
Он говорил со мной ласково, но так, что ясно – я теперь уже девочка взрослая.
– Ты подумай, – терпеливо: – Время есть.
Я снова сглотнула. Сердце у меня стучало так тревожно, будто мне предстояло прыгнуть с парашютом.
– Попробую спасти человечество? – сказала я пафосную чушь, пожала плечами и сконфуженно увела взгляд.
– Только не говори, что ты женщина-кошка и ночами бегаешь в латексе, – на его губах снова возникла успокаивающая мягкая усмешка: – Спасать мир не такая легкая работа.
Ему ли не знать?
Я вскинула взгляд, и мы смотрели друг на друга, словно два дурака, столкнувшиеся лбами.
– И с чего ты хочешь начать? – спросил он. – Ты всегда выдумывала что-то неординарное.
Что-то типа секса с пришельцем?
Облокотившись спиной на стену, я тихо рассмеялась и почесала затылок:
– Да уж, в этом я мастер.
– Просто следуй своему сердцу.
Улыбка тотчас сбежала с моих губ.
– Оно не может ошибаться, Эля. Просто слушай его, даже, если ты окончательно запуталась, – он коснулся пальцем моей груди, а затем щелкнул меня по носу: – Все в порядке. Не цепеней так, глядя на меня.
– Я… не…
– Между нами все, как и прежде.
Кивнула.
– Иди спать, Черникова, – он отошел на два шага, давая мне простор. – Если понадобишься, разбудим.
Я снова хотела сказать ему спасибо.
Это слово почти сорвалось с языка, когда Суров резко направился обратно в лабораторию.
Если кому-то и суждено спасти мир, то только ему.
[1] Имя офицера полиции, который стал Робокопом. К/ф Робокоп, 1987г.
Глава 26
Перед тем, как состоялась очередная моя встреча с Тайгетом Касаром, Шилов собрал членов проекта в конференц-зале. Правда, на этот раз состав был усеченным. По моей просьбе.
Прежде, чем полковник плюхнулся на стул, а Галоян принялся педантично листать ежедневник, я сказала:
– Я все еще на вашей стороне.
Шилов прочистил горло, мельком взглянул на Галояна и обратился ко мне:
– Поясни, почему именно мы двое?
– Остальные могут неверно понять и… противодействовать. Дело в том, кхм… – я подергала ворот толстовки, – они намерены искать способы уничтожения чужаков. Я… не уверена, что это можно сделать и… – глаза Галояна расширялись так стремительно, что я начала задыхаться от волнения, – я прошу вас не закрывать исследования профессора Суханова.
– Эля… – хотел было возмутиться Шилов.
– У меня есть одна идея. Очень рискованная, – и я сглотнула. – Очень.
Шилов откинулся на спинку стула и скрестил на груди руки.
– Но сперва, – произнесла я решительно, – вы должны пообещать, что об этом не узнает подполковник Суров.
– Эля… – теперь голос Шилова сочился таким изумлением, что мое волнение лишь усилилось.
– То, что я предложу вам, поставит под угрозу мою жизнь, – выдала я, и вот теперь Шилов не смел даже вдохнуть, – я хочу, чтобы вы отвезли меня туда, где чужаки наиболее активны, и оставили на всю ночь.
Галоян едва шелохнулся. Впервые он глядел на меня совершенно иначе, будто только сейчас увидел за дрожащей девчонкой кого-то другого.
– Я понимаю в чем смысл, – его пальцы беспрестанно гнули карандаш, – вы хотите понять свою ценность для него, – и он снова перешел на «вы», кажется, испытывая неловкость за свою выходку утром: – Но, что будет, если ради вас он не пожелает бросить вызов своим соплеменникам?
– Я умру.
Галоян вряд ли мог хоть что-то ответить на это.
Повисла пауза.
Я нервно рассмеялась, давая мужчинам повод задуматься, не тронулась ли я умом.
– Я понимаю, как это выглядит, – сказала, пряча адскую неуверенность за бравадой. – Но профессор Галоян прав, сейчас умирает слишком много людей. Через пару недель мы все-равно погибнем. Я должна попробовать.
– Эля, – терпеливо протянул Шилов в третий раз, но я снова его перебила.
– Это только моя ответственность.
– Да ты понимаешь, что ты…
– Понимаю.
Его взгляд потеплел. Он посмотрел на меня с таким сожалением, что я почувствовала – он согласится.
– Мы оставим маячок. Утром за тобой приедут, – вымолвил он, наконец.
Я кивнула.
Изображать из себя героя слишком сложно, я боялась расплакаться. Стиснув зубы, я улыбнулась.
– Прошу, ничего не говорите Сурову, – произнесла напоследок, – он никогда не разрешил бы мне…
Он был единственным, кто бы не разрешил.
– Спасибо, что… – я протянула руку Шилову, и он взял ее в свои ладони и радушно пожал, – что делаете все возможное.
– Я дам водителю новый маршрут, – произнес он, ища на дне моих зрачков хоть малейшее сомнение. – Эля, если ты передумаешь…
– Все о'кей, – притворно рассмеялась я.
Галояну я лишь кивнула, и он вернул мне не менее почтительный кивок.
– Ну, ладно… – вздохнула я и пролепетала дрожащими губами. – Пройдусь немного.
Выйдя в коридор, я испытала такое опустошение, что едва могла держаться на ногах.
Мне хотелось проститься со всеми.
Я не могла знать наверняка, что сделает Тай, когда узнает, что я натворила. Может, он будет зол настолько, что отвернется от меня. Быть может, он просто не сумеет мне помочь. Или… не захочет.
Я боюсь признаться самой себе, что могу попросту ничего для него не значить.
Войдя в медицинский пункт, я застала Рудову за изучением каких-то бумаг. Она сидела за столом, почти уткнувшись головой в настольную лампу. Я обняла ее со спины, и она похлопала меня по предплечью.
– Ты чего, девочка? – изумленно спросила она.
– Спасибо, что вы всегда были добры ко мне, – нехотя я разжала объятия.
– Ну и стрекоза, – Инна повернулась ко мне с улыбкой: – Ты сейчас уезжаешь?
– Да, – и увела взгляд: – вернусь утром.
– Если хочешь узнать любить ли он тебя, просто спроси его об этом, – сказала она.
Я печально усмехнулась. Я придумала другой способ узнать о его чувствах. Правда, не уверена, что Таю он понравится.
Я обошла всю лабораторию, перекидываясь парой фраз со всеми, кого я знала, и теперь мне предстояло лишь одно прощание. Самое сложное.
Я коротко постучала в комнату Сурова, леденея от одной лишь мысли, что он каким-то чудом распознает мою ложь. Я даже малодушно решила, что быстренько скажу ему что-то совершенно нейтральное. Допустим: «Спасибо за все, что вы для меня сделали», но, когда он открыл дверь, я замерла, как истукан.
Он тоже меньше всего ожидал меня увидеть на пороге собственной комнаты.
– Могу войти? – мои слова дробью пронзили его грудь, потому что он отшатнулся, позволяя мне юркнуть в слегка приоткрытую дверь.
Я замерла на середине его комнаты, от неловкости сцепив пальцы перед собой и разглядывая его безукоризненный порядок.
– У вас тут… чисто так… – и умолкла, закусив нижнюю губу.
– Что-то случилось, Эля?
Господи, он такой высокий и широкоплечий. Я почувствовала себя просто букашкой.
– Ничего.
– Уверена? – его взгляд потрошил меня, точно рыбешку. – В чем-то сомневаешься? Не хочешь ехать?
Проклятье, он чувствовал меня лучше всех. Неужели я не смогу утаить от него ни одной своей тайны?
– Я просто…
Он подошел ко мне ближе, и я сглотнула.
– … просто, – просипела, – хотела вас поблагодарить за все.
– Польщен. Еще что-то?
– Все.
Его пытливый взгляд все еще блуждал в лабиринтах моих мыслей. Он мог найти там все, что угодно.
Вздрогнув, я обошла его и направилась к двери, проклиная себя за то, что, вообще, решила к нему заявиться.
– Эля, – окликнул он. – В этот раз слежки не будет. Не переживай.
Я остановилась, и мне захотелось расплакаться от отчаяния.
Черт побери, я ведь могу и не увидеть больше этого человека.
Сжав кулаки, я развернулась.
– Товарищ-подполковник, разрешите…
– Брось, Эля, – усмехнулся он. – Я всегда тебе разрешаю. Что бы ты ни попросила.
Я подошла к нему, приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку.
Этот дурацкий поцелуй должен был состояться на моих условиях. После я намеревалась трусливо сбежать, но Суров обхватил мое запястье, не давая мне сдвинуться с места.
– Если бы не он, у меня был бы шанс? – его голос звучал хрипло от нахлынувшего желания.
Я медленно попятилась назад, чувствуя себя не просто трусихой, но и предательницей:
– Вы самый лучший человек, которого я когда-либо встречала, – покраснев до кончиков ушей, выпалила я и бросилась из его комнаты со скоростью реактивной ракеты.
Дело было сделано – теперь я могла умереть с чистой совестью.
Или все-таки нет?..
***
Грузовик довез меня до блокпоста, где горела только пара тусклых фонарей. Дальше я должна была идти пешком. Уже достаточно стемнело, чтобы моя душа окончательно ушла в пятки и начала просить меня о снисхождении прямо оттуда.
Натянув шапку и застегнув куртку, я выпрыгнула из кузова и махнула водителю.
Я мысленно представила, что буду умирать с фразой: «Hasta la vista, baby», с достоинством шотландского рыцаря Уильяма Уоллеса[1] и улыбкой Джоконды. А также призвала себя не бояться боли, ведь больно только тем, кто еще жив.
Впрочем, совсем скоро мое ироничное настроение уступило место настоящему ужасу – на верхней балке ворот в резервацию были подвешены за ноги обезглавленные тела военных.
Прикрыв веки, я застыла, боясь идти дальше.
Я знала, куда меня привезли – это Никольская резервация, где прятались почти четыре сотни человек. Утром отсюда вывезли выживших мужчин и уцелевших женщин, которые не имели метки. Другие были обречены – этой ночью чужаки снова придут, чтобы добить тех, кто был помечен.
И я, проклятье, сунулась сюда по доброй воле.
Стиснув зубы, я решительно пошла дальше, стараясь не смотреть на тела. Их оставили здесь не потому, что у военных не было времени на захоронение. Все дело в другом – пока здесь орудуют чужаки трогать что-либо чревато.
На территории было тихо – горело несколько фонарей, но я понимала, что их свет не сможет отпугнуть голодных хищников, пришедших за законной добычей.
Переступая через лужи крови, я окончательно утратила боевой настрой.
Мои ногти до боли впивались в ладони, но я продолжала двигаться к зданию, где оставались выжившие.
Железная дверь была выдрана и болталась на одной петле. Я пролезла внутрь, погружаясь в неприятную вязкую тишину, словно мошка в сахарный сироп. Под ногами захрустело разбитое стекло. Гулкое эхо вторило моим шагам.
Страшно представить, что именно здесь происходило.
– Черт! – вырвалось у меня, когда в одном из вестибюлей я обнаружила на полу не меньше десяти жмущихся друг к другу, напуганных и окровавленных женщин.
Измученные метками чужаков, бьющихся ртутью у них под кожей, они не пытались даже бежать.
– Сейчас-сейчас, – пробормотала я, ловя на себе их обреченные взгляды, – я что-нибудь придумаю. Я…
Пошатнувшись, я трусливо бросилась к выходу, выскочила на улицу и упала на колени, сдирая об асфальт пальцы.
Отправляясь сюда, я верила, что смогу пережить любую боль, но это…
Задыхаясь, я вытерла рукавом непрошенные слезы и зарычала сквозь зубы: «Тай!»
Нет, этого было мало…
– Тай! – эхо унесло мой возглас куда-то ввысь, в самое небо, где свирепствовал ледяной ветер. – Тайгет! Тайгет Касар! – закричала я, полная бессильной злости.
Эхо разбилось о стены зданий.
«Я бы услышал, даже если бы ты просто обо мне подумала», – принес мне смутное воспоминание ночной ветер.
Наверное, я была слишком самонадеянна, думая, что Тай всегда будет приходить по первому моему зову.
Неужели после той ночи, когда мы принадлежали друг другу, я больше ему не нужна?
Приподняв голову и подставив лицо холодному ветру, я решительно оглядела резервацию. Свет был очень слабым – нам не спастись.
– Хочешь по-плохому, верно? – со злостью выпалила я в пустоту.
Подняв с земли осколок стекла и задрав рукав куртки, я занесла осколок над своей рукой. Полоснув по внутренней стороне предплечья, я зашипела от боли.
– Кушать подано… – тонкие струйки крови выбились из пореза и густыми каплями разбились о шершавый асфальт.
В меня врезался ветер – густой мрак задрожал всюду: атмосфера выгорела дотла, и миллионы звезд пронеслись мимо моего взора.
– Господи… – сорвалось с моих губ.
Я зажала рану рукой, но кровь все равно сочилась сквозь пальцы. Незнакомцы, что возникли из мрака, – голодные, мрачные и жестокие – обступили меня.
Я оцепенела.
Их было порядка десяти. Высокие, темноволосые и прекрасные, словно вытесанные из обсидиана, с ярко-карими глазами, они казались ангелами, спустившимися на землю. Убийцы до мозга костей не должны иметь такой внешности!
Сотрясаясь от переизбытка эмоций, я плюнула под ноги одному из них:
– Передай мои самые лучшие пожелания своему Халару, – смело сказала я. – Это вам от всего человечества. А это, – и я энергично ударила кистью по сгибу локтя, показывая кулак, – от меня лично.
Испачкавшись в собственной крови и с безрассудным отчаянием глядя в бездушные глаза этих существ, я оправданно ждала возмездия.
Какой-то мудрец сказал, что ожидание смерти страшнее самой смерти.
Подтверждаю.
– Ну! – закричала я. – Сожрете вы меня или что, чертовы придурки?
Я сделала шаг вперед, но незримая волна, словно молотом, ударила меня в грудь, и я отлетела на землю, проехавшись на спине добрых два метра, и задохнулась от боли.
Меня снесло не пушечное ядро, не ударная волна от взрыва бомбы где-то в Балтийском море – лишь точечное движение ладони Тайгета Касара, оказавшегося между мною и другими чужаками.
– Девочка принадлежит мне, – сказал он.
– Придется дать асвахор, Касар. Ты просишь о многом. Твой ирахор изменился.
Я с трудом уселась, заняв вертикальное положение – перед глазами всплывали круги, а от надсадного дыхания трещали ребра.
До меня долетали лишь обрывки их разговора, но и этого было достаточно, чтобы понять – Тай торгуется с ними.
– Не сегодня, – он вполне собран, и более того – чертовски опасен.
Ртутная татуировка поблескивает символами на его руке, у остальных нет ничего подобного. Неужели, раньше он был самым изощренным убийцей среди них?
– Время на исходе, Касар.
– Успею.
Чужаки расходятся. Они проходят мимо меня к зданию, где прячутся женщины, и кровь в моих венах превращается в колкий лед.
Тай неспешно подходит ко мне. В длинном пальто, наброшенном на плечи, одетый во все черное, с серебряной серьгой, он выглядит, словно злодей, сбежавший со страниц комиксов от Marvel. Даже сейчас, на секунду забыв обо всех своих страхах, я не могла не наслаждаться им, словно он был панацеей от всех моих бед.
Он неодобрительно поцокал, разглядывая меня, все еще сидящую на земле.
Не сердито, нет.
Он был само терпение, но на дне его золотистых зрачков я видела страшную жажду, пробуждаемую запахом моей крови.
– Ты не пришел сразу! – выпалила я с обидой и злостью.
– Ты плохо потерла лампу…
– Что?
– Я похож на Джина, Эля? – и он наклонился, схватил меня за куртку, поднимая к своему лицу: – Я скажу тебе, где нужно потереть, чтобы я приходил сразу, – его язык прошелся по моей щеке, и я задергалась, пытаясь освободиться.
Выдернув куртку из его пальцев, я опять грохнулась на асфальт и закричала:
– Помоги этим женщинам! Сделай что-нибудь! Пожалуйста! Пожалуйста, Тай!
Он нахально вскинул бровь:
– Я не исполняю желаний, дурочка, – и слегка запрокинул голову, втягивая прохладный воздух с запахом моей крови и ярости. – Чего ты хочешь этим добиться? – и он присел передо мной и грубовато вздернул мой подбородок: – Не играй со мной.
Его взгляд – о, проклятье! – был невероятно безжалостным, будто все самое плохое, что скрывалось в Тайгете Касаре, рвалось наружу.
– Пожалуйста, – мои глаза наполнились слезами. – Выбери меня… Тай, я… – и вздрогнула, понимая, что погибнуть от его рук не так страшно, как сказать: – Я люблю тебя.
Опустила ресницы и закусила губу до боли – я не хочу видеть его реакцию на эти слова. Я слишком боюсь встретить его равнодушие.
Подушечки его пальцев погладили краешек моих губ, а затем Тай поддался ко мне – его горячие губы приникли к моему рту.
Боюсь, этот поцелуй выжег весь воздух у меня из легких, проник всюду – в каждое биение сердца, в мысли, во все движения. И я постыдно расплакалась, и повисла на его шее:
– Я люблю тебя, – прошептала со всей горячностью, на которую была способна: – Я безумно люблю тебя, Тайгет Касар.
Он лишь тихо удовлетворенно застонал в ответ, сминая меня в объятиях и падая вместе со мной на спину.
Над нами все еще зияло пустотой ночное небо, в котором не было ни одной звезды.
Когда раздался первый вопль из здания бывшего убежища, Тай сжал меня сильнее, и я спрятала лицо у него на груди и закрыла уши руками.
***
Если я и перестаралась, то Тайгет никоим образом не показывал, что беспокоится об этом. Кровь не останавливалась, и я ощущала неприятную, удушающую слабость. Я выпачкала джинсы, куртку и даже сидение старенького «Рено».
В машине почти не осталось бензина.
Бензин вывезли из резервации еще утром, как и всю технику, но потрепанный темно-зеленый «Рено», каким-то образом лишившийся левой фары, оказался никому неинтересен. К счастью, он был на ходу.
Когда Тай молча открыл окно, глотая холодный воздух, моя уверенность в его стойкости дала солидную трещину. Его длинная челка упала ему на глаза. Он безотрывно следил за участком асфальта, лишь на секунду попадающим под свет фар и исчезающим под колесами, но все его жадное внимание, его лютый голод и желание принадлежали исключительно мне.
Он неожиданно съехал на обочину и вышел из машины.
Я слышала, как он роется в багажнике, а затем распахивает дверь с моей стороны. В его руке зажата аптечка.
Взгляд сдирает с меня кожу.
– Не могла придумать что-то поумнее, Эля?
– Разве не сработало? – невесело улыбнулась я. – Ты пришел, чтобы меня спасти.
– Чтобы спасти? – он ждет, когда я добровольно сниму куртку и закатаю пропитанный кровью рукав толстовки. – О'кей, можно и так сказать.
– А разве нет?
– Нет.
Я дрожу от холода и страха, когда Тайгет безмолвно разматывает бинт.
– Ты умеешь оказывать первую помощь? – невероятно, где он этому научился.
– Я знаю, как функционирует твое тело. Остальное несложно.
– Тебе хочется…
Он вскидывает взгляд, отрываясь от разглядывания пореза на моем предплечье.
– Облизать тебя? – его усмешка делает свое дело, в моем животе порхают бабочки.
Мое сердце начинает выбивать дробь, когда он берет меня за запястье, приподнимает мою руку, и прикасается языком к моим пальцам. Я втягиваю воздух сквозь стиснутые зубы, и из моего рта вырывается испуганный, но удовлетворенный стон. Это неправильно… О, Всевышний! Тай втягивает в рот мой указательный палец, не спуская с меня порочных янтарных глаз. Он облизывает каждый дюйм моей кожи, а я даже не дышу. Сглатываю и закрываю глаза, сосредоточившись на его прикосновениях, на том, как его влажный язык лижет, а губы посасывают мои пальцы. Не могу поверить, что схожу с ума от этого.
Тай наклоняется ко мне, и я жадно ловлю его губы. Ох, я могу не дышать, не есть и не спать, но отказаться от его поцелуев нереально.
– Ты теряешь слишком много крови, дурочка, – он берет меня за подбородок и смотрит мне в глаза.
Конечно, он сокрушается, что вся эта кровь пролилась впустую. И, наверное, хочет продолжить применять ее по назначению.
Но он останавливается, и начинает туго бинтовать мою рану.
– Тай, – сейчас я испытываю к нему такое влечение, что согреваюсь лишь от мыслей, что мы снова рядом. – Ты любишь меня?
Он даже глаз не вскидывает.
– Ты называешь любовью реакцию на дофамин, норадреналин и фенилэтиламин. Гормоны полностью определяют твое поведение и то, что ты чувствуешь. Это слишком примитивно. И, конечно, я не испытываю ничего подобного.
Просто шок.
Он мог сказать – нет.
– Ок, – я отвернулась, пытаясь справится с дурацкой болью, неприятно жалящей в сердце.
Он закончил перевязку и вернулся за руль.
Включив печку, чтобы я согрелась, он снова выехал на дорогу.
– Любовь – это механизм эволюции, Эля. Человеческое потомство слишком слабое, ему необходима помощь обоих родителей. Чтобы держать их вместе нужны гормоны. Вы запрограммированы на это.
– Спасибо за урок, – сухо произнесла я. – Для тебя моя любовь совсем не отличается от моей ненависти?
– Отличается. Но мне приятно и то, и другое.
– Классно, – я не сумела сдержать неуместной обиды: – Тогда я буду тебя ненавидеть.
[1] Шотландский рыцарь, приговорённый к казни через повешение, потрошение и четвертование и стоически претерпевавший ее.
