Текст книги "Добыча хищника (СИ)"

Автор книги: Елена Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

– Можешь считать меня жестоким, Эля. Считай меня каким угодно. Презирай. Я всегда буду тем, кто хочет спасти людей, даже заплатив за это непомерную цену. А теперь подумай, что хочешь ты?

Глава 29

Около двух недель назад я была лишь маленькой девочкой, трясущейся от мыслей о чужаках. Я была беглянкой, такой же, как и миллионы других девушек, живущих в резервациях. Я была жуткой плаксой.

Понять не могу, что со мной стало, и когда я обрела мужество, чтобы смотреть в глаза подполковника Сурова с вызовом и бесстрашием?

– Я хочу увидеть Шилова, – произнесла, чеканя каждое слово. – Если хотите расставить точки над «и», людям следует просто поговорить с Таем и выяснить все у него. Сделаете это, товарищ-подполковник, или будете прятаться за мою юбку?

Еще ни разу Суров не выглядел столь уязвленным.

– Я никогда не прикрывался тобой, – прорычал он сквозь зубы. – И я уже имел честь перекинуться парой фраз с твоим дружком!

Свидетельство этого разговора – пара кило титановых болтов в его руке.

– Если нам нужны настоящие переговоры, то участниками должны быть главы государств и политические лидеры…

– Евросоюз, ООН и НАТО… – беспечно закончил Суров. – Твой дружок планирует баллотироваться в президенты? – и язвительно усмехнулся: – Не проси меня за него голосовать.

– Вы… – запыхтела я, – пытаетесь обойтись малой кровью. Не получится!

– Так задевает, да? – его губы тронула усмешка. – Неужели самое лучшее качество твоего чужака – красноречие?

– Он…

– Что «он»? – нахмурился Суров: – Почему ты так в него влюбилась? Только потому, что он был у тебя первым?

Я растерянно схватилась за стойку, к которой была приделана капельница.

– Это не ваше дело!

– И все же, Эля. Что в нем такого особенного? Смазливая рожа?

– Нет.

– А что?

– Он… – и порываясь сказать что-то грубое, я вдруг поняла, что не могу объяснить, почему так сильно полюбила Тайгета Касара. – Он особенный!

– Конечно, раз уж не прикончил тебя сразу. Это главная его особенность, или у него есть еще что-то? Огромный член, например? Нет, правда, может, именно это тебя так впечатлило?

Боже…

– Вы можете избавить меня от своей ревности?

– Она идет в комплекте, – парировал мужчина. – Почему я должен сдаваться без боя? – и нагловато усмехнулся: – Кроме того, ты еще не видела мой член.

Он поднялся, и, перекинув куртку через здоровое плечо, пошел к выходу.

***

– Что это? – мириться с дресс-кодом в условиях мирового апокалипсиса – чушь!

Севастьянов сел на край моей постели, предварительно повесив на ручку шкафа вешалку с брючным костюмом.

– Мне кажется именно так одеваются на встречу с первыми лицами.

Встрепенувшись, я села на кровати, ощущая, как со дна моей души поднимается паника.

– Что?

– Это ведь вы устроили, Эля? – произнес он. – Шилов сегодня несколько часов об этом договаривался. Константин заверил, что вы сможете уговорить на это чужака.

Сглотнув, я испуганно глядела в глаза профессора. Одно дело хорохориться перед Суровым, совершенно другое – принимать участие в самых настоящих межвидовых переговорах.

– Мне нужно будет поговорить заранее с Таем, – сказала я, скрывая чудовищный страх, – возможно, он сочтет, что в этом нет смысла.

– Вам будет предоставлена отдельная комната в другом корпусе. Будет организовано видео-сообщение по закрытым каналам связи для глав различных государств-участников проекта. Чужак должен быть готов к тому, что будут задаваться разные вопросы. Состав присутствующих будет сильно ограничен в целях безопасности.

У меня кровь застыла в жилах – это я натворила?

– Прибытие первого лица ожидается на шесть вечера, – произнес Севастьянов. – Эля…

Вздрогнув, я подняла поникший взгляд.

Алексей Станиславович коснулся моей руки:

– Возможно, я стою на пороге страшного открытия, – он понизил голос до дрожащего шепота, – мне кажется, я понял одну вещь, и теперь она не дает мне покоя. Я не знаю, с кем мне ею поделиться, – его кадык дернулся, слабой рукой Севастьянов снял очки и потер глаза: – Около одиннадцати процентов генома всех млекопитающих одинаковы, а четыре процента характерны для всех живых организмом, имеющих клеточное ядро. То, что делает человека человеком, вовсе не структура его ДНК, а сам процесс, вшитый в него. Большая часть наших генов говорят нам, как именно все в нашем организме должно работать. Это похоже на то, будто кто-то незримый вдохнул в нас жизнь, научив нас быть нами. И теперь я думаю, кем является эта пронизывающая все вокруг материя, которую чужаки называют Халар. Чем больше я работаю над этим, тем сильнее убеждаюсь, что мы имеем дело с категориями, совершенно неподвластными нашему разуму. Я словно пытаюсь бороться с самим мирозданием.

Сжав мои пальцы, Севастьянов поднялся.

– Мне кажется, все идет к завершению, – раздались его слова. – Возможно, эта встреча – апофеоз этой войны.

В порыве какой-то отчаянной теплоты, профессор склонился и обнял меня.

– Чтобы не случилось, Эля, вы сделали все, что могли. Я не смел бы просить больше.

Оторвавшись от меня, он пошел прочь, оставляя в моей душе неприятный осадок горечи.

Когда время подошло к шести, я была готова: строгий костюм, пучок и дьявольская собранность. Если мы говорим о судьбоносном событии – все идет слишком гладко. Когда еще мир был готов объединиться, бросив все на свете, чтобы прийти к миру?

Свет на базе приглушили, была снижена мощность «Вепрей». Корпус «Б» и вовсе утопал во мраке. Забавно было бы увидеть здесь вывеску: «Добро пожаловать, дорогой гуманоид!»

Шилов взялся проинструктировать меня лично.

– Вы должны убедиться, что чужак не станет нападать, – произнес он. – При любом исходе, главная задача – обеспечение безопасности первых лиц и ученых проекта. Эля, вы будете на прослушке… В случае негативного развития, мы обеспечим эвакуацию наших гостей.

В сопровождении военных, я преодолела путь до корпуса «Б».

Комната, в которой я должна была говорить с Таем, была до смешного аскетичной – длинный стол, а по обе стороны стулья. Нам придется сидеть в паре метров друг от друга.

Сняв куртку, я отдернула жакет и прочистила горло, готовясь ко встрече, словно какая-нибудь ведущая вечернего ток-шоу. Оно, должно быть, называлось бы: «В постели с пришельцем».

– Все хорошо? – осведомился Шилов, замечая, что я нервничаю. – Ты уверена, что он станет с нами говорить? Мы подвергаем опасности таких людей, Эля…

– Я справлюсь.

– Отлично, – он обошел все помещение и замер у выхода: – Удачи.

Я кисло усмехнулась. В случае с Тайгетом Касаром на удачу не приходится сильно рассчитывать.

Дверь за Шиловым закрылась, и я мысленно досчитала до шестидесяти.

Несмотря на наши вполне однозначные отношения с Таем, я сильно волновалась.

На столе стоял графин и стаканы, и я пару долгих минут просто накачивала себя жидкостью в надежде, что это поможет мне успокоиться.

Следующие пять минут я размышляла, какую именно занять позу – сесть за стол или встать у окна…

Еще две минуты я была занята тем, что решала расстегнуть жакет или оставить его застегнутым.

Когда послышался звук прибывшего вертолета, поняла, что медлить дальше глупо. Мой голос был похож на едва уловимое дыхание, он звучал нараспев, как индийская мантра:

«Тайгет Касар».

Белокурый локон, выпущенный из моей прически, слегка качнулся.

Его шаги – музыка для моих ушей. Первые ноты пятой симфонии Бетховена, исполненные на органе, не способны зародить в душе столько же горького смятения.

Мрак обрел знакомые очертания, заставив меня покрыться сладкими мурашками предвкушения.

Тай не спрашивал меня, какого черта здесь происходит, и почему я выгляжу, словно собралась сдавать экзамен. Его не смутило, пожалуй, наличие военных на улице, боевая техника и «готовность номер один» для всех электромагнитных приборов.

Он принял условия игры.

Меня прошиб ток, когда он – невообразимо небрежный – сел за стол напротив меня. Тай был развязнее, чем гитарист какой-нибудь андеграунд-группы. Чем опрятнее и аккуратнее сегодня были люди, включая меня саму, тем вульгарнее выглядел он. Волосы вились и падали ему на лицо, его губы сохраняли ироничный изгиб. Чертова сережка могла свести с ума толпы человеческих фанаток, если бы он был каким-нибудь поп-идолом. Длинные рукава черного свитера открывали сильные пальцы, покрытые татуировками.

– Ты сегодня просто… – я закусила губу. – Как дела?

Он, как обычно, был соткан злым мраком. Я видела в его янтарных глазах, что единственный ответ на этот вопрос был очень лаконичен: «Хочу снова почувствовать твою кровь на своих губах».

Тайгет Касар – единственный мужчина, чье молчание могло меня убить.

– Ты знаешь игру «Правда или действие»? – я с трудом сохранила спокойствие, ощущая на себе его голодный взгляд. – Я предложу тебе сыграть, но сама сразу начну с правды: сегодня утром я пообещала, что ты поговоришь с кое-какими важными людьми. Это главы государств нашего мира. Я понимаю, что тебе нет до этого никакого дела, но я попрошу тебя сделать это для меня. Просто выслушай их, пожалуйста. Это не займет много времени.

Он положил на стол локти и сцепил замком пальцы – само внимание. Его горячий взгляд все еще резал меня на лоскуты.

– Меня не интересуют люди, помимо тебя, Эля.

В его голосе было столько холода и непререкаемой уверенности, что я не сразу решилась на возражение.

– Это всего лишь минутный разговор.

– Не рационально.

– Ты можешь рассчитывать на любое мое ответное действие. С тебя всего пара фраз… Что-то типа «Мы пришли с миром».

– Это расходится с реальностью, Эля.

Какой же он рациональный!

– Может: «Давайте жить дружно?»

– Наивно.

– А что насчет: «Давайте придем к компромиссу?»

– Не интересно.

– «Пойдем на уступки?»

– Нет.

– «Дадим вам еще один шанс»?

– Нецелесообразно.

– «Сохраним вашу популяцию»?

– Не имеет смысла.

– Тай, – протянула, от отчаяния покусывая губу: – Не находишь, что бесчестно уничтожать целую расу, не пожелав даже выслушать ее представителей?

– Мне достаточно слушать тебя.

Он так упрям – я готова расплакаться! Это не просто фиаско, это самая настоящая катастрофа.

– Тогда выбирай, – сдерживаю досаду: – Правда или действие.

Не думаю, что он был настроен со мной играть. Наверняка, он хотел заняться чем-то более полезным.

– Правда, – на удивление, он преспокойно попадает в мою ловушку.

– Ты сказал, что жить или умереть – это твой выбор. Это действует в отношении любого чужака?

Его взгляд фокусируется на моих глазах, будто этим вопросом я хорошенько его растормошила. На его губах возникает усмешка.

– Нет, не любого.

– Отвечать нужно развернуто, Тай, иначе я потребую действие.

– Я убил Ксура. Среди таких, как я, делать выбор за других могут только некоторые. Я имею эту возможность.

– Из-за татуировки?

– Из-за своего имени и связи с Халаром.

– Так значит, его звали Ксур?

– Это лишь вторая часть его имени.

– Почему среди них ты такой особенный? – я сгорала от нетерпения узнать все его тайны. – Связь с Халаром делает твой выбор более важным, чем их?

– Нет. Более правильным.

– Поэтому твой ирахор способен повлиять на всех остальных.

– Да. Но я не возвышаюсь над другими. За жизнь Ксура я предоставлю асвахор.

– Что это значит?

– Обещание, клятва, жертва. В вашем языке нет точного определения этому.

– Что именно представляет собой эта жертва?

– Часть меня.

– Звучит дико. Тебе же не оттяпают какую-нибудь важную часть тела?

Даже в его очень правильной голове это звучит слишком двусмысленно.

– Нет.

– Гора с плеч, – покраснела я: – Теперь мой черед. Я выбираю правду – спрашивай!

– Где ты сейчас хочешь быть больше: в моей постели или в этой скучной комнате?

Если стрелы Амура имели калибр, то меня только что снесло пушечным ядром.

– Эта комната не такая уж скучная, – я неловко потерла шею.

Лучше бы я выбрала действие… почему я не предусмотрела, что правда, которая существовала между нами, насквозь пропитана желанием?

– Ты хочешь заняться со мной любовью, Эля?

Мое сердце так заныло, что здесь не осталось места лжи.

– Действие! – запищала я, прося пощады: – Лучше действие!

Напрасно. Мои попытки – лишь трепыхание попавшего в болото человека, я только сильнее проваливалась.

Позор приближался ко мне со скоростью метеора.

Тай переместился в сумраке за секунду – он молча вытянул меня из-за стола, его ладонь жаром скользнула на изгиб моей талии.

Он такой высокий, что мне пришлось приподняться на цыпочки. Его поцелуй прозвучал на моих губах бесстыдным стоном. Кто бы мог подумать, что все на что я буду способно рядом с ним: шептать, как я соскучилась и как сильно его люблю. То, что между нами, не связано ни с враждой наших видов, ни с гибелью человечества. Это что-то запредельное. Оно просто есть, как суть всего живого.

– Всего одна встреча, Тай, – наши пальцы переплетаются, будто этим мы компенсируем то, что так долго тосковали друг по другу: – Я больше не стану об этом просить.

Он внимательно смотрит мне в глаза.

– Между смертью и жизнью вы всякий раз выбираете смерть, – произнося эти слова, он касается своими губами моих дрожащих от желания губ. – Хочешь убедить меня в обратном? Я исполню твою просьбу только в одном случае – ты будешь моей до конца, Эля.

Его поцелуй нежный, глубокий и присваивающий. В нем – обещание.

Тай подхватывает меня на руки. Знаю, он сейчас способен прикончить любого, кто встанет у него на пути. Он в своем праве – я принадлежу ему. И это мой ирахор.

Глава 30

Он просто гулял по кабинету.

Выпустив мою руку из своей широкой ладони – словно отпустив на волю пташку – он впервые был среди людей абсолютно свободным: способным причинять боль и дарить смерть. Избиение младенцев на картине Рубенса выглядело не так трагично, как выглядела его немая угроза по отношению к нам, беззащитным людям.

Я на секунду представила, что по комнате прохаживается хищник – ощущение опасности захлестывало с головой. Адреналин бежал по венам, сердце стучало отбойным молотком.

Я села рядом с полковником Шиловым, который держался крайне неловко, будто с появлением Тая он, как военный, оказался в меньшинстве. Суров остался стоять у стены, опасаясь подступать ближе. И это вовсе не трусость, а скорее ярость, потому что он не желал находится со чужаком в одной комнате.

Еще несколько солдат безмолвно стояли в разных углах, неподвижные и бледные, точно манекены.

Над столом были установлены мониторы, по которым транслировалось видео из других стран.

– Как мы можем к вам обращаться? – раздался твердый мужской голос, лишь слегка искаженный микрофоном.

Прямо передо мной, за столом сидел пожилой человек, чьи звезды на погонах свидетельствовали о высоком воинском звании.

– Министр обороны, – пояснил Шилов, склонившись к моему уху, – левее – верховный главнокомандующий.

Его я узнала без подсказок. Это ж надо – сидит, смотрит, как самый обычный человек.

И я, Эля Черникова, сижу напротив с наиглупейшим видом.

Да ладно…

Я взглянула на Тайгета, который как раз в этот момент прошел мимо Сурова. Их взгляды пересеклись. Тай втянул воздух и прикрыл веки. Плохой знак – он чувствует слишком много эмоций, и они его увлекают.

– Как мы можем к вам обращаться? – повторился вопрос.

Игнорировать – пожалуй, самая раздражающая черта чужака. Он не спешил отвечать.

– Как мы можем к вам… – когда этот вопрос был готов прозвучать и в третий раз, я вскочила на ноги.

– Простите… – затараторила, и изумленные взгляды присутствующих схлестнулись на моем лице: – Вам не нужно как-то его называть… – кажется, только я имела инструкцию по эксплуатации Касара: – Просто спросите, что вас интересует больше всего.

Человек за столом поддался вперед. В отличие от нас, он плевал на дресс-код. Ему было комфортно и в камуфляже.

Под его взглядом я медленно осела обратно.

Тай, между тем, взял стул за спинку и вытянул его так, чтобы обозревать всю комнату без проблем.

– У вас десять минут, – произнес он своим невероятно хищным, угрожающим тоном. – Слушаю.

Дипломатия – вовсе не та наука, которой он поклонялся.

– Ваши возможности безграничны, – прозвучал голос президента, – вы неуязвимы. Это не оставляет нам никаких шансов, но я хочу знать, может ли человеческая раса рассчитывать на спасение?

Сев на стул, Тай закинул лодыжку на колено и вальяжно откинулся на спинку – ему был неведом страх и стыд, он не умел притворяться – и я не могла не любоваться им. Врагом всего человечества.

– Спасение от чего? – уточнил он.

– От смерти.

– Разве этого вам стоит бояться? Все вы умрете рано или поздно.

Собеседник обдумывал эти слова.

Мы все напряженно размышляли.

– Я имею в виду, – снова пробует осторожно президент, – можем ли мы договориться с вами, как с представителем иной цивилизации…

Вести беседу с Тайгетом Касаром – это ходить по минному полю.

– Я не представляю никакую цивилизацию. Я не существую вне этого мира.

Сглотнув, я до боли сжала кулаки – эта информация и для меня была новой.

– Почему вы убиваете людей? – когда-то я задавала ему точно такие же вопросы.

– А почему вы, – на губах Тайгета возникла усмешка – убиваете людей?

Повисло тяжелое молчание.

– Между разными государствами бывают войны, но мы никогда не стремились уничтожить человечество… – последовал ответ.

– А к чему вы стремились?

Кто кого допрашивает, извините? Или это экзамен?

– Любое государство воюет ради двух вещей: благо или безопасность.

– Благо и безопасность плохо сочетаются с войной, – усмехнулся Тай. – Войны возникают по другим причинам, не таким возвышенным. Это честолюбие и амбиции. Иногда гордость. Иногда глупость.

– И, тем не менее, мы никогда не допускали тотального уничтожения.

– И, тем не менее, – Тай находил особое удовольствие щелкать нас всех по носу, – вы его допустили. Вы утратили связь с тем, кто вас создал. Ваш выбор – смерть. Ирахор – это не действие, не мысль, не желание. Это суть поведения, результат, а я – инструмент.

– Я хочу знать, можем ли мы договориться?

– Нет.

– Но вы пощадили девушку.

Пауза.

На секунду янтарные глаза Тая вспыхнули опасным огнем. Он склонился вперед –в комнате сгустилось напряжение.

– Разве? – затаенно осведомился он.

– Вы же не желаете ей смерти?

Улыбка на его губах заставила меня содрогнуться.

– Я желаю этого очень сильно. Вы привели плохой пример, – и его взгляд наполнился холодом: – У вас еще пять минут.

– Что мы можем предложить вам, как компромисс?

Что же может предложить чужаку человечество? Купоны в Бургер-кинг? Повышенную пенсию? Плохую экологию? Глобальное потепление? Ядерную бомбу? Политическую пропаганду?

– Компромиссов не будет.

Я не была сильна в политике, но, кажется, переговоры завершились глобальным фиаско.

Люди зашевелились, переглядываясь – сейчас мы разойдемся, и все останется по-прежнему. Мы будем бороться за выживание, пока не погибнем. И это все?

– Минуту… пожалуйста, – приподнялась я, сама не ожидая от себя такого упрямства, – могу я тоже задать вопросы? Хм… – покашляла в кулак, потому что мой голос от волнения стал сиплым и едва слышным.

Наверняка, если бы я толкала речь на кинопремии «Оскар», я бы не подбирала слов с такой тщательностью, как сейчас.

С немого одобрения присутствующих, я развернулась к Таю.

На его губах застыла усмешка, ибо я – такая глупая я – в очередной раз бросала ему вызов.

– Можно уточнить одну вещь, – усилием воли я заставила себя не тушеваться, – ты сказал, что Халар – это не божество, – его глаза заинтересованно распахнулись, и я продолжила: – Мне кажется, что Халар – это суть знания. Как познание о добре и зле в христианской религии. И связь ваша с этим знанием заключается в том, что вы являетесь его некими хранителями. Вам дана способность видеть человеческие чувства и эмоции, добро и зло в каждом из нас. Вы пришли покарать нас за то, что мы стали другими, утратив связь с Халаром. Люди ожесточились, стали равнодушными, забыли о первоначальном знании. Ирахор – это, прежде всего, выбор. Но разве это не выбор человечества?

Тай тихо рассмеялся, а я обиженно фыркнула:

– Разве я не права?

– Возможно.

– Ты уклоняешься от ответа? – я победно вскинула бровь. – Ты как-то сказал, что твой выбор влияет на выбор других, но точно также происходит среди людей. Да, мы не идеальны. Мы ошибаемся. Но мы умеем исправлять ошибки. Мы умеем любить и жертвовать. Ты знаешь это.

Я вдруг впервые увидела в его глазах понимание и страшную тоску.

Он молча глядел мне в лицо, а я, как никогда, сознавала свою правоту. Я сознавала себя приблизившейся к чему-то большему.

– Ваш язык особенный, – продолжила уже увереннее, – потому что ваши слова и имена отражают вашу суть и суть других явлений. Вы – это конец одного мира и начало другого.

Взгляд Тая наполнился светом, и в нем – мягком сиянии – я ощущала слепое восхищение мною. И желание. Совсем другое желание – жажда обладания не телом, а скорее душой.

– Время вышло, – он поднялся и приблизился ко мне.

В его движениях сквозило немое жгучее требование: «Забрать».

Я тоже поднялась и растерянно вложила руку в его горячую ладонь. Но сейчас – черт возьми – он, как никогда, был в моей власти. Не как опасный чужак, нет. Как мужчина. Опьяненный мною. Жадный. Требовательный.

Я понимала, что он хочет остаться со мной наедине, и каждая упущенная секунда разжигает в нем настоящий пожар злости.

Он вытянул меня в коридор и плотно прижал к стене. Его руки нетерпеливо стянули резинку с моих волос, пальцы погрузились в волосы – он запрокинул мою голову и очень жадно завладел губами, толкаясь языком мне в рот. Наше дыхание прозвучало в тишине хриплыми стонами.

– Тай… – я прикоснулась к его рукам, провела по запястьям, натыкаясь на четки.

Мы оба замерли.

Я ведь почти забыла про эти бусины. Сколько же их осталось?

Три или две?

***

Суров уткнулся лбом в холодную стену – он вновь позволил чужаку забрать девчонку. По приказу Шилова им даже предоставили машину. По приказу Шилова Константин заткнулся и терпел, словно слабак.

Кажется, у него был жар. Давненько его так не лихорадило.

А может, это просто ярость рвалась из него, погружая сознание в адское пекло. Встреча с чужаком выжгла его дотла – все время, что он молча стоял у стены, он молился всем Богам на свете, желая стереть самодовольного чужака в порошок.

А когда все закончилось, он обессиленно слонялся по базе, скуривая одну сигарету за другой, а потом два часа стрелял в тире, представляя, что в мясо уничтожит инопланетного выродка.

Глубокой ночью он ввалился к Севастьянову в состоянии, похожем на психоз или одержимость. Он не хотел думать о том, что видел и слышал. Не хотел принимать правду о том, что грядет хренов конец света. Столько усилий и борьбы, в итоге – ничего.

Ни-че-го.

А не пошел бы этот космический ублюдок на хрен!

Но больше всего Сурова выводила мысль, что чужаку достается она – девчонка, в которую он влюблен. Она ласкает это чудовище, целует. Она его любит, черт побери… и смотрит на него так, как не смотрит ни на кого!

Севастьянов уже спал, прикорнув лицом прямиком на своем столе так, что лист бумаги прилип к его щеке.

– А… минуту, – профессор поднялся, разминая затекшую шею. – Я просмотрел все в записи, а после меня пригласили на совещание… Я сказал им все, как есть, подполковник. Мне жаль, – отчеканил он.

– Жаль?

– Результаты экспериментов с кровью пока неутешительные. Все животные, которым мы вводили образцы, погибли.

Суров отодвинул стул и уселся напротив, пугая Севастьянова пылающим безумным взглядом.

– Просто улет.

– Есть один образец, на который я возлагаю надежды, но думать об экспериментах еще рано…

– Рано? – усмехнулся Суров. – Мы, кажется, уже опаздываем.

– Еще не прошли все испытания…

– Этот мудак должен сдохнуть, – прорычал Константин. – Вы должны ввести мне ваш мутогнен.

– Подполковник…

– Он же не превратит меня в Бибопа или Рокстеди?

– Что? – нахмурился Севастьянов. – Если я не ошибаюсь, это из «Черепашек-ниндзя»?

– Я думал, вы смотрите только научно-популярные каналы. Да, это, нахрен, оттуда. Помните свинью и носорога? В кого угодно меня превращайте, только не в этих двух… – Суров мрачно рассмеялся. – Я осознаю риск. И я буду больше рад сдохнуть героем, чем неудачником.

– Ваша смелость напоминает отчаяние.

– А не насрать ли вам, что она напоминает?

Профессор замер, задумчиво глядя на Константина.

– Знаете, подполковник, то, что они называют выбором, это ведь категория, пронизывающая всю нашу действительность. Ваш выбор влияет на мой и так далее. Можно подумать, человечество тоже имеет коллективное сознание.

– Охрененные рассуждения, – хмыкнул Суров. – Погодите, профессор, мне нужно выпить, чтобы достойно их оценить.

Севастьянов заглянул в глаза подполковника:

– Если я введу вам сыворотку, и она подействует, что вы собираетесь делать?

Константин задумчиво закусил губу. Что он станет делать? Конечно, спасать этот мир. Но для начала он уделит немного времени мести – сладкой и желанной.

И это его ирахор.

***

Тайгет Касар впервые проявлял космическое нетерпение.

Когда мы вернулись к дому, который он выбрал, и он распахнул дверцу машины с моей стороны, у меня был только один вариант добраться до порога – верхом. И это вовсе не шутка.

– Я и сама могу… – лишь успела сказать, когда он притянул меня к себе, подхватил под ягодицы, заставляя обхватить ногами его бедра. – Что ты делаешь?

– Хочу чувствовать тебя. Твои прикосновения. Биение твоего сердца.

Я обняла его за шею, чтобы не упасть, а сама потянулась к его губам, пока его руки были заняты. Поцелуи, которые я дарила ему, были медленными, нежными и ласковыми, как трепетное прикосновение к святыне. Они были языком любви, которым я раз за разом посвящала ему признания.

– Тай, – я погладила ладонями его слегка колючие щеки, – ты помнишь, сколько осталось бусин в четках?

Он ответил без промедления:

– Две.

Помнит.

Спроси у него, Эля, и он ответит.

Я набираю в грудь воздух, сердце снова выбивает рванный ритм, в ушах шумит кровь. Просто нужно спросить… Просто…

– В доме еще осталась еда? – я произношу совсем не то, что хочу, и голос у меня дрожит.

Тай опускает голову, вдыхает аромат моей кожи, касается губами моей шеи. Он чувствует мои эмоции – они одурманивают его ярким удовольствием.

– Спроси.

Кажется, он разгадывает этот ребус очень быстро. Разбираться в моих чувствах он научился превосходно.

Он позволяет мне спуститься на пол и принимается раздевать: стягивает куртку и жакет. Ладонью обхватывает мой подбородок:

– Спроси, Эля, – требует.

Разве нельзя сделать это завтра? Или в любой другой день? Никогда, например?

– Ты… – я смотрю в его глаза, и он ждет: – ты убьешь меня, Тай?

Он коротко целует меня, сладко обхватывая мои губы своими.

– Нет.

– Что?

Вопреки собственному разуму, я начинаю реветь, как идиотка. И ноги едва держат.

Я цепляюсь за его рубашку, а затем по-детски прижимаюсь к нему и громко плачу, в голос.

«Нет… Нет…»

Я снова забираюсь на него, как обезьянка. Рана, зияющая у меня на сердце, затягивается – я снова могу быть слабой, быть прежней.

– Посмотри на меня, Эля, – просит Тай, когда я перестаю вздрагивать.

Я слегка отстраняюсь.

– Еще ничего не закончилось, дуреха.

– Да, – и улыбаюсь, потому что выгляжу, наверняка, безумной: – Ты все-таки любишь меня, Тай.

– Не говори ерунды.

– Любишь.

– О, Халар… – он прикрывает веки. – Нет.

– Обожаешь. Я знаю.

Скрещиваю щиколотки, плотнее прижимаясь к его бедрам. Он такой сильный, что я могу не думать о том, что он устанет меня держать. Я склоняюсь к нему, и мы смотрим друг на друга. Еще никогда я не чувствовала себя такой… любимой.

Он выбрал меня. Наконец, он выбрал.

И это его ирахор.