Текст книги "Добыча хищника (СИ)"

Автор книги: Елена Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

Глава 11

Надежда – скверная штука.

Где-то в глубине души я верила, что буду жить. Глупая девочка Элли поверила в волшебника Изумрудного города…

…даже после того, как по базе прокатился вой сирены.

Все куда-то бежали.

В какой-то момент я потеряла профессора Севастьянова – его поглотила толпа.

– Эля! – руки Артема опустились на мои плечи, – тебе нельзя за линии света!

Военные эвакуировали ученых, а мне было нельзя по одной простой причине – никто не сможет защитить меня снаружи. Я должна остаться на базе, а лучше всего за первым кругом, в самой сердцевине спасительного света.

Артем заглянул мне в глаза. Похоже, осознание того, что ему приходится бросить меня здесь, шло вразрез с его совестью.

– Прости, Эля… – он вдруг схватил меня за руку, вложил в ладонь флешку и произнес, понизив голос до дрожащего шепота: – Здесь коды доступа от системы свечения, – а затем сорвался с места, стремительно покидая лабораторию.

Почему Суров оставил меня одну? Это было больнее всего, оказывается. Когда сбежали все, даже Сергей, я приняла это как должное. Когда единственным взглядом на меня был взгляд чудовищного раскаяния, я смирилась. Но я никак не могла смириться с предательством Константина, ведь в моем израненном сердце он занял особое место.

Я вернулась в наблюдательную комнату, где находился пульт управления источниками. Нужно всего лишь отключить те, что сдерживают пленника. Вставив флешку в разъем, я склонилась к экрану. Свет лишь слегка приглушился, а стекло, разделяющее наблюдательную и ловушку, скрыл непроницаемый защитный экран.

– Так-так-так… кто у нас здесь? – приторный, низкий шепот заставил меня оцепенеть.

За моей спиной послышались шаги. В нос ударил резкий запах парфюма.

– Успела соскучиться, зайчонок?

Проходит пара мучительных секунд прежде, чем понимаю – это наяву.

Он здесь!

Тот, кого я презираю, здесь!

– Посмотри на меня, крошка. Хочу увидеть твое лицо… твои глаза, полные ужаса.

Разумеется, я не могу совладать с эмоциями. Система постоянно выдает ошибку и просит миллион подтверждений – лампы все еще горят. Я стараюсь унять дрожь, щелкая по клавиатуре. Только бы успеть!

Чувствую, как чужак подходит и прижимается ко мне сзади, заглядывает через плечо и увлеченно смотрит за тем, что я делаю.

– Ну разве это важнее, чем я сейчас? – его голос наполняется притворной обидой. – Крошка, я ведь здесь ради тебя.

Он поворачивает голову и целует меня в шею, проводит языком до самого уха.

Я с омерзением дергаю плечом.

– Дай мне крошечный аванс, моя милая, – схватив меня за руку, чужак развернул меня лицом к себе: – Вот так-то лучше.

В ту ночь, когда я ползла по земле и умоляла его о помощи, у него было такое же лицо: самодовольное, наглое и торжествующее. В желто-карих глазах, пустых и безжизненных, скрывался лютый безумный зверь.

– Какая сладкая ненависть, просто первый сорт, – он приблизил ко мне лицо, выдыхая каждое слово мне в губы: – Я немного с тобой поиграю. Мне ведь полагается награда за то, что я тебя нашел?

От всей души плюю ему в лицо – получи!

Он прикрывает веки, морщится и укорительно качает головой.

– Всему вас приходится учить…

Его ладонь медленно и притворно мягко касается моей шеи, а затем сдавливает, лишая кислорода.

– Твой страх дико возбуждает.

Когда я вынуждена признать, что умираю – отпускает и позволяет упасть на пол.

– Что это за дерьмо? – чужак прохаживается и озирается по сторонам. – Занятное место.

Хочу ответить, чтобы он горел в аду, но голос пропадает, как и возможность нормально дышать.

– Встань на колени, крошка.

Я поднимаю голову и смотрю волком сквозь разметавшиеся волосы – пошел к черту!

– Отказываешься? Это интересно.

Он подходит и нависает надо мной. На его губах возникает улыбка:

– Очень больно? Прости… – и ощутимо шлепает открытой ладонью по щеке: – Теперь уже лучше, правда? Твоя сестричка тоже не хотела кричать, но я ее заставил, помнишь?

Этот удар больнее, чем пощечина.

Ненавижу его.

Ненавижу так сильно, что горячие слезы бегут по щекам.

– Вот, – удовлетворенно шепчет он, – поразительно хороша. Продолжай так же сильно мня ненавидеть.

Можешь даже не просить! Этого во мне с избытком.

Чужак запрокидывает голову, его глаза закатываются, он жадно тянет воздух носом.

– О, Халар, хочу сделать это прямо сейчас, – он резко возвращает мне взгляд: – Ты не готова, зайка, но я уже на взводе.

Не хочу лгать самой себе – я боюсь боли до ужаса. Но больше того, что он овладеет мной, как мужчина.

– Встань на колени, как покорная хейэри, – он произносит это с чувством: – и когда следующей ночью я буду медленно убивать тебя, то в подробностях расскажу, как умирала твоя сестренка.

Если в этом мире осталась хоть капля справедливости, то мироздание должно было дать трещину в эту самую минуту, потому что боль, которую причинял мне этот чужак, невозможно было вынести.

– На колени, – его глаза начинают гореть азартом.

Я не могу говорить, потому что даже воздух просачивается в мои легкие с трудом, и демонстрирую мерзавцу жест из трех пальцев, который, надеюсь, известен даже в других галактиках.

В этот момент свет, наконец, гаснет. Затихает система вентиляции, перестают жужжать источники, и вокруг расползается непроглядный мрак. Все на секунду умирает. Клянусь, Земля перестает вращаться вокруг своей оси.

Я, черт побери, все еще верю в Волшебника изумрудного города. Может и зря…

Твердые пальцы стискивают мое лицо, острые ногти царапают кожу, я чувствую, как в меня вливается тьма. Горячая кровь запекается раной на скуле – скихр. Боль выжигает меня дотла и вновь погружает в бездну.

В дальних поездках есть какое-то очарование. Возможно, потому что человек ощущает себя крупицей в большом мире. А, может, все дело в пейзажах, которые проносятся за окном.

– Дура ты, Элька, – прозвучал насмешливый голос Ангелины, которая придвинулась ближе и положила голову мне на плечо.

– Почему это «дура»? – возмущенно засопела я.

– Потому что веришь всем, – сестра зевнула, глядя на дорогу сквозь полуопущенные ресницы: – У тебя нет критического мышления.

Я тоже смотрела на дорогу – свет фар разгонял мрак, вычерчивал неровный асфальт и разделительную полосу.

– Я тебя сейчас вот сюда ущипну, – и Геля со смешком схватила меня за бедро: – Ну, как? Чувствуешь?

– Чувствую, – пробурчала я недовольно.

– А вот здесь? – Ангелина тыкнула пальцем мне в бок, заставляя выгнуться.

– Да что ты пристала, блин…

– Ну и бестолковая же ты, – сестра откинулась на спинку сидения. – Теперь ты хейэри. Ты – часть Халара. Чувствуешь? – и она снова тыкнула мне между ребер, а потом опять… и опять… пока я не забилась, пытаясь отстранить ее руку…

… автомобиль качнуло, и я проснулась.

Покрытие трассы резко сменилось старым растрескавшимся асфальтом.

Горизонт окрасился оранжевым и стремительно посветлел. Дорожные знаки вспыхнули тусклым светом.

Я приподнялась на сидении, ощущая легкую дергающую боль под левым глазом. Кажется, меня лихорадило.

Я осторожно повернула голову.

Вся моя жизнь сейчас уместилась в короткий миг – тот миг, когда я увидела его. Сердце не спешило снова биться, оно робко замерло в груди.

И я не могла говорить – просто смотрела. До тех пор, пока горячие слезы не задрожали на ресницах.

Волшебник изумрудного города…

Машину тряхнуло, под колесами зашуршали мелкие камни.

– Как ты отключила источники в ловушке, Эля? – он посмотрел на меня и печально улыбнулся.

– Кос… товарищ-по…

– Давай по имени, – согласился он.

Если бы я не была так ошарашенна этой встречей, то заметила бы сразу испарину у него на лбу, кровь на костяшках пальцев и небрежно накинутую на одно плечо куртку. Но сейчас я была поглощена только собственным счастьем – Константин не бросил меня.

– У нас есть сутки. Это уже что-то, – и снова эта улыбка… – Кто слил код доступа?

Суров слегка поморщился, выкручивая руль и сворачивая на проселочную дорогу. Резкая смена пейзажа за окном заставила меня собраться и встрепенуться. Стройные березы, пыльная неровная насыпная дорога, никаких указателей – сколько же мы проехали?

– Где мы?

– …область. Рядом Пущино.

– Сколько прошло времени?

– Пять часов. Светает.

И только сейчас, когда он тихо зашипел от дорожной тряски, я поняла, что он ранен.

– Куда мы едем?

– Здесь есть дом неподалеку.

– Вы… как?

Он посмотрел на меня… иначе. Совершенно.

Никогда не видела у него такого взгляда – обреченного, почти… беспомощного.

И я еще спрашиваю, как он? Да он, кажется, умирает.

– Заживет, – улыбка почти искусственная, и взгляд все еще… чужой. – Скоро приедем. Эля…

– А?

– Кто слил код?

Похоже, для него это важно.

– Я не буду отвечать.

– М, – поджал губы.

И, тем не менее, расслабился.

Я завозилась под военной курткой. Оказалось, Суров просто завернул меня в нее.

Машина свернула к поселку. Похоже, он давно уже опустел. Даже воздух здесь стоял недвижимый и колючий. Вокруг – гулкая тишина, лишь где-то далеко слышался рев самолета.

Суров достал пульт от ворот, и вскоре мы заехали во внутренний двор. Перед нами был небольшой двухэтажный дом с гаражной пристройкой.

– Что это за место?

– Иногда мы останавливаемся здесь. Не бери в голову. В доме есть камин и еда.

Этот человек понимает, что я умру.

Мы ведь сознательно избегаем этой темы.

Константин с трудом вылез из машины.

Белое солнце, едва появившееся из-за горизонта, осветило его осунувшееся, изнеможенное лицо.

– Куда вас ранило? – я тоже выбралась из салона, натянула куртку, спасаясь от пронизывающего осеннего ветра.

– Плечо, спина и правый бок.

– Я помогу, – и юркнула ему под руку, видя, что он едва ли доберется до крыльца. – Могли бы захватить с собой Сергея, чтобы…

– Сергей умер.

Мы дошли до дома…

… умер…

Это говорят иначе. Для такого нужна подготовка… черт побери, неужели он не мог солгать! Промолчать или…

– В доме есть аптечка? – злость прозвучала в каждом слове, но Суров, похоже, отнесся к этому с пониманием.

Уверена, он слишком устал, чтобы юлить или вовсе жалеть мои чувства. Да и зачем? Я не больше, чем очередная жертва этого гребанного Апокалипсиса. Когда-нибудь слова «Эля умерла» он скажет и про меня. Хотя, если быть честной, Суров и так скрасил правду, ведь Сергей не просто умер, он был убит.

Пока я тащила Константина к дому, ощущая вес его тела, запах его одеколона и легкую горечь пота, я впервые подумала о том, что этот холодный день – последний день моей жизни.

– Кто из них, ты запомнила? – мы ввалились в прихожую, подрагивая от холода.

– Нет.

Смешно, но я не могла сказать, кто именно поставил метку смерти на мое лицо.

Большой холл с панорамными окнами был совмещен с кухней, здесь же был камин, кочерга и поленья.

Я помогла Сурову сесть на диван, и припав на локоть, Константин тут же измазал обивку кровью.

– В верхнем ящике кухонных шкафов бинты и медикаменты… и обезболивающее… – подсказал он.

Ложный стыд был отброшен, когда я принялась стягивать с мужчины одежду. Взгляд лишь зацепился за татуировку у него на плече: морда медведя.

– Я… я не знаю, что тут делать, – в ужасе простонала я, оглядев раны.

– Промой, залей перекисью и залепи пластырем.

– Нет такого пластыря... тут серьезно все…

На спине, под лопаткой повреждение было особенно сильным. Кровь все еще сочилась, выпачкав даже джинсы.

– Зашивать умеешь? – этот вопрос заставил меня похолодеть.

– Нет.

– Что «нет»?

– Я не смогу.

– Смоги.

Ну и…

– Сначала камин разожги. Холодно.

Ну, блин.

Когда огонь разгорелся, я вскипятила воды и обработала раны. Нужно отдать Константину должное, он даже не пискнул. Лишь дыхание задерживал, а затем шипел: «Скоро уже?»

Скоро.

Каких-то полчаса провозилась.

А затем судорожно отмывала руки от крови, чувствуя страшную панику и беззвучно рыдая, запершись в ванной. Нет, я не такая сильная, как Ангелина. Она бы не стала тратить время на слезы.

«Дура ты, Элька, – подумалось мне, – дура».

– Помоги надеть рубашку, – встретил меня зареванную Суров, демонстрируя прекрасный торс.

Похоже, я и влюбиться в него смогу.

В доме были комплекты чистых вещей. В основном, военное обмундирование. Но сейчас я натягивала на Сурова белую хлопковую рубашку, обнаруженную на втором этаже, только потому что он не мог поднять руку.

– Почему вы не эвакуировались вместе со всеми?

– Потому что обещал тебе, что ты не достанешься никому из них.

Я вскинула взгляд и тут же опустила – мы стояли слишком близко.

До чего же неловко заниматься вполне обыденными вещами – застегиванием пуговиц.

– Вы не обязаны… тем более, у меня теперь метка.

Я на нее еще не смотрела. Даже стоя в ванной и умываясь слезами, я не рискнула заглянуть в зеркало.

– Нужно спуститься в подвал. Там оставались запасы еды, – уклонился от ответа Суров.

Под запасами еды он понимал консервы. А еще несколько бутылок белого полусладкого вина, которые он взял с полки.

– Ты когда-нибудь была на свидании, Эля?

– Где? – меня прошибла огненная стрела.

– На свидании?

– Я… э… нет.

Константин бросил на меня смущающий взгляд:

– Это лучше исправить…

«… пока есть время», – хотелось закончить мне.

– Ладно, – судорожный вдох.

– Тогда уж давай на «ты».

Я и в мыслях не могла к нему так обратиться. Хотя… как быстро все сместилось с «товарища-подполковника» до почти трепетного «ты». Произошло бы это, если бы за мной не гонялась смерть?

Глава 12

Этот день – мой последний день – должен был быть особенным.

Так я думала, по крайней мере.

Пока мы с Константином беседовали, разогревая еду, а затем искали свечи (ведь какое свидание без свечей?) все было прекрасно. Жизнь стоила того, чтобы ее жить.

Я с тихой печалью думала о том, что скоро наступит вечер, а затем и ночь.

За окном вдруг полетели крошечные белые снежинки, и мне стало радостно.

Так хорошо радоваться простым вещам. Например, тому, что тепло из камина приятно согревает ноги, или тому, что в кладовой нашелся сыр или тихому смеху Константина.

Еще слишком рано для елки, но мне так жаль, что я не смогу встретить Новый год в кругу семьи и нарядить ель вместе с родными.

Мне жаль, что я больше не увижу рассвет. Не поем шоколад… или не буду приплясывать в одном белье, напевая в расческу какую-нибудь песню. Мне жаль, что в моей жизни не будет лета и запаха весны. Больше никогда не будет и прежней Эли.

Конечно, я знала, что с приходом ночи меня настигнет отчаяние.

Наверно, я даже потеряю лицо от страха.

Но это случится позже, а сейчас…

Мы с Константином танцуем – это тоже часть свидания. Мы смеемся. Сидим на полу у панорамного окна и пьем кофе с молоком, потому что оно напоминает шоколад. Мы обсуждаем книги, фильмы и искусство – так положено, кажется.

И только потом у нас хватает духу вспомнить произошедшее на базе.

– Ты была одна, когда я тебя нашел, – произнес Суров. – Ловушка была пуста. Эвакуация команды отняла у меня слишком много времени. Я должен был обеспечить безопасность этих людей.

– Проект ведь не будет закрыт?

– Нет. Уже есть несколько прототипов новых ловушек. Теперь нужно поработать над безопасностью извне. Чужак, который пришел за тобой, смог пройти сквозь защиту слишком быстро.

Если подумать, я махровая эгоистка, потому что Константин очень слаб. Он закинулся порцией обезболивающих, но меня не проведешь. И тем не менее, я благодарна ему за то, что он пытался наполнить этот день особым смыслом.

Когда он совершенно выбился из сил, я заставила его лечь под плед у камина.

–…темнеет сейчас рано, – произнес он, пытаясь справится с ознобом.

Я взглянула в окно – снег перестал, хмурое небо низко нависло над землей.

– Я сделаю это еще раз, если понадобиться, – его голос был так тих, что я долго вглядывалась в его лицо.

– Сделаете что?

– Ты знаешь, что.

Конечно, я знала – он мог помочь мне уйти. Без боли и страха. Но я не имею права соглашаться.

Константин закрывает глаза и проваливается в тяжелый, горячий сон.

Я знаю, это последний раз, когда я его вижу.

Прикасаюсь губами к его щеке – прощай.

***

Отъезжая от дома, я включила музыку на полную громкость.

Скинув шапку на соседнее сидение, я растрепала белокурые волосы.

У меня не было ни телефона, ни запасов еды. Я знала, что моя дорога только в одну сторону. В бесконечность.

Осенний вечер покрыл все сумраком – не разобрать дороги.

Водить я научилась в резервации. Этому всех учили, потому что, встретив чужака, нужно действовать правильно – бежать! Курсы оказания первой помощи – это тоже необходимость в условиях выживания, поэтому люди, попавшие в резервацию, учились и этому.

До Москвы, наверно, не больше трех часов пути.

Где-то рядом, возможно, есть еще человеческие убежища. Мне стоит держаться от них подальше, чтобы не навлечь беду. Я и так была причиной смерти многих людей… включая Сергея.

За пять лет Москва превратилась в город-призрак. Нет она не заросла джунглями и не превратилась в руины, но иной раз в заброшенных домах можно было встретить одичавших собак и не менее одичавших людей. Я слышала, некоторые из них выдвигали идеи уничтожить женщин, дабы чужаки вернулись восвояси ни с чем, и сравнивали это с сожжением Москвы при оккупации французами. Иными словами, они призывали отрубить себе одну руку, чтобы сохранить другую. Я бы предложила рубить сразу голову. Нет и не может быть цивилизации, уничтожающей женщин ради выживания трусов и убийц.

Может быть, пленный чужак был отчасти прав, говоря, что мы позабыли о своей ценности? Мы веками вели войны, бесчувственно смотрели на то, как под взрывами и бомбежками умирали дети, мы потеряли то человеческое, что и делало нас людьми. То, что ценно даже для чужаков – наши чувства.

Я ехала до поздней ночи. На приборной панели вспыхнул значок «Мало топлива».

По дороге мне, конечно, встречались заправки, но все они были заброшенные. На старых билбордах красовались надписи, сделанные баллончиком: «Бог карает нас за равнодушие!»

Постройки, дома, целые поселки, встречающиеся мне на пути, были безлюдны.

Люди бросили все, спасаясь в резервациях.

Это было страшно. Сейчас, когда Патриот скользил по дороге, я чувствовала себя единственной во всей Вселенной. Одинокой. За многие километры никого.

Впереди меня ждала въездная стела «Климовск».

Свернув по кольцевой дороге, я оказалась в микрорайоне.

Здесь все было засыпано осенними листьями и поваленными ветками.

Почему-то мне хотелось найти уединенное место. Что-нибудь подходящее для смерти. Уверена, никто не хочет умирать в машине.

На некоторое время я потеряла бдительность. Шелест листьев под колесами успокаивал. Я не сразу сообразила, что передо мной на дороге возник человек. Он просто попал под свет фар, заставляя меня облиться холодным потом, и я резко нажала на тормоз.

Мужчина коснулся ладонью бампера, будто сдерживая движение автомобиля.

Взгляд его янтарных глаз буквально прошибал пространство между нами, лобовое стекло и кости моего черепа.

У него проколото одно ухо. Сережка на нем длинная, серебряная, свисающая до середины шеи, а на ней маленький крестик.

Волнистые черные волосы непокорно падают на красивое мужское лицо.

На этом существе черный дранный свитер, серебряный амулет, свисающий на кожаном шнурке, черные джинсы и высокие ботинки. Сверху на плечи наброшено черное пальто.

И он стоит и смотрит на меня.

Мы вдруг поменялись местами. Теперь я – его пленница.

Не знаю, чего во мне больше: страха или облегчения, что это именно он.

Но одно я понимаю точно – время пришло.

Его приближение было подобно мчащемуся навстречу поезду.

Я держалась за руль двумя руками, будто автомобиль, в котором я сидела, на бешеной скорости летел в пропасть.

Дыхания слишком много, оно оглушает.

Музыка все еще орет в салоне – забавно умирать под «Always» Bon Jovi.

Наверно, мы играем в какую-то игру… потому что, существо, которое мы, люди, держали на военной базе и истязали на протяжении двух месяцев, вместо неистового убийства коротко постучало мне в окно.

Из-за волнения я не сразу нашла кнопку стеклоподъемника. Нажала, наблюдая, как стекло медленно поехало вниз, а вместе с ним и моя душа – прямиком в адское пекло.

Не было ни секунды, чтобы я усомнилась в том, что чужак меня сразу же прикончит.

Холодный ветер влетел в салон и закружил вокруг меня сверкающими снежинками. Я втянула носом запах: пряный мускус, нотка табака и сладкая корица.

Когда мы с чужаком пересеклись взглядом, я оцепенела. В его карамельно-янтарных глазах плавилось солнце, дрожали звезды и взрывались миллиарды галактик. В них сейчас было нечто более зрелое, древнее и спокойное, чем я привыкла видеть в ловушке. Сейчас его суть – безмятежная глубина космоса и безмолвие вселенной.

Он склонился ко мне, положив на дверцу запястья. На его правой кисти, до кончиков большого и указательного пальцев вился узор из серебристо-черных символов. Никогда не видела ничего подобного.

Я повела взглядом выше, с большим изумлением разглядывая подвеску. Это была двухрублевая монета с изображением Юрия Гагарина.

… это просто… нет слов…

И снова наши взгляды встретились. Они столкнулись – упрямо, мощно, бескопромиссно.

Я желала жить. Он жаждал моей смерти.

– Я могу дослушать песню? – я все еще сжимала руль.

Машина заведена, я могу попросту тронуться с места и ехать до потери пульса, но правда неизменна – чужак найдет меня, где угодно.

– Только не эту.

До меня не сразу доходит смысл сказанного – мне, вообще, невероятно это слышать. Да я просто обалдела!

Дрожащей рукой кручу бегунок, выбирая другую песню. У меня есть хотя бы пара минут? Я буду жить, пока играет музыка?

– Послушаем Адель, – охрипшим от волнения голосом сказала я. – «Подожги дождь».

Этот трек самый длинный и длится семь минут и семь секунд – годится.

Я облокачиваюсь на спинку сидения, зажимая дрожащие ладони между колен. Свет фар вычерчивает дорогу, ветер метет влажные от снега листья, бьется о безликие скелеты домов.

– Красиво, – вырывается у меня, и я поднимаю глаза к небу.

В ночном мраке сияют звезды. В непроницаемой глубине рождаются и умирают цивилизации…

… а мы тут.

Только мы – жертва и палач.

– Еще немного… пожалуйста… – я кусаю губы, понимая, что прекрасный голос певицы оборвется.

Мне больше нечего терять, но я, как никогда, хочу жить. Хочу ловить губами суровый осенний ветер. Хочу ощущать его между пальцев, на коже, в волосах. Такая малость, черт побери…

Еще двадцать секунд… десять… пять…

– Есть еще одна… – я заглядываю в глаза чужаку: – Хочешь послушать?

Его гипнотический взгляд не меняется – такой же густой и спокойный.

– Попробуй удивить меня.

Я совершенно не знаю, какие песни записаны в этом плейлисте, но судорожно ищу что-то особенное. Эта задача заставляет меня покрыться холодным потом.

И я нахожу.

Пожалуй, трудно недооценить этот выбор.

– «Песня Земли». Майкл Джексон.

Я решительно нажимаю на кнопку, и трек во всю мощь звучит из динамиков.

Мы молчим.

Не знаю, о чем думает чужак, но я – только о том, есть ли у него желание услышать еще что-нибудь.

– «Ты хоть раз остановился, чтобы взглянуть на кровь, пролитую нами?» – произнес он, и я поняла, что это перевод строчки из песни.

Я услышала щелчок, и все внутри у меня похолодело – чужак открыл дверцу машины и по-джентльменски протянул мне руку. Не для того, чтобы помочь, а чтобы я наверняка покинула салон.

– Последняя песня? – взмолилась я.

– Если только она будет повеселее.

Не так уж просто найти что-то подходящее в подборке, которую составлял, наверняка, чей-то прадедушка. И все-таки…

– «Я хочу танцевать с кем-то…кто меня любит» Уитни Хьюстон.

Наши руки соприкоснулись.

У чужака была вполне обычная мужская ладонь. Теплая.

Я соскочила на асфальт и сразу отдернула руку, чувствуя, что это прикосновение запылало у меня на коже.

Чужак не закрыл дверь, а лишь облокотился на капот и скрестил на груди руки.

– Танцуй.

Я поправила гигантскую мужскую куртку, почесала одну ногу об другую – это он серьезно?

– Танцуй, Эля, – строже.

– Это твоя месть за два месяца в ловушке? – не сдержала я раздражения, но двигаться начала: топорно, неловко и смущенно.

– Это не вся месть. Только самая сладкая ее часть.

– Наслаждайся, – проворчала я, топчась на месте.

– Это последние мгновения твоей жизни, Эля. Разве ты не хочешь еще немного побыть свободной? Танцуй.

Я могла бы ненавидеть его до зубовного скрежета, но вместо этого лишь горько сожалела о том, чего он меня лишает.

Я спустила куртку с плеч, а затем и скинула ее полностью.

Доверившись музыке, я просто танцевала, хватая руками ветер. Холод жалил кожу, пылал паром вокруг меня. «Я хочу танцевать с кем-то… танцевать с кем-то… кто меня полюбит».

Когда музыка стихла, я обхватила плечи руками и дрогнула.

Тихие рыдания вырвались из моего горла.

Я стояла в окружении мрака – одна во всем мире – и цеплялась за жизнь, в которой не было будущего.

– А вот это месть, – чужак поддел пальцами мой подбородок.

Безмятежное спокойствие вытекало из него со скоростью песчинок, покидающих деление песочных часов. Зрачки сузились, расплавленное золото засверкало в его глазах.

Он склонился к моим губам и втянул носом воздух.

Его пальцы сжались сильнее.

Я видела, как внутри него бьется черное пламя. Он прикрыл веки и стиснул зубы, будто пытаясь сдержать эту безумную стихию.

– Твоя кровь, Эля, – его голос низок и звучит шипящими змеями, – хочу попробовать ее.

– Не нужно торопиться.

Он открыл глаза, довольный моей репликой.

– Я обычно не играю с едой, – он медленно проследил за тем, как его указательный палец очерчивает контур моих губ. – Но время у нас действительно есть.

– До рассвета? – с надеждой заглядываю в его глаза.

– Я не железный.

– Несколько часов?

– Возможно.

– И ты мог бы…

– Что?

Не знаю, как можно говорить с ним о таких вещах…

– …не насиловать меня?

Его губы изогнулись в усмешку.

Судя по взгляду, его ответ «нет».