Текст книги "Пуля для любимого"
Автор книги: Елена Лагутина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)
Часы показывали без семи минут десять. Она вскочила с кровати, подошла к циферблату ближе, внимательно всмотрелась в точку между цифрами, отделяющую часы от минут... Она равномерно гасла и снова загоралась, а это значило, что часы были в полном порядке. Возможно, они просто спешат. Настя включила свет, зажмурилась, но заставила себя открыть глаза и посмотреть на другой, круглый, циферблат настенных часов. Они показывали точно такое же время – даже на одну минуту больше.
Десять часов – это еще вечер или уже ночь? Очнувшись ото сна, она никак не могла прийти в себя и вновь обрести ощущение реальности. Босиком по холодному полу она прошла в ванную, включила душ и окунулась под ледяные струи. Вода была такой холодной, что у нее зашлось сердце – казалось, что на какое-то мгновение оно остановилось, перестало работать, проталкивая по венам потоки крови. Выйдя из-под душа, она закуталась в махровое полотенце, прошла на кухню прикурила сигарету.
Десять часов... Что ж, наверное, он не придет. И что с того? – саркастически усмехнувшись, подумала она. Проза жизни – ей ли не знать, что это такое! Вот уже несколько лет прошло с того дня, как она убедилась в том, что жизнь – это проза. С того самого дня, когда ее муж, ее любимый Игорь, опора, надежда и защита, не выдержав этой чертовой прозы, бросил ее – одну, с маленьким, больным ребенком на руках. Бросил, оставив, кроме грустных и счастливых воспоминаний, свои долги...
Насте не хотелось снова думать об этом. Она уже давно привыкла жить – а вернее, не жить, а существовать – в этой закрытой темной коробке, в которую превратилась с того времени ее жизнь. В конце концов, чего она хотела? Мужчина провел с ней пару ночей – пусть замечательных, неповторимых и ни на что не похожих, но ведь это с ее точки зрения. Возможно, он так не считает, и для него это был всего лишь случайный эпизод, маленький и совсем незначительный кусочек бурной жизни. Ведь он наверняка не живет в черной коробке, как она.
«Мне было очень хорошо. Правда», – вспомнила она его слова и в ту же секунду почувствовала, что больше не может сдерживаться. Изо всех сил прикусив губу, она закричала – звук прорвался в пространство не криком, а сдавленным протяжным стоном. Уронив голову на сложенные на столе руки, она вжалась в них лбом и снова застонала.
Ночь она провела в тяжелой полудреме, то просыпаясь, то снова проваливаясь в темную яму. Ей снились кошмары. Посреди ночи она встала – казалось, что ее бьет озноб. Выкурив одну за другой пару сигарет, снова упала на постель, накрывшись сверху еще одним одеялом. Утро никак не хотело приходить – обычно она вставала в семь часов. Каждый раз, просыпаясь, она смотрела на часы – иногда ей казалось, что она проспала по крайней мере час, но оказывалось, что со времени ее последнего пробуждения проходило не более пятнадцати минут.
Когда наконец наступило утро, Настя заснула. Так часто бывает – ночная бессонница прекращается в самый неподходящий момент, когда уже пора просыпаться. Очнувшись, словно от толчка, она вскочила – часы показывали без семи минут восемь. Через семь минут она должна быть на работе...
Настя была вся мокрая – видимо, ночью у нее и в самом деле поднялась температура. Тело было как ватное, она его практически не чувствовала. Наскоро приняв теплый душ, она заметалась по квартире, одной рукой застегивая юбку, другой расчесывая спутанные и слипшиеся волосы. Нужно было успеть в детский сад к утренней зарядке, а потом, после обеда, идти на занятия в спортшколу... День был расписан до мелочей, и это ее радовало – некогда будет думать о грустном. «Пусть!» Она качнула головой и, стараясь не думать о боли в голове, отправилась на работу.
– Господи, Настя, что с тобой? – Даже не поздоровавшись, Наташа окинула подругу тревожным и пристальным взглядом.
– Все в порядке. То есть я немного нездорова. Ночью плохо спала.
Настя прекрасно понимала, что подобный вариант ответа мог бы устроить кого угодно, но только не дотошную, всегда видящую ее насквозь Наташку. Однако сейчас ей не хотелось говорить о том, что она пережила этой ночью.
– На зарядку, – бодрым голосом обратилась она к детям, которые, едва увидев, тут же облепили ее со всех сторон.
– Настя, а мы с мамой и папой вчера ходили в парк, – поделилась своей радостью Иринка.
– В парк? – Улыбнувшись, Настя погладила рукой маленькую светлую головку. – Ты, наверное, каталась на карусели?
– Да, на карусели. Я сидела на верблюде!
Дети встали в круг, и Настя начала привычный утренний ритуал – зарядку. Через пятнадцать минут она, выбрав себе в помощницы все ту же Иринку, отправилась на кухню за завтраком для детей, потом сидела с ними за столом, следя, чтобы все поели. Она все время находила себе какое-то занятие, чтобы не остаться даже на минуту наедине с Наташей. Так продолжалось до самого обеда, а потом дети легли спать, а Настя вместе с Наташей отправилась в «воспитательскую».
– Слушай, да ты, кажется, горишь. – Наташа приложила к ее лбу ледяную руку. – Правда, что ли, заболела?
– Не знаю, наверное. Ночью температура была, а сейчас я ее и не чувствую, – отмахнулась Настя, маленькими глотками отпивая из чашки кофе, который сегодня почему-то казался ей безвкусным.
– Мне кажется, что дело не только в этом. – Прищурившись, Наташа затянулась сигаретой. – Олег приходил?
– Олег не приходил. – Настя произнесла это спокойно и равнодушно, удивившись тому, что это равнодушие было не только внешним.
– Поэтому ты такая кислая?
– Я не кислая. Сама же видишь, у меня температура. Я ночью плохо спала.
– Но ты ведь его ждала? Он же обещал...
– Да прекрати ты, Наташка, – оборвала она подругу и протянула руку к сигарете. – Кажется, мы пополам курить собирались. Ну обещал, подумаешь. Мне все равно, ты ведь меня знаешь, я не романтик.
– В том-то и дело, что знаю, – возразила Наташа. – Поэтому и беспокоюсь. Ты такая восторженная вчера была.
– Боже, замолчи. Если ты сейчас же не прекратишь об этом говорить, я... Я вытряхну пепельницу тебе на голову. – Настя угрожающе сдвинула брови, давая понять, что не шутит.
– Знаешь что, Настя, иди-ка ты домой. На тебе лица нет, ты вся бледная, как поганка.
– Спасибо, подружка. Только я уж отработаю, а потом пойду домой.
– Да ты с ума сошла, что ли? Совсем свалиться хочешь? На тот свет собралась, Настя? Говорю же, у тебя температура не меньше тридцати девяти. Может, у тебя ангина или воспаление легких... Горло болит?
– Ничего у меня не болит. Я себя отлично чувствую. Я не пойду домой, Наташа. Не надо воображать себя курицей-наседкой. Тебе эта роль не подходит.
Настя встала и почувствовала, что пол под ней закачался. Черт возьми, да что с ней такое! Схватившись рукой за трубу от батареи, она закрыла глаза. Голова кружилась, черные блики мелькали перед ней, разрастаясь в уродливые и бесформенные кляксы... Она отдернула руку – батарея была огненной, и она не сразу это почувствовала.
– Тьфу, черт. Руку обожгла, – выругалась она и беспомощно опустилась на стул. – Что-то со мной неладное творится...
– Я вызову тебе такси. И не смей возражать.
Наташа выпорхнула из комнаты, а через пару минут, вернувшись, застала Настю почти без сознания. Она сидела, опустив лицо на стол, прижавшись алеющей щекой к шероховатой поверхности из кожзаменителя, руки безвольно повисли вниз.
– Настя! Господи, может, «скорую»?..
– Да нет, не нужно, все в порядке. Сейчас приду домой, выпью аспирина, все пройдет...
Наташа заботливо усадила подругу в такси, попросила довезти прямо до подъезда и обещала позвонить часа через полтора.
Настя свалилась на кровать, даже не разувшись, только сбросила мокрый от снега полушубок прямо на пол. Некоторое время лежала без движения, пытаясь справиться с головокружением, следя за маленькими розовыми шариками, мелькающими перед открытыми глазами. Сначала ей показалось, что обои запачканы какой-то розовой жидкостью, но потом она перевела взгляд и поняла, что розовые пятна ей мерещатся. Хотелось закрыть глаза, но с закрытыми глазами головокружение просто сводило ее с ума. Наконец, сделав над собой усилие, она все же поднялась, сняла ботинки, аккуратно поставила их в прихожей, подняла полушубок, пошатнувшись, потеряла равновесие и едва не упала.
Аптечка была в кухне, на самой верхней полке в шкафу. Чтобы достать ее, Насте пришлось забраться на табуретку. Она долго не могла найти аспирин – перед глазами мелькали бесконечные ампулы, «внутривенно», «внутримышечно» – лекарственные препараты, без которых ее маленький сын не мог жить. Наконец нашла пачку аспирина. Буквы расплывались перед глазами. Она проглотила, не запивая, две таблетки и, немного подумав, бросила в рот еще одну, маленькую, розовую – снотворное. На деревянных ногах дошла до кровати, упала, натянув плед до самых глаз. Некоторое время она лежала не двигаясь, прислушиваясь к биению сердца. Но озноб все не отступал – казалось, что она набросила на себя тонкое кружевное покрывало, а совсем не шерстяной плед. Розовые шарики перед глазами постепенно исчезали, сливаясь в одно бордовое пятно. Невыносимую боль причиняло каждое движение. Ома продолжала лежать, уже не зная, чем помочь себе, чувствуя, как пылающее изнутри тело леденеет снаружи. Первое тепло пришло не скоро – наверное, где-то через полчаса она наконец почувствовала, что согревается, что бордовое мерцающее облако постепенно темнеет, превращаясь в темное, черное пятно...
Постепенно сквозь черноту стал вырисовываться силуэт. Настя вздрогнула, зажмурила и снова открыла глаза – но силуэт приближался, приобретая все более реальные и знакомые очертания. Она закричала – вернее, попыталась закричать, но не услышала собственного голоса, только хриплый, сдавленный стон. Оглядевшись по сторонам, она видела только лишь черную пустоту, прорваться сквозь которую было выше ее сил. «Я сплю... Мне просто нужно проснуться, просто проснуться, и этот кошмар кончится!» – твердила она, но никак не могла разомкнуть глаз. Уже не ощущая грани между сном и реальностью, она сжалась в комок, как будто в ожидании удара. Силуэт человека медленно приближался – она уже видела слегка сутулые плечи, короткие, мясистые ляжки в обтягивающей ткани. Глянцевый блеск черепа, лишенного волос, и глаза – близко-близко... Это была уже не первая их встреча.
– Никита! – закричала она и, вздрогнув, наконец проснулась от собственного крика. Вокруг была темнота. Резко вскочив, она обхватила колени руками. Кажется, все это ей приснилось... Все еще не веря, она настороженно прислушалась – но в тишине были различимы только движения стрелки на круглом циферблате настенных часов. Очередной кошмарный сон, с грустью констатировала она – но разве можно к этому привыкнуть? Сколько раз она будет вспоминать ту ужасную встречу, тот разговор, после которого до сих пор не может прийти в себя? Неужели она мало страдала в этой жизни? Почему, за что ей эти новые мучения? А ведь сегодня уже двадцатое число – значит, совсем скоро он снова придет к ней для того, чтобы потребовать окончательный ответ. И каким же он будет, ее окончательный ответ?
Ни разу за те долгие дни, что уже прошли с момента их встречи, она не сомневалась в том, что ее ответ будет отрицательным. Не сомневалась потому, что всегда верила в высшую справедливость и в то, что нельзя купить собственное счастье ценой страданий – и уж тем более жизни! – другого человека. Нет, этого она никогда не сделает. Вот только... Ей было страшно подумать, что же будет в случае ее отказа. Впрочем, Власов обрисовал ее будущие перспективы четко, определенно и достаточно деликатно. Он не угрожал – ни словами, ни даже голосом. Он просто сказал ей, что в случае отказа будет вынужден... Будет вынужден попросить Настю наконец выселиться из его квартиры. Да, конечно же, он понимает, что у нее маленький ребенок, ему очень жаль, что ребенок так серьезно болен. Но ведь он предлагает ей свою помощь, и она сама – сама! – от нее отказывается. О чем вообще можно говорить?
Но в его словах был и еще один скрытый полунамек – страшный, скрытый смысл. Ужасная угроза – угроза жизни маленького Никиты...
Настя закрыла глаза, снова – в одну минуту – вспомнив всю свою прошлую жизнь. И в очередной раз поняла, что попала в настоящий тупик, из которого нет выхода. Если, конечно, не считать выхода, предложенного Власовым...
Единственное, на что она продолжала надеяться в глубине души – так это на то, что Игорь все-таки вернется. Не может, он просто не может так поступить с ней. Не может этот человек оказаться таким слабым... «Хотя, все это мы уже проходили!» – грустно подумала Настя и попыталась наконец перестать думать о том, что так сильно ее мучило. Нужно было заставить себя подумать о чем-то другом...
Она попыталась перевернуться и внезапно ощутила влажность постели. С нее семь потов сошло – только теперь она вспомнила все то, что предшествовало этому страшному бреду. Температура, кажется, спала – по крайней мере перед глазами больше уже не мерцало, голова болела, но не так сильно. Сделав над собой усилие, она поднялась, поменяла мокрую постель и снова нырнула под одеяло. Привычно натянув его до самого подбородка, она закрыла глаза и вспомнила, как любила в детстве вот так же нырнуть под одеяло и оказаться далеко-далеко, в сказочной стране мечтаний и грез, где все было совсем не так, как в жизни. А в жизни...
О том страшном разговоре она постаралась больше не вспоминать. Но и отвлечься было не на что. Она попыталась было вспомнить те чудесные часы, которые провела вдвоем с Олегом, но только теперь почему-то все это показалось ей только счастливым сном. Конечно же, он не вернется... Трудно себе представить, что может быть иначе. Такой же, как все, – просто провел несколько часов в постели – именно в постели, ведь они из нее, черт возьми, практически не вылезали! – молодой девушки и ушел... По своим делам. Вспомнит ли? Вряд ли. Что ж, это не самая страшная потеря. Настя вдруг так отчетливо вспомнила его глаза, полноватые, мягкие губы, руки – сильные, властные и нежные, что ей снова захотелось плакать. Думать о счастье было бы глупо, и все же хоть какой-то, пусть маленький, пусть самый крошечный кусочек... Неужели она этого не достойна? Почему ей достается так много всего плохого? И совсем, совсем ничего хорошего! Может быть, она расплачивается за какие-то прошлые грехи своих предков? Но Боже мой, что же такое они должны были совершить, чтобы Насте досталась такая страшная карма?
Самое страшное – это то, что она никому не может рассказать обо всем, что ее так мучает. Никому, даже Наташке, которая, пожалуй, сгодится в качестве слушателя душещипательной мелодраматической истории, но вот там, где дело касается криминала, – она пас... Она просто не поймет, не поверит, не выдержит и, конечно же, ничего не сможет посоветовать.
Как-то вечером, засидевшись в гостях у подруги, допивая третью или четвертую чашку чаю, Настя, сама не ожидая, спросила:
– Наташа, а как ты думаешь... я смогла бы убить человека?
– Ты? – Наташка картинно подавилась жидкостью и закашлялась. – Ты? Убить человека? Да ты даже мух предпочитаешь в форточку выгонять, чем мухобойкой лишний раз шлепнуть... С чего это ты, Настя?
Настя не ответила, а Наташа, как обычно, быстро перескочила на другую тему, через минуту же и забыв о том странном вопросе, который задала ей подруга. Настя вздохнула и улыбнулась привычной вымученной улыбкой. И правда – о чем это она? Если человек работает тренером в спортивной школе и почти каждый день стреляет из спортивного пистолета по мишеням, это совсем не значит, что мишень может быть живая. Некоторые люди этого просто не понимают!
В тишине раздалась телефонная трель. Настя протянула руку и сняла трубку.
– Ну ты как? – услышала она озабоченный голос Наташи.
– Как огурец, – соврала Настя, внезапно снова ощутив головокружение.
– Ну и отлично. Температуру мерила? Прийти к тебе? Принести чего-нибудь?
Настя улыбнулась. Вот так всегда – Наташка тараторит, часто сама отвечая на собственные вопросы. Ей даже и собеседник не нужен. И все-таки Насте хотелось побыть одной.
– Не надо, Наташа... Спасибо, ничего мне не нужно. Я сейчас чаю выпью и посплю. У меня ведь сегодня тренировка должна была быть.
– Какая, к черту, тренировка? – возмутилась Наташа. – Ты еле на ногах стоишь! И без тебя постреляют!
– Постреляют, – согласилась Настя, – только у нас через неделю выездные соревнования, ты же знаешь... Поэтому мне лучше не пропускать тренировки. Сегодня я, конечно, никуда не пойду. Полечусь, а завтра, даст Бог...
– Будет день – будет пища! – Наташа изрекла народную мудрость таким тоном, будто была ее автором. – Ладно, лечись, не буду тебе навязываться. Если что – звони.
Некоторое время Настя лежала неподвижно, пытаясь поддаться сковывающей веки дреме. Но и на этот раз ее ждал кошмар. Едва прикрыв глаза, она снова видела лицо – знакомое мясистое лицо Власова, слышала его голос... Резкий звонок разрезал тишину. Настя вскочила на кровати, сжавшись от ужаса. Она ни минуты не сомневалась в том, кто стоит за дверью. Ведь не зря этот настойчивый бред. Хотя – срок еще не подошел, так чего же ему может быть нужно?
Она попыталась взять себя в руки, но мелкая дрожь так и била все тело, и она уже не знала, что ей делать – затаиться, дождавшись, пока он уйдет? Она задержала дыхание, и в наступившей тишине отчетливо услышала, как гулко стучит сердце. Звонок повторился, потом еще и еще...
Внезапно новый порыв заставил ее резко подняться с кровати. Что же это с ней такое, черт возьми? Разве можно быть такой слабой? Ведь он непременно почувствует ее слабость, и тогда уже в его руках будет главное оружие – он все-таки сумеет ее напугать и сделать послушной куклой, которая боится сама себя, своего прошлого и будущего. Нет, так нельзя! Накинув на плечи махровый халат и вздрогнув от внезапного холода, она решительно направилась к двери. Звонок настойчиво повторился. Она приникла к глазку и не смогла ничего разглядеть – только темный силуэт где-то справа от двери. В подъезде снова вывернули все лампочки. Что ж... В конце концов, хуже не будет! Она широко распахнула дверь и, вздрогнув от неожиданности, застыла в полном изумлении. Перед ней, прижимая к груди огромный букет из белых роз, стоял Олег.
– Ты?.. – Она внезапно увидела себя со стороны и стыдливо опустила глаза. Растрепанные волосы, спутанные и влажные от пота, бледное лицо, старый, застиранный махровый халат с торчащими петельками, босые ноги.
– Настя? – В его голосе не было насмешки – была только тревога. – Что с тобой?
– Ничего, – замялась она, – все в порядке. Просто я немного нездорова.
– Немного?.. Это ты называешь немного? Мне можно войти?
– Да, конечно. – Настя ответила нерешительно, раздумывая о том, что в квартире не убрано, постель не застелена и ее пресловутый внешний вид оставляет желать лучшего...
– Так все-таки можно или нельзя? Или ты на меня обиделась?
– За что?
Они так и продолжали разговаривать через порог.
– Я ведь пропал. Обещал позвонить и исчез... Это – тебе. – Он наконец протянул ей букет.
Настя почему-то вздрогнула, ощутив прикосновение его холодных пальцев. Семь удивительно красивых бутонов, на каждом из которых застыли серебряные капельки влаги – растаявшие снежинки. «Спасибо» застыло на губах – слишком традиционно, слишком обычно за такое вот чудо.
– Олег... Это просто сон. Мне никогда не дарили таких цветов. Правда.
Он вздохнул:
– Это означает, что мне можно войти или ты еще подумаешь?
Настя посторонилась, улыбнувшись.
– Конечно. У меня беспорядок, ты не обращай внимания.
– Очень даже буду обращать. Вплоть до ликвидации.
Как оказалось, он не пошутил. Уже через несколько минут после его появления в квартире Настя покорно лежала на кровати, застеленной свежим бельем, а Олег, уже успевший расставить все вещи по местам и повесить в шкаф одежду, пылесосил. Старенький родительский пылесос, находящийся на последнем издыхании, работал так громко, как будто в квартиру загнали снегоуборочную машину.
– Ну вот, – он вытер капли пота, выступившие на лбу, и выдернул шнур из розетки, – теперь тебе не за что передо мной извиняться. Чистота просто идеальная – или, может быть, я что-то забыл?
– Ты не вытер пыль с тумбочки. – Произнося эту фразу, Настя изо всех сил старалась придать лицу серьезное выражение.
– С тумбочки? – Он нахмурил брови, показывая, что и ему сейчас не до смеха. – С какой тумбочки?
– Вон с той, – Настя протянула руку вправо, – которая стоит возле окна.
– Прости. – Он уже помчался в кухню мочить тряпку.
– Олег, прекрати! Прекрати сейчас же, ты ведешь себя...
– Как я себя веду? Неужели опять слишком нагло? – Он показался в дверном проеме с мокрой тряпкой в руках. – Нагло, вызывающе, просто недопустимо?..
– Совершенно верно! – засмеялась Настя и тут же взмолилась: – Прошу тебя, прекрати убираться в моей квартире!
– Странные вы, женщины, – как бы удивляясь, произнес он, – не поймешь вас. Ладно, не хочешь – как хочешь. Я больше не буду убираться в твоей квартире. Только вот пыль с тумбочки вытру – и все, баста. Пойду на кухню, что-нибудь поесть приготовлю.
Настя протестующе взмахнула руками.
– Что, и этого тоже делать нельзя? – Он поднял брови, как бы удивляясь, и продолжил тоном капризного ребенка: – Ну вот, убираться нельзя, готовить нельзя, что же тогда можно?
– Олег, – она смотрела на него беспомощно и ласково, – пожалуйста...
Он подошел, присел рядом на краешек кровати и слегка коснулся губами ее волос. Настя сразу почувствовала, как тысячи электрических волн пробежали по телу, родившись в той точке, где только что были его губы. Закрыв глаза, она расслабилась, потянулась к нему...
Он и в самом деле, невзирая на ее запрет, отправился на кухню готовить ужин – но не сразу, а уже после того, как на ее губах замер последний стоп. Некоторое время они просто лежали молча, не говоря ни слова, думая каждый о своем. Потом он осторожно приподнялся, бережно переложил ее руку на одеяло.
– Скажи, ты сегодня что-нибудь ела?
Она только покачала головой:
– Мне не хочется...
– Ну, это не разговор. Ты как маленькая девочка. Нужно кушать, чтобы поправиться, Настенька.
«Настенька»... Давно забытое, почти что сказочное имя. Волшебный вечер, и такой неожиданный. Настя смотрела на розы, стоящие в высокой хрустальной вазе на журнальном столике. Олег, не став дожидаться ее возражений, отправился на кухню.
– Настя, тебе не скучно? – Она услышала его голос и улыбнулась. – Может быть, телевизор включить?
– Не надо, – прошептала она, чувствуя, как наливаются тяжелым свинцом веки. Через некоторое время она уже спала – спокойно и беззащитно, а он, закончив кухонные хлопоты, сидел на полу рядом с ней и смотрел, как вздрагивают во сне ее ресницы.
Она проснулась от холода. Все тот же озноб – теперь еще сильнее. Открыв глаза, она долго смотрела перед собой, вспоминая все то, что казалось теперь сном. Неужели ей все это приснилось? Оглядевшись, она различила в ночном сумраке белые розы. Значит, не приснилось. Только Олега не было. Она приподнялась на кровати и сразу же увидела его. Он сидел в кресле, откинув голову назад.
– Олег, – тихо позвала она и, не дождавшись ответа, поняла, что он спит. Выбравшись из-под одеяла, она тихо подошла к нему, присела рядом, возле его ног, прижалась губами к холодной руке.
Он сразу же проснулся.
– Настя... Извини, я, кажется, задремал.
– Бессонная ночь?
– Две бессонные ночи, – устало уточнил он. – Эта чертова работа когда-нибудь сведет меня в могилу. Но и без нее я тоже не могу, хоть ты тресни.
Работа... Странно. Настя подумала о том, что совсем ничего не знает о человеке, который за последние несколько дней стал для нее таким родным.
– Расскажи мне про свою работу, – попросила она, но он в ответ на ее просьбу только возмущенно нахмурил брови.
– Настя, умоляю тебя. Все, что угодно, только не это. Давай не будем говорить о работе.
Она улыбнулась:
– Но почему? Мне интересно, я хочу знать... Хочу знать, как ты живешь. Чем заполнена твоя жизнь.
– Моя жизнь – это азарт. Такая у меня профессия. Я журналист, журналюга, как говорят многие.
– Но при чем здесь азарт? Ты ведь не в рулетку играешь! – искренне удивилась Настя, а он улыбнулся:
– Иногда это бывает похлеще рулетки... Настя, я на самом деле не хочу сейчас говорить о работе. И вообще – ты сошла с ума! Сидишь на холодном полу уже пять минут... Ну-ка, дай я потрогаю твой лоб!
Она послушно потянулась к нему, ощутив ледяное прикосновение влажных губ.
– Да ты вся горишь! Марш в постель!
– Только с тобой, – упрямо возразила она, а он поднялся, бережно убрав ее ладонь, и, подхватив на руки, понес на кровать.
– Невесомая... Просто пушинка.
Он уложил ее на кровать, заботливо накрыл одеялом и снова поцеловал в горячий лоб.
– Лежи, я сейчас.
Настя покорно застыла, снова натянув одеяло до самого носа. Да что же с ней такое происходит, что за странная болезнь – ни насморка, ни кашля, и горло не дерет, откуда эта лихорадка?
Он вернулся с двумя чашками чаю. Настя приподнялась на локте и принялась медленно цедить из бокала горячую ароматную жидкость.
– Такой вкусный чай...
– Особенный рецепт. – Он наклонился и поцеловал ее в губы.
– Осторожно, – предупредила она серьезно, – можешь заразиться!
– Умрем вместе, – равнодушно произнес он, а ей внезапно почему-то стало страшно. Даже повзрослев, она не научилась спокойно думать и говорить о неизбежном.
– Перестань, прошу тебя. Никогда так не говори.
Он посмотрел задумчиво и немного удивленно, но не стал возражать.
– Девочка... Ты просто маленькая девочка, Настенька. Наверное, поэтому я так сильно люблю тебя.
Настя сжалась, почувствовав, что сердце огненным шаром упало вниз, обожгло и теперь мечется из стороны в сторону, пытаясь снова найти свое место. Что это было?..
– Олег, иди сюда. Мне так холодно.
Он поставил недопитый чай на пол и послушно лег рядом с ней, приподняв одеяло. Настя обхватила его обеими руками, прижалась щекой к груди и закрыла глаза, чувствуя, как снова начинает таять от его прикосновений. Они долго лежали молча, не говоря ни слова. Страсти не было – была одна только нежность, и она купалась в этой нежности, которой ей так не хватало долгие годы, забыв обо всем, даже о самом страшном... Ей просто было хорошо.
Проснувшись утром, она сразу, еще даже не открыв глаза, поняла, что находится в квартире одна. Протянув руку, почувствовала холодную постель. На столе белел клочок бумаги.
«Настенька, я ушел на работу, – прочла она, – вернусь, как только смогу. Завтрак на столе. Люблю».
Медленно опустив руку с запиской, она вздохнула. И правда, что за работа у человека – вернусь, когда смогу! Не с восьми до пяти и не с девяти до шести, вообще никакого графика – когда смогу... Детский, неровный почерк. Слово «люблю» – теперь на бумаге... Она даже не знала, хорошо или плохо ей от этого. Наверное, и то и другое вместе. Но только что означает это «когда смогу»? Через час? К обеду? Вечером? Завтра или, может быть, послезавтра?
Телефонный звонок прервал ее грустные размышления. Подняв трубку, она услышала совсем не тот голос, который ожидала, и все же улыбнулась – Сергей Сергеевич, как обычно, за нее тревожится.
– Настя, что случилось? Почему ты вчера не пришла? – строгий, и все же добрый, какой-то отеческий голос.
– Заболела, Сергей Сергеевич.
– Ну вот, так я и знал, – ответил он, как будто и в. самом деле знал все наперед. – Сколько раз говорил, зимой нужно ходить в шапке!
– Да не идут мне никакие шапки, Сергей Сергеевич. Вы же знаете! Я их тысячу штук перемерила. Это же просто смешно!
– Ничего смешного, – упрямо возразил тренер, – у тебя с менингитом как – пакт о ненападении подписан?
– Подписан, – засмеялась Настя, – не волнуйтесь.
– Да как же мне за тебя не волноваться, ты ведь никогда меня не слушаешь...
Настя, почувствовав, что разговор возвращается к теме, для нее неприятной – опять об Игоре! – нахмурилась.
– Обещаю, что куплю себе шапку.
– Ладно. – Голос на том конце линии подобрел. – Как ты себя чувствуешь?
– Не знаю, – честно призналась она, – я еще не поняла. Только что проснулась.
– Тогда лечись.
– Я, может быть, завтра... – неуверенно начала она, но он сразу же ее прервал:
– И думать не смей, слышишь? Лучше отлежись в постели. Тебе же команду к соревнованиям готовить надо, я без тебя не справлюсь. Так что не говори глупости. Поправишься, тогда и придешь. Две недели – срок приличный, все успеешь. К тебе заехать?
– Да нет, не нужно, Сергей Сергеевич... Я же не одна. У меня Наташа есть, и потом...
– Что, еще кто-то есть?
Настя улыбнулась – ну прямо-таки шестое чувство! Обо всем догадывается!
– Не знаю, – честно призналась она, – пока не знаю. Вроде есть, а вроде нет.
– Смотри, Анастасия, – строго произнес он, – больше не ошибайся. Прошу тебя.
– Обещаю, – ответила Настя, снова улыбнувшись. Он всегда называл ее Анастасией, когда хотел подчеркнуть серьезность своих слов. Прямо как отец, хотя разница в возрасте только с большой натяжкой позволяла отнести их к поколениям отцов и детей.
Повесив трубку, Настя накинула халат и отправилась на кухню. Застыв от изумления, она изучала неизвестно откуда взявшийся на столе удивительной красоты натюрморт. Мохнатые медовые персики, желтовато-зеленые яблоки, блестящие, словно покрытые воском, яркие солнечные апельсины... Казалось, она уже тысячу лет не ела фруктов зимой. Как в сказке! Она посмотрела на часы. Половина девятого! Когда же он все успел?
Медленно подойдя к столу, она взяла в руки персик и надкусила. Сочная, сладкая и теплая жидкость приятно потекла в пищевод. Настя с детства обожала персики, только откуда он мог об этом узнать?
Очередной телефонный звонок не позволил ей спокойно завершить трапезу. Она сняла трубку и услышала взволнованный и озабоченный голос Наташи. Традиционный и уже успевший набить оскомину вопрос – как ты себя чувствуешь?
– Отлично! – На этот раз Настя говорила искренне. – Просто замечательно!
– Что это за стремительное исцеление? – с сомнением в голосе спросила Наташа.
– У меня был хороший врач.
Наташа поняла ее ответ буквально.
– Ты вызывала врача?
– Нет, не вызывала. Он сам пришел. – И, не сдержав улыбку, добавила: – Не виноватая я!
– Настя... – Наташа на минуту задумалась, а потом ее осенило: – Олег?
– Угу, – коротко ответила Настя, стараясь подавить торжествующие нотки в голосе. Что это она, в самом деле, как маленький ребенок!
Шквал эмоций незамедлительно последовал с другого конца трубки.
– Ну вот видишь! Я же говорила! Я же сто раз тебе говорила! А ты меня никогда не слушаешь, ты себя умнее и опытнее считаешь! Ну не знаю, может, ты и умнее, только в этих вопросах...
