Текст книги "Пуля для любимого"

Автор книги: Елена Лагутина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Дрожащими пальцами Настя взяла из рук Власова пистолет. Совершенно обычный, так сильно похожий на множество своих игрушечных собратьев, бесчисленное количество которых лежало в Никиткином ящике. Она вспомнила серьезное лицо сына, когда он, выглядывая из-за угла, хмурил брови, направлял на Настю или на Игоря дуло пистолета, кричал: «Паф! Паф! Ура, папа, ты убит!» – и улетал в комнату, звонко смеясь...

– Пистолет с глушителем, – пояснил Власов, – так что не бойся...

И вдруг – Настя вздрогнула от этой внезапно созревшей у нее в голове мысли: ведь сейчас она может все изменить – стоит только нажать на курок, и все... Задумчиво повертев пистолет в руках, она перевела взгляд на Георгия Петровича. Тот молча курил, как-то слишком часто стряхивая пепел прямо на пол. Всего лишь один выстрел – ей все равно придется это сделать, так какая разница, в кого стрелять? Так просто – взять и нажать на курок...

За прошедшие несколько секунд у нее в голове промелькнула тысяча мыслей. Она успела несколько раз поменять свое решение, и все же наконец остановилась на одном. Если уж стрелять – так стрелять в этого подонка, который превратил ее жизнь в ад, который вынуждает ее стать убийцей!

Настя покрепче сжала пистолет в руке, ощупала пальцами холодную сталь и наконец зафиксировала их на курке. И в этот момент – Власов словно читал ее мысли! – он повернулся к ней лицом и произнес, словно в пустоту:

– Пистолет не заряжен. Вот патроны, возьми.

Настя почувствовала, что последние силы покидают ее.

– Отвезите меня домой, Георгий Петрович. Я все поняла. Только скажите – а если я не попаду?

Власов нахмурил брови:

– То есть – что это значит? Это исключено, девочка моя. Я нанимаю профессионального стрелка совсем не для того, чтобы ты промазала. Я нанимаю тебя для того, чтобы ты попала.

– Но ведь я же человек! – запротестовала Настя. – Живой человек, а не машина! Любой человек может ошибиться...

– Ты – не можешь. Ты не человек, а снайпер, моя дорогая. Ни о какой ошибке не может быть и речи. На, возьми.

Он протянул ей узкий конверт, и она сначала не поняла, что это такое.

– Там фотографии. В фас, в профиль, в полный рост, портрет... Ты же должна знать, в кого стреляешь. Или я не прав?

Настя протянула руку – бумага жгла пальцы, как будто это были тлеющие угли... Хотя, конечно же, все это ей просто показалось. Она не стала раскрывать конверт в присутствии Власова – психологически это было для нее слишком сложно. Наверное, именно этот момент и будет самым страшным – тот момент, когда она вскроет конверт и впервые посмотрит в глаза человека, которого через несколько часов ей предстоит лишить жизни. Убить – собственной рукой, ради того, чтобы спасти жизнь своего сына.

Машина медленно двигалась по дороге. Настя, спрятав конверт в карман полушубка, молча смотрела в окно – мелкие колючие снежинки бились в окно, словно мельчайшие осколки хрусталя, рассыпавшиеся где-то на небе. Совсем как в тот день, когда она познакомилась с Олегом...

– Ну все, моя дорогая, приехали.

Власов постоянно называл Настю то «моя дорогая», то «моя девочка», и это бесило ее едва ли не больше всего. Черт бы побрал эту его искусственную учтивость!

Перед тем как покинуть салоп автомобиля, Настя выкурила еще одну сигарету и в последний раз повторила Власову весь сценарий своих действий. Она говорила, как заведенная механическая игрушка – без чувств и без эмоций, абсолютно ровным, ничего не выражающим голосом.

– Даже не думай о милиции, – сухо и коротко бросил Власов, когда она выходила из салона.

– Я и не думаю, – ответила Настя, закрывая дверцу.

– Послушай, Настя!

Как оказалось, их разговор еще не окончен. Настя, подавляя растущее раздражение, обернулась:

– Да?

– А ты, кажется, любовника себе завела...

– Не ваше дело! – отрезала она. – Вы что, за мной следите?

Власов как-то странно усмехнулся и проговорил:

– Зачем мне за тобой следить, глупая?

Последнее слово все же осталось за ним. Настя облегченно вздохнула, услышав, как скрипнули тормоза. Машина развернулась и уехала в противоположном направлении.

К своему дому Насте пришлось идти по скользкому обледенелому спуску. Каждый шаг давался ей с трудом. Она никак не могла взять себя в руки.

«Что я скажу Олегу? – думала Настя, ощущая в кармане ненавистную и страшную тяжесть. – Как посмотрю ему в глаза? Сегодня, завтра... А потом? Что будет потом? Смогу ли я с этим жить?»

Конечно же, она не могла этого знать. Но чувствовала, что, начиная с этой минуты, ее жизнь должна полностью измениться. Той, прежней, Насти, больше не было. Жизнь разделилась на две половины – образовавшаяся трещина постепенно расползалась, и вот произошел надлом. Что ждет теперь ее в этой новой жизни? Будет ли в ней хоть капля радости, счастья, любви?

Насте не хотелось об этом думать. Ей вообще не хотелось думать ни о чем. Если бы только можно было блокировать участок памяти, хранящий в себе информацию о прошлом! Тогда все было бы гораздо проще, тогда она могла бы не помнить о том, о чем ей предстояло теперь помнить всю жизнь. Тогда можно было бы начать все сначала, опять став прежней Настей, снова полюбить Олега, снова научиться радоваться и смеяться. А теперь... Самым ужасным в этой ситуации для Насти казалось то, что она пи с кем не может поделиться своим несчастьем. Она не боялась, что ее станут осуждать – к примеру, Наташа или тот же Сергей Сергеевич, возможно, даже Олег – все они смогут понять ее, войти в ее положение и почувствовать, насколько оно безвыходно. Но ведь никто и ничем не сможет ей на-мочь! Она даже промахнуться не имеет права!

Сотни раз прокручивая в голове свой разговор с Власовым, она снова и снова вспоминала тот момент, когда чуть было не решилась его убить. Но он оказался предусмотрительнее, чем она думала. Неужели Власов мог предвидеть то, что у нее возникнет это желание? А ведь в том случае, если бы пистолет был заряжен, сейчас уже все могло бы быть по-другому...

При мысли о том, что несколько минут назад она могла бы убить человека, у Насти закружилась голова. Она уже ничего не понимала – что лучше, что хуже. Знала только одно – она не имеет права рисковать жизнью Никиты. Пусть в сложившейся ситуации виноват Игорь – несмотря на это, расплачиваться придется ей. Ей, но не сыну. Только не сыну...

Не став дожидаться лифта, Настя медленно поднималась по ступенькам, отстраненно разглядывая знакомые серые стены с обвалившейся штукатуркой. Они напоминали географическую карту – со своими материками и океанами. Настя остановилась, разглядывая эти замысловатые фигуры и линии, как будто видела их в первый раз. Второй, третий, четвертый этаж...

Оказавшись наконец возле двери, она долго не решалась вставить ключ в замок. Ей было так страшно, как будто она собиралась войти не в свой собственный дом, а в чужую квартиру, где ее никто не ждет и не будет рад ее появлению.

Постояв без движения еще несколько минут, она все же достала из кармана ключ, стараясь не обращать внимания на то, чего неизбежно коснулись ее холодные пальцы, и повернула его. Дверь открылась без звука, и Настя, тихонько переступив порог, оказалась в квартире. Здесь было совсем темно, и на мгновение Насте показалось, что здесь никого нет.

Подумав об этом, она внезапно почувствовала облегчение. Олег ушел. Он наконец понял, что Настя – совсем не та женщина, с которой он может быть счастлив. Что она – совсем не та женщина, которую можно любить... Медленно расстегивая пуговицы на полушубке, Настя чувствовала, как по ее щекам текут слезы. Что ж, наверное, этого и следовало ожидать. И теперь уже ничего не изменишь.

Но в этот момент она увидела, что в глубине комнаты горит приглушенный свет. «Ночник, – подумала Настя, – но ведь он не мог уйти и оставить включенным ночник!» Значит, Олег был дома. Быстро сбросив ботинки, Настя бесшумно проскользнула в ванную – ей было необходимо срочно избавиться от того, что лежало в кармане. Достав пистолет, завернутый в носовой платок, и патроны, Настя открыла маленький самодельный шкафчик под ванной и, нагнувшись, засунула оба свертка подальше, почти к самой стене. Закрыла дверцы шкафа – и в этот момент вспомнила, что в другом кармане у нее остался конверт с фотографиями.

Прикоснуться к этому конверту оказалось еще страшнее, чем взять в руки пистолет. Как будто бы это были не простые снимки, а труп человека, которого она убила. Настя вздрогнула и почувствовала, как мурашки пробежали вниз по всему телу. В конце концов, это просто конверт. Сейчас она достанет его и не будет – ни за что не будет – разворачивать! У нее еще есть время, она посмотрит фотографии потом, завтра, или даже не завтра, а послезавтра, в тот день, когда... А сейчас – не будет.

Внезапно у нее закружилась голова. Она прислонилась к прохладной поверхности кафеля и почувствовала, как бьется кровь в висках. Совершенно отчетливо, словно на телеэкране, она увидела пустую квартиру. Ничего вокруг – только голые серые стены и лампочка, забрызганная побелкой, висящая в центре потолка. Вот и она, Настя, – подходит к окну, приоткрывает створку. Поток холодного воздуха врывается в помещение – но она его не чувствует. Она напряженно смотрит вперед – туда, откуда сейчас, с минуту на минуту, должна появиться ее жертва. Секунды текут медленно – слишком медленно, чтобы все это не показалось ей вечностью. И вот она видит силуэт...

Настя зажмурила глаза и встряхнула головой, попыталась избавиться от навязчивых видений. И вдруг, повинуясь внезапному порыву, даже не осознавая причины, которая побудила ее это сделать, Настя открыла конверт. Быстро, не раздумывая, она повернула его обратной стороной и вытащила несколько снимков. На первом из них был изображен человек в полный рост. Настя, даже не взглянув, отложила снимок в сторону. А вот на второй фотографии было изображено его лицо. Знакомое лицо, которое Настя видела сотни раз в день, просыпаясь по утрам и засыпая ночью. Родное, любимое лицо – лицо Олега.

Настя сидела на полу в ванной. Она вспоминала недавний разговор с Олегом. И все же тогда она не придала его словам слишком большого значения. Теперь эти слова стали для нее разгадкой. Хотя какая теперь разница?..

Олег очень любил свою работу. В тот вечер они и разговаривали о его работе.

– Так вот... Понимаешь, Настя, работа журналиста – это не совсем та работа, которую представляет себе большинство людей – пришел на какую-то выставку или пресс-конференцию, щелкнул диктофоном, потом переписал и отдал в верстку. Может быть, раньше так и было, а сейчас все совсем по-другому. Конечно, можно писать статьи о симфонических концертах или спортивных баталиях. И я не хочу сказать, что это неинтересно. Но только ведь на этом много денег не заработаешь. А есть определенная категория журналистов...

– Папарацци? – перебила Настя.

– Не совсем. – Олег улыбнулся. – Папарацци – это те, кто делает и помещает в газетах скандальные снимки из жизни знаменитостей. А у меня ситуация другая. Я провожу расследования.

– Расследования? Ты же не частный сыщик?

– Что-то наподобие. Конечно, не по собственной прихоти. Видишь ли, Настя, не хочу показаться тебе нескромным, но таких журналистов, как я, в нашем городе очень мало. Дело не в умении писать, а в умении добывать материал. Нас, как волков, ноги кормят. Конечно, первые мои громкие статьи были написаны только по собственной инициативе, а потом... Знаешь, иногда вовремя поданная информация бывает чрезвычайно выгодна одним людям и точно так же невыгодна другим. Вопрос в том, каким образом эту информацию добыть.

Еще некоторое время Олег с увлечением рассказывал Насте о своей работе, о том, как она сложна, интересна, а порой и опасна.

– Помнишь, – спросил он, – я говорил тебе о том, что в скором времени, возможно, смогу заработать много денег?

Настя кивнула, и Олег продолжил:

– Сейчас, в данный момент, я провожу очень серьезное и крупное расследование. Не стану утомлять тебя подробностями. Суть в элементарной борьбе конкурентов. Один конкурент хочет устранить другого – вот и все. Открыть себе более широкое поле деятельности. Хотя в этой ситуации определенно замешана еще и политика. Это касается одного человека, который работает в правительстве. Но мне обещали очень хорошие... огромные деньги за то, что я соберу и опубликую информацию об их совместной нелегальной деятельности по продаже черного металла за границу.

Настя не совсем отчетливо понимала все то, что говорил ей Олег.

– Отчаянный... – произнесла она и слегка дотронулась губами до его щеки. – Скажи, а что будет с этим человеком... Ну, который занимается этой нелегальной деятельностью? В том случае, если в газете появится твоя статья?

Олег пожал плечами:

– Не знаю, дадут ему тюрьмы лет десять, может, больше. Да мне какая разница!

– Как это – какая разница! – возмутилась Настя. – Неужели ты не понимаешь, что он просто так этого всего не оставит! Или ты думаешь, что этот человек тебя по головке погладит за то, что ты его в тюрьму засадил?

– Не думаю, – согласился Олег, – но, во-первых, Настя, он же будет в тюрьме. Я так думаю, его арестуют почти сразу после того, как статья выйдет в свет, а все документы и копии, которые мне удалось собрать, будут переданы в прокуратуру.

– Ты что, собираешься передать их в прокуратуру? – удивилась Настя. – Это-то тебе зачем?!

– Да не я, – отмахнулся Олег, – не я, а те люди, которые заказали мне сбор материала. Но это – мое предположение. Я почти на сто процентов уверен в том, что не ошибаюсь. В любом случае, пойми, Настя, я ничем не рискую! Статья будет подписана, как это часто бывает, редакционным псевдонимом, а конфиденциальность информации...

* * *

Никакой конфиденциальности не было. Теперь Настя внезапно поняла, кто он – этот самый человек, им которого Олег ей не называл. Но теперь было слишком поздно. Слишком поздно для того, чтобы что-то изменить... Зачем он ввязался в это дело? Каким образом произошла утечка информации? Всего этого Настя не знала. Все это по большому счету теперь не имело абсолютно никакого значения.

Настя понятия не имела, сколько времени прошло с тех пор, как она вскрыла конверт. Фотографии в беспорядке рассыпались вокруг. Настя чисто механически переводила взгляд с одной на другую. На одной из них он был снят крупным планом – видимо, это была фотография на какой-то документ. На другой Олег стоял, слегка развернувшись, смотрел прямо перед собой, мимо объектива. Еще на одном снимке он был изображен именно таким, каким она привыкла видеть его каждый день – в своем толстом светло-коричневом свитере и распахнутой коричневой дубленке. Приглядевшись, Настя поняла что Олег находится... возле ее дома!

Она горько усмехнулась – так вот откуда эта странная ирония в голосе Власова! «Зачем мне за тобой следить, глупая?» Конечно, он следил не за ней – он следил за Олегом. Значит, Власов прекрасно обо всем знал и все же решил не отступать от намеченной цели. «Это какой-то моральный садизм, – подумала Настя. – Что я ему такого сделала, за что он мне мстит? Он хочет меня заставить убить человека, которого я люблю, с которым живу, сплю в одной постели, которого уже представляю отцом своего ребенка...» Сердце пронзила острая боль. Перед глазами, сменяя друг друга, вставали два лица – лицо Никиты и лицо Олега. Она поняла, что находится в капкане. Власов не просчитался, поставив на нее. Потому что в том случае, если ей придется выбирать между ними двумя, она выберет сына. Не колеблясь ни минуты. А выбирать ей придется – ведь другого выхода нет. Впрочем...

В этот момент Настя поняла, что она окончательно сломалась. Она испытала такое острое желание расстаться с жизнью, что у нее загорелись глаза. Она вскочила с пола и начала лихорадочно оглядываться вокруг себя. Взгляд остановился на упаковке лезвий, лежащей на полочке. Она взяла их и снова задумчиво опустилась на пол. Теперь перед ней уже не стоял вопрос о том, что ей делать. Она сделала свой выбор. Этот день – послезавтра – в ее жизни просто не наступит, вот и все. Поднявшись, она тихонько задвинула задвижку на двери и сбросила шубу на пол. Вслед за шубой медленно сняла юбку, колготки, теплый свитер и тонкую водолазку. Оставшись в одном белье, она поежилась. «Только не думать, только ни о чем не думать! Сейчас, совсем скоро... Не будет, ничего не будет, совсем ничего», – шептала она, отвинчивая кран до упора. От сильного напора кран приподнялся вверх, брызги ударялись о стены и разлетались в разные стороны.

– Настя! – Дверь дернулась. – Открой, что ты там делаешь?

Настя молчала, растерянно и беспомощно оглядываясь по сторонам. Как это часто случается, в критические моменты жизни человек не задумывается над самыми простыми и естественными вещами. Всего лишь минуту назад все было так просто – ей казалось, что, раз уж она приняла решение, никто и ничто не сможет ее удержать. Разве что конец света наступит – и вот...

– Я... я купаюсь, Олег, – произнесла она изменившимся голосом, – подожди...

– Купаешься? В шубе?! Открой дверь, Настя!

В его голосе была такая тревога, что Настя испугалась. Испугалась не за него, а за себя, потому что в своем единственном стремлении – лишить себя жизни – больше не могла даже думать ни о чем другом. В течение последних минут эта мысль была ее единственной и навязчивой, а потому она не почувствовала ничего, кроме злобы, растерянности и страха, услышав за стеной его голос.

– Я не открою, я... я купаюсь, Олег, – пробормотала она, уже не зная, что ей делать, – уходи!

Ванна заполнилась почти наполовину. Олег продолжал стучать в дверь – все настойчивее, и каждый удар отзывался чудовищной болью в голове. Настя зажала уши руками, но продолжала слышать, как он стучит.

– Прекрати... прекрати, Олег, – прошептала она и принялась лихорадочно вскрывать бумажный пакетик с лезвием. Пальцы не слушались, не сгибались... Наконец достав одну узкую серебряную полосу, она тут же выронила ее на пол.

– Настя! Открой! Открой сейчас же! – кричал за стеной Олег, но она его уже не слышала.

– Тьфу, черт, – выругалась она и принялась глазами отыскивать на полу лезвие. Но перед глазами плыло, голова кружилась, и она решила достать из пачки другое лезвие. Вторая попытка была более успешной – крепко зажав лезвие в руках, она опустилась в ванну. Вода была горячей, даже слишком горячей, но она не почувствовала, как запротестовала обожженная кожа.

Звуки с той стороны затихли – наверное, Олег решил оставить ее в покое. Или, может быть, ей показалось? Она завинтила краны. Вода перестала шуметь – несколько последних капель ударились о поверхность, а потом все смолкло. Прислушавшись, Настя убедилась в том, что в дверь на самом деле больше никто не стучит. Полная тишина... В руке блеснуло лезвие. Настя поднесла его к запястью – туда, где под кожей слегка бугрился синеватый ручеек, разносящий кровь. Вена. Настя опустила руку в воду, и, нажав посильнее, собралась было провести ровную прямую черту вдоль запястья. Но в этот момент она снова услышала голос Олега...

– Настя, открой сейчас же, иначе я взломаю дверь. Ты ведешь себя как ребенок! Как ребенок, слышишь?!

Рука в ту же секунду расслабилась, пальцы разжались, пластмассовый станок медленно, словно нехотя, стал погружаться в воду. Ничего не случилось – только белая полоса вдоль запястья. Настя смотрела, как она исчезает, и прислушивалась к тому, как пульсирует кровь в висках.

«Ребенок». Именно это слово заставило ее так внезапно прийти в себя. Не голос Олега, не его упреки и угрозы взломать дверь. Настя, казалось, услышала только последнее слово, которое он повторил дважды. Ребенок. Никита! Как же он будет жить без нее, с кем останется?! Кто, черт возьми, достанет деньги на операцию, кто поможет ему выжить, если его слабонервная мамаша вскроет себе вены? Кто?! Дура, идиотка, истеричка!

Настя огляделась по сторонам. Ее одежда валялась на полу в полном беспорядке. Что она скажет Олегу?

– Настя! – снова услышала она.

– Олег, да перестань же, слышишь! – Собрав все силы, она попыталась говорить спокойно. – Я уже выхожу. Сейчас, сполоснусь только... Уже иду.

Выбравшись из ванны, она почувствовала, что тело сотрясается от судорог. Унять дрожь было невозможно. Настя растерлась махровым полотенцем, повесила его, осторожно, стараясь не смотреть, снова собрала фотографии в конверт. Конверт вместе с пистолетом она засунула в центрифугу стиральной машины. Увидев свое лицо в зеркале, она ужаснулась. Живой человек не может быть таким бледным после принятия горячей ванны. И тем не менее она жива... Завернувшись в полотенце, Настя собрала все вещи, вдохнула поглубже и наконец открыла дверь.

Олег сидел на полу, напротив ванной, уперевшись спиной в стену и опустив голову на колени. При ее появлении он поднял голову и посмотрел ей в глаза. Настя, как будто в первый раз, увидела четко обозначившиеся морщинки вокруг таких родных глаз, большую глубокую складку на лбу... Она не могла выдержать его взгляда – в нем было столько боли, столько невысказанного страдания! «Если бы от меня хоть что-то зависело!» – подумала Настя, снова ощутив страшную беспомощность. Ни слова не сказав, она прошла мимо него и принялась развешивать вещи в шкафу. Механические действия, совершенно лишенные смысла. Вот она достает из шкафа вешалку, аккуратно расправляет плечики от блузки. Зачем? Неужели все это имеет хоть какое-то значение? Неужели эта блузка ей еще когда-нибудь понадобится, неужели Настя будет жить после того, как убьет Олега?! Это казалось абсолютно невозможным. Неужели, оборвав эту жизнь – жизнь человека, которого она любит, который любит ее, она будет продолжать ходить по земле, засыпать вечером и просыпаться утром, дышать воздухом, снимать и надевать одежду, вешать ее в шкаф? Разве это возможно?

«Не думать. Ни о чем не думать. Только бы не сойти с ума», – без конца твердила она про себя, развешивая одежду в шкафу. В этот момент в дверном проеме возник силуэт Олега. Настя подняла на него беспомощные глаза. Долгое время они молчали, глядя друг на друга, а потом он тихо сказал:

– Кажется, мне лучше уйти.

– Возможно, – еще тише ответила Настя, – возможно, ты прав. Только, прошу тебя... Не спрашивай. Ни о чем меня не спрашивай, Олег. Я все равно не смогу тебе ничего объяснить.

– Ты уверена?

– Уверена.

– Только один вопрос, Настя. Пожалуйста, только один вопрос. Этот мужчина...

– Да! – выкрикнула Настя, не дав ему договорить. – Ты не ошибаешься. Ты все правильно понял. Прости.

– Но как же ты...

Повернувшись, он медленно вышел из комнаты. Настя отвернулась к окну и принялась отсчитывать секунды. Одна, две, три, четыре... Невозможно было себе представить, чтобы Олег продолжал оставаться здесь, рядом с ней, в течение этих полутора суток, оставшихся до момента выстрела. Она даже не простилась с ним... Досчитав до шестидесяти, Настя подумала о том, что за эту минуту она, наверное, постарела на десять лет. Дверь захлопнулась. Настя опустилась на диван и закрыла лицо руками.

Она знала, что этот кошмар не закончится никогда. Но ей казалось, что она дошла до последней грани, что хуже быть уже не может. Как оказалось, она ошибалась.

Ночью Настя не сомкнула глаз. Ей начинало казаться, что тело стало существовать отдельно от разума. Она ходила по квартире, снова ложилась, бесконечно курила, пила кофе – и в то же время ее преследовало ощущение, что все эти действия совершает не она, а какой-то другой человек. Сама Настя была где-то далеко, в каком-то полуреальном мире, где смешалось все – прошлое, будущее, настоящее... И в этом мире она была совершенно одна. Вокруг не было никого, ни одного человека, ни одной души, способной попять ее страдания. С первыми лучами рассвета она ненадолго задремала. Но внезапно ее зыбкий сон был прерван телефонным звонком.

Звонок прозвучал в тишине так резко, что Настя вскочила с дивана, испугавшись, словно услышав выстрел. За окном было почти светло – стрелка на часах приближалась к семи. Она понятия не имела, кто может звонить ей в такую рань. Несколько метров, отделявшие ее от телефонной трубки, показались протяженностью в бесконечность. Почему-то Настя подумала, что это звонит Олег. Еще не полностью очнувшись от дремы, она вообразила, что все эти кошмары ей приснились. Все это был сои, а реальность наступила только теперь, только сейчас...

Но эта наступившая реальность оказалась еще более ужасной, чем та, от которой Настя всеми силами пыталась убежать. Голос звонившего был ей знаком – но это не был голос Олега.

– Твой ребенок у меня, – без приветствия, коротко и отрывисто произнес он, – так что не вздумай выкинуть какой-нибудь фокус. Ты меня поняла?

– Никита... Что вы сделали с Никитой?! – закричала она в трубку. – Как вы посмели!

– Никто с ним ничего не сделал. Пока. Теперь все зависит от его мамы.

– Но я ведь согласилась! Я уже согласилась! – снова, еще громче, закричала в трубку Настя. – Зачем же вы... Алло!!!

Но на том конце уже раздавались отрывистые гудки. Трубка выскользнула из рук и громко ударилась об пол. Настя проводила ее глазами, почувствовав, что пол уходит из-под ног. Вокруг все закружилось, замелькало в каком-то вихре. Настя пошатнулась и почувствовала, что теряет сознание.

Она пыталась прорваться сквозь черноту, но что-то ей мешало. Нет, это была не стена – стены не бывают такими мягкими. Внешне это напоминало огромный театральный занавес, у которого не было границ, который заполонил собой все пространство бесконечной Вселенной. Эта черная плоскость казалась ей прозрачной, но стоило попытаться нарушить ее границы, как она прицеплялась к телу липкой противной массой, сдавливала дыхание, заполняла легкие, залепляла глаза. С ней было не совладать. Она податливо прогибалась вперед, а потом, словно в насмешку, сморщившись, как старое яблоко, снова отталкивала назад. И так – без конца.

Собрав последние силы, она попыталась снова преодолеть сопротивление этой неведомой силы. Борьба длилась достаточно долго – и вот Настя наконец открыла глаза.

Реальность не дала и секунды пощады. Сознание вернулось мыслью о Никите. «Никитка... мальчик мой! О Боже, они похитили моего ребенка!» – с ужасом думала Настя, пытаясь подняться с пола. Она даже не чувствовала боли. Голова кружилась, перед глазами продолжали мелькать искры. Некоторое время Настя сидела без движения, до тех пор пока не почувствовала, что ей становится немного легче.

Снова посмотрев на часы, она поняла, что до момента выстрела осталось чуть больше суток. Через сутки Олега уже не будет в живых. Через сутки жизнь ее маленького сына будет вне опасности. Через сутки... Это так много и так мало. Поднявшись с пола, Настя едва не упала снова. Она поняла, что в состоянии дойти лишь до дивана. Рухнув на диван, она закрыла глаза и почти в ту же секунду погрузилась в тяжелый сон.

Хотя едва ли это состояние можно было назвать сном. Настя вздрагивала, просыпалась почти через каждые пять минут, открывала глаза, смотрела в пустоту и снова закрывала. Так прошло полдня. Затем она встала, прошлась по комнате, выкурила две сигареты, прикурив одну от другой, попыталась выпить кофе, но первый же глоток вызвал чудовищное сопротивление желудка.

Час бодрствования показался ей вечностью. Она чувствовала, что не сможет выдержать, обязательно сорвется, если ей придется просидеть на кухне еще хотя бы час. Настя решила спастись снотворным, к помощи которого прибегала за последние дни достаточно часто. В упаковке оставалось еще несколько таблеток.

С трудом подавив рвотный рефлекс, она снова легла на диван, закрыла глаза и из последних сил попыталась сосредоточиться на равномерном тиканье часов. «Через сколько времени подействуют таблетки? – думала Настя. – Через полчаса, час?»

Снова заснуть ей удалось только тогда, когда за окном уже начинали сгущаться сумерки. Но этот сон едва ли можно было назвать сном. Переворачиваясь с боку на бок, тысячи раз прокручивала в голове один и тот же сюжет– серое здание, квартира, оконный проем, холодок металла, зажатого в руке, который она ощущала так же отчетливо, как ощущают фантомную боль люди с ампутированными конечностями... Она пристально смотрит в узкую щель приоткрытой шторы. По улице торопливо едут машины, лавируя на перекрестках, – отсюда, с высоты, они кажутся маленькими плоскими букашками с разноцветными лакированными крылышками, аккуратно сложенными на спине. Все это просто фон, который Настя едва замечает боковым зрением. Она пристально смотрит туда, откуда с минуты на минуту должен будет появиться он, Олег... От долгого ожидания глаза начинает резать – она даже боится моргнуть, чтобы не пропустить эту секунду. Время приближается к одиннадцати часам – секундная стрелка уже беззаботно пролетела мимо роковой для Насти отметки и побежала дальше, старательно и свято выполняя свои обязанности – не отставать от времени, бежать вслед за ним, как тень...

Открыв глаза, Настя вскочила с дивана. Снова утро. Сутки промелькнули как не бывало. Уже восемь часов утра. Скоро, совсем скоро...

Теперь она ощущала внутри какое-то тупое равнодушие. В детстве Настя много слышала о людях-роботах. Людях, которых заставляют слепо повиноваться своему хозяину при помощи специальных медицинских препаратов, блокируя мозг, заставляя его воспринимать приказы, никак их не оценивая. Нечто похожее ощутила теперь и она сама. Человек-робот, в руку которого вложили оружие. Она просто должна нажать на курок и попасть в цель. Это все, что от нее требуется. Таков приказ, который она должна выполнить. Должна, потому что у нее нет другого выхода. Через четыре часа...

Каждую минуту она смотрела на часы, и иногда ей начинало казаться, что они спешат, – стрелки еще никогда не двигались так быстро. Но табло электронных часов мигало зелеными цифрами точно так же, показывая абсолютно то же самое время. Чтобы хоть как-то отвлечься, она подошла к окну и принялась разглядывать ветки деревьев, покрытые инеем. На улице было так красиво...

Телефонный звонок, прозвучавший в тишине, заставил Настю стремительно броситься в комнату. Снова, как в прошлый раз, мелькнула мысль о том, что этот телефонный звонок принесет ей избавление. Кто-то, о ком она совсем забыла, придет ей на помощь. Скажет, что делать, как быть. Как выжить самой, как спасти жизнь ребенка и любимого человека. Но только кто?

Добежав до телефона, Настя протянула руку и внезапно застыла в нерешительности. Глупо было надеяться на хорошее. Неужели что-то случилось с Никитой?

– Алло, – произнесла она упавшим голосом, наконец решившись поднять трубку.

– Настя? – Это был Сергей Сергеевич, который, судя по всему, не узнал ее голоса.