Текст книги "Звездочка"
Автор книги: Елена Лагутина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)
Глава шестая
ТРЕВОЖНАЯ НОЧЬ
Ночь опустилась на город. Покрыла дома и улицы своим бархатным покрывалом. Спите, спите… Где-то вдалеке залаяла собака. Потом проехала машина – свет фар достиг Сережиной комнаты, осветив на мгновение фотографию Тани.
Он сидел в темноте, как всегда, погруженный в себя. Тихо играла музыка из приемника. По ночам даже музыка соответствовала его настроению.
Под окном прошла веселая компания.
Там – жизнь. Здесь – смерть.
– «А у реки…» – горланили под окнами «носители» жизни. Голоса у них были отвратительными, надтреснутыми и резкими.
– «Вниз по теченью, вниз по теченью неба…» – пел по радио грустный женский хрустальный голосок.
– «Гуляют девки и гуляют мужики…» – продолжали там, на улице, блеять голоса «жизни».
– Ты сам видишь, – прошептала тишина голосом Тани. – Смерть прекрасна. Она утонченна. Возвышенна. Жизнь не принадлежит тебе, так возьми в свои ладони…
– Доброй ночи вам, мои бессонные друзья, – заговорил голос по радио. – Это я, ваша ночная бабочка. Ваша Марго.
Сергей поднялся с кресла, подошел поближе. Увеличил громкость. Словно пытался удержаться. Схватиться за этот нежный, хрипловатый голос. Как за жизнь. Как утопающий за соломинку.
– Сегодня я задумалась, кстати, о ночных бабочках… Грустная история, друзья мои! Живут они всего одну ночь. Если им не встретится на их коротком жизненном пути яркий свет лампы. Я подумала: почему эти глупышки летят на ее свет? Как вы думаете, знают ли они, что последует за коротким мигом счастья? Блеск, вспышка, ослепление – и гибель… Они обжигают свои крылышки. Они погибают… И все-таки ночная бабочка никогда не откажется от последнего полета. Странно! Может быть, они думают, что лампа – это луна? Или – солнце? Я не могу объяснить этого. Я тоже ночная бабочка. Лечу к солнцу, но потом понимаю, что это только лампа дневного света… «Уже поздно, – говорю я себе, видя, как сгорают мои хрупкие крылья. – Надо было думать раньше…» Кажется, я плохо рассказываю вам о своих чувствах. Но куда мне, косноязычному земному Икару? «Пинк Флойд»…
Заиграла музыка, и голос ее растворился.
Сергей стоял, всматриваясь в ночь, словно пытался увидеть ее в темноте. Маленькую бабочку с чудесными крыльями. Прекрасного «косноязычного Икара», летящего слишком близко к солнцу.
И ее голос, и музыка были гармоничны и – оставляли место для него.
Он закрыл глаза.
«Кто ты, – спрашивал он пустоту. – Как ты выглядишь? Почему твои мысли такие грустные?»
Он потянулся к мобильнику, лежащему на столике.
Отдернул руку, встретившись глазами с Таниными, на фотографии. Она смотрела так, что по коже пробежали мурашки. На мгновение ему даже показалось, что ее глаза сузились. «Не звони», – приказывала Таня с жестокой неумолимостью.
Он положил телефон обратно. Замер.
– Вот так, друзья мои, – грустно проговорила Марго. – Я недавно обнаружила, что все красивые мелодии печальны. Почему? Давайте поговорим об этом. И – о ночных бабочках. Может быть, кто-нибудь из вас такая же ночная бабочка? Вместе мы придумаем, как нам долететь до солнца и не спалить наши крылышки…
Он усмехнулся этим словам, пытаясь защититься от их доверчивой и ясной простоты с помощью иронии.
Долетим-с… Вопрос только – каково оно, это самое солнце?
Ему захотелось набрать номер, прямо сейчас. Немедленно. Сказать ей, этой девушке, чей голос так притягателен, а душа – наивна и немного напугана, как у ребенка, заблудившегося в темном городе: «Здравствуй, это я… Давай сделаем так – я возьму тебя за руку и постараюсь удержать, когда ты захочешь приблизиться к палящему солнцу слишком близко. Так близко, что оно спалит твои крылья… Я удержу тебя, чтобы их сохранить».
Но черт побери, он же не ребенок! Он уже знает цену словам – «мысль изреченная есть ложь»… Люди прекрасно научились скрывать истинное лицо за нагромождением красивых фраз. «Брось, друг, не надо вести себя как последний кретин…»
Эта девушка просто еще одна восковая фигура в музее. Не более того…
Он бросил трубку-телефон.
Прошел на кухню. Туда не долетал ее голос. Тишина. И в этой тишине журчание воды из-под крана вернуло его к реальности. К тому самому восприятию мира, когда становится ясно – все неизменно. Секунды превращаются в минуты, минуты в часы, часы в дни и так далее… Не успеешь оглянуться – мир треснул. Приблизилась финишная ленточка…
И он будет так же никому не нужен, как теперь…
– Последний романтик, – пробормотал он и швырнул стакан, наполненный водой, об стену. – В мире нет ничего чистого. Даже вода с хлоркой…
Звонок в дверь. Он поднял голову, удивленно глядя в сторону коридора. Стрелки на часах-будильнике показывали половину первого.
Ночи…
Он осторожно подошел к двери, посмотрел в глазок.
Открыл ее.
– Простите ради Бога, Сережа, – взволнованно проговорила с порога Анна Владимировна. – Я вас уже измучила, наверное, своими проблемами… Но Риты нет дома, и я очень боюсь… Ник весь горит. И у него что-то странное… Он весь опух. Пожалуйста, Сереженька, помогите мне!
Она пыталась справиться с обидой. «В конце концов, – говорила себе Рита, – он мог быть занят собственными проблемами. По его глазам можно догадаться без особого труда, что его жизнь не так уж и благополучна… Мало ли какая беда приключилась!» И тут же вспоминалось, как они разговаривали – так просто, задушевно, о вещах, на которые оба смотрели одинаково… Музыка, книги… «Как с Сережей, – вспомнила она. – Даже молчание вдвоем напоено пониманием. И зовут его так же. Может быть, это подарок судьбы? Вознаграждение за мои беды?»
А потом в памяти возникла полутемная лестница в подъезде и его удаляющаяся спина.
– Дура ты, Рита Прохорова, – с горечью прошептала Рита. – Когда наконец-то ты повзрослеешь и начнешь смотреть на вещи реально? Любовь – это сказка для девочек-подростков. А если кому-то везет и он на самом деле встречает ее на пути – никто не обещает хорошего конца…
Почти смирившись с этим, Рита даже почувствовала невероятное облегчение – что ж, раз все именно так, ее незадавшаяся судьба не портит гармонии мира…
Раз так – надо смириться. Говорят, когда человек понимает, что смерть неизбежна, он испытывает нечто похожее на счастье. Он освобождается от страхов. Так и она, Рита, освободившись от иллюзий, просто обязана почувствовать себя спокойной и счастливой.
Но душа отказывалась в это поверить.
А что с ней поделаешь?
Звонок телефона. Рита подняла трубку с молниеносной быстротой. Голосом, хриплым от волнения, прошептала:
– Алло…
На другом конце провода молчали.
«Это он!» – стукнуло радостно сердце. Тот человек.
Она снова повторила:
– Алло…
Там все еще молчали.
– Говорите же…
Она терпеливо ждала. Сейчас ее неведомый абонент соединился непостижимым образом с обоими Сережами. Но вот странно, если в случае с ними ей было важно, насколько они понимают ее, здесь было наоборот.
Она чувствовала – или придумывала это, – что она нужна этому неизвестному. И это было дорого ей. То, что там, в ночи, кому-то нужно ее внимание. Ее помощь…
– Алло, я слушаю вас.
Она говорила ласково, нежно – пытаясь хотя бы своим голосом, его тембром помочь «одинокому путнику».
– Ты навеки мо-о-оя…
Голос был гнусавый, отвратительный, и интонация, с которой были произнесены эти безобидные слова, была оскорбительна.
Рита привыкла к таким звонкам и все-таки сжалась, словно откуда-то потянуло холодом, мраком.
– Вы ошиблись номером, – сказала она, пытаясь сдержаться, чтобы не заорать во весь голос: «Ты, придурок, ненормальный урод! Неужели в тебе так много гнусности, что непременно хочется поделиться ею со всеми?»
– Не ошибся, ночная бабочка, – хохотнул неизвестный. – Знаешь, кого называют ночными бабочками? Хочешь встретиться? Я покажу тебе, на что способен мой…
Рита нажала на кнопку.
– Идиот, – прошептала она.
«Вот так, – грустно усмехнулась она, приходя в себя. – Ждешь от жизни пения ангелов – и получаешь отвратительную, бесовскую ухмылку!»
– О черт! – вырвалось у Сергея.
Лоб Ника напоминал раскаленную сковородку. Он определил температуру без градусника, одним прикосновением – за сорок… Аллергическая. Черт…
Глаза Ника были теперь похожи на глаза толстого китайца – все лицо опухло, покраснело, мальчику было трудно дышать.
– Воды, – попросил Ник хриплым голосом. – Ба, дай водички…
– Сейчас, милый…
– Анна Владимировна! Нет!
Он понял, что вышло резко, даже грубо, и осекся.
– Простите меня, – проговорил он. – Но ему нельзя сейчас воды… Это отек Квинки… Аллергическая реакция на какое-то лекарство. Пожалуйста, вызовите «скорую». И позвоните Рите. Где она?
– Сережа, Рита… Я не знаю, надо ли ее беспокоить?
– Анна Владимировна, позвоните Рите, где бы она сейчас ни находилась!
Она послушно отправилась к телефону, но он снова остановил ее:
– Сначала надо вызвать «скорую»…
– Сережа, они увезут его в больницу!
– Не увезут, – спокойно сказал он. – Я договорюсь с ними. Просто я сейчас не могу сделать ему укол дексамстазона и димедрола, понимаете? Они сделают. Чтобы отек спал… Звоните же!
Он дотронулся до горла мальчика – слава Богу, отек еще не опустился!
«Интересно, где Рита?..»
Сразу вспомнился тот шикарный тип, и сердце забилось. «Все женщины одинаковы, – подумал он, пытаясь своей прохладной рукой хоть немного сбить температуру. – Самки…»
Вернулась Анна Владимировна:
– До «скорой» я дозвонилась, а вот у Риточки занято. Сейчас еще перезвоню…
– Не надо, – поморщился он. – Не беспокойте… Сейчас приедет «скорая», сделает ему укол. Я посижу с мальчиком. Не волнуйтесь…
Рите и до этого было тревожно, а после этого звонка… Откуда приходит страх, ощущение, что непременно случится что-то плохое? Или чужое зло заразительно, как проказа?
Рите казалось, что даже свет в комнате стал тусклым, неприятным, как в больнице, когда умирал отец. Словно бы этот человек с измененным голосом проник сюда, зашел в Ритину душу, как в собственную комнату, и принялся обклеивать стены голыми красотками из бульварных журналов…
Когда снова зазвонил телефон, Рита испытала сначала испуг – а если снова звонит этот тип?
Но звонил не этот телефон. Служебный.
Она схватила трубку, заранее предчувствуя беду. Кто позвонит тебе ночью, если ничего не случилось?
– Да, – сказала она.
– Рита, у нас неприятности… Сережа не велел тебе звонить, но я сама уж решила…
Стало жарко, кровь прилила к голове…
– Мама, что случилось? Какой Сережа?
– Рита, мы вызвали «скорую»…
– Мама! – почти крикнула Рита. – Тебе что, плохо?
– Рита, прости, в дверь звонят… «Скорая», наверное, приехала. Рита, я тебе перезвоню потом!
В трубке раздались короткие гудки.
Если было плохо маме, то почему она позвонила? Ей надо лежать!
При чем тут Сережа?
Ник…
– Ник!
Она вскочила.
Что делать?
Машка…
Она набрала Машкин номер.
Сонный голос не сразу откликнулся.
– Да…
– Машка, у меня беда, – проговорила Рита. – Что-то случилось с Ником. Ты не можешь меня подменить?
Машка некоторое время молчала.
– Знаешь, я сейчас им перезвоню. Или заеду… И потом решим.
Верная подружка повесила трубку.
Сейчас она приедет…
– Все будет хорошо, – пробормотала Рита, пытаясь взять себя в руки. – Все будет хорошо…
«Скорая» приехала быстро.
Сергей даже присвистнул от удивления – и только потом сообразил, что дом расположен близко от их пункта. Вот и разгадка…
Пожилой врач страдал астмой. Дышал он тяжело, с характерным присвистом – видимо, подъем на четвертый этаж без лифта дался ему с трудом. Медсестра была дамой «бальзаковской», пышненькой и уютной, с добрым улыбчивом лицом.
– Где мать? – поинтересовалась она.
– На работе, – пояснила Анна Владимировна.
– Значит, придется говорить с отцом, – проговорил врач-астматик. Голос у него был гулкий, басовитый и успокаивающий. – Мальчика надо в больницу… чтобы присмотр был врачебный.
Укол они уже сделали, и Ник дышал ровнее. Лицо было еще опухшим, и все-таки уже не было красного, почти багрового оттенка.
– Я врач, – сказал Сергей.
– Что же вы, папаша, если врач, не знали – у мальчишки реакция на аспирин, – укоризненно проговорила медсестра.
– Не знал, – согласился Сергей. – Так вышло…
– Угробили бы пацана.
Анна Владимировна смотрела на них с ужасом, боясь и слово вымолвить. Это она, она виновата! Сергей постарался успокоить ее взглядом – в конце концов, об аллергии, увы, узнаешь именно таким путем – опытным; черт бы не ведал эти опытные пути.
– Теперь не угроблю, – принял он на себя удары. – Может быть, оставите его под мою ответственность? Я считался хорошим врачом!
– Считались? Значит, теперь уже не считаетесь?
– Теперь я вообще…
Он хотел было уже сказать, что теперь он вообще никем не считается – даже человеком, но промолчал. Откровенности было и так чересчур много.
– Теперь я писатель, – проговорил он.
– Прямо Чехов, – хмыкнула неодобрительно сестра. – Где работали? Участковым?
– Нет, – покачал он головой. – Я работал в клинике. Онкологической… Может быть, слышали о хосписах?
Врач поднял глаза, посмотрел на Сергея. Удивление во взгляде сменилось невольным уважением.
– А что же в писатели ушли? – спросил он тихо. – Работа показалась тяжелой?
«Потому что не имел права!» – хотелось ответить Сергею, но он снова сдержался.
Промолчал.
– Что будем делать? – спросил врач у сестры.
Та пожала плечами:
– Если отец берет на себя ответственность… Детям в больнице не сладко…
– Давайте так, – сказал Сергей. – Мы подождем до утра. Если эксцессов не будет, останемся дома. Я сам прослежу за ним. Можете мне поверить, я справлюсь!
– Не сомневаюсь, – согласился врач. – Раз вы в хосписе работали, кое-чему там научились!
Он написал на листе бумаги свой телефон.
Протянул его Сергею.
– Не хочется беспокоить ребенка, – сказал он. – Поверю вашему опыту… Это мой телефон. Если что, звоните. Я приеду снова…
Сергей кивнул.
– Лев Валерианович! – возмутилась сестра. – Что вы придумываете? А если мальчик…
– Ничего с мальчиком не случится, Нина, – сказал врач. – Он в надежных руках… – Повернувшись снова к Сергею, сказал: – Через час сделаете еще укол. Пропорции знаете. Ампулы и шприцы я вам оставляю. Если – не приведи Господь! – снова будет хуже, звоните мне. Но завтра вызовите врача. И… передайте матери, что… Впрочем, что передавать? Передайте, что ей повезло. У нее хороший муж…
Рита набрала помер.
«Ну пожалуйста, возьми трубку, ма, – прошептала она. – Пожалуйста. Скажи, что Машка уже заезжала. Все нормально…»
* * *
– Сережа, возьмите трубку, если вам не трудно…
– Наконец-то…
Голос был Рите незнаком – или все-таки? На секунду ей показалось, что она где-то его слышала. Потом она сообразила – ах да, это же Сергей.
– Доброй ночи, – сказала она. – Это Рита. Что случилось, Сережа? Мама не сказала мне что.
– Ник заболел, – сказал Сергей. – Но сейчас уже ничего страшного. Все позади. Не волнуйтесь… Приезжала ваша подружка. Кажется, они поехали к вам. Я думаю, Рита, что вам не стоит сейчас срываться, приезжать… Я посижу с Ником.
Она уловила в его голосе снисходительные нотки. Он был холоден и подчеркнуто вежлив.
– Сережа, я…
Она хотела сказать ему: «Я ведь не виновата, я на работе», – но отчего-то сердце захлестнула жгучая обида. «С какой стати я должна перед ним оправдываться?»
– Я подумаю, – таким же ледяным, вежливым голосом сказала она.
– Да, так будет лучше, – усмехнулся он.
И повесил трубку.
Рита тоже опустила трубку на рычаг.
Что он, черт возьми, себе позволяет… Можно подумать, что он может судить других!
Конечно, он сейчас там, с Ником, вместо нее… Кому понравится такая ситуация?
Дверь открылась.
– Привет, – сказала Машка. – Я приехала. Андрюха отвезет тебя домой. Я поработаю за тебя.
– Маш, там…
– Все уже в порядке, – заверила ее Маша. – Просто тебе надо к Нику. Артемом спит, и вам надо торопиться, чтобы Андрюха успел к нему… Давай быстрее!
Рита поцеловала Машку в щеку. Бросила взгляд на ее немногословного братца. На секунду ей стало завидно – Андрей был палочкой-выручалочкой. Ах, если бы она могла так же всегда рассчитывать на Ваську!
– Спасибо тебе, – сказала она.
– Да ладно, чего там, – отмахнулась Машка, надевая наушники. – Со мной тоже такая фигня может случиться. Ты же поможешь! – И когда Рита уже была на выходе, Машка обернулась к ней и прошептала, заговорщицки подмигивая: – А он ничего… Симпатичный!
– «А лев все пел, и распускались цветы…»
Дверь скрипнула.
Он поднял глаза. Закрыл книгу и отчаянно покраснел – как будто она застала его внезапно за постыдным занятием. Она заметила его смущение и улыбнулась – одними губами. Глаза ее оставались беспокойными, тревожными. Она посмотрела на мальчика – опухоль почти совсем спала, и дышал Ник ровно, спокойно…
– Он же спит, – шепотом сказала она. – Почему вы читаете?
– Я всегда так делаю, – серьезно ответил он. – Когда человек болеет, надо окружить его светом и теплом. Свет и тепло воспринимаются даже во время сна. А слова – это единственное, чем мы можем выражать любовь…
– Спасибо вам, – сказала она. – Мама все рассказала…
– Ему уже лучше, – проговорил он. – Температура почти спала…
– От пения Эслана, – пошутила Рита.
– Я думаю, именно поэтому. Лекарства помогают только тогда, когда где-то вдалеке слышится пение Эслана, создающего Нарнию, – сказал он, и глаза его были серьезны. Похоже, он и сам верил в то, о чем говорил.
– Вы идите, – сказала Рита. – Вам надо отдохнуть. Я посижу теперь…
– Его не увезли в больницу только потому, что я за него поручился головой, – возразил Сергей. – Так что теперь я просто обязан находиться рядом…
– Сережа, но я же вижу – вы устали!
– Ерунда, – покачал он головой. – Я привык. Лучше отправьте отдыхать мать. Она едва на ногах держится… Честно говоря, я сейчас за нее боюсь куда больше, чем за Ника.
– Это я во всем виновата, – вздохнула Рита, поправляя одеяло.
Он ничего не сказал. Только немного отодвинулся, но Ритины руки все-таки дотронулись невольно до его плеча. Она едва удержалась, наклонившись слишком сильно, – судорожное движение заставило ее схватиться покрепче.
Она смутилась, он тоже.
– Простите, – пролепетала Рита едва слышно.
– Ничего, – усмехнулся он. – Можете еще разок…
Рита замолчала, пытаясь смотреть совсем в другую сторону. «Он все видит, – думала она, еще больше смущаясь от этих мыслей. – И то, что я покраснела, как вареный рак. И то, что пальцы у меня дрожат… Какая бредовая ситуация! Боже мой, я же взрослая женщина…»
– Вам надо… отдохнуть, – повторила она. – Ник спит. Ему лучше. Я сейчас успокою маму, и…
Он встал.
– Конечно, – сказал он. – Я и в самом деле засиделся… Спокойной ночи.
Он пошел к двери – Рите захотелось остановить его. Плечи опущены, как будто он уходит в темноту. В тоскливый мир одиночества…
– Вам ведь действительно…
Она просто оправдывала себя. Зачем лгать самой себе?
Он махнул рукой и вышел.
Глава седьмая
КАК ТЕБЯ УЗНАТЬ?
Всю ночь Ник то засыпал, то снова просыпался – и Рита застыла на грани сна и яви, в том болезненном состоянии, когда усталый мозг отказывается воспринимать происходящее с ясной четкостью. В полумраке начинающегося утра предметы казались живыми. Стоящая в углу пальма показалась Рите женщиной – она даже испугалась, вырванная из полудремы Никиным вздохом. Открыла глаза – а в углу неведомо откуда стоит женская фигура! У Риты даже вырвался легкий вздох-крик «Мама!» – так она испугалась. Даже когда Рита разобралась, что это только причудливая игра света и тени да ее взбудораженное воображение сыграли с ней злую шутку, она долго не могла успокоиться.
Первая мысль-то была – что это за Ником пришла смерть, как когда-то за отцом. Стоит и ждет, когда Рита отлучится на минутку, чтобы забрать у нее сына.
Тревога не покидала ее, поселившись в сердце сразу, стоило только закрыться двери за Сергеем. С ним было спокойнее. Как будто он защищал ее и Ника от этих дурацких глюков.
Эта мысль Рите не понравилась. «Тоже мне, защитника нашла…»
Она дотронулась до Никиного лба осторожным, легким движением губ. Температура теперь совершенно спала, лобик был прохладным. Опухоль еще осталась – около глаз Ника.
– Бедный мой малыш, – прошептала Рита. – Бедный, бедный мой Ник…
От жалости к нему стало так больно и так обидно…
«Все из-за дурацкой работы, – зло подумала Рита. – Я и в самом деле забыла о том, что у меня есть ребенок… Как будто деньги могут заменить маме и Нику меня…»
Она твердо решила уйти с радио. Обойдутся… Если она согласится писать сценарии для рекламы – получатся те же самые деньги, черт побери… И времени будет больше. Она не будет тогда отлучаться по ночам.
– В конце концов, сейчас время такое… Никто не может делать то, что хочет. Все зарабатывают.
Решение это повлияло на нее странным образом – с одной стороны, принесло ей облегчение, а с другой… Грустно ей стало.
Но если выбирать – собственные амбиции или спокойствие близких, на каком решении остановить свой выбор? Да конечно же, на втором…
Теперь в комнате было совсем светло.
Рита посмотрела на часы. Половина седьмого. Бедная Машка после ночной работы сейчас приступила к утренней.
– Все-таки тебе везет, Рита, – сказала она себе. – Тебя окружают хорошие люди… Что бы ты без них делала?
И снова возник перед глазами Сергей, склонившийся над книгой рядом с Никиной кроватью и тихонько читающий ему «Хроники Нарнии». И появилась в сердце благодарная нежность…
«Он ведь просто одинокий человек, – подумала она. – Как все люди, пережившие одиночество, он привык прятаться. Кактус, выставляющий иголки каждый раз, когда к нему подходишь… Просто подходить надо осторожно и тихо. Чтобы не спугнуть…»
В дверь позвонили.
Рита удивленно оглянулась – кто может прийти в такую рань?
Открыла дверь.
На пороге стоял Сергей.
– Простите, что я так рано, – сказал он, пряча глаза. – Но Нику надо сделать укол…
Он сам не знал, как дожил до утра.
Ему не спалось. Впрочем, он вообще забыл, что такое сон. Но эта ночь была сплетением бессвязных воспоминаний, глупых предчувствий и тоски.
Ему больше всего хотелось вернуться. Как будто рядом с Ритой и Ником он был защищен. От прошлого. От Тани. От самого себя…
«Я им нужен», – говорил он себе и делал шаг к двери. Но тут же останавливал себя: «У них своя жизнь – у тебя…» Он не продолжал, останавливался, зная, что эта мысль не принесет ему облегчения.
Но потом все повторялось – Сергей вставал, решительно шел к двери, останавливался…
Нет.
Снова возвращался, садился и какое-то время тупо таращился в пустоту.
Так он дождался утра.
«Она ведь не сможет сделать укол».
Это был компромисс.
– «Мой тяжкий крест, уродства вечная печаль», – пел по радио голос.
И хотя ему больше правился французский вариант, на этот раз русские слова вполне отвечали его состоянию.
– «Дай мне надежду, о мое проклятье…»
Рита.
Усталая улыбка. Завиток непослушных волос на лбу. Глаза, глубокие и таинственные…
Рита…
– «Светлый сон мой…»
Он больше не мог сопротивляться.
Открыл дверь, и быстрее, чем могла бы догнать его собственная нерешительность, быстрее, чем могла бы остановить его Таня, он уже нажимал на звонок ее двери.
Она стояла и смотрела, как он уверенно и спокойно делает укол Нику.
Вместе с ним вернулось спокойствие. Уверенность, что с Ником будет все в порядке.
– Молодец, Никушка, – ласково сказал Сергей. – Умница ты. Выиграл…
Потом обернулся к Рите и улыбнулся ей.
– Все в порядке, – сказал он. – Видите – отеки почти спали… Те, что у глаз остались, – это пройдет. Ник – настоящий парень. Справился…
– Это вы справились, – проговорила Рита. – Вы с мамой. А я… – Она устало махнула рукой.
– Перестаньте, – слегка поморщился он. – Самоедство никогда не доводит до добра… Вы же не можете это все изменить.
– Могу, – упрямо мотнула она головой. – Надо только решиться.
– Если надо, то решайтесь, – улыбнулся он.
И встал.
– Не уходите, – попросила Рита быстрее, чем включился голос разума. – Правда, не уходите. Хотите, я сварю кофе? Я купила хороший кофе. Хотите?
Он удивленно вскинул брови.
Рита испугалась – а вдруг она сказала что-то лишнее?
Она уже хотела извиниться, отпустить его, но вспомнила, как ей стало страшно. Она с опаской посмотрела на пальму – а вдруг той опять придет в голову принимать очертания женской фигуры – смерти?
Нет. Пальма была самой обычной монстерой. Раскидистые ветви. Огромные листья…
Кстати, надо ее полить.
Потом она перевела взгляд на Сергея и поняла – пусть он думает о ней что угодно. Пусть. Она не хочет, чтобы он сейчас уходил.
– Мне было страшно, – просто сказала она. – Когда вы ушли… Мне даже вот эта пальма показалась черт знает чем! Пожалуйста…
Он рассмеялся.
– Конечно, – сказал он, немного наклонив голову. – Я в самом деле хочу кофе. А Нику надо наконец-то поспать спокойно, без нашего присутствия… А то мы не пускаем к нему хорошие сны…
Теперь пришел ее черед удивиться.
– Вы поэт? – спросила она.
– Нет, – ответил он серьезно. – Вообще-то я врач. Но когда я понял, что не могу исправить что-то, что смерть неизбежна… Наверное, это лишняя откровенность.
– Нет, – покачала она головой. – Нет…
– Я не могу справиться с чужим страданием, – продолжал он. – Но я могу это описать… Попытаться сделать что-то. Люди ведь смотрят на больных со страхом. Словно их прикосновение будет заразным, принесет несчастье… Есть еще глупцы, которые смеются. Тем самым они увеличивают страдания бедняги. Я хотел бы написать про то, что испытывает такой отверженный…
– Вы думаете, это напечатают?
– Скорее всего нет… Но наше дело писать, разве нет? Я люблю слова. В словах заключена музыка. Тайна… Даже магия, если хотите. Люди в основном их боятся.
– А мне кажется, что слово само по себе ничего не значит, если не насытить его эмоциями. Чувством, – рассмеялась Рита. – Это потому, что когда-то я была актрисой…
– Вы? – удивился он.
– А что такого? Я не похожа на актрису?
– У вас кожа хорошая, – сказал он. – Не испорченная гримом.
– А я недолго была актрисой. Потом появился Ник, и вся моя жизнь приняла другое направление. Я, так сказать, презрела законы «дао» и изменила путь в жизненных пределах.
– Не вы, – серьезно сказал он. – Бог изменил. Не надо вам было быть актрисой, по Его разумению… А вы просто покорились Его решению. Ник лучше, чем театр…
– Театров много, а Ник один, – согласилась Рита. – И потом, я сейчас смотрю на актеров и думаю: «Бог мой! Неужели я тоже бегала по сцене так же смешно и говорила громко, почти орала во всю глотку – а мне казалось, что я насыщаю текст собственной гениальностью?»
Они расхохотались.
– Тише, – остановился первым Сергей. – Мы разбудим мальчика, а ему нужен сон… Знаете, это ведь на самом деле так – сон лучшее из лекарств. Я знаю это потому, что уже забыл, как он выглядит, сон. Когда его теряешь, начинаешь вспоминать даже такую банальность…
– Что-то было не так в вашей жизни? Почему вы теперь не спите?
– Было, – вздохнул он. – Когда-нибудь я вам расскажу. Когда мы перейдем на ты.
– Давайте сейчас!
Она смотрела на него прямо, по-детски искренне. Она этого и в самом деле хотела, понял он.
– Хорошо… Ты…
Получилось неуверенно. Как будто он учился ходить. Это «ты» приближало его к ней на опасное расстояние.
– Я первый раз говорю так откровенно… с тобой, – сказала она. – После долгого-долгого перерыва. Вообще-то я привыкла скрывать от окружающих свои настоящие чувства. Мне всегда кажется, что я кого-то обижу, если думаю не так, как он. Или меня обидят…
– Похоже, нам с тобой просто надо заново учится разговаривать по душам, – невесело улыбнулся он. – Конечно, дело нелегкое… Но наплевательски к этому относиться мы просто не имеем права. Из-за Ника…
Она и сама не знала, что с ней происходит. Вернулось спокойствие, и ей даже было хорошо – первый раз за долгие месяцы зимы в сердце…
Он пил кофе, и она снова отметила, что он похож на Сережку, только повзрослевшего, печального и… надежного…
Где-то играла музыка. Она узнала ее – «Белль» из «Нотр-Дам де Пари»… Только на русском.
«Он похож на него, и в то же время это ведь не он, – подумала она. – Просто ты пытаешься объединить два лица в одно… А это ведь невозможно!»
Он почувствовал ее смятение, поднял глаза и попытался успокоить ее взглядом.
Она больше всего сейчас хотела, чтобы он дотронулся до ее руки. Как будто этим прикосновением он разрешил бы сейчас все ее сомнения… Сказал бы: «Брось, Рита. Это только глупцы не верят в любовь. Если им поверить, так вообще получится сплошная фигня. Для чего же тогда жить? Для глупых вещей – деньги, секс и прочая ерунда?»
Она втайне ждала этого прикосновения как признания и боялась.
«Если сейчас он…» – загадала она, и раньше, чем додумала, он мягко и нежно взял в свои руки ее пальчики.
«Да!» – забилось ее сердце.
Она боялась поднять глаза и не отнимала руки.
– Рита, – сказал он немного хрипловато, как будто и сам волновался, – ты опять уходишь… Вернись. Мы же решили учиться быть искренними.
– Решили, – эхом отозвалась она, все еще пытаясь понять саму себя и то, что теперь жило там, внутри, в душе, согревая ее, становясь все больше и больше…
– Тогда не уходи. Там, в прошлом, вряд ли есть что-то, способное тебе помочь… А то, что мешает, надо выкинуть. То есть рассказать. Мысль изреченная есть ложь. Если ты сейчас превратишь это в ложь, то есть в горстку ненужного мусора…
Она вздохнула коротко, как ребенок, который решил заплакать.
– Все дело в Никином отце, – сказала она так тихо, что он едва расслышал. – Я все еще жду его. Ищу его постоянно в каждом другом мужчине. Может быть, я…
Она замолчала, собираясь с силами, потом подумала было, что не надо бы ему об этом говорить, но – искренность ведь главное условие их дружбы!
– Может быть, я ищу его в тебе…
Он постарался скрыть от нее, что ему стало на мгновение больно. Как будто она ударила его. Меньше всего ему хотелось бы быть отражением чьего-то лица. Именно для Риты.
Может быть, для кого-то другого… Но не для нее…
Он сдержался, и когда она наконец-то подняла глаза и встретилась с его взглядом – он просто серьезно и спокойно улыбнулся ей.
– Расскажи о нем, – попросил он. – Раз он так важен для тебя…
– Важен? Наверное…
Она хотела сказать: «Уже нет», – но испугалась. Прежний опыт говорил ей, что за чрезмерную откровенность приходится жестоко расплачиваться.
И она начала рассказывать ему о том, другом, Сергее.
Как они встретились в театре. Как потом он исчез на две недели. Она говорила долго, то и дело вскидывая глаза – не устал ли он, не скучает ли? Ей бы этого не хотелось… Ей было это важно – чтобы он понял ее.
Но он сидел, обхватив пустую чашку обеими ладонями, рассматривая ее дно – словно пытался прочесть в кофейных разводах свое будущее. Или ее будущее… Или…
– Вот так все кончилось, – сказала она. – Сергея не стало, а Ник… появился. Все дело во мне, правда? Это я виновата. Мне просто не хватило терпимости… Ведь можно смириться с недостатками того человека, которого любишь. А я все время доказывала свое право на существование, и вышло так, что я скрываю истинные чувства. И он тоже… Нам хотелось представить все как дружбу.
