Текст книги "Звездочка"
Автор книги: Елена Лагутина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)
«Он взял со стола пистолет.
– Ну, козел, прощайся со светом белым, – зловеще протянул он».
Рита вздохнула, убирая со лба прядь упавших волос. Губы беззвучно шевелились, повторяя грубые и мертвые слова. У писателя Андрейчука был вот такой бзик – писал на бумаге, по старинке, а так как сей писатель был печатающийся, периодически требовались Ритины услуги как наборщицы.
«Наборщица-уборщица», – пошутила Рита.
Слова казались ей тяжелыми, но кому-то это нравилось. Она не знала, кто будет читать подобное, – но несколько раз, останавливаясь у книжного развала, Рита с удивлением узнавала, что книги Андрейчука раскупаются. А ее любимый Торнтон Уайлдер лежит, никому не нужный. И Павича особенно не берут. Вот Андрейчук расходится, а эти нет.
«Настанет время – и все будут думать, что вот эта смурь и есть настоящая литература, – подумала она. – Вообще-то беллетристика происходит от французского – изящная словесность. Только словесность в грубых руках каменотесов теряет изящность. Хорошо, что я не писатель…»
Всего лишь уборщица-наборщица.
Едина в трех лицах: то ночной диджей, то голос Джульетты, чистящей сантехнику, то соучастник «великого творчества», пытающегося заставить литературу зависеть от обывательского разумения, какой ей должно быть…
– И – что самое главное, нигде нет моего лица, – сказала она. – Как ни посмотри, нигде нет меня… А есть ли я вообще в этом мире?
Она отключилась. Набрала пять страниц текста и поняла, что больше не может. Или свалится со стула и заснет прямо на полу, или уткнется носом в монитор. Результат будет один и тот же…
– Всю работу не переделаешь, – вздохнула она. – Пускай Андрейчук ругается… Я же не автомат.
Рита выключила компьютер, нашла в себе еще немного сил, чтобы стащить одежду, – и упала на кровать.
– Ну и денек сегодня выдался, – прошептала она. – Одно слово – выходной!
Глава пятая
СНЫ О ЧЕМ-ТО БОЛЬШЕМ
Виктор проснулся рано. Его разбудил Риммин голос. Она разговаривала с кем-то по телефону. «Скорее всего с матерью», – решил он.
По утрам мать Риммы всегда звонила, чтобы пожаловаться.
– Солнце мое, – говорила Римма своим стальным голосом, – ты же знаешь, что сейчас я ничего не могу сделать… Где я их возьму?.. Я понимаю тебя… Нет, сейчас не могу…
Он догадался, что речь идет о деньгах.
«Поэтому она так громко и говорит, – усмехнулся он зло. – Чтобы до такого осла, как я, дошло – бедняжка жена не может помочь родной матери. Жадный супруг не субсидирует!»
Он встал, включил электрический чайник.
– Мама, я понимаю, но ты же знаешь, как он ко мне относится!
«Ты этого даже представить себе не можешь, душа моя! – растянул он губы в злой улыбке. – Даже в самых страшных снах не можешь представить…»
– Ладно, я попытаюсь… Есть ли в этом смысл, право. Я только и делаю, что пытаюсь, мама. Это бревно…
«Это бревно с удовольствием выкинуло бы тебя из своей жизни, – подумал он. – Или задушило бы тебя… А вот был такой тип – он, говорят, топил своих жен. В ванной. Это просто. Только за ноги дернуть – и все».
– Все, мама. Все. Я приду к тебе, и мы все обсудим. Он встал. Я больше не могу разговаривать…
Сквозь полуоткрытую дверь он видел, как она положила трубку. Потом украдкой бросила взгляд в зеркало. Кажется, Римма нашла свою прическу несколько растрепанной. Она подняла волосы выше, заколола их сзади заколкой. На секунду задержала руки, чтобы дать Виктору время оценить стройный и изящный изгиб шеи. Топкие руки нежно погладили затылок. Виктор невольно почувствовал, как внутри против его воли становится тепло. Римма угадала его смятение и поправила платье – провела руками по бедрам. Медленно, словно на подиуме, повернулась.
Теперь их глаза встретились.
– Доброе утро, – проговорила Римма.
Он не ответил.
Недавнее желание обладать Риммой разозлило его. И несмотря на то что злость эта была направлена на него самого, он охотно перекинулся на Римму.
Пройдя к зеркалу, поправил галстук.
Она стояла, прислонившись к дверному косяку. Глаза продолжали неотступно следить за ним с грустной насмешкой.
«Чертова ведьма, – подумал он, еще больше раздражаясь. – Чертова ведьма. Жадная и алчная».
Он вспомнил про недавний разговор, невольно подслушанный им, и полез в карман. Достав бумажник, отсчитал несколько пятисотрублевых купюр.
Положил их перед Римминым носом на столик, рядом с телефоном.
Она ничего не сказала, только на дне ее глаз вспыхнул недобрый огонек.
– Спасибо, – процедила она сквозь зубы.
Он вышел, так и не сказав ей ни слова.
Когда дверь за ним закрылась, Римма схватила деньги, смяла их и кинула вслед. Скомканные бумажки, шмякнувшись о входную дверь, рассыпались по полу.
– Ублюдок, – прошептала Римма.
По ее лицу текли слезы.
Она хотела бы выкинуть его из своей жизни, как эти бумажки. Никогда больше не видеть надменную улыбку, это холеное лицо… Ни-ког-да. Невозможность этого Римма осознавала, и чем острее и безнадежнее было это осознание, тем сильнее горела в Риммином сердце ненависть.
– Ничего, я справлюсь, – пробормотала она, подавляя ярость.
Взяв себя в руки, Римма собрала купюры с пола, бережно разгладила их.
Пересчитала.
Вышло четыре тысячи.
Нормально, решила она. Три отдаст матери. Тысячи хватит, чтобы прожить какое-то время. До следующей экзекуции – а именно так Римма называла редкие моменты общения.
И ничего унизительного, уже трезво рассудила она. В конце концов, с паршивой овцы хоть шерсти клок.
Первые лучи солнца осторожно вползли в комнату. Рита почувствовала их тепло и улыбнулась.
Открыв глаза, она даже не поняла, что с ней случилось. Она просто лежала, блаженно потягиваясь в кровати. Настроение было легким, воздушным, как эти шаловливые солнечные зайчики…
Она ли изменилась – или в ее жизни что-то исправилось?
Некоторое время она лежала, боясь спугнуть это восхитительное состояние легкости. Последнее время подобное бывало с ней редко. В основном, просыпаясь каждое утро, Рита просчитывала все свои будущие дела, потом взвешивала возможные удачи и неудачи – последние перевешивали… Никаких глупых и милых солнечных зайчиков в строгий реестр не допускалось.
Но сегодня они появились, не спрашивая Ритиного разрешения. Сами.
Она не спешила угадать причину их появления, но втайне догадывалась, что это напрямую связано с Сергеем.
«Это его зайчики», – сказала она себе. Потом испугалась этой мысли: из прежнего жизненного опыта Рита лучше всего усвоила один урок – не верить миражам. Сережа же был миражем, в чем Рита нисколько не сомневалась. Кто не бывал счастлив никогда – тот не знает и меры собственного несчастья… Поэтому Рита предпочитала придерживаться золотой середины.
И все-таки воспоминания о вчерашнем вечере наплывали сами, как волны теплого моря, нежили и ласкали Ритино воображение.
– В волосах моих заблудились мысли твои, – прошептала она, провожая взглядом нового солнечного зайчика.
Вот, снова!
Она проснулась теперь окончательно. «Снова ты придумываешь сказку. А сказки-то тем и отличаются, что возносят тебя на небеса с одной-единственной целью – сбросить оттуда. Чем выше окажешься – тем больнее будет падать…»
«Да ничего я не придумываю, – опровергла она собственные претензии. – Просто он хороший человек. С ним легко разговаривать. Он понимает меня. Или делает вид, но все равно это приятно…»
Она оделась и долго чистила зубы, рассматривая себя в зеркале.
Ничего не изменилось, только глаза стали спокойнее. Или – наоборот? Что-то в них появилось новое, Рита знала, втайне догадывалась что, но боялась произнести это вслух.
Надежда.
– Надо срочно раздобыть кусок железа, – сказала она строго этим глазам. – Пока я не вляпалась…
Чтобы прекратить это бессмысленное витание в облаках, она напомнила себе, сколько у нее дел. Закончить с набором – раз. Потом озвучка эта жуткая – два. Потом радио. Самое приятное, кто спорит? Но иногда Рите хотелось заговорить своим голосом, а не этим сексуально-придушенным шепотком.
И говорить о том, что действительно интересно нормальным людям.
Она вспомнила о ночном звонке. Голос звонившего был так похож на голос Сергея…
– Первая галлюцинация, – рассмеялась она. – Вернее, вторая. Сначала тебе почудилось, что он похож на Сережку. Даже в совпадении имен ты усмотрела волю Всевышнего. Теперь ты еще и голос приспособила… Плохо дело, Прохорова! Срочно нужен кусок железа. Без этого куска тебе не выкрутиться, влюбчивая ты моя!
Потом она варила кофе и долго сидела на кухне, наслаждаясь этим новым состоянием.
За окном царила весна, и Рита по привычке свалила все на это сумасшедшее время года.
– Это даже неплохо, – сказала она вслух. – Это означает только одно. Ты еще не такая старуха, чтобы продинамить такое событие, как наступление весны. Такой вот трухлявый пень, который размечтался стать березкой.
Однако «пню» мечтать было особенно некогда, и Рита принялась за работу.
Она существовала в двух мирах – воображаемом и действительном, и на сей раз эта двойственность не раздражала ее, не мешала – напротив, помогала ей.
Пустые слова и бессмысленные фразы наполнялись каким-то смыслом, как китайская книга «И-Цзин». Помимо воли, Рита находила в корявых фразах писателя ответы на вопросы, предсказания и попытки помочь ей, глупой Рите, в сладком мире иллюзий.
– Как он ко мне относится?
Задав этот вопрос, она даже оглянулась – не слышал ли ее кто-нибудь…
Но мать еще не вернулась из школы. В квартире была только она одна, и подслушать ее невольно мог только Бог, а глупостями Бога не удивишь. О, сколько Ему их довелось подслушать!
Задав этот вопрос, она вдруг почувствовала, как важно ей узнать ответ. Ее даже бросило в жар и краску.
«Он усмехнулся, пытаясь скрыть истинные чувства. Девушка стояла раздетая…»
Набрав эту фразу, Рита остановилась.
Если это расценивать как ответ…
Она нервно рассмеялась.
«Неужели я не нравлюсь тебе?»
Она бы задала этот вопрос иначе. Не так. Или – не задала бы совсем, терпеливо дожидаясь сладких моментов нечаянной откровенности.
Затеянная игра с чужим текстом теперь мешала ей сосредоточиться.
Она встала, закурила сигарету и посмотрела в окно.
Там, за стеной, находился он.
Искушение было велико…
Она подняла руку и едва удержалась, чтобы не постучать.
– Фу, до чего глупо, – сказала она и снова покраснела. – Веду себя как несовершеннолетняя девица.
Прислушавшись, она поняла, что за стеной играет музыка, а когда она определила, что он слушает, ее снова бросило в жар.
– Кэнди Найт, – прошептала она. – Именно так.
И как теперь, скажите, ей было справиться со всеми этими совпадениями?
Он ночью не спал.
Ничего удивительного в том не было – на первый взгляд…
Если бы не одно обстоятельство, меняющее ситуацию в корне.
Первый раз за долгое время он думал не о смерти. За этот чертов год, в течение которого Сергей уже разучился жить, он первый раз думал о женщине.
Живой женщине. С теплым взглядом голубых глаз. С нежными руками – он почти ощутил робкое прикосновение этих тонких пальчиков к своей руке… Точно крылья бабочки. «Сережа, вы меня слышите?»
Ее голос.
Теперь в его жизни появился второй голос – но тот, первый, низкий, хрипловатый, наполненный другой энергией – сексуальной, странной, магической, – и тоже жизненной?!
Два голоса. Две женщины. Одна была нереальна. Она была вымыслом. Он придумывал ей лицо, немного это лицо было Ритиным. Только взгляд другой… Рита казалась Сергею Джульеттой, Мирандой из «Бури», а та, чей голос доносили до его слуха волны радиоэфира, – о, та была Клеопатрой… «Ценою жизни ночь мою… – вспомнил он. – Ценою жизни…»
И сразу неслышными шагами в комнату вошла третья женщина – вернее, призрак этой третьей женщины.
Она была невидимой – и более ощутимой, чем те две.
Сергей вздрогнул. Его мысли приняли теперь снова иное направление. Если раньше мысли пытались окунуть его в воды Леты, смыть воспоминания святой водой забвения – теперь он снова был устремлен к бушующим потокам Стикса.
– Любви моей ты боялся зря, – донесся до его слуха голосок из прошлого. – Не так я сильно люблю… Мне было довольно видеть тебя, встречать улыбку твою…
Он закрыл уши, чтобы не слышать, но голос преследовал его – плод воображения, он не был подвластен слуху. Он был сильнее реальности, этот хрупкий, тонкий, сотканный из весенней травы и первых одуванчиков…
– Сережа, взгляни же! Правда, я похожа на Весну? Правда, Сережа?
Она ждала ответа – девочка в венке из одуванчиков. Смешная, глупенькая – слишком глупенькая, чтобы понять, какая пропасть теперь между ними.
Стикс.
Он не Орфей.
Он слабый человек, лишенный воли.
– Се-ре-жа! Ну же! Что ты молчишь? Я похожа на Весну Боттичелли?
Он больше не мог сопротивляться. «Куда ты пытаешься убежать? Не уходи от нее, Сережа! Ты виноват перед этим ребенком – ты не имеешь права на собственную жизнь!»
Он вздохнул. В самой глубине его души вспыхнул образ Риты, убирающей со лба прядку непослушных вьющихся волос цвета спелого каштана. Риты, смущенно улыбающейся ему в ответ на его серьезный взгляд.
– Сережа!
– Да, Таня, – покорно прошептал он, глядя в пустоту. – Да. Ты очень похожа… на Весну!
Время текло быстро – Рита и оглянуться не успела, как прошло два часа. Часы на стене гулко пробили двенадцать.
– Ох! – выдохнула Рита. – Не успеваю…
Осталось еще десять листов – а уже пора было бежать в агентство. Придется потратить те жалкие три часа, что она отвела себе на отдых перед ночным эфиром.
Еще вчера эта мысль опрокинула бы Риту навзничь, испортив ей настроение, заранее наполнила бы вековой усталостью ее тело. Но сегодня все было по-другому.
– Ничего страшного, – улыбнулась Рита. – Такой чудесный день сегодня! Солнце, ручьи, легкий ветерок… Весна.
Радость пробралась в ее сердце и прочно устроилась там, наполняя его все больше и больше силой и способностью воспринимать жизнь не согнувшись в три погибели под ее тяжестью, а легко. Вопреки всем жизненным обстоятельствам.
Рите даже хотелось с кем-то поделиться этой вновь обретенной способностью радоваться синему небу и весеннему ветру.
Она включила радиоприемник – Машка как раз рассказывала о погоде.
– Холод, снег и пронизывающий ветер остались позади, – радостно щебетала невидимая подружка. – Ура, господа! Мир, кажется, начинает светлеть. До жары еще долго, давайте же, пока есть возможность, порадуемся тому короткому времени, которое называем «Весной»! Специально для одной симпатичной мне особы, чтобы она улыбнулась, сбросив с лица маску вековой серьезности, – ее любимая песенка! «Wish you were here» в исполнении Кэнди Найт и ее верного спутника Ричи Блекмора! Помните, детки, раньше он наигрывал себе на гитаре в группешке… «Дин Перпл»! Любовь изменила его. Он стал мягким, добрым, белым и пушистым! Перестал разбивать гитары. Давайте все постараемся и пожелаем моей подружке сегодня встретить эту самую любовь! Говорят, если сто человек вместе пожелают одному счастья и исполнения желаний, все сбудется. Итак – раз, два, три! Рита, будь счастлива!
– Спасибо, – улыбнулась Рита.
И почему-то поверила Машке и тем ста слушателям, которые сейчас желали ей счастья.
Так поверила, что ей показалось, что в самом деле оно, счастье – недосягаемое, недоступное, – стоит прямо за ее дверью. Сейчас она ее откроет, эту дверь, счастье войдет, сядет и скажет ей: «Привет, Рита! Прости, что я задержалось! Не обессудь. Так уж вышло…» «Да ладно, – скажет в ответ Рита. – Лучше поздно, чем никогда…»
Благодарность к Машке переполняла душу. Рита прошептала:
– И тебе, Машуня, того же самого…
Однако пора было собираться.
Рита слегка подкрасила ресницы, потом собрала волосы в привычный «хвост» – подумала, постояв немного перед зеркалом, и легким движением руки распустила их по плечам.
Потом она открыла дверь и вспомнила про Машкино пожелание, про собственные глупенькие мысли и рассмеялась: «Ну и где оно, счастье?»
Дверь напротив открылась.
Рита уже собралась улыбнуться – радостно, потому что пока все и правда сбывалось.
Сергей стоял на пороге и смотрел на Риту немного испуганно и без улыбки.
– Здравствуйте! – сказала Рита, не в силах, напротив, удержать свою улыбку.
Он хмуро и быстро кивнул и так же быстро пошел вниз.
Сердце Риты упало.
Она вдруг почувствовала сильное головокружение – в глазах потемнело, она даже ухватилась за стену.
«Что это с ним? – подумала она. – Может быть, я веду себя глупо? Навязчиво? Да, наверное… Именно так это и выглядит. И все-таки – мог быть поприветливей!»
Теперь обида сменилась раздражением.
Что он, в самом деле, себе позволяет? Это просто невежливо! Она, Рита, не сделала ему ничего плохого, в конце концов!
Она собралась с духом и быстро пошла вниз, пытаясь сосредоточиться на своих вечных проблемах.
Работа, работа, работа…
«Так тебе и надо, дурочка Рита, – шептал ехидный внутренний голос. – Так тебе и надо… Всяк сверчок знай свой шесток!»
Она вышла на улицу, все еще надеясь вернуть себе прежнее безоблачное настроение.
Но настроение было безнадежно испорчено.
«Вот тебе, Машка, и обещанное счастье», – тоскливо подумала Рита, провожая взглядом высокую, чуть сутулую фигуру странного своего соседа.
Тряхнув головой, пошла в другую сторону.
«Не в первый раз, – сказала она себе, пытаясь выглядеть веселой и беззаботной. – В конце концов, к жизненным обломам можно уже было и привыкнуть!»
Сделав несколько шагов, он все-таки остановился и обернулся.
Ее воздушная, легкая фигурка стремительно удалялась. Как лепесток, уносимый ветром…
Ему нестерпимо захотелось остановить ее, окликнуть, встать на колени, чтобы испросить прощения за бессмысленную свою жестокость. Он невольно подался вперед, губы его приоткрылись – на самом деле он звал ее беззвучно уже давно, еще с того момента, как увидел выходящей из квартиры.
– Рита…
Она уходила.
«Сережа, я похожа на Весну?»
– Отстань…
Теперь Танин голос не был мелодичным. Нет, это был голос капризного ребенка, злого и избалованного. «Ах вот ты как? Не боишься? Ты виноват передо мной, виноват, виноват…»
Теперь слова стучали в виски, провоцируя головную боль. Он еще несколько минут стоял, глядя вслед Рите.
«В конце концов, это даже хорошо, – пришло ему в голову. – Все равно – я ведь беспомощен. Я ничего не могу изменить. Надо наконец-то смириться с этим. Она ушла – и мне не надо делать выбор. Принимать решение. Я снова свободен… Свободен!»
Хотя он прекрасно понимал, что его свобода иллюзорна и на самом деле ее нет, этой свободы. Есть только Таня и – прошлое, прошлое, от которого дурно пахнет смертью.
– Как бы Рита посмотрела на меня, расскажи я ей об этом самом прошлом? – задал он себе злой вопрос и ответил на него выразительным жестоким молчанием.
Солнце, еще утром приносившее ему радость и покой, теперь раздражало его – он достал темные очки, надел их. Теперь мир стал сумрачным.
Таким, какого он заслуживал.
– Наконец-то!
Миша сидел, ехидно улыбаясь.
– Трамвай… – пояснила Рита, отчаянно краснея. Она на ходу стянула куртку, схватила наушники.
– Привет, – бросила ей Амира. – Хорошо, что ты пришла. Заказ хороший. Импортная реклама. Я уже боялась, что мне за двоих отдуваться придется… Какой-то срочняк. Витя ходит как лев в клетке. Вот зараза!
Амира говорила без передышки, и получилось, что это Витя и есть зараза. Рита удивленно подняла глаза на Витю, потом посмотрела на Амиру.
Та сосредоточенно разглядывала свою изящную ножку.
– Нет, ты посмотри, Ритка! Они еще врут, что эти их колготки прочнее семейных уз! Ха! Смотря какие узы. Если смотреть вот на эту дыру, так у них каждый месяц разводы!
Она вытянула ногу вперед, демонстрируя Рите маленькую затяжку.
– Кто же врет, как не мы? – усмехнулась Рита. – И ничего страшного нет… Так себе затяжечка. Почти не видно.
– Это тебе не видно, – хмуро проворчала Амира. – Ты у нас вообще неандерталка. В облаках витаешь… Бесконечно далеки вы от жизни, любезная!
Рита представила себя в виде неандертальца, парящего в облаках с дубиной в руке и в звериной шкуре, и фыркнула.
– Еще и смеется над чужим несчастьем!
– Барышни! – постучал пальцем по столу режиссер Костя. – Кончайте так грохотать! По системе Станиславского готовьтесь… Помните хотя бы, что это такое?
– Вот кретин, – прошептала Амира, скорчив при этом глупую мордашку. – Если всю эту дребедень, да еще и по системе бедного Станислав… Ой! Ты посмотри, как расползается-то! Прямо не дыра, а Черное море!
Теперь она наблюдала за колготками с живым интересом.
– В жизни такого не видала… Завтра же куплю себе простые, местные, за двадцать пять рэ! Нет, надо было вот за эту дрянь выложить стольник! Убью на фиг всех рекламщиков! Прямо с Витьки начну. Стоит, не ожидает ничего. Как ты думаешь, Ритка, ему понравится, если я его задушу этими колготками?
Рита уже не могла сдерживать смех.
Виктор стоял, глядя в их сторону с искренним недоумением. А Амира продолжала корчить зверские рожи.
– Ба-рыш-ни! Готовы? Текст!
– О нет! – закричала Амира. – Ты посмотри, Ритка! После вот этой дыры я должна как раз об этих чертовых колготках и говорить! Не берите, бедные согражданки! Лучше на стольник купите себе пива и воблы!
– Барышни, готовы?
На экране появились две красотки. Одна блондинка, другая брюнетка. Блондинка стояла в черном белье, тревожно разглядывая свои длинные ноги. Она что-то проворковала, печально и безнадежно, из чего Рита заключила, что у бедняжки в жизни случилась большая беда. Вторая нежно наклонилась к ноге блондинки, ласково провела ладонью.
– Фу, какой хамский, неприкрытый лесбос! – сердито прошептала Амира. – Прямо с души воротит!
Рита тихо рассмеялась.
На экране между тем происходило следующее – видимо, блондинке кто-то еще и угрожал, потому что она с опаской посмотрела за спину.
– Там у них что, маньяк? – спросила тихонько Рита.
– Нет, боится, что их застукают, – продолжила комментарий Амира. – Видела швейцарскую рекламу голубой краски для волос?
– Нет…
– Там чувак такой кондовый… Выкрасил свой «ирокез» в голубой цвет… И во весь экран его ухмыляющаяся рожа и голос: «Я уже стал голубым. А вы?»
Рита недоверчиво рассмеялась.
– Правда! – серьезно сказала Амира. – Вот тебе мой мусульманский крест, все именно так и было! Борька ролики привез – специально с телика записывал! Это еще цветочки, Рит! Там такое…
Миша принес текст.
– Значит, ты, Амира, говоришь за блондинку…
– Ага, – кивнула Амира. – Как жертва сексуальной атаки, так сразу отчего-то Амира! У меня что, голос придушенный?
– Нет, просто Рита может говорить сексуальным голосом, – сказал Миша.
Потом до него дошел смысл Амириных слов. Он остановился и вытаращился на Амиру.
– При чем тут сексуальные нападения? – спросил он, тупо рассматривая девушек на экране.
– Вот, я всегда говорила, что у мужчин абстрактное мышление по нулям! – торжествующе закричала Амира. – Посмотри сам! Эта тетка с большой грудью, которую ты доверяешь Ритке озвучивать, глядит на невинную овечку, как удавица на крольчиху!
– Удав, – поправила ее Рита.
– Именно удавица! Прямо взглядом пожирает. Та, дуреха, как раз вроде Ритки, разгуливает голяком, думает: «Подумаешь, подруга же пришла, не друг!» А эта подруга вынашивает грязные мысли.
Миша кротко вздохнул.
– Девушки, это реклама колготок…
– Кстати, о колготках! – обрадовалась Амира. – Вот эти колготки! Те самые, можешь не смотреть так, как будто внезапно уселся на кактус! Хочешь, пакетик принесу?
– Не надо, Мирочка. Я тебе новые куплю. Если ты перестанешь маяться дурью и примешься за работу.
– Последнее время я не вижу особенных различий между этими двумя понятиями, – вздохнула Амира с притворной скорбью. – Но я смиренно тебя послушаюсь. За колготки, Миш, я и сама готова в такой порнухе сняться. Только не эти, а другой фирмы.
– Пять минут на текст, – бросил Миша, пытаясь скрыть раздражение.
– Пять? – не могла уняться Амира. – Да брось ты, Мишаня! На твои нетленные строки и двух бы хватило!
Миша ничего не сказал. Окинув Амирину фигуру взглядом, полным кроткой печали, он вышел.
– Нарвешься, Амирка! – прошептала Рита.
– Ты вчера нарывалась, я сегодня… Слушай, Ритка, а может, мы их пошлем куда подальше и откроем собственное дело? Чем, в конце концов, эти дегенераты умнее нас?
Рита ничего не ответила, пытаясь вникнуть в тупое нагромождение бессвязных фраз Мишиного сценария.
Амира, поняв, что Рита ушла в свои мысли, тоже принялась читать, иногда комментируя написанное себе под нос.
– Готовы?
Рита кивнула.
Она подняла глаза и встретилась взглядом с Виктором.
Он стоял, глядя на нее, серьезный и, как показалось Рите, немного печальный.
Рита попыталась улыбнуться ему.
Он грустно развел руками, точно признавался в беспомощности ее попытки развеять его душевную смуту.
«Похоже, у него неприятности, – подумала Рита. – Хотя… его самая большая неприятность – это, как ни прискорбно, именно я…»
Что-то в ней изменилось…
Он смотрел на нее – и не мог понять.
Она была грустна. И в то же время вся наполненная внутренним светом.
Грустна – и светла…
Именно так.
Отчего-то в мозгу всплыла строчка из детской песенки про лисенка и Тутту Карлсон: «У меня есть тайна цвета апельсина…»
Глядя на Риту, казалось, что у нее теперь тоже есть тайна. Она бережно спрятала ее там, на дне души, и, может быть, тайна эта не очень-то радостная, с оттенком печали и недоумения, и все-таки, все-таки, все-таки…
Он почувствовал раздражение и обиду. Кончики пальцев побелели. Виктор старался выглядеть безмятежным, спокойным – это удавалось ему, но так нелегко…
Она улыбнулась какой-то шутке Амиры; даже на Амиру Виктор сейчас смотрел с ненавистью и завистью – она сидела рядом с Ритой. Совсем близко. Она могла дотронуться до нее.
Рита как назло теперь сидела таким образом, что солнце освещало ее, рождая вокруг каштановых кудряшек что-то наподобие нимба.
Она смотрела в окно с нескрываемой грустью и – ожиданием.
Ожиданием чуда…
Мягкий солнечный свет коснулся ее щеки, делая это знакомое лицо странным, магическим, наполняя его своей энергией.
Теперь Рита показалась ему похожей на образ Богоматери, виденный им недавно в храме. Так же опущены глаза, свет продолжает играть с ее личиком, грустным и нежным… «Умиление» – вспомнил Виктор название иконы.
Рита удивленно вскинула на него глаза – и тут же опустила их снова.
«Она ведь просто читает текст, – напомнил он себе. – Бездарный, бессмысленный, пошлый… Так отчего же мне кажется, что она сейчас молится?»
Он испытывал состояние, близкое к шоку. Найти определение этому своему состоянию он не мог.
То, что еще вчера было простым, понятным, имело четкое определение – «влюбленность», или – еще вернее – «она нравится мне», теперь носило совершенно другое имя – короткое, грозное, сладкое…
Он еще не смел обозначить новое чувство этим словом. Он пытался убежать от него, пытаясь найти более близкое, более простое определение.
«Она должна принадлежать мне, – наконец нашел он компромисс. – Она просто должна мне принадлежать!»
Рита устала.
Текст был легким, но пришлось делать такое количество дублей, чтобы твои слова совпали с движениями губ заморской красотки… Рита понимала, что за это платят больше, и все-таки дни, которые Виктор и Миша считали удачными, ей не нравились.
Они с Амирой сидели в комнате, гордо именуемой «артистической». На самом деле комната напоминала чулан, заваленный под самый потолок разным хламом. Амира разлила кофе и теперь сидела на высоком стуле с сигаретой в руках.
– Аллах-Иисус! – простонала она. – До чего меня вымотали эти нечестивцы… Посмотри, Ритка, я похожа еще на женщину?
– На очаровательную женщину, – заверила ее Рита. – Только уставшую.
– Вот я и говорю, что похожа на старую проститутку, к тому же нажравшуюся абсента, – грустно констатировала Амира, поправляя перед зеркалом свои белокурые локоны. – Хочу домой. Хочу замуж за шейха… Или за олигарха. Чтобы не работать. Никогда вовеки. Только валяться на диване целый день, смотря сериалы и ток-шоу. Знаешь, почему я неудачница?
– Почему?
– Потому что я адская смесь, – ответила Амира. – Мать – мусульманка, а отец – христианин… Ничего хорошего не вышло из этакого союза. Какая-то непонятная деваха. Актриса получилась – полный идиотизм. Замуж никто не взял. Приличный, я имею в виду. Ни одного олигарха не встретила на нашей Большой Горной… Что уж говорить о шейхе?
– Все еще впереди, – постаралась успокоить ее Рита. – Поедешь отдохнуть в Турцию…
– На что? На что я туда рвану? – простонала Амира. – Может быть, почку одну продать? Чтобы до Турции добраться? А если я эту самую почку продам, а в Турции, как назло, ни одного тебе олигарха?
Рита включила погромче радио, нашла «Шанс».
Влад с Машкой вели концерт по заявкам. Машка постоянно прикалывалась, сидя на телефоне.
– Охота тебе была, впереди целая ночь…
– Я люблю эту работу, – сказала Рита.
Почему-то ей сегодня туда очень хотелось.
– В принципе я говорю там то, что думаю, – сказала она. – Конечно, иногда приходится подыгрывать… Но ночью большинство идиотов спят.
– Мне кажется, идиоты не дремлют и секунды, – выдохнула Амира, подкрашивая губы.
Она была готова.
– Пошли?
– Да, сейчас…
Рита поднялась, потянулась – «жизнь прекрасна, я полной грудью насыщаюсь ею, у меня появляются силы…», – потом оделась и кивнула Амире:
– Пошли…
