Текст книги "Звездочка"
Автор книги: Елена Лагутина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)
Глава вторая
«ЧТО ЗНАЧИТ ИМЯ?»
«Что значит имя? Роза пахнет розой – хоть розой назови ее, хоть нет…» Черт побери!
Рита швырнула лист на стол.
– Это бред, – сказала она.
– Чем тебе Шекспир-то не угодил, Марго? – поинтересовался толстощекий и круглолицый Миша. Его глаза, надежно спрятанные под толстыми линзами круглых очков, недобро сверлили Риту.
– Мне не Шекспир не угодил, – устало выдохнула Рита. – Мне ты не угодил. Мне пошлость эта вселенская надоела до смерти…
– Та-а-ак, – зловеще протянул Миша. – Ты мне хочешь сказать, что это вот воплощение человеческой пошлости и есть твой покорный слуга?
– Ну ты сказал, – улыбнулась Рита, слегка наклонив голову. – Я не имела в виду никого из присутствующих.
– Конечно, не имела, – продолжал злиться Миша. – Ты просто указала автору сценария на надлежащее место… Ты ж королева у нас, Ритуля. Это мы тут все простые смертные… Только вот кто нас к смерти-то приговорил? Ты? А знаешь, что я тебе скажу, Ритуля моя дорогая?
Она чувствовала себя отвратительно. Миша был обычным человеком. А Рита снова выпустила на волю джинна – кто ее просил лезть со своим мнением? Прочла бы эти слова… Какая разница? Не реклама же прокладок, в самом деле… Всего лишь «Роуз-гель». Средство для удаления дурных запахов в туалете…
– С запахом розы, – пробормотала она. – Может, и правда, а, Миш? Назовем розу «Роузом». Чего изменится-то во вселенной? Ни-че-го… Или – нет. Наоборот! Все станут такими гладкими, упитанными, счастливыми до одурения… И в самом деле, Миш, это даже хорошо! Есть же на свете люди, которые не удосужились прочитать «Ромео и Джульетту»! А рекламу все смотрят. Так что ты, Мишаня, несешь культуру в массы, верный заветам своих революционных предков!
Миша даже покраснел от гнева и обиды.
– Знаешь, Прохорова, ты не зарывайся, – проговорил он холодно. – Ты думаешь, из-за твоего голоса тебе все позволено, так? А незаменимых-то нет, Прохорова! Не хочешь читать это – иди на… Королева хренова. Амира все прочитает, ей деньги не лишние.
Рита сжала руки в кулаки. Так сжала, что костяшки пальцев побелели. Деньги? А подавитесь вы… Пусть читает Амира. У Амиры уже давно все умело приспособлено к действительности. Она научилась выполнять чью-то волю, даже если видела, как это глупо. «Воля заказчика»…
– «Что значит имя…» – Рита прикрыла глаза.
Она вспомнила, как однажды уже говорила эти слова. На балконе. В темноте…
Что значит имя?
Небо везде одинаковое, подумала она, всматриваясь в темно-синий бархат. Оно неизменно. Такое же было в Вероне. Синий бархат, украшенный маленькими бриллиантами… И – любовь, на первый взгляд достаточно обычная. Встретились мальчик и девочка. А потом умерли… От этой самой любви. Тоже на первый взгляд. А если подумать хорошенько, умерли-то они от ненависти, окружающей их. Любовь не выдержала этой роковой схватки.
До спектакля оставалось два дня. Курсового спектакля, где она, Рита, играла Джульетту. И хотя это был всего лишь ученический спектакль, Рита относилась к своей роли с трепетом. Когда ей сказали, что именно ей выпало играть Джульетту, мечту всех девочек на свете, она думала, что ее сердце от радости разорвется на мелкие кусочки-звездочки и эти звездочки заполнят собой все небо!
– «Что значит имя? Роза пахнет розой…»
Ночь была прохладной, Рита невольно поежилась, поглубже запахиваясь в теплую вязаную кофту, накинутую поверх ночной рубашки. «Нет, там, в Вероне, было все-таки теплее», – решила она.
– «Хоть розой назови ее, хоть нет», – услышала она голос и улыбнулась. Потому что это был голос Сережки.
Он стоял под ее балконом, такой милый, смешной, и, высоко задрав голову, смотрел на нее.
– Привет, – рассмеялась она, и ей показалось, что в тишине ее голос звучит слишком громко. Она оглянулась, боясь разбудить родителей.
– Привет, – прошептал он. – Я соскучился по тебе… Знаешь, Ритка, оказывается, мир – это пустыня… Бродишь по ней и всматриваешься в чужие лица. И эти лица такие странные, они все, оказывается, одинаковые! Ритка, почему ты меня бросила-то?
Рита даже вздрогнула. Вот это наглость!
– Тебя никто не просил уходить, – обиженно сказала она. – Ты ведь сам решил исчезнуть… Я боялась, что ты никогда не вернешься.
– Боялась? – переспросил он.
Она поняла, что он ужасно хочет, чтобы она повторила это, тем самым подтверждая раз и навсегда – я боюсь тебя потерять…
Он ждал, а она упрямо молчала.
«Ты сам меня бросил, исчез… Я не буду говорить тебе, что со мной творилось все это время!»
– Ты боялась, что я не вернусь? – не унимался он.
– Вот еще… Невелика потеря, – процедила она сквозь зубы.
Но голос ее дрогнул – слегка, чуть-чуть – и все-таки выдал гордую Маргариту с головой.
Сережка рассмеялся и вдруг тихонько пропел:
– «Wish you were here…»
Потом замолчал, ожидая ее ответа.
– Я только что спел тебе серенаду, – сообщил он, когда пауза затянулась. – Разве ты не знаешь, что за этим должно последовать?
Рита рассмеялась и пропела в ответ басом:
– «Знаю, заснула помеха – злая дуэнья Перес, то-то нам будет потеха, крошка моя Долорес!»
– Ну, детка, зачем же так-то? – ответил он ей гнусавым голосом, растягивая слова. – Все чин-чинарем, выпьем бордосского винца да потанцуем немного в таверне… Дуэнья Перес все одно до утра не проснется, а утром я тебя верну. Целую и невредимую…
Она расхохоталась.
– Ритка, – сказал он уже нормальным голосом, – честное слово, мы рискуем разбудить твоих родителей… Они, конечно, далеки от образа злой дуэньи, но они же устали после долгого рабочего дня! Давай потише! Ты сейчас спускаешься ко мне на цыпочках, и мы идем смотреть на Полярную звезду. Согласна?
Она задумалась.
– Перспектива заманчивая, – сказала она спустя минуту. – Но вот в чем проблема… Могу ли я отправляться на ночной променад с человеком, который даже не потрудился объяснить мне, где он был целых две недели? Могу ли я вверить этому самому человеку свою девичью честь?
– Можешь, – усмехнулся он. – Запросто, радость моя… А вот где я был… Об этом не будем пока, хорошо? Каждый человек, Ритка, совершает иногда ошибки. Главное, их вовремя исправить.
– Ладно, – великодушно согласилась Рита. – Я не могу позволить тебе погрязнуть в ошибках… Это будет не по-товарищески. Сейчас спущусь, подожди немного…
«Вот так, – думала взрослая Рита, прижав ладони к горячим щекам. – Оказывается, это вовсе не свято… Эти слова вполне подходят для освежителя воды… Для унитазного геля, вот какая гадость!»
Воображение тут же нарисовало картину. Джульетта в исполнении Оливии Хасси задумчиво смотрит на сверкающий чистотой унитаз. Камера наплывает. Она легко касается маленькой рукой, нажимает – радостно булькая, стекает голубая вода… Трагично звучит закадровый голос – несомненно, Мишин. «Я смотрю в унитаз, хохоча»…
Рита фыркнула.
Миша посмотрел на нее с нескрываемой ненавистью.
– Нельзя быть такой циничной-то, – проворчал он. – Королева чертова… Ты знаешь, Прохорова, где твое место? На полу, блин, и жди очереди…
Рита дернулась, как от удара.
«Вот так, дорогуша, указали тебе место в здешнем мире. Оказывается, это ты цинична. Это над Шекспиром можно издеваться, а над Мишиными святынями – не фига… Права не имеешь!»
И упрямиться она не имела права. Мир так был создан. Или предай собственное прошлое, или оставь без средств Ника и маму.
– Что происходит, Михаил?
Дверь хлопнула.
– Витюша, сам с ней говори, – выдохнул Миша. – Эта мамзель решила преподать нам урок изящной словесности. Шекспир ей, видите ли, не нравится…
– Шекспир мне нравится! – выкрикнула Рита. – Что ты мои слова перевираешь? Мне не нравится, что Шекспир у тебя вспомогателен. Главное-то – гель для унитаза, черт тебя побери! Ты еще к рекламе прокладок Гёте приложи! Или Шиллера! А еще лучше – Пушкина!
– Пушкина нельзя, – авторитетно заметил Виктор. – Пушкин – это наше все…
– Кстати, неплохая идея, Миш, – повернулся он к автору рекламных «нетленок». – Насчет прокладок… Красиво получится!
Он смеялся над ней!
Рита вспыхнула.
– Да делайте что хотите, – пробормотала она, хватая сумку. – Амира вам все озвучит. Ей все по барабану… А мне надоело!
– Рита! – попытался остановить ее Виктор, – Рита, куда ты? Подожди!
Она не отвечала. Натянув куртку, бросилась к двери.
Виктор поймал ее уже на лестнице. Догнал, схватил за руку.
– Рита, милая, что происходит?
Она не ответила. Если бы она это сама знала, может быть, подобрала бы нужные слова… Но этих слов не было сейчас. Только сердце стучало в груди так сильно, и обида на весь этот мир, где все подчинялось непонятным законам, и она, Рита, была обречена оставаться в аутсайдерах, если не примет эти непонятные, глупые законы, жгла глаза.
– Мне все осточертело, – пробормотала она. – Просто осточертело, понимаешь? Я устала.
Она вздохнула, достала из сумки пачку сигарет, щелчком выбила одну… Он протянул ей зажигалку. Рита прикурила и опустилась на ступеньку. «Ну-с, – злорадно подумала она, глядя на Виктора снизу вверх, – и как ты, в своем дорогом костюме от какого-нибудь там долбанутого Кензо, сядешь рядом со мной на грязные ступеньки? А иначе задушевного разговора не получится! Только так!»
Он осмотрелся и нашел пакет. Простой полиэтиленовый пакет, с помощью которого и вышел из затруднительного положения. Расстелил и уселся рядом с Ритой.
– Ну, рассказывай, как ты до такой жизни дошла? – сказал он, пытаясь притянуть ее к себе за плечи.
Рита отстранилась. Вышло это немного резко, даже грубо.
Виктор нахмурился.
Она посмотрела на него. Он ужасно смешно выглядел. Такой солидный господин. Сидит рядом с непрезентабельной Ритой на грязной ступеньке… Пытается вникнуть в ее проблемы. Понять ее.
– Рита, почему у тебя эта истерика? – проговорил он наконец. – Миша, конечно, не гений…
– Далеко не гений, – усмехнулась Рита. – Во всяком случае, Вить, кто-то из них двоих точно далек от гениальности. Или Миша – или Вильям Шекспир. В свете последних решений, право, затрудняюсь дать верный ответ.
– Так он в рекламе работает, Рит. Он же и не метит высоко…
– Знаешь, что меня выводит? – сказала Рита. – У меня есть одна знакомая… Мила. Она такие стихи пишет, что потом весь мир кажется каким-то иным… Хочется стать чище, чтобы приблизиться к ее миру. И представь себе, Витя, никто их не печатает. Говорят, стихи не приносят дохода… А вот Шекспир приносит доход. Мише. Мила вечно с копейки на копейку перебивается, а Миша на Гавайи катается… За счет великого барда, умело приспособленного к родным унитазам…
Он вроде слушал ее и даже кивал. Но, присмотревшись, Рита обнаружила, что все, что она говорит, ему непонятно. Как будто она, Рита, вздумала разговаривать на древнеарамейском языке.
«Эх, Витька, – подумала она, ощутив к нему внезапный прилив жалости и удивившись этому чувству. – Хороший ты парень… Добрый. Красивый… Вот только ты сын этого времени. А я… Так. Сиротка приемная… И мы с тобой настолько разные люди, что вообще непонятно, как мы тут оказались вдвоем. На одной грязной ступеньке…»
– Ладно, пошли, – решительно тряхнула она головой. – В конце концов, у Шекспира, говорят, было неплохое чувство юмора… Можно даже обнаружить тайный смысл в том, что теперь его словами рассказывают о достоинствах ароматизатора для туалета… А если покопаться, то смысл становится просто мистическим. Мир вокруг теперь – полное скопище дурного фана, так что его освежит, как не высокая поэзия Шекспира?
Виктор вздрогнул. Посмотрел на нее и вдруг схватил за руку.
– Ритка! – выдохнул он восхищенно. – Ритка, да ты ведь гений! Слушай, Ритка, а почему бы тебе не перейти в криэйтеры?
Рита остановилась.
«Да, конечно, – устало шевельнулась в уголке ее сознания соблазнительная и подлая мысль. – Криэйтером… Они много получают. Куда больше, чем я на озвучке… Стану такой же толстой, как Миша. Куплю Нику четырехскоростной велик… Его мечту. И роликовые коньки. Уйду с радио. Буду спать каждую ночь и заниматься Ником… Это, в конце концов, все, что у меня осталось. Он и мама. Жизнь идет, Ник растет, а мама стареет…
Я уйду с радио…»
Она даже зажмурилась, так заманчиво было предложение.
«Я уйду с ночных эфиров…»
– «Wish you were here…»
Рита вздрогнула.
Мелодия прозвучала так явно, так близко, точно кто-то включил рядом радио. Но нет – было тихо. И все-таки, все-таки…
Она вдруг почувствовала, что сейчас стоит на самом краю пропасти. Пропасть манит ее, потому что на самом дне переливаются сказочные, сверкающие алмазы. «Но это же пропасть, – напомнила она себе. – Алмазы станут углем, стоит тебе только к ним прикоснуться…
Настанет ночь. Кто тогда придет тебе на помощь? Ночь, сестра моя, нежная сестра, успокаивающая боль».
– Я не хочу расставаться с ночью, – прошептал низкий бархатный голос, и Рита невольно повторила эти слова вслух, одними губами:
– Я не хочу расставаться…
– Что, Рита? Что ты сказала?
Она вернулась.
Виктор стоял перед ней, удивленно вскинув брови.
– Рита…
– Ничего, – мотнула она головой. – Я сказала, что подумаю. Пойдем, мне надо еще Ника из школы забрать сегодня… Маме надо к зубному врачу. Чем быстрее начнем запись – тем быстрее закончим…
«Что со мной происходит?»
Она уже давно смирилась с существующим порядком вещей. «Да, – сказала она себе однажды, – тебе немного не повезло. Могла бы стать актрисой… Но не вышло. Могла бы плюнуть на все и выйти замуж… За кого? Да хотя бы за того же Виктора. Но – не захотела… Сама выбрала этот путь, так почему тебя вдруг стала тяготить его «неизменность»?»
Она проговаривала слова машинально, не вкладывая в них особенного смысла. Они были легкими, как перышки попугая во время линьки. Непринужденно срываясь с губ, летели в пространство.
«Придется делать еще дубли», – с ужасом подумала Рита. Боже, как ей этого не хотелось!
– Все! Умница… Прекрасно!
Рита не поверила своим ушам. Но нет – все так и есть… Лицо режиссера сияет, как новенькая пятерка. Даже Миша, все еще хранящий на лице выражение отчуждения и обиды, растянул пухлые губы в одобрительной усмешке.
Она начала собираться.
– Рит! – остановил ее на пороге Виктор. – Правда, вышло хорошо…
«Смешно-то как, – подумала она, – точно успокаивает меня…»
– Тебя подвезти?
Она кивнула.
Времени было уже в обрез, и ей совсем не хотелось, чтобы Ник гулял в темном школьном дворе, ожидая припозднившуюся мамашу. Глупо надеяться на трамваи!
– Кстати, как у тебя с наличностью?
– Плохо, – призналась Рита. – И у Ника, как назло, день варенья… Правда, послезавтра на «Шансе» дадут зарплату.
– Давай я выдам тебе аванс, – предложил Виктор.
– Давай, – согласилась Рита.
Он достал из кармана деньги, протянул. Рита пересчитала.
– Здесь много, – отдала она лишние купюры. – Потом выйдет мало… А мне надо еще расплатиться за свет и газ… Я полгода не платила.
– Это на подарок Нику, – сказал он, мучительно краснея.
Рита про себя улыбнулась. Если чем он ей и нравился, так это своей способностью краснеть.
– Не надо, Витя, – сказала она. – На подарок и так хватит… Сам подари что-нибудь, ладно?
Он хотел что-то сказать ей, даже немного нахмурил брови – но передумал. С Ритой спорить было совершенно бестолковым делом. Она сказала ему в самом начале их знакомства: «Я никогда не буду содержанкой».
«– Почему ты так… – спросил он тогда. – Что плохого, если я могу помочь тебе выжить?
– Я не выживаю, – ответила она. – Я пытаюсь жить… Выживают… содержанки…»
Спрятав деньги, он сказал:
– Ладно, Рит. Выберу ему подарок сам.
– Слушай, а как у тебя со временем?
– Нормально…
– Тогда придется заехать в магазин… У нас в доме шаром покати. Заедем?
Он кивнул и улыбнулся.
Сейчас они были похожи на семейную пару. И пусть это была только иллюзия, детская игра – он был счастлив. Потому что это было его мечтой.
Он, Рита и смешной Ник. Вместе…
Они подъехали к школе, и Ник вылетел им навстречу.
– Мама! Витя! – крикнул он, срывая с головы шапку и размахивая ею. – Я тут!
– Ник, – закричал Виктор, – немедленно надень шапку! Ты простудишься…
– Он «чепчики в воздух бросает» от радости, – заметила хладнокровно Рита. – Каждый раз, когда тебя видит…
Она перехватила мчащегося Ника и прижала к себе, счастливо вдыхая его запах. «Даже самая умная женщина становится немного самкой, когда она оказывается рядом с детенышем», – подумала она.
– Завтра мы с тобой весь день вместе, – пообещала она его – Сережкиным! – зеленоватым глазам.
– Так я тебе и поверил, – насмешливо усмехнулся Ник – по-взрослому.
– Честное слово!
– Правда, Никола, – сказал Виктор. – Лично прослежу, чтобы твоя мама от тебя далеко не отлучалась!
И мальчик поверил.
Он радостно крикнул и прыгнул на Виктора, зацепившись за его шею руками.
«А ему и в самом деле этого не хватает, – отметила про себя Рита, глядя на счастливое лицо Виктора. – Вот тебе еще один вариант… Он богат. Умен. Респектабелен. У него заботливая жена и две дочки подросткового возраста. А ему для счастья не хватает моего Ника…»
«И – тебя», – проговорил внутренний голос, но Рита заставила его замолчать.
Ее путь пролегает совсем в другую сторону. В ту сторону, где остался Сережа…
Он не включал свет, наблюдая, как комнаты заполняют серые сумерки. Темнота наплывала отовсюду, казалось, из углов появляются тени.
Ему наконец-то становилось легче. Дыхание стало спокойным. Мысли уходили, взбирались вверх по лестнице – как в песне, по лестнице на небеса…
«На сегодня мир кончается», – сказал он себе.
Встал, прошел на кухню. Достал бутылку вина.
Сегодня был день памяти. День, когда Таня растаяла во мраке. Ушла, прихватив его душу с собой.
Он глотнул вина, и вино обожгло гортань.
Отставив бутылку, он посмотрел в окно.
К дому подъехал серебристый «лэндкраузер». Дверцы распахнулись, выпуская на свободу мальчишку с огромным пакетом в руках, смешного и счастливого. Потом появилась та девушка, которую он встретил на лестнице. Девушка что-то сказала, и мальчишка звонко рассмеялся.
Из машины вышел и водитель, обнял девушку за плечи. Что-то сказал ей… Она благодарно улыбнулась и провела пальчиком по его щеке. Потом поцеловала его…
Он зажмурился.
Это было чужое счастье.
Это вообще чужая жизнь…
И все-таки он поспешил отойти от своего окна, как будто они могли его увидеть. Тогда вышло бы, что он подсматривает за ними. Как вампир, пьет чужое счастье украдкой. Маленькими глоточками.
– Ник! Пойдем! – раздался ее голос.
Она протянула руку. Мальчик уцепился за нее, и они пошли к подъезду.
– Рита! – окликнул владелец счастья. – Подожди! Я хоть помогу тебе занести пакеты!
– Я сама справлюсь, – ответила Рита и, смутившись, добавила: – Спасибо…
Дверь внизу хлопнула.
Водитель «лэнда» посмотрел им вслед растерянно и закурил.
Теперь было видно, что его лицо печально.
«Что ж, брат, ты тоже не больно-то счастлив», – подумал наблюдатель со странным удовлетворением. И закрыл штору, наполняя мир вокруг себя благословенной темнотой.
Виктор еще несколько минут постоял, глядя на закрывшуюся дверь подъезда. «Такое ощущение, что эта дверь – магическая граница, – подумал он. – Вот она захлопнулась – и мир разделился на две части… Казалось бы, что проще? Подойди, распахни ее – и окажись в том мире, который тебя тянет к себе, тянет – и одновременно не пускает… Но в том-то и закавыка, что ты этого сделать не можешь. Таковы правила…»
Он докурил сигарету и поднял глаза вверх, стараясь представить себе, как Рита звонит в дверь своей квартиры. Некоторое время они ждут, потом дверь открывается… И – все. Теперь уже даже его воображение не имеет права последовать за тонкой Ритиной фигуркой. Дом – крепость.
Точно так же как его дом – крепость его жены. Только у Виктора этого нет. Потому что он почти не живет дома. А иногда ему начинает казаться, что он вообще не живет. Просто существует в отведенном ему пространстве с единственной целью – работать. Приносить деньги.
Он разучился чувствовать – вернее сказать, отучил себя чувствовать. Еще тогда, в тот чертов момент жизни, когда понял – сам он Римме не нужен. Если он станет инвалидом… ослепнет, например, или оглохнет, лишится рук или ног… если врачи поставят ему смертельный диагноз… Римме он будет не нужен. Римма станет несчастной, потому что счастливой ее делает не он, Виктор, даже не деньги, которые он приносит ей, и иногда ему начинает казаться, что он просто откупается…
Нет. Только статус. Эта химера, всего лишь слово, и так много значит для Риммы!
Ста-тус.
Он затушил сигарету и невесело усмехнулся.
Пора было «домой». К Римме. К двум девочкам, которых он любил и все-таки видел, что они не похожи на него. С каждым днем в них проступали черты самой Риммы и ее матери, властной женщины с красивым чувственным ртом и недобрыми глазами.
На одно мгновение ему вдруг показалось, что кто-то смотрит на него пристально, изучая его, как орнитолог птицу, запутавшуюся в силках.
Ощущение было таким сильным и явственным, что он и в самом деле почувствовал себя неуютно, как если бы и впрямь его движения оказались скованными.
Потом наваждение исчезло, словно его отпустили. Даже не так… Его выгоняли отсюда.
Он поднял снова глаза – окна были темны и, как ему показалось, пусты.
Сумерки уже сгустились, во всех окнах зажигался свет, и Виктор мог наблюдать за нехитрой жизнью обитателей четырехэтажного муравейника. Только окна на четвертом этаже оставались темными, что лишний раз доказывало Виктору – он просто загоняется…
– Доработался, – выдохнул он, проводя ладонью по вспотевшему лбу. – Загнался, как лошадь на бегах… Мерещится уже всякая чертовщина…
Ну не та же дама в цветастом халате, мирно колдующая над кухонной плитой, перевоплотившись в баньши, насылала на него проклятие?
А больше некому…
И все-таки, когда он сел в машину, завел мотор и отъехал от дома, он почувствовал себя странно. С одной стороны, он испытывал огромное облегчение, а с другой…
Ему отчаянно хотелось вернуться, перейти границу и сказать Рите: «Рита! Раньше я жил, не зная о том, что на свете есть нежность. Но однажды я испытал это чувство – благодаря тебе, Рита. И понял, что ничего в мире не ценно так, как это. Я хочу сделать тебя счастливой, Рита. Потому что иначе – если я не смогу сделать тебя счастливой, спокойной, уверенной в себе и в своем завтрашнем дне, я и сам не смогу быть счастлив, спокоен и уверен в себе и в своем завтра. Оно, это завтра, Рита, без тебя кажется мне бессмысленным».
Но он только усмехнулся, наблюдая, как навстречу ему летят огни города.
Он этого не сделает. Потому что никому он не нужен, кроме самого себя, и самому-то себе не особенно нужен, а уж Рите…
– Сегодня просто праздник какой-то!
Ник доставал из сумки пакеты и смешно, с щенячьим восторгом и гордостью отчитывался бабушке:
– Это вот я купил…
– Да что ты? – подыгрывала ему Анна Владимировна. – Неужели сам?
– Конечно…
– А где же ты взял деньги?
– Мама дала, – деловито сообщил Ник.
Особенный восторг у мальчика вызывали бананы и еще – новый диск с компьютерными игрушками.
«– Ну да, – сказала тогда Рита, заметив, что Виктор и Ник застыли с выражением крайней заинтересованности перед киоском с «пиратскими» дисками. – Теперь о работе я могу забыть… Будем целыми днями проходить уровни…
– Ну, ма!
– Все, все…»
Она и сейчас постаралась напустить на себя строгость.
– Ник, – сказала она, – во-первых, нехорошо пользоваться расположением к тебе человека. Во-вторых, прости уж, дружок, но компьютер для меня – тоже часть работы…
– Но ты же все равно садишься за него после девяти! – вскричал Ник обиженно, и Рита почувствовала себя цербером, зверюгой какой-то, отравившей ребенку минуты радости. «Брюзга, – снова сказала она себе. – Стареющая, вредная брюзга…»
– Ладно, – поправила она ситуацию. – Заключаем договор. В восемь вечера ты отползаешь от компьютера. А то я найду тебе страшную картинку о том, что он делает с нашими легкими.
Она и в самом деле видела такую в газете. И страшно испугалась – не за себя, за Ника… Конечно, строгая бабушка периодически отправляла Ника погулять на свежий воздух, но Ник всеми силами стремился назад, к дружку-компьютеру. Где можно было не просто смотреть мультяшку, но и участвовать в ней, быть сотворцом мультяшечных приключений…
Она выгрузила последние продукты, и теперь холодильник выглядел нормально. Кабачковая икра, хранительница холодильника, досель оправдывающая его присутствие в доме, была задвинута в самый угол.
Рита принялась готовить ужин. Она начистила картошку, поставила на огонь.
И тут хлопнула себя по лбу:
– Вот склеротик!
Соль… Она забыла купить соль!
Тщетные поиски показали, что в доме соли нет и грамма. Даже маленькой щепотки…
– И почему всегда забываешь о важном? – проворчала Рита. – Сколько раз ловила себя на этом – отправляешься именно за солью и спичками, покупаешь кучу всякой ерунды, а про это начисто забываешь!
С солью, однако, надо было что-то делать.
Рита открыла дверь и привычно позвонила в дверь напротив.
Только после этого механического движения, очнувшись, она снова выругалась – да, это вошло в привычку. Ходить именно к Валентине за забытыми мелочами. Соль, лук, морковь, сахар… Теперь Валентина живет на другом конце города. Но привычка осталась…
«Поздняк метаться, – сказала она себе, расслышав за дверью шаги. – И в конце концов, это тоже твой сосед. Наверняка он не такой легкомысленный, как ты. Солью затарился… Некоторые вообще затариваются помногу, на случай ядерной войны, может быть, он именно такой?»
Дверь открылась.
Он стоял, смотрел на нее удивленно и молчал.
Она тоже не ожидала увидеть именно его – и в темноте коридора он снова показался ей похожим на Сережку. Наверное, она его разбудила – потому что в квартире было темно.
– Простите, – робко начала она, чувствуя себя виноватой. – Я не хотела вас беспокоить… Я ваша соседка. Рита. Понимаете, я забыла купить соль. Идти уже поздно… У вас, случайно, не найдется немного? Взаймы…
Он не ожидал увидеть именно ее. Он не был готов к этому…
Она что-то говорила – но ее слова, вернее, их смысл не достигал его сознания. Они просто звучали, как звучат ноты, сливаясь в волшебную мелодию.
Доминирующей была нота «соль» – она даже несколько раз повторила это – соль… соль… соль…
Она чего-то ждала.
Наконец он понял, что она просит его именно о соли. Не о ноте, а простом порошке, добавляемом в пищу.
Он кивнул, прошел в кухню и в привычной темноте нашел пакет.
Вернулся и так же молча протянул его ей.
– Но это много, – выдохнула она, снова поднимая на него глаза.
Он только пожал плечами.
– Я завтра верну вам, – сказала она.
Он кивнул, хотя ему было все равно, вернет она или нет, – просто ему хотелось ее еще раз увидеть.
Он боялся ее. Так боятся дневного света – а сейчас ему казалось, что комната стала светлой, точно кто-то включил лампу дневного освещения. «Освящения», – привычно пошутил он внутри себя, потому что всегда любил играть со словами в прежней своей жизни.
– Спасибо, – улыбнулась она и исчезла.
То есть он видел, как она возвращается в свою квартиру, открывает дверь, потом дверь закрывается…
Но она именно исчезла.
Остался только слабый и пьянящий аромат ее духов.
И – темнота, в которую он должен был сейчас вернуться.
