Текст книги "Звездочка"
Автор книги: Елена Лагутина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)
Он едва заметно усмехнулся:
– То есть вас надо успокоить…
Она кивнула.
– Но тогда получится такой же тандем, как у вас с тем человеком… Я буду успокаивать вас, в то время как мое нынешнее положение, возможно, куда хуже вашего… И еще один вопрос…
Он повернулся и теперь смотрел прямо в ее глаза своими зелеными неправдоподобными глазами.
– Почему вы думаете, что мне можно доверять? – тихо спросил он. – С чего вы взяли?
Глава вторая
ОТКРОВЕНИЯ АМИРЫ
– Не знаю, – честно призналась она. – Но ведь кому-то надо… Почему бы не вам?
Он долго смотрел на нее. Потом взял ее руки в свои.
– Вы замерзли, – сказал он, дуя ей на пальцы. – Знаете, что? Раз уж вы мне доверяете, пойдем ко мне. Это недалеко… Вон там, видите? Я хотя бы напою вас чаем. Надо же мне оправдать ваше доверие.
Он и сам не знал, почему эти слова сорвались с его губ. Но эта девушка была похожа на Риту. Чем-то неуловимым. Наверное, взглядом, подумал он. Да, наверное. Как у птицы, пойманной в силки.
– «Но в темные сети страха птицы не попадают», – прошептал он.
– «Напрасно он в тине их ищет – птицы все выше взлетают», – улыбаясь, закончила она стихотворную строфу. – Вообще-то я актриса. Так что с поэзией Верхарна знакома…
Она поднялась, отряхнулась.
– Ну? Пойдем…
Он немного боялся ее.
– У меня ужасный беспорядок, – предупредил он, открывая дверь. – Если быть честным, то даже хаос…
– Космический, – присвистнула Амира. – Ох, простите. Нельзя же свистеть в доме…
– А у меня и так стопроцентно никогда не будет денег, – рассмеялся он. – Им просто взяться особенно неоткуда.
Амира прошла в комнату. Первым делом она подошла к книжному шкафу. Это правило Амира усвоила с детства – если хочешь узнать человека, надо непременно посмотреть, что он читает. Читает ли вообще…
Он читал много. Сэллинджер. «Хроники Нарнии». «Откровенные рассказы странника»…
– Ничего себе винегрет…
– Это на первый взгляд, – сказал он. – В принципе все взаимосвязано…
Она обернулась. Он стоял в дверях с чайником в руках. Волосы выбились, и длинные пряди падали вдоль щек, придавая его облику окончательное сходство со средневековым рыцарем.
Или все-таки монахом?
Теперь, при электрическом освещении, она могла увидеть, как правильны черты его лица. Более того, они отличались аристократической тонкостью, начисто лишенные аляповатой и вульгарной яркости.
– Вам бы в кино сниматься, – прошептала она восхищенно.
– Зачем? У меня вообще-то нет таланта.
– Да бросьте! Там столько бездарей…
– Это их проблемы. Мне совсем не хочется пополнить их ряды.
– Конечно, лучше дворником работать…
– Лучше. Во-первых, больше свободного времени. А во-вторых, меньше пространства для нездоровых амбиций.
Он налил чай.
Амира вдохнула пряный аромат. Чай с травами…
– Как в сказке, – пробормотала она. – Или в детстве…
– Это, наверное, синонимы.
– Не всегда.
Она вспомнила Артема. Ника. Вряд ли их детство можно назвать сказкой. Разве только страшной.
– Сказки хорошо кончаются, – сказала она. – А детство иногда завершается взрослением. И никто меня не сможет уверить, что это здорово…
– Ребенку-то нравится, – пожал он плечами. – Так что в некотором роде он счастлив. «Умножающий знание умножает печаль»… А он еще не успел. Он еще глупенький…
– Вам бы привести мою подругу, – сказала Амира, отхлебывая чай. – Мне кажется, ей этого как раз не хватает. Простой естественности и задушевных бесед.
– Нет, – простонал он. – Пожалуйста… Давайте обойдемся без подруг.
– Я так думаю, что сама не хочу с ней пока этим делиться… Хотя ее ужасно жаль.
Он молчал.
– Наверное, я кажусь вам глупой. Навязчивой. Неприличной. Да?
Он вскинул на нее удивленные глаза и коротко рассмеялся.
– А что означают эти эпитеты? – поинтересовался он с лукавой улыбкой. – В моем лексиконе присутствует только «глупый». Но вы только что цитировали Эмиля Верхарна. Вот если бы вздумали с порога рекламировать мне колготки «ОМСА», тогда я действительно признал бы за вами это качество. А два других слова – это из другого мира. Я редко выхожу в него. Стараюсь выходить по ночам.
Амира блаженно зажмурилась. «Нет, – подумала она, – это сон. Я сижу в самом чудесном доме. Напротив меня сидит человек, которого я могла бы сравнить с Богом. Нет, это я равна сейчас Богу. Именно так… Богом равным кажется мне по счастью человек, который так близко-близко пред тобой сидит, твой звучащий нежно слушает голос и прелестный смех…
Он говорит то, что я хочу услышать. Он именно такой, какого я хотела бы видеть рядом с собой. Опасность, черт побери, Мирка! Еще секунда – и ты пропадешь».
Она открыла глаза.
Он смотрел на нее.
– А я раньше рекламировала эти ваши дурацкие колготки, – хихикнула она смущенно. – Потом стало тошно. Я сама изменилась. Стала вычурной и пошлой. Но потом все изменилось. Увы, случилось несчастье с моей подругой. Той, помните? Про которую я вам говорила… И я переменила свою жизнь. Теперь мне не видать никаких дорогих колготок как своих ушей. И я счастлива… То есть получается, что я построила собственное счастье на чужой беде? Так?
– Иногда это случается, – развел он руками. – Чужая беда ведет к прозрению.
– Но я правда хочу снова увидеть ее счастливой!
– Вы просто хороший и добрый человек, Амира. Видимо, очень любите свою подругу.
– Да. Она совершила глупость, потому что… Так вышло. Она вышла замуж по расчету. Кажется, она любила кого-то другого.
Он насупился. Его пальцы катали по столу хлебный шарик, туда-сюда, с таким увлечением, точно не было ничего интереснее.
– Но эта ситуация банальна, – сказал он тихо. – И примитивна… Увы. Вы хотите, чтобы женщина стала счастливой, после того как она предала любовь?
– Там все было не так, – принялась оправдывать подругу Амира. – Она не хочет вспоминать об этом…
– Потому что ей стыдно, – зло сказал он. – Знаете, Амира, иногда люди не думают о чужой боли. Им куда важнее собственное самочувствие. Они даже не утруждают себя просто выслушать другого человека… Я боюсь, вашей подруге нельзя помочь. Она сама выбрала стезю. Так что вы ничего не можете исправить…
Он остановил себя. В самом деле, почему он с ней так разговаривает? В чем виновата эта девушка?
Его голос резок. Он словно отчитывает ее за что-то…
– Простите, – сказал он, смягчая интонацию. – Я просто знаю таких женщин… Если бы я мог выбирать, я бы выбрал как раз тех, которые не изображают из себя раненых птиц. Может быть, они пошлы, вульгарны, да, может быть, они акулы… Но они откровенны. И ты знаешь, что тебя ждет.
Он замолчал.
Амира сидела притихшая. Сначала в ее душе поднялась целая буря, обида за Ритку, смешанная с возмущением, – почему он так о ней говорит? Но, успокоившись, она рассудила здраво: Ритка здесь ни при чем. Сергей же с ней не знаком. Просто его кто-то обидел. Сильно. Какая-то глупая баба, которая не удосужилась понять, что за счастье ей привалило.
Впрочем, она его не знает. Да и не надо пока… Амира вдруг поняла, что ей куда приятнее сейчас побыть в розовом облаке иллюзий.
В конце концов, это только случайная встреча…
Может быть, первая и последняя…
За окнами тихо шуршал дождь.
– Первый, – улыбнулась Амира. – Вы понимаете? Это первый дождь! Первый в этом году!
Рита стояла у окна, прислушиваясь к дыханию дождя. Она только что уложила спать Ника и Артема. Из комнаты матери лился еще свет – она читала перед сном.
Дождь тихо бродил под окнами. Ромео… «Что значит имя?» «О, – усмехнулась Рита, – теперь я знаю. Оно очень много значит. Глупенькая Джульетта, ты была так счастлива, что даже не успела познать эту разницу! Скажем, его звали бы не Ромео, а Тибальдом… Вот такая разница. Ощутимая…»
За спиной тихо скрипнула дверь. Рита вздрогнула.
– Ритуля?
Он сказал это своим обычным вкрадчивым голосом.
«Боже, как я ненавижу, когда он так говорит, – поежилась Рита. – И это имя дурацкое… Ритуля…»
Ее плечи почувствовали прикосновение его холодных рук. Она хотела отстраниться, но превозмогла это желание.
От него пахло спиртным.
Как грустно…
– Что хочется курить, – прошептала она едва слышно припев из глупенькой песенки. Он услышал.
– Ку-рить?
Глупо хохотнув, он достал пачку «Кента». Протянул ей.
– Пепельницу принести?
Она кивнула.
Так она хотя бы выиграет время. Ровно пять минут. Столько уходит на выкуривание сигареты.
Он исчез. Она успела поймать в его глазах выражение радости – радости ожидания, предвкушения, и ее передернуло от острой ненависти и жалости к себе.
«Я это заслужила, – подумала она, закуривая. – Именно так…»
«Надо же расплачиваться… за улыбку Бога, – усмехнулась она про себя, вспомнив слова Амиры. – Иным и такой малости не достается…»
Она постаралась взять себя в руки.
«Все ведь не так плохо, детка, – подумала она. – Бывает и похуже…»
Но с ней еще не бывало хуже. Просто не бывало…
Потом сигарета закончилась.
Она уже давно научилась в эти моменты отделять душу от тела. Первое время она даже пыталась придумать этому бедному, безмолвному, терпеливому и равнодушному телу новые имена. Так она еще больше отдалялась от него. Оно вообще теперь существовало отдельно, само по себе, и иногда Рита начинала даже испытывать угрызения совести. «И право слово, – думала она, – зачем я его так мучаю? За что наказываю? За то, что раньше оно было едино с душой и парило в невесомости, испытывая радость и нежность от соприкосновения с другим?
За то, что сама научила его быть нераздельным с душой?
А теперь я низвергла его до полной безымянности, неотличимости от других, таких же…»
Ничего не осталось.
Она равнодушно наблюдала, как ее тело мучают, не испытывая при этом ничего – ни боли, ни страха, ни раскаяния. Просто некто вторгался внутрь, и при этом ее тело молчало, ничего не испытывая, ибо что оно значило без души?
Потом она долго лежала без сна, пытаясь не обращать внимания на руку, лежащую на ее груди. По потолку бегали блики, когда мимо проезжала машина, потолок озарялся мертвенным, белым светом, и этот свет, в свою очередь, падал на лицо Виктора. Рите становилось его жалко в такие моменты – потому что оно теряло во сне свою чертову самоуверенность, а от белого призрачного света он и сам становился призрачным…
«В конце концов, я теперь знаю, чем секс отличается от любви, – невесело думала Рита. – Если разобраться, это тоже полезный опыт…»
Но стоило ей так подумать, как сразу вспомнились насмешливые зеленые глаза, светлые волосы, спадающие на лоб… «Ты вообще-то не хочешь меня спросить о том, что же тогда произошло?» И – тут же, следом за вопросом, последовал ее ответ: «Нет. Для меня это не важно… Ты убийца…»
И потом его глаза. Рита теперь знала, что именно так выглядят глаза побитой собаки. Однажды мальчишка на ее глазах стукнул ногой под ребра бродячую собаку, и та почему-то посмотрела на Риту – словно пыталась воззвать к Ритиной совести. Просила ее защитить…
Сережа смотрел точно так же.
Следом за воспоминаниями приходит боль, напомнила она себе, заранее сжимаясь в комочек. Но не смогла защититься и на этот раз.
Боль ударила ее снова.
«Вот этим и отличается любовь от секса, – подумала Рита сквозь слезы, появившиеся сначала в душе, а потом пришедшие в уголки глаз. – Именно этим…»
Она высвободилась, осторожно и тихонько встала. Все равно заснуть не удастся.
Стараясь не шуметь, на цыпочках Рита вышла на кухню.
Стекла были заплаканными, и дождь все шуршал за окном. Рита села на краешек стола, не включая свет.
Ей хотелось бы всю оставшуюся жизнь провести так, на этом краешке, и чтобы была ночь.
Всегда была ночь…
– Мне пора, – вздохнула Амира. Ей не хотелось уходить отсюда. Она окинула комнату взглядом, полным только одного желания: остаться тут еще ненадолго. Впитать в себя странное спокойствие этих стен. Но это нарушало правила их общения… Остаться тут на ночь – о нет! Для Амиры это означало бы одно. Банальность. А Амире уже поднадоели предсказуемые ходы…
Кровать, бай-бай, крошка, и потом оскомина… Неприятный привкус во рту.
Нет, она не будет больше жить по этим законам!
– Уже поздно, – сказал он.
«Ну вот, начинается, – обреченно подумала Амира. – Сейчас он предложит мне остаться. Потом пойдут всякие ля-ля-тополя…»
Она очень хотела остаться здесь. Но тогда это означало бы, что завтра все кончится. Все, что так чудесно начиналось.
«Я хочу любви, – подумала она, поднимаясь. – Я хочу любви, а не дешевой страсти… Я уже взрослая девочка».
– Я провожу, – сказал он спокойно.
Амира вздрогнула невольно. Подняла глаза. Он смотрел на нее спокойно, с легкой насмешливостью. Похоже было, что у него и в мыслях не было тащить Амиру в кровать.
«Даже обидно немного, – вздохнула она. – Выходит, я его не так уж занимаю…»
Но Амира тут же прогнала эту мысль, заменив ее другой, более удобной.
Может быть, он, как и Амира, нуждается в любви… Именно в любви, а не в страсти?
Она постаралась скрыть замешательство за улыбкой.
– Пошли, – согласилась она.
Они вышли на улицу.
– Дождь! – вскрикнула Амира.
Ну вот, теперь она промокнет… Только этого ей не хватало. Простуды и красного носа, воспаленных глаз и прочих гадостей… Как же тогда ее Незнакомка из «Метели»?
– Ничего себе, – пробормотала она, поднимая воротник. – «Мне захотелось в ночь, туда в метель»…
Он посмотрел вверх, снял куртку и накинул на Амирины плечи.
– «И вот графиня, отослав в постель докучную служанку, лоб горячий к прохладным орденам прижав в последний раз, – закончил он цитату, с некоторой грустью убирая руки от Амириных плеч. – В атласных туфельках, как тень, смеясь и плача…»
– «Князь, разрешите мне одну задачу – где и когда уже встречала вас?» – прошептала Амира, глядя в его потрясающие, странные, загадочные глаза.
Он ничего не ответил. Ей показалось, что он боится быть откровенным. Боится ее, Амиры… Или еще чего-то?
– Пойдемте, – сказал он. – А то вы окончательно промокнете, графиня…
Виктор проснулся.
На мгновение ему стало страшно. Рядом не было Риты. Он почему-то представил себе, что Риты вообще нет. Она ушла. Или улетела. Как в дурацкой песенке…
Странной птицей взмыла в вышину, оставив его одного, в безнадежности и пустоте одиночества.
Он вскочил, повинуясь безотчетному сильному порыву. Потом остановил себя – зачем?
Иногда ему казалось, что происходящее с ним – своеобразная расплата за то, что случилось тогда.
А иногда он ловил себя на том, что его любовь подходит близко-близко к опасной черте, за которой уже притаилась ненависть.
Он все-таки поднялся и вышел. В доме было тихо, темно – все спали.
Он знал, где она может быть.
Вышел на кухню.
На секунду сердце сжалось, повинуясь порыву жалости к этой съежившейся женской фигурке. И в самом деле, как птица замерзшая…
– Рита, – позвал он ее.
Она вздрогнула и сжалась еще больше. «Как от удара, – пришло ему в голову. – Один звук моего голоса действует на нее как удар…»
– Я… Никак не могла заснуть, – начала оправдываться она. – Дождь. Ты же знаешь, на меня всегда действует непогода…
– Я включу свет?
– Нет! Не надо…
– Тогда давай я поставлю чайник…
Его тон был просящим. Рите стало его жалко.
– Да, конечно, – согласилась она. – Но ведь тебе завтра на работу…
– Ну и что? Я не так часто позволяю себе ночные бдения, – улыбнулся он. – Знаешь, от них ведь пахнет юностью.
– А мне грустно вспоминать, – призналась Рита. – Вить, а тебе никогда не казалось… – С ее языка чуть не сорвались слова «тебе никогда не казалось, что мы поступили неправильно», но она вовремя прервала себя. – Никогда не казалось, что жизнь – это сон? – сказала она очевидную банальность.
– Нет, – усмехнулся он. – Скорее, вечная работа…
И тут же поймал на себе ее взгляд – ставший отчужденным и холодным. «Я и так знаю, что многим тебе обязана!» – говорили ее глаза.
«Господи, я же не хотел, – подумал он. – Я просто сказал то, что пришло мне в голову!»
– Рита… – начал он, но было уже поздно. Взаимопонимание было потеряно… Рита ушла в себя.
– Не надо, Витя, – попросила она, поднимаясь. – Я с удовольствием вышла бы на работу, если бы ты мне позволил… Прости, мне хочется спать.
Она ушла.
Он сжал кулаки.
«Если бы нашелся человек, который объяснил бы мне, что делать со всей этой ерундой», – подумал он и вылил чай в раковину.
Наблюдая, как коричневатые пятна бледнеют под действием воды, он подумал, что больше так не может.
Но теперь дело было даже не в Рите…
– Что ты будешь делать без Артемона и Ника? – сказал он тихо. – Ты же просто снова не будешь знать, во имя чего живешь. Ах, Рита, Рита… Если бы ты хотя бы нашла в себе мужество поговорить со мной откровенно. Может быть, выговорившись, выслушав меня, ты смогла бы меня понять?
Утром Рита проснулась от звонких голосов Темы и Ника.
– Витя, а…
– Тише, – проговорил Виктор шепотом. – Мама спит…
– Вить, – уже вполголоса спросил Ник, – а ты сегодня обещал нам, что мы пойдем на выставку рептилий… Помнишь?
– Обещал? – переспросил Виктор. – Что-то я не помню…
– Витя! – не сдержавшись, закричал Артем. – Это нечестно!
– Ага, – сказал Виктор. – Нечестно, да? А кто-то обещал мне, что исправит двойку по природоведению…
– Она меня не спрашивала!
Голос Артема звучал теперь очень жалобно и возмущенно. Со слезами. «Нельзя же с ним так, – подумала Рита. – Он же сирота…»
И тут же одернула себя. Все-таки именно Витька добился того, что Тема возвращался к жизни. Именно потому, что запретил себе и другим показывать жалость. Жалость расслабляет… Она вспомнила, как он долго запирался с Артемоном в комнате и они вели долгие мужские разговоры. Это он принес ему какую-то книжку про то, что погибшие от злых рук становятся святыми. Рита вспомнила все это – и испытала чувство вины. Зря она так его мучает. Он ведь на самом деле привязан, к мальчишкам… Иногда ей казалось, что Ник и Артемом для него дороже собственных дочерей.
– Ладно, – сказал он. – Я выполню обещание. Но – чур – потом никаких увиливаний от природоведения!
– Йес! – закричал Ник.
– Ник, я же тебя просил… Мама спит. Вы готовы?
– Витя, – послышался голос матери, – ты же не позавтракал!
– Не успеваю, – сказал он. – Мне надо забросить их в школу.
– Я бы отвела…
– Нет уж, – отрезал он. – У вас и так забот полон рот… Ничего, перехвачу что-нибудь в буфете.
Рита услышала, как хлопнула входная дверь. Звонкие мальчишеские голоса, смех, звук мотора…
Когда все стихло, она поймала себя на том, что ей не хочется вставать вообще. «Он отнял у меня все, – подумала она с несправедливой злостью. – Даже моих мальчишек… Даже мою мать!»
На глаза навернулись слезы.
– Или я просто стервенею от безделья, – прошептала она. – Надо сегодня выйти… Тем более…
Она вспомнила, что сегодня ровно полтора года, как не стало Машки. «Поэтому мне так плохо», – нашла она объяснение своему настроению.
Она встала и подошла к зеркалу.
«Зря я все-таки подстриглась», – подумала она.
Конечно, ей шла короткая стрижка, делая ее моложе… Но – как ей иногда хотелось, заглянув в зеркало, увидеть ту, прежнюю, Риту. С непокорной гривой каштановых кудрей. С упрямым подбородком… Со светом в глазах…
– Это невозможно, – вздохнула она. – Это просто нереально… Научись в конце концов воспринимать жизнь такой, какая уж она есть!
Она постаралась выйти на кухню с улыбкой. Домработница Лена уже вовсю трудилась над чистотой – хотя Рите все и так казалось чистым, но Виктор платил Лене такие сумасшедшие деньги, что та почитала своим долгом доводить все до медицинской стерильности.
– Доброе утро, – обернулась к ней девушка с радостной улыбкой. – Ваши уехали…
– Доброе утро, – ответила Рита, заваривая кофе.
Ей не хотелось разговаривать. Она догадывалась, что Лена думает о ней не очень хорошо. Один раз она даже представила себе, как Лена жалуется, что хозяин нормальный, добродушный, простой, а вот его жена – высокомерная мегера…
Но последнее время Рита старалась не выпускать свою душу на волю, заперев ее на замок.
Мать смотрела в гостиной телевизор.
– Привет, – сказала Рита, усаживаясь рядом.
– Привет…
Последнее время не ладились отношения и с матерью…
– Я хочу прогуляться, – сказала Рита. – Сегодня день Машиной памяти.
– Ах вон в чем дело, – сказала мать, удивленная Ритиным желанием наконец-то выйти на улицу. – Что ж… Может быть, свежий ветерок повлияет на твою голову…
– Ма, я тебя не понимаю…
– А что понимать-то? Если бы ты видела себя со стороны, Рита! Дети тебя боятся. Я не знаю, как к тебе подступиться… Васька себя рядом с тобой чувствует полным изгоем… Я уж не говорю о Викторе. Его ты вообще за человека не считаешь.
– Ма-ма! Пожалуйста, не надо…
– Хорошо, – кивнула Анна Владимировна. – Давай не будем. Давай продолжать делать вид, что ничего не происходит! Только я последнее время думаю – хорошо, что отец не дожил… Как он тобой гордился, Рита! А сейчас он увидел бы тебя такую, и… – Она не договорила. Только махнула рукой.
– Мама, – Рита дотронулась до ее плеча, – я же не виновата. Мне самой не в радость, что я стала такой.
– Так стань прежней, – обернулась к ней мать. – Постарайся. Никто ведь не виноват, что с твоей подругой это произошло! Рита, милая, подумай, что ты с собой делаешь…
– Мама, я… – Она не договорила. Слезы подступили к горлу.
Мать поняла все без лишних слов.
– Рита, – тихо сказала она, обнимая дочь, – если ты так его любила, то зачем вышла замуж за Виктора? Зачем?
Рита сразу напряглась.
– Кого я любила? – холодно спросила она. – О ком ты говоришь, мама?
Она встала и попыталась улыбнуться, но получилась какая-то гримаса.
– Я никого не любила. И не люблю… Может быть, в этом и беда…
– Я его видела, Рита. Вчера…
Она остановилась. Обернулась.
– Как…
Ей очень хотелось узнать, как он, что с ним. Как он живет без нее?
Но она сдержала себя.
– Я не понимаю, о ком ты говоришь, мама. Прости, мне уже пора…
Рита быстро вышла из дома.
Но в ушах все еще звучали материнские слова: «Я его видела…»
«А ведь я ей завидую, – подумала она, комкая в руке платок. – Я полжизни бы отдала за нечаянную встречу с ним… Ровно столько, сколько у меня осталось!»
Выйдя на улицу после долго затворничества, Рита остановилась на мгновение. Воздух показался ей сладким, пьянящим, как молодое вино. Она закрыла глаза, приподняла подбородок и некоторое время стояла, предоставив весеннему воздуху поласкать свои щеки.
Потом, придя в себя, она медленно пошла по улице. Миновав фешенебельные особняки, она снова остановилась.
Теперь она оказалась на Немецкой. Неподалеку была ее радиостанция…
Рита почувствовала, как ей вдруг стало легко и хорошо – словно она вернулась.
Пусть это была только иллюзия, но кто-то из великих говорил, что иллюзия, как и сон, может служить лекарством для больной души. А Рита знала, что ее душа больна.
Она зашла по дороге в цветочный магазин, купила несколько орхидей… Втайне усмехнулась подобострастию продавщицы – от нее не укрылся быстрый оценивающий взгляд молоденькой девушки. «Да не в этом счастье, – хотелось сказать Рите. – Не в этом…»
Но она только улыбнулась и промолчала.
Пусть знание придет само. А лучше будет – если не придет никогда…
Взяв орхидеи, Рита продолжала путь.
Кладбище располагалось на самой окраине города. Рита добралась до него с трудом, в переполненном автобусе, но сейчас ей это нравилось.
И хотя пассажиры смотрели на эту стройную женщину, словно сошедшую с рекламы дорогого бутика, с недоумением – как эта колибри оказалась здесь? – Рита не замечала их взглядов. Она была прежней.
Автобус остановился. Рита вошла в ворота и теперь шла по лужайке со скошенной травой, собранной в кучи под деревьями.
Она быстро нашла строгий и простой надгробный камень на Машиной могиле. Положила орхидеи.
Среди простых ромашек ее букет казался вычурным. Она вспомнила, что Машка больше всего на свете любила именно простенькие ромашки, и устыдилась. «Точно я хотела показать ей, как теперь хорошо живу», – подумала она.
Но тут же прогнала эти мысли. «Пускай… Кто-кто, а Машка имеет право на орхидеи…»
Усевшись на скамейку, Рита закурила сигарету.
– Вот и я, Машка, – прошептала она. – Ты, наверное, уже заждалась меня. А я все не приходила… Артемон твой живет хорошо… Правда, Темка по тебе скучает… Иногда он плачет ночами, но Витька всегда находит слова, чтобы его успокоить. Они вообще подружились. Да, Машка, я вышла замуж не за… Понимаешь, я сначала объединила его лицо с лицом Сережи, того, другого, а потом поступила точно так же. Я не буду рассказывать тебе всю историю. Но я не могла потом разъединить лицо твоего убийцы и – его… Я сама знаю, что глупо. Но что поделать? Мы так много совершаем глупостей! А теперь я очень хочу его увидеть. Хочу – и боюсь…
Она вдруг поняла, что плачет. Сердито смахнув слезы, затушила сигарету.
Поднялась.
– Я скоро приду к тебе снова, – сказала она. – Вместе с мальчишками… Честное слово…
И быстро зашагала прочь.
