Текст книги "Победа для Гладиатора (СИ)"
Автор книги: Елена Лабрус
Соавторы: Алекс Чер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)
46. Алекс
Не думал, что буду волноваться.
Я, Алекс Берг – каменная рожа, ледяная глыба, стою на улице возле ЗАГСа, и настроение такое, что впору закурить.
– Это точно фиктивный брак? – подливает масла в огонь Ефремыч. – Что-то ты как-то неважно выглядишь.
– Плохо спал. Да на работе неприятности, – пытаюсь отмахнуться, но от цепкого взгляда бывшего тестя не так-то легко что-то утаить.
– Что за неприятности?
– Опять копают под первый Айсберг. Проверка за проверкой. То пожарные, то Росздравнадзор, теперь муниципалитет на предмет законности покупки здания.
– Опять Громилов? – бывший тесть ловит суть происходящего на лету.
– Ну, а кто ещё? Никак не угомонится.
– Говорят, его папаша в кабинет министра метит, – скрещивает Ефремыч руки за спиной, провожая глазами подъехавший разряженный лимузин. Не наш. – Сейчас вот выборы пройдут, и если он правильно сделал ставку, то быть ему следующим Министром Спорта.
– Умный мужик, что уж. Толковый, – разодетая в белое упитанная невеста похожа на взрыв на ватной фабрике. Искренне сочувствую жениху и отворачиваюсь. – Жаль, Павлик пошёл не в отца. Уже вместо того, чтобы трахать всё, что движется, давно сидел бы в тёпленьком кресле какой-нибудь структуры да сопли своим детишкам подтирал. А он всё гоняется то за юбками, то за моим клубом.
– Но хватка у него бульдожья. Вцепился же, хер отступил за столько лет. Если бы я сам не помогал тебе с эти зданием, тоже напрягся бы, а так, – он сердечно похлопывает меня по плечу. – Не дёргайся! Вырулим, как всегда. Почему его, кстати, Гремлином прозвали?
– Потому что злой. Если не доведёт себя до белого каления, на ринг не мог выйти. А ещё потому что тупой. И с телефонами у него вечно были проблемы. Разобраться ума не хватало, и вечно они у него ломались.
– А да, он же ненавистник всякой техники. Ясно. Ну, вот и твоя, – кивнул он в сторону приближающейся машины. – Эх, купить себе, что ли, белый лимузин.
– Да купи розовый, чего уж там, – и хотел бы я улыбнуться, но только шумно выдыхаю и иду встречать «девушку своей мечты».
В небольшом кабинетике, куда нас заводят вместо пышного зала, Ефремыч ещё успевает отвесить своей старой знакомой парочку комплиментов. Не удивлюсь, если он и встречу успеет назначить, хотя, судя по его скучающему лицу, дамочка несколько вышла в тираж и его больше не возбуждает. А вот меня моя будущая жена, вцепившаяся в руку остренькими коготками, возбуждает так, что дышать трудно.
Не знаю, что такого сделали с ней в салоне, но она словно светится изнутри: сияет кожа, блестят волосы, лучатся глаза. И пахнет она так пьяняще – всё, что происходит вокруг, доносится до меня как сквозь дымку этого запаха и стук сердца, которое пульсирует не только в штанах, бьётся везде, грохоча и оглушая.
– Я же правильно поняла, что вам не нужна церемония? – обращается ко мне женщина.
– Да, совершенно верно, – киваю я в ответ на её растерянность и протягиваю паспорта.
– Просто не ожидала, что вы будете такими нарядными. Обычно, если это формальность, – она отодвигает стул, но сесть так и не решается, как и продолжить свою мысль, видимо, поймав Викин убийственный взгляд.
– Людочка, ну, ты коротенько, – косится на Вику и Ефремыч. Кроме него с нами в кабинете ещё Марина. Но я без неё в последнее время как без рук.
– Ну, хорошо, – соглашается Людмила. – В общем, властью данной мне муниципалитетом города объявляю вас мужем и женой. Кольца?
– А как же, – протягивает коробочку Ефремыч.
Чёрт, как же это оказывается сложно подрагивающими непослушными пальцами надеть такое крошечное колечко на такую же дрожащую от волнения руку.
– Теперь невеста, – подсказывает Людочка.
– Совет да любовь! А теперь молодые могут поцеловаться, – великодушно разрешает она. Бухается на свой стул, а я не могу, боюсь прикоснуться губами к этому неземному созданию, что не проронило ни звука с тех пор, как выпорхнуло из машины.
– Эй, – заставляю я поднять на себя глаза. – Уже всё закончилось. Иди сюда.
Её приоткрытый от волнения ротик манит. Розовенький, свеженький, сочненький, покрытый прозрачным блеском. Я касаюсь его едва-едва, но Вика сама перехватывает инициативу.
«Она моя!» – поёт где-то в груди, насвистывает весенними птахами, журчит талой водой. В моей душе – настоящая весна. А я безумный соловей, самозабвенно распевающий разбойничьи песни. Словно я ограбил судьбу на пару бочек рома и собираюсь напиться до беспамятства.
– Молодые, распишитесь, – остужает нас работник ЗАГСа, и мы нехотя отрываемся друг от друга.
Вика стыдливо опускает глаза в журнал. Вижу свежий румянец на её нежных щеках, пока она ставит свою закорючку. Ставлю рядом свою.
Два удара тяжёлым штампом в графу «семейное положение», внесённая прямо от руки запись, – и всё – мы женаты.
– Поздравляю! – пожимает мне женщина руку. Достаёт из принтера документ с водяными знаками и вручает поверх паспортов. – Свидетельство о браке советую заламинировать. Такая стала некачественная бумага – пару раз свернёте – и порвётся.
Этот совет она даёт моей жене. Господи, жене!
– Спасибо, – улыбается ей Вика.
И, повинуясь царственному жесту вершительнице наших судеб, мы отправляемся прочь из её кабинета.
Вот и всё.
– Ну, что тебе сказать, Берг, – наклоняется ко мне Ефремыч, когда все уже перезнакомились, распили шампанское, сделали несколько снимков, а потом Вика с Мариной ушли обсуждать подробности фотосессии с фотографом. – Ты уверен, что это брак по расчёту?
– По принуждению, Игорь Ефремович, – улыбаюсь я, потягивая брют.
– Принудил девушку к сожительству путём бракосочетания? – хитренько посмеивается он.
– Она меня принудила, – делаю ещё глоток дерущего горло напитка. – Сказала: женись, а то не дам.
– Серьёзно? – пучит глаза бывший тесть. – И ты повёлся?
– Ещё как. В конце концов, я мужик или где? И вообще мы с ней вместе встречали Новый год. Как честный человек, я был обязан жениться.
– Фу, какая кислятина, – он выплёскивает на снег Мадам Клико и, отдав водителю пустой фужер, берёт меня по-отечески за плечи. – Ох, Саня! А знаешь, благословляю тебя на этот брак. Хоть ты и не должен спрашивать моего разрешения, а благословляю. Сердцем чую, это надолго. Видел бы ты со стороны как смотришь на неё.
– Знал бы ты, что я чувствую, – допиваю я одним глотком и тоже отдаю бокал.
– Догадываюсь, – смеётся он. – На Светку ты так никогда не смотрел. Да и Светка на тебя. А эта, – оборачивается он к Вике, – ведь вздохнуть с тобой рядом лишний раз боится.
– Сейчас несколько снимков в парке за зданием, – кричит нам фотограф. – Сначала одну невесту. А потом присоединяйтесь.
Я киваю, глядя не столько на эту обвешанную аппаратурой девушку, сколько на свою потрясающую жену.
Жену! Господи, наверно, я никогда к этому не привыкну. Если бы не Ефремыч, я уже плёлся бы за ней хвостиком, куда бы она ни направлялась. Но она скрывается за зданием, а я терплю занудствования бывшего тестя и нервно переступаю ногами. Бью копытом, как тот конь, не в силах устоять на месте.
Какой ресторан? Какая прогулка по городу? Я столько ждал, я извёлся. Зачем я её не послушал? На хрен нам это всё. В коечку! Я хочу с ней в коечку.
Новый лимузин. Новые толпы народу. И мой воспалённый воздержанием мозг цепляет краем глаза стройную фигуру парня. Стасик?
Не может быть. Я оборачиваюсь, разглядывая людей. Показалось. Да и что Стасику здесь делать?
Облегчённо выдыхаю. И, наполнив лёгкие новой порцией свежего воздуха, медленно, но всё же тяну Ефремыча туда, где нас ждут.
Туда, где она.
47. Виктория
– Не открывай рот, – командует фотограф. – Ты не съесть хочешь это дерево, а увидела белочку, шишку – что-то, что тебе понравилось.
– Всё, я больше не могу, – понуро опускаю плечи. – Я не фотомодель. Я устала. Я хочу сесть. А лучше лечь.
– Ой, какая слабенькая попалась невеста, – смеётся фотограф, меняя один аппарат с длинным, как телескоп, объективом, на другой, с трубой ещё длиннее, ещё тяжелее. – Давай последнюю парочку снимков, а потом муж возьмёт тебя на ручки, заодно и отдохнёшь.
Нет, я не придуриваюсь капризной принцессой. У меня правда нет сил.
Кто бы мог подумать, что этот салон так меня обескровит. Что после всех этих масок, пилингов, обёртываний, релакса в каком-то коконе я просплю беспробудно десять часов, а всё равно встану слабой, как только что вылупившийся цыплёнок. Пока с утра мои волосы парили утюжками, делали профессиональный макияж и приводили в божеский вид, я выпила несколько чашек кофе, но эффект получился странный. Теперь меня потрясывает, как от озноба, но усталость и вялость так и не прошла.
– Ну, давай вот ещё у камня, – командует фотограф. – Вы, кстати, дерево будете сажать? – этот вопрос она задаёт Марине, которая следует за нами по пятам. Худенькая, в тонком клетчатом пальтишке, с причёской шапочкой, как у пажа, и конопушками на носу она похожа на школьницу, но если бы не она, не её контроль и организованность, я бы точно и на укладку проспала, да и замуж выходить передумала.
– Нет, – отвечает Марина, пока сквозь моё туманое сознание пробивается мысль о том, что я уже замужем.
Я не успеваю понять, что чувствую, потому что вижу... Стаса, который идёт ко мне. Быстро, решительно, почти бегом. Нет, он точно мне грезится. Смотрю с недоумением на Марину, но она тоже его прекрасно видит, даже здоровается.
– Вика, – портит он, наверно, хороший кадр – так обречённо поднимается с колен фотограф.
– Стас?!
– Ну зачем? – наклоняется он, словно бежал марафон. Словно ему тяжело дышать. И на лице у него такая же мука, как после невыносимо тяжёлой дистанции.
– Может, отойдём? – озабоченный вид Берговской секретарши наталкивает меня на мысль где-нибудь скрыться. Правда, она же и показывает пальцем на беседку.
– Зачем, что? – спрашиваю я, пока мы огибаем карету Золушки, сваренную из металла, окрашенную в бело-золотой цвет и поставленную здесь специально для фотосессий.
– Зачем ты вышла за него замуж?
– Ты знаешь, зачем, – спотыкаюсь я, и Стас подхватывает меня быстрее, чем я врезаюсь в деревянное ограждение беседки.
– Я знаю. Но это даже не смешно. Какая жестокая ирония, – помогает он мне сесть. – Выйти замуж за человека и получить штамп в паспорте, который нужен, чтобы от него сбежать.
– Ты ломаешь мне мозг, – потираю я виски. И только сейчас замечаю каким несчастным, просто-таки безответно влюблённым взглядом он меня испепеляет. Я ничего не понимаю. – Ты отказался. А он согласился.
– Как тебе вообще пришло в голову ему предложить? – подскакивает он. И то, что мечется по этой беседке, как раненое животное, абсолютно меня запутывает.
– Как ты вообще узнал про эту свадьбу, – пытаюсь я цепляться за реальные вещи. Потому как этот страдающий на пустом месте Стас – что-то из разряда фантастики.
– Я не смог дозвониться. Приехал, и твоя соседка сказала, что за тобой прибыла машина в лентах и ты выходишь замуж. Я объехал три ЗАГСа, пока догадался заскочить в этот новый Дворец Бракосочетаний. К сожалению, – он без сил садится на лавочку. – К сожалению, опоздал.
– Простите, Владимир Дубровский, что прерываю, – заглядывает в беседку Марина. И насмешливый тон, которым она это говорит, меня обескураживает. Они не просто знакомы? Она обижена? Ничего не понимаю. – Там князь Верейский-Берг собственной персоной. Что-то мне подсказывает, эта встреча не закончится добром, если ты не уйдёшь.
– Марин, ну, отвлеки его, – устало опирается локтями на колени Стас.
– А зачем? – пожимает плечиками девушка.
– Пожалуйста, Марин, придумай что-нибудь, – смотрит на неё Стас умоляюще. – Я очень тебя прошу. Позволь нам договорить.
– Стас, да не о чем нам говорить, – поднимаюсь я, чтобы Марина не отвечала за то, в чём не виновата. – Ты просто продаёшь мою квартиру. А я его фиктивная жена.
– Ты так в этом уверена, что фиктивная? – поднимается и Стас. – Ты посмотри на себя. Это же он купил тебе платье, кольцо, шубу?
– Ну, он, – я пожимаю плечами, не понимая суть его претензий.
– Он сделал тебе предложение, которое слышал весь дом? Музыканты, белый конь, что там было ещё?
– Не важно, – отмахиваюсь я. Да уж, соседку явно впечатлило устроенное представление.
– Важно, Вика. Очень важно. Это выглядит по-настоящему.
– Не важно, как это выглядит. Это ничего не меняет, Стас. Да, ему захотелось сделать красиво, и что?
– А то, что у него на тебя серьёзные планы.
– Планы? Стас, не смеши меня, – меня и правда пробирает смех. – Сказала бы я тебе, какие у него на меня планы. Самые расписные. Но мы и до этого уже довольно близко познакомились, так что, – развожу я руками.
– А я бы женился на тебе.
– Серьёзно?
– Да. Именно серьёзно. И никакой Берг был бы тебе не страшен, потому что у тебя был бы я, – он делает шаг вперёд, и я распластываюсь по решетчатой стене – так он близко. Неправильно близко.
– Стас, пожалуйста, не надо, – в его безумные глаза страшно смотреть. – Уже всё решено.
– Нет, ещё не всё, – впивается он в мои губы, и я упираюсь и вырываюсь, но он такой неожиданно сильный, что только какая-то внешняя сила позволяет мне от него избавиться.
Увы, я не сразу понимаю – какая.
– Ты охренел, что ли? – Берг даже не орёт, но его ледяной голос звучит так, что у меня подкашиваются колени.
– Да пошёл ты! – выкрикивает ему в лицо Стас и тут же получает такой удар, что отлетает в угол беседки.
Маринка вскрикивает.
– Стас! – вскрикиваю и я. И всерьёз опасаюсь за его спину, которой он приземлился прямо на лавочку. Но от взгляда, которым одаривает меня Берг, я забываю обо всём. Цепенею. Словно покрываюсь льдом.
Стас встаёт. Из разбитой губы течёт кровь, он вытирает её рукой, и взгляд, которым он одаривает Берга, не предвещает ничего хорошего.
– Лучше не дёргайся, – предупреждает его Алекс.
– Алекс, – произношу я одними губами, но он словно слышит.
Даже не отталкивает кидающегося на него Стаса, просто отходит в сторону, не сводя с меня глаз, а Стас летит в проём и падает куда-то на землю к Маринкиным ногам.
– Алекс, – не знаю, что ему сказать. И прямо на моих глазах взгляд его словно гаснет. Темнеет, становится холодным, безразличным, жёстким.
– Пора ехать, – сообщает он безразлично. – Жду тебя в машине.
Я ещё вижу, как Маринка плачет, вытирая кровь, что течёт из разбитой губы Стаса, вижу, как Стас отмахивается от неё, пытаясь встать. Вижу растерянного фотографа. Бывший тесть Берга что-то кричит ему вслед, но он слишком далеко. Всё это я вижу, как в замедленной съёмке, и страшнее всего для меня спина Алекса, которая становится всё дальше и дальше. И я бегу за ним на своих высоченных каблуках, спотыкаюсь, падаю, встаю и снова бегу.
– Алекс!
Какой-то страшный, дурацкий, неправильный сон. Ведь только что всё было так красиво, волшебно, безоблачно.
– Алекс! – врываюсь я в длинный, как крокодил, лимузин.
И он, ни слова не говоря, подхватывает меня на сиденье и сжимает так, что дышать становится трудно. И его стиснутые зубы, и играющие желваки, и руки, зло срывающие с меня шубу, и частое шумное дыхание – всё это пугает меня и нестерпимо притягивает. Я знаю, что будет дальше.
– Алекс, – обхватываю его шею. И скользкое платье само ползёт вверх, пока я устраиваюсь на его коленях.
Он не целует, он терзает мои губы, набросившись, как хищник на жертву. Один бок обдаёт прохладным воздухом, когда он расстёгивает молнию, а потом всё платье через голову летит в неизвестном направлении, и я покрываюсь мурашками.
Он не говорит ни слова. Подцепив пальцами лямки, рывком сдёргивает вниз бюстгальтер. Теперь я в собственном белье, как в силках, а он стискивает грудь и грубо сжимает соски. Не дразнит – тиранит.
Я не пойму, мне больно или приятно. Я не знаю, хочу оттолкнуть его или обнять сильнее. Оторвать от себя эти причиняющие мне страдания руки, увернуться от ранящих губ… или умолять его не останавливаться. И пока я борюсь с ремнём на его брюках, его пальцы не ласкают, они собственнически лезут мне в трусики, заставляя сжаться всё внутри и бесстыже выгнуться им навстречу.
Он подвигает меня к себе, прижимая к твёрдому члену, и я сама начинаю об него тереться, пока его пальцы, доставшие со спины до всех нежных складочек, скользят вниз-вверх по промежности, заставляя выделять всё больше и больше влаги.
Невольный стон вырывается из груди, когда он начинает ласкать чувствительный бугорок. И я готова его принять. Готова душу продать, лишь бы он уже вошёл, но он снимает меня с коленей и резко разворачивает спиной.
Кружево трусиков трещит, разрываясь в клочья, когда он ставит меня на колени. Нет! Пытаюсь сопротивляться, вывернуться из этой унизительной коленно-локтевой позы. Но его рука придавливает меня к полу и единственное, что я теперь вижу – это радостный, в цветных звёздах узор ковра. А единственное, что чувствую – как упирается в меня его возбуждённый до предела член.
Небрежная ласка пальцами скорее похожа на проверку: готова ли я его принять. Да, я готова. Я хочу его, пусть и не так. И всё же стискиваю зубы, когда он входит. Яростно, мощно, жестоко. Не заботясь о том, нравится ли мне. Не беспокоясь о том, комфортно ли мне. Сразу на всю длину своего могучего органа. И сразу так глубоко, что от боли я вцепляюсь зубами в руку, а он вбивается клином, вгоняет в меня свой агрегат, подавляет силой, вонзается, вколачивается. Беспощадно. Методично. Сосредоточенно.
И единственное, чего я теперь хочу, – чтобы он быстрее кончил. Чтобы получил своё чёртово удовлетворение. Сбросил это напряжение, что кипит в нём, клокочет, бушует, неистовствует. Пусть уже от него избавится, выплеснет наконец, и угомонится.
Но он всё долбит и долбит, и конца края этому не видно.
– Алекс, – выгибаюсь я, чтобы он меня услышал.
Он на секунду замирает и, наконец, извергается. Дико, слепо дёргается несколько мгновений, и только сдавленно кряхтит, но больше не произносит ни звука. Резко выходит и размазывает между моих ягодиц вытекающую сперму. Садится прямо на пол и, схватив меня рукой, прижимает к себе.
– Добро пожаловать в семейную жизнь, моя дорогая, – шепчет он в ухо равнодушно.
И слёзы, горькие, безутешные, неудержимые, текут из моих глаз от обиды, но я нахожу в себе силы ответить:
– Добро пожаловать… любимый.
48. Алекс
А облегчение так и не наступило. Как и удовлетворение. Как и раскаяние за содеянное. Хотя знаю: был жёсток и даже жесток. Но... ничего.
Обида, ревность, злость – какие-то тёмные силы всё клокочут внутри. И не хотел делать ей больно. И хотел. Хотел, чтобы хоть немного ощутила, каково мне видеть, что её целует другой. Как это унизительно – чувствовать себя рогоносцем, как обидно раскрыться, пойти ей навстречу в её дурацких романтических мечтах и тут же получить удар под дых в лице этого ублюдочного Стасика. Самолюбие требует сатисфакции. Не извинений, не оправданий, не раскаяния, а кровавой мести.
Только это её «добро пожаловать, любимый» неприятно скрежещет в душе, как железом по стеклу. Да слепая ярость сменяется горечью.
– Отвези меня домой, – вытирает слёзы Вика.
– Нет, – меня больше не трогают её слезы. Меня ими не разжалобить, только больше разозлить. Как она могла! За моей спиной. Тра... с этим Стасиком. Не могу даже произнести то, что так услужливо рисует воображение. Разъедает грудь, словно глотнул серной кислоты.
– Пожалуйста, Алекс, отвези меня домой.
– Нет, – пересаживаю её на сиденье и встаю, насколько позволяет низкий потолок машины. – Приведи себя в порядок, а я пока поговорю с твоим любовничком по душам, если он ещё не сбежал.
Стараюсь на неё не смотреть, поправляя брюки. Жду, что Вика бросится на защиту своего хлюпика. Но она молчит.
Что, за себя страшнее? И никакого сострадания? Никакой безумной отваги?
– Что там у нас по программе? Ресторан? Вот в него и поедем. Ничего не изменилось.
Так и выхожу под её гробовое молчание.
Водитель курит на улице. Кивает на мою просьбу присмотреть. С неё станется – сбежит и глазом не моргнёт. Ефремыч беседует в сторонке с девушкой-фотографом.
– А где Маринка? – обращаю к нему свой вопрос.
– В машине, – показывает он рукой, но я и сам уже вижу яркие наклейки риэлтерской компании.
Рывком открываю водительскую дверь.
– Выйди-ка, герой-любовник. Потолкуем.
Зарёванная Маринка, оказывающая его подправленному профилю первую помощь, поднимает на меня испуганные глаза. Вот кому судьба этого самоубийцы небезразлична. И пусть мы это уже проходили, вижу, не успокоилась она. Любит его до сих пор. И что только находят девочки в таких жалких интеллигентишках кроме смазливой рожи? Она убирает руку с окровавленным бинтом от его губы, позволяя Стасику встать.
– Посиди здесь, – позволив Стасу выйти, предупреждаю я настроенную выйти Маринку и захлопываю дверь.
– Отойдём? – предлагает Стасик.
– Правильно, нечего девушке любоваться душераздирающим зрелищем жестокой расправы, – усмехаюсь я.
Но бить его, конечно, не собираюсь. Хотя от его ответной усмешки, словно он и правда не боится, сразу так чешутся кулаки.
– Ну, рассказывай, Станислав, что это было?
– Я люблю её, – впивается он в меня острым взглядом, как глупый комар в слоновью кожу.
О, мой бог! За что боролись на то и напоролись, называется. А я-то его просто корыстным считал, эгоистичным и честолюбивым, да к тому же педиком. А он вон оно чё, Михалыч.
– Кого? – на всякий случай уточняю я. А то заплаканная Маринка в его машине определённо не даёт мне покоя.
– Викторию.
– Вику?! И когда только успел, – засовываю руки в карманы. Но скепсис на моём лице его не останавливает.
– А ты? – усмехается он. – И я её тебе не отдам.
– Не отдашь? – что-то его внезапное слабоумие начинает меня бесить. – Ничего не попутал? Она уже моя. Моя жена. И ты уже проиграл, мальчик.
– Нет, – упирается он, как упрямый осёл. На что только рассчитывает? А ведь он казался мне умнее, проницательнее, но тут просто какая-то клиника.
– И я слов на ветер не бросаю, Станислав. Я тебя предупредил. Ты сделал свой выбор.
– Да плевать мне на эту карьеру, – разбитая губа опять начинает кровить, но он небрежно вытирает кровь рукой. – Плевать! Как вы мне все омерзительны. Как надоели, под каждого прогибаться. Самодовольные, пресыщенные, кичащиеся своим богатством царьки. Думаешь, раз у тебя много денег, так ты поймал бога за яйца? Считаешь, имеешь право мне указывать, с кем я могу общаться, а с кем нет? Кто ты вообще такой, чтобы я тебя слушался?
– А кто ты такой, чтобы я позволил тебе прикасаться к моей жене?
– К фиктивной жене, Берг, – вздёргивает он подбородок и нагло лыбится. – И я уже прикоснулся.
Я дёргаюсь в неконтролируемом порыве ещё раз отрихтовать ему табло, но лишь сжимаю кулаки. Ладно, он в курсе, что этот брак не настоящий. Возможно, Вика и поделилась с ним даже условиями этой сделки. Но, сука, в то, что она ему дала, я не верю. И даже если это неправда, желание его убить только усилилось. И убить не сразу – отрезать от него каждый день по кусочку, чтобы мучился, как я сейчас, представляя его с Викой.
– Ты врёшь, – усмехаюсь я равнодушно.
– А ты попробуй докажи обратное, – лыбится он ещё шире и сплёвывает потёкшую просто ручьём кровь. – Надеешься, она тебе признается? Так я намекну. У неё как раз на днях были месячные. Думаешь, откуда я это знаю?
Сука! Нет! Я убью его сейчас. С хрустом разминаю пальцы, представляя, как они впечатаются в его аристократическую рожу.
– И её квартиру, – смотрит он на мои руки так равнодушно, словно готов умереть и давно смирился с этим. – Ты не получишь её, Берг. Я нашёл на неё покупателя. И даже получил залог. Так что, извини, слишком самоуверенный Алекс Берг, но ты проиграл. Решил, что я обоссусь со страха? Решил, что пригрозишь, и завиляю хвостом? Отсоси!
– Идиот! – качаю я головой, не веря своим ушам. – Ну просто полный кретин! А для чего, по-твоему,
я её покупаю? Ты думаешь, мне нужна эта халупа? Мне?
– А мне плевать.
Что-то неправильное звучит в его словах. Какая-то ложь. Режет слух, как фальшивая нота. Но не успеваю понять, что именно не так. Да и не хочу разбираться.
– Александр Юрьевич!
Если бы не тоненький голосок Марины, отхватил бы сейчас Стасик таких пилюлей, что ещё месяц ссал бы кровью. Но если он думает, что меня уделал – сильно ошибается. Я проиграл раунд, но ещё не бой.
– Александр Юрьевич, простите, – переминается она, боясь подойти. – Звонили из третьего «Айсберга». Там трубу прорвало с горячей водой прямо в зале.
– Твою мать! – разом забываю обо всём личном. Экстренно включается режим «руководитель». – Так пусть эвакуируют людей, вызывают аварийные службы, неужели и это должен решать я?
– Они вызвали. И «скорую». Есть пострадавшие.
– Да что ж такое! – тяжело выдыхаю. Просто напасть какая-то. То одно, то другое. – Вызывай срочно машину. Я еду. И охране позвони, пусть ни под каким предлогом не пускают внутрь прессу. – Прости, Станислав, – ласково хлопаю хмурого парня по плечу на прощанье, – к сожалению, у меня дела. Твоя информация, конечно, занимательна, но ничуть меня не впечатлила. А ещё раз увижу возле моей жены, оторву тебе яйца. И если ты думаешь, что это очередная пустая угроза, то сильно ошибаешься. Хотя, если и на собственные яйца тебе плевать, твоё дело. Пока, Стасик!
Что-то не заладилось с этой свадьбой. На собственном банкете меня точно не будет.
Вика с Ефремычем беседуют возле машины. И она выглядит, словно ничего и не было. Ни следа слёз на лице. Почистила пёрышки и опять как новенькая. Как это издевательски звучит после откровений Стасика. Новенькая, чистенькая. Нет сил её видеть, нет сил на неё не смотреть. Коротко поясняю ситуацию. Даю распоряжения.
– Девушку доставьте, куда скажет, – это водителю. – Марина, ресторан отменяй, и ты на сегодня свободна. Ефремыч?
– Я с тобой, Сань. И вызову-ка я своих архаровцев. Пусть опытным глазом посмотрят. Что-то не нравится мне эта авария.
– Ну, давай тогда в машину, – открываю дверь. – Мишка подхватит нас по дороге. Марин?
Но она отказывается ехать с нами. Косится на курящего Стаса. Что же ты делаешь, дурочка? Только что я ей могу ей возразить? Пусть едет с ним, раз хочется горя хапнуть. Сколько уже я могу её спасать?
– Мне показалось, или Маринка как-то неровно дышит к этому Шуваловскому ублюдку? – мой бывший тесть остёр не только умом, но и на язык.
– А чему тут удивляться? – хмыкаю я, разглядывая уже неактуальные пропущенные звонки. Потерпят. Приеду, разберусь на месте. Набираю Михаила, даю указания ему.
– Маринка работала личной помощницей у его матери. А он, понятное дело, тоже там ошивался. Не знаю, что там было – не было. Свечку не держал, – поясняю после звонка.
– Ты говорил, мамаша её совсем затиранила?
– Я Маринку потому и забрал. Наткнулся в подъезде. Рыдает. На щеке след от пощёчины. И до этого видел несколько раз, как эта престарелая стерва ей понукает. Тупая как пробка, но на генеральские денежки даже какой-то бизнес смогла организовать.
– Подстраховалась, – хмыкает Ефремыч. – Век любовницы не долог. А эта, видишь, дура не дура, а умудрилась ему и щенка родить, и денег отхватить.
– Он и до сих пор приезжает часто, – вспоминаю холёного отца Стасика – генерала в отставке. Они похожи. Та же стать, та же выправка, те же идеальные черты лица. И вспоминаю неожиданно Крошку, законную дочь того генерала Шувалова. Она мне своего сводного братца и порекомендовала в риелторы. Заехать её, что ли, по старой памяти навестить? Всем врагам назло. Она девица не гордая, уверен, примет. А то так тошно на душе, хоть вой. Брак не брак, а я в моногамности не подписывался.
На Вику даже не смотрю. Впрочем, и она на меня тоже. И кажется, что и в разговор не вникает, хоть ушки, уверен, на макушке.
Не знаю пока, что делать с этими душащими меня сомнениями, уж очень Стасик был убедителен. Но она – обижена. Я – зол. Я не прав. И она не права. И как теперь жить со всем этим – не знаю.
Не так представлял я себе этот день. Не так должна была начаться наша супружеская жизнь. Но когда с этой Бедой что было так? Так, не говоря ей ни слова, и выхожу из машины. И на душе становится совсем погано. С ней – плохо. А без неё – ещё хуже.
