Текст книги "Победа для Гладиатора (СИ)"
Автор книги: Елена Лабрус
Соавторы: Алекс Чер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)
32. Алекс
Я ожидал, что Вика попробует сбежать, поэтому приехал на час раньше. Предполагал, что выйдет через чёрный ход, поэтому поставил машину именно здесь, а у центрального входа оставил в засаде водителя. Но то, что её будет встречать парень, стало для меня полной неожиданностью.
Не верю своим глазам, глядя из окна машины на эту немую сцену. Для меня немую. Голубки-то воркуют. А мои скулы сводит от злости. Я же считал его педиком. Это же он? Мой хренов риэлтор? Стасик? Лопни мои глаза.
– Убери от неё руки, падла, – хрустят мои кулаки, когда этот таракашка застёгивает под горло Викину куртку. И забирает из её рук мою (мою!) коробку.
А как она радуется его хилым розочкам. Засовывает свой любопытный носик в целлофан, чтобы понюхать. Почему? За что? Я поворачиваю голову на лежащий рядом букет. Рискуя жизнью, а я ведь купил ей цветы. И даже на заднее сиденье сел – хотел сюрприз устроить. Со странным чувством горечи и обиды смотрю, как этот тощий парень приглашает Вику в свою машину.
– Пригрел на груди змею, – рычу вслух, покидая своё убежище. Хлопаю со злости дверью.
Смириться? Отпустить? Принять? Ну уж нет! Решение принимаю мгновенно.
Занимаю водительское место. Завожу машину, уже люто ненавидя этого риэлтора, что помогал купить две из трёх моих квартир. Неужели я даже советовал этого падлу своим знакомым? Эту гниду, что, оказывается, уже трахает мою девушку? И когда только успел?
Скриплю зубами. В глазах кровавые всполохи. В уме картины одна краше другой. Убью, суку. Теряю время, разбираясь с управлением незнакомой машины. Вспоминаю, что водитель так и остался на парадном крыльце, когда, взвизгнув резиной по асфальту, уже срываюсь с места, чтобы догнать эту «сладкую парочку».
– Миша, такси возьми. Я поехал сам.
Он ещё что-то поясняет мне вдогонку про документы в козырьке.
Понял, хоть и плевать. Это внедорожник из автопарка Ефремыча. Как позаимствовал у него на время командировки, так и пользую. Меня, в отличие от бывшего тестя, устраивает моя машина. Одна. Для езды, а не для понтов. Но вот уже вторую неделю подумываю о второй, ибо ремонт моего Зверя, похоже, затягивается на неопределённый срок, а трястись опять в «Газели» – на хрен. Побаловались и хватит.
Хе-хе! А погоня – это весело. В густых сумерках на улицах светло, как днём. Но главное – мне удаётся пристроиться прямо Стасику в хвост.
Плетёмся. Он осторожничает. Правильно, соблюдай, Стасик, скоростной режим – ценный груз в машине. Только куда, интересно, он везёт мою девочку? Домой? На её богом забытую Алеутскую? Или к себе?
Так стискиваю зубы, что они чудом не крошатся. Сучонок, нет, не на Алеутскую. Я дал ей два выходных, а она, значит, решила провести их с этим хлыщом? Который ещё и еле тащится? Вот так ты, значит? Ну, сейчас посмотрим, как у вас ничего не получится.
Как раз подъезжаем к светофору. И как только на широкой, как у откормленной коровы, заднице его белой машины загораются стоп-огни, нажимаю на газ.
Удар. Его машину слегка отбрасывает вперёд.
«Упс! Добрый вечер!» – говорю про себя. Видеорегистратор не записывает и мой дьявольский смех, звучащий за кадром.
Я покаянно выхожу разве что не с поднятыми руками. Виноват, виноват, даже не буду спорить. Надеюсь, они там были пристёгнуты.
– Александр? – удивляется испуганный Стас, выскочив из машины.
– Станислав?! – протягиваю руку для рукопожатия, а потом искренне прижимаю её к груди. – Прости, дружище, отвлёкся, не рассчитал.
Осматриваем повреждения. Стальному обвесу Демьяновского «Патрола» хоть бы что: любит Ефремыч надёжный тюнинг. А вот корме седана риелтора, ой, как не повезло.
– Я заплачу, Станислав, – моё щедрое предложение тонет в клаксонах сигналящих машин.
– Да дело не в деньгах, – тяжело вздыхает он. Сочувствующе киваю Стасику. Понимаю: застрять в дороге совсем не входило в его планы. Да и в мои тоже – то, что он будет трахать мою девушку. – Машина компании. Придётся в любом случае ДТП оформлять.
Стасик идёт выставлять сигнал аварийной остановки. Какой законопослушный мальчик! Молодец! Только я слежу глазами не за ним, жду, когда же из машины высунется, наконец, моя победа. Или всё же беда? Ведь так было написано на её подарке.
И она очень правильно выбирает момент.
Мы одни в этом плотном потоке объезжающих аварию машин. Она сверлит меня глазами и молчит. А я выбираю между упасть перед ней на колени или схватить её и бежать.
Она делает меня полным идиотом. Странно, что мне это нравится. Странно, что я нем, как рыба, и невозмутим, как скала, хоть мне хочется танцевать лезгинку с кинжалом в зубах.
– Ты же специально, да? – успевает она спросить ледяным тоном до того, как возвращается Стасик.
– Я позвонил, – бросает он мне, как будто меня это волнует, а потом обращается к моей девушке с глубоким вздохом: – Вик, придётся задержаться.
– Да, похоже, вы здесь надолго, – киваю безразлично и понимающе.
– А ты? – удивляется риэлтор.
– Я оставлю тебе запись видеорегистратора, документы, страховку. Телефон ты знаешь. Если возникнут проблемы, звони.
– Вы что знакомы? – останавливает меня Вика вопросом, хоть и обращён он не ко мне.
– А, да, Вик, прости, – мямлит Стасик. – Это Александр Берг. Владелец спортивных клубов «Айсберг». Виктория, – поворачивается он ко мне, и я жду, как именно он её представит, но он нерешительно замолкает.
Вика растягивает губы в натянутой улыбке.
– Очень приятно, просто Виктория, – широко улыбаюсь я и открываю дверь своей машины. – Кстати, могу подвезти девушку до дому, – предлагаю я Стасику с подножки. – Не волнуйся, доставлю в лучшем виде.
– Вик, правда, – оживляется её «джентльмен». – Мы тут ни один час простоим, а ты уставшая, с работы. Прости, – он берёт её за руку, уговаривает, успокаивает, поясняет. Она обречённо вздыхает: мы-то с ней знаем, как напрасно мне доверяет Стасик. Вика бросает в мою сторону злой взгляд, а потом целует его. Что?! Взасос?!
Убери от неё свои грязные лапищи, тварь! Я готов выскочить и приложиться кулаком к его аристократической роже… но он, похоже, и сам не ожидал такого напора. Растерянно, неуверенно её обнимает и даже пятится.
Ах ты коварная! Хотела заставить меня ревновать? Но меня не так-то просто провести, хотя попытка была неплохая. Я запомню.
Мою рожу, расплывшуюся в дурацкой улыбке, видит только коврик – я усердно делаю вид, будто что-то уронил, а сам ликую. Да! Победа! И я точно знаю, что этот дурень с ней не спит. Может быть, именно сегодня это и входило в его планы, но на их пути встал я. Настоящим айсбергом.
– Ты бы всё равно не отстал, да? – хлопает она со всей силы дверью. И я вижу, как мечется со своей коробкой, из которой торчат цветы – её некуда поставить: на сиденье рядом лежит огромный букет.
– Давай сюда, – протягиваю я руки. – Может, пересядешь вперёд?
– Нет, спасибо.
– Пожалуйста, – ни один мускул не дрогнул не моём лице. Я встраиваюсь в поток машин, и на следующем светофоре показываю на букет. – Это тебе.
А потом открываю окно и выкидываю бесящий меня риэлторский подарок.
– Ты так любезен, Алекс Берг, – открывает она своё, и мои цветы тоже отправляются куда-то на обочину.
Она невероятная. Сердце бьётся бешено, но равнодушно молчу.
И это всё, что она произносит за всю дорогу.
За всё то время, пока мы толкаемся в пробках. Нет, не потому, что зла или обижена. Свернувшись калачиком на заднем сиденье, она спит.
А я крадусь по залитому огнями городу, боясь тормозить, убавив музыку, да что там – стараясь не дышать, чтобы не потревожить её безмятежный сон.
33. Виктория
Меня качает, как в колыбели – мягко-мягко и нежно-нежно. И я, кажется, знаю, как зовётся это надёжное пристанище – руки Алекса Берга. Приоткрываю тяжёлые веки, которые никак не хотят размыкаться. Его лицо – совсем рядом. Пальцами обвожу небритую скулу и прикасаюсь к твёрдым губам. Горячие. Он откликается – вдыхает порывисто. Чувствую, как резко приподнимается его грудь.
Его губы так близко, но я останавливаю их ладонью.
– У тебя красивая щетина, Алекс Берг, – бормочу сонно, признаваясь в своих тайных пристрастиях. – Тёмная, жёсткая, колючая.
Слышу его смех. Жаркий выдох в мою ладонь.
– Такая же, как я? – почти шепчет он. Я киваю и снова проваливаюсь в сон. Бездонный, как глубокий омут, и такой спокойный. Вопреки всему – он рядом.
Открываю глаза в чужой полутёмной комнате. Совершенно не помню, как сюда попала. Но мне хорошо. Тепло, уютно и совсем не страшно. Я знаю, кто меня принёс, раздел, уложил и накрыл этим мягким одеялом. В чьём доме так божественно пахнут простыни. Чистотой и первобытным лесом, дождём и дымом костров, пряным ромом, мхом и мечтами – его запах, от которого кружится голова.
Это не та квартира, где мы встречали Новый год. Потягиваюсь до хруста, до дрожания мышц. Выгибаюсь, как кошка, что, просыпаясь, выпускает коготки. Перекатываюсь по широкой кровати, наслаждаясь этой истомой. Неясным томлением, что мне так нравится и так не нравится тоже, ведь я в логове Берга. Сволочь, он меня похитил. Отчего же так хорошо?
На тумбочке горит ночник, рассеивая слабый свет. Я встаю и пытаюсь найти свои вещи, но натыкаюсь на его рубашку. Прижимаю её к себе, вдыхаю запах, как наркоманка. До чего он вкусно пахнет! Встряхиваю головой, чтобы сбросить это опьянение. И, недолго думая, рубашку и надеваю.
Шлёпаю босыми ногами по гладкому полу, пытаясь сориентироваться. Наверное, время к полуночи, но это неважно: я выспалась и чувствую себя отлично.
Это неправильно. Мне бы злиться и негодовать. Он умыкнул меня, устроив аварию. Нагло и беспринципно. Я уж молчу про всё остальное. Но даже попытки заставить себя возмутиться, проваливаются в никуда. Ладно, будем считать, что ему повезло: после хорошего сна я добрая. А ещё мне нравится эта квартира – огромное, просто космическое пространство, не захламлённое лишними вещами. Слишком пустое, по-мужски лаконичное. Так и чешутся руки добавить в него каких-то милых штучек, чтобы немного оживить, сделать не таким суровым. Но я в этом доме всего лишь гостья.
Что-то мягкое касается щиколоток, и мне стоит большого труда не взвизгнуть. Вначале я принимаю это за кошку – большую и мягкую, но от смешных больших ушей вниз лопухами мой «мимимиметр» зашкаливает. Кролик. Толстый и пушистый. Домашний, не пугливый – он легко идёт на руки.
Я нахожу Алекса на кухне – ещё одно огромное помещение в стиле хай-тек, холодное, как космический корабль. Стерильное, как родильное отделение. Замираю нерешительно на входе. Он живо оборачивается на мои шаги.
– Вижу, вы уже познакомились, – кивает на упитанного пассажира в моих руках. – Это Лион. Где-то ещё бегает Гала.
Он так непривычно смотрится в домашних брюках и тонком пуловере – этот непредсказуемый Алекс. Прядь волос только, упавшая на высокий лоб, всё та же. И обжигающая синь глаз – уже не таких холодных и отстранённых.
– Лион? – выходит хрипло. Слегка откашливаюсь.
– Пигмалион и Галатея, если быть совсем уж точным, – подходит Алекс, не сводя с меня глаз.
Я нервно хихикаю и, прижав бело-рыжего кролика одной рукой, другой пытаюсь поправить волосы. Алекс забирает зверька из моих рук и осторожно опускает на пол.
– Французский баран, – поясняет он.
– А так на кролика похож, – сползаю я по дверному косяку на пол, поближе к отпущенной на волю животинке и к сидящему на корточках Бергу.
– Жрёт как конь, топает, как слон. Но лучше не держать его одной рукой у него мощные лапы, поцарапает.
Какой заботливый этот необычный Алекс.
– Серьёзно? Алекс Берг и кролики? – улыбаюсь я, склонив голову набок. Абсолютно невозмутимая каменная рожа. – Я продам эту подробность твоей жизни в жёлтую прессу и развею миф о властном тиране.
– Ты голодна? – не ведётся Берг на моё подначивание. Встаёт и отправляется к столу. А я вдруг чувствую, как позорно взвывает мой желудок на аппетитные запахи. Я голодна. Очень. Я сто лет ничего не ела, но Алекс не ждёт моего ответа – расставляет на гладком серебристом столе тарелки. Достаёт из духовки противень и жестом приглашает присоединиться. Наполняет бокалы, пока я усаживаюсь.
– За здесь и сейчас! – поднимает он бокал и не ждёт пока я его поддержу. Делает глоток и молча ест.
Отпиваю из своего бокала и принимаю правила этой игры. Только здесь и сейчас. Только он и я. И мне нравится такой расклад.
Стараюсь есть медленно. Отрезаю мясо маленькими кусочками. Но сочная мякоть просто тает во рту, и мне стоит большого труда не закрывать глаза и не постанывать от удовольствия.
– Очень вкусно, – нарушаю я затянувшееся молчание.
– Я же говорил, что тебе понравится, – ловлю его взгляд.
Жадный блеск из-под ресниц. И горячая волна прокатывается от макушки до копчика. Невольно облизываю губы и медленно кладу вилку, стараясь, чтобы она не цокнула, не выдала, как трясутся у меня руки.
Он встаёт, обходит стол и опускается передо мной на пол.
Я, сидящая на краешке стула, и он, стоящий между моих ног на коленях, – мы почти одного роста.
– Ты сказала: у меня красивая щетина, – его голос раскатывается хриплыми волнами не в воздухе, а у меня внутри: вибрирует сладкой болью во мгновенно затвердевших сосках. Решительно встряхиваю головой. Я сказала? Ничего не знаю! Это был бред смертельно уставшей девушки.
– Но, если хочешь, я могу побриться, – шепчет он совсем рядом. Я отрицательно качаю головой. Его губы так близко. Я ощущаю их жар и замираю, боясь пошевелиться. Его дыхание обжигает, но губы не касаются моих.
О боже! Прикрываю глаза. Только едва неуловимое движение воздуха. Только дыхание – пряное, чувственное, неровное, ещё невинное, но уже безумно опасное. Чудом удерживаюсь, чтобы не потянуться за ним, не сдаться, не качнуться навстречу. Нет-нет-нет! Нет!
– Поцелуй меня! – командует он хрипло, но с такой глубиной, что я начинаю тонуть. Иду ко дну без единой попытки спастись.
Повинуюсь. Прикасаюсь губами. Целомудренно. Осторожно. Замираю, чтобы услышать его участившееся дыхание. Это так остро, что перехватывает горло. Я раздвигаю его губы, жадно впитываю их твёрдость, пробую на язык горячую пульсацию.
Он берёт моё лицо в свои ладони. Бережно, как хрупкую вещь. Проводит большими пальцами по скулам и перехватывает инициативу. В его поцелуе снова чувствуется напор, но сейчас ни грубости, ни ярости – только нежность и сдерживаемая страсть. Не спешит, смакует. Его язык скользит по моим губам кругообразно, словно гипнотизируя, подчиняя, заставляя сердце биться в одном ритме с его. И я не сопротивляюсь. Не могу и не хочу
Я целуюсь с ним увлечённо, самозабвенно, забыв обо всём на свете. Это как открытие новой планеты, другого измерения, совершенно иного пространства, неизвестной вселенной по имени Алекс Берг.
Он прерывает поцелуй. Его пальцы скользят по моей шее, очерчивают ключицы. Возвращаются к подбородку.
– Алекс… – пытаюсь я не потеряться в нереальности, цепляюсь как за якорь за его имя, но все мысли вылетают из головы.
– Да, – откликается он и одним движением сдёргивает меня со стула. Встаёт, прижимая к себе требовательно и сильно. Так, что я чувствую, как вибрируют его мускулы. Я чувствую его всего. И каменную грудь, и крепость рук, и восставшую плоть, что упирается мне в живот.
Он снова целует – уже настойчивее и глубже, до головокружения. Я слабею в его руках, и Алекс точно улавливает этот момент и несёт меня в спальню. Укладывает в кровать, растягивается рядом – красивое и сильное животное.
Задирает на мне свою рубашку, а я тяну его пуловер. Четыре нетерпеливые руки путаются в одежде. Два сбившихся дыхания обжигают обнажённую кожу.
Он целует меня везде. Касается век, прокладывает дорожки поцелуев по щекам и шее, оглаживает ладонями груди. Проводит языком по предплечью и припадает к моим соскам: вначале к одному, затем к другому. Катает языком, постанывает, а я выгибаюсь навстречу, как ветка, что хочет прикоснуться к земле и пустить корни. Как тетива, что жаждет почувствовать плотность стрелы и запеть. Как волна, что поднимается вверх, чтобы обласкать нагретые солнцем скалы.
Он обводит языком пупок и гладит большими пальцами бёдра, там, где выступают полукружьями косточки. Внутри меня словно кипит лава. Пылает, растекаясь жаркой рекой.
Его пальцы уверенно ложатся между моих ног, раздвигают складки, и я дёргаюсь ему навстречу, раскрываясь распутно и бесстыдно. Он не спешит, но я чувствую его нетерпение – под моими руками перекатываются его мускулы. О, нет! Так просто ему ничего сегодня не достанется.
Выгибаясь ещё сильнее, я прикасаюсь к нему всем телом и, изворачиваясь, опрокидываю его на спину. Он не сопротивляется. Ложусь сверху и сжимаю широкие запястья.
– Сдавайся, Алекс Берг! – в моём голосе рвётся возбуждение – глубокое, как басы, в которых звучат отголоски моей страсти.
Он выгибает бровь, но ирония не удаётся – слишком много лихорадочного нетерпения в мерцающих из-под ресниц глазах. И тогда я целую его в подбородок, заросший жёсткой щетиной – да, именно такой, как я однажды воображала, – провожу языком по кадыку. Сминаю литые мышцы, впечатываю пальцы, как в упругую глину, что так послушна сейчас в моих руках.
Кончики его пальцев скользят так ласково, что я чувствую, как покрывается пупырышками вся кожа. Но я зря расслабилась. Миг – и снова лежу под ним, распластанная и почти раздавленная его весом.
– Я никогда не сдаюсь, – едва заметно улыбается он и прикасается к чувствительной коже на запястьях, к ямкам моих ладоней.
А потом надевает презерватив. Даже это получается у него красиво. Его уверенные пальцы и большой, аккуратный, пульсирующий, строгий «джентльмен во фраке», что приветствует меня лёгким нетерпеливым подёргиванием.
Алекс входит в меня очень медленно. Я помогаю ему бёдрами и почти теряю рассудок от этой томительной плавности, от слишком вожделенного трения, от упоительного толчка, когда он заходит полностью. Плотно, до тесноты, до растянутых от удовольствия мышц. Жадно сжимаюсь кольцом вокруг его плоти – настолько мне хорошо. Он выходит – снова медленно, и хочется плакать от нетерпения, но я сдерживаюсь: ни за что не признаюсь в своей слабости.
Скольжение назад, в глубину, – и опять толчок, выбивающий из меня стон. Ещё и ещё. Туда и обратно. Ещё и ещё. Вперёд и назад, пока я не теряю над собой контроль. Льну к нему, двигаю бёдрами. Сливаюсь без остатка, вынуждая поторопиться. Но он медлит, удерживает меня.
– Пожалуйста, – срывается с губ. Это мой голос? Это я умоляю?..
И тогда он начинает двигаться в полную силу – мощно, ритмично, неукротимо. Бьюсь в его руках, как трепетная струна, нетерпеливая, жадная, натянутая до предела. Ещё немного и…
– Скажи моё имя! – его голос разрывает сознание, продирается сквозь туман вожделения.
– Алекс! – выдыхаю я и рассыпаюсь звёздной пылью, каскадами искр, огнями мироздания.
– Моя! – рычит он в ответ, проникая яростно и неистово. До тех пор, пока по его напряжённой спине не проходит волной дрожь. Я чувствую её внутри себя и кричу, кричу, не совладав с собою.
Мы затихаем, как два паруса, что потеряли ветер. Замираем в объятиях друг друга. Мокрые. Скользкие. Сумасшедшие. Счастливые.
Его руки такие нежные. Он перекатывается на бок, но не отпускает меня, и мне так хорошо. Прячу улыбку, уткнувшись в его шею.
Алекс целует меня в макушку, а я поднимаю лицо:
– Пожалуйста, только молчи. Ладно?
И он молчит, не сдерживая улыбку, и прижимает меня к себе собственнически, по-хозяйски.
«Я только на немножко прикрою глаза и всё», – обещаю себе, и снова проваливаюсь в сон, слушая, как поёт моё сердце в груди. Как вплетается в эту песню дыхание мужчины, что лежит со мной рядом.
Слишком близко. Непростительно досягаемо.
34. Алекс
Она необыкновенная.
Мне казалось, я уже забыл это. Навсегда. Это мучительное, безумное чувство, когда дрожь в теле ещё не утихла, а уже хочется снова. Снова и снова её благословенного тела. Где желанна, обласкана каждая ямочка, каждый бугорок, каждая косточка и впадинка – и этого всё равно мало. Её хочется ещё. Ещё и ещё. Когда каждая мелочь: прилипший к губам волосок, родинка на груди, пульсирующая на виске жилка – всё вызывает неистовое желание, желание слиться с ней, обладать, стать единым целым, стать её дыханьем, трепетом её тела, пульсом в её венах, именем на её губах.
Она моя. Созданная, подаренная, выстраданная, незаслуженная. Прибившийся к ветровому стеклу листик. Потерявшийся голодный щенок, загнанный в угол, а потому бесстрашно вцепившийся в руку. Но именно такая – безрассудная, отважная, отчаянная – она мне особенно дорога.
Она спит. Так безмятежно и сладко. Так доверчиво ко мне прижавшись. А я борюсь с желанием её растормошить. Рассердить, завести, заставить насупить брови и выдать что-нибудь крышесносное.
Нет, не могу. Не сейчас. Когда во мне ещё звучит этот восторг. Упоение искателя, нашедшего Атлантиду. Триумф альпиниста, что первым покорил горную вершину. Торжество астронома, открывшего неизведанную планету. Исступление Прометея, укравшего огонь.
Нет, знать, что она только моя для такого собственника, как я, – это покруче какого-то огня. Это опрокидывает. Моё индивидуальное лезвие для вечного самоубийцы. Личная зелёная фея для сидящего на абсенте. Персональный сорт травы для заядлого курильщика. Единственная. Нелегальная. Моя.
Осторожно целую её в выступающие позвонки и встаю.
Долго принимаю душ. Нехотя загоняю кроликов в клетку. Не торопясь убираю со стола в кухне. Жду, когда утихнет во мне, успокоится спущенный ей с цепи зверь, не находящий себе места. Неистовое желание запереть её здесь навсегда. Или лучше избавиться от этой зависимости?
Так ничего и не решив, возвращаюсь и ложусь рядом. Натягиваю одеяло на хрупкие девичьи плечики. Она сама находит меня рукой и льнёт. С ней сонной совершенно невозможно бороться. С ней рядом абсолютно не получается думать. А надо ли? Сгребаю её в объятья и забываюсь.
Кажется, только закрываю глаза и тут же просыпаюсь.
Вики нет. Неужели сбежала?
Вскакиваю, нервничаю, ищу брюки, чертыхаюсь, натягиваю джемпер, больно стукаюсь большим пальцем о ножку кровати.
И только пение да льющаяся в душе вода меня отрезвляют. Сердце в груди бьётся, как ненормальное. Опёршись в ванной на стену, я слушаю её сольное выступление под аккомпанемент воды.
– Привет, – она, наконец, открывает запотевшую дверцу. Лицо испуганное. Наверное, у меня тот ещё видон со сна и не прошедшей злости. – Я тут в душ... Ты же не сердишься?
Выдыхаю шумно, делаю шаг навстречу и обнимаю как есть, голую, мокрую, со спутанными волосами. Так крепко, как могу. Кажется, чересчур сильно. Она сводит меня с ума.
Она не вырывается, настороженно затихает. Но едва я ослабляю хватку, как хитрюга затягивает меня в душевую кабину и включает воду.
– Со скамейки слезть не смог, весь до ниточки промок, – смеётся упрямая плутовка, глядя как мне на голову льётся вода.
Заодно и помылся.
В одном полотенце сижу на бортике ванной, а Вика колдует надо мной с расчёской и феном.
– Ты похож на своего кролика, – натягивает она мокрые пряди волос мне на уши и, конечно, опять смеётся. – Кстати, откуда ты их взял?
– Купил, – пожимаю плечами.
– Зачем?!
– Они прикольные.
– Кто же за ними ухаживает? Твоя девушка? – перекрикивает она включённый фен.
– Ну, парнем её действительно не назовёшь, – не поддаюсь я на эти неумелые провокации. И вообще я ещё тот поцелуй со Стасиком не простил. – Я ей плачу.
– Ты всем платишь? – выключает она фен и приглаживает мои непослушные волосы. Мурашки разбегаются по телу от её пальцев. Едва терплю, но виду не показываю.
– Да. Это очень упрощает жизнь. Надёжные товарно-денежные отношения. Никаких проблем. Никаких сложностей. Практично. Эффективно. Понятно.
– Как у тебя всё просто, – усмехается она. – Я почти поверила. Если бы только не кролики.
– Как тебе будет угодно. Кстати, хочешь покажу, где они живут?
– Конечно, – оживляется она.
И я тяну её за руку на второй этаж прямо в полотенце. Там, на застеклённой террасе у моих вислоухих любимцев целый вольер. А ещё завораживающий вид на город.
– Боже, какая красота! – она даже открывает рот от восторга.
Да, я знаю. Город ещё лежит в белёсом утреннем тумане, деревья покрыты голубоватой изморозью, но встающее солнце уже позолотило верхушки зданий, напоминая о наступающем дне.
Она так и поворачивается, не зная, что сказать.
– Ты хотела проведать кроликов, – напоминаю я, открывая клетку.
И она тут же забывает про меня, садясь на колени перед кроличьим царством. Бессовестно приманивает разъевшихся животных. Вздрагивающие носы деловито тыкаются в её ладони. Ждут вкусной подачки. Впрочем, как и я.
– Не замёрзла? – присаживаюсь рядом и обнимаю за плечи. Она замирает. Видимо, думает, оттолкнуть меня или огреть чем потяжелее. Но под руками только мягкие и живые вислоушки.
– Нет. Но проголодалась. Может, позавтракаем? – такая напряжённая. Такая серьёзная. Я вожу губами по её шее, жадно втягивая запах. Мой гель для душа и мой шампунь. Но совсем по-другому пахнет. Её кожей, тёплой и нежной.
– Может, – шепчу горячо в ухо и ловлю предательскую дрожь её тела. На миг торжествую, а потом понимаю, что и сам завёлся не на шутку. – Но у меня есть предложение получше.
Возможно, она хочет возразить, но я не даю ей ничего сказать – целую сумасшедше, пьяно, самозабвенно. Поднимаю на ноги. На пол падают оба полотенца. Я ещё думаю о спальне, но недолго. В меня впечатываются её возбуждённые соски.
Помешательство. Буйное и внезапное. Целую её жадно, поцелуями-укусами. Знаю, грубо, но ей, кажется, нравится мой напор: прижимается, скользит ногтями по спине. Моё тело откликается неукротимой дрожью.
О, эти её соски! Ласкаю их – твёрдые и восхитительные. К чёрту спальню! К чёрту презерватив! Я возьму её здесь и сейчас. Овладею на этой крыше мира. Подниму до небес на волнах своего ритма, подчиню и подчинюсь, как приказам, её чувственным стонам.
Она обвивает меня ногами, вжимает в себя так сильно, будто ей мало. Пальцы её путаются в моих волосах. Чувствую: ещё немного – и я не выдержу. А она ещё не готова, не дошла, не дотянулась до искр.
Краем глаза замечаю кресло. Не знаю, как дохожу. Опускаюсь и глубже насаживаю её на себя. Просовываю руку между нашими телами и большим пальцем ласкаю клитор – по кругу, по нарастающей, до тех пор, пока она не вскрикивает и не начинает беспорядочно биться в оргазме.
– Алекс… – шепчут её губы. И от её голоса реально сносит башню. Делаю ещё несколько быстрых толчков и, наконец, разделяю Викину дрожь. Даже не стону, рычу в сокрушительном экстазе – низко и громко.
Боги, если я умер, то пусть это будет здесь и сейчас.
Но я, кажется, не умер. Она лежит на моей груди. Очень тихо. Я слышу только её дыхание. И прижимаю её к себе как самую дорогую на вещь на свете – бережно, крепко и нежно. – Вот теперь можно и позавтракать, – предлагаю я.
– Нет. Теперь я точно никуда не пойду. Сожрём твоих кроликов.
Она подскакивает на моей груди, пока я смеюсь.
– Но можешь выторговать им жизнь, если расскажешь мне сказку.
– Я не знаю сказок. Честно, кровожадная моя.
– Ладно. Тогда расскажи о себе, – соглашается она великодушно и утыкается в мою шею, готовясь слушать.
Я понимаю: ей не нужен успешный и всесильный Алекс Берг. Ей не нужен колючий Айсберг, циничный и жестокий. Ей нужен тот Алекс из прошлого, которого она никогда не знала. Но которого знал я.
– Не знаю, что ты хочешь услышать, – всё же лукавлю я, – думаю, всемогущий Интернет достаточно сведущ, как живут Алексы Берги.
– Зачем мне то, что знают все? – возражает Вика, и я сдаюсь.
– Надеюсь, это будет получше сказки. Исполняет Алекс Берг, – я набираю воздуха в грудь:
– Запомни меня таким, как сейчас
Беспечным и молодым,
В рубашке, повисшей на острых плечах,
Пускающим в небо дым.
Неспящим, растрёпанным, верящим в Джа,
Гуляющим босиком,
Не в такт напевающим регги и джаз,
Курящим гашиш тайком.
В разорванных джинсах, с разбитой губой,
С ромашками в волосах,
Глотающим жадно плохой алкоголь,
Пускающим пыль в глаза.
Нагим заходящим в ночной океан,
Пугающим криком птиц,
С десятками шрамов, царапин и ран,
С укусами у ключиц.
Бесстрашным, отчаянным, смелым и злым,
Не знающим слова ''нет'',
На толику грешным, на четверть святым,
Держащим в ладонях свет.
Запомни мой образ, когда в полутьме целую твоё лицо,
Запомни мой голос и след на стекле
От выдоха хрупких слов…, – голос срывается, и хоть там ещё есть продолжение, замолкаю.
– Чьи это стихи? – поднимает Вика лицо после долгого молчания. И так мучительно вглядывается в мои глаза, словно видит того прежнего Алекса.
– Я не знаю, – качаю я головой и провожу пальцем по её щеке. – Я правда не знаю. Просто запомнил, потому что в них каждое слово – про меня. Но я ведь вымолил своим кроликам жизнь? Стихи Алекс Берг точно никому не читал.
– Кем были твои родители?
– Обычными людьми, – пожимаю я плечами. – Отец сбежал ещё до моего рождения. А мама умерла, когда я был совсем маленьким. Несчастный случай. Меня вырастила бабушка.
Вика молчит, и я слышу, как бьётся её сердце – так трепещет и толкается, что отдаётся эхом в моём теле. Как будто у нас одно сердце на двоих.
– У меня тоже была бабуля, – неожиданно откровенничает она. – Замечательная и стойкая, как мороз в Антарктиде. Отец всегда говорил, что ею можно сваи забивать. Или шурупы закручивать. Они не очень ладили, – вздыхает. – Во мне многое от неё.
– Ты такая же спортивная? – смеюсь, чтобы немного разбавить её серьёзность.
– Такая же языкастая, – пихает она меня локтём в грудь.
– Что ты говоришь… Правда? А ну-ка, покажи язык! А то я что-то не разглядел, пока ты нагло совала его мне в рот.
– Ах, ты!.. – снова бьёт она меня. И в этот раз в бок своим маленьким кулачком. – Ничего я вам не покажу, доктор Алекс Берг. Пациент голоден, и пока не поест, никаких осмотров!
– Тогда придётся вставать, – сокрушённо вздыхаю я. С сожалением снимаю её со своих коленей.
И с ужасом вижу кровавое пятно.
