Текст книги "Предел (СИ)"
Автор книги: Елена Лобанова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 34 страниц)
Глава 10
Вайола теребила в руках обрывок веревки и смущенно вздыхала. По всему было видно, что о пропаже Айшака она не очень переживает. И это было совсем не похоже на то, что они видели в лесу, когда она плакала-рыдала о любимом животном. Наконец, общими усилиями спутники вытрясли из Воительницы правду. Оказалось, что поскольку недалеко было жильё, лошак вполне мог сбежать к местным кобылам, которых он почуял. Вайола уверяла, что умная скотина обязательно вернется, даже, если они, проехав село, двинутся дальше по дороге.
– Ну, кобылам опасаться – нечего. – Даэрос ухмыльнулся. – А вот за местных селян я не поручусь. Если они попытаются его отловить, то эта хитрая тварь может кого-нибудь покалечить. Жаль. Я хотел отправить вас с Пеллиэ в деревню за припасами. А теперь, думаю, нам надо побыстрее миновать любое селенье. Иначе, у нас будут нежелательные гости, с вилами, но уже – в своем праве. А мирных селян мы не трогаем, да, Нэрьо? Вайола, за недосмотр и пренебрежительное отношение к своим обязанностям, а именно: за несвоевременное информирование о возможных неприятностях, Вы лишаетесь первого ордена. Слёзы втянуть! Сопли вытереть! Можно наоборот! Есть еще что-нибудь, что мы должны знать об этой скотине?
Воительница очень постаралась принять наказание как должное. В конце концов, еще один орден у неё уже – почти на груди. А, по рассказам отца, в войсках и за куда меньшие провинности жестоко наказывали.
– А что Благородный Принц имел в виду под «безопасностью кобыл»? – Вайола пыталась учесть все особенности привычного ей Айшака. Хотя, то, что она собиралась рассказать, было не совсем приличным для девы. Но для воина – вполне.
– Естественно то, что испортить местную породу, лошак не в состоянии. И здешние селяне могут не опасаться рождения мелких ослоподобных жеребят.
– Могут! – Воительница густо покраснела.
– Достойная Вайола! – Даэрос взял менторский тон. – Да будет Вам известно, что лошаки – поголовно бесплодны. Даже если этот высокопрыгучий лошак и достигнет нужного э… уровня… Короче, если ему удастся сделать садку, все равно потомства не будет. Ясно?
– Ясно! Лошаки – бесплодны! – Воительница помялась и добавила. – Айшаки – нет. Проверено.
– Что!? Вы шутите? – Полутемный был поражен. – Это же невозможно!
– Точно. Они так и размножаются. Если у кобылы рождается жеребенок-айшак, то это очень полноценный жеребец. А ничего другого у кобылы не рождается. Обычно. Вообще. – Припечатала дочь Искусной Оплодотворительницы.
Даэрос нахлестывал Крысака и усваивал новую информацию. Речь шла о действительно невиданном чуде, с точки зрения естественного закона природы. Из пояснений Воительницы следовало, что любая кобыла, неважно какой породы, рождала айшачат от айшака, и при этом полученные айшаки не вырождались. То есть – качеств породы не утрачивали. Как будто кобыла, сама по себе, была лишь временным сосудом для вынашивания этой «погани». Когда у дороги показалось первое село, Даэрос в своих мыслях уже дошел до бодучих козлобыков и шипящих свиногусей. Крысак бежал мелкой рысью, а Полутемный решил, что после того, как они с братом решат задачу по вызволению Темных собратьев из-за Предела, то непременно посетят Орден Сестер Оплодотворительниц. И он обязательно найдет способ изничтожить это гнездо научной заразы. Деликатно, так чтобы женщины не пострадали, но качественно – чтобы и следа их плодотворной деятельности не осталось.
Через полчаса бодрого бега мерин стал выдыхаться. Дома, которые они сходу миновали, уже превратились в еле видимые точки. Кругом простирались поля. Вайола начала заметно нервничать. Даэрос – тоже. Если за ними ринется верхами полсела, которому всю ночь не давал спать, окрыленный любовью Айшак, то спрятаться будет негде. Полутемный передал вожжи Пелли, соскочил с телеги и приник к земле.
– Скачет. Один. Козлит. Где-то ногу повредил, не иначе. Ну и пусть догоняет, как знает! – Даэрос был зол.
– Не повредил! – Воительница повеселела. – Это у него всегда так, если кобыл – много. Он… это… мама говорила «до спазмов в паху». Айшаки же, они – хитрые. И сильные. Если кобыла высокая, он её сначала забьет, чтобы упала…
– Вайола, довольно! Пеллиэ сейчас совсем расстроится. Мы уже поняли – ни одной кобылы это отродье не пропустит.
– А я о чем? Поэтому догонять нас не на чем. Айшаки, они же – умные. Они с жеребцов начинают. Что Вы все так на меня смотрите? Сначала они забивают самцов. Ну, не до смерти, а так чтобы не мешали. Кобылы… Кобылы потом не очень хорошо бегают. А…
– Довольно! – Даэрос потерял всякое терпение и Крысаку досталось хворостиной ни за что ни про что. – Вы бы лучше представили, как дня через два в этом селении остановятся те, кто едет за нами. Представили? А теперь подумайте, что им могут рассказать словоохотливые селяне.
– Ну, может, селяне решат, что лошак – бешеный. – Нэрнис пытался взглянуть на ситуацию с другой стороны.
– Нэрьо, это же – селяне! Ты представляешь себе бешенство, которое начинается с разноса стойла, в котором стоит вожделенная кобыла?!
Позади послышался дробный галоп и хриплое дыхание. Айшак нагонял телегу. Конечно, он не мог отчитаться перед хозяйкой и Даэросом в своих подвигах. И никак не мог их заверить, что все обошлось как нельзя лучше. Что он – животное буйное, но – разумное. И в село он не совался. Не пришлось. Он всего лишь напал на табун, который выгнали в ночное. Там и был-то всего один жеребец. Мерины его не интересовали. А кобыл он отогнал. И сельские мальчишки, собравшие к утру кобыл, вовсе не собирались рассказывать старшим, что не смогли справиться с невесть откуда взявшимся лошаком. Они пригнали измученных лошадей, но пригнали всех. И каждый из пятерых лгунишек получил свою порцию похвалы за спасение табуна «от волков». Этого уже и сам лошак не знал. Но зато он понял, как сильно виноват. Сначала ему это объяснила хозяйка. А главный жеребец аргументировано добавил кулаком. Айшак оценил крепость его «копыта» и потрусил за телегой. В конце концов, за удовольствия надо платить.
– Надеюсь, что о нас не станут расспрашивать в каждой деревне. – Даэрос вздохнул. – Нэрьо, ныряем в шалаш. Вайола, привяжите Вашего Айшака покрепче. Вдруг, ему было мало кобыл для полного счастья?!
Впереди показалось придорожное село – второе за этот день. Полутемный решил его проехать – дома лепились почти вплотную по обе стороны дороги, а провизию купить в самом крайнем доме. Лучше, так и вовсе на выселках. По его воспоминаниям, где-то даже имелся удаленный хуторок. Двадцать лет назад там жила вдова, по общему решению села – ведьма. Об этом он сообщил своим спутникам и сразу же пожалел о своей откровенности. Девы не горели желанием идти за едой к колдунье.
– Единый Создатель! Нэрьо, подтверди нашим девам, что колдунов и ведьм среди людей не бывает. Фокусников и обманщиков – сколько угодно. А в селах такие слухи распространяют местные мужики, чтобы жены списывали их похождения на ведьминские привороты. Как это, какие похождения? Какие еще могут быть похождения к живущей на отшибе вдове – не за зельями же. Вот, у Айшака спросите какие! Нет, не все мужчины – айшаки. Воительница, надеюсь, Вы нас с братом не имели в виду? А то у нас сестра мстительная.
У Пелли еще от вчерашних размышлений голова «не простыла», а сегодня ей явилось наглядное доказательство того, что с людьми жизнь делает. Дом вдовы покосился, так что сразу было ясно – помощи от соседей она давно не видела. На выпасе толклись три, привязанные к колышкам козы. Коровник стоял с обрушившейся внутрь кровлей. Похоже, что из всего имущества, у вдовы остались только эти козы. Даэрос уверял, что у любезной хозяйки он гостил с месяц и ни в чем не знал отказа, потому что женщина – добрая, радушная, хлебосольная. И красивая. Наверное, в тридцать с небольшим она и была красивая. А сморщенная как печеное яблоко крестьянка, встретившая их на пороге ветхого дома, была кем угодно, но только не красавицей.
– Да, ей приворотное зелье очень нужно. – Шепнула Пелли на ухо потерявшей всякую отвагу Воительнице. – Да, видно, нету его.
Разжились, чем смогли. Козье молоко, козий сыр, яйца, вода, ячменные лепешки – и все. Пелли честно играла роль служанки при спесивой госпоже. Хотя ей эта роль уже разонравилась. Она, между прочим – сестра сразу двух эльфов, каждый из которых такого заоблачно благородного происхождения, что ни ноферы, ни этель-ноферы не могут с ними тягаться.
Пелли, как раз додумывала эту мысль, загружая последний бурдюк, когда её схватил за руку сидевший в шалаше Даэрос.
– Сестренка, будь добра, отнеси, немного серебра этой милой старушке. Скажи, что госпоже очень понравился сыр.
Полутемный насыпал Пелли полную горсть серебряных и снова приник глазом к дырке в попоне. Пришлось даже вторую руку подставлять, чтобы ни одна монетка не выпала. И нисколько не из любопытства, а только потому, что бывшая служанка столько серебра никогда в руках не держала, Пелли посмотрела на эту «кучу». Среди почерневших монет ярко блестел золотой кулон тонкой работы. Пришлось сомкнуть ладони лодочкой. Про сыр она, конечно, сказала, как велели. Вдова безмерно удивилась, но от серебра, понятно, не отказалась. Мало ли что господам в голову взбредет.
Уже забираясь на место возницы, Пелли оглянулась. Старуха стояла на крыльце и пыталась прожечь попоны взглядом, в котором ярким пламенем горела молодость. Больше нигде этого ценного продукта в хозяйстве «колдуньи» не наблюдалось.
Дорога петляла то через редкие березовые рощи, то огибала овраги, то снова спускалась к полям. Миновали еще три селения и поворот на Сиерт. Еще засветло подыскали место для стоянки – рядом с редким березняком на краю скошенного поля. Эльфы и так весь день отсиживались в телеге в объятиях Воительницы, но Даэрос настаивал на том, чтобы провести под навесом и ночь. Мало ли кого занесет на огонек костра. Вайола была грустна, проникшись тяжестью преступления Айшака, и жаждала подвигов. Причин для таковых не виднелось даже на горизонте. Воительница мрачнела и сопела. Айшак нервно дергал ушами, но сорваться с привязи пока не пытался. На всякий случай его еще и стреножили. Нэрнис принес из рощицы хворост, но о том, что его хватит на всю ночь не могло быть и речи.
– Тем лучше. – Даэрос быстро развел костер и, оценив запасы, добавил к сыру и лепешкам остатки вчерашнего окорока. – Завтра надо будет снова еду покупать.
Яйца решили запечь в золе, но оставить на завтрак.
Когда Нэрнис отправился в рощу «посмотреть на звезды», Пелли подсела к Полутемному и так нежно поцеловала его в ухо, что чуть не лишилась одного из братьев. Ар Ктэль подавился от неожиданности. Воительница тут же помогла своей мощной рукой и ударила его по спине. Даэрос едва не упал в костер. Но почему-то она же и обиделась на Пелли и пошла жалеть Айшака.
– Пеллиэ! Я, конечно, польщен, но не совсем понял…
– Даэрос, спасибо тебе.
– За колечко? За ушки?
– Нет. За маленькую такую золотую штучку, которую мне не подарят. Понял? – Пелли, похоже, разучилась смущаться.
– Понял. Знаешь, я открою тебе один секрет…
– Да, нет, не надо!
– Нет, надо! Секрет такой: у меня от очень умных сестер спина болеть начинает. А от любопытных… ну, ладно. Ты у нас – умница!
Вышедший из рощи Нэрнис глазам своим не поверил. Его Полутемный брат по-хозяйски приобнял Пелли за плечо и поцеловал смущенную деву в щеку. А сопящая Воительница всхлипнула и смачно чмокнула в лоб Айшака.
– Как я вовремя! – Аль Арвиль даже не заметил, что перебрал с ехидством. – Сестренка, с меня тоже причитается!
Счастливая Пелли получила братский поцелуй в другую щеку. Вайола совершенно неблагородно сплюнула, глядя на это «непотребство» и полезла в шалаш. Выманить её оттуда удалось только Даэросу, и то – в приказном порядке. Эльфы отправились в телегу, а Воительница потопала к костру. Спать вместе с Пелли ей не очень-то хотелось. Поэтому она, не долго мучаясь, приступила к любимому занятию: посетовала на скверный характер Айшака, перевела тему на жеребцов вообще, потом перешла к конкретным особям, которые «даже собственных сестер тискают», что – противоестественно. Она все бубнила и бубнила, напрашиваясь на разубеждения и объяснения. Но Пелли её болтовню не слушала – она смотрела на красные угли костра и думала. Зато все слова Вайолы были прекрасно слышны в телеге. Сначала, отпихнув айшачью морду, высунулся Даэрос:
– Это кто бы о противоестественности говорил! – Задыхался он от возмущения. Полутемный хотел что-то добавить, но сдержался.
Рядом протиснулся Нэрнис:
– За такие намеки, Дева, мужчин вызывают на поединок! А мы спать хотим! А точнее, мы не очень хотим спать, но – это необходимо. А Ваши речи не просто мешают! Это возмутительно!
– Согласен, Нэрьо. Вайола, хватит рассказывать нашей нежной сестре грубые подробности из жизни айшачьего стойла!
Эльфы снова скрылись под навесом, а Воительница окончательно раскисла. Неважный день выдался. Айшак слишком резко заявил в селе о своем существовании. Сестра двух эльфов и полслова сказать не хочет – гордая очень. Еще бы! Вайолу даже кровные братья так не любили и не баловали. Для поединка её сочли недостойной, потому, что «не мужчина». Ордена пока нет.
В результате Пелли пришлось утешать несчастную Деву, которую «никто не любит, и Айшак предал». Пришлось даже воспользоваться самым сильным успокоительным средством. Но шепотом:
– Ну, братья и братья. А у тебя – жених. Рыцарь! Ой, как подумаю – доспехи блестят, конь под ним так и скачет! Аж, завидно! А у меня никогда жениха не было. И не будет…
– Это почему? – Вайола от удивления даже всхлипывать перестала.
– Не судьба. – Вздохнула Пелли. Но не очень тяжко.
– Ерунда! – В Воительницу немедленно вселилась сестринская солидарность. – Найдем тебе жениха, какого захочешь! А чтоб наверняка, я средство знаю. – Она подсела ближе и зашептала Пелли в ухо, отчаянно жестикулируя.
Даэрос и Нэрнис тихо переговаривались в телеге, наблюдая за девами через дырки в попоне. Если бы Воительница шептала потише, то до костра наверняка бы донеслось, хотя бы отрывочно: «Думаешь?!», «Айшак, да!», «Похоже, ты – прав!», «Но – невероятно!». Может, и заинтересовалась бы, что эти два остроухих нашли в ней такого невероятного. Им, кстати, тоже не мешало бы узнать рецепт средства женить Пелли на ком угодно: «Я тебе любого завалю с одного удара! Не кулаком, так – секирой. А пока он будет не в сознании, я быстро-быстро затащу его к тебе в спальню и – в постель. Если он, очнувшись, попытается избежать своего счастья, получит еще раз. И так до утра! А утром, благородный рыцарь будет обязан на тебе жениться».
Пелли была счастлива. Оказывается, она при помощи Даэроса очень вовремя спасла Прекрасного Брата-Принца. Как Вайола умеет долбить по голове, она не видела, прячась в перине, но слышала. Жуть-то, какая! Бедный жених– рыцарь!
Нофер Руалон когда-то был очень похож на отца отважной Воительницы. Настолько, насколько могут быть похожи друг на друга два тощих юнца в одинаковой форме. С тех пор как жизнь и Наградной указ Императора развели их по разным владениям, они не встречались. Дружба двух рыцарей жила исключительно в частых письмах. На то были причины. Список причин подробно излагался в каждом письме, но на самом деле, оба нофера прекрасно знали ту одну-единственную причину, которую деликатно не упоминали – Достойная Кербена. «Рыцарские попойки» не входили в перечень дел, ведущих к качественному плодоношению. По её мнению.
Покойный нофер Тарлит прожил спокойную жизнь, питаясь по расписанию, обливаясь холодной водой и сохраняя юношескую стройность. К старости стройность превратилась в худощавую дряхлость. Он втайне завидовал холостому Руалону и вполне серьезно полагал, что друг его молодости весел, буен, пышет здоровьем и живет в свое удовольствие. Нофер Тарлит и понятия не имел, что правде соответствовало только последнее: Нофер Руалон, действительно, жил в свое удовольствие.
Удовольствия Криста Руалона стоили ему одышки и изрядного живота. В результате, его фигура оказалась лишена признаков рыцарского благородства в общепринятом понимании: ни широких плеч, ни могучих мышц. Все его рубахи напоминали пелерины, завязанные на шее – узкие плечи и большой живот несколько затрудняли работу его портного. Если и было у нофера что-то могучее, то только – его обаяние. Несмотря на свои пятьдесят два года, Крист Руалон сохранил юношески-голубой цвет добрых, постоянно смеющихся глаз. Пухлые румяные щеки деревенского жителя и выгоревшие, поредевшие волосы делали его похожим на некоторых его «подданных» – завсегдатаев деревенских кабачков.
У каждого старого холостяка есть свои привычки и причуды. Нофер Руалон не был исключением. Он обожал варить варенье и достиг в этом деле небывалого мастерства. Когда-то, окрестные дочки богатых купцов заглядывались на каменные башни замка, мечтая в нем господствовать. Но, стоило только их мудрым матерям узнать о такой пагубной привычке Нофера, как он тот час же был вычеркнут из списка возможных женихов. Холостяк, который варит варенье, исправлению не поддается.
Слуги Криста Руалона были того же мнения. И если соблюдать последовательность событий, то это именно они оповестили округу о неблагородных и немужественных привычках своего господина. Причем, всякий раз изображали в лицах, как именно их Нофер оценивал свои достижения. Разнос ни на что негодных кухарок случался регулярно, как только Крист Руалон уединялся с тазами, а потом имел возможность сравнить результат своих усилий с жалкими потугами крестьянок. «Это вот, что? Это разве варенье? Это каша! А у меня? Смотрите – прозрачное, ягодка к ягодке…». Достойный нофер шел в своих рассуждениях о возможностях и способностях благородных и неблагородных жителей этого мира очень далеко. Варенье, обычно, было только началом. Если верить словам Криста Руалона, то всякий благородный господин мог преуспеть в любом деле – от бочарного до волочильного. Не то что «нерадивые, косорукие и ни на что негодные крестьяне». К сожалению, в ноферате Руалон, слуг больше ни за что не ругали, не наказывали и уж тем более не выгоняли вон.
Результат такого добрейшего попустительства сказывался на каждом шагу: стены Замка обветшали, зубцы крепостных башен частично обрушились. И в эти башни заходить было небезопасно. Подъемный мост перестал подниматься лет пятнадцать назад – все равно незачем. Ворота не закрывались по той же причине. Ров давно зарос бурьяном. Стражник, сидевший днем около ворот, протирал штаны на своей должности только для вида. Он был из тех никчемных разгильдяев, кого ни в каком селе не допустят ни до какого дела. Но нофер считал, что представитель стражи и должен быть толст, ленив, и каждый вечер непременно пьян.
В качестве крепости Замок Руалон рассматривать было никак нельзя. Живи Благородный Крист в Западной части Империи, его давно лишили бы ноферата за пренебрежение к своим обязанностям вассала – поддерживать крепость в боеспособном состоянии и отражать возможные нападения врага. Замок, в котором находиться, и то с опаской, можно было только в донжоне, мог гордиться лишь двумя годными помещениями – арсеналом и кухней.
На кухню часто наведывался сам Нофер Руалон – варить варенье. А арсеналом ведал Оружейник Сульс, произведенный в эту должность из оруженосцев. Он же был и единственным страдальцем в этом царстве варенья, запустения и полного разгильдяйства. Если бы не Сульс, Благородный Руалон вряд ли смог получать даже ежедневный завтрак. Не говоря уже об обедах и ужинах.
Все прочие жители Руалона были довольны своим господином и желали ему долгих лет жизни. Они, на самом деле, любили своего нофера, хоть и сплетничали, хихикали за спиной и отлынивали от обязанностей.
Сульс был на десяток лет моложе своего Господина-рыцаря. Крист, получив рыцарство, был обязан завести оруженосца и справился с этой задачей быстро и безответственно. В трактире, где он отмечал свой триумф с Нофером Тарлитом, ему попался на глаза двенадцатилетний сирота-служка, который и был нанят без лишних проволочек. Этот день Сульс запомнил как счастливейший в жизни. Сверкающий полным доспехом рыцарь, ухватил его за подбородок и молвил: «Хочешь подвигов, малыш?» Малыш-Сульс даже и мечтать о подобном не смел. Но как только он приобрел прекрасное сияющее доспехами будущее, так сразу же начал строить планы. О том, что претворять их в жизнь придется в одиночку, он по началу не догадывался.
Каждый оруженосец гордится своим рыцарем. Каждый оруженосец обязан прикладывать усилия, чтобы его рыцарь был предметом гордости, а так же зависти других оруженосцев. Некоторое разочарование принесли планы Господина Рыцаря – он собирался вовсе не в поход, а в свой Замок. Замок оказался неплохой постройкой, но заброшенной прежним владельцем, который умудрился-таки продать его в казну. Серые каменные стены каминного зала пестрели светлыми пятнами. Когда-то на них висели портреты предков бывшего владельца. У Нофера Руалона благородных предков не оказалось. Сульс внес это в план на будущее.
В подвале Замка не нашлось ни одной бочки вина. Сульс учел и это. Из прекрасного оружия у Господина Рыцаря имелся только его меч и наградные кинжалы – повесить на стену было нечего. Вот так и получилось, что Нофер Руалон, который свернул с пути подвига прямиком в деревню, знал о рыцарях меньше, чем служка Сульс, который два года слушал в трактире рассказы благородных об их владениях и замках.
Потянулись годы, похожие друг на друга как близнецы. Малыш-Сульс стал юношей, потом вполне взрослым мужчиной. А его хозяин все больше напоминал крестьянина. И только иногда, выпив бочонок кислого пива, он превращался в гордого, достойного Рыцаря – рассказывал о прежних сражениях и требовал меч. В такие моменты Сульс его особенно уважал. Но меч, всякий раз, обещал дать потом.
Оруженосец оказался мастером на все руки. Он худо-бедно освоил кузнечное дело. Сульс и помыслить не мог о том, чтобы за мечом и доспехом Благородного Руалона надзирал тот, кто подковывает крестьянских лошадей. Благодаря оруженосцу, одна из подвальных комнат засияла вычищенными камнями стен и совершенно лишилась плесени. На мореном настенном щите, который когда-то он был садовой калиткой, крестообразно разместились кинжалы и вертикально – меч. За этот подвиг оруженосец был переименован в оружейники.
Под его бдительным надзором находился и наградной доспех Рыцаря. Не менее пятнадцати раз, после примерок, охов, ахов и унылого бормотания Нофера Руалона, Сульс взволакивал на колоду кожаный мешок, набитый песком и пытался разогнать железо с учетом растущего живота своего господина. Но однажды пришлось просто утвердить начищенный до блеска «хлам» на почетном месте. Оружейник больше не рисковал тянуть железо, ставшее в некоторых местах тоньше лаврового листа. Он соорудил каркас на манер огородного пугала с ногами, и наградной доспех гордо растопырился у стены, распахнув объятия всем входящим.
Ноферу пришлось попотеть на примерках в кусках кожи местной выделки, а потом суметь пройти пять шагов в новом полном чешуйчатом доспехе. Сульс уже научился не только строить планы, но и учитывать обстоятельства – доспех был сделан на вырост в нужном месте. Конюха, который нагло заявил Ноферу Руалону, что тот стал похож на карпа после нереста, Сульс избил лично, тем же вечером. На то, чтобы внушать уважение к Ноферу каждому из слуг не хватало ни рук, ни времени.
Оружейная украшалась по мере сил и возможностей железом различной формы и зачастую неясного назначения. Во многих бердышах слишком явно угадывались бывшие крестьянские косы. Трезубец с короткой рукоятью подозрительно напоминал расплющенные вилы. Чекан намекал на родство с сапожным молотком, а алебарда – с багром. Два склепанных вместе топорных лезвия пытались казаться секирой. Для чего предназначался убийственный предмет, бывший когда-то тяпкой, никто не знал. Но Сульс считал его боевым заступом. Ножей, кинжалов и тесаков по стенам было развешено «густо и богато». Факелы, обмотанные просмоленной паклей, гордо красовались в медных креплениях. Все это великолепие регулярно начищалось и полировалось.
Посреди оружейной красовался могучий стол, ножками которому служили четыре дубовых ствола-отпила. Колоды, застеленные коровьими шкурами, претендовали на звание кресел и создавали некий суровый непритязательный антураж. Именно в этой подвальной комнате Нофер Руалон предпочитал пить. Здесь же были написаны все письма к ныне покойному Ноферу Тарлиту. И получались они на редкость героическими.
Спал Благородный Руалон обычно на диване в каминном зале. Другие помещения зимой не отапливались, да и летом туда ходить не стоило – балки подозрительно скрипели и прогибались. Вполне можно было ожидать обрушения.
Зал был еще одним местом, над которым неустанно трудился Сульс. Самым большим упущением, на его взгляд, являлось отсутствие портрета Рыцаря в гордой позе. Оружейник знал, что рано или поздно у Нофера появятся жена и дети. А потомкам нужны портреты предков. Так же не хватало славных охотничьих трофеев. Может быть, доблестный рыцарь и сразился бы с вепрем, но вепрей в округе не было. А воевать зверя в Запретном лесу, Сульс своего господина никогда бы не пустил – так и бесхозным недолго остаться.
С портретом, а точнее, с портретами, все сложилось как-то само собой. Будучи по делам ноферата в Дреште, Оружейник прикупил по случаю красок. Перехожий рисовальщик вывесок клятвенно обещал приехать и написать портрет Доблестного Рыцаря. Но он требовал задаток с Сульса, который совсем не выглядел слугой состоятельного нофера. Сошлись на том, что задаток стал стоимостью за краски, втридорога. Однако, и после года ожидания городской мастер кисти и краски не появился в Руалоне. Тогда Сульс решил взяться за дело сам. Слуги, призванные им в помощники, шесть дней вертели на рыбьем клею кисти различных размеров из конского волоса и свиной щетины. На негодные оконные рамы набивались холсты – до тех пор, пока плотник, наконец, не обил дверцу старой оранжереи так, что её не перекосило. Посмотреть на саму работу собрались все обитатели кухни.
Нофер Руалон стоически позировал три дня к ряду. В результате, появился портрет, с которого свирепо скалился некий монстр, который никак не мог быть Благородным Руалоном. Зато он вполне мог сойти за «предка» и не только Нофера, но и всех людей вообще. Характер мазков и художественные приемы как бы намекали, что творцом шедевра был современник этого самого Предка. Сульс поразмыслил, дорисовал «персоне» бороду и предъявил своему господину. Крист Руалон посерел лицом и ушел в оружейную напиваться. А на вопросы из-за двери «не напоминает ли ему это полотно какого-нибудь деда или прадеда», Благородный Крист в конце концов, ответил, что именно так его прадед и должен был выглядеть… через три года после смерти… если могилу раскопать.
Оружейник не обиделся. Плотник уже освоил правильную натяжку холста. Дело пошло. Следующей картиной стала «прабабушка всех гоблинов». За это название кухарка лишилась черпака. Временно. Потому что она сначала убежала от разгневанного Сульса, но к вечеру осмелела и стащила черпак прямо из-под носа у художника. Он как раз пытался изобразить украшения на шее «прабабушки». В итоге, получилось логично – страшенный «прадедушка», вероятно, держал «самку гоблина» на колодезной цепи. Оружейник только своему господину терпеливо пояснял, что у «прабабушки» на шее – кулон в виде цветка с драгоценным камнем. А вовсе не амбарный замок с шестью дужками. Просто конюх, который предположил эту нелепость, ничего не понимает в украшениях. Но Нофер Руалон запретил Сульсу творить дальше. Он настаивал на том, что его предки хоть и не были благородными, но «не до такой же степени».
Но Оружейник не сдался. Стены зала удручали его пустотой и серостью. Он перепробовал на годность к художественному ремеслу всех окрестных крестьян. Конюха и кухарку – тоже. Испытания проходили у стен Замка. Сульс выдавал рисовальщику уголек и требовал портретов. Дождь несколько раз умывал холодными слезами старые камни. Но верный слуга был неумолим. К концу месяца Оружейник отобрал шестерых художников, в том числе и стража-привратника. Нофер позировать отказался, и рисовали его по памяти. Стражник в пьяном угаре разошелся на целых два портрета. Одно из его полотен оказалось «матерью Благородного Нофера». Кристу Руалону решили об этом пока не сообщать.
Сульс решал вопрос с охотничьими трофеями, портреты сохли.
Как-то по осени Крист Руалон, отужинав, как и привык во дворе, отправился ночевать в обычное место – на диван в Каминном Зале. Нофер очень устал. Весь день он обходил свои владения, как и велел ему Оружейник. «Надо показывать себя подданным и хоть раз в год собирать гарнизон на построение». Гарнизон строиться не хотел. Крестьяне, отпраздновав сбор урожая, ссылались на усталость, рассказывали о курах и жаловались на погоду. А строиться они будут… «если господин даст тесу и дранки». Намаявшись, Крист хотел только спать. А, попав в зал, решил, что уже уснул – вечным сном.
Зал был освещен факелами. Опущенная ниже обычного люстра, сияла на все шестнадцать свечей. Освещенные ярким пламенем, на Криста Руалона таращились со стен существа разной степени страшности. Конечно, превзойти Сульса не смог ни один мастер. Два портрета его работы победно разместились по обе стороны камина. У лестницы на второй этаж сверкали свежей краской три нарисованных чудища – яйцеголовое, змеемордое и невероятное с бычьими глазами. Добрейший Нофер не знал, как вразумить заботливого Сульса. Оружейник потратил немало сил на отделку зала и при этом почти не потратил денег. Оставшиеся четыре портрета Крист решил не созерцать – успеется. Его внимание привлекли сначала рамы картин. Наличники окон верхнего этажа были ошкурены, выкрашены желтой краской и, похоже, символизировали «золоченый багет». А над картинами…
Сульс долго не мог решить, что делать с «трофеями». Способ был только один, пусть и не самый лучший. Он обошел все окрестные деревни и заплатил крестьянам за забой старых свиней. Эти невежественные пахари не желали забивать летом даже старых, дряхлых животных! Каждую из пятнадцати голов Оружейник выварил сначала с солью, а потом с дубовой корой. Как сделать «кабанам» глаза он не знал, поэтому просто зашил шкуру, чтобы грозные трофеи не зияли пустыми глазницами. Конюху под угрозой расправы было запрещено раскрывать страшную тайну. Каждый вечер на конюшне Сульс набивал головы опилками, вставлял крепежные штыри и приделывал свиньям кабаньи клыки. Клыки были самые разные: большие и маленькие, но не слишком маленькие, и разной степени загнутости, как и положено природой. Оружейник сам отковал их, поэтому некоторые вышли слегка воинственными – трех и четырехгранными. Посоветовавшись со скотником, он окрасил эти «зубы» сначала белой, а местами – желтой краской: «как у матерого секача».
