Текст книги "Сначала жизнь. История некроманта (СИ)"
Автор книги: Елена Кондаурова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)
– Зорий, – весело отозвался парень. – Можно Зорик, меня так дед зовет!
Тось хмыкнул, представив себе, как любвеобильный дед зовет к себе внука. Зорик, Зорик! Ха. У них в деревне коров Зорьками звали. Впрочем, благодаря тому же любвеобильному хозяину, ему самому светила реальная перспектива превратиться в Антосика. Но, даже если так, будь он проклят, если когда-нибудь добровольно хоть кому-нибудь представится этим именем.
– А ты чему радуешься? – спросил он Зорика, чья веселость становилась все более и более заметной. – Я ж тебе вроде как соперник. Не страшно, если обскачу и всю контору себе захапаю?
Тот расхохотался, открывая дверь в комнату.
– Не-а, не страшно! Забирай хоть сейчас! Я вообще не хочу этим заниматься, меня сюда просто родня сплавила. Вот подрасту, и только меня тут и видели! Так что я тебе искренне рад, парень! Хоть будет, с кем словом перемолвиться, а то сижу вечерами один, как сыч!
Комната оказалась просторной и неплохо обставленной. Небогато, конечно, но Тось и не ждал роскошных апартаментов. Не чулан, и ладно. Ему иногда, благодаря щедрости бывшего хозяина, и на полу приходилось спать, и в конюшне, и под открытым небом тоже. А здесь даже две кровати. Правда, больше похожие на топчаны, но что с того?
– Будешь спать вот на этой, – махнул рукой Зорик на одну из кроватей. – Та – моя.
Тось, пожав плечами, направился к указанному топчану. На этой, так на этой.
– А как тут вообще? – спросил он, усевшись на набитый соломой матрац. – Работа тяжелая?
Зорик тоже с размаху плюхнулся на кровать.
– Не-а, – беспечно мотнул он чернявой головой. – Только противная. Возись с мертвяками этими целыми днями…. А потом девок калачом не подманишь, боятся, видишь ли. Говорят, от тебя покойниками воняет. Вот дуры. Это же составом для бальзамирования несет, а они…. Разве это жизнь?
Ну… Тось мог бы поспорить, но не стал.
– А ты чем бы хотел заняться, если не этим? – ему действительно было интересно, о чем может мечтать парень его возраста. У него самого с мечтами было как-то не очень.
– Да мало ли чем! – отмахнулся тот. – Чем угодно, лишь бы не тягять туда-сюда мертвяков! Раз дед тебя взял, у меня теперь будет куча свободного времени, и я, может, учиться пойду!
– Куда? – округлил глаза начинающий некромант. Для Тося эта мечта казалась такой заоблачной высью, что он даже не представлял, каким образом ее можно осуществить.
– Как куда? В наш университет, конечно! – небрежно качая ногой из стороны в сторону отозвался Зорик.
– А деньги у тебя есть? Платить же надо!
– Не-а, если вольным слушателем, можно и так!
Конечно, вольным слушателем! Тось вспомнил, что Денитий как-то упоминал о вольных слушателях.
– А на кого? Ну, учиться?
– Не знаю пока. Там столько факультетов, и магических, и таких. Сначала посмотрю, потом выберу. Дипломы вольникам дают точно такие же, как и студентам, главное, выдержать экзамены. Понял?
Тося уже достал легкомысленный тон Зорика, и он спросил почти грубо:
– Факультеты можешь перечислить?
– Ну, богословский, философский, юридический, языковедческий и теория магии – нисколько не обидевшись на грубость, начал загибать пальцы Зорик. – На эти принимают и с даром, и без дара, сам понимаешь, он тут не главное. На землеведческий, воинский, черноборческий и заклинательский берут только с даром. Потом целительский, сюда идут в основном дочки Ани, но и вольников, и слушателей других факультетов на их лекциях всегда как собак нерезаных.
– Почему?
– Почему? Вот недотепа! Во-первых, где еще можно столько знаний получить, да еще бесплатно? На лекции же всех пускают, это практические занятия только для студентов. А во-вторых, многие квалификацию хотят повысить. Например, воинам и черноборцам без анатомии никак – им надо про строение человека знать все досконально. Иначе как они будут убивать? И без травоведения тоже – вдруг ранят, а целителя рядом не окажется. Судебные эксперты тоже частенько бывают, им без анатомии никуда, надо же картину преступления воссоздавать. Кстати, о птичках, в смысле, о трупах. Некроманты там тоже часто ошиваются, хотя у них есть свои спецкурсы по анатомии. Но на целительском факультете предмет дают полнее, вот они и приходят. И на травоведение тоже….
– Некроманты? – вырвалось у Тося прежде, чем он подумал, что надо промолчать. – Они тоже тут учатся? – упоминал Денитий про этот университет, когда рассказывал про обучение Тосевых собратьев, он уже толком не помнил.
– Конечно! А где ж еще им учиться? – расхохотался над недоумением конкурента Зорик.
– Ну,… – Тось попытался припомнить, что говорил об этом господин бывший хозяин. – Я думал, они в этих, как их? Спецшколах….
– Во деревня! – продолжал скалиться Зорик. – Ты еще скажи в училищах! Там же только начальное образование получают! А если хочешь высшее, то надо в университет!
Тосю надоела его веселость.
– А ты откуда все знаешь, умник? – злобно бросил он соседу по комнате. – Может, свистишь тут, как соловей?
Тот оскорблено вскочил с кровати.
– Вот еще! Да я с десяти лет мечтал в университет поступить! У меня там отец учился!
– Да? И на кого? – не сдавался Тось.
– На юриста! Только он не доучился. Но все равно! Он мне рассказывал! И к деду Уникию меня отослал, чтобы я к университету поближе был!
Тось недоверчиво хмыкнул, на что Зорик отреагировал очень странно. Вдруг посерьезнел, подошел к Тосю, наклонился и таинственно прошептал на ухо:
– Ты секреты умеешь хранить?
– Ну…. – Тось не знал, умеет ли он хранить чужие секреты, как-то не довелось попробовать, но свой собственный он до сих пор хранил очень тщательно. Да и вообще, какой дурак на этот вопрос ответит «нет»? – Конечно, умею!
– Тогда слушай. На самом деле я уже выбрал факультет. Мне кажется, у меня проснулся дар.
– Чего? – Тось уставился на него с насмешливым удивлением. – Небось, черноборческий?
Тосю почему-то казалось, что все нормальные парни должны стремиться стать именно черноборцами. Но Зорик не принял его насмешку.
– Нет, не черноборческий. Дар некроманта. Пошли, я тебе что покажу!
Он повернулся и почти выбежал из комнаты. Очень заинтригованный Тось направился за ним.
Перепрыгивая через две ступеньки, они спустились в подвал – довольно большую и непривычно обставленную комнату, где, как понял Тось, и проходила подготовка покойников к погребению. Посреди комнаты, между шкафов, заставленных разными склянками, стоял стол, на котором лежало накрытое простыней тело. Тось предположил, что это то самое, которое он помогал поднимать на телегу.
– Вот, смотри! – выкрикнул Зорик, устремляясь к столу.
Он бесцеремонно схватил покойника за руку и заметно напрягся. Через несколько секунд мертвые пальцы в его руке слегка дрогнули.
– Видишь? – победно закричал Зорик. – Видишь?! Это же дар, правда?!
Тось пожал плечами, не очень уверенный в том, что правильно понимает происходящее.
– Э-э… Наверное, дар.
Возможно, он бы отозвался жестче или презрительнее, потому что, какой это к демонам дар, если бы в этот момент не ощутил исходящее от Зорика нечто. И понял, что, наверное, именно это Денитий называл «запахом некроманта».
По лбу Зорика стекал пот, он с такой надеждой заглядывал Тосю в глаза, ожидая одобрения, что тот почувствовал жалость, чуточку приправленную презрением. Надо же, капля дара, а туда же…. Однако все же собрат, хоть и хиленький. Тось решил его поддержать.
– Да дар у тебя, дар, успокойся! Только, извини, но… – Тось замялся, пытаясь выразиться помягче. – Я, конечно, не профессор с вашего университета, но, по-моему, ты и червяка не поднимешь….
– Да знаю, знаю, что я не Рэйба Темный! – затараторил Зорик. – Но я буду развиваться, я буду стараться! Я буду так учиться, что обо мне все заговорят! Ты же видишь, я покойников совсем не боюсь!
Тось слушал его с кислой миной, больше всего ему хотелось взять молоток потяжелее и настучать дураку по голове. Надеется, что заговорят о нем. Идиот.
– Слушай, а на фига тебе это надо?
– Что?
– Ну вот это. Быть некромантом. Думаешь, это такой кайф? Думаешь, к тебе девки будут больше липнуть, когда от тебя настоящей мертвечиной нести начнет? – От самого Тося, правда, ни разу не несло настоящей мертвечиной, но это к делу не относилось. – Думаешь, уважения добьешься? Еще чего! Да от тебя все шарахаться будут, как от чумного, придурок!
Произнося свою пламенную речь, Тось по-настоящему разозлился. Он вдруг представил, как бы сложилась его жизнь, не будь у него дара, и понял, что сложилась бы она неплохо. Может, и не так хорошо, как хотелось, но была бы и спокойнее, и… добрее, что ли. С отцом отношения не испортились бы. И тетку Фелисию он бы не поднял, а дядька Сегорий не отрубил отцу руку. Мать бы не ушла, Мира не заболела и не уехала. Все, все беды из-за него, из-за этого проклятого Хельфова дара!
– Сам придурок! – разозлился в ответ Зорик. – Подумаешь, уважать не будут! Плевать! Зато бояться будут, знаешь, как! У нас на улице один некромант жил, так ему даже мэр кланялся! Потому что быть некромантом – это власть, понимаешь?! Власть не только над мертвыми, но и над живыми. Они из-за своего страха все для тебя сделают! Говоришь, девки будут шарахаться? Вот еще! Да я тогда любую буду брать, какую захочу! Они все у меня будут вот где! – Зорик показал Тосю сжатый кулак.
Лицо его пламенело таким воодушевлением, что Тось отступил на шаг, не придумав, что возразить. Честно говоря, он никогда не думал, что некромантский дар можно применять таким образом. А ведь люди действительно боятся смерти и всего, что с ней связано, – некромантов, похоронные конторы и прочее. И почему бы не сыграть на их страхах?
– Моя настоящая мечта знаешь, какая? – вдруг вдохновенно продолжил Зорик. – Свой замок. Пусть небольшой, но свой. Чтобы ко мне вся округа съезжалась за услугами, а я выхожу такой, весь в черном, с черным посохом, и беру плату чистым золотом. Представляешь? Замок черного некроманта, а?
– А черноборцы не повяжут? – попытался охладить его пыл Тось. Замок черного некроманта. Жесть. – Это ж так засветишься, что….
– Подумаешь! – отмахнулся Зорик. – Ничего они мне не сделают! Некромантов всегда раз-два и обчелся, их теперь почти не трогают, боятся Хельфа разозлить. Ну если только какой сильно разойдется…. А я же не буду! Я буду приличным некромантом! За что меня вязать?
Тось поморщился. Стать приличным некромантом у него самого уже не получится. Никогда. Его можно вязать хоть сейчас.
– Ладно, все, я понял. Дар некроманта – это хорошо, замок – еще лучше. Пошли спать, завтра работать.
Тось повернулся и пошел к лестнице. Зорик тут же догнал его и заговорил просительно, заглядывая в глаза.
– Слушай, Тось, а ты не хочешь мне помочь?
– В чем? – удивился Тось. Мертвяков за него поднимать, что ли?
– В учебе, – ответил тот, как будто это было само собой разумеющимся. – Дед же меня не будет каждый день в университет отпускать, а так мы могли бы по очереди…. Ну, ходить на лекции…
– Так у меня же нет дара! – нехорошо усмехнулся Тось. – Мне-то зачем твои лекции?
– А ты пока присмотришься, определишься, куда тебе надо! – оживился Зорик. – Я тебе тоже потом помогу, клянусь! И когда некромантом стану, в моем замке всегда место для тебя найдется!
Тось вздохнул, не зная, что делать, смеяться или рыдать от смеха. Но сдержался и просто протянул Зорику ладонь.
– По рукам. Только покажешь, куда идти, я в городе первый день, ничего не знаю.
– Хорошо! – обрадовался тот, пожимая Тосеву ладонь. – Я прямо завтра!
И со следующего дня жизнь Тося стала намного интереснее, чем раньше. Работа в конторе ему очень понравилась и совсем не показалась тяжелой или неприятной. Он делал все, что нужно, легко и непринужденно, вникал во все подробности, в общем, господин Уникий не мог нарадоваться на способного ученика. В скором времени никто лучше Тося не мог забальзамировать тело и приготовить его к погребению. В этом немаловажную роль сыграли посещения лекций в университете, откуда он почерпнул новые рецепты для бальзамирования. Осознав, что ученики не теряют времени зря, господин Уникий стал отпускать их днем за новыми знаниями, а работать разрешал по вечерам. Это было довольно утомительно, но ни Тось, ни Зорик не жаловались.
Походив некоторое время в университет, они поняли, что открыто получить образование некроманта у них не получится. Вернее, получится, но это чревато неприятными последствиями – за некромантами и проклятниками охотились специальные люди, бравшие на заметку каждого, кто проявлял слишком большое усердие в изучении соответствующих наук. Лишнего внимания не хотели ни Зорик, который не торопился афишировать свои способности, ни тем более Тось, которому это вообще было ни к чему. Поэтому они разработали целый план, по которому Тось делал вид, что колеблется между юриспруденцией и теорией заклинаний, а Зорик демонстрировал желание стать судебным экспертом со специализацией по преступлениям, связанным с нечистью и нежитью. Они поделили между собой нужные лекции и ходили на них вперемешку с ненужными, хотя тоже по-своему интересными. Чтобы со стороны казалось, что им до подъема мертвых нет никакого дела, Зорик почти не появлялся на лекциях по теории некромантских заклинаний, предпочитая заучивать их по конспектам Тося, а Тось очень редко заглядывал на целительский факультет и в анатомичку, получая всю информацию о строении человека из Зориковых записей. Конечно, иногда им приходилось меняться, но они старались делать это только в тех случаях, если один из них действительно был занят.
И, разумеется, ни Зорик, ни Тось не могли удержаться от экспериментов с трупами, благо, что их похоронная контора процветала, и материал для опытов всегда был под рукой. Тось, забавы ради, да и для того, чтобы поддержать собрата, иногда делал что-то вместо Зорика. Например, тайком чуть-чуть приподнимал покойника или заставлял сказать несколько слов, пока Зорик надувался от напряжения, пытаясь сделать хоть что-нибудь. Это все больше убеждало Зорика, что ему суждено стать знаменитым черным-пречерным некромантом с черным-пречерным замком. Свои эксперименты Тось, естественно, проводил в одиночестве, когда будущий черный некромант в сиянии будущей славы отправлялся спать, поручив презренному слуге заканчивать работу.
Так прошло три года. За это время Тось совсем освоился в Тирту, насквозь пропитался его духом и начал считать себя таким же коренным горожанином, как и все остальные жители. Голову он теперь держал высоко, ходил степенно, и мало кто мог бы признать в нем того мальчишку с затравленным взглядом, каким он прибыл в Тирту. Он превратился в уверенного в себе молодого человека, не красавца, но не лишенного своеобразного мрачного шарма. Благодаря хорошей работе в похоронной конторе горожане знали его и уважали гораздо больше, чем легкомысленного Зорика, и даже больше, чем старого, полуослепшего чудака Уникия. Дед Уникий, кстати, в последнее время сильно сдал и почти не принимал участия в делах конторы, взвалив всю работу на плечи учеников. Никто не сомневался, что в самом скором будущем оба парня окажутся хозяевами весьма доходного предприятия.
Тось по-прежнему ходил в университет, где многому научился за это время – не только в области некромантии, в которой и так был силен от рождения. Его очень увлекла теория заклинаний – ее логика словесных построений шла рука об руку с поэзией, что буквально завораживала Тосев практичный ум. Для того, чтобы лучше понимать теорию, он даже самостоятельно выучил древнеиндарский – сложный и запутанный язык древних магов, который боги ниспослали им вместе с дарами. Неплохо у него шла и юриспруденция, хотя в эту дисциплину Тось старался не углубляться. По той простой причине, что не хотел слишком часто сталкиваться на лекциях с одаренными Весом-Правдолюбивым. Пусть они не нюхачи и не способны почувствовать исходящий от него «запах некроманта», но ложь эти ребята умели чуять, где угодно, – Тось в этом уже успел убедиться. Стали бы Весовы одаренные выяснять что-то о нем, поняв, что он врет, или нет, Тось не знал. Но здраво рассудил, что если твое каждое второе слово – ложь, лучше держаться от них подальше.
Однако знание законов Азерена, да и городских законов самого Тирту сильно успокаивало Тося и придавало ему чувство защищенности. Теперь он точно знал свои права и имел представление о том, как избегать обязанностей.
Короче, в тот день, когда Тось вошел в одну из аудиторий своего нелюбимого целительского факультета, то причиной этому было то, что Зорик был очень занят в конторе и не смог прийти.
Темой лекции были яды, и народу в аудиторию набилось немало. Дожидаясь начала, Тось посматривал с балкона для вольных слушателей на студентов, сидевших внизу, в аудитории, и взгляд небрежно скользил по белым балахонам философов, синим одеяниям юристов, зеленым – землеведов, темно-серым – черноборцев, светло-серым с широким черным кантом по рукавам и подолу – целительниц, коричневым – воинов. Да, сегодня собрались представители почти всех факультетов. Но взгляд Тося все равно невольно выхватывал из разноцветной толпы черные балахоны некромантов.
Он уже видел собратьев по дару на других занятиях и знал почти всех и по именам, и по силе одаренности, но все равно смотрел и смотрел на них, не в силах справиться с брезгливой жалостью. Несмотря на устрашающий цвет балахонов, некроманты выглядели довольно бледно. Не вызывающими страх, какими им положено быть, а жалкими и забитыми, как будто боящимися лишний раз вздохнуть. Тось давно понял, что жизнь у них тут не мед, но все равно не мог себе представить, что ждет их после университета.
Он искренне сомневался, что эти задохлики смогут заниматься чем-нибудь полезным, потому что средний уровень дара у всех был чуть выше, чем у Зорика. Ну, может, не чуть, тут Тось немного преувеличивал, однако почти половина из них не была в состоянии поднять человеческого покойника, ограничиваясь птицами и животными. Остальные могли, но только треть из них имела достаточно сил, чтобы заставить его разговаривать. Тося очень интересовал вопрос: кто будет кормить потом эту армию полунекромантов, а главное – зачем? Какой смысл в их обучении? Только, чтобы Хельфа не гневить?
Но больше всего Тося интересовало, куда подевались сильные некроманты вроде него или хотя бы Рэйбы Черного. Неужели всех «отсеяли» в этих загадочных спецшколах, куда ему так и не довелось попасть?
В аудиторию вошел лектор, и лекция началась. Тося яды не очень интересовали, зачем они тому, кто из любого может вышибить дух одним усилием воли, но, несмотря на это, он старательно записывал слова лектора в тетрадь. Потому что знал, что Зорик в подобной ситуации будет также старательно сопеть, записывая лекцию по заклинаниям, предназначенную для самого Тося. Впрочем, лектор попался интересный и читал очень живо, так что Тось к концу даже увлекся и после того, как прозвенел звонок, немного задержался, дописывая один любопытный рецептик. В результате он не вышел из аудитории вместе с вольниками, как обычно это делал, а попал в самую гущу столпившихся у двери студентов. Тосю два раза наступили на ногу, один раз толкнули, да так удачно, что он влетел прямо в стайку целительниц, которых недолюбливал и от которых принципиально старался держаться подальше. Дочери Ани обычно придерживались такой же тактики и не лезли ему на глаза, предпочитая прятаться под большими капюшонами. Но на этот раз Тосев взгляд невольно скользнул по юным девичьим лицам, обрамленным светло-серой материей, и… замер на одном из них, как будто увидел нечто невозможное.
Перед Тосем стояла тетка Фелисия, только немного моложе, и смотрела на него огромными серыми глазами. Тось попятился от нее, наступил кому-то на ногу, его толкнули, он не заметил. Ему хотелось крикнуть: нет, этого не может быть, ты не можешь быть здесь, ты же мертвая, тебя сожгли и закопали…. Но вдруг тетка Фелисия улыбнулась ему и сказала:
– Привет, Тось! Ты не узнаешь меня? Это же я, Мира….
Глава 9.
«…. На днях моя дорогая дочь встретила молодого мужчину, общение с которым увлекло ее настолько, что она, оставив университетские занятия, ушла с ним гулять и отсутствовала почти весь день. Разумеется, я далек от мысли, что между нею и этим мужчиной происходило в это время что-либо непристойное – зная свою дочь, я абсолютно уверен, что она не позволила бы этому свершиться даже в том случае, если бы не была дочерью Ани и не имела обязательства хранить свой дар. Я смею утверждать, что Госпожа моя Милосердная Анивиэль не ошиблась в Мире, доверив ей столь великое сокровище, ибо моя дорогая дочь обладает удивительной чистотой и порядочностью, каковые сделали бы честь любой благородной деве, не только человеческого, но и эльфийского происхождения. Моя Мира – само совершенство, я всегда это утверждал и буду утверждать, кто бы ни говорил обратное. Я видел ее в тот вечер, когда она вернулась домой. Ее прелестное личико освещала столь светлая радость, что воистину только бесчувственный и бессердечный чурбан мог заподозрить ее в чем-то предосудительном.
Прежде, чем я успел задать вопрос о том, где и с кем она провела этот день, она сама принялась мне все рассказывать. По ее словам, она совершенно неожиданно встретила своего молочного брата, с которым вместе росла и которого не видела с тех пор, как ей исполнилось одиннадцать лет. Разумеется, за это время молодой человек сильно изменился (как, впрочем, и сама Мира) и только этим можно объяснить то обстоятельство, что они смогли узнать друг друга только сегодня, хотя до этого три года ходили в один и тот же университет.
Из Мириного рассказа следовало, что они весь день бродили по улицам Тирту, не будучи в силах расстаться, и вспоминали свое далекое детство. Это очень понятно и объяснимо, я и сам поступил бы так, встреть я свою молочную сестру (которой у меня, к сожалению, нет, и никогда не было). Молодой человек поведал Мире историю о том, как он оказался в Тирту. Удивительно, но его родители тоже умерли, примерно в то же время, когда покинули этот мир родители Миры. Оставшись сиротой, мальчик нанялся в услужение к некоему почтовому служащему, который в дополнение к основной профессии выполнял обязанности нюхача (на моей родине таких называли узиэн-э-бан – храмовыми ищейками), и вместе с ним прибыл в Тирту. Здесь ему повезло, его на хороших условиях взял в ученики похоронных дел мастер. Не бог весть, какое счастье, но в то время молодому человеку было не до капризов, ему пришлось брать, что дают. Однако он не остановился на достигнутом, как сделали бы многие, а пошел дальше. Вот уже три года, как он посещает университет в качестве вольного слушателя, штудируя юриспруденцию и теорию заклинаний и, как уверяет Мира, продвинулся в их изучении довольно далеко. По крайней мере, по-древнеиндраски он изъясняется прекрасно, а это уже очень много.
Все характеристики, данные Мирой ее молочному брату, были весьма лестными, и, казалось бы, никаких поводов для беспокойства у меня быть не должно. Но, тем не менее, на сердце у меня темно и неспокойно, и я не могу объяснить себе, почему. Я отчего-то боюсь этого молодого человека. Боюсь того, что он разрушит душевное равновесие Миры (бедная моя девочка, она только недавно по-настоящему обрела его!), боюсь, что он каким-то образом разрушит наши с Мирой отношения, хотя им, вроде бы, с его стороны ничего не угрожает и угрожать не может. Возможно, я просто придаю слишком большое значение словам профессора Карлония, который два года назад лечил Миру. Он уверял, что корень всех проблем моей дочери кроется именно в этом молодом человеке. Кстати, она так ничего и не рассказала профессору о своем молочном брате и о том, какую роль он сыграл в драматичной истории поднятия ее покойной матери неизвестным некромантом.
Меня по-прежнему очень беспокоит душевное состояние Миры. Общение с профессором Карлонием, несомненно, очень помогло ей, но и он, и я сходимся в одном – до окончательного выздоровления девочке еще очень и очень далеко. Она похожа на надломленное деревце, которое в результате заботы и ухода немного окрепло и пошло в рост, но все равно каждый порыв ветра представляет для него смертельную угрозу.
А может быть, я просто ревную мое дорогое дитя, как любой отец ревнует свою дочь к тому наглому незнакомцу, который хочет похитить сокровище его сердца? Когда я думаю о том, что, не будь у Миры дара, она могла бы сейчас выйти замуж и навсегда покинуть меня, мне становится не по себе. Я чувствую, что совершенно не способен отдать ее кому-либо. Слава богам, что у нее есть дар, благодаря которому, она навсегда останется со мной. Я не хочу даже думать о том, чтобы расстаться с ней, она моя, только моя, мое милое дитя, мой самый родной на свете ребенок, мое совершенство. Если когда-нибудь у меня появятся родные по крови дети, сомневаюсь, что я буду привязан к ним сильнее, нежели к моей дорогой Мире. Я знаю, многие из моих соплеменников сочли бы это безумием и даже неким извращением, но это мои чувства, и я не считаю нужным их стыдиться…»
(из записок Аматиниона-э-Равимиэля)
С тех пор, как Мира встретила Тося, прошло несколько дней, а она все еще находилась в каком-то странном возбужденном состоянии, из которого никак не могла выйти. Она уверяла себя и всех окружающих, что рада видеть своего молочного брата, но на самом деле толком не знала и не хотела знать, что чувствует на самом деле. Ей казалось, что внутри у нее притаилась неведомая опасность, грозящая вдребезги разнести так тщательно придуманный и выращенный образ ее самой, Миры. Образ послушной и любящей дочери господина Амати, образ доброй племянницы, образ хорошей подруги и, наконец, образ самоотверженной и преданной своему дару дочери Милосердной Ани. Хотя отношения с Тосем у нее вроде бы складывались неплохо – он в первый же день расставил все точки над i, попросив у нее прощения за то, что поднял мать и объяснив, почему он это сделал. И Мира, разумеется, все поняла и простила. Она ведь дочь Ани, она должна быть совершенством, должна понимать и прощать. Она и раньше понимала, почему он это сделал, и прощала, потому и не сказала никому ни слова о его темном даре…. Но все равно. Клубочек непонятных чувств, на который Мира не хотела обращать внимания, продолжал тянуть и тянуть нити из ее души, запутывая их по пути все больше и больше.
Она почти перестала видеться с господином Амати, которого любила больше всех на свете (исключая Тося, разумеется) и которого считала своим отцом. Она видела, какую боль причиняет ему, но продолжала каждый вечер ходить на прогулки с Тосем, находя в них непонятное для себя самой, почти болезненное удовольствие.
Конечно, первым делом она выяснила, продолжает ли ее молочный братец заниматься своим «черным делом», но Тось уверил ее, что неприятности ему не нужны, и потому он давно забросил свои некромантские опыты. Он откровенно рассказал ей, что случилось с их семьями после того, как умерла Мирина мать, а ее саму отправили в Барн. Рассказал про отрубленную руку своего отца, про уход матери к Мириному отцу, про их жуткую смерть. После такого, – сказал ей Тось, – только идиот будет продолжать этим заниматься. И Мира поверила, потому что очень хотела поверить. Она ничего не знала о смерти отца, ей просто сказали, что он погиб во время пожара. Тетушка, заботясь о ее здоровье, тщательно оберегала ее от любых вестей из Краишевки. Мира не была уверена, что у самой тетушки сохранилась связь с родной деревней, ведь та не упоминала об Краишевке уже несколько лет.
Иногда Мире бывало хорошо рядом с Тосем, весело, почти, как в детстве. А иногда она ловила на себе его странный, темный, будто ненавидящий взгляд, от которого становилось не по себе. Мира старалась прятать от себя это «не по себе», как прятала и вопрос, который ей хотелось задать Тосю больше всего на свете. Вопрос звучал очень просто: Как ты мог так поступить с моей матерью, Тось? Если бы Мира не чувствовала себя обязанной быть совершенством, она бы выкрикнула ему в лицо: За что ты так поступил с моей матерью, она же любила тебя, дурак?! Когда такие мысли возникали у Миры, со дна ее души поднималась такая огромная темная волна, что ей становилось страшно. Она не могла ее контролировать, не понимала и не хотела признавать, что способна на такие гадкие и мерзкие чувства, совсем не подобающие дочери Милосердной Ани. Неудивительно, что ей тут же становилось стыдно за себя, и она изо всех сил давила эту волну, попутно убеждая себя, что она все простила, что ей хорошо и спокойно с Тосем, что он не виноват в том, что произошло, что ему можно верить, потому что он никогда не обманет и не предаст.
В большинстве случаев, Мире удавалось убедить себя, что все в порядке. Особенно удачно это выходило в те дни, когда они в разговоре не выходили за рамки учебы в университете или общих знакомых.
Но иногда Тось заводил разговор на более общие темы, такие, как жизнь и смерть, смысл человеческого бытия и прочее. Тогда Мира начинала нервничать. Ей такие разговоры не нравились, потому что Тось высказывал такие мысли, которых не встречалось ни в одной книге, и за которые его вполне могли вызвать на допрос к инквизиторам. Разумеется, она не собиралась доносить на него, но, чтобы умерить пыл молочного брата, старалась отвечать общими фразами, какими, по ее мнению, должна была отвечать на подобные вопросы любая дочь Ани.
Один такой разговор до жути напугал ее.
Начался он вполне невинно. Тось, как всегда, стал подшучивать над ней и над ее даром, вспоминая, как она в детстве лечила собак и кошек. Мира, хоть и не могла ответить ему тем же, припомнив, как он поднимал дохлых мух, потому что это подняло бы запретную тему его некромантского дара, все же довольно успешно отбивалась. Пока Тось не начал вполне серьезно допрашивать ее, что для нее означает жизнь. Мира тогда на него почти разозлилась. Как можно задавать такой глупый вопрос.
– Жизнь – это самое ценное, что есть на свете! – ответила она, как их учили. – И обязанность каждого человека хранить и приумножать ее!
– И мясника тоже? – невинно поинтересовался Тось.
– Что? – не поняла Мира. Какого еще мясника?
– Мясника, говорю, – охотно пояснил Тось. – Ты же ешь мясо? Мясник тоже должен приумножать жизнь?
Мира проглотила готовую сорваться с губ грубость. Мясо она ела. Сейчас, правда, очень редко, потому что господин Амати придерживался вегетарианской диеты, но раньше, в Краишевке, ела. Как все.
Тось отреагировал на ее задумчивость кривой усмешкой, но все же решил не щадить сестру.
– Хорошо, пусть не мясник, а крестьянин, который собирает урожай. Почему он засыпает зерно в амбар, чтобы зимой сожрать, а не разбрасывает по полям и лугам? Разве так он не преумножил бы жизнь?
