Текст книги "Сначала жизнь. История некроманта (СИ)"
Автор книги: Елена Кондаурова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)
Когда все было кончено, Тось вместе с бывшими инквизиторами, неустанно восхищавшимися его силой, спустился к поверженным черноборцам. Живых среди них не было, только кони еще храпели, подыхая. Оглядев поле боя, Фаравий обернулся к Тосю.
– Ну что, хозяин, поднимать кого-нибудь будете?
– А надо? – отозвался Тось, брезгливо разглядывая покойников. – Вряд ли кто-то из них согласится служить некроманту. Только возиться с ними.
– Попытка не пытка, – не согласился Фаравий. – Если бы мне при жизни кто-нибудь сказал, что я после смерти буду у вас на побегушках, я бы его прибил. Ну или осудил на двадцать лет каторги, что одно и то же.
– Ты не на побегушках, – возразил Тось, еще со времен дядьки Хродия искренне относившийся к своим поднятым как к обычным живым людям.
– Да это я так, к слову, – отмахнулся тот. – У нас все понимают, что такого хозяина, как вы, еще поискать. Но это к делу не относится. Я к тому, что кто-то может и согласится, мало ли…. А выгоды от этого вы можете получить немалые. Во-первых, еще одного сильного и хорошо обученного лича, а во-вторых, пугало, чтобы другие не совались. Чтоб всем было видно, что с ними будет.
Тось равнодушно пожал плечами.
– Ладно, надо, значит, поднимем.
Чуть надрезав запястье и бросив короткое заклинание, он без труда поднял всех поверженных черноборцев, но ничего хорошего из этого не вышло. Те плевались, обзывались нехорошими словами и все, как один, отказались ему служить. Их предводитель вообще попытался наброситься на Тося, чем очень разозлил своего хозяина. Ведь не мальчик уже, кажется, должен был понимать, насколько опасна, а главное, бесполезна его затея. Некромант имеет над своими поднятыми абсолютную власть, и тут уж ничего не попишешь. В результате Тось этой властью и воспользовался. Всех черноборцев упокоил и приказал развесить их тела на заборе, чтобы всем было видно, а их предводителя решил еще поучить, уж больно наглый попался. Но пока не придумал как именно, приказал просто заткнуться и замереть. В таком виде его и доставили в дом Тося, украсив живописной статуей черноборца кабинет черного и страшного некроманта.
Следующие пару дней Тось был очень занят, заканчивая работу над рвом и заполняя его водой, и потому совсем забыл о поднятом черноборце. А когда вспомнил и, ломая голову, как все-таки наказать придурка, приказал отмереть, то его удивлению не было предела. Всего два дня пребывания в полной неподвижности сделали из буйного и непокорного предводителя черноборцев жалкого раба, готового буквально лизать сапоги своего хозяина. Этот бывший во всех смыслах человек был готов на все, лишь бы его не заставили снова замереть. Тось, конечно, не отказал себе в удовольствии покуражиться над поверженным противником, однако делал это очень не долго. Стало жалко идиота, да еще и в памяти всплыло, что читал когда-то об опытах, которые ставили древние некроманты на своих поднятых. Оказывается, самыми страшными пытками для подопытных считались не боль и издевательства, а всего лишь полное лишение возможности двигаться и воспринимать внешний мир. От чувственного голода у них вскоре начинались галлюцинации, а через пару-тройку дней их разум окончательно погружался во тьму.
Тось, все еще пребывая в странно-равнодушном состоянии, тем не менее, ощутил отголосок вины за невольную жестокость. Однако вина была не настолько сильной, чтобы простить и упокоить сломавшегося черноборца. По мнению Тося, он не заслуживал прощения, как не заслуживали его погибшие от его руки дядька Снасий, кузнец Вахар и остальные краишевские мужики, которых он отправил на тот свет. Все, кто предают или пытаются убить, не заслуживают ничего, кроме ненависти, Тось уже давно это для себя решил. Даже Мира, единственная, кого он любил на этом свете, тоже не заслужила прощения за свое предательство. Воспоминание о том, что произошло между ним и его молочной сестрой, вызвало у Тося некоторое подобие настоящих чувств – небольшой всплеск ненависти, стыда и очередной отголосок чувства вины. Правда, за них тут же пришлось расплатиться приступом дикой головной боли, от которой хотелось завыть, как голодному волку.
Морщась от рези в глазах, Тось небрежным жестом отослал пленного черноборца к Фаравию, чтобы тот допросил и приставил к делу. Раз уж такой экземпляр оказался в их распоряжении, следовало извлечь из него максимальную пользу.
Это решение принесло неожиданные плоды. Сломанный черноборец, которого звали Лютеций, оказался очень и очень образованным человеком. Он знал много такого, чего не знали не только недоучившийся в университете Тось, но и получившие отличное образование инквизиторы. Вскоре в арсенал Тося и его поднятых перекочевало огромное количество атакующих и защитных заклинаний такой мощи, что это здорово повысило Тосеву уверенность в завтрашнем дне. А еще Лютеций выложил ему массу сведений о необычных возможностях использования некромантского дара, о которых Тось не только не знал, но даже предположить не мог. Например, при определенных условиях он, оказывается, мог любого человека превратить в оборотня и заставить себе служить. А еще материализовывать призраков, вызывать демонов, травить реки, насылать мор на скот, уничтожать урожай на корню и еще много интересных вещей. После постройки дома и окончания работы над рвом Тосю все равно было нечем заняться, и он решил поэкспериментировать.
Неожиданно это увлекло его. И, поскольку чувств у него теперь почти не осталось, а ум, как ни странно, стал даже острее, Тось открыл в себе недюжинный талант исследователя. Правда, первое время ему частенько мешали – то и дело перед воротами появлялись всякие проходимцы, потрясающие мечами и артефактами, и норовили причинить ему вред той или иной степени тяжести. Проходимцы были разными и действовали по-разному. Использовали всякие амулеты с сюрпризами и боевые заклинания, о которых Тось никогда раньше не слышал, нападали группами или в одиночку, однако результат их усилий был весьма скромным – они сумели всего лишь нанести кое-какой вред жилищу Тося да порешить несколько его поднятых. Упокоить же самого некроманта кишка у них оказалась тонковата. В конце концов, почти все из них, кроме совсем уж испорченных в процессе боевых действий, пополнили собой его коллекцию зомби. Помня о том, какой клад обрел в лице поднятого им Лютеция, Тось не собирался лишаться дополнительного источника знаний.
Проблему с их повиновением он теперь решал очень просто – всего лишь приказывал очередному поднятому проходимцу замереть и ставил, как статую у себя в коридоре. К середине лета у него уже набралась целая коллекция самых разнообразных представителей борцов со злыми черными некромантами. Среди полутора десятков черноборцев и сыновей Войта Справедливого затесалась парочка эльфов, три гнома и даже один дроу. Хотя, что Тось плохого сделал этому темному эльфу, почитающего Хельфа своим покровителем, некромант так и не выяснил. Дроу, когда ему приказали отмереть и вызывали на беседу, упорно хранил молчание по этому поводу, хотя на все другие вопросы отвечал довольно подробно. Можно было его заставить, но Тосю не хотелось этого делать. После пары недель пребывания в виде статуи, все бывшие враги и так, как правило, начинали общаться с ним с большим желанием. И их отношение к своему хозяину потихоньку менялось от презрительного и ненавидящего до весьма почтительного. Конечно, соглашаться на сотрудничество наиболее ярые борцы со злом пока не спешили, но молодой некромант только криво усмехался про себя, зная, что это всего лишь вопрос времени. Он-то видел, какими глазами они смотрели на него, когда он произносил очередной приказ: «Замри, но дыши, смотри, слушай и осязай!», опять превращая их в статуи после короткого разговора. Они даже не понимали, насколько он милосерден, позволяя им нюхать воздух, закрывать и открывать глаза, слушать доносящиеся до них звуки и ощущать кожей тепло или холод. А ведь мог бы лишить не только движения, но и всего этого богатства.
Конечно, в этом случае договор о сотрудничестве заключался бы гораздо быстрее, но Тось не торопился. Ему казалось, что так интереснее и забавнее, что ли. Наблюдать, как они потихоньку сдаются. Они, эти храбрые и непримиримые борцы с нечистью, с порождениями Темного Бога и со злом вообще. Те, кто всегда считали себя лучше него. Те, кто называли себя светлыми и добрыми. Те, кого он всю жизнь боялся и от кого убегал. Вот они, стоят теперь рядком у него в коридоре и ждут, как милости богов, когда он изволит с ними поговорить. А ведь хотели убить черного некроманта. Небось, попади он к ним в руки, колесовали-четвертовали бы медленно и с наслаждением. Добрые, чтоб их.
Ничего, пусть постоят теперь и подумают над своим поведением. Тось в меру сил злорадствовал и не стеснялся этого. А что? Имеет право, сколько он от них натерпелся. Все светлые и вечно правые, а он один не прав, потому что какому-то непонятному богу вожжа под хвост попала сбросить на него какой-то непонятный дар. Которого Тось, между прочим, не просил. Ну ничего, теперь и на его улице будет праздник.
Глава 12.
«…вот уже несколько месяцев я живу с ощущением, что вдруг умер и оказался в Хельфовой пустоши. И проклятые прислужники проклятого бога все время мучают и терзают меня, не давая ни минуты покоя. И в то же время я прекрасно понимаю, что напрасно грешу на Хельфовых прислужников, ведь мучаю и терзаю себя я сам и никто более. Мое чувство вины растет с каждым днем из-за того, что я сделал глупый и опрометчивый шаг, не отпустив Миру уехать в какую-нибудь далекую деревню, как она хотела, а вынудил остаться в окрестностях Тирту. Вина за совершенное мной непродуманное деяние невыносимо гнетет меня с тех самых пор, как выяснилось, что проклятый некромант обладает воистину чудовищной силой, из-за которой его никак не могут отправить к его Темному отцу, несмотря на то, городской этический совет прикладывает для этого воистину гигантские усилия.
К сожалению, пока безрезультатно. Некромант до сих пор жив (я даже в мыслях не могу назвать его Мириным братом, ибо это означает в какой-то мере осветлить его непроглядную черноту) и при этом все больше распространяет свое влияние на окрестности Тирту. Только на днях я узнал, что под его руку перешли еще два села у южной дороги. Это значит, что почти вся южная и юго-западная части предместий Тирту теперь находятся в его власти. По какому праву он их захватил? Да просто по праву сильного. Город уже начинает беспокоиться по этому поводу, ведь еще немного и этот мерзавец перехватит все ведущие в Тирту дороги.
Меня же более всего беспокоит то, что проклятый некромант вскоре сможет добраться до Миры.
Ужас охватывает мое сердце, когда я представляю, что он фактически может сделать это в любую минуту, если узнает, что она находится так близко от него и совсем одна, без защиты. Я лелею надежду, что он все же пока не знает о ее местонахождении, ведь моя дорогая дочь до сих пор цела и невредима. Я пишу ей каждый день длинные письма, умоляя вернуться в город и обещая достать назначение в любое другое место, куда она пожелает. Но мое честное и неподкупное дитя отвечает мне коротенькими записками, в которых отвергает все предложения, заявляя, что поскольку приняла на себя ответственность за жизни и здоровье людей, негоже эту ответственность сбрасывать из-за каких-то нелепых страхов. Подлеца-некроманта она по-прежнему считает своим братом (да проклянут боги его черную душу!) и испытывает необъяснимую уверенность, что он не причинит ей вреда. Моя милая дочь, такая необыкновенно умная во всех других отношениях, совершенно теряет разум, когда речь заходит об этом ничтожестве.
Я нахожусь в величайшей растерянности и не знаю, что делать. Забрать Миру силой я не могу, у меня нет таких прав. Она находится на службе и не оставит ее, пока сама не сочтет нужным. Новое направление выбивать для нее бесполезно – она ясно дала понять, что не примет его, и, как это не прискорбно признавать, она имеет на это право. Остается только увещевать (чем я и занимаюсь) и уповать на случай, который объяснил бы ей, сколь отвратительное создание ее так называемый братец. Светлые боги, помогите мне дождаться этого момента! Сохраните мое сердце в целости, чтобы оно не разорвалось от беспокойства за мое милое дитя, ибо я каждый день с великим нетерпением жду от нее очередной короткой записки, которая означает для меня в первую очередь то, что моя дочь жива и невредима….»
Добавлено через полчаса:
«….и еще одна вещь необыкновенно угнетает и мучает меня, заставляя терзаться от чувства, похожего на разочарование. Жители Тирту, люди, коих я так и не успел как следует изучить, но которых всегда считал в высшей степени достойными и разумными существами, по всей видимости, уже почти смирились с живущим фактически у них под боком некромантом. Ибо все чаще в городе раздаются голоса, что пора уже прекратить тратить огромные суммы на выплаты задатков отважным героям, кои возлагают на себя почетную обязанность сокрушить злобного некроманта. Поскольку, к общему прискорбию, сила некроманта столь велика, что оные герои все равно обречены на гибель, и паче того, на пополнение собой ужасной армии зомби. Что не только отвратительно и негуманно само по себе, но еще и нецелесообразно, потому что делает этого Хельфова выкормыша еще сильнее, чем он был доселе. Да и богаче, что греха таить, ведь все выданное героям в качестве задатка золото также утекает к нему.
Я сам слышал, как некоторые члены этического совета обсуждали возможность заключения с ним договора и взимания с этой персоны обычного для магов такого уровня тринадцатипроцентного подоходного налога. Видят Боги, это не укладывается в моей бедной голове! Также до меня доходят отвратительные слухи, будто некоторые состоятельные горожане уже обращались к некроманту за всякого рода помощью. Например, для того, чтобы наказать обидчиков, устранить конкурентов или осуществить семейную или цеховую месть. Я не хочу верить, но несколько случившихся в последнее время загадочных смертей, а также непонятных недугов, поразивших весьма известных граждан Тирту, заставляют меня испытывать смутные сомнения. О боги, не допустите, чтобы это было так! Неужели я, который мнил себя обладателем одним из самых острых и холодных умов среди моих сородичей, настолько ошибался в людях все эти годы? О боги, пусть мой острый ум на этот раз сделает ошибку, и мои подозрения не оправдаются ни в малейшей степени! Ибо, если это окажется не так, то это накроет сухим листом все, во что я верил, да и всю мою жизнь тоже….»
(из записок Аматиниона-э-Равимиэля)
Ула стояла рядом с отцом посреди большой неухоженной, дурно обставленной комнаты. Ее окружали грубо сколоченные предметы мебели: стулья, похожие на табуретки, и шкафы, похожие на гробы. На полу лежали потертые ковры, а окна защищали от почти летнего солнца совершенно безвкусные занавески.
На расстоянии двух шагов от девушки стоял большой, грубо сработанный стол, сплошь заваленный какими-то бумагами, а за столом сидел тот самый таинственный мятежный некромант, о котором Ула тайком мечтала последние полгода. И даже не совсем тайком – было дело, что она проговорилась о своих чувствах пару раз знакомым ребятам, очень уж восхищала ее сила и непокорность темного мага. Ребята, конечно, подняли ее на смех и покрутили у виска, не принимая всерьез девчоночью болтовню, только Зань, помнится, еще долго допытывался, откуда у нее такие мысли и действительно ли она так думает.
Да, не такой рисовалась Уле в мечтах встреча с таинственным некромантом. Даже в страшных снах ей не снилось, что она будет стоять перед ним беспомощной овцой – со связанными руками и кляпом во рту. Этот кляп ее особенно унижал, какая-то грязная тряпка, раздирающая рот и уродующая лицо. А совсем отвратительно и гадко было то, что рядом с Улой в этот момент находился человек, которого она не любила и боялась больше всех на свете – ее отец.
И еще, она абсолютно не понимала, по какой причине здесь находится. Отец ничего не объяснил, только связал, заткнул рот, втолкнул в карету и привез сюда.
– … помогите, вашество, во имя всех богов, помогите, – трясущимися губами бормотал тем временем родитель Улы, вызывая у дочери сразу два желания: первое – немедленно стать отцеубийцей, а второе – умереть от стыда и отвращения.
Вероятно, не слишком приятные чувства Улин отец вызывал и у некроманта, потому что тот прервал его излияния довольно грубо:
– Говорите толком, что вам нужно, или убирайтесь к Хельфу, у меня много работы!
Выглядел некромант довольно молодо, но красотой не отличался. Взгляд его был недобр и мрачен, а лицо тяжеловесно и неподвижно, однако это только придавало ему значительности в Улиных глазах.
Губы отца Улы затряслись еще сильнее, хотя казалось, что сильнее уже невозможно.
– Господин некромант, простите, что отрываю, так сказать, от дел, но у меня такое дело, можно сказать дело жизни и смерти,…. – наткнувшись на холодный взгляд некроманта, Улин отец понял, что искушать судьбу своей болтовней дальше все же не стоит. – У меня есть враг! – вдруг четко выговорил он.
– Наконец-то разродился! – усмехнулся некромант, откидываясь на спинку стула. – Ну и? Враги есть у всех.
– У меня такой враг, господин некромант, что нам двоим тесно на этой земле. Либо я, либо он.
– Не скажу, что мне интересно, но давай дальше! – поморщился некромант.
– Меня зовут Ванисий из Зоргу, я купец, – назвался Улин отец. – Торгую пряностями, редкостями всякими. У меня магазинчик в квартале юристов. Почти двадцать лет дела шли неплохо, моя семья никогда не голодала. Но недавно поселился у нас неподалеку змей нечистый, сволочь поганая, вурдалак ненасытный!….
– Короче! – прервал некромант. – Имя?
– Шаватий из Криты! – с ненавистью выплюнул отец Улы. – Он мне всю торговлю испортил! Я почти разорен. Господин некромант, если вы откажете, я по миру пойду, а у меня дети! Имейте жалость к несчастным сироткам!
– Какие же они сиротки? – удивился некромант. – При живом-то отце.
– Да я-то жив еще, – голос Улиного отца стал слезливым и оттого еще более неприятным, – а вот мать их не вынесла бед и невзгод наших, да три месяца назад и померла!…
Если бы у Улы не был заткнут рот, она бы сейчас плюнула на дочернее уважение и многое рассказала презрительно разглядывающему отца некроманту. Потому что в рассказе отца не было ни единого слова правды. У отца действительно был магазин, но торговля в нем всегда шла плохо. И дело было не в том, что отцу мешали конкуренты, а в том, что он чаще прислушивался к собственным жадности и глупости, чем к добрым советам окружающих. Он всегда покупал самый дешевый и некачественный товар, а продавать его пытался втридорога. Пока была жива мама, им удавалось сводить концы с концами только потому, что их частенько выручал мамин отец, дедушка Улы, бывший очень состоятельным человеком. Когда умерла мама, а вслед за ней и дед, который не смог пережить смерть любимой дочери, спокойная и сытая жизнь для Улиной семьи закончилась. Почти все дедовы деньги достались маминым братьям, а те с зятем никогда не ладили, и потому помогать ему не собирались. Сосед же их, господин Шаватий, которого отец всей душой ненавидел и хотел извести, был неглупым и вполне достойным человеком, и никого специально не подсиживал. Просто жил и торговал так, как считал нужным. Разве он виноват, что ему завидует сосед-неудачник?
Ула надеялась, да что там, была почти уверена, что предмет ее тайных воздыханий сейчас задаст отцу пару наводящих вопросов и во все разберется, если, конечно, уже не разобрался, ведь он же умный, а как же иначе? Но к ее удивлению некромант только довольно равнодушно поинтересовался:
– И что ты хочешь, чтоб я сделал?
Глаза Улиного отца кровожадно блеснули.
– Хочу, чтобы он отправился к Хельфу! Ну или заболел на худой конец….
– Смерть будет стоить дороже, – зевнув, проговорил некромант. – Ты вообще как со мной расплачиваться собрался, если вроде как разорен?
– Ваша правда, господин некромант, – понурился купец. – Денег у меня почти не осталось, но заплатить найдется чем. Вот, ею! – и он вдруг резко толкнул вперед не ожидавшую ничего подобного Улу. – Моя дочь, господин некромант! Молодая, здоровая, красивая, кровь с молоком! Девственница еще… – полушепотом добавил он, подмигивая в сторону некроманта.
Ула была настолько шокирована происходящим, что боялась, что у нее глаза вывалятся из орбит. Да как он может так с ней поступать??? И это ее отец!!! Это невероятно! Это невозможно, наконец!
Между тем отец Улы, углядев сомнения на лице некроманта, снова жалобно заныл.
– Свою кровиночку вам отдаю, доченьку любимую, единственную, чтобы других детушек от верной смерти спасти! Не побрезгуйте, господин некромант, всеми богами молю!
Некромант встал, подошел к Уле, задумчиво посмотрел на нее.
– На кой мне сдалась твоя кровиночка? Что я с ней делать буду?
Лицо купца перекосилось, принимая еще более жалостливое выражение. Лицо наблюдавшего за этим процессом некроманта тоже, но уже от скуки.
– Хотя…. – он еще раз посмотрел на Улу, – ладно, возьму.
Некромант положил на лоб девушки ладонь и прикрыл глаза. По телу Улы прошла ледяная волна, ее затошнило, и стало так плохо, что на мгновение она потеряла сознание. Потом пришла в себя, поддерживаемая жесткими неласковыми руками темного мага.
– Придешь, когда я позову! – властно приказал его голос. – А пока иди с отцом и живи, как жила!
Потом Ула ехала в карете домой и пустыми глазами смотрела на проплывающие мимо пейзажи. Все произошедшее казалось дурным сном. Отец сидел напротив, злой и недовольный. Хотя, с чего ему быть недовольным, Ула не понимала. Это ведь он ее продал, а не она его.
– Ты мне не дочь, – вдруг сказал отец.
Ула криво усмехнулась. Хотела промолчать, как обычно, но потом решила, что хватит.
– Это я давно уже поняла, – подняв на него невидящие глаза, сказала она. – Ты никогда не относился ко мне, как к дочери.
– Нет, ты не поняла, – кулаки отца нервно стиснули набалдашник трости. – Твой настоящий отец обрюхатил твою мать и сбежал. Так что ты не моя дочь, а …!
Грязного ругательства, произнесенного в ее адрес, Ула почти не заметила. У нее в голове будто что-то щелкнуло, и разрозненные ранее картинки вдруг встали на место. Она поняла, почему отец… вернее, не отец, а Ванисий всегда ее недолюбливал, а мама от него защищала, как могла. Почему младшие братья так непохожи на Улу и почему она никогда не могла найти с ними общий язык. Почему мама так трепетала перед этим ничтожеством. Почему она вообще за него вышла.
Тут Ула вдруг расхохоталась.
– Ты женился на ней из-за денег, да? – спросила она сквозь душивший ее смех. – Тебе дед заплатил? Сколько, если не секрет? А сколько потом приплачивал?
Глаза Ванисия вспыхнули, он неожиданно размахнулся и ударил Улу тростью по плечу, заставив подавиться смехом.
– Заткнись, дрянь!
Окованный медью конец трости смотрел ей в лицо.
– Скажешь еще слово, и я за себя не отвечаю!
Схватившись за больное плечо, Ула испуганно наблюдала, как острая палка подрагивает перед ее носом. Теперь она поняла и то, почему дед оставил именно ей такое большое наследство. Гораздо большее, чем всем ее братьям вместе взятым. И еще оставил распоряжение, чтобы ей выдали его лично в руки по достижению двадцатилетнего возраста, то есть через два года. Впрочем, она этих денег теперь, скорее всего, не увидит.
Тось был недоволен. Ему до печенок достало, что его постоянно отвлекают от работы.
– Как они вошли сюда? – поинтересовался он у переминающегося с ноги на ногу Фаравия.
Зомби чувствовал себя виноватым и явно нервничал. Хотя вроде зомби и не должны ничего чувствовать, тем не менее. Тось не знал, почему у него получаются такие неправильные зомби, и это добавляло ему плохого настроения. Если бы не отвлекали, он бы давно понял, что он делает не так. Или наоборот так.
– Подкоп со стороны реки, – опустил глаза Фаравий. – Кто ж знал, что у них копательный амулет, хозяин?
– А предусмотреть никак?
– Но не стороны же реки! Там обрыв какой! Я до сих пор не понимаю, как они умудрились!
– Ладно, – Тось начал выходить из себя, – хорошо! Копалка со стороны реки – это, конечно…. Но почему меня чуть вышкой не пришибло, ты мне можешь объяснить?
– Тоже амулет, – отвел глаза в сторону Фаравий.
– Взрывательный, – издевательски уточнил Тось. – И предусмотреть тоже никак нельзя, потому что, какой идиот будет магически укреплять опоры вышки, если они все равно во дворе и защищены забором, так?
Фаравий отвернулся и начал разглядывать пятно на стене.
– Ты хоть понимаешь, что эти два олуха меня чуть не убили?
– Понимаю, хозяин.
– Ни хрена ты не понимаешь! Они даже не маги! О боги! Сколько к нам приходило всякой магической шантрапы, и ни один даже на забор не влез, не то, что вовнутрь. А тут заявляются два придурка без малейшего дара всего с двумя амулетами – и на тебе! Вышка падает в сантиметре от моей головы! – Тось сверлил Фаравия уничтожающим взглядом.
– Да, хозяин.
– Что «да», идиот?! – терпение у Тося стремительно заканчивалось.
– Надо укрепить вокруг дома все, что можно. И со стороны реки тоже.
Ну наконец-то здравые речи.
– Пшел выполнять! – процедил Тось, усаживаясь обратно за стол. – Да, и скажи, чтобы ко мне привели этих придурков, хочу на них посмотреть.
Придурки, которых перепуганные зомби доставили к Тосю в кабинет меньше, чем через минуту, выглядели жалко. Мокрые, грязные и побитые. Но это единственное, что у этих двоих было общего. В остальном трудно было представить себе более отличающихся друг от друга людей. Один маленький коротконогий брюнет, а второй блондин, длинный и тощий, как жердь. Правда, присмотревшись, Тось понял, что вели они себя тоже по-разному. Чернявый коротышка постоянно вертел головой, разглядывая то Тося, то его кабинет, а долговязый блондин был абсолютно неподвижен, его рыбьи глаза были словно обращены внутрь себя и ровным счетом ничего не выражали.
– Кто такие? – равнодушно спросил Тось, прикидывая, стоит ли их прибить их окончательно и бесповоротно или все же потом поднять и как-то использовать. Возможно, они окажутся полезными. Хоть по виду и не скажешь, что тут что-то стоящее, но этим двоим все же хватило ума едва не отправить его на тот свет.
Чернявый коротышка встрепенулся и уставился на Тося подобострастным взглядом.
– Мое имя Жанурий Высокостильный, – при этом он довольно низко поклонился, – а это мой друг Леций Молчаливый, Ваша Темность, то есть, э-э-э,… простите, богов ради, никогда раньше не доводилось общаться с некромантами, Ваше Темнейшество!
Тось слегка заинтересовался.
– Странные имена. Вы откуда?
– О, Ваше Темнейшество, наши имена суть псевдонимы! – коротышка широко развел руки в стороны, словно демонстрируя такую чудесную вещь, как эти самые псевдонимы. – Мы, изволите ли себе представить, литераторы. Я прозаик, а мой друг – поэт. Правда, в последнее время он почти не пишет, у него кризис. Но не творческий, а как бы это помягче выразиться? Мировоззренческий и философский.
– Вот как? – приподнял брови Тось.
– Да, Ваше Темнейшество! После того, как его едва в очередной раз не отправили на тот свет за стихи, он ударился в мизантропию и даже, не побоюсь этого слова, в исихазм.
Тось отложил перо и внимательно посмотрел на тощего поэта.
– Что такое «исихазм»?
– О, это интереснейшая вещь, Ваше Темнейшество! – с энтузиазмом принялся объяснять коротышка. – Уверяю вас, не будь я так болтлив, я непременно последовал бы примеру своего друга и тоже ударился в этот самый исихазм. Это удивительнейшее духовное учение, оно, как вы уже, наверное, догадались, глядя на моего друга, предполагает полное молчание. Последователи этого учения полагают, что мысль – облеченная в слова – есть мертвая мысль. Живая же мысль – бессловесна, она прекрасна в своей изменчивости и переливается огромным количеством оттенков, которые наш бедный язык просто не в силах передать. Смотрите, – вдруг шепотом сказал коротышка, показывая на тощего поэта, – вот как раз сейчас он любуется очередным сотворенным им стихотворением, не выраженным им словесно! Посмотрите на его лицо, какая экспрессия! Какое вдохновение!
Тось бросил короткий взгляд на поэта и не увидел ровным счетом ничего, кроме обычной флегматичной физиономии.
– Так почему вы хотели меня убить? – прервал излияния коротышки Тось. – Я помешал вашему молчаливому другу наслаждаться видением своих стихов?
Тот бросил на него быстрый испуганный взгляд, но тут же взял себя в руки.
– Ах, Ваше Темнейшество, слаб человек, воистину слаб! Даже такому возвышенному человеку, как мой друг, приходится иногда поступаться принципами, а чего уж говорить обо мне?
– Так почему же?
– Золото, Ваше Темнейшество! Презренный металл, источник боли и радости, благодеяний и преступлений, тихих семейных радостей и самого низкого разврата….
– Короче, прозаик! – не выдержал Тось.
Тот вздрогнул.
– Вам ведь известно, Ваше Темнейшество, что за вашу голову назначена награда?
– И вы решили, что моя голова – надежный источник дохода? – Тось был просто поражен такой наглостью.
– Каюсь, Ваше Темнейшество! – виновато опустив голову, развел руками коротышка. – Нашим оправданием служит то, что даже таким далеким от грубых материй существам, как поэт и прозаик, все же иногда нужно кушать. Заработать же на сии потребности честным литературным трудом, к сожалению, не всегда возможно, вот и…. Приходится идти на сделку с совестью и предавать собственный талант!
Тось неожиданно развеселился. Наглость коротышки не знала предела, но была воистину забавной.
– Ну насчет того, что вы предали свой талант, я бы с вами не согласился. Пытались меня убить вы очень талантливо. Пожалуй, как никто до вас.
– Вы нам льстите, Ваше Темнейшество, – коротышка отвесил горделивый поклон. – Мы всего лишь скромные литераторы!
– Вот именно, что литераторы, – подтвердил Тось. – Страшно представить, что от меня осталось бы, напади на меня столь же талантливые убийцы.
Произнося этот комплимент, Тось уже все для себя решил. В качестве зомби от этих двоих не будет никакого толку, нет смысла держать. Для веселья разве что…. Но ему сейчас веселиться некогда, и так отвлекают все время по пустякам. Отпускать своих неудавшихся убийц он тоже не собирался. Мало ли что еще придумают. Нет, лучше всего скормить их Фаравию и остальным, чего добру пропадать. Крестьяне хоть и таскают скотину, но армия у него собралась немаленькая, крови и свежего мяса всегда не хватает.
– Семьи есть? – зачем-то поинтересовался он у прозаика, уже поглядывая на очередной пергамент с заклинаниями.
