Текст книги "В глубине стекла"

Автор книги: Елена Искра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

Глава 15

Ольга перетащила лежак в тень. Вчерашний день на солнце уже давал о себе знать горящей кожей на плечах, бёдрах, спине. И крем, которым она намазалась утром, помог мало. В тени грибочка было совсем хорошо, можно было, прикрыв глаза, погрузиться в состояние блаженной расслабленности, отдаться вялому течению мыслей. Собственно, это были даже не мысли, выраженные словами, а так, череда образов.

Вчерашнее приключение не вызывало у неё сегодня ни радости, ни неприязни. Было, пожалуй, даже немного приятно, что она вызывает у мужчин желание, притупилось чувство неудовлетворённости, терзавшее её последнее время. «Да, – думала она, – надо личную жизнь устраивать, а то я скоро на каждого встречного кидаться буду, но Вовчик – это не вариант, даже для курорта».

Саня с Вовчиком уже подваливали к ним с утра, так сказать, освежить знакомство. Вика радостно защебетала со своим «Шварценеггером», как его мысленно окрестила Ольга, а сама она ответила Вовчику замороженным взглядом, когда он панибратски похлопал её по плечу. Уж очень ей не понравился его хозяйски-уверенный жест. «Остынь, мальчик, – подумала она, – надо быть скромнее». Такой холодно-равнодушный, неподвижный взгляд она отработала на своих учениках. Нарушителя дисциплины в классе можно было даже не ругать, достаточно было просто замолчать и посмотреть на него таким мёртвым, ничего не выражающим взглядом. От него шалун начинал неуверенно оглядываться, ёрзать, замолкал и опускал глаза. А один даже расплакался. Вот и сегодня, всем своим видом она продемонстрировала Вовчику, что с трудом припоминает, кто он такой. Нечто вроде: «Мы разве знакомы? Встречались? Да? Ну может быть, может быть».

Вовчик быстро смешался, от его самоуверенности не осталось и следа, а когда Ольга в ответ на предложение плыть с ними сейчас на катере к коралловым рифам лишь иронично передёрнула плечами, мол, нашли чем удивить, и отказалась, Вовчик потух окончательно. Вика, удивлённо посмотрев на Ольгу, быстренько собралась, и они двинулись к причалу, а Ольга перетащила лежак в тень и наслаждалась покоем. «Нет, – снова подумала она, – Вовчик – это не вариант, хотя, если его слегка обломать…»

Его вчерашние усилия не доставили Ольге особого наслаждения, но и отвращения он не вызывал. «Ладно, – думала она, – вечером посмотрим, нужен же мне, в конце концов, мужчина. Я сюда отдыхать приехала или нет?»

Эти простые, «житейские» мысли словно оттесняли в дальний уголок сознания другие, неприятные, раздражающие, выводящие из состояния сытого, ленивого удовлетворения. «Что ты делаешь?! – будто кричал кто-то издалека. – Как ты можешь?! Ты что, шлюха?! Какой Вовчик?! Ведь здесь Олег! Он рядом! Беги к нему!» Голос этот Ольга старалась заглушить мыслями о простых и понятных желаниях, но он всё равно прорывался через завесу, властно погружая её в воспоминания. И в дымке прошлого, будто в толще стекла, ей смутно виделись туманные картины. Были ли они истинными, или это было лишь её сегодняшнее представление о прошедшем? Бог знает.

В ту осень она впервые почувствовала себя женщиной. Не выросшей девчонкой, занимающейся украдкой от взрослых сексом, а настоящей ЖЕНЩИНОЙ, продолжательницей и хранительницей рода человеческого, любящей и любимой, готовой в этой любви отдавать себя без остатка и брать так же без остатка своего МУЖЧИНУ. Этим мужчиной, конечно, был Олег. Жизнь разделилась на две неравные части: одна – большая, нудная и тягучая, когда Олега не было рядом, и другая – пролетающая, будто мгновение, когда они были вместе. В школе, во время уроков они почти не виделись, лишь изредка на лестнице или в учительской. Случайно столкнувшись, они кивали друг другу как малознакомые люди, здоровались и разбегались по своим делам.

Когда же уроки кончались, они спешили друг к другу, сталкиваясь порою в коридоре на полпути. Закрывшись в кабинете, они, словно два подростка, начинали яростно целоваться, пока сбившееся дыхание не останавливало их.

– Пошли ко мне, – говорил каждый раз Олег, но Ольга, закрыв ему рот благодарным поцелуем, отрицательно качала головой. Ей нужно было готовиться к урокам. Уже с первых дней работы Ольга поняла, что вести урок без тщательной подготовки она просто не в состоянии. Нужно было хорошенько продумать, что и как она будет объяснять, какие примеры даст для закрепления, прорешать эти примеры, чтобы потом, на уроке, не сбиться, не запутаться. Всё это нужно было аккуратно записать в толстую тетрадь, чтобы сохранить на будущее, когда она снова будет вести эту параллель. Составление такого конспекта урока занимало от получаса до двух часов, а так как, в среднем, каждый день их нужно было штуки три, времени в будни почти не оставалось. Да ещё тетради проверять надо, ну, у девятых, ладно, можно и редко, а у шестых каждый день. В будни Ольга чувствовала себя цирковой лошадью, несущейся галопом по кругу, всё быстрее и быстрее, под аккомпанемент щёлканья хлыстом. И как бы эта лошадь ни ускоряла свой бег, она всё равно не придёт к финишу первой, потому что его попросту не существует.

Почти каждый день у неё было по шесть уроков, и она очень уставала. Тридцать человек приходили в кабинет математики, казалось, с единственной целью – помешать ей провести занятие. Первое, чему пришлось учиться, это держать дисциплину, замечать всё, немедленно пресекать нарушения порядка и быть в этом беспощадной. Только ясное понимание ребёнком того, что нарушать дисциплину ему никто не позволит, что за каждый проступок последует немедленное и неотвратимое наказание, могло заставить его работать. Только при этом условии мог идти урок. И для каждого из тридцати детей нужно было найти понятные слова и ясные примеры для объяснения, подобрать задания, исходя из способностей.

Столкнувшись со школьными учебниками, Ольга поразилась их запутанности, перегруженности абсолютно не нужными, трудными для понимания и запоминания терминами, заумности некоторых объяснений. Даже ей, человеку с высшим математическим образованием, порою было сложно разобраться, что хотел сказать автор.

После уроков, около двух часов дня, она перекусывала в школьном буфете и садилась проверять тетради. Каждый день, в среднем, проверить нужно было около пятидесяти работ, а когда, в конце четверти, все классы писали итоговые контрольные, у неё на столе скапливалось их около двух сотен. Домой брать работы Ольга не пыталась, зная, что там до них руки всё равно не дойдут.

В пятницу она доделывала все свои дела в школе, проверяла стопки тетрадей и только после этого они шли к Олегу. Быстренько ужинали и с головой окунались в чудесный мир любви и ласк, когда каждый старался не столько получить, столько одарить другого, а потому получал во сто крат больше. В одиннадцать Ольга грустно целовала Олега возле своего подъезда, чтобы на следующий день и в воскресенье снова позвонить в его дверь.

Ольга замечала, что характер её меняется. Она стала уверенней в себе, легче принимала решения.

И с детьми её отношения стали более ровными. Всю первую четверть ей приходилось доказывать своим ученикам, что она – учитель. Дети далеко не сразу признали за ней право командовать ими, предъявлять им требования. Первые два месяца они, казалось, проверяли её на прочность. Так ли уж обязательно выполнять её распоряжения? Нужно ли делать домашние задания? Будет она их проверять или так сойдёт? А если на уроке валять дурака, стерпит или нет? А если никому не мешать, но ничего не делать? Обещала позвонить родителям – позвонит или забудет? Поставит двойки или только пугает? В конце первой четверти они, видимо, получив ответы на все эти и многие другие вопросы, утихомирились.

В ноябре Ольга почувствовала, что подспудное внутреннее недоверие и сопротивление детей прошло. Они поняли, что с ней лучше не связываться, и признали её права окончательно и безоговорочно. Теперь ей не нужно было весь урок напряжённо ожидать подвоха, не нужно было собранно следить за действиями каждого. Урок шёл по накатанной дорожке, каждый делал то, что ему полагается, а если кто-то вдруг выпадал из общей картины, он сразу выделялся на фоне класса и справиться с ним уже не составляло никакого труда.

Работа ей нравилась. Она любила и понимала детей, прекрасно помня, какой она сама была в их возрасте. Особенно хорошо складывались у неё отношения с девушками девятых классов, для которых она стала не просто учительницей, но и чем-то вроде старшей подруги. С одной стороны, она была близка им по возрасту, разница в восемь-девять лет объединяла их в одно поколение, с другой стороны, она уже относилась к миру взрослых. К ней стали обращаться с вопросами, зачастую интимными, в надежде получить понятное разъяснение или дельный совет, а не нравоучения или оскорбления, на которые можно было нарваться у многих учителей и родителей.

Да и с шестым классом «В», где она была классным руководителем, она нашла общий язык. Хотя те сто долларов, которые ей подарили родители ребят, давно были истрачены и превратились в несколько незаметных, но крайне необходимых вещей, у Ольги сохранилось чувство благодарности к людям, вспомнившим о ней. Отблагодарить она могла, только позаботившись об их детях. И она заботилась. Баловала их по-своему. Хотелось и отметки поставить получше и сводить куда-нибудь. Всё-таки выкроила время и поехала с ними в зоопарк. И хотя то, что там происходило, она сама называла «зоопарк в зоопарке», осталась довольна, да и дети тоже.

Но главным в её жизни, конечно, был Олег. Что бы она ни делала, чем бы ни была занята, он незримо присутствовал рядом. Вечером, уютно сворачиваясь на своей кровати, она мысленно говорила ему «Спокойной ночи», чтобы утром, проснувшись, сказать «Доброе утро». Подходя утром к школе, оглядывалась, нет ли его рядом, а поднявшись на свой этаж, в первую очередь смотрела, открыта дверь его кабинета или нет. Всю рабочую неделю она жила в ожидании той минуты, когда окажется в его объятиях.

И только две вещи омрачали её в целом счастливую жизнь: мама и деньги. Денег катастрофически не хватало, а с мамой становилось всё сложнее и сложнее.

Мама, по всей видимости, о многом догадываясь, забеспокоилась и начала выведывать у дочери подробности. Ольга привычно отмалчивалась либо отделывалась самыми общими фразами.

Мать начала потихоньку просматривать Ольгины личные вещи, что, впрочем, она и раньше иногда проделывала, прикрываясь от укоров, словно щитом, словами «Для твоего же блага». Нашла в сумочке противозачаточные таблетки, устроила скандал. Но Ольга только презрительно хмыкнула и, посмотрев свысока, как на нашалившего ребёнка, укоризненно спросила: «Неужели тебе не стыдно обыскивать мою сумочку?» – и ушла к себе в комнату, хлопнув дверью. Только в одном она не могла переступить через материнское «нет». Когда она заявила, что останется с субботы на воскресенье ночевать «у подруги», у матери началась такая истерика, что Ольга с ночёвками у Олега решила пока не торопиться. Конечно, матери она не боялась, но не хотела, чтобы та билась в истеричных рыданиях, доводя себя до обморочного состояния. С ночёвками можно было подождать.

Гораздо хуже было другое. Мать в последнее время совершенно разучилась рассчитывать и тратить деньги. Она то начинала судорожно экономить каждую копейку, покупая по бросовым ценам несъедобную дрянь, то, наслушавшись рекламы, выкладывала кучу денег за очередное чудо-средство, избавляющее от всех болезней. Ольга понимала, что единственный выход – это брать все закупки в свои руки, но, во-первых, ей этого совершенно не хотелось, а во-вторых, она не была уверена, что мать согласится отдавать ей свою пенсию. А денег и без маминых чудачеств хватало еле-еле, только оплатить квартиру да на еду. То, что Ольга заработала за осенние каникулы, пришлось очень кстати, но давно растаяло без следа.

Наступил декабрь. Получив зарплату за ноябрь, Ольга мысленно распределила имеющиеся финансы и ей стало грустно от мысли, что на подарки к Новому году не остаётся почти ничего. А ей так хотелось купить Олегу что-то памятное. Ей так и виделось, как они сидят вдвоём в его квартире, только она и он, и больше никого. Посредине комнаты стоит украшенная ёлка, накрыт небольшой столик для двоих, горят свечи. После боя курантов, бокала шампанского и поцелуя она достаёт синюю коробочку, перевязанную красивой лентой, и протягивает ему со словами: «Это тебе, на память, мой маленький подарок», а он, благодарно её поцеловав, достаёт малюсенькую коробочку, в которой может быть только колечко, и говорит… Варианты развития дальнейших событий виделись различными.

– Привет, – Олег влетел к ней в кабинет. – Деньги получила? Да? Ну и хорошо!

Он подошёл к ней, обнял и попытался поцеловать в губы, но Ольга ужом выскользнула из его рук, отскочив на безопасное расстояние. Конечно, ей было приятно, но она боялась, что кто-нибудь войдёт, и не представляла, как вести себя в такой ситуации, а Олег, видя её смущение, казалось, нарочно старался обнять и поцеловать в школе, в самый неподходящий момент.

Ласково улыбнувшись в ответ на её смущение, он, как обычно, сел за первую парту напротив учительского стола.

– Слушай, сейчас такое было! Зашёл я к Тамаре, надо мне было с ней насчёт «Огонька» договориться, мои семиклашки перед Новым годом хотят себе «Огонёк» устроить, а в моём кабинете, сама понимаешь, не развернуться. Вот я к ней по поводу кабинета и пошёл. Захожу, а у неё вся её свита: Анечка, Людмила, профсоюз наш, Витёк, трезвый, кажется; сидят за столом, чинно так, вроде как заседание у них. Ну, я думаю, не вовремя. Извините, говорю, я позже зайду. А Тамара вдруг машет рукой. «Заходите, заходите, Олег Дмитриевич! Хорошо, что вы пришли, вы человек молодой, образованный, может, вы нам поможете». «Если смогу, то помогу, – отвечаю. – А дело-то в чём?» Смотрю, Анечка заёрзала, перекосилась вся: «Олегу Дмитриевичу, наверное, некогда, у него уроки», – говорит. А Тамара ей: «Ничего, подождут уроки. Вот слушайте, Олег Дмитриевич, снится мне сегодня…» И начинает мне сон свой рассказывать. Ну сон и сон, бред какой-то, мясо какое-то кровавое, я сижу, понять не могу, к чему это она. Жду, пока к делу перейдёт. А она рассказ свой закончила и на меня смотрит: «Ну, что вы скажете? – спрашивает. – Как вы думаете, этот сон что означает, к чему?» Да серьёзно так спрашивает, будто ученика на уроке. «Вот, Людмила Антоновна считает, что это на меня кто-то порчу наводит, а я думаю, это к проверке школы». Тут Витёк вылезает: «Нет, Тамара Витальевна, вы не правы, кровь завсегда к родственникам снится, значит, родной кто-то появится».

Я на них смотрю, понять ничего не могу. Сначала думал – разыгрывают, потом присмотрелся – нет, на полном серьёзе! Ты представляешь, сидят директор, завуч и учителя, в общем, почти педсовет, и сны толкуют! Кому рассказать, не поверят! – Олег расхохотался.

– А ты что? – Ольга смотрела на его возбуждённое улыбающееся лицо, и ей было приятно от мысли, что она может сейчас запросто подойти к нему и поцеловать.

– Я? Посоветовал взять «Сонник», ты знаешь, они так обрадовались, стали обсуждать, где его сейчас найти можно. Слушай, неужели она действительно такая дура?

– Кто?

– Тамара!

– Ну, может она во сны верит?

– Да пусть хоть в чёрта верит! Но устраивать со своими подчинёнными толкование собственных снов! А Анна Абрамовна, та, конечно, поумнее.

– Почему ты так решил?

– Так ей стыдно передо мной за Тамару было, она и не хотела, чтобы я оставался.

– Ну уж, так и стыдно!

– Ты права, может и не стыдно, может она просто не хотела, чтобы это кто-то посторонний, не из их круга, увидел. Разговоров боится. Ладно, ну их на фиг! Я, собственно, про другое хотел поговорить. Слушай, у тебя на зимние каникулы какие планы?

– На зимние каникулы? – Ольгу поразило, как вопрос Олега перекликался с её собственными мыслями. – Планы? Никаких вроде.

– Слушай, поехали в пансионат!

– В пансионат?

– Ну да, куда-нибудь недалеко, в Подмосковье. Комнату на двоих возьмём. Ты своей маме скажешь, что с детьми в зимний лагерь едешь. Готовить не нужно, посуду мыть не нужно. На лыжах походим.

– А Новый год?

– Там и встретим. Наверняка будет ёлка, общий ужин, танцы.

– Но, я думала… – Ольге было безумно жалко своих давешних новогодних фантазий, она свято верила в примету «как год встретишь, так его и проведёшь». – Я думала, мы вдвоём…

– Конечно, вдвоём, все остальные не в счёт, это будут совершено посторонние люди. А тут знакомые начнут заходить, гости, а по вечерам ты убегать домой будешь.

– Но я могу маме сказать, что еду в лагерь, а перебраться к тебе. Или ты не хочешь?

– Хочу, конечно, только мы ведь все каникулы в квартире проторчим. Идти некуда, сплошные праздники, только в гости. Вот и будем ходить от стола к телевизору, от телевизора к кровати и обратно.

– А ты что, против: от стола в кровать и назад?

– Нет, не против, но дома мы и так насидимся. Хочется в новые места, новых впечатлений. Я зимой часто в Севастополь ездил.

«Ну уж нет, – подумала Ольга, – в Севастополь я тебя не отпущу, что там за друзья такие, подруги, что ты туда всё время мотаешься?»

– Ну, конечно, поехали, – ответила она вслух. – А в какой пансионат?

– Мне Вовка тут один посоветовал, говорит, там и бассейн есть, и сауна, и недорого, рублей двести пятьдесят в сутки.

– Подожди, это сколько же путёвка стоить будет?

– Ну на десять дней по две с половиной тысячи. Пять на двоих. По сто баксов скинемся. Вообще-то не дорого.

Ольга почему-то ждала, что он продолжит: «Ты не волнуйся, я заплачу», но Олег молчал, выжидающе глядя на Ольгу. Он, видимо, искренне не понимал, как это у человека может не быть этих несчастных ста баксов.

– Да, недорого, – произнесла она, чуть запнувшись, судорожно высчитывая, сможет ли она выкроить эти две с половиной тысячи из своей зарплаты. Нет, выкроить их сейчас никак не получалось.

– А деньги платить когда?

– Ты знаешь, чем скорее, тем лучше. До каникул три недели осталось. Расхватают самые хорошие. Останется что-нибудь очень дорогое или совсем отстой.

– Ты знаешь, я тебе сейчас денег дать не могу. Дня через три, хорошо?

– Я не про деньги. Я могу сейчас и свои заплатить. Ты, в принципе, согласна? Едем?

– Едем, – Ольга отвечала уверенно и весело, хотя ни одного из этих чувств не испытывала.

«Где же взять деньги?» – думала она после ухода Олега. Отложить ей пока ничего не удавалось. Она только что получила свою четвёртую в жизни зарплату. К маме обращаться нельзя, ведь для неё Ольга ехала в зимний лагерь с детьми. Занять? У кого? В школе она пока ни с кем, кроме Олега и Володьки, не дружила. А отдавать потом как? Конечно, если с аванса и получки откладывать по пятьсот рублей, то за три месяца можно и отдать. Но как их, эти пятьсот рублей, отложить? Вчера, например, накануне получки, у неё в кошельке лежала одинокая десятка и горстка мелочи. «Ладно, как-нибудь отдам, – отгородилась от грустных размышлений Ольга. – Вот только занять у кого? Может, у Викули?»

Со своей школьной подругой она не виделась давно. Перезваниваться перезванивались, а на то, чтобы встретиться, времени не хватало, тем более в последний месяц.

У самой Вики денег тоже не было.

– Слушай, Лёлька, – говорила она, когда Ольга зашла к ней вечером, – ну ничего не остаётся. Испытательный срок ещё не кончился, пока только триста баксов в месяц платят, всё разлетается, приходится ещё и у отца стрелять. Знаешь! А ты у него попроси, он тебя всегда любил, у него наверняка есть! Папа! Папуля! – закричала она на всю квартиру, не слушая вялые Ольгины протесты.

– Что, девочки? – В комнату зашёл круглый, лысоватый, точно сказочный колобок, Викин папа. – Чем мы, старики, можем вам, молодым, пригодиться? – Взгляд, которым он при этом охватил Ольгину фигуру, старческим назвать было никак нельзя.

– Пап! – Вика, видимо, решила не вдаваться в подробности. – Тут у Лёльки такая ситуация, в общем, одолжи ей сто баксов!

– Николай Иванович! – подхватила Ольга. – Если можно, конечно. Мне на три месяца, я верну.

– Ну конечно, Оленька, о чём речь! А тебе сто хватит? Может, больше нужно? Нет? Ну смотри, смотри, – он ушел к себе в комнату и быстро вернулся, протягивая Ольге заветную зелёную бумажку.

– Ой, ну спасибо! – Ольга подскочила к Николаю Ивановичу и чмокнула его в щёку, – я через три месяца верну.

– Не торопись, дружок, вернёшь, когда сможешь, – Николай Иванович ласково, будто по-отечески, погладил Ольгу по талии, задержался взглядом на груди.

«Фиг с тобою, – думала Ольга, – пялься, сколько хочешь. Я еду! Еду!»