Текст книги "В глубине стекла"
Автор книги: Елена Искра
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)
«Надо девчонкам позвонить», – решила она.
Она повеселела, взялась за уборку, потом принялась звонить, потом сбегала на рынок, потом опять взялась за телефон, потом поехала к одной подруге, к другой.
К вечеру проблема утратила свою остроту. Спортивный китайский костюм, гордо украшенный фальшивыми фирменными эмблемами, практически новый халатик и даже вечернее платье на новогодний вечер радостно разлеглись на диване, делая поездку реально-осязаемой. Конечно, все эти вещи далеки от идеала, но их можно было надеть, не сгорая от стыда. Можно было даже ненароком заметить, мол, взяла, что похуже, зачем хорошие вещи портить. Вот только бельё, бельё нужно было покупать, а ещё она вспомнила, что там будет бассейн и сауна, значит, нужен купальник, из того, который у неё был, она уже выросла. По самым скромным подсчётам, сумма подкрадывалась к тем самым ста баксам, которые она с таким трудом нашла для поездки.
Девчонок она только что обзвонила, теперь просить у них денег было просто неудобно. Викуля её выручила и сейчас, это её вечернее платье лежало на диване, да и нет у неё денег. У Вики они, как вода, утекали меж пальцев. Николай Иванович, Викин отец, наверное, мог бы одолжить, ведь он сам предлагал, но уж очень выразительно он посматривал на Ольгу, вовсе не как отец школьной подруги. На работе занять? Лучше на работе.
На следующий день она на первой переменке зашла в кабинет географии.
– Ну что вы, Ольга Ивановна, я бы с радостью вас выручила, но как? – Марина Михайловна пожала плечами. – Праздники на носу, нужно подарки приготовить, продукты к Новому году закупить, хочется ведь на стол что-нибудь вкусненькое поставить, знаете примету, как Новый год встретишь…
– Да, да, конечно, – Ольге было неловко, – вот и мне тоже…
– Я вас очень хорошо понимаю, но помочь ничем не могу. Знаете, а вы у Олега Дмитриевича спросите, вы же, кажется, дружите? – Она испытующе взглянула на Ольгу. – У него, насколько я понимаю, деньги есть.
– Да? Может быть, – Ольга смешалась, ей казалось, что их отношения с Олегом остаются тайной, ведь в школе она была очень осторожна. Олег, конечно, заходил к ней в кабинет, да и она к нему, но все друг к другу иногда заходят. Хотя… – Да, вы правы, наверное, я так и поступлю.
Она вернулась к себе в кабинет расстроенная. «Значит, про нас уже сплетничают, – думала она. – Ну и пусть. Мы – взрослые свободные люди и ни перед кем не обязаны отчитываться».
Уроки шли вяло, Ольгины мысли были заняты совершенно другим. Заходил Олег, какой-то возбуждённый, что-то рассказывал про медалистов, она слушала вполуха, со всеми соглашалась и грустно улыбалась. Всё это было совершенно не важно, какие-то отметки, какой-то Колчин. «Чепуха какая! – подумала она, привычно пряча губы от его поцелуя. На большой перемене зашла Анна Абрамовна.
– Как вы, Ольга Ивановна? Устали? Ничего, ничего, четыре дня осталось. Двоек много наставили? Не забудьте отчёт по итогам четверти подготовить. Помните, как делать? Нет? Посчитайте в каждом классе, сколько за четверть итоговых пятёрок, четвёрок и троек выставили и нарисуйте вот такую табличку. У вас ведь двоек в этой четверти нет? Вот и прекрасно, значит, успеваемость у вас стопроцентная. Количество пятёрок и четвёрок поделите на число всех учеников в классе, умножите на сто процентов, это «процент качества» называется. Чем он выше, тем лучше работа учителя.
– А если класс слабый? – Ольгу такая постановка вопроса задела, у неё как раз классы были слабые. – При чём тогда учитель? У меня в девятом «Г», вообще, только пять четвёрок, остальные все – тройки, чуть не двойки. А я в этом классе выкладываюсь больше, чем в других, устаю от одного урока так, словно целый день отработала. Какой уж там у них «процент качества»!
– «Процент качества», Ольга Ивановна, это тот показатель, по которому вышестоящие инстанции судят о школе. Я данные со всех учителей соберу, подытожу и в окружное управление сдам. Высокий процент – школа хорошая, а низкий – надо её проверить. Да и об учителе по нему судят. Вот сейчас у вас, как у начинающего педагога, категории нет, и зарплату вы получаете по восьмому разряду. А пройдёт пара лет, вы захотите хотя бы вторую категорию получить, это сразу двенадцатый разряд, зарплата другая. Но чтобы на категорию аттестоваться, нужно процент качества высокий иметь. А уж на первую и высшую категории, на них вообще округ или город аттестует. Там и цифры должны быть…
– Что же получается, если я со слабыми классами работаю, мне высоких категорий не видать?
– Почему же, вы – педагог, вы сами отметки ставите…
– А если они не тянут на четвёрки?
– Нужно дополнительные занятия организовать. Организуйте две группы, одну для тех, кто четыре или пять мог бы получить, эти сами придут, а другую для двоечников. Поговорите с самыми слабыми учениками, вызовите их родителей, объясните, что без систематических дополнительных занятий у них будут двойки и занимайтесь с ними раз в неделю по часику.
– Но ведь это – дополнительная нагрузка, я и так устаю. И потом, это же оплачиваться не будет?
– Ах, как вы, молодые, всё на деньги переводите. Вот в наше время мы всю дополнительную работу вели совершенно бесплатно. У каждого учителя раз в неделю обязательно были дополнительные занятия, кружки, факультативы. Была ещё и общественная нагрузка! А сейчас?
Ольге стало неловко. Действительно, когда она училась в школе, так и было, и сама она бегала к Галине, своей математичке, на дополнительные занятия. Там было очень интересно. Во многом благодаря этим дополнительным занятиям она и поступила в институт.
– Ну хорошо, – сказала она, – я в третьей четверти попробую это организовать, если нужно…
– Это, милая моя, в первую очередь вам нужно. Впрочем, никто не говорит, что вы должны это делать бесплатно. Школа, правда, оплатить вам это не сможет, а вот родители учеников – вполне. Обычно за такое занятие берут по пятьдесят рублей с ученика. Кстати, и сам ребёнок, когда деньги за занятия платит, гораздо серьёзней к ним относится и не прогуливает. Чем больше группа… Вы меня понимаете, Ольга Ивановна?
– Да, Анна Абрамовна, я вас понимаю.
– Вот и хорошо, а с отчётом не затягивайте, чем раньше сдадите, тем лучше.
Анна Абрамовна ушла, а Ольга задумчиво смотрела в окно, не замечая ни прозвеневшего звонка, ни заходящих в класс учеников. Сознание её словно раздвоилось, будто две разные Ольги вели диалог в её голове.
– Если я десяток отстающих наберу, получится две тысячи в месяц, а отстающих гораздо больше, а ещё те, кто четыре и пять хочет. Вот я и сто долларов эти верну, и вообще… – говорила одна.
– А ведь с тебя Галина денег не брала! – вспоминала другая.
– Ну и что, время другое было.
– Всего шесть лет прошло.
– Целых шесть лет. Всё изменилось.
– А люди остались теми же. Представления о порядочности остались теми же.
– А что тут непорядочного? Я буду давать им знания. «Знания – свет, а за свет нужно платить!»
– Это не твоя фраза.
– Пусть не моя, но от этого она не становится хуже.
– Но и лучше она не становится. Помнишь, как вам на педагогике объясняли: «Человек тем и отличается от животных, что от поколения к поколению передаёт всё увеличивающуюся сумму знаний. Если этот процесс прервать, человек вернётся в животное состояние».
– Вот я и передаю.
– Заметь, передавать, а не продавать.
– Бесплатно я их каждый день на уроках учу. Это дополнительная работа.
– В институте тебя, кстати, тоже бесплатно учили.
– Ещё бы! Какой дурак платить за такую специальность станет? Бесплатно учили, а теперь приходится бесплатно работать.
– Иди на другую работу.
– В проститутки?
– Почему сразу в проститутки, можно поискать…
– А если мне эта работа нравится? Если мне нравится быть учителем?
– Тогда работай честно.
– Я и работаю честно. Только мне, кроме работы, ещё и кушать хочется, мне ещё и одежда нужна, я же детям пример показывать должна, даже в одежде.
– Всё равно это непорядочно. Олегу это не понравится.
– А в старом рванье я ему понравлюсь? Отвяжись! Я ещё ничего не сделала.
– Сделаешь… – прошептал удаляющийся голос.
Ольга, словно очнувшись, увидала сидящий перед ней притихший класс.
– Ольга Ивановна, вам плохо? Может, в медпункт сбегать? – Даша с тревогой смотрела на неё с первой парты.
– Нет, Даша, не нужно, – Ольга встряхнула головой, отгоняя наваждение, – всё нормально, я просто задумалась. Откройте тетради, напишите сегодняшнее число…
Придя с работы домой, Ольга снова задумалась. Деньги за дополнительные занятия она если и будет получать, то ещё не скоро. А где их взять сейчас? «Может, Стасу позвонить, – подумала она, – а что?»
– Малыш? – голос Стаса был трезв и в нём звучало неприкрытое удивление. – Ты? Сколько лет, сколько зим!
– Стасик, миленький, – торопливо заговорила в трубку Ольга. – Выручи меня, пожалуйста. Мне очень нужны сто баксов или хотя бы две тысячи.
– Две тысячи баксов?!
– Нет, рублей, конечно. Мне взаймы, я через месяц отдам.
– Ну две штуки я найду, не вопрос. Случилось что?
– Ничего не случилось, просто нужно купить одну вещь. Я тебе отдам, через месяц отдам.
– Тебе сейчас нужно? Ну приезжай.
– Спасибо, Стасик, еду.
Ольга бросила трубку и, впопыхах накинув куртку, полетела к Стасу.
Стас был трезв, несмотря на Ольгины отнекивания, заставил снять куртку и повёл на кухню пить кофе. Там было на удивление чисто: ни привычной горы грязной посуды, ни пепельниц, набитых вонючими окурками, ни пустых бутылок в углу возле мусорного ведра. Посуда стояла на своих местах, раковина и плита, хотя и не блестели белизною, но их явно недавно мыли.
– Стасик! – Ольга уселась на кушетку, стоящую возле кухонного стола и, пока хозяин готовил растворимый кофе, оглядывалась вокруг. – Что случилось? Откуда такая чистота? Ты принимал официальных гостей? Неужели ты сам навёл такой порядок?
– Не хами, малыш, можно подумать, что я – неряха и грязнуля.
– Но и особого стремления к чистоте я у тебя раньше не замечала.
– Раньше… Всё имеет своё начало и свой конец. Сколько можно в бардаке жить?
– В любом случае, чувствуется присутствие женской руки, сам бы ты такой порядок не навёл.
– Ты меня недооцениваешь, ладно, хватит, расскажи лучше о себе. Сто лет тебя не видел. Сама не звонит, а дозвонишься, разговаривать ей некогда. Что за дела?
– Ой, Стас, времени действительно совсем не остаётся. Весь день на работе, вечером дома дел полно, да и к урокам надо готовиться, тетради проверять…
– Вот только не надо мне лапшу на уши вешать. Заработалась она! Кто там тебе помогает к урокам готовиться?
– Стас, я же не спрашиваю, кто тебе помогает порядок на кухне наводить.
– А ты спроси, я тебе отвечу. Да, есть одна, но если ты захочешь мне помогать, её уже завтра не будет.
– Нет, Стасик, ты уж сам как-нибудь, без меня.
– Мне тебя не хватает.
– Знаешь, Стас, я, наверное, пойду, – сказала Ольга, вставая и понимая, что, пожалуй, напрасно обратилась к Стасу.
– Подожди, я же тебе ещё деньги не дал.
– Лучше, наверное, не надо.
– Брось, малыш, не сердись. Просто я действительно по тебе скучаю. Погоди, я сейчас, – он исчез в комнате и очень быстро вернулся с деньгами, – держи!
– Ой, Стасик, вот спасибо! Ты меня так выручил, так выручил! – Ольга благодарно чмокнула Стаса в щёку.
– Здрасьте! – Стас продемонстрировал обиду. – Я тебе что, подружка или братик? Кто же так целует, когда спасибо говорит?!
Ольга благодарно улыбнулась и неосторожно потянулась к знакомым губам Стаса, тут же поняв, что делать этого было нельзя. Стас сгрёб её своими сильными руками и закрыл ей рот страстным поцелуем. Он целовал её горячо и требовательно, не давая опомниться, перевести дыхание, так что она даже не сразу поняла, что уже не стоит посреди кухни, а лежит на кушетке. Одна рука Стаса уверенно сжимала её грудь, другая теребила молнию джинсов.
– Ну, Стас, ну ты что! – забилась Ольга, пытаясь вырваться из цепких рук. – Ты с ума сошёл? Пусти, я не хочу, мне нельзя сейчас! Стас!
Но где там! Стас всё целовал и целовал её губы, шею, стянул с неё через голову свитер и впился губами в грудь. Ольга отбивалась яростно, но чувствовала, что потихоньку проигрывает. Если бы это был не Стас, а кто-то посторонний, она бы могла и коленом в пах врезать, и по башке чем-нибудь огреть, и рожу расцарапать. Но это был Стас, с которым не так давно она любила вот так играть, изображая сначала неприступность, потом уступала понемногу, чтобы, в конце концов, сдаться окончательно на милость победителя.
Но то было раньше. Сейчас Ольге был неприятен его знакомый напор, безоглядная требовательность. Когда Стас стащил с неё джинсы, она поняла, что проиграла окончательно, и неудержимые слёзы обиды хлынули из глаз.
– На! – закричала она Стасу, бесстыдно раскидывая ноги. – На! Жри! Насилуй! Подавись!
Ошарашенный Стас отпрянул от неё, посмотрел слегка безумным, но постепенно светлеющим взглядом и резко встал с кушетки.
– Бери! – рыдала Ольга. – Заплатил, так забирай! Лопай!
Стас, всё ещё тяжело дыша, отвернулся к окну.
– Оденься, – буркнул он.
Пока продолжавшая всхлипывать и вздрагивать Ольга приводила себя в порядок, он молча смотрел в глубину тёмного стекла, будто было там нечто особенное, видимое только ему. Только когда Ольга оделась и вышла в переднюю, он повернулся, увидел на столе скомканные купюры, разгладил их и вышел за ней.
– Прости меня, малыш, – сказал он, пока она натягивала куртку. – Возьми, пожалуйста, я взаймы даю.
Ольга, понимая, что деньги лучше не брать, всё же взяла их и, вздохнув, положила в карман.
– Пока, Стас, я отдам через месяц.
– Пока, малыш. Как хочешь.
Глава 18
«Как ни растягивай обед, он всё равно кончится, а жаль, – думал Олег, доедая десерт из мороженого. – Мама вынесла бы сейчас из кухни торт с зажженными свечами, а я, набрав побольше воздуха, задул бы их все разом и загадал желание. Чего же мне хочется?»
Он подумал несколько секунд и вдруг понял, что больше всего ему сейчас хочется оказаться дома. Хотелось посидеть с отцом, послушать его мудрые, но такие бесполезные советы, поболтать с мамой, хотелось надеть тёплые вещи и выскочить в морозное утро, радостно вдыхать обжигающе-холодный воздух и слушать, как поскрипывает снег под ногами. Хотелось прийти в школу, рано-рано, когда там ещё никого нет, пройтись пустынными коридорами, зайти в свой кабинет, сесть за учительский стол, взглянуть на пока ещё пустые парты и со странным нетерпением подумать: «Ну и что меня ждёт сегодня?» А потом просто ждать и слушать, как тишина здания постепенно разрушается голосами, топотом ног, скрипом дверей, визгом, беготнёй, окриками учителей. Ощущать, как школа оживает и переполняется кипящей, неуёмной энергией детей, как эта всесокрушающая энергия проникает в тебя, заставляет чаще биться сердце, побуждает самого вскочить и куда-то бежать. Хотелось тихонько подкрасться к двери Ольгиного кабинета, заглянуть в щелку и увидеть её, сидящую над стопкой тетрадей. Хотелось подойти к ней сзади, обнять, зарыться носом в её волосы…
«К чёрту! – Олег яростно потёр руками лицо, будто стирая налипшую паутину. – Сколько можно себя мучить?! Надо с ней встретиться! Почему я от неё прячусь, словно пацан? Да и не от неё я пытаюсь спрятаться, а от себя».
Он подозвал официанта, расплатился и вышел на знойную улицу.
В отеле, на «Reception», Олег поболтал немного с дежурившим Гамалем и, выяснив номер нужной ему комнаты, направился через холл, стараясь не задумываться о том, что он скажет Ольге.
Возле корпуса на скамеечке, в тени вьющихся лиан, сидела Вика.
– А! Олег! – Вика взмахнула рукою, задев свисающие листья. – Куда спешишь? На очередное погружение? Посиди со мной.
– Привет, Вика, а Ольга где, в номере?
– Ольга? Нет её в номере, и ключей от номера нет. Вот и сижу тут как бомжиха, её жду. Да и не хочу я в номер. Что там делать?
Вика говорила отрывисто, не очень связно. Присевший рядом Олег уловил исходящий от неё резкий запах спиртного, увидал покрасневшие глаза и припухший нос.
– Что-то случилось, Вика?
– Случилось? Ничего не случилось. Слушай, Олег, скажи мне, почему вы, мужики, все такие козлы? «Пошли, – говорят, – на катере покатаемся». Ну пошли. Покатались, правда, классно, рифы, там, кораллы, рыбки разные. Пошли, говорят к нам в номер, мартини выпьем. Пошли. Они напились и говорят: «Зови подругу, группачок устроим, а то тебе одной за двоих отдуваться придётся». Козлы! Крутых из себя строят! Саня, сволочь, я же с ним вчера, как с человеком, а он: «Раздевайся, говорит, покажи нам стриптиз, может, мы тебя тогда и отпустим». Ну я им показала стриптиз! Вовчику, гаду этому, руку до крови прокусила, чтобы не лез, такой крик подняла, что соседи в стенку забарабанили, под окном люди собираться начали. Только тут до них дошло… Нет, Олег, ты мне скажи, почему вы на нас, будто на кусок мяса смотрите? Ну купи ты себе резиновую бабу и верти её, как хочешь. Мы же живые! У нас же душа есть! Нам же хочется, чтобы нас любили, а не просто имели… – Вика вздрогнула плечами и отвернулась, вытирая и без того красные глаза. – Ну что молчишь? И ты такой же! Вчера зачем звал? «Приходите, в баре посидим, погуляем!» А сам нажрался и с первой попавшейся потаскушкой в номер потащился. Ольга аж посерела вся. Козёл!
Вика пьяно покачнулась, лицо её налилось нездоровой краснотой, лоб покрылся испариной. Несмотря на тень, было жарко и душно.
– Вика, давай я тебя в номер отведу. Жарко очень, тебе плохо будет.
– Думаешь, мне сейчас хорошо? В номер! Закрыт номер, и ключ у Лёльки. А ты шустрый! Сразу в номер!
– Ладно, ладно, пошли, там разберёмся, – затеребил её Олег. На такой жаре Вике действительно могло стать плохо.
Он повёл её в корпус, взмахом руки подозвал мальчишку-уборщика, сунул ему бумажку в пять фунтов и уже через минуту запасной ключ был принесён и дверь открыта. В комнате было пусто и прохладно, Ольги, конечно, не было. Вика, облегчённо вздохнув, уселась на кровать.
– Уф! Устала, – она откинулась на подушку и, прищурившись, взглянула на Олега. – Посиди со мной.
– Нет, Вика, я, пожалуй, пойду.
– Не уходи, может, сейчас Ольга вернётся или эти козлы припрутся. Не уходи, я боюсь.
– Ладно, я немного в кресле посижу.
– А почему не рядом? – Вика, обиженно надув губы, похлопала ладошкой по кровати рядом с собою.
– Боюсь, – улыбнулся Олег, – вдруг ты мне тоже что-нибудь прокусишь.
– Дурачок, – Вика сонно захлопала глазами, – тебе не прокушу. Ну как хочешь… – она подтянула ноги, свернулась калачиком, потянула на себя простыню, подложила ладошку под щёку и, словно ребёнок, вздохнула с лёгким всхлипом. – Ты только не уходи, – прошептала она, засыпая.
– Не уйду, – тихонько ответил Олег.
Под мерное посапывание Вики он огляделся. Всюду разбросанные безделушки, парфюмерия, предметы туалета. А перед глазами вставал совершенно другой номер, раза в два меньше, со сдвинутыми в центре двумя односпальными кроватями, занявшими почти всё свободное пространство, двумя прикроватными тумбочками и малюсеньким столиком. Их, с Ольгой, номер.
Тогда он уговорил Ольгу поехать в пансионат не только потому, что ему хотелось разнообразия, хотелось вырваться за город. Была ещё одна причина.
Когда встретившая его из армии и прожившая с ним два месяца мать собралась уезжать назад, к отцу, она, накануне отлёта, зашла к Олегу в комнату и, тяжело вздохнув, уселась в кресло.
– Мне нужно с тобою поговорить, Олежка.
– Говори, мам, а почему так торжественно?
– Мне не совсем удобно затрагивать эту тему, но я не вижу другого выхода. Олег, ты взрослый мужчина и у тебя, конечно, есть, и будут женщины. Ещё почти два года нас не будет и ты скорее всего будешь их приводить сюда. Собственно, было бы странно, если бы было иначе. Я немного сумбурно говорю, но ты уж извини меня. Так вот, я тебя очень прошу дать мне слово, что ночевать здесь они не будут.
– Переведи! – Олег ошарашенно смотрел на мать.
– Сейчас объясню. После армии ребята обычно очень быстро женятся. Это и понятно, для молодой девушки или женщины такой парень – желанный объект. Уже взрослый, самостоятельный, не избалованный женским обществом, а значит, легко приручаемый, такому легко внушить что угодно. Что ты удивлённо на меня смотришь? Неужели ты до сих пор считаешь, что это мужчина выбирает себе жену? Нет, это женщина выбирает себе мужа. Причём умная женщина обставит всё таким образом, что мужчина до конца своих дней будет убеждён, что это его победа. А женщины гораздо умнее, чем вы, мужчины, думаете. Просто их ум несколько отличается от вашего, он ближе к тому, что называют хитростью, хотя и это не очень точно. Впрочем, я отвлеклась. Так вот, тебе будет ещё сложнее, чем другим: у тебя уже есть образование, и неплохое, есть работа, хотя и не престижная, но в глазах женщины это дело поправимое, и, самое главное, у тебя есть квартира, в которой, кроме тебя, никого. У любой женщины, оказавшейся рядом с тобой, сразу сработает инстинкт, требующий от неё закрепиться на этом месте. Я не говорю, что это плохо. Я не собираюсь препятствовать тебе, если ты действительно захочешь жениться. Я только хочу, чтобы ты сделал этот шаг, не торопясь, с открытыми глазами, ясно видя и оценивая человека, с которым ты собираешься связать свою жизнь. Ведь как бывает, раз переночевала, два, потом уже и гнать неудобно, а там, оказывается, и ребёнок на подходе. А через год посмотрят друг на друга: «Господи, да ведь мы совершенно чужие люди!» В общем, Олег, я знаю, что слово для тебя не пустой звук, что ты его сдержишь, и поэтому прошу: дай мне слово, что пока мы не вернёмся, ни одна женщина ночевать здесь не останется. Днем, вечером, ради Бога, а ночью – домой. Олег, пожалуйста, я тебя очень прошу. В конце концов, если ты кого и полюбишь, назначайте свадьбу, мы приедем, отпразднуем и живите тут сколько угодно. Но уже как муж и жена. А до тех пор… Конечно, это тоже не панацея, но ночные расставания позволят тебе, по крайней мере, не оказаться заложником привычки или собственной порядочности. Я тебя прошу, дай слово, в конце концов, мы меньше чем через два года вернёмся.
Олег тогда слово дал. И сдержал его.
Только с Ольгой ему захотелось это слово нарушить, но у той оказались свои причины, по которым она не могла оставаться на ночь. А на время каникул он предложил поехать в этот пансионат.
Путёвка у них была с тридцатого декабря. Накануне в школе прошёл педсовет, где Олег сцепился-таки с завучем и директором.
Педсовет должен был начаться в десять, но и в половине одиннадцатого начальство ещё не появилось. Директор, Тамара Витальевна, к времени вообще относилась довольно свободно, особенно если её ждали подчинённые, и опоздание минут на сорок для неё было обычным делом. Учителя, собравшиеся в кабинете литературы, занимались кто чем: кто бумажки перекладывал, кто болтал, кто читал книгу, но уходить опасались. Директор, легко опаздывавшая сама, от других опозданий не терпела. Олег сидел с Виктором Николаевичем и слушал вполуха его армейские то ли были, то ли байки.
Володька уже уволился. Во вторник они посидели на прощание в тренерской, распили маленькую фляжку коньячка, и тот, забросив на плечо набитую чем-то спортивную сумку и обняв на прощание Олега, ушел, пообещав, конечно же, заходить. Но иллюзий по этому поводу Олег не питал – у Володьки начиналась совсем другая жизнь. С его уходом Олегу в школе стало одиноко. У детей уже начались каникулы, уроков не было, к Ольге он забегал ненадолго, они старались не афишировать свои отношения. Собственно, Олегу было наплевать, но Ольга настаивала. По вечерам они тоже всю неделю не встречались, у Ольги были какие-то дела, связанные с отъездом. В общем, Олег скучал. Сейчас, под журчание голоса Виктора Николаевича, он не столько слушал его, сколько разглядывал сидящих в классе учителей. До него долетали обрывки чужих фраз.
За партой сзади сидела географичка, Марина Михайловна, с математичкой, Ларисой Павловной. «Нет, Ларис, ну ты сама посуди, – слышалось сзади. – Кому моя география нужна? Вам, математикам, проще, вы себе всегда учеников найдёте. Всегда кому-то надо или из двоек вылезти, или пятёрку вытянуть. Наберёте себе человек пять-шесть, вот и дополнительная зарплата. А я, кому я нужна со своей географией?» «Ну, Марин, – раздавалось в ответ, – думаешь, всё так просто? Ты их ещё найди, учеников этих. Многие готовы двойки пачками получать, а заниматься не хотят. А и найдёшь, думаешь легко? Уроки кончатся, тут бы домой скорее, ан нет, сиди с ними, оболтусами, долби одно и то же…»
На соседнем ряду справа, чуть впереди, сидели Татьяна, словесник, и Светлана, которая в последнее время мало напоминала ту пышную беззаботную хохотушку, которую привык видеть Олег, а после ухода Володьки она сникла окончательно. «Да ну, Тань, где его найдёшь? – доносилось оттуда. – Знакомых холостых не осталось. Подружки тоже замужем, в гости не зовут, боятся, мужа уведу. На улице знакомиться? Возраст не тот, да и не пристают давно на улице. На работе бабы одни. Был бы хоть ребёнок. У тебя, вон, сынуля растёт, а у меня работа да работа и больше ничего. Так и засохнешь на этой работе». «Думаешь, одной, с ребёнком – сахар? Ты хоть только за себя отвечаешь, а тут…»
«Вы представляете, Инна Егоровна, – бубнил кто-то впереди, – не нужна мне ваша биология, – говорит. – Я, вообще, юристом буду, а тройку вы мне всё равно не поставите…»
«Мои молодые мне опять внука подбросили, – доносилось с другой парты. – Мы с дедом теперь как привязанные…»
«Берёте цветы картошки, но не только что распустившиеся, а уже отцветающие, набираете их пол-литровую баночку, заливаете спиртом или водкой…»
«Ноги, знаете, совсем уже не те, да и спина тоже. Я раньше урок сидя вести не могла, всё время по классу ходила или у доски стояла, а теперь постою, постою, да и присяду…»
«Такие туфли прекрасные, из натуральной кожи, на низком каблучке, тут, спереди, всё закрыто, ноге так удобно, и совсем не дорого…»
Наконец в класс, гордо неся своё крупное тело, вплыла Тамара Витальевна, сопровождаемая семенящей рядом Анной Абрамовной, и педсовет начался.
Вначале директор долго и путано говорила о каких-то «задачах, стоящих перед коллективом в свете реализации программы «Столичное образование». Коллектив толком не слушал, продолжая заниматься своими делами, только теперь молча. Программ все повидали великое множество, начиная с «Программы КПСС», и удивить людей было невозможно, тем более что все программы так и остались набором красивых, малопонятных фраз, напечатанных на хорошей бумаге.
После директора с итогами второй четверти выступала Анна Абрамовна. Олег тоскливо разгадывал кроссворд, улавливая отдельные слова: «процент успеваемости», «процент качества», «отличники», «хорошисты».
– К сожалению, – вещала завуч, – у нас довольно много учащихся с одной тройкой. То есть по всем предметам у них «четыре» или «пять», а по одному – «три». И главная «заслуга» в этом нашего уважаемого Олега Дмитриевича.
Олег оторвался от слова из четырёх букв, обозначающего одновременно и вредного человека, и заболевание, поднял глаза.
Глядя в свои бумажки, Анна Абрамовна продолжала:
– Я подсчитала, Олег Дмитриевич запорол одиннадцать хорошистов, поставив им «три» по английскому языку. В результате, процент качества по школе получился гораздо ниже, чем мог быть. Олег Дмитриевич педагог молодой, с прекрасным образованием и, не скрою, с его приходом мы связывали довольно большие надежды на повышение качества изучения иностранного языка. Но мы, видимо, ошибались.
– Извините, Анна Абрамовна, – Олег встал, отмахнувшись от пытавшего его удержать Виктора Николаевича, – я не совсем понял, в чём моя вина? В том, что я преподаю плохо, или в том, что я отметки неправильные поставил?
– Мне очень жаль, если вы до сих пор не поняли, что это, по сути, одно и то же. Именно при помощи отметок вы и оцениваете результаты вашей работы.
– А как же ученик, он что, вообще в расчёт не принимается? Насколько я понимаю, отметка ставится ученику, за его работу, за его успехи. А не учителю.
– Вы забываете, что ученик и есть объект вашей трудовой деятельности. Он в ваших руках, как деталь в руках рабочего. Да, оценивают качество изготовленной детали, но при этом говорят именно о мастерстве рабочего, эту деталь изготовившего. Так и у нас, существуют определённые педагогические технологии, которые, если их выполнять, дают определённый результат.
– Мне подобные сравнения не кажутся удачными. А понятие «педагогические технологии», по-моему, вообще – бред. Ученик, в отличие от детали, – личность, со своим характером, своими способностями, своими психологическими особенностями. Уподоблять его детали…
– Почему-то вам, Олег Дмитриевич, ничего в нашей школе не нравится.
– Да, многое. Вот вы, Анна Абрамовна, сказали, что у нас во второй четверти нет неуспевающих. Только ведь это не так. Я вам могу сейчас, просто навскидку, назвать десяток фамилий детей, которые в действительности не успевают. Просто мы им двойки не ставим. И хорошисты эти наполовину липовые. Классные руководители бегают, им отметки выпрашивают. Зачем? Кому это нужно? Детям? Мы за этими цифрами, этими пятёрками, четвёрками, этим процентом качества детей не видим. Мы их приучаем к мысли, что отметку не обязательно зарабатывать, что её просто выпросить можно. Что мы пытаемся повысить? Цифры или знания? Да и не только в отметках дело.
Олег обернулся к учителям, надеясь, что его сейчас кто-нибудь поддержит. Но педсовет молчал. Молчала Инна Егоровна, глядя на Олега с каким-то сожалением, молчала Марина Михайловна, независимо уставившись в окно, молчали Светлана с Татьяной, уткнувшись взглядом в какие-то бумажки, молчал Виктор Николаевич, осуждающе покачивая головою. Молчала и Ольга.
– Давайте прекратим дискуссию, – вмешалась директор. – Олег Дмитриевич упорно не желает принимать в расчет интересы коллектива и делает, как мне кажется, большую ошибку. Я не уверена, что вы, – она обратилась к Олегу, – сможете работать в нашей школе при такой вашей позиции. Хотя, прежде чем критиковать других, стоило бы обратить внимание на себя. Вы думаете, мы не знаем о ваших совместных пьянках с уволенным Владимиром Петровичем? О вашем моральном облике. Но это отдельный разговор, давайте продолжим педсовет.
Олег сел, ошарашенно хлопая глазами. Какие пьянки? Почему Володька вдруг стал «уволенным?» Какой моральный облик?
– Ну куда ты лезешь, дурак! – шипел сидящий рядом Виктор Николаевич. – Зачем ты против ветра плюёшь? Сам же и окажешься весь…
К следующему утру, когда они с Ольгой ехали на электричке в пансионат, он уже переварил произошедшее, но ещё не успокоился. Иногда вдруг, вроде бы ни с того ни с сего, начинал говорить: «Я не знаю, кто в школе человек случайный, но если школа – это Анечка и Тамара, то случайный в ней – я! Нет, нужно уходить, правильно Вовка сделал!»
