Текст книги "В глубине стекла"
Автор книги: Елена Искра
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)
Глава 13
Придя после ужина в номер, Вика плюхнулась на кровать. Из-под полуопущенных век она наблюдала за сидящей в кресле задумчивой Ольгой. «Сказать или не сказать, – вертелось у неё в голове. – Нет, надо сказать, всё равно узнает».
– Слушай, Лёль, а я сегодня утром, на пляже, пока ты дрыхла, Олега твоего встретила. Он сказал, что вечером нас опять в баре ждать будет.
Ольга молчала.
– Там же, где и вчера.
Ольга молчала.
– Ждёт уже, наверное. Алё! Ты глухая?!
– Нет, я не глухая, можешь не орать. Ну пошли, раз ждёт, а то ещё решит, что я от него прячусь, – Ольга встала с кресла, повернулась перед зеркалом и, разглаживая складки сарафана, провела ладошками по бокам от пояса вниз. Сарафан плотно охватывал её тело, подчёркивал упругую грудь, тонкую, ничем не стянутую талию, красивые бёдра. – Я ничего?
– Ничего, ничего, – буркнула Викуля, завистливо поглядывая на Ольгину фигуру и мысленно костеря себя последними словами. «Дура я, дура! – думала она, пока они шли к бару. – На фига я ей сказала? Пришла бы одна, он бы и не спросил ничего, сам же говорил, чтобы я одна приходила».
Олег с изумлением смотрел на практически пустую бутылку. Неужели это он, в одиночку, уговорил без малого литр сорокаградусного напитка? Нет, быть того не может! Кто-то ему явно помог! Он осмотрелся вокруг, тщетно пытаясь сфокусировать взгляд на нечётких, расплывающихся лицах.
«Лица! – думал Олег. – Это не лица, а морды! Вот этот, например, ну точно, нашего, российского розлива. Туша как у бегемота, что вдоль, что поперёк, ряха блином, ну свинья свиньёй, даже нос пятачком. А вон та придурошная старуха, у которой из шорт торчат вместо ног две жердинки с синюшными разводами вен, смахивает на сушёную селёдку. А с ней сидит, ну вылитая коза, так же губами шлёпает и рогами трясёт. Зоосад! Ну морды!»
– Олежек, ау!
Кто-то сел за его столик. Олег прищурил один глаз, изображение двоить перестало.
– А! Вика-Виктория! С тобой на море я!
– Какая Вика?! Да ты пьяный никак!
– Клевета! Подлые инсинуации, я никогда не бываю пьяным, и вообще, я не пью!
– Ничего себе – не пьёшь! Постой, это ты один весь пузырь уговорил?
– А тебе что? И вообще, ты кто?
– Во даёт, да Вера я, Вера. Помнишь?
– А-а-а, Вера! Нет, не помню. Ты меня с кем-то путаешь.
– Ну хорош! Ты чего тут один сидишь? Пошли, я тебя домой отведу.
– Домой? Да, хочу домой. Мама холодец, наверное, сварила, а ты кто? Ты какая Вера?
– Такая. Ладно, ты не буянь, не выступай, за меня держись, и пошли.
– Куда? Мне и тут хорошо! Ща, ещё бутылочку возьмём и посидим. Вас как зовут, мадам? Мы, кажется, уже встречались?
– Олег, кончай выступать, люди смотрят, пошли!
– Что значит «кончай», я ещё и не начинал. А хотите, мадам, я вам стихи почитаю, «Озеро Чад» называется? Это озеро, кстати, не так уж и далеко отсюда.
Сегодня особенно грустен твой взгляд…
Вот и ваш взгляд, мадам, грустен. У вас горе? Скончалась любимая собачка?
– Тьфу на тебя, придурка. А ну, вставай немедленно, и – пошли! Нечего тебе перед всеми красоваться в таком виде!
– Ну зачем кричать? Я уже встал, – Олег действительно, чуть пошатываясь, встал, оглядел всё вокруг подозрительно трезвым взглядом, буркнул: – Зоосад, – и, махнув рукою, произнёс: – Ладно, пошли, Дуся.
– Да не Дуся я, – подхватывая его под руку, улыбнулась Вера.
– Всё равно хорошо, – непонятно буркнул себе под нос Олег и вдруг затянул: «Не слышны в саду даже шорохи…»
– Пошли, горе моё, – с извечною интонацией русской бабы, волокущей домой пьяного кормильца, пробурчала Вера, понадёжнее обхватывая Олега за талию и закидывая его руку себе на плечо.
Из вечерней темноты за ними наблюдали Вика и Ольга.
– Ну ни фига себе, заявочки! – протянула Вику-ля, – звал, звал, а сам… Ну, козёл! Он что, алкаш, хроник?
– Знаешь что, – сказала Ольга, не отвечая на вопрос, – пошли домой, в номер.
– И будем плакать над своей несчастной женской долей? Вот уж фигушки! Мы и без него повеселимся, тоже мне, видали мы таких…
– Ну пойдём по улице погуляем, или к морю, там на пляже посидим.
– А может, на дискотеку? Или в баре посидим? Что нам ночью на пляже делать? Там темно, нет никого, мало ли что!
– Тут же охрана, никого посторонних.
– Ага, думаешь, наших придурков мало? Сейчас поддадут и на экзотику их потянет.
– В баре их ещё больше, чем на пляже, а дискотеки мне в школе надоели: музыка гремит так, что кажется, сейчас стёкла вылетят, детишки скачут…
– Здесь тебе что, школа? Пошли, посмотрим, не понравится – уйдём.
– Ну пошли.
«Как он мог! Как он мог так поступить! – думала Ольга. – Он же об меня словно ноги вытер. Будто плюнул. Позвал и плюнул. Я переживала. А он… Пьяный, с какой-то страшной коровой…»
Музыка хотя и гремела, была вполне нормальной, под такую они сами танцевали в институте и лагере. Они уселись за столик, Вика переговорила с официантом, и вскоре перед ними оказались два украшенных дольками апельсина высоких бокала с позвякивающими в такт музыке кубиками льда.
– М-м-м! – Викуля даже прикрыла глаза от удовольствия. – Красота!
– И правда, вкусно, – Ольга тоже облизнулась. – Что это?
– Пей, какая разница. Смотри, ну и где твои дети?
Публика на дискотеке, действительно, была очень разная, от нескольких подростков, образовавших ритмично подпрыгивающий кружок в одном из углов танцевального пространства, до очаровательной пожилой пары, лет семидесяти, сидящей за столиком. Оба, он и она, были худощавы, подтянуты, в джинсиках, ну вылитые подростки, если бы не седые волосы да не морщинистая дряблая кожа. Остальные были разного возраста, худые и толстые, маленькие и длинные, одни танцевали, другие сидели за столиками.
– Пошли, попрыгаем, – Викуля уже рвалась в бой.
– Пойдём!
За столик они вернулись уже вчетвером. Викулю сопровождал Саша, высокий, тёмно-русый. Белая футболка на его плечах не скрывала, а, скорее, подчёркивала широкую грудь и плоский живот. Руки бугрились мышцами, растягивая короткие рукавчики. За Ольгой тянулся черноволосый Володька, или, как его называл Саша, Вовчик. Этот спортивной фигурой не отличался, но был великий мастак травить анекдоты и рассказывать забавные истории.
Сначала допивали коктейли, потом пошли танцевать. Сашу отправили за коктейлями, опять танцевали, потом за спиртным бегал Вовчик.
Ольга, казалось, веселилась вовсю. Много танцевала. Во время редких медленных мелодий покорно и нежно прижималась к партнёру, отчего Вовчик буквально млел, заливисто хохотала над его шутками.
«Ну и что? – думала она. – Ему можно, а мне нельзя? Я сюда отдыхать приехала, а не от воспоминаний сохнуть. И стоила мне эта поездка, о-го-го! Это он тут всё время живёт, а мне пять дней осталось и снова за работу! Я ему ничего не должна, что хочу, то и делаю».
Потом они оказались на тёмной улице. Вовчик по-хозяйски притянул Ольгу к себе и поцеловал. Она попыталась оттолкнуть его, но не смогла.
– А где Вика? – спросила она, трезвея, когда Вовчик чуть ослабил хватку.
– Они к нам в номер пошли, Саня ей обещал чучело крокодила показать, – Вовчик хохотнул, – он ей покажет чучело! Пошли к вам?
– Нет! – Ольга почему-то испугалась, ей вдруг расхотелось мстить Олегу с этим губастым Вовчиком. – Нет! Я устала очень! Я спать пойду!
– Да ты чё, в натуре, смеёшься надо мной? У тебя совесть есть? – Вовчик явно обиделся. – А мне куда сейчас? В номер не пойдёшь, там Саня с твоей Викулей, мне чё, как собаке одному под окном сторожить? На луну выть?
Ольга почувствовала укор совести.
– Ну ладно, пойдём погуляем немного.
Они побродили немного по парку и вышли к морю на пустынный тёмный пляж. Тихое, необъятное море, будто огромный спящий зверь, лежало у. их ног. Прибой был почти незаметным, как дыхание спящего.
– Ой! Красота какая! – Ольга сбросила босоножки и по холодящему песку вошла в воду. Вода лизнула её тёплым мокрым языком. – Тёплая! – восторженно взвизгнула Ольга. – Вот бы искупаться!
– Давай! – подошедший сзади Вовчик уже расстёгивал рубашку.
– Я купальник не взяла.
– А мы так! Всё равно нет никого! – Вовчик снял ботинки, сбросил джинсы и, оставшись в трусах, бросился в воду. Вода ответила на его вторжение всплеском светящихся в ночи брызг. – Bay! Во прикольно! Сто лет такого кайфа не ловил! Иди в воду, чего ждёшь?
«Действительно, что я? – подумала Ольга. – Бюстгальтер сниму, а трусики оставлю». Она быстренько разделась, стараясь ни о чём не думать, повторяя про себя: «Я только искупаться, я только искупаться», сложила одежду на лежак и стала осторожно входить в воду. Стало жутковато, вода была пугающе-тёмной.
– Давай, давай, не боись, – подплывший Вовчик взял её за руку, повёл.
Они немного поплавали в молочно-тёплой воде и вышли на берег.
– Ой, а вытереться нечем, – зябко повела плечами Ольга, – холодно.
– Иди, погрею, – Вовчик плотно и крепко притиснул её к себе и начал целовать, втискивая свой язык между её сжатыми зубами.
– Не надо! Пусти, – Ольга вяло отбивалась, пытаясь прикрыть обнаженную грудь, понимая, что это безнадёжно, что пришла она сюда сама и разделась тоже сама. Она всё равно продолжала слабо сопротивляться, пока он укладывал её на песок, но потом перестала…
«Так тебе, дура, и надо», – подумала она потом, когда Вовчик уже затих, сердито спихнула его с себя и села.
– Ты чё?
– Ничё! – зло буркнула Ольга. – Отвали!
В номере она долго стояла под душем и стояла бы ещё дольше, если бы вернувшаяся Викуля не забарабанила в дверь.
– Вылезай! Мне тоже нужно!
Когда они обе уже улеглись, Викуля, сладко потянувшись, будто сытая кошка, забормотала засыпая:
– Ну и правильно, что ты своего Вовчика сюда не пустила. А то бы до утра мучиться пришлось. Санька, качёк фигов, то ли гормонами в своё время обкололся, мускулатуру растил, то ли перепил сегодня… Я уж с ним и так, и этак, еле-еле на один разик раскачала, – она сонно хихикнула, – а Вовчик твой припёрся, в дверь скребётся: «Сань, ну открой, я спать хочу!» Он как, ничего? Хочешь, махнёмся в следующий раз? А? Ты что, спишь? Ну спи, спи.
Ольга не спала. Хотя часы показывали уже три часа, сон не приходил, но и обсуждать с Викулей то, что она считала обсуждать неприличным, она не хотела.
Сегодня она опять не испытала того, что испытывала только с Олегом, и тщетно пыталась испытать все эти последние три года. А первый раз это пришло как раз тогда, четвёртого ноября.
Глава 14
Олег проснулся поздно и один. Когда и куда ушла Вера, он не помнил. Помнил только, как он ей что-то рассказывал про себя, про школу, про Ольгу, как, достав бутылку виски, всё пытался выпить. Ещё помнил, как лежал на кровати, раздетый, а Вера сидела рядом, одетая, и гладила его по голове прохладной ладошкой. Помнил и тихое, почти не слышное сквозь наваливающийся сон: «Дурачок! Какие же вы, мужики, дурачки».
Олегу было плохо. Казалось, что всё тело пропиталось алкоголем, и его пары вырываются наружу при каждом выдохе. Жутко хотелось пить. Пустая полуторалитровая бутылка из-под минералки стояла рядом с кроватью, выдул, видимо, за ночь целиком. Но хотелось ещё. Бутылка виски, стоящая возле телевизора, вызвала сильнейший рвотный позыв, так что Олег бросился в ванную. После душа стало легче, но не хотелось ни на завтрак, ни на работу. «Да что, я не могу себе в свой собственный день рождения выходной устроить», – подумал Олег и отправился прямиком на пляж.
Там он перекинулся парой слов с дежурным в пункте выдачи разных плавательных прибамбасов, повесил объявление на русском и английском: «Сегодня дайвинга не будет», поплавал в море и, окончательно очухавшись, отправился в город. «Имею же я право на отдых», – успокаивал он себя.
Минут через пятнадцать он остановился возле «Таверны Одноглазого Джо». Заведение это называлось иначе, но работающий в нём одноглазый араб чем-то так напоминал Олегу героев «Острова сокровищ», что настоящее название никак не застревало в памяти. Араб кое-как говорил по-русски и по-английски, легко и без обиды откликался на «Джо Сильвера», хотя звали его, конечно, по-другому, да и Сильвер был, вообще-то, одноногим, а не одноглазым.
– Ага! My dear friend! – радостно улыбаясь, встретил он Олега. – You не был долгий время! Как дъела, земляк?
Все местные продавцы почему-то очень быстро усвоили обращение «земляк», вызывавшее у Олега ухмылку. «Ничего себе, землячок, – думал он, глядя на чернокожего, в мелких кудряшках Джо, ну прямо рязанский кореш или гарный украинский хлопец».
– Сделай мне кофе по-турецки и фруктовый салат с клубникой и дыней, – улыбнувшись в ответ, сказал по-арабски Олег. Приехав в Египет, он решил выучить арабский, но это оказалось сложнее, чем он думал, уж очень был непохож этот язык ни на один из знакомых Олегу языков. За этот год он научился понимать, о чём говорят и кое-как объясняться, но до знания языка было ещё очень далеко. Поэтому он пользовался любой возможностью для практики.
– О! Ты стал говорить гораздо лучше, – польстил ему Джо, – сейчас всё сделаю. Тебе сначала салат или кофе?
– Знаешь, сделай мне сначала кофе, потом салат, потом ещё кофе, – решил Олег.
– Много кофе опасно, сердце будет тух-тух, – показал рукою Джо, как начинает биться сердце от крепкого кофе. – Может, лучше чай?
– Ничего, давай кофе, – египетский красный чай, который местные жители тянули литрами с утра до ночи, Олег не любил. – Давай кофе и минералки к нему холодной.
– А! – понимающе осклабился Джо. – «Сушняк!» – произнёс он по-русски. – Может, пиво?
– Да отвяжись ты, чучело, – буркнул по-русски Олег себе под нос, – неси, что сказал! No! – «перевёл» он на английский.
Выпив горячий густой напиток, запив его ледяной минералкой, он принялся за чашу, в которой истекали соком перемешанные кусочки дыни, клубники, киви, ананаса и банана. Мерзкий привкус во рту прошёл, в голове посветлело. Вторую чашечку кофе он пил медленно, не торопясь, задумчиво осматривая всё вокруг, словно видел впервые.
Таверна имела глинобитные стены с широкими, ничем не закрытыми оконными проёмами. Рамы со стёклами здесь были только в магазинах, в других помещениях окна были простыми отверстиями, прикрытыми, в лучшем случае, решетчатыми деревянными ставнями. Крыша таверны была покрыта охапками сухого тростника, хорошо спасающего от жары. В оконных проёмах голубело море, врывался лёгкий ветерок, было тихо.
– С днём рождения тебя, – мысленно сказал сам себе Олег. – С днём рождения.
Ольга лежала навзничь, широко, безо всякого стыда, раскинувшись на кровати. Влажные пряди волос прилипли ко лбу, веки были прикрыты. Вот они дрогнули, и карие с зеленоватым ободочком глаза взглянули на Олега.
– Я что, кричала? – спросила она.
– Немного.
– Что это было? Я как будто умерла, а потом родилась снова.
Олег ласково и благодарно коснулся губами её щеки.
– Я тебя так долго ждал, а ты всё не шла и не шла.
– Теперь пришла.
– Да, теперь пришла, спасибо.
– Кому?
– Тебе, судьбе.
– Пусти, мне нужно. А Вовка со Светкой где? Ещё не ушли?
Минут через пятнадцать она вернулась посвежевшая, пахнущая водой, нырнула к Олегу под одеяло, поёжилась и хихикнула.
– У них там музыка, думают, не слышно ничего…
– И что же там слышно? – Олег провёл рукою по её шее, спустился к груди.
– Ничего, не балуйся!
Потом они снова любили друг друга. Вечером он пошел её провожать. Дойдя до её подъезда, он хотел ее поцеловать, но она вдруг отстранилась, прижав свою ладошку к его губам.
– Олег, может мне и не стоит это говорить, но я скажу. Мне никогда не было так хорошо, как с тобою сегодня. – Она смотрела на него с тревогой и ожиданием. – Я ещё тогда, месяц назад, это почувствовала и испугалась.
– Чего? – удивлённо спросил Олег.
– Испугалась стать очень от тебя зависимой.
– А сейчас?
– И сейчас боюсь. Но уже меньше, – она улыбнулась в темноте, – ну ладно, пока, – и, чмокнув слегка растерявшегося Олега в нос, скрылась в подъезде.
Во время осенних каникул они расставались только на ночь. С утра она прибегала в школу на дополнительные занятия, а Олег подтягивался на работу часам к десяти, ждал, когда она освободится, и они шли куда-нибудь гулять, а потом к Олегу.
– Слушай, что ты с ними возишься? – спросил Олег на третий день. – Каникулы же, в конце концов!
– Каникулы, – Ольга согласно кивнула и покорно положила голову ему на плечо, – но надо же их подтянуть.
«Действительно, – подумал Олег, почувствовав лёгкий укор совести, – и сам бы мог для отстающих занятия назначить».
Каникулы промелькнули, словно полустанок за окном несущегося скорого поезда.
Занятия в школе начались тринадцатого, в понедельник.
– Нет, это садизм, извращение какое-то, – говорил Олег, сидя после шестого урока у Володьки в раздевалке, – привыкаешь, привыкаешь спать сколько хочется, работать по четыре часа в день, отдыхать, в общем. Только привыкнешь, а тут, на тебе, извольте на работу! Нет, я так не согласен! Я требую соблюдения прав человека! Человек должен отдыхать!
– Человек должен пахать! – Володька был хмур и шутить не расположен. – Человек должен пахать, как папа Карло, и не надеяться на Буратино, который принесёт ему золотой ключик.
– Чем это ты так загрузился? Что за пораженческие мысли про пашню? Помнится, ты говорил, что жить нужно в своё удовольствие. Кстати, что случилось? За все каникулы у меня ни разу не появился, не позвонил. В школе тебя нет, говорят, отгулы взял за август. Светка и та пару раз звонила, интересовалась, не слышно ли от тебя чего. Намекала, не позвоню ли я тебе, но я притворился тупым и намёков не понял.
– И правильно сделал.
– Что, со Светкой – всё? Она вроде девка хорошая.
– Хорошая, вот потому и всё.
– Не понял!
– А что тут понимать? Ей все эти свиданочки, ночёвочки, не просто так, как некоторым, вроде физзарядки для поднятия тонуса. Она душой прикипать начинает. Да и я ведь тоже не чурка бесчувственная. Я уже и её, и жену по именам перестал называть, боюсь перепутать.
– А как же?
– А так, «ласточка», и всё тут. Да и привыкаю. В общем, всё, завязывать со Светкой надо, да и ей свою судьбу устраивать нужно.
– Одно другому не мешает, ты же сам рассказывал, что она говорила, будто если встретит подходящий вариант, тебе сразу отставка.
– Говорила, мало ли что она говорила, женщины, вообще, часто говорят одно, думают другое, а делают третье. Где она вариант искать будет? В школе? Так тут нас всего трое, она меня и нашла. На стороне? Для этого желание нужно, нужно, ты меня извини, чтобы в одном месте зудело. А так, я под боком, оно вроде уже ничего и не нужно и иллюзия свободы сохраняется, мол, если что появится… Откуда оно появится? Ей уже тридцать, между прочим, не девочка, по танцам не побегаешь.
– Что-то ты раньше об этом не заговаривал.
– Не заговаривал. Знаешь, когда всё время с детьми, забываешь, сколько тебе самому уже стукнуло. Кажется, что и ты сам, как они, что жизнь только начинается, что всё впереди.
– А что, всё позади?
– Нет, конечно, но и впереди уже далеко не всё. Мне уже, считай, тридцать один, если у меня ребёнок сейчас родится, мне его вырастить, образование дать, женить там или замуж выдать, лет двадцать пять нужно. Вот и прикинь, мне через двадцать пять лет самому под шестьдесят будет. А я всё молодым козлом скачу, девкам головы морочу.
– Вовка, я тебя не узнаю! Тебя за каникулы подменили, что ли? Ты с чего это о детях заговорил, раньше, помнится, жаловался, что они тебе на работе надоедают.
– Раньше я под стол пешком ходил, штанишки пачкал, что же мне, всю жизнь теперь… В общем, Олежка, никому ещё не говорил, тебе скажу. Дело идёт к тому, что к весне я стану отцом.
– Поздравляю! Ну, Володька, ну, молодец! От всей души поздравляю и тебя, и Танюшку твою! Молодцы! А кого хотите? Мальчика?
– Пока не знаем. Да кто бы ни родился – и пацан хорошо, и девка неплохо. В общем, Таньку мне пока нервировать нельзя, поэтому со Светланой – всё. Тем более, что Танька подозревать что-то начала. И из школы придётся уходить.
– Это ещё почему? Из-за Светки?
– Нет, она тут ни при чём. У меня здесь зарплата какая? Вот то-то!
– Ведь хватало же.
– Хватало, пока мы с Танькой вдвоём были, оба работали. Она хоть и ворчала иногда, что я мало зарабатываю, но это так, скорее для порядка. Вообще-то она мою работу уважает. У них, у деревенских, уважение к учителям ещё сохранилось. Я, когда к тёще приезжал, балдел сначала: она мужа старшей дочки, свояка моего, на «ты», хотя он и начальник какой-то, а меня на «вы». Председателя на «ты», а меня на «вы». Приятно, по деревне идёшь, все поздороваются, все на «вы». И Танька к работе моей с уважением, хотя и денег толком не платят. Ну жильё у нас есть – мне от бабки комната в коммуналке досталась, вдвоём с Танькой нам в самый раз, она на хлебзаводе своём нормально зарабатывает. Опять же муж, вроде как на интеллигентной работе, учитель, с детьми. Не пьёт. Да и мне работа по душе. Знаешь, вот всё на детей ворчу, что достают они, что покоя от них нет, а на самом деле приятно. Приятно, что нужен я им, что научить их многому могу.
– Так и работай!
– Работай! А в декрет Танька уйдёт, как втроём на одну мою зарплату, а?
– С Тамарой поговори, может, она тебе что подкинет.
– Что она мне подкинет? Вся физкультура и так моя, а всякие липовые часы давно расхватаны её прихлебателями. Кто же свои деньги отдаст?
– Какие липовые?
– Ой, Олежек, за два года ты так ничего и не понял! Ты себе никогда вопрос не задавал, почему некоторые нагрузку имеют в два раза меньше чем ты, а получают раза в два больше?
– Кто это?
– Да хоть Людмила, которая труды ведёт, Витёк, майор наш непросыхающий, Анечка, в конце концов. Ты их квиточки на зарплату хоть раз видел?
– Где?
– Ну когда нам перед зарплатой кучу расчётных листочков в учительской вываливают, ты их там встречал?
– Я чужие не смотрю, я свой ищу.
– А и захотел бы, не увидел. Их завхоз заранее отбирает и им лично отдаёт.
– Зачем?
– Чтобы никто не задал вопрос, как при небольшой нагрузке можно такую зарплату получать.
– Так откуда у них большая зарплата?
– А кружки разные, факультативы, замены заболевших учителей. Людмила, вон, по бумагам, кружок аэробики ведёт, кружок кройки и шитья, кружок вязания, Витёк – секцию по туризму. Кружки эти на бумаге только и существуют. Или другое, учительница заболеет, её уроки не ведутся, а Анечка выпишет на себя, будто она заменяла, вот тебе и копеечка капает. Я один раз с больничного вышел, гляжу, в журнале её автографы, будто она за меня уроки вела. Спортсменка, понимаешь, мастер спорта по скоростному хапанью. Она себе в неделю часов пятнадцать напишет, вот и прибавка. Но такое только для своих, приближённых. А я – рабочая лошадка, мне только за часы выработанные, и ни копейки больше.
– Но это же уголовное дело, а если проверка?
– Не боись, всё схвачено, за всё уплачено. Года за два до твоего прихода была у нас историчка, та всё правду искала, настучала в управление, телегу в прокуратуру отправила.
– И что?
– Ничего. Была проверка, был следователь, «факты не подтвердились». Тамаре, правда, выговор за какую-то ерунду вынесли, а историчку потом за прогул уволили. Она и судиться пыталась, да без толку всё.
– А почему другие учителя не выступили?
– Какие другие? Кто подачками прикормлен и готов глотку за Аньку с Тамарой драть, кто понимает, что с начальством связываться – себе дороже, кому наплевать. Но это всё – капля в море. Ты не гляди, что школа нищая, тут можно очень даже нехилые бабки делать. Если с умом. Но это только для приближённых.
– А ты?
– А я не приближённый. За Тамару глотку рвать не умею да и учиться не хочу. Хочу честно работать, получать хорошую зарплату и никому не быть должным. Так что мне Тамара ничего не накинет. А если бы и накинула, то всё равно мне мало. Это сейчас нам с Танькой комнаты хватает, а ребёнок подрастать начнёт? Надо о квартире думать. Мои родители ещё не старые, дай Бог, проживут лет двадцать, что же мне их смерти ждать, пока они квартиру освободят? Бесплатной квартиры не дождаться, сам помру раньше, а на покупку в школе даже с липовыми часами не заработаешь. В общем, ухожу я.
– Когда?
– Новый год с тобою отпразднуем, может, последний раз со Светиком встречусь, и – всё.
– А куда пойдёшь?
– Есть варианты, ты не обижайся, пока говорить не буду, чтобы не сглазить.
– Я и не обижаюсь.
– Вот и ладушки.
