Текст книги "Ниточка судьбы"
Автор книги: Елена Гонцова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)
Поэтому поиски квартиры на сегодняшний день неактуальны. Следует заняться замками. А Танюше стоит только ножкой топнуть, как все тут же исполнят в самом лучшем виде – и замки неоткрываемые врежут, и провода хитрые наплетут. Впрочем, подруге она ничуть не завидовала, ну есть у человека способность режиссировать массовые сцены без особенных на то усилий, значит, так и должно быть.
Танюша встретила ее в своей обычной домашней манере. Напоила превосходным кофе на кухне, оплетенной длинным извилистым растением с белыми восковыми цветами, и сообщила то, что повергло Веру в еще большее недоумение.
– Знаешь, кто позвонил мне сегодня?
– Какой-нибудь режиссер, шотландец, он непременно хочет видеть тебя в роли дикой и своенравной шотладской девы.
– Нет, – уже без той загадочности и довольно-таки скучно ответила Ключарева. – Тот самый красавец из Шереметьева. Доложился, что видел меня в этих ландшафтных спектаклях в Изборске. Я поражена его настойчивостью, это что-то нездешнее. То, что он следил за мной, – факт. Помнит фотографию на обложке «Театрального журнала» годичной давности. Он даже знает, что я в разводе и все такое. Информация исключительная.
– Откуда у него твой телефон? – удивилась Стрешнева.
– Я спросила его об этом в первую очередь. Он узнал номер телефона у моего продюсера. Он, видишь ли, журналист, какой-то внештатный, работает на ряд изданий. А может, брешет. Но какая потрясающая осведомленность и настойчивость! Просил меня об интервью.
Вера, начав с того, что собирается немедленно нанять частного сыщика, внятно и отчетливо поведала подруге о происшествии, внезапно осознав, что ничуть не сгущает краски. Живописно изобразила и свой визит в милицию и завершила это захватывающее повествование тем, что не представляет даже в самой малой степени, как ей теперь поступить. Искать ли новое жилье, бежать ли во все стороны сразу… Танюша что-то отвечала, но Вера, различая отдельные слова, не могла связать их.
Неправдоподобная цепь событий, более похожая на низкопробный голливудский триллер, чем на причудливое, но естественное сплетение житейских мелочей, сделалась для нее невыносимой. Она потерла глаза, чувствуя, что все расплывается и сосредоточиться на чем-либо невозможно. Чашечка кофе, крохотная, белая на черной полированной поверхности стола, оказалась последней, но тщетной опорой, за которую долго цеплялся взгляд.
– Эй, подружка, да ты носом клюешь, – услышала Вера поставленный голос Тани. – Дай-ка я уложу тебя.
Напоследок девушка успела подумать, что ехала сюда, на Юго-Запад, именно затем, чтобы отдохнуть в полной безопасности. Засыпая, она окинула взглядом большую, уютную комнату подруги в огромной родительской квартире. Книжные полки, несколько старинных офортов, большой стол, два скрещенных меча на белой стене – это было последнее, что она умиротворенно проводила глазами, не чувствуя своего тела и буквально растворившись в прохладных льняных простынях.
– Вставай, красавица. – Таня влетела в комнату, принеся с собой запах весеннего воздуха и свежей типографской краски. – Ты проснулась знаменитой! – пропела она на мотив хита семидесятых «Как прекрасен этот мир…» и бросила на постель Вере кипу газет и журналов.
– Ты что, киоск ограбила? – Девушка с трудом возвращалась из уютного, целительного сна.
– И не один.
– Раз-два-три, фигура замри! – ответила Вера, протирая глаза. Она имела в виду не Таню, но, скорее всего, себя. Нужно было учиться ходить, думать, смеяться, наконец. Однако на веселье сил не было. Ворох разноцветной бумаги, которую принесла ей заботливая подруга, ровным счетом не имел никакого значения. Думая о себе отстраненно, как о некой другой Стрешневой, Вера пролистала сообщения о победе на всемирном конкурсе какой-то странной барышни, соизмеряя себя то ли с молодой, эффектной теннисисткой, то ли с шахматисткой-китаянкой, как бы вышитой на шелковом полотне и, стало быть, до предела детализированной. Она не без удивления рассматривала фотографии с присутствовавшей на них «фигурой», в которой можно было различить черты Веры Стрешневой, рост 164, вес 51, размер обуви 36, характер нордический с элементами надрывной русской сложности, чеканный профиль, как говорил ее давний друг Алешка Тульчин, композитор и преподаватель по классу композиции в… Но вспоминать Вера ничего не могла или не хотела. Она поставила ноги на мягкий ковер, сбросив, как ненужную одежду, ворох газет, принесенных Таней, с изумлением разглядывая подругу, которая явно ею гордилась. Это было новостью для Стрешневой.
– Верочка, посмотри, какая ты здесь забавная, – говорила Таня, взявшаяся как бы ниоткуда. – Так сфотографировать тебя могла бы только я.
– Это смешной пожилой англичанин меня щелкнул. Сам он похож на картинку Викторианской эпохи.
На этом снимке из газеты «Таймс» Вера выглядела маленькой, смешной англичанкой, которая, как ребенок, ловит бабочек, но только без лужайки и сачка. Перед ней порхали клавиши неизвестного инструмента, мало похожего на рояль, скорее, это был клавесин или «Корг», на котором она играла когда-то эксклюзивную партию для питерской рок-группы… Там был, кажется, бесподобный гитарист Славка-Слон, который позже ушел в монастырь, где-то на русском Севере.
Она стала перебирать газеты и цветные журналы: быстро вспоминая знакомые по Норвегии лица, прочно врезавшиеся в ее память. Девушка сразу узнала лицо фотографа-англичанина, сделавшего удивительный снимок: на нем Вера была так похожа на себя, новую, неизвестную ей самой. Сам фотограф стоял в окружении колоритных норвежских барышень, олицетворявших прочность, северную изысканность и гостеприимство. Он немного скучал от этого, должно быть, привычного для него выставочного зрелища. В Китае рядом с ним стояли бы непременно рослые, тренированные, чуточку желтые топ-модели, в Африке – лакированные, улыбающиеся, шоколадные, несколько похожие на юного Пушкина эфиопки, ну и так далее – по всем континентам, где он успел побывать. Примерно одно и то же, тема с несколькими плутовскими вариациями.
«Приятное лицо у этого англичанина, – решила Вера, как будто прежде думала иначе. – Он мне сразу понравился, тем более что я никогда не общалась с профессиональными фотографами и даже не любила их за отвратительные специфические качества, без которых им не обойтись: выпучив глаза, лезть с фотокамерой куда попало, как будто именно они главнее всех. Да, впрочем, он же гениальный дилетант и обычный английский миллионер, на его заводах варится превосходный эль, а он странствует по свету из любви к искусству, собирая потрясающую фотоколлекцию. Глядишь, через полгода издаст очередной альбом, и я там буду красоваться среди огромного всемирного зверинца, как мягкая русская игрушка».
Стрешнева увидела на снимках целый выводок ее сверстников, – француженку с гобоем, польку с виолончельным взглядом и тяжелым подбородком, кажется скрипачку, меланхоличного китайца-пианиста, превратившего этюды Шопена в плавное, но тревожное рокотанье волн Янцзы или Хуанхэ.
А вот юный германец, сидящий на полу подле белой стены, в строгой черной водолазке и темных джинсах, похожий больше на отдыхающего аквалангиста, только что поднявшегося с большой глубины. Альтист из Италии, светловолосый, похожий на норвежца или псковича, по ходу дела игнорирующий камеру. Крайне симпатичная юная гражданка Соединенных Штатов, Саманта Уайлдер, словно только что вышедшая из общества Тома Сойера, несколько повзрослевшая и загадочная, потому что в Норвегию она приехала простой туристкой. Говорили, что она переиграла обе руки и временно отрешена родителями и менеджером от музыки. Хотя, как представительница всемогущей Америки и просто очень хорошая молодая пианистка, незадолго до конкурса Саманта была причислена к негласному списку фаворитов.
Впрочем, все эти журналистские штучки энергичную мисс из Нового Света мало волновали. Ей, так же как Вере, очень понравилась Норвегия. Да и вообще, Вера и Саманта были отдаленно похожи друг на друга. Они почти подружились в конкурсной суете, словно бы завязались нити какого-то странного сюжета, будущего соперничества, наконец, или простого сосуществования в сфере мировой музыки. По крайней мере, так все выглядело для непрестанно лакействующей прессы, когда ей не отдано приказание нахамить и вывалять в грязи.
Вера улыбнулась. Какие славные люди, какие прекрасные лица! И вдруг на общем снимке конкурсантов и журналистов, который был сделан в Бергене во время экскурсии на яхте, взгляд ее, только что слегка скользивший по знакомым и забытым лицам, остановился на странной, здесь вовсе не уместной фигуре. Веру как будто током пронзило. Это был, несомненно, тот белокурый мачо из самолета. Вера даже на секунду усомнилась, та ли фигура перед ней, задумчиво-наглая, позирующая без всякой на то причины не только снимавшему группу музыкантов и гостей, но и всему норвежскому миру. Несомненно было одно, этот красавец, столь непохожий на ее знакомого, фотографа-миллионера, ничуть не реже посещал мировые города и поэтические захолустья старой и сытой Европы, и именно там, в Бергене, видела его Вера. По всей вероятности, мельком, не запомнив и не отметив для себя хоть сколько-нибудь.
Снова на снимке мелькнул Рудик Даутов, чертивший свой автограф в чьей-то большой тетради. Вера вспомнила, как по-особенному он расписывается, точно взаймы дает: эти «Р» и «Д» с вертикальными маленькими «у». На фото игралась именно эта хорошо поставленная мизансцена.
– Пробудилась, душечка, – обрадовалась Танюша. – Пока ты спала, я успела увидеть тебя по ящику. Наш новый министр культуры не по годам зрел и заботится о нас с тобой. Ты хоть помнишь, о чем ты поведала журналистам в этом сюжете?
– Таня, я плела им что угодно. Кто дома кроме нас? Зачем ты принесла столько бумаги? – удивилась Вера.
– Знаешь, дорогая, сколько ты проспала?
– Извини, что я оставила тебя одну в столь трудное время. Как же ты обходилась без меня?
– Меня грела твоя слава. Мне показалось, что я тоже получила кусочек лакомого пирога. А что за фотограф-англичанин, о котором ты говорила? – поинтересовалась Таня.
– А! Это очень смешной человек и большой чудак. Он… как бы это сказать… не профессионал, разъезжает по всем подобным конкурсам, коллекционирует изображения молодых звезд, какие-то музыкальные сюжеты. Владелец нескольких заводов, которые исправно печатают для него фунты. А он путешествует по белому свету с фотокамерой. Пробует заснять музыку как таковую. Говорят, что он дальний родственник знаменитого Бенджамина Бриттена, и любовь к музыке проявилась у него таким вот своеобразным образом. Кажется, он сейчас в Москве, продолжает пополнять свою коллекцию… Хотел непременно запечатлеть Плетнева, Башмета, Спивакова – в общем, всех, кого на месте застанет. Спрашивал совета у меня… Подожди-ка, Танечка, это еще что за новости?
Вера потрясенно уставилась на один из снимков, словно не узнавая себя или, напротив, увидев что-то невероятное. На фотографии она была окружена незнакомыми людьми самой мерзкой наружности. По крайней мере, первое впечатление было именно таким. Она вспомнила тот день, который виделся иным, не таким странным и тяжелым, как на этой картинке. Это было вечером после ее триумфального выступления.
– Тьфу ты, нечистая сила, – как же это меня угораздило? – воскликнула Вера.
– Что-то не так? – удивилась Танюша.
– Да нет, все нормально. Сама виновата!
– Да в чем же дело? – все больше удивлялась Танечка. – Мировая слава, успех – это же не хухры-мухры. Я слышала сообщение, что о тебе снят целый фильм. Ты ехала на конкурс в таком музыкальном облаке, за которым следят в тысячу биноклей. Естественно, это утомительно для столь нежной барышни. Но привыкай, привыкай. То ли еще будет! А что тебя немного этот процесс подкосил, не страшно. Как-нибудь развеешься. В мальчонку влюбись какого-нибудь, простого, без всяких интеллектуальных наворотов. В конце концов, жизнь прекрасна!
– А эти странные личности на снимке? – не унималась Вера. – Это же нечисть какая-то. Вот это что за статуя?
Стрешнева указала на бравого молодца, как две капли воды похожего на блондина из авиалайнера, которого только что видела на другом снимке. Но это был другой человек, рассеянный, безразличный ко всему, точно с похмелья.
– Какая-то зловредная мистификация. Я окружена двойниками. Где мой дом, где мой сад? Можно я маме позвоню? Она меня, наверное, потеряла.
Марта Вениаминовна, казалось, ждала звонка именно в эту минуту.
– У нас гроза, – издалека говорила она. – Ты обещала позвонить сразу, как прилетишь из Норвегии. Что-нибудь случилось?
– Нет, – заверила мать Вера и сама внезапно успокоилась, точно эти двести километров рассеяли ее тревоги по туманному ландшафту.
– Заболел твой учитель, – ровным голосом, как бы укоризненно, говорила мать. – В тот самый день, когда ты получила приз. Куда-то делся Алексей. Он больше не преподает в училище – оказывается, давно. Никто не знает, где он. Ходят разные слухи. Что еще? Все говорят только о тебе. Ты стала, так сказать, почетным гражданином нашего города. Спрашивают, когда приедешь. Собираются тебя наградить. Кстати, а когда ты будешь у нас? Мне кажется порой, что уже никогда.
– Не знаю, мама, – честно призналась Вера. – Я ничего на этот счет сказать не могу. Пожалуй, на некоторый срок я уйду в подполье. Как ты думаешь?
– Это проще сделать дома, – не очень уверенно произнесла Марта Вениаминовна.
– Нет, это будет сложнее. Думаю, что меня как слона будут водить на показ. В Москве таких, как я, навалом, и тут спрятаться проще.
– Ты что-то недоговариваешь, – укоризненно заметила мать. – Впрочем, ты всегда была очень скрытной. Я тебя люблю. Целую тебя, деточка моя. Все же звони каждый день, ладно? Может быть, я что-то забыла.
– Мамочка, ты права, – сказала Вера напоследок. – В том смысле, что проще спрятаться дома, в пещере наконец, как-никак восемьдесят километров этих самых пещер – и прямо под городом.
– Вот то-то же, – засмеялась Марта Вениаминовна. – Ты умнеешь прямо на глазах.
Закончив разговор, Вера заметила, что подруга напряженно смотрит на нее, словно что-то придумав.
– Как видно, – сказала Вера, – придется нам с тобой расстаться.
– Навсегда? – спросила Танюша как бы издали. – Я скоро перестану тебя понимать. Что вообще с тобой происходит? Я что, не человек? Ты думаешь, что мне от тебя что-то нужно?
Она вертела в руках красивую мягкую игрушку, мышонка в испанской шляпке и красном кафтанчике.
– Что за прелесть! – восхитилась Вера.
– Ты угадала, это мой тебе подарок, бери и помни. Однако, что мы собираемся делать? – спросила Ключарева.
– Да ничего особенного. Можешь подбросить меня в мою нору. А сама-то как будешь строить жизнь?
– Есть небольшой планчик, после расскажу, если хоть что-то выгорит.
Автомобиль Таня вела с особенной сосредоточенностью, всю дорогу молчала.
Вера пыталась рассмешить подругу, но та лишь загадочно улыбалась.
– Ты сейчас похожа на одну шофершу с эстонской границы. Там такие маленькие автобусики, они ходят по проселкам, собирая людей с грибами, поросятами и прочей живностью, и этими автобусиками управляют сосредоточенные женщины разбойничьей внешности, у них такие перчатки стильные, из которых торчат лишь кончики пальцев, они как бы перебирают невидимые клавиши, когда крутят баранку. Ты меня слышишь?
– Ага, – ответила Таня. – Крепче за шоферку держись, баран. Мне очень лестно это слышать. Я такая и есть. Быть может, истинное мое призвание водить такие автобусики, прочно сидя в эдаком седле и двигая пыльными бровями. Эх, задала ты мне задачку! – неожиданно завершила Ключарева.
Что Таня имела в виду, Вера уточнять не стала. Бывают слова, которым доступны многие смыслы сразу, но какого-то определенного значения эти фразы не имеют. Потому без определенных побуждений Вера попросила подругу остановиться за несколько кварталов от улицы Гончарова. Они деловито попрощались, и Танюшин «Ситроен» стремительно исчез в неизвестном направлении.
Вера была уверена на сто процентов, что подругу ждали, но кто и зачем, Таня, похоже, ни за что бы не сказала. Вероятно, она спешила на свидание. Слово «свидание» вызвало у Веры недоумение и тоску. Это было теперь слишком далеко от ее забот и тревог. «Москвичи, – думала она, – отчасти напоминают норвежцев, все-таки мы живем в северной стране, как-то раньше я не замечала этого. Медленная северная страна, в которой жить нужно обстоятельно, долго и без суеты». Так ли жила она сама, понять было трудно. Но похоже, что ответ готов был явиться в самом близком будущем.
Девушка зашла по дороге в несколько магазинов, купила продукты, долго рассматривала забавную мебель, заранее думая о том, какой подарок сделать родителям. То, что надо съездить в Высокий Городок, впервые за последний год не вызывало сомнений. Вера купила новый замок, выбрав совершенную, на ее взгляд, игрушку из огромного арсенала. Ее развеселили многочисленные несгораемые шкафы разных габаритов – от огромных до миниатюрных, в которых можно было бы хранить деньги и украшения, если бы она была по-настоящему состоятельной.
Когда Вера подходила к дому, из двора вывернул кремовый джип с затемненными стеклами, отчего он казался загадочным маленьким домиком на колесах. «Странно, – подумала Стрешнева, – у соседей машина была с простыми, прозрачными стеклами, да и жена хозяина джипа терпеть эти укромные стекла не может. Верно, это приезжал мой таинственный ночной визитер».
Глава 2
Про него-то девушка и вспомнила, когда вошла в совершенно разгромленную квартиру, беспомощно опустилась в кресло и заплакала. Все вещи были разбросаны, несколько цветочных горшков разбиты, на полу валялись ноты вперемешку с землей и цветочными лепестками. Вера позвала Штуку, но та не откликнулась. Заглянув во все углы, на кухню, в ванную и в туалет, Вера убедилась, что кошки нет, и похолодела. На старинной люстре висел кусок персидской парчи, из которой она так и не удосужилась сшить наряд. Девушка сняла ткань, взобравшись на стол и думая о том, что злоумышленник был высокого роста.
– Спокойно, – приказала она себе. – Ничего не трогать и позвонить участковому. Самое ужасное, что нет Штучки. Это для меня важнее всего. Не хватало еще, чтобы с ней что-нибудь случилось…
Стрешнева была уверена, что во всей этой зловещей акции таилось что-то нечеловеческое.
Она позвонила капитану Кравцову, который как будто ждал ее звонка. Сказал, что будет с минуты на минуту, и попросил ничего не трогать. Голос «шерифа», как Вера окрестила Павла Сергеевича, ее успокоил. Как бы там ни было, она все делает правильно.
Девушка причесалась перед зеркалом в ванной, в которую, как видно, учинившие разгром вовсе не заглядывали, и тут же в дверь позвонили.
Вера бросилась к двери, думая, что это ее «шериф». А увидела перед собой двух девчонок из соседнего подъезда и свою кошку, задумчиво глядящую на хозяйку.
– Она гуляла сама по себе, – сказала первая девочка.
– А это для нее нетипично, – добавила вторая.
– Киска сбежала от разбойников, – ответила Вера, улыбаясь.
Штука протянула в ее сторону лапу, как маленький медвежонок, и замурлыкала в черные усы.
В это время возник капитан.
– Кошку, как вещественное доказательство, тоже не трогать, – мрачно пошутил он. – Она, конечно, все видела, но рассказывать ничего не собирается. Хотя одна смешная семья, мои друзья, филологи из Тарту, очень ловко переводят на человеческий язык всяческие изречения их замечательного кота. Однако у него другая жизнь.
Между тем они вошли в квартиру, которую участковый окинул профессиональным взором.
– Давайте подумаем, что исчезло, если вообще что-то украдено. Мне кажется, вас просто кто-то неудачно запугивает. По какой причине? Может быть, ваша хозяйка таким образом хочет вас отсюда выжить? Очень остроумно, конечно. Или эта версия кажется вам неправдоподобной?
– Отчего же, – ответила Вера. – Это, кстати сказать, первое, что пришло мне в голову. Правда, после того как вы об этом сказали. Думаю, что лучшего квартиросъемщика, чем я, она никогда не найдет. Бабуля хочет, чтобы я платила больше. Напрямую сказать об этом стыдится. Такой уж она человек. А извращенное ее воображение заставляет безбожно врать про богатого клиента, который якобы хочет снять именно эту квартиру. Правда, клиент этот каким-то образом все же нарисовался.
– Или его нарисовали? У вас есть тайные недоброжелатели? Завистники, враги? Мальчиков у подруг случайно не отбивали, а? – Кравцов добродушно улыбнулся.
– Нет, – ответила Вера, – разве что всякие завистники внезапно начали плодиться с ужасной быстротой. Без всяких на то оснований.
– Вы ведь не курите, – внезапно сказал капитан, поднимая с пола какой-то предмет. Это была пачка сигарет «Данхилл», наполовину опустошенная.
– Я никогда не курила, – ответила Вера. – И даже не пробовала. – Как это я не подумала, что здесь кто-то «кадил дьяволу», как говорил один мой знакомый. Остался тонкий неприятный запах. Знаете, некоторые мои музыкальные способности связаны с миром запахов. Определенные сочетания звуков для меня обладают и ароматом. Сложно объяснить.
– Отчего же, – ответил капитан. – Вещи, конечно, непростые, но мне доступные. Кстати, это сигареты фирменные, дорогие. Я думаю, что посетили ваше жилище двое. Возможно, парень и девушка.
– Как? – изумилась Вера.
– Отпечаток женского каблука на мягкой нотной бумаге. Не вы же здесь танцевали сейчас? А в прихожей, напротив, грязный след кроссовок большого размера. Насколько я понимаю, в квартиру вы заходили не в сопровождении поклонника.
– Может быть, вам даже известна фамилия этой, так сказать, девушки? А ее молодой человек, что вы о нем скажете? Отчего они не запалили здесь костер, например?
– Они что-то искали. И, скорее всего, не нашли. Потому что предмета этого здесь не было. Золото и украшения вы где храните?
– Драгоценности у меня с собой. После того случая, сами понимаете, я захватила их в гости к подруге.
– Правильно сделали, Вера! Смотрите, с каким изуверством вывернуты маленькие ящички, где, по мысли злоумышленников, могли быть спрятаны кольца, серьги, камни. Они, похоже, искали здесь некий тайник.
– Да, я иногда хранила украшения здесь, в персидской коробочке.
– А кто об этом знал? – уточнил Павел Сергеевич.
– В том-то и дело, что никто. По крайней мере, я никого не подозреваю.
– Это вы правильно решили. Шпиономания – занятие утомительное. А то подумаете, что облик преступника или заказчика сидит у вас в подсознании, и сон потеряете, и покой.
– Это я-то? – рассмеялась Вера. – Да меня из пушки не разбудишь, а такого события, чтоб лишиться благословенного покоя, я что-то пока не наблюдаю. То есть вас конкретно я не имею в виду, – поправилась девушка, немного смутившись. – Кстати, я купила великолепный замок.
– Этот вопрос мы сейчас уладим, – мгновенно отреагировал капитан. – У вас найдутся инструменты? Сигнализация будет установлена на днях. А замок я врежу немедленно. К тому же, заметьте, сюда больше никто не придет. Отчего я в этом уверен? Уверен, и все. Первый ночной визит был устроен для того, чтобы вас напугать. Далее: без вас искали что-то – и не нашли. Заметьте, все это произошло непосредственно после вашего приезда. Как будто прозвучала некая команда. Вам лучше знать, кто ее мог отдать послушным исполнителям. Кстати, вы хорошо шьете? Это бабушкин «Зингер»? Этого мышонка вы сами сшили?
– Вы угадали, я шью неплохо, – ответила польщенная Вера. – Правда, сейчас я редко этим занимаюсь. Много времени занимает музыка, но швейное дело тоже своеобразное музыкальное приношение. А мышку мне подарила подруга. Сегодня.
– Подруга? Вы крайне современный человек, Вера, искусство для вас не противоречит жизни, и наоборот. Помните, я говорил вам, что кражи в последнее время стали какими-то подозрительными. Не все, но определенный процент. Не стану предвосхищать события, но здесь мы имеем дело с чем-то подобным. Что же все-таки могло исчезнуть?
– Сначала я решила, что могли похитить ноты, у меня довольно много букинистических редкостей, дарили хорошие люди на долгую память. Есть с автографами Святослава Рихтера, например, Горовица, есть и более ранние. Есть редкие фотографии начала века, вот они-то для антикваров представляют несомненный интерес. Понятно, картинка не какая-то там закорючка на нотной бумаге. Но их не так много, во-первых. А во-вторых, думаю, что они все на месте. То есть сейчас, здесь, на полу.
Скоро Вера обнаружила все раритеты, о которых говорила.
– Вам, наверное, смешно, Павел Сергеевич, я имею в виду и ситуацию, и эту нелепую квартирку, да и соломенная хозяйка с черной кошкой производит комичное впечатление.
– Ну что вы, – ответил Кравцов, который в это время принялся врезать замок. – Мне есть с чем сравнивать. Беда только в том, что я не очень хорошо представляю ваш круг.
– Да какой там круг, – посетовала девушка, – оказавшись в столице, я, провинциалка, довольно скоро замкнулась, и если какой-то круг и сложился, то я не слишком замечала его. Я хотела играть лучше всех. Всего-то, уж простите мне эту наглость. Потому я просто не знаю, кто и зачем был рядом со мной. Мне казалось, что музыка всех интересует еще больше, чем она увлекает меня. Конечно, я заблуждалась. И вот теперь пожинаю плоды своего неведения. А вы ловко это делаете, я имею в виду замок. Слесарничаете по совместительству?
– Всему научился в свое время. – Кравцов довольно улыбнулся, похвала Веры заметно польстила ему. – И в ПТУ успел поучиться, и армию родную никогда не забуду. А что-нибудь такое вот, необычное, прежде замечали? Какой-то странный интерес либо что-нибудь подобное?
– Может быть, Павел Сергеевич. Но это все было смеху подобно. Даже говорить не стану!
– Ну как хотите, – отвечал капитан рассеянно, щелкая язычком замка, который приводил в движение потайную пружинку. – Замок действительно классный, только вам предстоит научиться с ним обращаться. Впрочем, я покажу… Понимаете, – продолжил он, закрепляя замок в приготовленном для него отверстии, вам никто не говорил, что все ваши успехи будут вызывать только зависть и ненависть.
– Нет, – честно ответила Вера. – Я была выше этих мыслей, как всякая провинциальная дура. Да и какие у меня успехи, если серьезно поразмыслить?
– Здесь вы не правы. Но некто думает о вас именно так: девчонка, выскочка, гордячка.
Вера отдавала себе отчет в том, что Павел Сергеевич пытается выяснить что-то о ней и о людях, которые ее окружают. Она была уверена, участковый ждет, когда она то ли проговорится, то ли назовет кого-нибудь, кого он будет потрошить и выводить на чистую воду. Так она думала, но слишком неохотно. Как только у нее возникли проблемы, этот человек немедленно стал ею заниматься, и это было важнее всего. Подозревать Вера не имела права никого. Все это было слишком чудовищно и вызывало лишь приступ дурноты и ни с чем не сравнимую брезгливость.
– Я выиграла этот конкурс, наверное, не случайно. К тому же в Норвегию я приехала потенциальным победителем. Но, честно говоря, для меня как-то это не было самым главным. Я вовсе не притворяюсь и не кокетничаю. Такое вот было забавное заблуждение. А что касается зависти или ненависти, – по крайней мере, в Москве я с этим, пожалуй, не сталкивалась. Вот раньше, в детстве и ранней юности, всякое бывало. Вы будете смеяться, но тогда мне приходилось действительно несладко. Правда, я не помню тех людей и причин, из-за которых меня преследовали.
Меж тем Кравцов закончил с замком, а Вера собрала ноты, вернула на место горшки с цветами, делая все это нехотя, в расстроенных чувствах.
– Мне страшно, Павел Сергеевич, и знаете почему? Думаю, что я человек бесчувственный, что касается жизни. Достаточно грубый, невнимательный, и наказанием за это может стать только подобная стихия. С чем я, похоже, снова столкнулась. Рок, так сказать. Правда, исправиться я тоже могу. Я не всегда была такой, и это вселяет в меня надежду. А как вы думаете, долго все это будет продолжаться?
– Подойдите сюда, – вместо ответа позвал капитан, – видите эту кнопку? Ее надо слегка отжать, прежде чем введете ключ в скважину. А потом сразу отпустить. Слышите щелчок? Ваш замочек сработал, теперь трудно будет его взломать, если только вместе с дверью. Мне кажется, – продолжил он, удовлетворенно разглядывая аккуратно врезанный замок, – в этой истории вы сами мало что значите. Скорее всего, охотятся не за вами, а за тем, что вам принадлежит или принадлежало. И закончится все тогда, когда это «что-то» найдут. Впрочем, для вас обстоятельства могут обернуться трагически, поэтому я постараюсь найти того, кто пытается смутить ваш покой.
Кравцов попросил позвонить завтра в полдень. Он несколько раз быстро смотрел на часы, после чего столь же стремительно позвонил, достав из кармана объемистую рацию, кому-то из своих подчиненных. Суть разговора Вера не уловила, отметив только, что настроение у капитана хорошее. Потрепав на прощанье за загривок кошку и сказав ей: «Опасно тебе находиться рядом с твоей хозяйкой, малышка», участковый легко сбежал по ступенькам к лифту, крикнув: «Будьте завтра обязательно дома! Придут устанавливать сигнализацию».
Вера быстро сделала уборку, накормила Штуку, укоряя себя в том, что не сделала этого раньше, и приняла душ.
Ни о каких злоумышленниках она больше не вспоминала. На месте этих призрачных персонажей, которые пытались ее обокрасть, возникла легкая тревога и любопытство. И более всего был интересен ей только что ушедший капитан. Участковых она представляла как-то иначе. Этот в обыкновенную схему никак не укладывался. Стрешнева была уверена, что, зайди она в отделение месяц назад, никакого Кравцова она бы там не нашла. Она даже пыталась вспомнить, где и по какому поводу слышала эту фамилию. «Ну вот, началась шпиономания, только с другого боку, – подумала она. – Сейчас еще решу, что он похож на норвежца, ну так и есть, похож. Странно, но я хочу в Норвегию, обратно. Не за славой, просто так, побродить одна».
Но вместо Бергена и Норвежского моря перед глазами вставал Высокий Городок с его странной тысячелетней историей, дом дедушки на крутом берегу Волги, мама на крыльце…
Вера переоделась, отметив, что одежду никто не тронул. Впервые за несколько последних дней посмотрела на себя в зеркало. В принципе она была похожа на свои снимки из газет и журналов. Русская барышня, восходящая звезда. До автоматизма отточенные движения, никакой скованности. Вспомнила без особого энтузиазма о контрактах, о скором выходе ее записей в Германии, Англии, бог весть где еще.
