Текст книги "Ниточка судьбы"
Автор книги: Елена Гонцова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)
Спала до самого полудня, ни разу не проснувшись. Без сновидений, или они были столь глубокими и тонкими, что не подлежали запоминанию.
Раздавались звуки фортепиано, во дворе слышались детские голоса. Но не это разбудило ее. Во сне пришла угрожающая рассудку, ясная определенность. Она Вера Стрешнева, действительно известная русская пианистка, но последнее, что она помнит, – дружеская вечеринка в ресторане с бывшим любовником и американкой, с которой познакомилась на конкурсе в Норвегии и паспортом которой каким-то странным образом оказалась в Португалии.
Это открытие пронзило ее словно электрическим разрядом. Она испугалась, что вот сейчас разольется страшная боль, которую испытала накануне, и наступит полное и окончательное забвение. Вера резко поднялась и села на кровати, сжимая в кулаках край вышитой льняной простыни.
Будто почувствовав, что гостье необходима помощь, в комнату поднялась Катарина:
– Я хотела разбудить тебя раньше, когда муж отправился в Лиссабон. Но он запретил мне делать это. Я слушаюсь его во всем.
– Это правильно, – ответила Вера, – а я не слушалась своего жениха. Это правда, что я вчера ничего не могла вспомнить и не отличала мертвых от живых?
Она спросила об этом, стараясь быть предельно спокойной. Впрочем, притворяться не было необходимости. Вера помнила себя, и одно это казалось удачей.
– Муж правильно поступил, что не позволил мне отправить тебя с ним в Лиссабон.
– Зачем? Меня там никто не знает.
На мгновение Вере стало страшно. Здесь милые, добрые люди, знающие и любящие ее. Но она, русская, оказалась на чужбине с документами едва знакомой ей американки, да к тому же совершенно неведомым образом. Она сама никак не могла сесть на самолет. Для этого не хватило бы даже ее могучей, незаурядной фантазии.
Португальская тюрьма ей, скорей всего, обеспечена. Пока разберутся. А в чем разберутся? И кто?
Девушка рассказала обо всем португалке. Катарина почему-то не удивилась.
– Я поняла вчера, что тебя опоили каким-то снадобьем, частично отключающим память. Действие его может быть удивительно долгим, а его последствия необратимыми. Я не могу понять, отчего так случилось. Кто-то хотел очень сильно тебе навредить. Как ты себя чувствуешь сейчас?
– Отвратительно. Со мной много странного происходило в этом году, – призналась Вера. – И случившееся в эти дни всего лишь выход, развязка чего-то неизвестного мне. А может быть, все это длилось несколько лет и я сама, не замечая, провоцировала и торопила все эти необыкновенные события.
– Мой муж через своих друзей свяжется, думаю, что уже связался, с русским представительством. Ведь ты важный гость в нашей стране. Я боялась, что тебе может понадобиться более серьезная помощь, чем старое, крепкое вино. Но слава Богу, я оказалась не права.
– Дипломаты? – спросила Вера. – Сказала бы я тебе о них. Но лучше не стоит. Кончится тем, что меня, как я думаю, посадят в темницу.
– Мы тебя спрячем, – возразила Катарина. – Тебе ведь нравится у нас? У моего мужа есть еще один дом, в горах.
– Да, – на всякий случай согласилась девушка, – но делать все равно что-то нужно.
После абсурдных событий на родине стать бесправной затворницей в чужой стране – это для Веры показалось смертью, которую избежать она будет уже не в состоянии. Она вспомнила все, что знала о разнообразных страданиях пленников. Похоже, что на эту роль она вполне подходит. Отправившие ее сюда, наверное, имели в виду и этот вариант. Или какой-то еще более жестокий и циничный. Катарина и Хуан казались людьми добрыми и гостеприимными, но мало ли как все может повернуться!
Девушка, как прежде, когда еще память была практически отключена, старалась быть предельно точной и осторожной в словах и движениях. Нужно немедленно нейтрализовать возможный вред со стороны хозяйки.
Вера учтиво поблагодарила Катарину за нечаянную медицинскую помощь и как бы вскользь заметила, что у нее друзья по всей Европе. А лучшая подруга, русская, – теперь парижанка. Ведь это рядом.
Катарина кивнула, что-то обдумывая. Вероятно, у них с мужем состоялся разговор о гостье. О чем они могли говорить, Вера не могла себе даже представить.
«Типичная московская подозрительность, – решила она. – Пожалуй, в Москве я научилась только этому. Хорошо бы понять, кто тут всем заправляет – Катарина или Хуан? Дом в горах? Стало быть, он типичный горец, потомок охотников и пастухов. Характер дикий и своенравный. Сейчас он мелкий буржуй. Торгует отборными моллюсками. Вполне может быть, что я для него тот же моллюск. И загнать меня подороже – для него дело чести, доблести и геройства».
Они завтракали вдвоем с Катариной. Та открыла еще одну замшелую бутылку вина. Поначалу Веру насторожил этот жест. Но отказываться она не стала, подумав, что Катарина вряд ли станет ее травить, если не сделала этого прежде, а сама, выпив вина, легче разговорится.
«Может быть, они пьют при всяком удобном случае? И мой нечаянный визит в этот чудесный дом – отличный способ устроить пирушку?»
Разговор получился неожиданно долгим и веселым. Катарина, отхлебнув вина, сверкнула темными прекрасными глазами и поведала следующее.
Катарина и Хуан знали друг друга с детства. Отец Катарины охотился в местах, где жили родители парня. Катарину он часто брал с собой. Хуан всегда нравился ей.
«Знаешь, он совершенно не боялся змей, – рассказывала Катарина. – Я просила не брать их в руки при мне и не обвивать вокруг шеи. Хуан очень сердился. Мы были очень смешные. Родители хотели, чтобы мы поженились как можно раньше. Но я упросила отца отправить меня в Лиссабон. Я должна была закончить консерваторию. Я так решила».
На секунду Веру смутила зеркальность этих двух историй – своей и Катарины, но тут же она подумала, что весь мир однороден, однообразен и этим велик.
«Хуан остался в своих горах. Я не бросила его. Он бросил меня. Нашел себе рыжую женщину и поселил ее в своем доме. Говорят, что это было написано ему на роду. Рыжая женщина – это очень плохо. Хуан был обречен на это испытание. Женщина взялась неизвестно откуда. И через два года исчезла неведомо куда. Может быть, уехала в Порту. Судачат, ее видели там. А раз говорят, значит, это именно так. Ее можно узнать издали, потому что у нее на голове костер. Она похитила золото Хуана. У него было много золота, оно досталось ему в наследство от прадеда. Хуан не стал искать ее, чтобы убить и взять золото обратно. Я запретила делать это. Он просил меня на коленях, чтобы я разрешила убить эту женщину. Но я была неумолима. Тогда он стал уговаривать меня простить его и стать его супругой. Мне пришлось согласиться. Иначе он пошел и убил бы рыжую женщину, не спрашивая моего согласия. После этого ему пришлось бы долго скрываться и мы не могли бы стать мужем и женой. А это было бы печально».
Эта необыкновенная история поразила Веру.
«Может быть, Хуан представляет ее другой рыжей женщиной? Которая, в отличие от первой, вернет его утраченное золото. Сказочный народ. Патриархальные кланы крайне агрессивны, действуют скрытно, идут до конца».
Эти мысли все же отошли на второй план. Вера поняла, что в доме всем заправляет Катарина. Кроме того, она узнала, что Хуан крайне религиозен.
– Фанатик? – спросила Вера. – Как же ты с ним уживаешься?
– Да я его этому и научила, – ответила Катарина. – Он читает все божественные книги подряд. Особенно любит современных французских богословов. А теперь увлекся Каббалой. Это надолго. Ты знаешь, что такое Каббала?
– Думаю, что мне это только предстоит, – осторожно ответила Вера.
– Каббала, – подняла Катарина указательный палец, – это много, много непонятных книг. Он будет изучать их и не сможет думать о рыжей женщине. Для тебя он сделает в Лиссабоне все возможное. Но учти, что он никому не доверяет. Типичный горец. Он хочет по-своему помочь тебе. Хуан считает, что это его долг.
Решили ждать возвращения мужа Катарины, то есть следующего дня. А пока Вере оставалось одно – завидовать своей новой подруге. И она делала это беспрестанно, заодно примериваясь к этому новому для нее стилю жизни. Она с удовольствием помогала Катарине по хозяйству, присутствовала на уроках хозяйки большого дома, как она тут же окрестила новую подругу, деликатно вмешивалась в процесс занятий, давала советы, которые восхищали Катарину. Вызвалась приготовить к возвращению настоящий русский обед – окрошку и расстегай на четыре угла. Это развеселило Катарину и окончательно упрочило ее доброе расположение к гостье.
Страх, который мог разрастись до невиданных пределов, на удивление совершенно исчез. Никакой вины за собой Вера не чувствовала и знала, что доказать ее будет не так-то просто даже самым изощренным изуверам.
А то, что нечистая сила (как она резонно теперь думала) перенесла ее на берега океана, отлично. Она должна была потерять память, чтобы что-то переменить в себе. Что ж, забавное мероприятие устроили для нее! Не хотелось вспоминать имена этих людей, что ей вполне удавалось.
То, что пришло на ум из ближайшего прошлого, не вызвало никакого интереса. На невидимых весах один только большой дом в горах, окруженный каменными дубами, да эта дружная семья обладали большим значением, чем внешне пестрые события.
Алексея Вера вспомнила не по имени даже, и не живые черты его стали притягивать как магнит, но абсолютная предопределенность, напрямую только с ним связанная, стала руководить Верой. Она была убеждена, что как-нибудь к нему доберется, что будет, как Хуан Катарину, просить прошения, скажет, что, если он не передумал, она согласна стать его женой.
А до того времени с ними ничего не может случиться.
Ученики и ученицы Катарины были похожи на ее маленьких московских пианистов и пианисток. Еще несколько дней назад она думала о них со щемящей грустью, как о чем-то заранее потерянном, от чего она отказалась в пользу неопределенности. Сейчас эта заноза исчезла.
«Можно жить, – подумала Вера. – Можно жить».
Странным было первое прикосновение к клавишам. Показалось, что с пальцев сыплется прах, что нужно встряхнуть кисти рук особенным образом, чтобы ладони и пальцы очистились.
Тонкую преграду между клавишами и пальцами она одолела с необыкновенным усилием. Такого не было никогда. Может, все дело в отсутствии кольца и оно, действительно, обладает магической силой, Вере, позволявшей играть так, как никто до нее не пытался? И это внезапно обрадовало девушку, как окончательное возвращение памяти.
Занимаясь с Катариной хозяйственными делами, Вера как бы подглядывала за собой. С одной стороны, она опасалась мгновенной лихорадки и катастрофической головной боли, с другой – спокойно думала о том, что болезнью было все, что происходило с ней раньше. Ведь кто-то умный и жестокий сказал однажды, что юность – это безумие, происходящее от неправильной работы организма.
То, что с ней сделали неизвестные люди, она вполне заслужила. Красивый мальчик, которого она видела в Москве последним, лишь выполнил чье-то дьявольское распоряжение. Да, она помнит бокал вина и странный вкус этого утонченного французского пойла.
В это время с дерева упало несколько апельсинов, ветви зашумели и затряслись, земля задрожала. «Опять начинается, – подумала Вера. – Я стала эпилептиком. Это ничего. Федор Достоевский тоже страдал этой болезнью. Может быть, мрачная семейная тайна в том, что я предрасположена к эпилепсии, и прабабушка, на которую я так похожа, страдала этим недугом».
Последнее, что услышала девушка, тревожный крик попугая, рев верблюдов и вопли ослов.
Она моментально потеряла сознание…
– Это землетрясение, – услышала она сквозь пелену голос Катарины, – я не предупредила тебя, а зря. Толчки будут продолжаться еще несколько часов. Мы живем на вулкане. Ничего, привыкли.
– А я думала, что смерть моя пришла, – рассмеялась Вера, – какая же я глупая девчонка!
Без сознания она была несколько секунд.
Отдаленный подземный гул был похож на рокот океана. Она больше ничего не боялась. Все, что еще недавно могло нанести ей гигантский ущерб, теперь выглядело мелким и недостойным внимания. Постепенно созревал план действий.
Никаких утешительных вестей из Лиссабона муж Катарины не привез. Из представительства позвонили в консерваторию. Но в ответ – тишина. Там о Вере ничего не знали. Сообщили только, что она давно не появлялась. И все.
Стрешнева решила позвонить Павлу Кравцову. И тут же сказала об этом.
– Кто он? – спросил Хуан.
– Капитан, – добавила девушка со всей возможной убедительностью.
– О, капитан! – обрадовался муж Катарины. – Это меняет дело.
– Друг моего жениха, – уточнила Вера.
На вопросы о том, где сам жених, Вера с прискорбием доложила, что у них сначала была помолвка, а потом случилась размолвка. Жених не хочет, чтобы она занималась тяжелым мужским трудом.
– Каким? – спросил словоохотливый и любопытный португалец.
– Музыкой. Бесконечными гастролями по всему свету, например.
– Он такой же, как я, – гордо заметил Хуан. – Как его зовут?
– Алексей.
– Божий человек, – поднял хозяин вверх указательный палец. – Твой друг найдет его и он приедет сюда?
– Не знаю, – пожала плечами Вера. – Уже не знаю. Я виновата перед ним.
– Тогда ты останешься у нас! – подвел итог португалец. – Мы великая страна с колоссальным прошлым. Наша история охватывает Запад и Восток.
– Для меня Португалия с детства была загадкой, – честно сказала Вера.
– Бог привел тебя сюда, к нам в дом. Сам Бог. Наш дом – твой дом, – убежденно произнес Хуан. – В России не любят тебя. Я понял это. Катарина мне сказала, что у тебя много врагов. Она чувствует это. А она мистик, визионер. Вы с ней как две сестры. Это чудо. Жизнь каждого человека состоит из нескольких больших чудес.
После долгих переговоров с Хуаном Вера позвонила в Москву.
– Залив Сетубал, – первое, что сказала она, волнуясь как маленькая девочка.
– Как это могло произойти? – Кравцов был крайне встревожен, голос его прерывался, но Вера не могла не заметить долгого вздоха облегчения, когда он услышал ее голос в трубке. – Мы здесь сбились с ног, но я не мог предположить… Вы обращались в консульство?
– Туда ходил муж женщины, которая меня приютила. Но там ничего не знают обо мне…
– Скоро узнают. Постарайтесь, чтобы о вашем пристанище никто не догадался.
– Опять тайны, я устала, хочу домой…
– Вера, на вас заведено уголовное дело. По факту хищения документов и крупной суммы денег у иностранной гражданки.
– Ха! – засмеялась Стрешнева. – Но это полная чепуха. Абракадабра! Меня отравили французским вином с каплями дьявольского зелья. У меня полностью на двое суток отшибло память. Это же целая вечность. Я не смогу вернуться к привычной жизни.
– Не думаю, что после всего, что произошло, это такая уж необходимость, – угрюмо заметил капитан.
– Той жизни я обязана популярностью, которая меня спасла здесь. А теперь меня добрые люди приучают к португальскому портвейну в огромных количествах. У меня изменился цвет кожи и волос, Павел. Я не узнаю себя.
– Вы должны были уехать в Высокий Городок, а вместо этого оказались в ресторане «Белый медведь»? Знаете ли вы, что после посещения этого заведения одна компания оказалась в Антарктиде, на станции Беллинсгаузена? Правда, в здравом уме и трезвой памяти.
– Что же мне теперь делать? – спросила Стрешнева капитана.
– Немедленно позвоните маме. А далее сидите и не высовывайтесь. Предполагаю, что вы собирались заработать кучу денег концертами.
– Не собиралась. Но спасибо за подсказку. Пока меня морально и материально поддерживает былая слава, а также молодость и красота, для них здесь райские условия.
– Я постоянно ждал вашего звонка, без отрыва от производства. Эх вы, артистка!
– Не обижайтесь на меня, Павел, многие годы мой организм работал неправильно.
– На всякий случай обратитесь к врачу. Я не имею в виду эти ваши шутки про организм, который, кстати, если подвергся отравлению, то дело может оказаться очень серьезным.
– Нет, – ответила Вера, – все держится только на добром слове и густом вине. Алеша не звонил, не появлялся? – в страхе прошептала она. Ей показалось, что Тульчин находится рядом с капитаном, но говорить не хочет. Конечно, это было выдумкой. Но Вера горько усмехнулась.
– Плохо слышно, – ответил Павел. – Пожалуйста, сейчас же звоните матери. И сообщите ваши точные координаты.
– Есть, мой капитан! – уже веселее произнесла Вера. – Спасибо вам за то, что вы есть.
Высокий Городок было слышно лучше, чем Москву. Показалось, что она различает даже шум ветра в огромных старых липах.
– Мама, – сказала Вера, – у меня мало времени. Я в Сетубале, это Португалия.
– Я знаю, – ответила Марта Вениаминовна. – Только никто не понимает, как ты туда попала. Вера, зачем ты взяла в Португалию чужие документы? Ты что, свои потеряла?
– Мама, я очень торопилась, о чем жалею. А документ американский не понадобился. Меня здесь и так знают. Предлагают остаться здесь навсегда.
– Ты хорошо подумала, дочь? – спросила мать, как будто речь шла о том, хочет Вера выпить чашку чая или апельсиновый сок. – Так вот, Верочка, к тебе есть просьба. Находиться там, где ты сейчас сидишь. И ждать. Что тебе говорил Павел Сергеевич? Я думаю, что ты не забыла. Передвигайся осторожно, даже в этой своей Португалии!
– Да, мамочка, – ответила Вера. Ей даже не пришло в голову спрашивать, откуда мать знает Кравцова.
– Удивлена? – спросила Марта Вениаминовна. – То-то. А если ты будешь вести себя хорошо, дедушка подарит тебе одну замечательную вещь. Заметь, что он наотрез отказывался делать это раньше. Впрочем, даже я не знаю, что это за тайна такая. Кажется, книга какая-то, по виду. В кожаном переплете.
– Не обманывай, ты знаешь, что это.
– Конечно, знаю. Это тайный дневник Елизаветы Андреевны. Она бабушка твой бабушки. И получить его должна будешь именно ты. У тебя перстень Елизаветы Андреевны, – настроилась мать на эпический лад.
– Я его потеряла, – ответила Вера.
– Не говори, чего не можешь знать! – возразила Марта Вениаминовна. – Этот перстень не может потеряться. Дай мне свой португальский телефон и сообщи точно место, где ты находишься.
– Мамочка, сюда звонить дорогое удовольствие, – возразила Вера, назвав перед этим адрес Катарины.
– А ездить? – резонно спросила мать. – С тобой действительно все в порядке?
– Да правда, со мной все в порядке, – жалобно ответила Вера, только сейчас сообразив, как должна была расстроиться ее мама и каких усилий стоит ей этот разговор.
– Ты хорошо питаешься?
– Не то слово, – ответила Стрешнева. – С питанием никаких проблем. Я могу продержаться здесь несколько месяцев или намного больше. Но я скоро соскучусь.
– Не соскучишься, – ответила Марта Вениаминовна, неизвестно что имея в виду. То ли, по обыкновению, высказывала обиду, стараясь сделать это незаметно, то ли старалась что-то утаить.
Поговорив с матерью, Вера впервые задумалась над тем, что она, собственно, свалилась на голову этим простым добрым и трудолюбивым людям – без денег, без определенных надежд на скорое возвращение домой. Пожалуй, надо хотя бы концерт устроить. Таким образом она заработает себе на хлеб и вино, на сардины и креветки.
Катарину предложение девушки привело в восторг. Она тут же послала сыновей объявить в поселке о концерте, который даст известная русская пианистка специально для жителей предместья Сетубала, и принялась готовить большой зал к предстоящему музыкальному вечеру.
На концерт собрались друзья Катарины и Хуана и люди им незнакомые – рыбаки, рабочие. Вера удивилась, что в этой стране простые люди любят музыку, – с такой радостью и благодарностью они воспринимали музыкальное действо.
Стрешнева исполняла русскую музыку. И даже спела три романса Сергея Рахманинова на стихи Мережковского, Апухтина и Бунина. Когда Вера пела бунинские строчки: «Ночь печальна, как мечты мои… далеко, в глухой степи широкой, огонек мерцает одинокий… В сердце много грусти и любви», – она чуть было не разрыдалась.
Ее мастерство привело публику в восторг.
Хуан собрал кучу денег в широкополую шляпу, обходя щедрых гостей.
После дня, полного неожиданных тревог и открытий, Вера долго не могла заснуть. Она вспомнила Тульчина в темном плаще и широкополой шляпе, с каким-то роскошным аккордеоном, неизвестно где взятом, веселого и красивого.
«И счастливого, – добавила она для себя не без гордости. – Я сделала его счастливым тогда».
Глава 11
На следующее утро она позвонила Кравцову.
– Вера, со дня на день за вами приедет мой человек. Он находится не так далеко от Сетубала, как я.
– Кто? – спросила девушка. – Откуда я узнаю, что это ваш человек? Я что-то, Павел, всего боюсь теперь. Может быть, мне стоит обратиться в наше представительство в Лиссабоне? Тем более что муж моей португальской подруги, Хуан, недавно был там. Дорожка проторена.
– Ни в коем случае! – жестко ответил капитан. – А Хуану передайте, что он поторопился. Пусть из лучших побуждений, но проявил несанкционированную активность. В Лиссабоне работает отец вашего знакомого Даутова. Он может быть крайне опасен.
– Это-го не мо-жет быть, – по складам ответила Вера, чувствуя, как внутри все холодеет.
– Вспомните, кого вы последним видели, и где, и при каких обстоятельствах, – и вам все станет ясно.
– Даутова, – ответила Вера. – Действительно. А фамилия какая неприятная! Как это я раньше не замечала?
– Вы многое не замечали, – говорил Кравцов. – И пусть ваши друзья спрячут вас подальше.
– Сегодня же?
– Да, немедленно. Это можно сделать? Иначе боюсь, что наши враги доберутся до вас раньше друзей.
– Наверное… А как Катарина и Хуан узнают, что это друзья?
Вере хотелось поговорить с Павлом еще. Ведь он был другом Алексея, на нем как бы отпечаталось то недолгое счастье, которое они испытали в Москве. Он видел их вместе – счастливыми.
– Для моего человека вы должны придумать пароль, – остановил ее мысли капитан.
– Пароль – Изысканный Жираф. – Стрешнева немедленно вспомнила их с Алексеем праздник Изысканного Жирафа. Конечно, если нужен пароль, то он должен быть только таким.
После этого разговора Вера ощутила себя жалкой, опрометчивой и недалекой.
В сущности, с ней никто не считался. Ее захотели убрать с дороги, как ненужный хлам. И вся история. Надругались над ее квартирой. На нее напала шпана перед подъездом. Ее хотели ошельмовать, а то и убить в Питере. И в довершение ее просто выкинули из страны, чтобы не путалась по ногами. А самый дикий факт, что о ней никто и ничего толком не знает. Она не успела и не могла проявиться для многих людей, для любителей музыки, наконец, как личность, как фигура независимая и четкая.
А потому писать и говорить о ней можно все что угодно. И прежде всего – любые гадости. Возразить она не сможет ничего. Потому что она никто и звать ее никак. Даже здесь, на чужбине, ее знают больше. Алексей был прав. Надо жить и работать за границей.
Оставалось верить, что восстановится жизнь, простая и целая. И, осознав это, Вера физически ощутила размеры опасности, которая ей угрожала и продолжает угрожать. Она как слепой котенок тыкалась в разные стороны, ища ласки и понимания.
Говорят, что детеныш носорога принимает за своего родителя первый движущийся предмет, который увидит. Один маленький носорог принял за свою мать черный автомобиль. И все тут. Вера подумала, что недалеко ушла от новорожденного носорога.
Но был другой ряд мыслей, взрослых и спокойных. В силу чего-то она угодила под прицел большой злодейской компании, которая стала «работать по ней». Нравственных терзаний это теперь не вызывало. Никакой вины за собой она не чувствовала. Глупость, неопытность, амбициозность – простительные для ее возраста вещи. Конечно, если она переменится.
– О чем ты задумалась? – спросила Катарина, возвращая Веру к фантастической португальской реальности.
– О женихе, – ответила девушка. – Не знаю, как он отнесется к тому, что я оказалась в Сетубале.
– Точно так же, как к твоей поездке в Берген.
– Я не знаю, как он отнесся к мой поездке в Берген.
– Вы разве не виделись после твоей замечательной победы?
– Виделись, – ответила Вера, широко разводя руками. – Но нам было не до этого.
– Вы были счастливы, как мы с Хуаном. – У португалки сверкнули глаза. – Но как же вы успели поссориться? Может быть, ревность?
– Вряд ли, – пожала плечами Стрешнева. – Я отказалась ехать с ним в Кельн, у него там большой дом. Я решила, что он злодей, потому что скрывал от меня истинную свою сущность столько лет.
– А в чем его истинная сущность? – удивилась Катарина. – Он торгует оружием? Занимается контрабандой наркотиков?
– Он злодей потому, – пояснила Вера, – что является одним из самых сильных на сегодняшний день композиторов. Но я не знала об этом – до последнего разговора с ним. Ты что-нибудь понимаешь?
– Кажется, да, – усмехнулась португалка. – Ничего нет проще. Поэтому ты отказалась ехать с ним в Кельн и решила немедленно выйти замуж за железнодорожника.
– Ах, Катарина, Катарина, я сама себя не понимаю…
– Хуан прав, Бог привел тебя в наш дом. Мой муж знает, что тебе угрожает опасность и что тебя придется прятать.
Вера тут же пересказала Хуану и Катарине содержание своего последнего разговора с капитаном.
Три дня она пряталась в горном жилище Хуана.
На третьи сутки Вера уже не ждала ничего хорошего. Она устала от ослепительно красивой чужой земли, от одиночества, неизвестности. Она рано вышла из дома, когда старые родители Хуана еще спали, и отправилась на источник. Вернее, это был ручей, который вытекал прямо из скалы и сбегал по неглубокому каменистому руслу в живописную долину, она называлась Долина ключей, куда устремлялись другие источники из скал.
Вера умылась и закрыла глаза, подставив лицо солнцу. Вот так бы и жить всегда, думала она, только не так далеко от дома. Она устала говорить на английском, напряженно вслушиваться в португальский. В другое время девушка просто освоила бы здешний язык. Без проблем и помех. Но сейчас у нее не было на это времени.
Его не было вообще. Потому что Стрешнева столкнулась с предательством в самом древнем и неприглядном виде. И дело не в конкретном Даутове и его приспешниках, Веру предала система.
Отлаженная «индустрия звезд» на поверку оказалась трухлявым пнем.
Возвращение в Москву, которое ей, судя по всему, предстояло, вызывало тошноту. Даже Палашевский рынок, где она обыкновенно покупала рыбу для Штуки, значил сейчас что-то другое. Ведь по одной из версий его название происходит от слова «палач», там жили палачи. Отдельный ряд жилищ, где обитали существа, определенные для казней и разнообразных издевательств.
Впереди Вера для себя не видела ничего. Конечно, пройдет один год, второй, а потом и третий. Произойдут незначительные перемены. В системе никаких изменений не будет. Потому что она безлична и отвратительна этим.
– Чудовище обло, огромно, стозевно, озорно и лайяй, – напела Вера, как это делала иногда для Штуки, объясняя той, что надо опасаться собак.
Она долго поднималась по вьющейся горной тропе, чтобы хоть как-то себя занять. А когда приближалась к дому, солнце уже стояло высоко.
Раздавались веселые голоса. Вера узнала смех Катарины. Португалка, судя по всему, была счастлива возвращению в горный приют. В этом доме она когда-то познакомилась со своим женихом. Потом они расстались. Но что-то превосходящее их силы распорядилось иначе. Может быть, именно этот круглообразный дом, напоминающий и башню, и скалу.
Она вошла в большую комнату и приветствовала всех, кто там был, на португальском, как решила на ходу. Собралась на языке своих друзей произнести еще несколько фраз, чеканных и музыкальных как стихи Луиса Камоэнса, но внезапно замолчала.
Потому что как ни в чем не бывало в кругу ее новых друзей, а также других незнакомых красивых людей, похожих на морских разбойников, сидел Алексей Тульчин – как один из них.
– Праздник Изысканного Жирафа продолжается, – сказал он. – Где ты ходишь?
– По горам, по долам ходит шуба да кафтан, – ответила Вера. – Я изучала виды растений и животных. Я видела испанского зайца. Ты откуда приехал, Алеша? Я в Москву не хочу. Я в Москву не поеду.
– Успокойся, – говорил он, обнимая девушку. – Все позади. А Москва за нами.
Стол был уже накрыт. Ряд замшелых бутылок красовался среди отборной снеди.
– Нам предлагают сыграть немедленно свадьбу, – пояснил Тульчин. – Ты не возражаешь?
– Конечно же нет! – сказала Вера. – То есть я конечно же не возражаю. Но ведь ты не согласишься взять меня замуж. Я это знаю совершенно точно.
Алексей пропустил вторую часть фразы мимо ушей. Он заговорил с Катариной по-французски. Та улыбалась одновременно ему и Вере.
Португальская идиллия развивалась полным ходом. Не хватало только ложки дегтя в пространство этого медового горного дня. Вера догадывалась, что не все столь совершенно в этой истории. Поэтому, когда Тульчин предложил ей прогуляться к источнику, где она только что была, девушка поняла, что разговор будет идти не о свадьбе, не о доме или чем-то столь же приятном, а о тех зловещих силах, которые без ведома и позволения забросили ее сюда, в сказочную, но все же чужую страну.
– Я спрашивала, когда ты приехал.
– Не сегодня, – ответил Тульчин. – А разве ты знала, что это буду я? Впрочем, какая разница. Мне важно было не только встретиться с тобой, но понять еще одну трудную для меня вещь.
– Я не знаю, о чем ты говоришь, – опустила глаза Вера. – Для тебя важно понять, как это меня угораздило здесь оказаться. Как это я позволила так над собой надругаться? Меня вышвырнули из страны на ночном аэроплане.
– Видишь ли, они не могли иначе.
– Они? – спросила Стрешнева. – Я боюсь этого слова с некоторых пор. Да, именно так – «они». Или еще «мы», когда кто-то говорит от «их» имени. Мы наблюдали за вашим развитием и пришли к выводу, что вы на опасном пути. Примерно так. Или – «мы» слышали, как виртуозно она играет, но чувствуется, что это как бы случайно, что тут есть какая-то подмена, а это страшно… страшно…
Тульчин словно бы не слушал ее. Он думал о другом.
– Меня все еще подозревают в краже документов и денег? Я ума не приложу, как и когда я могла это сделать? Это ж… я не знаю, как это назвать…
– Да никак, – ответил Алексей, улыбаясь. – В том-то и дело, что их взял другой человек. Потому что он до предела алчен. Или безумен. Выбирай, что тебе больше по душе. А пока возьми то, что тебе по праву принадлежит.
Тульчин взял свой стильный портфель, который Вера помнила еще по Лефортову, вынул оттуда конверт из плотной темной бумаги и маленькую шкатулку и протянул все это Вере.
Она посмотрела на Алексея растерянно, разорвала конверт, обнаружив там свои документы, а потом открыла шкатулку. И тут же все поняла. Даже не увидела, а сначала ощутила таинственный блеск старинного камня. Это был ее любимый перстень.
