Текст книги ""Дракон и Принцесса" - 2 книга(СИ)"

Автор книги: Елена Данаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

Глава 9.

Белёсый туман рваными хлопьям оседал на волосах и плащах. Было раннее утро. Первые птицы уже несмело возвестили своими звонкими голосами восход солнца. Всё вокруг медленно-медленно просыпалось. Верхушки гор размыто розовели в тумане. Лера зябко поёжилась в седле и украдкой спрятала зевок. Гаэтано чувствовал её спиной. Он весь был настроен только на неё. Его обоняние, слух, зрение и даже кожа ощущали её близкое присутствие. Телохранитель. Самый лучший из них.

– Замёрзла?

– Терпимо. А у тебя глаза на затылке, Гаэто? Или я настолько предсказуема?

Остановился. Спешился. Снял свой плащ и укутал её. Лихо вскочил на коня и продолжил свой путь дальше. Молча.

– А ты? – запоздало бросила в спину.

– Обойдусь. Я не мерзлявый.

– Гаэто, спасибо.

– Угу. Поспешим, однако. Мигель, не отставай.

– Ну, деловит с утра – просто рядом не стой, – тихо хмыкнула Валерия, Мигель усмехнулся в ответ. Молчанье и полное игнорирование. – Как же ты меня бесишь Гаэтано Торрес, ты не представляешь, – прошипела себе под нос. Обиделась. Ушла в себя. Гаэто тихо ухмыльнулся.

Маленький, аккуратный и чистый домик Марисы Торрес, спрятанный в горах, вдалеке от нахоженных троп, всегда нравился Лере. А сама Мариса особенно. Было в ней что-то такое уютное, родное и спокойное, что притягивало Валерию неимоверно. Возможно очень-очень близкое сходство с очаровательной всегда и везде Жюльет Бинош. Да! Жюльет Бинош и точка. Эту улыбку и чертовские глаза спутать невозможно! И даже то, что по всем аркадийским меркам называлось ёмким словом – ведьма, не отталкивало и не внушало страха. Мать Гаэтано по умолчанию не могла быть плохой, так для себя уже давно решила Лера. Вот как-то так.

– Девочка моя, – ласково обняла её Мариса. – Как же я рада тебе! Гаэто, сынок... – обняла и поцеловала в щёку, нежно огладив рукой широкие плечи. – Спасибо, что привёз её... – благодарно шепнула и бросилась обнимать Мигеля. – Ну, пойдём в дом, моя хорошая. Устала? Пусть мужчины занимаются лошадьми и поклажей. А я тебе чаю горячего дам.

"Господи, как хорошо-то!" – укутанная пледом, с ногами в кресле, горящий очаг рядом и чашка ароматного чая. Лера блаженствовала. Мариса сидела напротив за столом, заваленным сушёными травами, перебирала их и говорила, говорила. О травах, о погоде, о дочке кузнеца из соседней деревни, что захворала, о новостях, что дошли на их хутор. Её речь текла рекой и от этого было так спокойно. Валерия не заметила, как стала счастливо улыбаться, не понятно почему – просто так. Потому что хорошо. Очень. Мигель во дворе чистил лошадей и чего-то там напевал себе под нос. Гаэтано сидел у её ног и щурился, как обожравшийся кот. Парадиз! Манифик! Дольче Вита!

– Гаэто, налей ещё чаю... – зашептала в ухо и губами прижалась к виску. Взял глиняную кружку из тонких пальцев, а глаза пылали. Налил. Подал. Обожгла взглядом. Задумчиво коснулась его коротких кудрей и стала перебирать. Не играет, нет. Не умеет она по-другому. И ему это и надо. Иначе чувствовать её перестанет.

– Мариса, погадай мне... – несмело улыбнулась.

– А я тебе и без гадания всё расскажу. И так вижу. Счастье тебя ждёт и любовь. Скорое путешествие. Приятное и увлекательное. Много новых знакомств и развлечений.

– В Кайсери поедем, значит. Ко двору. Балы и суаре. Сплетни и сорвавшиеся рандеву. Журфиксы по четвергам. Брр! Как я не хочу, Мариса! Я лучше с Гаэто буду в карты играть.

– Одно другому не мешает. Я твоя тень. Куда ты – туда и я, – положил голову на колени. Перебирать волосы стало ещё удобнее. Лера задержалась рукой на оголённой шее. Закрыл глаза.

– Бумаги какие-то. Документы и стряпчий из столицы. Разговоры казённые. Интерес бубновый.

– Это ещё что такое? – задумалась. Взъерошила ему волосы и ближе наклонилась. – Ты что-то знаешь об этом?

– Ни малейшего представления. Поправь, как было.

– Угу, – загладила, поправила и за ухо дёрнула. Погладила нежно. Опять задумалась и рука замерла.

– Ну? – нетерпеливо.

– Что, Гаэто? Ах, ну прости... – принялась за прежнее, чего так невежливо потребовали. – Не знаю, право слово. Если только Блас не собрался меня в наследство включить или в какую-нибудь дарственную. С него станется. Он любит всё основательно и вдумчиво делать. Поэтому, не удивлюсь и стряпчему из столицы. Да и интерес денежный. Одно к одному. Скорее всего так и есть. Как думаешь, Гаэто?

– А я вот так думаю. Если бы ты была моей женой, я бы тебя вообще в башне самой высокой запер и никому бы не показывал. Никогда бы никаких телохранителей к телу не допустил. И прикасаться бы к тебе не позволил. Даже самым невинным образом.

– Гаэто, ты серьёзно? – изумилась до крайней степени. Руку брезгливо отдёрнула и чай расплескала.

– Вполне, – мигом вскочил и чашку подхватил. – Крови в тебе дурной много. Темперамента. Жизни. И глаза у тебя такие... такие...

– Какие? – ошеломлённо выдохнула.

– Голубые, – и холодом обдал, так что руки заледенели. – Пойду Мигелю помогу. А вы щебечите и дальше, девочки.

– Гаэтано! – крикнула Мариса. – Ну, что ты её пугаешь? Гаэто? На ней и так лица нет! Да и нельзя ей волноваться сейчас. Гаэто, вернись! Вот шальной! Весь в отца! Не слушай ты его, Аурэлис. Он вечно наговорит-наговорит каких-нибудь гадостей, а потом прощения просит на коленях.

– Нет. У меня никогда не просит. Обычно я у него.

– Чтооо? – удивилась несказанно. – Да, как он смеет...

– Довольно. Надоел. Видеть его больше не хочу, – еле выдохнула. – Пусть не подходит ко мне и прикасаться не вздумает. Приедем в Калиакрие, я попрошу Бласа рассчитать его. Даже неустойку выплатить. И даже премию. Не позволю. Никому. Никогда.... Довольно с меня.

Скинула плед, вскочила из кресла, слёзы набежавшие ладошкой вытерла и направилась к дверям.

– Стой, стой, Аурэлис! Заполошные вы оба! Ну, что с вами делать? Аурэлис, детонька... Гаэто! Сюда! Бегом!

Лера не успела ухватиться рукой за косяк. Только в дверях разглядела размытое лицо разъярённого Гаэтано и провалилась в темноту.

Очнулась, но обида и злость не отпустили. «Да, как он смеет... Ненавижу!» Открыла глаза. Опять закрыла. Даже к стене отвернулась.

– Уйди. Позови Мигеля, – приказ и только. "Не хочу... Видеть его не хочу."

– Прости меня... – завладел рукой и к губам поднёс. Голос убитый. Незнакомый. Руку со злостью вырвала.

– Уйди. Позови Мигеля.

– Прости меня... Прости! Прости меня, слышишь? Ну, всё что хочешь прикажи. Тебе всё можно. Приедем в замок я сам к карателю пойду. Только скажи, что? Прикажи высечь, в колодки заковать, к столбу привязать, водой пытать. Прикажи язык мой поганый вырвать. Что? Скажи! Но, только не гони меня, слышишь? Не гони меня... – взял ладошку и к щеке своей прижал. – Я долго без тебя не смогу.

– Гаэтано, за что? – еле смогла прошептать, так хотелось расплакаться.

– Не спрашивай меня. Не спрашивай, прошу. Я не имел права так говорить о тебе и даже думать о тебе так не смел. Я виноват. Я сам во всём виноват. Вели меня наказать, но только прости. Только позволь быть рядом. Аурэлис, пожалуйста... – от голоса в дрожь кидает.

– Я так тебе верила. После Бласа только тебе... Я так тобой дорожила. Как ты мог, Гаэто?

– Потому, что я ... потому, что во мне крови дурной много. Темперамента. Жизни. И глаза у меня такие... такие...

– Бесстыжие у тебя глаза, Гаэто.

– Да. Мы с тобой очень похожи.

– Наглец! Ты даже прощения просить по-человечески не умеешь. Как я от тебя устала! У меня сил вообще нет. Все на тебя потратила. Как я до дому буду добираться?

Схватил, прижал к себе до боли и в волосы носом зарылся. Жарко-жарко зашептал:

– Со мной поедешь. Я тебя теперь одну никогда не оставлю, Аурэлис. Везде рядом буду. Тенью.

– Гаэто, кроме шуток. Мне правда не хорошо.

– Ты дитя под сердцем носишь, глупышка.

– Чтооо?

– Беременная ты. Матушка придёт и расскажет. Она это лучше меня видит. Да и чисто по-женски больше понимает.

Валерия с Мигелем перекидывались шутками на улице и весело смеялись друг над другом. Гаэто слушал её звонкий голос и с тоской смотрел на мать.

– Сам пойми, сынок, никогда бы я ей не смогла сказать всё это. Люблю я её, как дочь свою собственную. Береги её Гаэто. Пуще глаза своего береги. Амулет сними и спрячь. Пользуйся своей силой. Ты теперь должен всё видеть, слышать и чувствовать. От любой беды и угрозы отвести. Ты – ведьмак. И гораздо сильнее меня.

– Мама... – и испугался.

– Знаю, что любишь. Знаю. Но не твоя она. Не тебе предназначена. Да и нельзя нас любить. Сам знаешь, сынок. Ведьмаки должны быть несчастными, с разбитым сердцем и страшной болью в груди. Вот тогда они не просто сильны, а они могущественны.

– Жестоко.

– Да, согласна, Гаэто. За всё приходится платить. Просто оплата разная. Где разбитое сердце, а где и жизнь. Не знаю, сын, суждено ли ещё свидеться – даже заглядывать не хочу, пойдём покажу тебе всё. Мигель её займёт, она не будет нас искать, не переживай...

– Ах, мама! Если бы ты знала о чём я переживаю? – одна горечь и отрава, а не голос.

– Знаю. Но тебе это на пользу. Идём. Времени мало. Надо всё успеть.

Дышать боялся, боялся что-нибудь не так сделать, прижать неловко или сдавить сильно. Аромат волос одурманивал. Голова кругом шла. Соображал вообще к дьяволу плохо. Всех Богов молил о помощи. Себя обругал последними словами. Сам себя обещал проклясть. Вроде помогло. Отпустило. Надолго ли? А она ни о чём подобном и не думала, даже мыслей дурных о нём не допускала – простила, значит простила. Всегда ему верила даже больше, чем себе. Не только тело доверяла – жизнь свою, а теперь ещё и малыша, что под сердцем был. Мариса сказала, что непременно сын будет. Вот о нём и думала. Прижалась спиной к груди широкой и мускулистой, в руки его себя отдала, и голову на плечо пристроила. А потом вообще уснула. Гаэтано нежно в висок целовал и в шею, а что такого? Сам морок наслал. Пусть спит. Сразу легче стало и ему, и ей. Мигель только головой качал и ухмылялся. Ему то что? Он её тоже любит, но как сестру младшую. Жалко, что ли, если украдкой у сестры лучший друг поцелуй украдёт? По глазам видно, что не жалко. За что-то другое одним ударом бы инвалидом сделал, а так только ухмыляется. Тень – не муж, конечно, но к телу тоже очень близко. Совсем на грани.

Ехали долго. В замок приехали уже затемно. Милорд горным львом по крыльцу метался, глаза горят, как у демона, ноздри раздуваются. Ну, пума и пума... Всех слуг загнобил уже кого смог, остальных изругал в пух и прах, и разогнал к демонам. Завтра пойдут к миледи – будут плакаться. И теням иногда такие выволочки устраивал, что страшно становилось. Даже Гаэто. На его месте он бы себя, наверное, ещё хуже вёл. Доверить свою любимую женщину Теням... Для маркиза Бласа Фернандес-Очоа де Альмодовара, первого паладина Имперского легиона Объединённых Королевств, такого ревнивца и собственника – это вообще подвиг. Ну, не может он неотлучно возле жены находится! А за её жизнь и честь очень беспокоится. Всё ему прощал Гаэтано Торрес, потому что видел, как любит он её, как дышать без неё не может, как глаза загораются стоит только вскользь о миледи что-то сказать. Лучше, конечно, хорошее. За плохое убить – не убьёт, но покалечить может, почти играючи. Зверь! Сердце всегда болело, когда видел, как она по маркизу своему с ума сходила. Кошка она... Оба они из породы кошачьих. А сейчас, когда узнает, что сын у него будет от любимой жены, масштабы огромного счастья маркиза Бласа Фернандес-Очоа де Альмодовара, первого паладина Имперского легиона Объединённых Королевств представить вообще страшно. Ага! Увидел всадников, метнулся, как укушенный. Гаэто знаком показал, что спит она, а то напугает ещё невзначай. Передал её спящую из рук в руки. Осторожно, как хрустальную. О, Боги! Что у маркиза с лицом сделалось, как только он на неё взглянул – ну, просто ангел, мальчик из церковного хора, херувим...бля.

Её будили. Так будить мог только Блас. А ей так не хотелось просыпаться. Она лежала и млела под его поцелуями, и постанывала от нежности. Шея, плечи, мучительно-сладкая дорожка по позвоночнику, ягодицы – первая, и вторая... Мммм!

– Просыпайся, соня!

– Не хочу...

Начал нежно покусывать за попу. Потом настойчивее и сильнее. Цапнул больно.

– Блаааас! – злая и соблазнительная.

– Сама напросилась! – схватил, прижал и засмеялся. Начал щекотать. Визгу было...

– Любовь моя, ты сияешь.

– Да.

– Душа моя, ты светишься.

– Угу.

– А ну-ка, расскажи мне почему?

– Сказать?

– Защекочу.

– Или нет?

– Первое предупреждение.

– Я думаю!

– Хм! Ты меня напрягаешь. Второе предупреждение.

– Ну, ладно. Так и быть. Блас, а я беременна. Ведьма сказала, что будет сын.

От страшно радостного душераздирающего крика с рычащими, вопящими, визжащими дикими нотами и завываниями, у большей части зашуганной ещё с вечера прислуги внезапно сделались микроинфаркты, а у кого-то, бедняги, даже микроинсульт. У остальных, менее впечатлительных – приступы окаменения, онемения и, простите, недержания. Это, когда из рук всё валится. Ну, недержание. Поэтому грохот от уроненного стоял страшный, просто перекрывая животный вой сверху. Эмилио схватился за сердце мысленно подсчитывая убытки и издержки за одно единственное утро. Ему стало плохо. Старший повар мысленно подсчитав, сколько угроблено продуктов прекрасного качества за какую-то одну дьявольскую песню – схватился за голову. Ему стало плохо. Экономка замка донна Долорес вообще решила, что на замок напали враги и побежала, держась рукой за сердце, к начальнику гарнизона с требованием ставить крепость в ружьё. Ей было страшно плохо. Начальник гарнизона полковник Армандо дель Кастель-Коронадо никаких врагов совершенно ни где не наблюдал, и тем более разведка и шпионы ничего не доносили. А разведка и шпионская сеть у первого паладина Имперского легиона Объединённых Королевств была самая лучшая, среди всех этих долбанных королевств объединённых вместе. Но, на всякий случай он отдал приказ ставить всю крепость в ружье и мосты поднять. Всей крепости вдруг стало страшно интересно, против кого они будут воевать. Горизонт был чист. Наверное, ученье. Вот повеселятся на славу! Гаэто и Мигель сидели на кухне и продолжали свой завтрак. Спокойные, как никогда. Они примерно на это и рассчитывали с утра. Дальше, наверное, будет ещё страшнее.

Глава 10.

Тихо подошла, словно подлетела. Присела на подлокотник и горячими губами к бьющейся жилке на шее приникла. Влажно пробежала вверх и замерла, вдыхая родной запах. Руками плечи обвила и щекой к волосам прижалась.

– Звал? – выдохнула.

– Ждал, – замер и глаза на секунду закрыл. – Посиди со мной, пока стряпчий не приедет. Ожидаю с минуты на минуту.

– А что за дела такие срочные? Зачем стряпчий из Кайсери? Или случилось что, Блас?

– Нет, душа моя. Не пугайся. Ничего не случилось. Просто тебе кое-какие бумаги подписать придётся, вот и всё, – улыбнулся невинно.

– Ты меня за юродивую видно принимаешь? Обидно, – глаза хитрые, бочком к нему на колени соскользнула и в глаза заглянула. Обожгла. – Говори, как есть. Всё равно узнаю.

– О, Боги, Аурэлис! О правах наследования и о владении имуществом. Решил сейчас побеспокоится, вот и всё. Владеем всем... вон там список лежит чем, если хочешь взгляни на досуге... в равных долях, после моей смерти всё движимое и недвижимое, тебе переходит в единоличное владение. Потом там ещё отдельно о наследниках, и прочее, прочее, прочее. Обычная юридическая практика, радость моя. Не напрягайся только. Так надо. Ты же знаешь, что я зануда. Вот всё сделаю, как меня устроит и перестану занудничать, – усмехнулся и подмигнул. – Всё готово уже. Правда бумаг много, но это всё ерунда. Тебе только подписать. И всё.

– Это необходимо?

– Да, родная. Крайне важно. Чтобы в будущем, в случае моей смерти, у тебя и у нашего сына проблем с наследованием не возникло. Я, конечно, люблю своих родных и доверяю им, но ... всякое в жизни бывает. Нужно быть готовым ко всему.

– Прекрати, Блас, прошу тебя. Фраза "В случае моей смерти", сказанная дважды и твоё желание, быть готовым ко всему, вызывают у меня страх. Ты мне нужен живым! Даже...не представляешь насколько нужен.

– Успокойся, детка! Конечно же, я не собираюсь умирать. Но... Нужно быть готовым ко всему! – сказал и снова усмехнулся.

– О, Блас! Это не смешно! Абсолютно! Скажи мне, эта вся твоя активная деятельность потому, что я по документам, как рабыня дома герцога Алванли обозначаюсь? И по сути – пустое место. Да?

– Теперь уже нет. Через... минут пять-десять у тебя уже будут официальные документы на имя маркизы Аурэлии Фернандес-Очоа де Альмодовар, зарегистрированные с даты нашей свадьбы. Чтобы никому и в голову не пришло объявить наш брак незаконным. Ну, а уже к вечеру, официальные данные, подтверждённые юридически, о чете маркиза и маркизы де Альмодовар, будут занесены в Книгу Первых Лордов Объединённых Королевств. Вуаля! И вот тогда уже никто и пикнуть не посмеет. Даже, если и очень захочет.

– Блас... – доверчиво прижалась к груди. – Спасибо! Ты так заботишься обо мне. С ума сойти! Мне почему то такие мысли даже в голову не приходили.

– Ну, ты же моя жена, мать моего будущего сына – я обязан побеспокоиться. Мысли, они тоже знают к кому в голову приходить. Они пришли ко мне. Вот я и позаботился.

– Благодарю...– и в подбородок губами. – Тебе приглашение ко двору пришло? Сезон уже скоро начнётся, все в столицу начинают съезжаться, а после Книги Лордов ты обязан будешь меня королю представить. Я права?

– Да, любовь моя. Ты поразительно догадлива и проницательна. Мы едем в Кайсери. Надо, родная. Я сам всё это не люблю, но надо. У нас там свой дом, такой небольшой, средненький. Ну, увидишь. Тебе понравится. Он очень комфортабельный. Это даже без вопросов. Я уже отдал распоряжение привести его в порядок к нашему приезду, так что не переживай на этот счёт.

– О, Блас! Я вообще ни о чём не переживаю. У меня есть ты. И это что-то... нереальное! – за руку взяла, пальцы переплела и к губам поднесла. Каждый палец поцеловала. Медленно.

– Детка... – со всей силы к себе прижал. – А потом нас Первый Наместник Императора пригласил. Я его первый паладин, а ты моя жена, так что убей меня, но надо – кровь из носу.

– Блас, надо так надо. Я умею держать себя в обществе. Даже до такой степени, что во дворцах не плююсь, жирные пальцы о занавеси не вытираю и в носу прилюдно не ковыряюсь. Не бойся. Я справлюсь, – он оглушительно захохотал.

– Правда? Ну, слушай, ты меня успокоила. Наместник будет в восторге. И... Вот ещё, родная ... – тяжело вздохнул и с шумом выдохнул. – Не хотел говорить. Но, ты же всё равно узнаешь и будешь на меня злиться. Или вообще доверять перестанешь. А потом ... ты должна это знать.

– Прошу, говори. Что ещё, Блас?

– Канова...сбежал.

– Чтооо? – выдохнула. – Когда?

– На днях. Мне в Кайсери нарочного прислали из Додурга. Он жив, на нём даже царапины нет. Но троих моих людей серьёзно ранил, а одного убил. Так что... Сейчас его ищут, но когда найдут – я обязан его казнить. Я обязан, Аурэлис. От меня этого ждут, иначе, что я за хозяин и первый паладин. Око за око.... Детка... Что ты? Дьявол! – она замерла на его коленях. Её колотила мелкая дрожь. Закрыла рот ладошкой. А на глазах невыплаканные слёзы. И такая в них сушь и пустота...

И пауза. И тишина. Хорошая такая пауза. Выдержанная. Страшная. Душераздирающая. Шумный трудный вдох-выдох.

– Ладно. Пусть идёт куда хочет. Ко все демонам! Пальцем его не трону. И остальным прикажу. Довольна? – в голосе ярость. – Нож к горлу подставит – пальцем его не трону. Довольна? – обида, злость, ревность и боль. – Оставь меня... Оставь меня! Я тебе слово дал – я его сдержу. Но, только оставь меня сейчас, пожалуйста. Мне нужно побыть одному... – молча слезла с коленей и не оглядываясь ушла прочь.

Сидела не жива – не мертва. Глаза поднять боялась. Но, нужно было быть приветливой и радушной хозяйкой замка. Старалась, как могла. Донн Игнассио Фуэнтес-Сальватьеро, стряпчий из Кайсери, которого так ждал Блас, был приглашён на обед. Все бумаги были подписаны, дела улажены, теперь за столом велись неспешные светские разговоры. Столичный гость, решив блеснуть своей эрудицией перед красавицей – маркизой, так и сыпал перед ней новостями и сплетнями. Большей частью его новости уже изрядно постарели – Валерия уже не раз и не два обсудила их со своей служанкой Бланкой, с донной Каталиной, с Эмилио, донной Долорес, с мэтром Освальдо – старшим поваром и полковником Армандо дель Кастель-Коронадо. А сплетни? Сплетни её совершенно не интересовали. Она не знала этих людей, вызвавших такой бурный отклик у общества. Потому и слушала в пол-уха, больше раздумывая о Бласе и Канове. Она не знала, что ей делать и как себя вести. Она уже вся извелась. Канова – это Канова... Но, Блас... Блас для неё сейчас – это всё. Это её жизнь. Господи, помоги!

– ... он не позволил. В Приграничье очень неспокойно сейчас, стычки без конца, на караваны торговые нападают, чуть ли не под стенами Тарнаса разъезды кочевые разгуливают.

– Тарнаса? – подняла голову, услышав знакомое название.

– Да, миледи. Вам должно быть хорошо знаком Тарнас?

– Должно быть. А что с ним, с Тарнасом?

– Тарнас – он как форпост в Приграничье. Можно сказать, Имперский буфер между Объединёнными Королевствами и кочевыми племенами. Владеть Тарнасом, значит владеть ключами от дверей в нашу Империю, и управлять этой крепостью должен сильный человек. Потому король Мелории и запретил герцогу Драгомиру покидать свой пост. Вы же, миледи, знакомы с герцогом Драгомиром?

– Да, но очень незначительно. Донн Игнассио, меня не интересует сам по себе герцог Драгомир, и его назначения или отставки. Пусть живёт долго и счастливо, право слово. Мне бы очень хотелось услышать об обстановке вообще на границе. Вы так увлекательно рассказываете, дон Игнассио. Слушала бы вас и слушала. Прошу вас, продолжайте.

– Ну, обстановка в Приграничье и правда очень серьёзная, миледи. Говорят, войной попахивает, – приглушённо и очень интимно произнёс он, наклоняясь к Валерии.

– Чтооо? Как войной?

– Ну, что вы пугаете маркизу, донн Игнассио, право слово, – яростный взгляд на стряпчего. – Какая война? С чего вдруг? От того, что в с Кайсери мёртвый сезон и всем скучно – войны не начинают. Не слушай его, родная! Очередные сплетни... – Донн Игнассио не понял красноречия маркиза, и его намёков, и продолжал. Его больше воодушевляло удивлённое и испуганное лицо маркизы. Наконец – то он заинтересовал эту гордячку!

– Я не пугаю, милорд. Вы же сами в столицу собираетесь к Наместнику для ауедиенции, а вы – первый паладин Имперского легиона. В столице уже давно все выводы сделали. И правильные выводы, прошу заметить. Слишком хорошо и спокойно мы жили в последнее время. Все уже устали от сытой жизни и жирком затянулись от лени. Быть войне. Не сейчас – так через год. Всегда так было, что легионеры на себя первую волну принимали. А в Тарнас сейчас и из Мелории, и из Аркадии, и из Песчаных Дюн войска потянутся, миледи. Его сейчас будут, как индюшку фаршировать военными припасами и оружием. Поговаривают, что на днях в Кайсери военный совет состоялся. Так на него даже воеводы из Мглистых Гор припожаловали и даже кланы Поющего Леса присутствовали. Отродясь такого не было. Делайте выводы, миледи. Не случайно и я сюда приехал. Маркиз всё верно сделал. В жизни военного нужно быть готовым ко всему.

– Блас? – испуганные до невозможности глаза и бледное лицо с трясущимся подбородком.

– Ну, донн Игнассио! Ну, спасибо! Удружили – дальше некуда! Ну, совсем!

– Блас! – и взвилась с места, уронив приборы на пол и расплескав бокал. Кинулась на шею и вцепилась мёртвой хваткой. Не плакала, даже слезинки не проронила, только дрожала, как осиновый лист и дышала часто-часто. – Я... люблю тебя... Слышишь? Люблю... – тихо выдохнула и в шею уткнулась. В ямочку любимую. И замерла. Какое-то время Блас молча осознавал услышанное. Потом решительно подхватил жену на руки, поднялся и обращаясь к стряпчему:

– Донн Игнассио! Ну, спасибо! Удружил – так удружил! Мы пойдём, а вы себе ни в чём не отказывайте, угощайтесь. Я сейчас распоряжусь по дороге. Там ещё десерт какой-то особенный маркиза подать велела, так его подадут вам прямо сейчас. Можете его прямо с собой в Кайсери целиком забрать. Там такого нет. Только маркиза знает, как такой делать. Объедение, уверяю вас. Ну, чем ещё вас отблагодарить? Да, гонорар я вам удвою. Спасибо, ещё раз спасибо!

– Да, что я такое сделал, милорд? Мне, право слово, не понятно ничего...

– Да я от неё этих слов почти восемь месяцев ждал. Восемь! Она уже восемь месяцев жена моя. Она ребёнка моего под сердцем носит. С такой любовью сделанного. Такого желанного. Моего сына. Сына моего. Понимаете? Я люблю её. Я молюсь на неё, а она... Я и сам терпеть не могу, когда такими словами просто так бросаются. Не для этого они. Чувствую – любит, а сказать не хочет. Ну, просто же всё. Любишь? Скажи! А она не хочет...А мне так они нужны. Слова эти дурацкие. Именно от неё. Понимаете? Восемь! А теперь... Да, гонорар удвою.

Безумие! Всё, что творилось за закрытыми дверями спальни Бласа сложно было назвать как-то ещё. Сладостное, чувственное, сумасшедшее и от того столь волнительное безумие. Им было жарко настолько, что не хватало воздуха дышать, и распахнутые настежь окна не спасали. Они сгорали, не взирая на безнадёжно испорченную одежду, на жёсткий пол, на бесконечно падающие книги, статуэтки и стулья. А когда, дрожа от усталости в передруженных мышцах, они пытались отдышаться после острого, сводящего с ума удовольствия, они вдруг вспомнили о том, чего так сильно боялись – расставания или ещё страшнее – смерти. И вздрогнув, прижалась крепче друг к другу.

–═Устала? – горячие, влажные губы прижались к виску. Прочертили дорожку вниз и встретились с её губами. Нежный поцелуй, как крылья бабочки.

– Как же я тебя люблю... – уткнулась в шею. – Прости меня, слышишь? За всё прости, Блас. Я дура такая... Я такая дура!

– Ты счастье моё... Нежданное. – притянул к груди и стиснул руками. – Никогда бы не подумал, что эти дурацкие слова будут для меня так много значить.

– Представляешь, я тоже. Как оказалось, не такие уж они и дурацкие. Правда? Особенно, когда действительно любишь.