Текст книги ""Дракон и Принцесса" - 2 книга(СИ)"

Автор книги: Елена Данаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

– Не пойму сколько времени? – прошептала Валерия, пытаясь отдышаться.

– Не знаю. Это важно? – упал он рядом.

– Абсолютно всё равно. Просто вот только что было утро...

– Первое брачное. Поздравляю тебя, маркиза.

– Кстати, да! Спасибо. И тебя с тем же...

– О, Боги, Аурэлис! Это видимо нервное, да? В глаза смотреть боимся, дурацкое чувство неловкости, и говорим чушь какую-то?

– Наверное, Блас. Прости. Это смешно сказать, но я... мне... Мне и правда неловко от того что было так... ну, так, как я думала не будет никогда. Мне стыдно от себя самой...

– Брось. Ты была собой, чего тебе стыдиться? Ты именно такая, Аурэлис. Ты была со мной и ты меня хотела, детка. О, Боги, как ты меня хотела! Меня. Только меня. Каждую секунду. Я чувствовал это, понимаешь? И я счастлив... – осипшим голосом сказал Блас. Он нежно притянул к себе жену и поцеловал в висок. – Люблю тебя, слышишь?

– Слышу. Ты необыкновенный, Блас. Сказать, что мне было хорошо – это значит не сказать ничего.

– А и не надо ничего говорить. Я и так уже всё понял. Слова здесь совершенно ничего не значат. А то, что я хочу услышать от тебя – я услышу рано или поздно, у меня хватит терпения. Теперь уже хватит. Ты знаешь, аркадийцы вообще ценят именно те чувства, которые приходят внезапно. Вот такие мы оригиналы.

– Забавно... – очень тихо сказала Валерия каким-то своим мыслям и вдруг поддавшись необъяснимому порыву поцеловала Бласа в плечо. Потом ещё и ещё.

– Ты находишь это забавным? – совершенно осипшим голосом спросил он, старательно контролируя своё дыхание.

– Что? – удивлённо переспросила она. – Ты о чём, Блас? – и уткнулась в нежную, слабую, невыносимо мягкую и тёплую ямку на его шее чуть-чуть до плеча, словно специально предназначенную для её носа.

– Ты хочешь ещё чего-нибудь, Аурэлис? – очень осторожно спросил он, боясь пошевелиться и нечаянно спугнуть её, лишившись при этом невыносимого блаженства.

– Да. Хочу. Страшно хочу есть и спать, – промурлыкала она и прикоснулась горячими губами к его шее.

– Понял. – судорожно сглотнул он. – Прекрасное желание. Я, пожалуй, тоже ему последую. Но это ведь не всё что ты хочешь на сегодня, ведь так родная? Или я ошибаюсь?

– Конечно же, не всё. На сегодня. У меня вообще много желаний. И очень большие планы на всю оставшуюся жизнь... – нежно улыбнулась она и тесно прижалась к нему всем телом.

– У меня тоже. И ты присутствуешь в них везде и всюду. А на всю оставшуюся жизнь у меня ТАКИЕ планы! Хочешь расскажу?

– Конечно. Давай только поедим сначала. Угу? Меня очень интересуют именно твои планы, Блас. Тем более, если я там везде присутствую.

– Отлично! – улыбнулся он и осторожно, не выпуская её из рук, потянулся за колокольчиком – вызывать прислугу.

Глава 8.

– Ты вся светишься, моя дорогая. Что я говорила? А? Хорош? А ты всё куксилась перед свадьбой? – змеиным шёпотом шипела в ухо Пилар. – А глаза? Ты видела свои бесстыжие глаза? Спрячь глаза, слышишь? Дай ему спокойно покушать. Бедненький мой мальчик... Круги под глазами, бледный, как смерть. Двое суток из спальни не вылезали. Брачная ночь, называется. Ты слышишь меня? Скромнее надо быть в доме у родителей. Ходить-то можешь вообще, милая? У вас двоих абсолютно необузданный, какой-то дикий темперамент. Вот приедете к себе в Калиакрие и трахайтесь хоть неделю безвылазно, но здесь соблюдайте элементарные приличия. Это тебе понятно? Хорошо, что у меня сердце не выдержало – пошла проверить, как вы там, живы – нет. Живы, оказались. Да и неплохо так. С фантазией. Живенько.

Лера чуть не подавилась, вспомнив в каком виде и какой позе Пилар застала их сегодня днём. Скорее всего её светлость ещё и под дверями долго стояла подслушивая, а Валерия так стонала, так сладко и так страстно, и вообще позволила себе не сдерживаться в тот момент и полностью расслабилась... Блииин! Да, глаза лучше опустить. Дёрнул же чёрт эту Пилар прийти в самый можно сказать пиковый момент, но ума у свекрови всё же хватило дождаться завершения, но ЧТО она могла услышать, вот это да. Блииин, так неудобно! А с другой стороны – что такого неудобного? У них брачная м-м-м ночь, медовый месяц, что ещё – то можно было услышать и чего ожидать? Было бы хуже, если бы они в карты играли. А даже, если бы и в карты, ей – то какое дело? И, успокоив таким образом саму себя, Лера гордо вскинула подбородок и ослепила Бласа совершенно похотливым кошачьим взглядом, полным желания. "Потому, что МОЁ! Потому, что хочу – не могу!" – красноречиво кричал этот взгляд. "Как же закипает кровь при мысли, что я могла бы провести всё это время в его сильных объятиях. Он же видит желание в моих глазах, слышит его в моем дыхании и сейчас уже чувствует мой запах, запах страсти". Внезапно жар желания опалил внутреннюю сторону бедер, низ живота и шею. У Бласа мгновенно потемнели глаза и демон в нём медленно начал поднимать голову – его взгляд стал диким, неистовым и страстным. Валерия уже не боялась его. Она практически полюбила этого неуёмного демона и то наслаждение, что он ей дарил.

Лера воспитывалась в интеллигентной, культурной и высокоморальной среде. Её родители были людьми старой, зарекомендовавшей себя закалки, но естественно не ханжами. Просто с возрастом, физиология и рефлексия по этому поводу, у них отодвинулись на более дальний план, но её любимая мамочка сейчас непременно бы осудила свою дочь за столь звериные необузданные инстинкты. А может быть и нет. Кто ж знает? Сама себя Лера уже не раз и не два и осудила, и пристыдила, и отругала, и отматерила, и морально унизила. Хотя зачем? Что такого она сделала? Уж сама-то с собой она могла быть до конца честной. И вот правда была таковой: ей до дрожи в коленях, до трясущихся рук, до гула в ушах нравятся эти необузданные звериные инстинкты. Нравятся, и всё. Такой уж она уродилась. Она всю свою жизнь хотела, искала и ждала именно такого мужчину, как Блас. Такого, великолепного, умелого, чуткого любовника и такого сильного мужчину, во всех смыслах этого слова. Но в её прошлой жизни такие экземпляры не встречались, конечно же они где-то и были, но вот ей не встретились. Обидно... А Канова? До недавнего момента он затмевал весь мир собой. Нет, не так. Он и сейчас всё для неё. Таким навсегда и останется. Он прекрасен, он Дракон, он лучший, но Блас – это что-то запредельное! Абсолютно. Именно для неё. Вот так жестоко... Любила ли она Дракона? Сто раз да! Любила, и сомневаться нечего, и любит сейчас до одури, до замирания сердца. Его невозможно разлюбить. Забыть его невозможно. Её сердце и душа принадлежат только ему. И как бы не сложилась её жизнь, Дракона она не бросит никогда. Способ найдётся. Дело времени.

Но, как же Блас? А Блас – это совсем-совсем другое. Так сложно объяснить... Это надо чувствовать... И ощущать всем телом. Мммм! Вчера, когда она проснулась в его таких сильных и надёжных объятиях, Лера с ужасом осознала, что ей до безумия хочется целовать каждый сантиметр его тела, хочется нежно покусывать его плечи, хочется уткнуться носом в восхитительную слабую ямочку у шеи и стонать от наслаждения вдыхая его запах. Хочется растечься водой в его руках, хочется таять, как мороженое, хочется быть слабой самкой и отдать себя всю без остатка, без сожаления, без понтов и без гордости. Какая гордость? О чём вы? Нет у неё гордости. Давно. А также нет стыда, страха, чести, совести, морали и приличий. От всего этого Лера избавилась, как от ненужного балласта, оказавшись в водовороте свалившихся на неё обстоятельств. Они мешали ей. До недавнего момента ей искренне казалось, что у неё осталась лишь необходимость жить и страстное желание свободы. Вот и всё. Но нежась в объятиях Бласа, она поняла, что и свобода уже стала ей в тягость. Смешно говорить о свободе уже будучи замужем и не по своему желанию, но понятие свободы для Валерии было своим, особенным, несколько отличным от классического понятия значения этого слова. Что-то внутри подсказывало ей, что тот уровень свободы, который ей хотелось бы иметь сейчас Блас легко и безоговорочно даст ей. Возможно, даже больше. Вопрос в том, захочет ли она им воспользоваться? Вот именно в этом и заключалась свобода! Быть несвободной от него она с радостью готова. Вот так! Ещё она поняла, что рано или поздно ей придётся уйти от Бласа. Захочет он или нет, отпустит её или нет, не это главное. Главным было то, захочет ли она сама уйти от него, когда наступит это время. Об этом моменте, находясь в его тёплых руках и прислушиваясь к его тихому дыхание, Лера боялась думать. Всему своё время.

А сейчас она видела его дьявольские глаза и хотела его неимоверно.

– Единственное, что спасает и оправдывает тебя, моя дорогая, во всей этой эротике и порнографии, – зашипела Пилар, – так это то, что Блас безумно счастлив. Меня обмануть невозможно. Я всё чувствую, моя прелесть. Только лишь за твоё искреннее желание его, как мужчину, я прощаю тебе его круги под глазами и бледность. Заботься о нём, как о себе самой, слышишь? Ты меня слышишь или нет? А с кем я говорю? А нет никого! О, Боги, как вы меня уже утомили, правда! Блас! Сынок! – уже не выдержав, громко крикнула Пилар. – Поезжайте уже скорее к себе в замок. Давайте, давайте, выметайтесь уже. Только умоляю вас, карету дорожную не разнесите от усердия по дороге. Она очень-очень дорогая... Была. Ну, да! Зачем же целовать мать на прощание? Действительно, не стоит! И не забудьте запирать за собой любую дверь, за которую вы будете заходить по дороге в свою спальню, на ключ! – ещё громче кричала она. – Ключи в дверях! Всё утро вставляли! Тьфу, ты, бог ты мой! Прости мою душу грешную! Короче! Не развращайте мне прислугу! Я понятно излагаю-ю-ю-ю! Ну, да, конечно... Зачем отвечать маме?

И всё... Всё сорвалось в бездну, закружилось, понеслось и жизнь, которой так страшилась когда-то Валерия лишила её последних страхов, разочарований и жалких попыток оправдать себя. Она не нуждалась в оправданиях. Её не терзала совесть. Она была счастлива, потому что сама так решила и сама захотела. Немного счастья, покоя и любви среди сплошного раздрая, разве она этого не заслужила? Она ни у кого и не спрашивала, а просто позволила себе, вот и всё...

Маркиза неслась ранним утром на чёрном, как смоль аркадийском жеребце и испытывала неописуемый восторг. Влажный песок, прохладный бриз, бесконечная лазурь с белой пеной и солёные слёзы моря на губах... Гаэтано и Мигель ненавязчиво сопровождали её чуть поодаль. Маркиз был неумолим и твёрд, и вот теперь у неё есть свои телохранители. Тени, как они себя называли. Валерия уже давным – давно смирилась со своей затейницей-судьбой и с её забавами, а некоторым сюрпризам уже перестала удивлялась. Гаэтано имел внешность Иона Гонсалеса из "Чёрной лагуны", а Мигель соответственно – да, да – Мартина Риваса тоже из "Лагуны нэгра". Невозможная сладкая парочка... Правда её Гаэтано и Мигель были чуть постарше, уже слегка заматеревшие и не такие приторные красавцы, как в сериале. Взгляд оба имели тяжёлый, улыбались редко и относились к ней, как к неизбежному злу в их нелёгкой жизни. Истинные аркадийцы. Суровые мужские лица и тщательно спрятанный тестостерон, за грудой хорошо прокачанных мышц. Короче, застрелиться и не жить. Шаг вправо – вежливое предупреждение, шаг влево – подсечка и тащим к мужу на воспитание. Эх! А никто и не говорил, что будет легко! Лера к ним уже привыкла и безмерно доверяла, как себе самой, потому что были уже прецеденты, как сказать, а тени – смирились и относились к жизни проще. Чудная компания! Зато они прощали друг другу всё и с первого раза.

Ветер трепал волосы, соль оседала на губах, солнце золотило кожу и берег моря тянулся бесконечно. "Вот ещё чуть-чуть и обратно..." – уговаривала он себя и продолжала гнать вороного. Вдалеке показался заветный утёс – своеобразная граница их сумасшедших ежедневных скачек. Но, внезапно у неё потемнело в глазах и стало как-то нехорошо. Лера судорожно натянула повод и изо всех сил стараясь удержаться в седле. Гаэтано и Мигель тут же пришпорили коней и со всей дури рванули к ней. Подлетели, схватили, обняли, удержали.

– Миледи? – глухо выдохнул Гаэтано. – Что случилось? Вы в порядке?

– Да. Всё хорошо... – она досадливо отмахнулась от него.

– Я в этом не уверен.

– Когда хоть ты был во мне вообще уверен? Начни с этого, – злобно прошипела Лера, отпихиваясь от него.

– Никогда, миледи. Но это не значит, что вы всегда не правы, – невозмутимо парировал Гаэтано, игнорируя попытки леди бесцеремонно от него избавиться.

– Да неужели? Это ты всё время во мне сомневаешься? Ну, пусти, Тан. Ну, сколько можно выкручивать мне руки, как какому-то бандиту? Я в порядке, правда. Мигель, ну приструни ты его. Гаэто вошёл во вкус, теперь будет изводить меня своей заботой всё утро. Мигель!?

– Тан, а ну живо приструнись! – очень серьёзно приказал тот. А глаза при этом добрые-добрые.

– Ах, ты... Весело тебе? Да? Развлекаешься? Вы молодцы, парни. Чудесно устроились, хочу сказать. Бесплатное развлечение каждый день и не по одному разу. Гаэто, ну, поставь ты меня уже, пожалуйста, на берег. Или честно скажи, что тебе нравится меня в наглую лапать и не получать за это по морде, – начала злиться Лера.

– Нравится, миледи. Скрывать не буду. Но на берег всё же поставлю.

– Спасиб, родной. Исполать тебе, – она гадко улыбнулась. – Знайте тени, я вас презираю! – пафосно и привычно послали она их куда подальше и пошла к морю. "Вот сейчас отдохну и обратно поедем. Надо мне выспаться, что ли? Нет, не хочу. Блас из Кайсери приедет. Совсем некогда спать!" Опять налетели, схватили, потащили. Подальше от воды – вдруг с горя топится пошла, и поближе к груди широкой – необъятной – так надёжнее.

– Простите миледи. Я был не прав. Впрочем, как и всегда. Я – мерзавец и фигляр, – разумеется Мигель. Сказал, как от сердца оторвал, но от груди не отпускал, держал мёртвой хваткой.

– Не верю, – устало выдохнула она. – Как же вы мне надоели... – она уверенно и не спеша огладила руками предложенный рельефный торс под тонкой туникой, и задумчиво задержалась на идеальном верхнем трицепсе. Мёртвая хватка значительно ослабла, позволяя оглаживать и дальше, но свободнее и непринуждённее.

– Ну, не сердись, пожалуйста. Ты же знаешь, что не со зла.

– Да, знаю я всё, Мигель. Только вам и позволяю, – тихо выдохнула она, обвила руками за талию и нежно прижалась.

– Ну, что случилось? Скажи?

– Сама не знаю. Как-то на душе тревожно и муторно. Да и на сердце не спокойно. Бласа жду. Извелась уже вся. Сегодня должен приехать. Так за него переживаю. Даже не знаю почему. Поехали домой, Мигель. Домой хочу!

– Со мной поедешь или сама? Подумай. Бледная ты очень. Выспаться тебе надо.

– Думаешь не справлюсь?

– Справишься. Быть такого не может, чтоб не справилась. Не гони только сильно, ладно? – сказал и поцеловал в макушку. – А мы рядом поедем.

– Да, конечно, – кивнула головой и тут же была отпущена. Мигель довёл её до лошади, уже привычно прикрывая своим телом со стороны опасных гор. – Гаэтано? – тихо позвала она. – Гаэто? Ну, не злись. Слышишь? У меня наверное ПМС, вот на всех и кидаюсь, как пантера. Ну, посмотри на меня, Гаэто? – мрачный взгляд из под чёрных спутанных волос. Не взглянул – к месту пригвоздил.

– Хочешь, к матушке моей съездим в горы? Она тебя любит. Поворожит, погадает, успокоит сердце твоё.

– Хочу, – просияла в ответ. – Правда, хочу. Хорошо у неё. Спокойно. Мне всегда нравилось. Давай съездим, вот только Бласа увижу и съездим, – простил, подошёл и за руку взял, переплетая пальцы.

– Дурная же ты, ох и дурная... Кровь твоя бешенная покоя тебе не даёт, с ума тебя сводит и на части рвёт. Что тебя мучает? Чего тебе не хватает? Скажи?

– Ох, не спрашивай меня, Гаэто. Не спрашивай... Всё равно не поймёшь. Дурная я, как есть дурная, – вырвала руку и к нему прижалась. Конечно, тут же обнял и крепче притянул, носом в волосы зарылся и замер. – Себя я прекрасно понимаю, и давным-давно уже ни других, ни себя не осуждаю. Зачем? Мы обычные люди. А у обычных людей чего только в жизни не бывает. Верно? Просто сердце иногда от этого так болит и кровоточит, что хоть в петлю лезь. Умом всё понимаю, а сделать ничего не могу. Дурная, правда?

– Да, уж, – горько выдохнул Гаэто. – А тебя все стервой считают бездушной, змеюкой подколодной и эгоисткой.

– Пусть считают, мне так жить легче. Блас меня любит. А больше мне ничего здесь и не надо. Только он один и знает какая я на самом деле. Только Блас да вы с Мигелем, – грустно улыбнулась она. – Тревожно мне сегодня, Гаэто. Поедем домой. Будь со мной рядом. Я привыкла, что ты всегда слева, у сердца. Ноздря в ноздрю.

– Поедем уже. Не нравишься ты мне сегодня. С кем угодно будь сильной, а со мной не надо. Не выношу в тебе этого. А ещё лучше – будь сильной завтра, а сегодня – иди к Бласу. Он лучше всех знает, как тебя в узде держать, – сказал и поцеловал в макушку.

Маркиза старалась сильно не гнать, очень старалась. Но к нему ей хотелось сильнее. Очень. Невозможно хотелось. Ветер свистел в ушах, растрёпанные волосы летели следом золотым плащом, переливаясь на солнце, на щеках то ли слёзы, то ли брызги. Вот и мост подвесной, привычно кивнула страже, пришпорила коня и галопом к крыльцу. Спешилась сама, бросила поводья Мигелю, раздражённо отмахиваясь от него, от Гаэто и от внезапно набежавших слуг. «Господи, ну, что такое могло случиться у всех разом и именно сейчас? Ну, спасу нет! Или правда что-то случилось? Блас? Блас!» Сердце сжало стальным обручем. Тёмная тень закрыла глаза. Внутри всё похолодело.

– Миледи? – подхватил на лету, глаза страшные, чёрные и голос, как у чёрта. – Что? Что с тобой? – зашептал в самое ухо.

– Гаэто, подожди. Дай выдохнуть. Всё хорошо. Голова просто закружилась.

– Да какого дьявола хорошо? Я же вижу, что нет, – яростный шёпот и мрачный взгляд.

– Пусти Гаэто. Пусти меня. Оставь, слышишь? Умоляю... – отпустил, провожая холодными глазами.

– Оставьте. Всё потом. Потом... – неслось следом.

Горной ланью пронеслась по широкой лестнице, с шумом открывая двери и стуча каблуками по гулким коридорам. Пугая слуг своей стремительностью и бледным лицом, никого и ничего не замечая, маркиза уже неслась бегом в покои мужа. "Вот эти чёртовы двери! Наконец-то!" На секунду замерла, переводя дыхание и держась рукой за сердце. "Сейчас! Я справлюсь... Сейчас..." Вдруг двери распахнулись.

– О, Боги, детка? Что? Что случилось, родная?

– Блаааас... – обхватила родное лицо дрожащими руками и завыла в голос.

Побледневший маркиз рывком притянул её к себе и сжал так, что не стало никакой возможности дышать. Осыпая её поцелуями, глотая её солёные слёзы, он шептал ей что-то нежное-нежное и ласковое до невозможности. Сказать, что он испугался, увидев её в таком состоянии – это ничего не сказать. Он убил бы без раздумья всякого за её слёзы. А тут... А сам... Вот ведь, дьявол! "Милая моя... Моя девочка... Моя! Моя! Вся моя..." – подхватил под затылок, зарывшись рукой в волосы, приподнял её и наклонился к шее. Её чувствительная шея под его губами всегда творила чудеса во истину невозможные. Хриплый стон и волна сладострастной дрожи по позвоночнику, влажные губы, кошачьи глаза с поволокой и запах сумасшедшего желания – вот она его маркиза, вот она его демоница, его жизнь и смерть, его любовь и боль, кто он без неё? Да никто. Мёртвый, пустой, поломанный и жестокий до бесчеловечности. Она держит его мир в своих тонких пальчиках и даже не догадывается насколько всё в его жизни подчинено лишь ей, её желаниям, её прихотям и её слезам.

– Хочу тебя... Сейчас... – еле выдохнула.

– Душа моя... Сколько хочешь... – подхватил на руки такую сладкую... желанную... свою... родную...

Она спала, как ребёнок. Блас любовался ею, боясь невзначай потревожить и разбудить, зная какой у неё чуткий сон, и как плохо и мало она спит в последнее время. Аккуратно, на цыпочках, совсем не дыша он прокрался в кабинет, прихватив халат по дороге и молясь всем знакомым Богам, ювелирно закрыл двери. Прислушался. Выдохнул. Пусть спит. Он сел за огромный стол. Дела, бумаги, прошения, разбирательства... Надо поработать. М-да. Поездка в Кайсери всё очень-очень осложнила. И как быть он ещё не знал. Но, он мужчина, муж, воин, мозгами Боги не обидели, поэтому решение будет найдено. И не одно. Отец всегда учил его, что у каждой проблемы должно быть, как минимум пять вариантов ее решения. И они будут найдены или он не маркиз Блас Фернандес-Очоа де Альмодовар, первый паладин Имперского легиона Объединённых Королевств.

Больше всего на свете Блас терпеть не мог, когда его отвлекали от мыслительного процесса именно в тот потрясающий момент, где всё вдруг становилось до банальности понятным и решения просто выскакивали на поверхность. Нужно было изловчиться и вовремя их поймать. Вот этой ловлей он и занимался на протяжении м-м-м где-то часов трёх-четырёх. Но весь последний час, его порядком начал бесить и выводить из себя бесконечный стук в дверь, и маниакальное желание настырных слуг всех мастей и ипостасей видеть миледи. Миледи им видите ли хочется? Перебьётесь. Он тоже ждёт, когда проснётся миледи, потому что без неё ему даже обедать одному не хочется. Он ждёт. Вот и они подождут. Сначала Блас спокойно отвечал, что миледи изволят почивать и будить её он никому не позволит. Затем, он потихоньку начал звереть не понимая, зачем и ради какого демона, он держит в замке такую прорвищу слуг, причём далеко не глупых, которые без миледи не могут решить элементарных вопросов? И как так могло получиться, что за полгода присутствия миледи в Калиакрие все вдруг ну, натурально перестали представлять, что делать и за что браться? Ведь раньше же как-то обходились без неё? Хм... А сам-то ты представляешь сейчас, что ты будешь делать без неё? И как же ты раньше-то без неё жил? Вот! Вот и чего ты тогда злишься на прислугу? Эх! Ладно. Далее, они выбесили его окончательно и бесповоротно, нагло заявив, что возникла крайне острая нужда присутствия миледи на кухне замка, потому что то ли кухарки там чего-то спалили, то ли из конюшни кто-то сбежал. Блас так толком ничего и не понял. И, что они желают разбудить его любимую жену, чтобы она бегала кого-то из конюшни ловила что ли? Ну, охренели они там все совсем! Ну, полный беспредел! Страх напрочь потеряли! Всё же успокоился и взял себя в руки. Но вот мысль, которую тщательно пестовал последние двадцать минут однозначно потерялась. Вот тогда его накрыло по полной! Он набрал полные лёгкие воздуха... и вовремя остановился, вспомнив о спящей в соседней комнате жене. Тогда он решительно шагнув за дверь кабинета в коридор, толкнул вперёд себя несчастного мажордома, и очень тихо закрыл за собой дверь. Ну, просто очень тихо. Вот здесь, в коридоре, маркиз не отказал уж себе ни в чём! Его страшный голос, как Иерихонская труба сотрясал до основания стены старинного замка, простоявшего более ста лет, но в данный момент готового рассыпаться до последнего камушка. Он бушевал, как тысяча разъярённых демонов, он грозил всеми карами небесными и земными. Земные кары казались всем несчастным, возжелавшим разбудить миледи слугам, гораздо страшнее, потому что глаза у маркиза в этот момент были глазами смерти. Причём очень мучительной и болезненной. Он мог бы ещё много чего сказать и уже снова глубоко вдохнул, как вдруг тихонько приоткрылась дверь его кабинета и любимые руки невозможно нежно обняли его сзади, и хриплый спросонья голос попросил:

– Давай пообедаем?

– Давай, – улыбнулся, мгновенно забыв, что по умолчанию для всех присутствующих здесь, он страшный и ужасный.

– Эмилио, – так ласково сказала мажордому, появляясь из-за спины Бласа в васильковом халатике, – вели подать обед в кабинет через десять минут. После обеда я спущусь.

– Слушаюсь, миледи.

– И попрошу во время обеда нас не беспокоить.

– Непременно, миледи. Лично прослежу. Как почивали, миледи, осмелюсь спросить?

– Великолепно, Эмилио. Спасибо.

– О, миледи! Не стоит благодарностей, – поклонился он и попятился назад, захватывая своим тыловым отступлением, уже приободрённых одним видом проснувшейся миледи, слуг.

– Что это было, родной? Ты кричал на слуг? Или мне послышалось спросонья? – и сладкий поцелуй в нос.

– Послышалось, радость моя.

– Ммм... – и ещё поцелуй, в упрямый подбородок. – Я так и подумала.