Текст книги ""Дракон и Принцесса" - 2 книга(СИ)"

Автор книги: Елена Данаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

Глава 2.

– Это не слыханная наглость и полный беспредел! – шипела на неё молодая герцогиня, уже сидя в карете и умело оперируя выученными Лериными терминами. – Ты в конец оборзела, Аурэлис, хочу тебе сказать! В конец! Ты возмутительно забылась! Да-да! Все твои проступки и выкрутасы будут выписаны кнутом на его драконьей спине! Ещё искренне советую вспомнить про аркадийских волкодавов. Вспомнила? Как ты считаешь, есть повод осуществить давние обещания? Отвечай?

– Простите меня, ваша светлость! Прошу вас! Если вас так рассердило моё отсутствие, по причине расстройства желудка, то можете наказать меня. Как вам будет угодно! Это справедливое решение! – Лера сползла на пол перед Одилией и вцепилась в подол её платья. – Как вам будет угодно! Но, причём здесь Канова? Ему-то за что?

– А просто так, для профилактики преступлений! – мерзко улыбнулась герцогиня. – Пусть знает своё место и голову выше травы не поднимает. Вот возьму и прикажу выпороть тебя! Ты думаешь он стерпит такое обращение с тобой? Думаю, нет. Тогда у меня будет стопроцентный повод с ним разобраться. Вот тогда уж я себе ни в чём не откажу! Только вот придумаю, кто мне возместит расходы за покалеченного или убитого раба, и всё собственно. Зачем откладывать доброе дело в долгий ящик?

– Вы не посмеете! – прохрипела Валерия, с изумлением заглядывая в хорошенькое лицо.

– Я? Я посмею всё! Вопрос в другом. Захочу ли я так сделать, Аурэлис, или нет. У тебя очень короткая память, радость моя. Ты ничего не помнишь из наших разговоров. Напомнить тебе?

– Не утруждайте себя, ваша светлость.

– Хорошо. Не буду. Ты как-то очень неприлично долго строишь из себя святую невинность перед Бласом. Я уже хочу услышать нечто большее, чем просто сплетни в караване о его увлечении тобой. Мне этого мало.

– Ваша светлость, смею напомнить вам, что вы пожелали супружеского союза между мной и маркизом, а не банального ярлыка его любовницы. Если вас интересует первый вариант, то осмелюсь сказать вашей светлости, так быстро это не осуществить. Это очень деликатное и интимное дело. Видят боги, я стараюсь изо всех сил...

– Ты отвратительно стараешься, Аурэлис! Очень, очень плохо!

– Вы не справедливы, ваша светлость!

– Я правдива, радость моя! Почему-то, когда я наблюдала твоё огромное желание добиться подобного от Дантэ или Влада, всё происходило гораздо быстрее и увлекательнее, чем в этой же ситуации с Бласом. Согласись?

– Это совершенно разные ситуации, ваша светлость...

– А мне плевать разные они или нет! Не желаю вникать во все подробности, Аурэлис! Меня не интересуют такие мелочи совершенно, поняла? Прошло полторы недели, а ты добилась от него крайне мало. Кстати, о любовнице и о постельных утехах. Постель, она, конечно имеет место быть, но не это главное. Далеко не это, Аурэлис. Ты и сама всё прекрасно знаешь, о чём я с тобой говорю? У тебя же есть нечто другое, что я силюсь постичь, но пока безуспешно. Вот и пользуйся этим, как ты умеешь.

– Не понимаю, о чём вы говорите, ваша светлость?

– Прекрати! Тебе не идёт быть идиоткой! Так, что не так с Бласом?

– Он очень сдержан и робок, ваша светлость.

– Блас? Сдержан и робок? Блас Фернандес-Очоа де Альмодовар? Мы вообще говорим об одном и том же человеке? Или ты имеешь в виду какого-то другого Бласа? Тот, о ком говорю я и которого постоянно вижу под твоим окном, вот этот Блас никогда в жизни не был сдержанным и робким. Он всегда был отъявленным негодяем и записным ловеласом. А при тебе он вдруг сделался монахом и занудой! Это настораживает, Аурэлис! Очень! В чём дело, радость моя? Чем этот Блас хуже твоего Кановы?

– Тем, что он Блас. Я же говорила вам, ваша светлость, что я никогда не смогу полюбить его? Я же говорила вам, ваша светлость, что он меня совершенно не привлекает? Что меня передёргивает от одного его взгляда? И тошнит? Может быть это он виноват в расстройстве моего желудка? – звонкая увесистая пощёчина отрезвила Леру и отбросила на край противоположного сидения. Молодая герцогиня энергично потрясла рукой в воздухе.

– Привыкнешь. Потом втянешься. А потом понравится. И не выводи меня из себя. Прости за это. Ничего личного, Аурэлис, но твоей наглости нет предела. Не смогла сдержаться. И ещё... Не мне давать тебе советы, но я всё же рискну. Представь, что на месте Бласа твой чёртов дракон и не сдерживайся. Просто будь собой. Так и быть войду в твоё положение и дам тебе ещё две недели, но не больше. Или я захочу исполнить своё обещание по поводу волкодавов.

– Не захотите, ваша светлость.

– Да?

– Я вам гарантирую.

– Надеюсь на это. Помни, радость моя – я слежу за тобой!

– Ваша светлость? Прошу вас... Всего одна просьба.

– Слушаю.

– Одилия, умоляю... Ради всего святого! Я сделаю так, как ты хочешь, но только отправь куда-нибудь Канову. В какое-нибудь удалённое поместье. Займи его чем-нибудь. Пожалуйста! Но, только пусть он будет подальше от меня и остаётся живым... – она глубоко вздохнула, с ужасом понимая, что сказала самое главное условие их с драконом плана. Важно, чтобы Одилия поверила и сделала всё так, как надо им. Внутренне содрогаясь и мысленно проклиная всё на свете, она боялась дышать, пока не услышит ответ герцогини. Оказывается, любовь очень мешает быть железным, спокойным и невозмутимым. Она делает человека счастливым, но зависимым и слабым. Хотя, зачем говорить за всех людей? Любовь делает её счастливой и сильной, но одновременно слабой и зависимой. Господи! Как же всё сложно-то?

– О, боги! Обещаю! Как же вы мне надоели, честное слово!? Аурэлис, ну почему ты такая дура?

– Потому, что люблю...

– Давай уже прощайся с этим недостатком. Он тебя ужасно портит, радость моя.

– Да, ваша светлость. Начну прямо сейчас.

– Наконец-то!

Аркадия встретила их солнцем, влажным морским воздухом и ароматами цветущих апельсиновых рощ. Рай да и только! Одилия без сожаления и жалости вытребовала у своего супруга отправить неугодного слугу в отдалённое поместье на восточную границу с Мелорией. Валерия была в полном восторге от принятого решения и мысленно потирала руки. Одилия превзошла себя саму! Уж отправила, так отправила! Главное запомнить, как оно называется – Додурга. Впечатляющее название! Точно не забыть! Канова спокойно отнёсся к подобной новости, чем окончательно вывел молодую герцогиню из себя. Она от досады даже топнула ножкой, видимо желая получить душещипательные сцены прощания несправедливо разлучённых влюблённых, с последующей смертью одной и неминуемой казнью другого. Но, вот сложилось, как сложилось... Лера, стояла на открытой веранде её нового жилища, с прямой спиной и холодным взглядом. Пусть все видят только то, что она желает показать! То, что творится в её душе и сердце – никого не касается! Сейчас она прощалась с ними – её душу и сердце Канова заберёт с собой. Они его по праву. Только его. Дракон был сдержан и собран, как и подобает воину-кочевнику, который отправляется в дальний путь за славой, золотом или за смертью. Он отыскал Леру глазами и долго смотрел, обжигая её взглядом. Она чувствовала, как жизнь медленно вытекает из тела. Здесь останется только её тело. Делайте с ним, что хотите! Ей безумно хотелось плакать и кричать, броситься ему на шею и никуда не отпускать, но она стояла с прямой спиной и прощалась со своим драконом. Пусть она не настоящая варварка-кочевница и совсем не принцесса из правящей династии, но он-то считает её такой и должен видеть, что избранница его сердца не опозорит его перед всеми, и не уронит лица. Так велит традиция. Так должно быть. Он должен гордиться своей женщиной и уехать с гордо поднятой головой, увозя с собой её любовь. «Люблю тебя...» – кричали её глаза. «Люблю тебя...» – услышала она в ответ. Судорожно сглотнув комок в горле, Валерия внезапно улыбнулась и подмигнула ему левым глазом. Лёгкая улыбка едва тронула его губы. Он опустил взгляд, быстро вскочил на коня и направился к повозкам, уходящим в Додурга. Лера изо всех сил вцепилась в деревянное ограждение – костяшки на руках побелели. Вместо бьющегося сердца и поющей души была пустота.

Роскошный восточный особняк герцога Фернандес-Очоа де Альмодовара находился в Кайсери, столице Аркадийского королевства. Лера могла сидеть у себя на веранде на куче шёлковых мягких подушек и видеть море. Крики чаек раздавались, как жалобные стоны душ, утонувших в море людей.

– Донна Аурэлис? – позвал её бархатный баритон Бласа. Она вздрогнула от этого голоса и покрылась холодным потом. Лера судорожно вскочила с подушек и гордо выпрямила спину. "Ещё не хватало принимать его на подушках. Как какая-то пошлая одалиска... Перебьёшься милый Блас!"

– О, милорд! Вы подкрались так не слышно...

– Простите, если напугал вас, донна.

– Прощаю! Что привело вас сюда? Впрочем, зачем я спрашиваю? Это ваш дом. Вы вольны бывать здесь столько, сколько сочтёте нужным.

– Да. Я родился в Инкермане, но теперь я здесь тоже гость, как и вы. Теперь здесь владения молодых герцога и герцогини Альмодовар. Они были любезны и пригласили меня погостить у них и бывать по-родственному, без приглашения.

– И вы непременно решили воспользоваться этим приглашением, милорд, – Валерия не смогла скрыть сарказма в голосе. – О! Простите меня! Я начинаю говорить вам дерзости, хотя повода вы не дали. Простите, милорд. Я совсем одичала. Её светлость очень занята... У неё столько всяких дел... и обязанности по дому, и его светлость требует внимания... и эта традиция... ну, спать днём...

– Сиэста? Ну, да! Забавная традиция, не так ли?

– Очень забавная, милорд. Настолько забавная, что герцога и герцогиню с самого дня приезда мы видим только ближе к вечеру. И то лишь на очень короткое время.

– У них медовый месяц, донна Аурэлис! – с удивлением сказал Блас и посмотрел на неё. Она опустила глаза под его пристальным взглядом. Валерия была одета по-домашнему, в голубой шёлк и прозрачную органзу, и украшена побрякушками по аркадийской моде, словно Шехерезада. Её волосы, цвета белого золота, начали виться от влажного воздуха Кайсери, а кожу уже слегка тронул загар. Она была свежа и хороша, словно раннее утро над Лазурным морем. Блас сглотнул, как удав, и приблизился к ней. – Аурэлис... Почему вы боитесь меня?

– Разве я боюсь вас, милорд? – поспешно переспросила она.

– До жути.

– Согласна. Боюсь до жути.

– О, боги! Почему? Что я сделал такого ужасного, чтобы вы шарахались от меня и смотрели, как на мерзкую пупырчатую жабу? – негодовал Блас.

– Пупырчатую? – переспросила Лера и удивлённо уставилась на маркиза.

– Да, именно. Пупырчатую. Потому, что гаже их я ничего в своей жизни не видел! – объяснился он. – Они обитают только в Аркадии. Как-нибудь я их вам покажу, моя донна.

Последние слова он произнёс с еле заметной дрожью в голосе, но Лера её все же уловила. Она ещё раз внимательно посмотрела на Бласа. На его узкие, горящие каким-то дьявольским огнём глаза, пухлые плотоядные губы, широкий, почти негритянский раздавленный нос.

– Вы похожи на фавна, милорд.

– Кто это такой, чёрт возьми? Потрудитесь объясниться, моя донна.

– О! Ничего плохого!

– И всё же, моя донна. Я настаиваю.

– Он и бог, и демон одновременно. В зависимости от того, что он чувствует и ощущает, то он и творит – добро или зло, любовь или ненависть, страх или доверие. Он может быть рубахой-парнем, балагуром-бабником, весёлым менестрелем или становится исчадием ада, если его заденут или пренебрегут им. Он опасный друг, коварный искуситель, жестокий насмешник и неприемлемый друг для одинокой беззащитной девушки. Такой, как я, например. Поэтому я боюсь вас милорд, – тихо сказала Валерия и отступила на шаг от Бласа.

– Я такой? – ошарашенно спросил маркиз, снова на шаг приближаясь к ней. – Именно такой, каким вы только что описали этого мерзавца фавна?

– Да, милорд. По крайней мере, я наслышана о вас именно в таком контексте. Для меня это не сулит абсолютно ничего хорошего. Не сердитесь на меня. Я была честна с вами. Очень не хотелось бы поплатиться за свою честность и стать вашим врагом. Не хотела бы я вас иметь во врагах...

– А в друзьях, моя донна? – он подошёл вплотную к Валерии, взял её холодную ладонь в свои горячие руки и заглянул в глаза. Леру опалило жаром. Она почувствовала, как мелкой дрожью затряслись руки и попыталась вырвать свою ладонь. Блас не позволил.

– Я не верю в дружбу между мужчиной и женщиной, милорд. Такая дружба всегда рискует перерасти во что-то гораздо большее, – смело глядя ему в лицо сказала она и резко выдернула ладонь из капкана. – Так, что и в друзьях вы не угодны, милорд. Простите.

Она развернулась и подошла к деревянному ограждению, подставив разгорячённые щеки морскому бризу. "Что за напасть этот Блас! Свалился же он на мою голову! И втемяшилось своенравной Одилии выдать меня замуж за такого? Что мне с ним теперь делать? Ведь и не отвяжется, пока не получит, что желает... А что он желает? Секс? Судя по его темпераменту именно этого он и желает. Причём немедленно, без излишних церемоний. И что? Мне придётся ему это дать? Да ни за что!"

Валерия почувствовала, как он подходит к ней. Блас прижался телом к её спине и положил руки на деревянные перекладины. Она была в ловушке. Он приблизил свои губы к её шее и хрипло зашептал:

– Если ни врагом и ни другом я вам не угоден, моя донна, то кем тогда? Скажите кем? И я им стану.

– Милорд... – выдохнула она.

– Блас... – так же хрипло продолжал он, касаясь губами её шеи.

– Милорд, прошу вас...– залепетала Валерия, пытаясь отстраниться.

– Блас... Скажи, как тогда в карете. Скажи, Аурэлис! Прошу тебя. Я – Блас. Я хочу услышать, как ты произносишь моё имя своими губами... – он притянул её к себе, крепко обнимая. – Скажи...

– Блас... – выдохнула она и закрыла глаза. "Представь, что на месте Бласа твой чёртов дракон и не сдерживайся. Просто будь собой" – услышала она слова Одилии. – Блас... – в её голосе было столько тоски и нежности, что она растопила бы самое ледяное сердце.

– Моя донна... – прохрипел маркиз и накрыл её рот своими губами. Его сумасшедшие, но такие отзывчивые губы, были страстными и нежными, требовательными и напористыми. Он жил этим поцелуем. У Валерии закружилась голова. Она яростно отвечала ему, и таяла от раздирающей её на осколки безудержной страсти. Она забыла обо всём на свете, отдавшись на волю этих губ. Умирала от его прикосновений и хотела жить. Пьяные поцелуи дракона... Его ядовитые укусы прямо в сердце... Его неуёмная страсть... "Мой дракон..." – пронеслось, как в тумане. Она очнулась, совершенно одурманенная. Она подняла свои горящие глаза и опалила ими маркиза.

– Аурэлис... – прошептал он и сжал её в своих руках.

– Блас? – еле выдохнула она. – Блас!? – испуганно проговорила Лера. Она целовала своего дракона и думала о нём. Маркиз похитил то, что ему не предназначалось.

Блас уронил с её головы покрывало и стал целовать волосы, осыпая их градом поцелуев, шепча при этом что-то гортанное на аркадийском. Валерия испугалась, что он видит её простоволосой и стала судорожно закидывать шёлк на голову, но Блас, словно не замечал её попыток сохранить благопристойность, продолжал, словно одержимый, покрывать её шею и грудь дорожкой горячих губ.

– Милорд, пожалуйста! Умоляю вас, милорд! Пощадите! – прошептала обессиленная Валерия, пытаясь оттолкнуть его руками и удержать шёлк покрывала одновременно. Внезапно Блас очнулся. Он смотрел на неё совершенно бешенными глазами и его губы дрожали. Он отстранился от неё и с усилием выпустил Леру из рук. Она судорожно схватилась руками за деревянный заборчик ограждения, чтобы не упасть. Блас стоял и продолжал смотреть на неё, как безумный.

– Милорд, прошу вас, уходите! – тихо сказала Валерия, опуская глаза. – Умоляю!

Маркиз Блас Фернандес-Очоа де Альмодовар коротко кивнул, в знак почтения и пятясь задом, как какой-то мажордом, покинул веранду. Лера рухнула на гору подушек – ноги перестали её держать. Она растянулась во весь рост и раскинула руки, словно крылья. Пронзительно голубое небо было над ней, куда ни глянь. "Как я ненавижу Аркадию!" – подумала она и закрыла глаза.

Глава 3.

Блас не появлялся в Инкермане несколько дней. Донна Каталина изводила Валерию своим молчаливым присутствием. Удивительнее всего в чопорной аркадийке было то, что она даже молчать умела с определённым значением. Вот сейчас она молчала с выжидательным любопытством: круглые глазки прищурены, носик заострён и губки поджаты, как будто кто-то осмелился предложить благочестивой донне выпить неразбавленного вина со специями. Она сидела на мягком диванчике со своим бесконечным рукоделием и вязала крючком невероятно уродливые вещицы. Брр! Леру снова передёрнуло от одного взгляда на это безобразие. Сегодня их молчаливый кружок ручного творчества изволила посетить молодая герцогиня Альмодовар. Она ворвалась в комнату, как маленький торнадо и рухнула на гору подушек, рядом с Валерией.

– Ты до сих пор дуешься на меня, радость моя? – лучезарно улыбаясь, спросила коварная Одилия.

– Дуюсь? Кто я такая, чтобы дуться на вас, ваша светлость! – дипломатично ответила ей Лера.

– Вот и правильно! На меня невозможно долго обижаться! – засмеялась та. – Что с Бласом, Аурэлис? Где он? Что ты с ним сделала, негодная девчонка? Донна Каталина? – крикнула она. Гора чёрного тряпья всколыхнулась.

– Да, ваша светлость? – каким-то придушенным голосом ответила донна.

– Что, да! Что значит ваше – да? Я вас спрашиваю, что с Бласом и где он? Куда вы -то смотрели? Отвечайте конкретно на поставленный вопрос. Живо!

– Ваша светлость, я полагаю, что маркиз Блас Фернандес-Очоа де Альмодовар должен появиться в Инкермане в ближайшие часы. И, как я подозреваю, с предложением руки и сердца донне Аурэлис.

– Откуда вдруг такие подозрения, уважаемая донна Каталина? Обоснуйте и убедите. Я вся внимание.

– Ваша светлость, при последней встрече донны Аурэлис и маркиза, произошли некоторые события, после которых, милорд, как честный джентльмен обязан зайти в этот дом только с таким предложением и больше не с каким, – ответила благочестивая донна Каталина и надменно поджала губки.

– Да вы что? – сверкнув глазами, прошептала Одилия, тут же загораясь любопытством. – Донна Каталина, не мучайте меня, расскажите же, что здесь происходило, пока мы занимались любовными утехами с моим драгоценным супругом?

– Ваша светлость, я не хочу рассказывать о неблагопристойностях творившихся в вашем доме, пока мы с вашим супругом занимались богоугодным и праведным делом – исполнением супружеского долга. Надеюсь, что ваши начинания разрешаться в нужном направлении и скоро в Инкермане появятся детишки. Светлые души! Я буду рада холить их и лелеять, ваша светлость.

– Да подождите вы, донна Каталина! Какие детишки? Сейчас меня больше всего интересуют неблагопристойности, творящиеся в моём доме. Ну, вы сами расскажете или из вас всё нужно клещами тянуть?

– Ваша светлость, мне претит и не подобает говорить подобные вещи, но я вынуждена заявить вам, что донна Аурэлис вела себя непотребно.

– Что-о-о-о? Как она себя вела?

– Непотребно, ваша светлость.

– О, боги! Аурэлис, что ты здесь такое вытворяла? Донна Каталина, объясните, что вы вкладываете в смысл слова "непотребно"?

– Ваша светлость, непотребно, значит безнравственно. Больше у этого слова нет иных смыслов.

– Аурэлис? Ты была непотребна, то есть безнравственна? – широко улыбаясь спросила Одилия.

– Если следовать определению донны Каталины, то да, ваша светлость, – тихо ответила ей Валерия.

– Молодец! Хвалю! Безнравственна и непотребна! Он точно приедет с предложением руки и сердца. Так, идёмте все одеваться. Мы должны быть ослепительны и убивать своей красотой наповал. Надо же хоть каким-то образом прикрыть безнравственность творящуюся в Инкермане! Правда? Пусть это будет хоть каким-то оправданием бедного маркиза. Красота, валящая с ног, полная непотребства и безнравственности! Главное, чтобы старая герцогиня с герцогом ничего не узнали. Вы поняли меня донна Каталина?

– Да, ваша светлость. Такое нужно скрывать и стыдиться. Никто не узнает, поверьте моему слову.

– Верю, донна. Вам я верю безоговорочно. Вы уж постарайтесь! А то я ещё очень сильно подумаю, отдавать ли вам в руки моих ненаглядных детишек, таких светлых, чистых ангелочков?

– Я приложу все усилия, ваша светлость.

– Приложите. Ну, пошли моя безнравственная будущая родственница. Буду делать из тебя благопристойную аркадийскую невесту. Адский труд! Ну, просто адский труд, донна Каталина.

– Совершенно с вами согласна, ваша светлость. Совершенно.

Валерия сидела на низком мягком диване, вся закутанная в шелка, как гусеница. Оставалось одно узкое отверстие для глаз. Её нарядили дорогими побрякушками, словно новогоднюю ёлку. Пронырливая донна Каталина, как в воду глядела, когда называла примерное время прибытия маркиза. Он приехал. И не один. Приехала целая процессия незнакомых благородных и очень-очень благородных аркадийских донов. Среди всей массы проходящих мимо и пялящихся на неё мужчин, она узнала старого герцога Фернандес Очоа де Альмодовар и Бласа. Молодой герцог Альмодовар выступал со стороны невесты, то есть Лериной, отстаивая её интересы в увлекательном процессе сватовства по-аркадийски. У невесты кружилась голова от духоты, благовоний и огромного количества чужих людей. Ей было всё равно. Она плевала на все обычаи, традиции, обряды и прочие особенности национальной охоты за невестой. Она сидела, как гусеница тутового шелкопряда, кивала головой, когда ей велел молодой герцог Альмодовар и молилась всем богам, чтобы всё это представление закончилось побыстрее и её уже оставили в покое. Единственная радость во всём этом бедламе для неё была, как бальзам на сердце – период помолвки длился полгода. Здесь они с Кановой не ошиблись. Валерия тихо радовалась и мстительно злорадствовала зная, что Блас не получит от неё ни единого знака внимания, выходящие за рамки договора. И слава богу, как говорится! А всё остальное её мало интересовало. Она сидела со стеклянными глазами и понимала, что потихоньку теряет смысл происходящего вообще. Внезапно ей стало дурно и она, в очередной раз, провалилась в темноту.

Очнулась она от сильного порыва свежего ветра. Валерия лежала на подушках на своей веранде и ей было хорошо. Все шелка и украшения с неё были сняты. На ней был одет обычный простой домашний наряд из дорогущего шёлка золотистого оттенка и баснословно дорогой органзы с золотой вышивкой. Массивные золотые браслеты украшали руки и ноги. "Золото... Как вокруг много золота! Настоящая золотая клетка. А ты сидишь на этой веранде, высоко над землёй, чтобы не сбежать и любуешься на небо, как несчастная канарейка на жёрдочке. Придёт твой господин и повелитель и будет тискать тебя на этих подушках. И, если ему всё понравится, подарит тебе ещё четыре таких браслета. Радость и счастье! Ненавижу Аркадию!" Вдруг она услышала чьи-то шаги, приближающиеся к ней. Она лениво повернула голову на звук. "О, нет! Только не сейчас, пожалуйста!" Её жених, собственной персоной, тихо подошёл и сел на подушках возле неё. Она не двинула даже мизинцем, чтобы хоть как-то показать, что заметила его.

– Блас? Зачем пришёл? – она первой не выдержала тишины.

– Я пришёл увидеть тебя, моя донна, и узнать, как ты себя чувствуешь, – почтительно произнёс он.

– А так можно? Это не безнравственно?

– Нет. Так можно. Мы теперь жених и невеста. Нам можно, – усмехнулся он и несмело улыбнулся Лере. – Ты совсем утомилась сегодня, Аурэлис. Прости. Совершенно дурацкая процедура, но без неё никак. Помолвку в аркадийских традициях сложно вынести такому нежному созданию, как ты, моя донна.

– Я так устала, Блас. Очень устала. У меня голова совсем пошла кругом от духоты и множества людей. Я упала в обморок?

– Да, моя донна. Я принёс тебя сюда. Служанки позаботились о тебе. Так, как ты себя чувствуешь сейчас?

– Прекрасно! Как птица в клетке, – горько усмехнулась она. – Скажи, мой обморок фраппировал многих? Это, наверное, жутко неприлично?

– Нет, что ты! Это нормально, когда девушка падает в обморок на своей помолвке. Это значит, что она хрупка и женственна, что её надо любить и баловать, что она, как редкий волшебный цветок, который надо беречь от ветров и невзгод. Нет здесь ничего неприличного, одни сплошные комплименты в адрес невесты. В твой адрес, Аурэлис.

– Блас, зачем всё это?

– Что ты называешь – всё? – он заглянул ей в глаза и улыбнулся. – Всё так быстро? Или всё так долго? А быть может – всё так грустно, потому что не спросили тебя?

– Нет. Зачем тебе это всё?

– Мне нужна ты. Это всё, что мне нужно.

– А мне ты зачем нужен, Блас? – тихо спросила она, глядя ему в глаза.

– Я нужен тебе. У тебя есть полгода, чтобы окончательно убедиться в этом и привыкнуть ко мне. Я буду нежен и терпелив с тобой, моя Аурэлис, и ты полюбишь меня.

– Правда? А, если нет? – усмехнулась она.

– Другого не дано. Ты полюбишь меня. Я уже проверил... – он смущённо опустил глаза, но через секунду снова посмотрел в лицо Валерии. Его клокочущий вулкан бурлящей безудержной страсти полыхал в глазах, широкие ноздри начали раздуваться и губы расползлись в мерзкой улыбке влюблённого фавна. Лера испугалась и дёрнулась на подушках, во что бы то ни стало, решив встать. Вся эта южная нега и некоторая фривольность в лежании на подушках, перед малознакомым мужчиной, начали ей досаждать. О чём вообще можно думать и говорить с женщиной, так мало и прозрачно одетой, да ещё и возлежащей на подушках в призывных позах? Уж точно не об экономическом устройстве королевства! Блас заметил её испуг. В его глазах проскользнула боль и сожаление.

– Нет! Прошу, моя донна, не бойся меня. Я не прикоснусь к тебе и пальцем. Меньше всего мне бы хотелось видеть страх в твоих глазах, когда я рядом. Прости меня. Я имел глупость напугать тебя, но такого больше не повториться, поверь мне. Поверь мне!

Валерия, уже неоднократно наученная жизнью в Мелории, не верила никому, особенно мужчинам. Всем. Кроме, дракона, конечно. Как часто ей приходилось слышать отчаянные просьбы и убедительные обещания, брошенные на ветер. Слова мужчины так мало значат, если они не подтверждены поступками. Слова, слова... Как ветер над Лазурным морем. Ветер вообще самый богатый на свете. Люди бросают на него слова, деньги, надежды, любовь. Иногда даже не задумываясь. Она улыбнулась милорду и поднялась с подушек. Лера решила было подойти к ограждению и подставить лицо ветру и солнцу, но вспомнив о последствиях такого времяпровождения с Бласом, решительно села на низкий диван. Выбора у неё не было. В Аркадии место женщине было чётко определено – всё что ближе к полу, как домашнее животное, и ей оно не нравилось.

– Милорд... – начала она светскую беседу.

– Блас. Когда мы наедине зови меня Блас. Пожалуйста.

– Блас, – она кивнула головой в знак согласия. – Полгода помолвки – это большой срок...

– Огромный... – хрипло выдохнул маркиз, поднимая на неё глаза. Он остался сидеть на коленях, опираясь на мягкость шёлковых подушек, возле Лериных ног.

– Смотря какими мерками судить, Блас! – улыбнулась она, прекрасно понимая, что у маркиза могут быть свои сожаления по этому поводу. Её они совсем не интересовали. – Но, срок большой. И чем я буду занята всё это время? Сидеть на веранде и смотреть на море? Чем вообще занимаются помолвленные аркадийки?

– Ты можешь делать всё. В разумных пределах, конечно, и в моём присутствии.

– Делать это всё – где? На веранде? В доме? В саду? Блас!? – она сердито надула губы. Ну, почему из него всё надо вытягивать клещами? Вот Канова всегда понимал её с одного взгляда и говорил конкретно и по существу. Он вообще редкостный болтун и балагур, её Канова... Господи! Где ты, мой дракон? Как же мне тебя не хватает!

– Не сердись, моя принцесса!

Лера вздрогнула и с яростью в глазах, скорее прошипела, чем прошептала:

– Никогда не смей называть меня так, Блас! Никогда! Слышишь?

– Почему? – ошалело уставился на неё растерянный маркиз. – Отчего вдруг такой приступ ярости? Тебе неприятно? Противно? Гадко? Что случилось, Аурэлис?

– Всё! – крикнула она. – Всё! Всё вместе, что ты сказал! Ненавижу это слово! В Аркадии слово "всё" означает или слишком многое или ничего. Называй меня, как хочешь, Блас! Цветочек, ягодка, бутончик, радость, гадость – не важно! Я всё стерплю и буду улыбаться. Но, никогда не смей называть меня принцессой. Я не твоя принцесса! Не твоя! И вообще я не принцесса!

– Я твой жених и будущий супруг, Аурэлис. Я – мужчина. Аркадиец. Я никогда не позволю своей женщине кричать на меня, повышать голос и выказывать своеволие, граничащее с неприличием...– его голос звенел от бешенства и тщательно скрываемой злости. – Запомни это. Пожалуйста. И только мне решать, как я буду называть свою женщину, когда мы находимся наедине. Только я! Не ставь мне условия, моя донна. Условия здесь ставлю я. И на будущее... Если ты чего-то хочешь добиться от своего мужчины, добейся этого по-другому. У тебя это должно получаться отменно. Я уже заметил, так что знаю, о чём говорю. Не хочешь делать так, как сказал я – значит останешься при своих интересах. Всё просто и понятно. Я сделаю вид, что ничего не заметил, и спишу твой гнев на расстроенные помолвкой нервы. Но впредь, не смей вести себя со мной таким образом. Поняла? Иначе до конца помолвки, ты действительно просидишь на веранде и в доме. Я запрещу отпускать тебя даже в сад. Хочешь нечто большее – заставь меня это сделать, Аурэлис. Слышишь меня? Я абсолютно открыт для тебя, я весь твой, ты можешь делать со мной, что угодно, хоть верёвки вить... – его голос перешёл на зловещий шёпот и в глазах танцевали демоны. – Я даже сопротивляться тебе не буду, а с радостью приму всё, что ты щедро мне подаришь.

Валерию прошиб холодный пот. Внутренняя дрожь зародившаяся где-то в районе горла медленно переползала по всему, покрытому испариной, телу. Она с ужасом осознала, что просто так отвертеться от Бласа не получиться. Он чётко дал понять смысл их товарно-денежных отношений: ты-мне, я-тебе. Другие варианты он даже не рассматривает. От этого на душе стало особенно омерзительно. И самое гадкое и противное в этой ситуации было то, что ей действительно придётся ублажать этого мерзкого ублюдка, потому что иначе ей не добраться до Додурга, где её ждал дракон.

– Я всё поняла, Блас. Прости. Это действительно нервы. Мне нужно отдохнуть, наверное.

– Ты хочешь, чтобы я ушёл? – задал он коварный вопрос. Валерия больше всего желала сейчас выставить его вон, но в свете последних событий, такое высказанное вслух утверждение, было бы для неё чревато.

– Останься, Блас... – тихо попросила она.