Текст книги ""Дракон и Принцесса" - 2 книга(СИ)"

Автор книги: Елена Данаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

– Принять.

– Миледи... Прикажете принести парадное платье и тиару? Тронный зал уже готов... Свечи зажжены.

– Как досадно! Столько свечей испорчено. Немедленно погасите их! А гонца зовите сюда!

– На... на... на людскую кухню, миледи? Гонца самого Императора? – с Бланкой вот-вот была готова случится истерика.

– Да. На кухню.

– И вы не изволите переодеться, миледи? У вас сапоги в грязи... и рукав порван...и волосы растрёпаны... Миледи, осмелюсь... Вам не подобает.

– Нет. Не изволю.

– Как пожелает моя госпожа... – пятясь задом к дверям еле слышно ответила несчастная Бланка. На выходе её подхватил бледный Зак, что-то нежное и успокаивающее нашёптывая ей в ухо.

– И поторопите его. Я уже слишком долго жду! – хриплым голосом вдогонку.

Звуки от быстрых шагов по гулкому коридору замка бежали впереди гонца. Валерия даже не повернула головы на его появление. Так и продолжала смотреть в окно.

– Миледи, я к вашим услугам, – довольно приятным голосом обратились от дверей.

– Ваши услуги? Я не нуждаюсь в ваших услугах. Говорите то, что должно и уходите. Там в коридоре – мои люди, они проводят вас в покои. Горячий обед и отдых, а также уход за лошадьми вам гарантирован. А теперь не медлите. Я вся внимание.

– У меня личное письмо к Вам от Императора.

– Отлично. Бросьте его на ближайший к Вам стол. Я почитаю на досуге. Что-то ещё?

– Что передать Императору, миледи?

– Что-то передать? Ах, да, конечно... Передайте ему, что урожай красных полосатых яблок в этом году отменный. Если он пожелает, могу прислать дюжину корзинок к столу для пробы. Это всё. Не смею вас задерживать. И попутного вам ветра на обратную дорогу.

– Миледи... Ему отрубили голову. Я видел это сам.

– Идите... – еле выдохнула она.

Как только смолкли шаги за дверями, стихли вдалеке чьи-то голоса, пугающие своим звонким эхом и наступила полная тишина, Лера нашла в себе силы встать. Грубая бумага обжигала кожу рук, восковая печать казалась раскалённой сталью... Сделав глубокий выдох, Валерия принялась читать Императорское послание. Она прочла раз. Другой. Третий. Затем снова пошла и села с ногами в кресло, прихватив с собой письмо. Прочитала ещё три раза. Вдруг как-то брезгливо скорчилась, зябко передёрнула плечами и быстро разжала руку... Личное послание Императора упало на пол. С каким-то чавкающим звуком. Быстрым и брезгливым движением ноги, Лера пнула его подальше от своего кресла. И снова уставилась в окно.

– Не верю... Ни единому слову не верю. Всегда. Везде. И всюду одни и те же клише. Одни и те же шаблоны. Не читали они Анжелику, и не знают штампов эпохи Возрождения. От богатых и влиятельных людей всегда избавлялись одинаково...– хрипло говорила она вникуда. – Да только не были бы они богатыми и влиятельными, если бы были идиотами. А Блас – не идиот! И никогда им не был! Не верю! Ни единому слову...– у неё затряслись губы и по телу пробежала нервная дрожь. Слёзы, так долго копившиеся, вдруг непрерывным потоком хлынули из глаз. Она даже не пыталась их вытирать. Лера закусила губы, положила обе руки на свой живот и начала раскачиваться, как китайский болванчик – вперёд-назад, вперёд-назад... И вдруг, пугая саму себя, завыла страшным утробным воем...Выла так, насколько хватало сил и голоса... Ей было безразлично, что услышат, испугаются, пожалеют её, заплачут вместе с ней, будут сплетничать за её спиной... Ей было больно и она как могла избавлялась от этой невыносимой боли...

Внезапно в глазах потемнело. Она провалилась в темень и пустоту.

Валерия открыла глаза. Рядом, поверх одеяла, упоительно спал её Гаэтано. Она лежала и смотрела на его такое открытое, беззащитное и совсем-совсем мальчишечье лицо... Очень осторожно поправила упавшую на глаза чёрную непокорную прядь. Как же он был хорош, когда спал и молчал, и не говорил гадости, и не досаждал ей своими нравоучениями... Она вздрогнула – два чёрных сонных глаза уставились на неё в упор.

– Привет... – хрипло прошептала она. Голос был сорван.

– Привет...– также хрипло, но по другой причине, ответили ей. – Как ты?

– Не знаю. Не хочу вставать. Давай ещё полежим.

– Давай. Есть хочешь?

– Хочу. Вставать не хочу.

– Понял. Сейчас я проснусь и схожу на кухню за едой. Вот ты что хочешь: блинчики с черничным вареньем, оладьи с земляничным, яичницу с мясом и салатом или пирожки с капустой?

– Всё хочу. Почему-то я такая голодная.

– Маленькая моя, ещё бы ты была не голодная! Ты продрыхла три дня. У тебя была жуткая истерика – я вырубил тебя, потому что не мог больше этого слышать. Но, видно перестарался. Прости меня.

– Это ты меня прости. Я весь замок перепугала. Наверное, так было нужно, чтобы я не сошла с ума в тот момент. А я ведь была близка к этому...

– Я знаю. А сейчас?

– Не знаю. Я до сих пор не верю в это. Блас жив. Я чувствую его среди живых. Он не умер.

– Пилар опознала его труп. Она его мать. Ей нелегко было признать это, но она признала. Её сын мёртв. Боль отпустит и уйдёт со временем. Главное смириться с этим. Ты не хочешь...

– Я знаю Пилар. Эту женщину сложно сломить. Но, даже у таких сильных личностей всегда есть слабое место, надавив на которое, можно добиться от них чего угодно. У неё – это муж и оставшийся последним сын. Если бы мне угрожали жизнью или смертью мужа и сына, я бы согласилась со всем, лишь бы их не трогали. А подлоги и манипулирование здесь любят, я убедилась в этом. Пусть мне покажут голову и тело Бласа. Я не ошибусь... А так – я не верю! Он не умер. Если только...

– Что? Говори!!!

– Если только... очень-очень аккуратно узнать всю правду у Пилар. Как ты думаешь, она откроет моему посыльному настоящую правду? Если он предоставит доказательства того, что он действительно мой человек?

– Возможно. Почему бы и нет!? Нужно, как следует подумать над этим на досуге. Но идея неплохая, сразу говорю. С ней согласен. А, что говорит Крикс? Ему ты тоже не веришь? Они втроём присутствовал на казни и всё видели своими собственными глазами. Стояли рядом и ощущали запах его крови. Куда они все подевались, кстати? Их нет в замке.

– Ты следил за мной. Я так и поняла. Ты всегда следишь за мной, я тебя чувствую. А я-то идиотка всё пытаюсь быть Чингачгуком Большим Змеем, никому особо не докучать и не втягивать в свои личные дела...Ладно! Какие мои годы – научусь ещё... – горько усмехнулась уголками губ. – Ушли они. На границу ушли. Там что-то странное происходит. Меня это беспокоит. А им троим верю. Верю, что они видели казнь, и отрубленную голову, и человек был внешне сильно похож на Бласа. И на нём был фамильный перстень. Верю. Но, беда в том, что они не видели его ни разу до того момента и не были с ним лично знакомы, чтобы стопроцентно утверждать подобное. Поэтому не спорь со мной, Гаэто. Печально то, что я сама не могу уйти надолго из замка. Если бы не эта дурацкая церемония – обязательная встреча раз в день с начальником мой охраны, я бы уже давно сбежала и всё узнала сама. А может быть его соблазнить? А? Опоить? Одурманить? Телом своим приворожить?

– Только посмей. Убью и тебя и его. Сразу же. Не раздумывая. Поняла? – вскочил, как ошпаренный, бешено сверкая глазами.

– Ну, что ты сразу, Гаэто? Совсем шуток не понимаешь?

– Таких не понимаю.

– Ну, прости меня. Это у меня от голода мозговые судороги начались. Есть хочу...

– Не канючь! Уже ушёл. Надо тебя срочно кормить, пока меня Кондратий не хватил от твоих голодных фантазий. А вообще – то, хватит валяться. Давай вставай и иди сама. Люди о тебе беспокоятся. Многие до сих пор в шоке. Многие в слезах. И поклонник твой давно тебя не видел – жаждет... – цапнул таки, не пожалел яду. – Да и вообще, милая, не хочу, чтобы ты постоянно думала только об этом. Ну, ты меня понимаешь. Так и правда можно сойти с ума. Давай переключайся уже. У нас дел и планов немеряно. Некогда впадать в безумие... Ну, не умею я по-другому успокаивать, детка, пойми меня! Иди сюда... – руки распахнул, приглашая. Лера не раздумывая впорхнула в них, с благодарностью прижимаясь.

– Всё ты умеешь, Гаэто... Так, как это делаешь ты – никто больше не умеет. Это точно...

И она послушала свою Тень. Приняла ванну, поухаживала за волосами, оделась в свежий мужской костюм, уже ставший привычным, в вычищенные Бланкой сапоги и спустилась вниз к своим людям – на кухню. Но, оказавшись там и увидев своего протокольного персонажа, утратила всё благодушие. Настроение было испорчено – она не переносила своего Цербера. Хоть у него и не было трёх голов и змеиного хвоста, и вид он имел вполне человеческий, и относился к ней с пониманием и огромной симпатией, но Лера сразу невзлюбила его, увидев первую реакцию Гаэтано. И всё! Она поняла, что эту дурацкую процедуру примитивной ежедневной идентификации необходимо свести к минимуму, иначе когда-нибудь вспыхнет замок от страшных электрических разрядов и искрящихся вспышек, которыми бесконечно обменивались её Тень и её Цербер. Она поискала глазами Гаэто... Фух! Его не было! И ускорила шаг к улыбающемуся Тео Джеймсу или Тобиасу Фору из «Дивергента». Да-да! Её Цербер был недурён собой... Более того, он был великолепен, как греческий Бог, открыт, искренен, улыбчив и излучал вокруг себя столько света и тепла, что не будь злобного и ревнивого Гаэтано, Лера получала бы удовольствие просто от общения с ним.

– Миледи... – изящный поклон. Тут же завладел рукой для поцелуя. – Рад вас видеть в добром здравии. Мне доложили, что вы плохо себя чувствовали... – нежное касание губ и пристальный взгляд в глаза.

– Да, капитан. Мне было нехорошо. Благодарю вас за беспокойство ... – руку отняла и глаза опустила. – Желаете чего-нибудь?

– Желаю, чтобы вы считали меня своим другом, а не вздрагивали всякий раз увидев меня. Я не причиню вам зла. Я на службе, я военный и выполняю свои обязанности, только и всего. К вам я не испытываю ничего, кроме благоговения. Вы прекрасны, миледи.

– Благодарю вас, капитан... – не поднимая глаз.

– Я наслышан также об ужасных новостях, постигших вас...

– Не надо говорить о них. Я вас умоляю... – взгляд в пол.

– Простите меня. Не буду. Чем я могу помочь вам, миледи? Прошу вас, только скажите.

– Тем, что оставите миледи в покое и не будете докучать ей своими вопросами, капитан Теодоре Гомес Гонсалес де Сан-Хосе ... – впечатывая каждое слово раздался бесстрастный голос Гаэто. У Леры всё похолодело внутри. Его же только что не было! Она глубоко вдохнула и моментально включилась в эту сводящую её с ума дуэль двух самцов. Господи, как надоели! Зря надеялась, что сегодня обойдётся без священных плясок с бубном...

– Вы меня очень обяжете, господа, если разделите со мной мой поздний завтрак. Я очень голодна. Тео, Гаэто – прошу вас... – намерено уравняла их, назвав по именам, чтобы лишний раз не озвучивать дворянскую фамилию капитана. Но, Гаэтано сегодня укусила какая-то особенно злобная муха и он продолжал шоу.

– Тео? С каких это пор гвардейский офицер, выполняющий функции конвоя, стал Тео?

– С сегодняшнего дня. Мне так заприспичило, Гаэтано. И давайте уже завтракать...

– Как же это мило! – глаза горят, ноздри трепещут и улыбка чеширского кота. – Позвольте поухаживать за вами и побыть сегодня заботливым официантом. Миледи. Тео. Прошу вас. Я правильно выразился, миледи? Ибо мне сегодня еда в глотку не полезет. У меня лишь хватит сил пристально наблюдать, как старательно ублажают свой аппетит оголодавшие.

– Абсолютно правильно выразился. Только официант из тебя сегодня никудышный, Гаэтано. Ты изрыгаешь яд. В сочетании с едой – это опасно. Очень. Мы рискуем не выйти из-за стола. Но я рискну, ибо очень голодна. И давайте уже завтракать...

– О, миледи! – невероятным бархатным баритоном. Тео Джеймс – куда уж тут деваться! – Сердечно вас благодарю за дружеское обращение и приглашение. Тронут. Искренне. Но я не голоден, и не хочу смущать за трапезой вас, своим полным отсутствием аппетита. Также не хочу утруждать ваших слуг. У них впереди день полный трудов, им нужно беречь свои силы. Носить тарелки для страждущих – это ведь непосильная ноша. Не так ли? – убийственный взгляд на Гаэто. – И прошу вас, миледи, передать вашему, столь щедро одарённому многими талантами, телохранителю-официанту, что гвардейский офицер, выполняющий функции конвоя, в первую очередь – воин, а во вторую – мужчина. Он понимает, когда он нужен женщине, а когда ему лучше умерить свой пыл и оставить даму своего сердца в покое.

– Она передаст. Не беспокойтесь, капитан... – леденящим душу голосом. – Я, в свою очередь, попрошу миледи передать её, столь плохо воспитанному новоиспечённому другу-охраннику, всячески выпячивающему свои несомненные таланты в каких-то очень сомнительных очередях, что телохранитель из братства Теней, иногда выполняющий функции официанта для своей подопечной, всегда и всюду остаётся мужчиной-воином, всегда и всё решает сам, и в сомнительных советах не нуждается.

– О! Она и это передаст, можете не беспокоиться, господа! – возведя очи горе, вставила свою реплику Лера. – Прошу вас, продолжайте и ни в чём себе не отказывайте, умоляю вас. А я, с вашего позволения, пойду всё-таки позавтракаю. Не могу больше, есть хочу...

– Да, конечно! – в один голос позволили ей Тень и Цербер, испепеляя друг друга молниями и электрическими разрядами небывалой мощности, несовместимой с жизнью.

– Как же я вам благодарна! Вы даже не представляете, парни! – и села-таки за стол, на который заботливые и расторопные слуги натащили уже всяких горячих ароматных вкусностей, от которых у Валерии начала кружится голова.

«И началось в колхозе утро...» Так мысленно Лера назвала ежедневное развлекательное ток-шоу местного телевидения. Весть о начале вещания моментально разлетелась по всему замку и народ начал прибывать с каждой секундой эфира. Рейтинг был запредельный. Ну, надо же людям развлекаться! Тем более, когда работают мастера разговорного жанра такого высочайшего уровня. К ней тут же подсели, потеснив с двух сторон, Мигель и Зак. Зак ещё умудрился разместить у себя на коленях, упирающуюся Бланку. Эти двое (потому как Бланка не считается, она была приличной и хорошо воспитанной девушкой) мешали ей невыносимо – каждую минуту тыкая в бок локтями на удачную шутку ведущих или очередной едкий подкол, который тут же становился притчей во языцех, и передавался из уст в уста. Они дико ржали и колотили себя по накачанным ляжкам, от избытка чувств кидались обнимать её и чмокать в щёки, в нос – в общем куда попадали. Хватали у неё с тарелки блинчики и оладьи, уже щедро намазанные вареньем для себя любимой; без зазрения совести угощались почищенными и порезанными ею фруктами; бесцеремонно выковыривали её же вилкой куски зажаренного мяса из яичницы и слопали все её любимые пирожки с капустой. Апогеем безобразия стало то, что Лера протянула руку к миске творожного пудинга с клубничным вареньем и никакого пудинга там не обнаружила. И душа Валерии не выдержала.

– Гаэто!!! – громко взвыла она на всю кухню охрипшим три дня назад голосом. И глас ея был услышан. И пришла Тишина. И случилось Чудо. И разверзлись чёрные гневные очи на похитителей завтраков. И были они сметены добрым словом: "А ну, пошли вон!" И было Слово. И было много Слов. И услышали их Люди. И покинули Священную Кухню. И пошли заниматься Делами. И одним взглядом был тут же создан новый завтрак.

– Ешь нормально. Надавала бы по шее и прогнала бы вон! Как маленькая, чес слово!

Сейчас я тебе почищу яблоки и порежу. Вот только господина капитана провожу и вернусь. Бланка, а ты то куда смотрела? Вообще страх потеряла? Прикажи немедленно чаю на травах заварить. Который моя матушка прислала. И быстро! Я сейчас... – и профессиональным взглядом пробежал по Лере, быстро оценивая обстановку, возможный урон и наличие на положенных природой местах всех частей вверенного для охраны тела. Оставшись довольным увиденным, кивнул сам себе и заглянул в глаза ошалелой маркизе... Почему-то Валерии страшно захотелось залезть в эту секунду под стол. – Миледи, господин капитан уже уходит.

– О! Всего вам доброго, капитан. Благодарю за визит. Буду ожидать вас завтра.

– Премного благодарен, миледи. Добрейшего вам дня. Непременно буду завтра.

Как только за широкими спинами уходящих закрылась дверь, Лера и Бланка затравлено переглянулись. И вдруг их разобрал дикий приступ хохота. Обеих. Одновременно. Они закрывали рот ладошками и давились смехом, потому как в гулких коридорах замка звук разносило мгновенно, умножаясь гулким эхо.

– Бланка, что это было? – шёпотом спросила Лера.

– Не знаю, госпожа. Но мне было страшно! – и снова начала давиться и корчиться, поминая не добрым словом зачинщиков безудержного веселья.

Глава 17.

Странные сны, граничащие с видениями; непонятные приступы какого-то яснослышания и будоражащие души предчувствия – страшно пугали её. Она стала бояться того состояния, которое называла для себя – «накрывает». Её накрывало. Сейчас всё чаще. Для этого, словно специально, внезапно отыскалось удобное и какое-то уютное кресло в дальней нежилой башне. Тени приволокли его в кухню. С некоторых пор она стала тяготиться одиночества. Хотелось ощущать тепло людей. Их заботу и присутствие. В кладовой внезапно нашёлся, покрытый паутиной и уже поседевшей от пыли, сафьяновый короб до верху полный (сказка да и только!) самых простых и дешёвых блоков для органайзеров, и простых карандашей с ластиком на конце. Леру уже очень давно, ещё со времён рабства в доме герцога Алванли, мучили некоторые сказочные моменты появления предметов из других столетий, а может быть даже и миров. Это была непонятная ей чертовщина... Не магия даже, а именно чертовщина. И даже не чертовщина, а чья-то тонкая безжалостная игра, где она была лишь пешкой, разменной монетой. Ей пользовались по своему усмотрению, дёргали за ниточки и тыкали носом в очевидное, но ей пока ещё непонятное. Как противно быть куклой! Единственная мысль спасала и помогала жить – это смутное ощущение, что всё вот это для чего-то и почему-то, и когда-нибудь уже закончится. Сумасшедший кукловод хлопнет в ладоши и ап! – фата-моргана рассеется, наступит хэппи энд, последует всеобщий вздох облегчения и... Занавес!!! А другого смысла этого жестокого спектакля Лера не видела. Он должен быть... Нужно только его отыскать и понять...

Она старательно и последовательно записывала всё что ей снилось, виделось, слышалось, являлось, внезапно приходило в голову и преследовало в мыслях. А потом анализировала свои записи самым тщательным образом. И иногда приходила от них в ужас... Почему-то ключевым словом, в последнее время, для неё стало это дурацкое – внезапно... Всё, что происходило с ней, в основном было – внезапно. Валерия была уверена, что вся эта непонятная хрень – а по-другому она не знала, как назвать – как-то подспудно связана с её беременностью. Возможно и нет...Но, другого правдоподобного и логичного объяснения она не могла отыскать. Самое интересное во всей этой хрени было то, что после полного анализа своих ежедневных записей, Валерии дьявольски хотелось попробовать сделать то, что она считала бредом беременной женщины. Для этого самым скрытным образом, в самом дальнем нежилом крыле замка, была создана её лаборатория. Сказано слишком громко, но что-то вроде этого. Она подозревала, что Гаэтано в курсе ещё ухищрений, впрочем, как и всегда, но тщательно делает несведущий вид. Некоторые свои-не свои мысли она выдавала на гора во время военных советов и совещаний. Но иногда, если она не успевала по какой – то причине уйти в себя всерьёз и надолго, вооружившись блокнотом и карандашом, её накрывало так, что она не могла остановить льющийся из неё поток знаний. Причём знания эти были настолько специфические, но появившиеся так кстати, что назвать это божьим откровением было бы самое ожидаемое...Но, Лера уже очень давно разочаровалась в своих отношениях с Богом. Кем бы он ни был. Взаимности у них не получилось. Её Бог был садомазохистом, любил доминировать и ценил полное подчинение. Подчиняться Валерия не любила. Совсем. Поэтому списывалось всё на беременность. Так было привычнее, удобнее и проще...

Вот и сегодня, перечитывая свои вчерашние записи, она с великим трудом силилась понять, зачем это ей надо. Рецепт какой-то ментоловой мази. Причём довольно своеобразный рецепт, ибо ментол преобладал. Обычно так делают, чтобы перебить сильный запах чего-то постороннего... Чего только? Стало быть, мазь для носа. Внезапно вспомнился какой-то фрагмент какого-то непонятного фильма, где героиня Анжелины Джоли перед тем, как обследовать несвежий труп мажет себе слизистую носа... Внезапно ей привиделся фамильный склеп де Альмодоваров, вскрытая гробница, резко ударило удушающим смрадом... Леру замутило. Вот ведь чёрт! Поздний ужин моментально попросился наружу. Она со всех ног бросилась в уборную...

После прочищения желудка, мысли тоже как-то самостоятельно прояснились и картинка сложилась. Вполне ясная и закономерная. Ещё не понятно пока, как это всё надо осуществить, но ответ найдётся в скором времени. Лера верила в это. Ей стало интересно, как же здесь, в этом мире относятся к эксгумации трупов. Считается ли это нормальным и законным и в связи с этим, можно ли настаивать на повторном установлении личности покойника? Или же подобные вещи – невозможны, ибо считаются кощунством, ведовством, общением с дьяволом и уничтожаются на корню – то бишь умерщвляется тот оригинал, кто возжелал подобной ереси? Хуже всего, что она не знала, как и у кого спросить об этом. Были только Гаэтано и Мигель. Но, если она невинно хлопая глазками, начнёт интересоваться у них подобными вещами, то придётся окончательно расколоться, а ей почему-то было стыдно сознаться в происходящих с нею метаморфозах. Ибо – слишком опоздала с откровениями. Надо было сразу говорить, а теперь-то что уж... Ещё надо очень пристально подумать о выгоде или невыгоде от её смерти для разных сторон конфликта в этой плохо пахнущей истории. Провести сравнительный анализ, так сказать. Но, ментоловую мазь надо приготовить. Однозначно. Пусть будет. В хозяйстве всё пригодится. Внезапно захотелось есть... На дворе была поздняя ночь, вокруг темнота – коли глаз, новая Луна ещё не родилась и миром правила коварная Геката. Не спит только охрана и мается где-то поблизости вездесущий Гаэто... Валерия тяжело вздохнула и направилась на кухню. И кто посмеет утверждать, что это не беременность виновата?

С огромным аппетитом уплетая куриный бульон с пирожками, она увлеченно погрузилась в свои мысли, тщательно вспоминая какие же из ингредиентов для мази у неё есть. Внезапно чёрной бесшумной тенью появился Гаэто. В сумраке полыхнули его горящие зрачки. Молча занял свой любимый угол и начал пристально наблюдать за ней. Его глаза были холодны, как лёд и подозрительны, словно тысяча шпионов. Убедившись, что Лера поела, мягко подошёл к ней.

– Скажи мне, что с тобой? Только скажи мне правду. Я чувствую, что ты уходишь от меня... – слегка осипшим шёпотом.

– Я не знаю, что со мной, Гаэто. Правда. Я сама себя пугаюсь, если честно. До этого я никогда не бывала беременной, и не знаю, что при этом нормально, а что нет. Но...знаю, что быть нормальной в этот период – это крайне ненормально... – натужно улыбнулась. Внезапно стало жалко себя. Слёзы были где-то близко. Только бы не заплакать! Только не это!

– При чём тут твоя беременность? С ней всё прекрасно, слава Богам. Что с тобой не так, милая? Скажи мне?

– Ах... Да всё! Всё со мной не так, Гаэто! – она закусила губу, чувствуя – сейчас заплачет. Какая-то постыдная бабская слабость внезапно накатила на неё. Сила... Ей была нужна сила. Мужская. Уткнуться носом в сильное плечо и умереть там. Навсегда.

– Иди ко мне... – моментально понял, вскочил, подбежал, подхватил, прижал к себе, и замер. – Поплачь! Поплачь, моя хорошая! Не держи в себе. Я с тобой. Всегда с тобой. Женские слёзы – это молитва Богам. Чтобы ты не сказала, об этом будем знать только я и они, а мы никому не расскажем...

– Не могу больше... – её тело содрогнулось в конвульсиях. Слёзы хлынули рекой. – Я не могу так больше...Я – устала... Мне страшно, Гаэто. Мне так страшно! Я не знаю, что со мной будет. Завтра, послезавтра...У меня нет будущего. Мне так умереть хочется, но даже на это я не имею права... Со мной что-то странное происходит... Мне кажется, что я схожу с ума... У меня видения, у меня голоса в голове...Мне что-то постоянно пытаются сказать, а я не всегда понимаю для чего и зачем мне это всё. Гаэто, ведь ты же ничего про меня не знаешь, совершенно...Я совсем не та, за кого меня все здесь принимают... И никакая я не кочевница, не варварка...Я вообще не знаю, как я тут оказалась... И я домой хочу! К маме хочу! Туда, к себе домой! Хочу забыть это всё, как страшный сон и никогда к нему не возвращаться... Никогда! Вот, как мне плохо...

– Я очень сильно тебя люблю, слышишь? – одними губами выдохнул куда-то в макушку.

– Любишь? – обожгла шёпотом. – Гаэто...А ты знаешь, что такое любовь? Скажи мне... Расскажи... Я – не знаю... Теперь уже не знаю. Думала, что знаю, а вышло так, что за любовь я принимала что-то другое. Всё что угодно... Страх, расчёт, вожделение – это разве любовь? Нет. Но я называла это любовью... Думала всегда, что у меня есть сердце, но оказалась бессердечной жестокой тварью. Разве, когда любишь можно разрывать одну связь и тут же заменять её другой, и всё равно называть это любовью? А я так и делала. Это была не любовь... А истерика. Моя истерика...Мой ужас перед жизнью. Но, Блас... С ним – это какой-то удар ножом в моё несуществующее убитое сердце и вечная боль. И я начинаю понимать, что то, что всё время болит и ноет – это оказывается оно, и оно есть и я хожу с ножом, всаженным по самую рукоятку и это называется любовью... Потому что любовь для меня – это большие-большие раны, Гаэто. Это не мясо, но что-то очень кровавое. ═Он нужен мне сейчас, понимаешь? ... А его – нет со мной. И я не знаю, будет ли он ещё в моей жизни... Ну, почему всё так? Почему? Гаэто? Это так больно, оказывается...

– Это всегда больно, моя милая! Невыносимо. Что ты можешь знать о любви, моя девочка? Что? Да ничего. Совершенно. Тебя учили, как соблазнять, как завидовать, как ненавидеть, а любить тебя не учили. Никогда. Здесь тебя научили жестокости и коварству, но не любви. Ты хорошо сказала про нож... Это так и есть. Влюблённость и эйфория безумного влечения – это не любовь, а всего лишь яркая вспышка. Они тоже должны быть, иначе, как человек поймёт и научится отличать истинное от ложного и сиюминутного? А любовь, да – это нож в сердце. И ты ходишь годами с ним и не можешь его вытащить, потому что знаешь – исчезнет он – исчезнешь ты. Тебя просто не будет. Будет кто-то другой, опустошённый и мёртвый. Потому что любовь – она такая... А всё остальное – это просто истерика и страх одиночества. Вот и всё... А знаешь, как любят маги и колдуны? Они любят только один раз и навсегда, так, что эта любовь остаётся и за границами смерти. Просто так, без всякого вознаграждения, без всякой жалости к себе.═Вот так я люблю тебя. И ты знаешь это. Ты это чувствуешь. Сердцем. Ты знаешь, что я твой. Весь твой. И навсегда таким останусь. Поэтому тебя так тянет ко мне, милая. По зову сердца. Скажи, ты Бласа любишь также? Скажи мне?

– Да...Так люблю. За границами добра и зла. За границами смерти. Но, ты... Гаэто, то что ты сказал... Это...

– Это тебя совершенно ни к чему не обязывает. Абсолютно. Я сказал тебе правду, потому что мне так захотелось. Ты должна это знать. Вот и всё. Не делай такой испуганный вид, детка. Тебе не идёт... У тебя есть Блас, ты любишь его, и это правильно. У меня есть ты, я люблю тебя, и это тоже правильно. Тогда мы сможем всё и ты выдержишь всё. Потому что для тебя теперь нет невозможного и границ для тебя не существует.

– Это всё красивые слова, Гаэто... Откуда ты можешь это знать? Я так устала от потока этих бесконечных слов... Я пытаюсь выжить и не сойти с ума, и у меня это вроде бы чуть-чуть получается, но... Но, если бы ты знал, чего мне это стОит. А выйти за пределы своих сил и возможностей – я не могу.

– Сможешь. Нужно только время. Ты всему научишься, милая, и я помогу тебе. Это всё? Все твои слёзы на сегодня? – нежно вытер мокрые щёки.

– Ну, да...Наверное...

– Ну, вот и славно. Твоя молитва была услышана Богами. Они помогут тебе, а я помогу им. А теперь я отнесу тебя спать...

– Нет, Гаэто. Не спать. Мне надо...э-э-э-э... В... Ну, в общем... – неопределённый жест рукой. Второй. Завралась, короче.

– В твою ведьминскую кухню? – зловещим шёпотом.

– Куда? – также прошептала, испугавшись.

– Ну, как ты её называешь, милая? Секретная комната? Тёмный уголок? Офис зельеваренья? А? Что? Ещё скажи, что надеялась будто я не узнаю всех твоих детских ухищрений. За кого ты меня принимаешь, право слово? Что готовить будем, моя ведьмочка?

– Ах, Гаэто... Я тебя так обожаю! – и руками за шею, а носом в щёку. – А готовить будем мазь против покойников...

– Что-о-о-о-о? Ты вообще в своём уме, женщина? За это знаешь, что бывает? Ну-ка живо рассказывай мне всё, иначе никуда ты не пойдёшь? На костёр захотела, ведьма?

– Ну вот всегда с тобой так, Гаэтано! – и начала отпихиваться от него, пытаясь слезть с коленей. Но тщетно! Держали её мёртвой хваткой.

– Рассказывай, я сказал...

– Ладно... Всё равно ведь не отстанешь...Только, пообещай сильно не злиться и всему верить?

– Так. Как-то я уже чувствую закипающую злость, Аурэлис, детка. Давай уже... Отчего-то мне вдруг стало неспокойно. Крайне. Ну?

– Ах, ну слушай... И на самом деле, должен же хоть кто-то знать обо мне всю правду? Ты самая-самая подходящая кандидатура на эту роль, Гаэто. Удивить и ужаснуть тебя невозможно. Ничем.

– Ты хочешь сказать...Подожди. Что и даже Блас не знает?

– Нет. Он знает что-то...но, это скорее из области его домыслов, где желаемое охотно принимается за действительное. Почему-то мне всегда было страшно рассказать ему правду... При всей широте его взглядов и любви ко мне. Он никогда не спрашивал, а я – молчала.

– А, мне, значит не страшно?

– А тебе, почему-то нет. Странно, правда?

– Более чем. Но меня это скорее радует. Это значит, что ты мне полностью доверяешь, милая. А это бесценно. И это больше, чем любовь... – нежно, почти невесомо губами в висок. – Начинай. Я хочу знать о тебе всё.

Валерия открыла глаза. Рядом, уже традиционно, поверх одеяла, упоительно спал её Гаэтано. Она блаженно лежала и смотрела на его такое открытое, беззащитное и совсем-совсем мальчишечье лицо... Очень осторожно поправила упавшую на глаза чёрную непокорную прядь. Как же он был хорош, когда спал и молчал, и не говорил гадости, и не досаждал ей своими нравоучениями, и не смотрел строго, и не следил, как рысь... Какое великое счастье, что он есть вообще! Вот такой весь... противоречивый, и непреклонный, но такой – свой, что от одного этого ощущения на душе становилось тепло и спокойно... Она вздрогнула – два чёрных сонных глаза уставились на неё в упор. Как всегда. Уже традиционно.