Текст книги "Красотка для мажора. Она будет моей (СИ)"

Автор книги: Елена Чикина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

– Наверное, не хотела, чтобы последними словами, которые ты мне сказала, было «Просто катись»? ― усмехнулся мажор.

Я только покачала головой ‒ мне все еще было не до смеха.

– Да уж, не хотела.

Остаток того дня мы с Третьяковым провели в полиции, давая свидетельские показания, отвечая на многочисленные вопросы следователей ‒ против Перова было возбуждено уголовное дело. Правда, сам подозреваемый в участок так и не явился (кто бы мог подумать), и к тому времени, как вышло судебное решение об обыске его квартиры, парень скрылся в неизвестном направлении, прихватив все сбережения и ценные вещи своих родителей.

Тем не менее, в том доме нашлось немало улик, доказывающих его причастность к серии терактов, произошедших в нашей школе. В том числе ящик, в котором он хранил детали для своих самопальных бомб, бутыли с химическими реактивами и тетрадь с рецептами взрывчатых смесей (весьма сложными рецептами). Но Перов был отличником, его мама по образованию была учительницей химии, и поэтому особо удивляться его познаниям не приходилось.

Пока Вандала не арестовали, я так и продолжила бояться его, того, что еще он может сделать ‒ всякий раз, как мне случалось выйти из дома или сесть в какую-нибудь машину, мое сердце замирало, превращалось в камень. Я знала, что социопаты, как правило, предпочитают действовать по определенному шаблону, и потому со страхом ждала новых взрывов.

Но после того как были обнаружены все компрометирующие улики, это дело получило широкий общественный резонанс, и за него самым серьезным образом взялись Федеральная служба безопасности, Росгвардия и другие правоохранительные органы. В итоге Перова удалось на удивление быстро задержать при попытке пересечь границу (в первую очередь благодаря моим свидетельским показаниям ‒ именно они легли в основу обвинения), и я окончательно успокоилась.

Подставленного им Колю Рахметова, в свою очередь, тоже ждал судебный процесс. Я успела посмотреть в интернете, что могло бы грозить сводному за попытку изнасилования, если бы я подала на него заявление. Могла бы подать, хоть мне вряд ли удалось бы что-то доказать… но в итоге решила просто оставить все как есть ‒ в конце концов, Колян уже и так получил по заслугам.

Что же касается наших с Давидом отношений… Все, через что нам пришлось пройти, мало что изменило между нами. Трудно сказать, что должно было изменить.

* * *

Мы с ним лежали на кровати в его спальне (вместо подготовки к экзаменам мы чем только не занимались, как обычно), и тут речь между нами зашла о той последней ссоре ‒ мне на эмейл как раз пришли результаты анализов на венерические. Конечно, они оказались отрицательными, о чем я не преминула рассказать мажору.

– Да я уже и сам давным-давно позвонил в клинику, которая якобы проводила исследование, проверил ту липовую справку ‒ ее, и правда, подделала Румянцева. Думаешь, я продолжал бы спать с тобой, если бы считал тебя ВИЧ-инфицированной?

– Ну, замечательно, ― удивленно фыркнула я. ― А мне почему об этом не сказал? Зачем я тогда делала эти анализы?

– Да просто не захотел поднимать этот вопрос ‒ ты в тот раз так странно отреагировала.

– А как я должна была отреагировать? После всего, что ты тогда наговорил? ― нахмурилась я.

– И снова этот взгляд, ― усмехнувшись, парень провел кончиком пальца между моими бровями, пытаясь разгладить образовавшуюся складку. ― Может, скажешь, наконец, что тебя тогда так взбесило?

– Хорошо, скажу, раз уж ты сам не понимаешь, ― недобро улыбнулась. ― Меня взбесили твои намеки на то, что я девица легкого поведения. Конечно, ты у меня был не первым и даже не вторым, но это не дает тебе права относиться ко мне без уважения. Да и никому не дает! ― задрала нос кверху. ― И вообще я считаю, что девушки, если хотят, могут хоть с каждым встречным спать, а могут хранить девственность до тридцати лет. Имеют право, это их дело. И если кто-то считает, что может осуждать их за это, относиться с пренебрежением… Это проблемы и тараканы тех, кто их осуждает, а никак не этих девушек.

Давид задумался на какое-то время.

– Ни на что такое я не намекал.

– Ну, да! ― не поверила я.

– Серьезно, не намекал. И уж точно я не думал, что ты спишь с каждым встречным. Да и с чего мне было так думать, учитывая, сколько времени я сам потратил на взятие этой крепости? ― хмыкнул парень.

– А как же это твое «я знаю тебя», «после тебя мне придется провериться на венерические»? Те упоминания секса втроем ‒ к чему это вообще было, если ты не намекал на то, что я девица легкого поведения?

– Ну, так ты же и правда… из таких девушек, и, наверное, не будешь снова это отрицать? Я ни на что не намекал. Но просто меня раздражает… ну, типа, когда девушка говорит, что она не такая, хотя на самом деле еще какая такая, и все об этом знают.

После его слов я снова напряглась… но потом, наконец, поняла, что именно он имел в виду.

Ведь я, и правда, не пай-девочка, никогда ей не была, да и никогда этого не стеснялась. Но Давид и не осуждал меня за это. Просто он не хотел, чтобы я строила из себя оскорбленную добродетель (что было бы действительно глупо). В тот раз мы просто друг друга не поняли, и ничего плохого обо мне он сказать не хотел.

– То есть, раз уж я сексуально раскрепощенная и сексуально прогрессивная девица не самого тяжелого поведения, по-твоему, мне не стоит делать вид, что это не так? ― шутливо приподняла бровь.

Давид засмеялся.

– Об этом я и говорю. Иди-ка сюда, сексуально раскрепощенная девица! ― он притянул меня к себе, обнял этими мускулистыми руками, с жаром провел ладонями по моим бедрам и поцеловал в губы.

Этот вопрос мы умудрились уладить быстро и без новых ссор. Но остальные сложности, существовавшие между нами, так никуда не исчезли.

Порой мне очень хотелось первой признаться ему в своих чувствах, сделать смелый взрослый шаг навстречу нашему общему счастью…

Но затем мне вспоминался Саша Перов.

Сашка, друг моего детства, который оказался Вандалом… Что-то глубоко внутри меня до сих пор отказывалось признавать этот факт, надеялось, что все это окажется какой-то глупой ошибкой.

Ведь если парень, которого, как мне казалось, я хорошо знала, отличный парень, мой друг, не раз выручавший меня, мог оказаться такой… такой тварью, это значило, что я вообще никому не могла доверять.

Чужая душа потемки, и это не просто слова, это истина, от которой никому из нас было не скрыться. По-настоящему Сашку я не знала, как на самом деле не знала Давида ‒ да и он совсем меня не знал, если на то пошло. Второй части своей души, своей личности я ему так и не открыла, и понимала, что вряд ли когда-нибудь это сделаю.

И я не могла не задаваться вопросом, что скрывал от меня Давид. Что скрывал от меня, о чем не говорил, и о чем, возможно, как и я, очень хотел мне сказать…

* * *

Время шло своим чередом, и несмотря ни на что, наши отношения были достаточно стабильными ‒ мне казалось, они даже имели будущее.

Казалось, до одного дня.

Накануне экзамена по математике мне на телефон поступил звонок, которого я ждала половину своей сознательной жизни. Ждала, безумно надеясь, что это когда-нибудь произойдет, но теперь…

Международное модельное агентство SKY Fashion, сотрудничающее с мировыми брендами, одно из крупнейших и известнейших в Санкт-Петербурге, предложило мне заключить контракт на три года. Перед тем, как уехать в Москву, я приняла участие в кастинге, который устраивало это агентство, оставила им свое портфолио и контакты, правда, в тот день конкретного ответа так и не получила… но наконец, у них появилась свободная вакансия. Им нужна была модель именно моего типажа внешности.

Мне пообещали бесплатное обучение, помощь в составлении портфолио, возможность работы с известными российскими дизайнерами, возможность работы за границей ‒ все то, чего я так давно добивалась.

Но для того, чтобы стать одной из моделей SKY Fashion я должна была вернуться в Санкт-Петербург. Еще до выпускного я должна была вернуться в северную столицу… а Давид собирался учиться в Италии, и я понимала, что это означало.

Это означало, что даже тому подобию отношений, которое существовало между нами, совсем скоро должен был прийти конец. Это означало, что мы не могли остаться вместе. Ведь он не поедет со мной в Питер, как я не смогу отправиться с ним в Италию ‒ даже в тот отпуск поехать не смогу, в который он звал меня.

Произошло то, чего я так давно хотела, моя мечта сбылась… Но почему вместо радости я чувствую боль, острую боль, отдающуюся во всем теле? Почему мое сердце словно разрывает на куски? Почему я никак не могу избавиться от уверенности, что успех в карьере модели не сможет сделать меня счастливой, если рядом со мной не будет его?

Давид был нужен мне, именно такой, какой есть, обаятельный и нахальный, грубый, циничный, несговорчивый, но такой родной, привлекательный, умный, веселый… он был мне просто необходим. Мы столько времени провели вместе, целуясь и занимаясь любовью, болтая и подшучивая друг над другом, ссорясь и мирясь. И я чувствовала, что в тот момент, как мы навсегда расстанемся, моя жизнь… просто закончится.

Я знала, что могла бы отказаться от контракта мечты ради того, чтобы остаться с ним ‒ правда, могла бы. Ведь любовь значила для меня больше, чем амбиции, больше, чем слава и деньги ‒ как я могла этого не понять, наблюдая в тот день, как горит его машина, сгорая, умирая изнутри при мысли о том, что он мертв?..

Рядом с ним я была бы счастлива.

Но ни один из нас так и не признался другому в любви, да и не собирался признаваться… а значит, не о чем было и говорить.

Я просто не имела права жертвовать этой возможностью, своей заветной мечтой, будущей карьерой ради парня, который так ни разу не сказал мне, что любит. Ради того, кто поспорил на меня, ради того, кому я не могла доверять.

И потому совсем скоро я должна была навсегда попрощаться с тем, кого любила.

Должна была попрощаться, хотела я этого или нет.

Глава 22. Важный разговор

Половину предыдущей ночи я не могла заснуть. По моему лицу катились слезы, и мне никак не удавалось их остановить. В моем животе поселилась знакомая пустота, и я обнимала себя руками, пытаясь куда-то скрыться от этого ощущения. Говорила себе, что с самого начала знала, что мы никогда не сможем быть вместе. Хотела, надеялась найти какой-нибудь выход из этой ситуации… но все тщетно.

Хуже того, в глубине души я понимала, что частью своего сердца всегда буду сожалеть о том, что между нами так и не сложилось ничего серьезного, а частью разума всегда буду задавать себе один и тот же вопрос, «А могло ли все сложиться иначе между нами?».

Если бы мы были немного взрослее, немного смелее и умнее… Если бы я не стала притворяться безразличной, если бы не оттолкнула его в тот далекий день… может быть, тогда он сам не стал бы закрываться от меня, и мы смогли бы… не знаю, как-нибудь преодолеть эту стену недоверия между нами?

Но все получилось именно так, как получилось. И в тот момент, как обстоятельства сложились против нас, наши отношения оказались слишком хрупкими и шаткими для того, чтобы выдержать такой поворот. Между нами все было не всерьез, а значит, ни один из нас не мог изменить планы на жизнь ради другого. Не мог и, самое главное, просто не должен был.

Отказаться от карьеры ради отношений, которые, скорее всего, не просуществуют и года? Отказаться от переезда в любимую страну ради девушки, с которой тебя ничто не связывает?

Это действительно был конец наших отношений.

Наш последний разговор я решила отложить до окончания ЕГЭ по математике ‒ не могла же я огорошить его новостью о моем отъезде в такой ответственный день? И если мои собственные мысли и были заняты чем угодно, но только не предстоящим экзаменом, в этом трагедии не было ‒ в конце концов, учеба никогда не была важна для меня.

Мои мысли занимал не только предстоящий разговор с Давидом ‒ мне хватило глупости рассказать маме о том, что крупное международное агентство предложило мне долгосрочный контракт, и она устроила мне еще одну дикую головомойку, сказала, что в Питер я уеду только через ее труп. И на мой вопрос о том, почему она не может просто порадоваться моему успеху, ответила, что радоваться тут нечему, никакой это не успех, а трехлетний контракт ‒ это ни о чем вообще.

В общем, умудрилась лишить меня даже этого утешения в трудную минуту.

* * *

Сдавать ЕГЭ по математике мы отправились в одну из соседних школ, в ту же, в которой до этого сдавали экзамен по русскому языку ‒ лично для меня на этом учеба должна была закончиться. Давиду тоже не нужно было сдавать ЕГЭ ни по каким предметам, кроме основных ‒ в Италии ему предстояло учиться еще один год, прежде чем поступать на бакалавриат (в этой стране дети ходили в школу двенадцать лет, а не одиннадцать, как у нас). Зато потом в институте ему пришлось бы учиться всего три года, а не четыре.

Пройдя через металлоискатели и отстояв свое в огромной шумной толпе-очереди к столам преподавателей, проверяющих паспорта и фиксирующих наше прибытие на экзамен, мы сдали свои телефоны и занесли личные вещи в одно из пустых помещений на первом этаже (с собой разрешалось иметь только документы, воду, гелиевые ручки и на этом все). Встали у стены в ожидании, когда нас начнут распределять по классам, в которых и будет проходить тестирование (номер своей группы следовало предварительно узнать в списках, размещенных на стенде).

Друзья Третьякова уже отправились наверх вместе с многими другими учениками из нашей школы. Мои подруги все еще были здесь, в общей толпе, и я могла бы присоединиться к ним, но предпочла остаться рядом с парнем, с которым в ближайшие дни должна была попрощаться.

Я старалась казаться веселой и бодрой, но на моей душе скребли кошки, и экзамены (а точнее, моя слабая подготовка к ним) тут были вовсе ни при чем.

– Ты до какого задания думаешь решать? ― спросил Давид, вертя в руках свой паспорт.

– Буду решать все задания базового уровня, ну, которые решу.

– Все-таки базового? ― его губы растянулись в насмешливой улыбке.

Он пытался убедить меня, что я должна была выбрать профильный уровень, говорил, что базовый для детсадовцев, и если честно, уже заколебал этим, так же, как и моя мама.

Только пожала плечами:

– Я модель. Зачем мне математика?

– Для умственного развития, упрямая девочка, ― улыбнулся шире, ― думаешь, будет лишним?

– Ну, а ты до какого решать собираешься? ― просто проигнорировала подколку.

– До четырнадцатого точно ‒ на пятнадцатое, скорее всего, времени не хватит.

– Ну, и зачем тебе профильная математика, умный мальчик? Тебе же все равно еще один год доучиваться в Италии.

Взяв паспорт из его руки, пролистала несколько страниц.

– Кстати об Италии. У тебя ведь двойное гражданство? А паспорт почему самый обычный, российский?

Парень рассмеялся:

– Блин, Ларина, ты хоть понимаешь, что значит второе гражданство? Это значит, что помимо российского, у меня есть еще один паспорт гражданина Италии.

Тут мне стоило почувствовать себя полной дурой – ведь, и правда, какой еще паспорт я ожидала у него увидеть, склеенный из двух половинок, что ли? Но сейчас я просто неспособна была испытывать такие эмоции.

«Неужели это был последний раз, когда он назвал меня упрямой девочкой?..», прозвучала в моей голове мысль, наполненная грустью и отчаянием. Мне снова захотелось плакать.

Мне уже не хватало его. Ужасно не хватало со всеми его подколками, и особенно сильно именно сейчас, когда он все еще находился рядом со мной. Я понимала, видела, чего лишаюсь… и просто не могла вытерпеть это ощущение.

Чтобы скрыть слезы, я уставилась на фото в документах, и тут мой взгляд наткнулся на его полное имя.

– Твое второе имя Винченцо? ― это открытие было таким неожиданным, что внезапно я громко рассмеялась.

– Представь себе, ― парень отобрал у меня свой паспорт.

– Господи… Давид Винченцо Игоревич Третьяков ‒ чем ты провинился перед родителями, что они так тебя назвали?

Я все еще продолжала смеяться, и мой смех с каждой секундой звучал все истеричнее ‒ сказались долго сдерживаемые рыдания. Я понимала, что не должна была смеяться над его именем, но ничего не могла с собой поделать.

– Ну, все? Закончила ржать? ― недобро прищурил глаза.

– Прости, Винченцо, не хотела тебя обидеть! Правда, прости, я не хотела смеяться…

– Так зовут моего дедушку по материнской линии. Меня назвали в честь него. Семейное имя.

– Ладно-ладно, ― наконец, мне удалось успокоиться.

– Это еще что. Хорошо, мне в эту цепочку имен не добавили имя Мария – было бы еще смешнее.

– Мария? ― удивилась я.

– Полное имя моего дедушки Давид Винченцо Эльвио Мария Марчетти ‒ в Италии в католических семьях имя Мария дают и девочкам, и мальчикам. А детей принято называть в честь родственников. Я еще легко отделался.

– Да уж, в России ребенку такого имени точно лучше не давать! ― снова засмеялась. ― Тем более, ребенку с русской фамилией.

Наконец, в холл вышла учительница с листом бумаги, на котором был написан номер нашей группы. Она подняла его над головой, и мы подошли поближе ‒ пришло наше время отправляться на экзамен.

Мне действительно не помешало бы отвлечься на что-то другое ‒ например, занять мозг ненавистной математикой, вместо того чтобы раз за разом обдумывать то, что занимало все мои мысли со вчерашнего дня.

* * *

Сдав экзаменационные бланки и получив печать на свой пропуск, я вышла в пустынный коридор чужой школы, длинный, полутемный, выкрашенный бежевой масляной краской и завешенный досками для объявлений.

Ждать Давида или девчонок смысла не было (мало ли когда они собирались уходить из своих классов, может, вообще в самом конце экзамена?), и потому я сразу пошла домой; забрала сумку из помещения, в котором нас заставили оставить свои личные вещи, и, наконец, вышла на свежий воздух.

Подставив лицо и руки теплому майскому солнцу, я минуту полюбовалась яркой по-весеннему изумрудной листвой высоких лип, еще и не думавших начинать цвести ‒ в отличие от других деревьев, наполнивших воздух чудесным нежным ароматом и крошечными лепестками своих цветов, похожими на снег.

Но долго наслаждаться красотой природы у меня не получилось ‒ вот так и во время экзамена я нет-нет, да и отвлекалась на мысли о предстоящем разговоре. Просто не могла не отвлекаться.

«Давид, мне тут предложили заключить контракт с одним крутым модельным агентством, так что в Италию я с тобой поехать не смогу. Ну, все, прощай, было приятно познакомиться!»

«Давид, через пару дней мне придется уехать в Питер, так что мы с тобой больше не увидимся. Но ты же понимал, что все этим закончится? Мы же с тобой по-настоящему не встречаемся!»

«Давид, я уезжаю обратно в Петербург… но возможно, если ты дашь мне серьезную, очень серьезную причину остаться…»

В моем воображении ничем хорошим каждый из этих разговоров не заканчивался.

Пройдя по этим зеленым скверам до нашего элитного комплекса, поднялась на свой этаж и вошла в квартиру Рахметовых, в этот час совершенно пустую, если не считать кошки и собаки ‒ мама пошла гулять с моим младшим братом, дядя Костя все еще был на работе, Колян пока не вернулся с экзамена (его выпустили из СИЗО под подписку о невыезде).

Я переоделась в домашнее, достала из сумки новый телефон… и тут вдруг заметила в одном из отделений маленькую коробочку, очередной подарок от тайного поклонника. Внутри оказалось красивое кольцо, инкрустированное перламутром, и, по традиции, еще одно послание:

«Такую, как ты, невозможно не любить. Люблю тебя, В.»

Люблю тебя, В. Люблю тебя, В…

Несколько мгновений я просто смотрела на эту надпись, выведенную простыми печатными буквами. Смотрела, не испытывая особых эмоций. Но внезапно в моей голове что-то щелкнуло… и тут словно частицы мозаики, наконец, сложились в цельную картину. И я все поняла.

Сердце застыло, скакнуло, чуть не выскочило из груди. Перевернулось.

Таинственное «В», значило… Винченцо.

Неужели, эти украшения с самого начала присылал мне… Давид?..

Почему же… почему же я раньше об этом не подумала? Почему не догадалась о том, кем был этот тайный поклонник?..

«Ты невероятная, неповторимая, чудесная»… «Такую, как ты, невозможно не любить»…

Закрыв глаза, прижав к груди эту коробочку, я откинулась на кровати, и по моим щекам покатились слезы. Давид…

Я знала, что он закрытый человек. Знала, что он не привык делиться тем, что происходит у него на сердце. Но теперь я поняла… поняла, что было у него на сердце все это время. Моя душа наполнилась невыразимым трепетом, любовью и нежностью.

Мне вспомнились те рисованные клипы, которые я нашла в его ноутбуке, прочувствованные, эмоциональные, сделанные тонко, талантливо, с душой. Вспомнились его арты, рисунки. Вспомнился мой портрет, который он нарисовал в самые первые дни нашего повторного знакомства.

Каким бы грубым и циничным ни казался Давид… на самом деле он был совсем другим. Он не мог признаться мне в любви, но оставлял эти украшения, эти записки ‒ просто, чтобы поднять мне настроение, хоть как-то выразить свои чувства.

Мы, мы оба прятались все это время за броней безразличия и равнодушия ‒ наконец, я это увидела.

И неужели теперь мы просто расстанемся, так и не поговорив по душам, так и не открыв того, что мы значили друг для друга?

Я не знала… просто не знала.

* * *

Это открытие внесло еще большую сумятицу в мои мысли. Потому что если до этого у меня не было сомнений насчет того, как я должна была поступить… то теперь, казалось, вся я превратилась в одно сплошное сомнение.

Весь вечер я думала, думала, думала… переживала, страдала, пыталась понять, что мне делать дальше. Позвонила подруге, обговорила с ней всю эту ситуацию ‒ сложную, запутанную, многостороннюю ситуацию, в которой я должна была выбрать между любовью и мечтой, любовью и гордостью…

И в итоге после долгих мучительных раздумий все-таки сумела принять решение. К добру или худу, но я его приняла…

На следующий день я поднялась на лифте на последний этаж… сделав глубокий вздох, позвонила в эту до боли знакомую дверь. От моего лица отлила кровь. Сердце застыло от волнения.

– Привет, ― открыв через недолгое время, Давид посторонился, пропуская меня в пентхаус. ― Классно выглядишь.

Сегодня я надела очень простое, но стильное дорогое бледно-розовое платье, в котором мои ноги выглядели просто бесконечными, босоножки на каблуках… и весь комплект украшений, которые мне прислал тайный поклонник. Браслет, кулон, серьги и кольцо.

Я хотела проверить, задержит ли Давид взгляд на моих украшениях, хотела узнать, какое выражение появится на его лице, когда он их увидит… но, кажется, он вообще не обратил на них внимания.

Сегодня Третьяков казался каким-то… напряженным, что ли. Возможно, парень просто заметил мое волнение, и теперь задавался вопросом, что со мной такое.

Но мне почему-то показалось, что Давид каким-то образом сумел узнать о том контракте, и именно поэтому так смотрит на меня. Что теперь он, как и я, спрашивает себя, что это событие будет значить для нас и наших отношений.

Ведь этот контракт меняет все. Абсолютно все, в любом случае.

Если мы не расстанемся в ближайшие дни, если кому-то из нас придется поменять дальнейшие планы на жизнь ради другого, наши отношения сразу станут очень серьезными ‒ я не была уверена, что мы к этому готовы.

– Давид… нам нужно поговорить, ― сказала я.

– О чем?

Вместе мы прошли в его комнату, но вместо того, чтобы завалиться на кровать, как обычно, остались стоять посреди помещения.

Я посмотрела ему в глаза.

– О том, есть ли будущее у наших отношений.

Парень приподнял брови. В его глазах все еще стояло какое-то странное выражение.

– С чего это вдруг ты об этом заговорила?

Если он действительно ничего не знает о контракте… Нет, мне не хотелось начинать такой важный разговор с этой новости. Узнает о том, в какой ситуации мы оказались, и точно так же, как и я, просто впадет в ступор.

– Я хочу знать, может ли у нас с тобой что-то получиться? ― мое дыхание снова замерло, но эти слова я смогла произнести ровным голосом.

– Это ты мне скажи. Это же ты все время говоришь, что мы не встречаемся, и ты никогда не пойдешь со мной на свидание.

Я закусила губу. Он был прав. Может, Давид и не хотел первым признаваться в любви, не мог так просто открыться мне, но наши отношения все это время тормозила именно я.

– А если перестану говорить? Если пойду с тобой на свидание?

– Тогда у нас с тобой наконец-то будет свидание, Ларина, ― усмехнулся парень.

Почему же все так сложно… почему мы молчим, когда должны говорить?! Ведь в эти секунды, в эти самые секунды решается судьба наших отношений ‒ будем мы вместе или нет! Я люблю его и хочу быть с ним. Хочу… Но хочу знать, что он чувствует то же. Только если мы оба очень сильно любим друг друга… только в этом случае у нас может хоть что-то получиться.

– Я хочу знать, что ты чувствуешь ко мне!

– И почему же ты так хочешь это знать? ― шутливо прищурил глаза.

Нет, первым он этого не произнесет, для него все это по-прежнему игра ‒ мы ведь так привыкли дразнить друг друга этими намеками, хитростью выманивая признание в чувствах.

Нет, первым он этого никогда не скажет!

– Потому что я люблю тебя, Давид… Я люблю тебя и хочу быть с тобой, ― моя голова закружилась от волнения… но мой голос прозвучал все так же ровно ‒ это удивило меня саму.

Наконец, я произнесла главные слова, заставила себя их произнести. На мгновения я почувствовала облегчение ‒ мне показалось, что самое сложное позади.

Но в этот момент его губы раздвинулись в улыбке. Он попытался сдержать ее, но она все равно возникла на его лице, словно сама по себе. Насмешливая улыбка.

– Значит, я выиграл. Я говорил тебе, что так и будет! ― сказал Давид и улыбнулся шире.

* * *

Пару мгновений я просто смотрела на него, не до конца веря в то, что сейчас произошло. Ведь то, что произошло… Он же должен был понимать, как нелегко мне далось это признание… и его ответ… это насмешка? Да разве может такое быть?

Конечно, у меня были сомнения. Я знала, что возможно, Давид просто хотел выиграть спор, поэтому втирался ко мне в доверие все это время. Но в глубине души я всегда верила, что он действительно… любит меня. Верила, иначе не пришла бы сегодня сюда. Но эти его слова…

Мое тело оцепенело.

– Это все, что ты можешь мне сказать? ― выдохнула я.

На его губах по-прежнему была видна легкая насмешка, словно мы с ним продолжали воевать.

Давид не понимает, как серьезна ситуация. Не понимает, что это, возможно, наш последний, самый последний разговор. Не знает, что время войн прошло.

Я собиралась все ему рассказать ‒ про контракт, про то, что совсем скоро нам придется расстаться. Сказать, что он должен признаться в том, что чувствует ко мне, иначе между нами все будет кончено раз и навсегда.

Но тут Давид снова заговорил:

– А что ты хочешь от меня услышать, Ларина? Или скорее… Тучина? ― он назвал мою прежнюю фамилию, и в его глазах загорелись недобрые огоньки.

Мое сердце пропустило удар…

* * *

Давид

Вчера вечером отец вернулся с мальчишника одного своего приятеля, а сегодня утром решил рассказать мне интересную байку, которую на этом мальчишнике услышал. И для меня она оказалась… совсем уж интересной.

– Вот еще одно доказательство того, что женщинам верить нельзя, ― начал рассказ сразу с вывода, который сделал из этой истории. ― Выпили мы вчера с другом в сауне, он и говорит, мол, прежде чем жениться, нужно сто раз подумать, на ком именно ты женишься. Первый раз женился, потому что подруга забеременела. Ну и Павел, как честный человек, значит, сделал из нее честную женщину. Так вот, первая жена не только изменяла ему с соседом. После развода забрала его единственную любимую дочь, сменила ей имя и фамилию (нет, ну ты представляешь?) и увезла в другой город за тридевять земель. А там прекратила работать и стала жить на одни алименты. Павел все это ей позволил, даже имя ребенку сменить, просто, чтобы с ней не связываться. Но говорит, нужно было через суд забрать дочь себе, тем более что девочка сама хотела с ним остаться.

– А что не забрал?

– Да, Тучин скандалить не захотел, дочь с матерью разлучать. Но я тоже думаю ‒ забрал бы себе, и стерве меркантильной пришлось бы самой платить ему алименты. Представляю, как бы ей это понравилось. Девочку ты, кстати, знаешь, училась раньше в вашем классе. Ее Вера звали, пока его жена имя ей не сменила.

Вера Тучина… В мозгу шевельнулось воспоминание. Ага, я знал ее.

– Толстая такая? В очках?

– Да я не знаю, не видел. Павел говорит, с тобой училась. А его бывшая снова вышла замуж, как только ее дочери исполнилось восемнадцать, и денежки поступать перестали. Как раз вышла за отца вашего Рахметова, которого недавно в тюрьму посадили за изготовление взрывчатки.

Тут явно что-то не складывалось…

– Мать Веры Тучиной… вышла замуж за отца Коли Рахметова? ― медленно переспросил, все еще не до конца понимая, что значил этот факт.

– Ну, да.

– И она сменила ей имя и фамилию после развода?

Да, здесь однозначно что-то не складывалось. Потому что я знал только одну, одну-единственную сводную сестру Коли Рахметова. И эта девушка точно не была толстой и определенно не носила очков.

И эта девушка… и словом не обмолвилась, что знала меня с начальной школы!