Текст книги "Красотка для мажора. Она будет моей (СИ)"

Автор книги: Елена Чикина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Глава 15. Сопротивление

Его губы, нежные, бархатистые прикоснулись к моим… и мое сердце сделало сальто, а тело словно перестало существовать. Это был легкий поцелуй, трепетный, безумно приятный и теплый…

Но я не могла… не могла позволить себе снова превратиться в размазню!.. Самоуверенная наглая сволочь. Не буду я его. Не дождется!..

Дернув головой, я сделала шаг назад и собиралась, было, влепить ему пощечину, но мажор успел остановить мою ладонь.

– Снова руки распускаешь, непослушная девочка? ― приподнял брови. ― Сдачи получить не боишься?

– Я тебе сказала выйти из моей комнаты! Ты в последний раз ко мне прикоснулся! ― рассерженно вырвала у него свое запястье.

– Что с тобой сегодня? Не с той ноги встала с утра? Я тебе розы принес, как какой-то болван романтичный, ― усмехнулся Третьяков. ― Это из-за того, что было на вечеринке? Да я же напился тогда и ничего не соображал. Ну, хочешь, извинюсь?

Я и сама точно не знала, почему так злюсь на него. Правда, в глубине души понимала… что это из-за того его признания, о котором я мечтала и которому не могла верить.

Это может показаться странным, и я не знаю, смогу ли объяснить, почему оно так повлияло на меня… Но контраст между нежностью слов и грубостью поступков этого парня, того самого парня, что-то сделал со мной.

Сделал ранимой. Вывел из себя. Заставил защищаться. Заставил страдать… и ненавидеть его!

– Свои цветы, свои извинения, да и любые другие свои слова можешь засунуть в одно место.

Швырнула букет на пол перед его ногами. Третьяков проследил за ним пораженно-возмущенным взглядом, а затем снова перевел его на меня. Его глаза сощурились.

– Блин, Ларина… Какого хрена вытворяешь? Что я тебе сделал?

– Поройся в памяти, может, и поймешь.

Парень какое-то время молчал, его брови были напряженно сведены у переносицы.

– Значит, это из-за того спора?

– Дошло, наконец.

Вообще-то спор тут был особо и ни при чем ‒ он был только гребанной вишенкой на куче говна, которая выросла между нами и с каждым днем становилась все больше и больше.

Внезапно я запоздало вспомнила, что собиралась перестать враждовать с Давидом Третьяковым. Собиралась покончить с этой ненавистью ради себя самой, своих нервов и своего внутреннего равновесия. Как выяснилось, это была непосильная задача.

Сделав глубокий вдох, я скрестила руки на груди. Попыталась призвать на помощь холодное спокойствие и невозмутимость.

– Что-то я не помню, чтобы и с Перовым ты была такой же агрессивной, хоть он тоже на тебя поспорил. Нет, ты пошла с этим идиотом на свидание, обнималась с ним и позволяла ему себя трогать. Ну, конечно… это же очевидно! ― усмехнулся он. ― А я-то думал, почему ты пришла на вечеринку именно с Саньком. Почему не с Артуром или с Макаром Власовым этим, который тебя на «Порше» катал. Теперь мне все ясно! Все это было спектаклем, чтобы меня позлить.

Внутри меня снова поднялась волна едкого раздражения.

– Я пошла на свидание с Сашей, потому что он хороший парень, и поспорил на меня просто потому, что я ему действительно понравилась, а не из спортивного интереса. Ну, а ты что? Пришел сюда с этим нелепым букетом, ― пренебрежительно улыбнулась, ― сказал… как ты это сказал? Что ты хочешь меня всю, и я буду твоей? Мне тебя жаль. Смирись с проигрышем, Третьяков и вали отсюда.

Мажор медленно выпустил воздух из легких, придвинулся еще ближе ко мне.

– Даю тебе последний шанс. Закончим эту войну ‒ будем считать это ничьей. Сходим на свидание. Иначе…

Я вскинула голову.

– Иначе что? Определись, угрожаешь ты или мира просишь! Но, впрочем… Хорошо. Согласна с тобой. Давай закончим войну, меня и саму все это достало. Пусть будет ничья, так и быть.

Его лицо слегка расслабилось, он открыл, было, рот, чтобы что-то сказать… но тут я продолжила свою мысль:

– Но ни на какое свидание я с тобой не пойду, можешь и не мечтать! Сколько раз я должна тебе отказать, чтобы ты это понял?

Несколько мгновений парень молчал, но потом снова улыбнулся.

– Пойдешь, и с радостью, ― улыбнулся шире. ― Станешь податливой и ласковой, и совсем скоро.

Я возмущенно фыркнула.

– Еще чего!

– Поспорим? ― подмигнул мне.

Перед тем, как выйти за дверь, мажор еще раз обхватил мое тело руками и, несмотря на все мои протесты и попытки вырваться, запечатлел поцелуй на моих губах и, оставив след на щеке, укусил за мочку уха. По моей шее побежали табуны сумасшедших колючих мурашек. Я потерла ухо и встряхнула головой.

И на что Третьяков надеется, в очередной раз предлагая мне закончить войну? Как он себе это представляет после всего, что между нами было? Война просто перешла на другой уровень, боевые действия приняли новую форму. Мы раскрыли карты, бросили друг другу вызов. И что будет дальше, я даже не представляла…

Подняв ни в чем не повинный букет, я увидела, что от удара об пол несколько его цветков слегка помялись. Подавила вздох. С грустью дотронулась до этих нежных алых бутонов, провела кончиками пальцев по их прохладным бархатистым лепесткам.

– И что вы все нашли в Третьякове? ― внезапно совсем рядом со мной раздался презрительный голос.―То, что он красавчик и капитан команды? Девчонки такие дуры, пи**ец просто.

Подняв голову, я встретилась взглядом с Дохлым.

– Ну, да. Девчонки должны западать на тощих второразрядных игроков, вон, таких, как ты, ― засмеялась я.

Сводный еще сильнее помрачнел.

– Посмотрю, что ты скажешь, когда он с тобой наиграется. Жду не дождусь этого дня!

Я только фыркнула.

Не стала этого говорить, но я и сама жду не дождусь момента, когда он, наконец, наиграется и отстанет от меня. Потому что, несмотря на все мои попытки обрести внутреннее спокойствие, оно разбивается вдребезги, когда рядом оказывается он. Давид Третьяков.

Мой худший кошмар… и мое самое сладкое искушение.

* * *

Следующие две недели стали для меня настоящим испытанием.

Ирония состояла в том, что именно сейчас, в тот самый момент, когда я сказала себе «с меня хватит» и начала с двойной силой обороняться от этих чувств и от этого парня… он стал со мной совсем другим.

Нет, Давид по-прежнему был образцом наглости и самоуверенности, по-прежнему мог схватить меня без разрешения и зажать в каком-нибудь углу, украсть редкий поцелуй или даже шлепнуть по пятой точке, но при этом он совсем перестал хамить и грубить мне. Прекратил быть сволочью со мной!

Конечно, я понимала, что это было новой попыткой выиграть тот спор и во что бы то ни стало сделать меня своей, и все равно мне стало намного, намного труднее бороться с этим искушением. Настолько, что и сказать невозможно.

Давид завел привычку садиться на край моей парты перед уроками, подходить ко мне на переменах, заставать врасплох в самые неожиданные моменты. И если первые дни наши разговоры напоминали вражеские пикировки, то через неделю они превратились в шутливые перепалки, а к концу второй и вовсе стали чем-то вроде веселой болтовни двух влюбленных.

И хуже всего было то, как все это влияло на мое сердце…

За эти недели я так привыкла к тому, что он рядом, привыкла к его попыткам обнять и поцеловать меня, которые я быстро пресекала… и которые не могли не волновать меня до безумия, до потери дыхания!..

В пятницу перед уроками Давид снова уселся на мою парту. Начали мы разговор, как обычно ‒ я попыталась согнать его с насиженного места, но снова потерпела фиаско (правда, не особо расстроилась из-за этого, скорее, наоборот).

Я как раз смеялась над его шуткой, когда он спросил у меня, улыбнувшись:

– Ника, у меня тут появилась пара билетов на «Цирк дю Солей». Не хочешь сходить в этот понедельник после школы?

– А во сколько?

– В семь вечера.

– Жаль, не смогу, ― вздохнула я. ― У меня со следующей недели снова съемки, по двенадцать часов в день, с восьми до восьми.

Съемки продлятся всю рабочую неделю, и снова я всю неделю не увижу Давида… Мое сердце неприятно сжалось. Мне казалось, что я уже безумно по нему скучаю, хоть он и сидит рядом со мной.

Так… стоп!

Внезапно до меня дошло, что я чуть не согласилась пойти с ним на свидание, вот так просто… и даже этого не заметила!

Уже по нему скучаю? С какой стати мне по нему скучать? Да я радоваться должна, что отдохну от его преследований!

– Но даже если бы смогла, все равно бы никуда с тобой не пошла, Третьяков! ― гордо вскинула нос кверху.

– Ну, да, конечно, ― рассмеялся мажор. ― Может, прекратишь уже притворяться, а, Ларина?

– Я не притворяюсь!

– А то я этого еще не понял. Большинство девчонок душу бы продали ради свидания со мной. А ты продолжаешь делать вид, что это ниже твоего достоинства. Очень правдоподобно, ― хмыкнул он.

– А зачем мне делать вид? И так понятно, что это ниже моего достоинства ‒ стать одной из наложниц в твоем гареме. Пора тебе заняться теми самыми девчонками, о которых ты говоришь, и понять, что со мной тебе ничего не светит!

– Нет у меня никакого гарема. А тебе пора перестать быть такой гордой и высокомерной, непослушная девочка.

– Все ждешь, когда я стану податливой и ласковой? ― прищурила глаза. ― Не надоело ждать?

– Можешь не становиться, мне нравится твоя дерзость. Без нее было бы скучно, ― усмехнулся парень.

Он заправил прядь волос мне за ухо и провел большим пальцем по моим губам… Как обычно, от его прикосновения меня всю парализовало. К моим щекам прилила кровь.

Я встряхнула головой… но с небольшим опозданием. Мне было безумно приятно ощущать его ладонь на своей коже.

– И когда ты уже смиришься с тем, что никогда не выиграешь этот спор?

– А когда ты уже перестанешь припоминать мне этот чертов спор? ― Давид провел рукой по густым волосам. ― Заключил по глупости и теперь до конца жизни буду за это расплачиваться?

– То есть, ты меня преследуешь не потому, что поспорил, а еще по какой-то таинственной причине? ― взглянула ему в глаза, шутливо приподняв брови, намекая на то, что он в меня влюблен.

– Спор тут в любом случае ни при чем.

Ну, да, преследует, потому что хочет меня всю. И говорил, что всегда получает то, что хочет. И хоть за две недели так меня и не заполучил, самоуверенности так и не растерял, сволочь обаятельная…

– Ну, раз ни при чем, тогда все очевидно. Ты от меня без ума! ― ехидно улыбнулась, повторив ту его фразу.

– Кое от чего точно без ума. Например, от твоих губ…

Давид снова коснулся моего лица, наклонился ко мне… и в этот момент мне так захотелось ощутить сладость его поцелуя, что я почти позволила ему завладеть этими губами…

Но тут прозвенел спасительный звонок. Сразу придя в чувство, я откинулась на стуле, увеличив расстояние между нашими лицами.

Конечно, я знала, что спор тут, в общем-то, был ни при чем… но это все равно ничего не значило. За прошедшие две недели Давид ни разу не повторил того, что сказал тогда по пьяни ‒ он вообще никогда не говорил о своих чувствах. А если бы и заговорил… что бы это изменило?

В глубине души я знала, что у нас не может получиться ничего серьезного… не у нас с Давидом Третьяковым. С таким, как он? Да это и представить себе невозможно! Смешно даже думать об этом!..

Ничего серьезного между нами не может быть, а значит, нет смысла что-то начинать ‒ я только уроню свою гордость, проиграю битву и еще сильнее привяжусь к этому парню.

До окончания школы осталось не так много времени. Эти недели пройдут, пройдут экзамены ‒ мы и не заметим, как. И с окончанием школы нас в любом случае ждет расставание (школьные отношения переживают выпуск, только если они очень, очень серьезные).

И если уже сейчас мысль о разлуке причиняет мне такую боль… какую боль я смогу испытать, если расставанию будут предшествовать отношения, настоящие отношения, со всем, что они включают, со свиданиями, сексом и надеждой на будущее?

Я просто не хотела этого знать.

* * *

Что же касается всего остального, что произошло за эти две недели, моих отношений с другими поклонниками и преследователями… тут все было очень неоднозначно. Казалось, только я более-менее начну разбираться в том, что происходит, как жизнь подкидывает мне новую загадку.

Во вторник, например, на стене в вестибюле (в школьном вестибюле, на самом видном месте!) появилось еще одно послание от Вандала:

«НИКА, Я ТЕБЯ ДОБЬЮСЬ!»

И эти слова не столько пугали, как предыдущие высказывания социопата, сколько наталкивали на размышления. Ведь если раньше он говорил, что я буду его и только его, говорил, что не остановится, то теперь… он собрался меня добиваться? Вот прямо так?

Это заставило меня обратить внимание на тех, кто пытался добиться моего расположения в обычной жизни. И хоть меня все еще продолжало преследовать ощущение, что за всем этим стоял мой сводный, вот в чем загвоздка ‒ он-то и не думал меня добиваться.

Дохлый разве что взглядом своим меня окидывал мрачноватым или вворачивал какое-нибудь двусмысленное ехидное замечание, ну, порой не давал пройти в коридоре или на кухне якобы случайно бедром теснил так, что мне приходилось изворачиваться, чтобы он не мог ко мне прикоснуться. В ванную больше не вламывался.

Может, это все-таки не он?

Среди всех остальных моих поклонников, конечно, активнее всего меня добивался не кто иной, как Давид Третьяков собственной персоной. Но ведь я знала, что он-то точно не может оказаться Вандалом. В тот вечер меня пытался изнасиловать не он ‒ я же целовалась с Давидом за несколько минут до происшествия, и от него определенно не пахло виски, как от того урода. Во время вечеринки он пил крепкую медовуху и его губы были на вкус, как мед…

Значит, не Третьяков. Но тогда кто?

В последнее время я начала активно переписываться по вацапу с Артуром Воронцовым ‒ язык у мажора был подвешен, он был интересным, забавным и веселым, с ним было приятно общаться. Он не раз звал меня на свидание. Принес мне в школу яблоко, о котором мы тогда договаривались, а точнее, целый мешок. Но я, конечно, все равно никуда с ним не пошла ‒ да и кто бы пошел на моем месте? Парень не производил впечатление социопата, но впечатление ‒ штука обманчивая.

Вообще, я много кому нравилась, и это сильно затрудняло поиск тайного поклонника. Может быть, Вандал еще только собирался меня добиваться, а пока делал это только в мечтах? Представлял, как подходит ко мне, знакомится, зовет в кино, но никак не мог решиться? Социопаты бывают разные, и обаятельные, харизматичные, и угрюмые, неловкие в общении. Никто не знает, каков он, наш школьный маньяк.

Среди мажоров из компании Третьякова, например, я точно знала, что нравлюсь Тиму, тому бугаю-баскетболисту и еще одному парню, Жене, а не подходили они ко мне, так понимаю, только из уважения к своему капитану. Так же некие сигналы в мою сторону посылал Миша Лаптев, которого я помнила еще с детства. Ну, а скольким парням я могла нравиться, сама о том не подозревая?

В предыдущей школе в меня была влюблена добрая половина одноклассников и мальчиков из дворовой компании. Я давно привыкла к их вниманию, валентинкам и серенадам, неприличным шальным песенкам, сочиненным специально для меня и любовным посланиям, написанным маркером на стенах подъезда и мелом под моими окнами.

Но теперь моя популярность обернулась против меня… Кто же это мог быть?

И к слову о тайных поклонниках. На днях я снова обнаружила в кармане своего пальто небольшую коробочку с сережками из того же комплекта украшений, на этот раз с запиской:

«Ты невероятная, неповторимая, чудесная. Влюбленный В.»

И это было… очень необычное послание. Все эти слова, от которых становилось так тепло на сердце, и подпись, «Влюбленный В»…

Влюбленный? И это пишет человек, который пытался меня изнасиловать? Больной парень в черной маске с прорезями для глаз, оставлявший на стенах зловещие надписи, вроде «…ты будешь моей, я не остановлюсь!».

Возможно буква «В» в подписи не имеет к Вандалу никакого отношения, и это просто совпадение? Возможно, украшения мне присылает кто-то другой?

Одни вопросы без ответов. Одни загадки и никаких разгадок!

А еще помимо проблем с парнями у меня появились и серьезные проблемы с девчонками ‒ с Василиной Румянцевой и ее подругами, конечно. Приближался конкурс красоты, и отношения между нами накалились до предела.

В последнее время мне пришлось стать намного осторожней. Я старалась не ходить в одиночку по школьным коридорам, и из-за Вандала, и вообще. Но все равно, нет-нет, да и попадала в расставленные для меня ловушки. Стерва подставила мне подножку, швырнула в меня шариком, наполненным чернилами, от которого я чудом увернулась, вторым, с зеленкой, которая частично попала мне на лицо и в волосы, и которую я так и не смогла пока отмыть до конца.

Однажды она даже насыпала битого стекла мне в туфли во время физкультуры, прямо как делают балерины со своими соперницами! Я не танцовщица, но походка у меня красивая, наверняка ее она и пыталась испортить этим нехитрым способом.

Зеленка к конкурсу отмоется, стекло лишь слегка укололо мне левую ногу, когда я засунула ее в ту туфлю. Но я опасалась, чего бы еще ни выкинула эта ненормальная.

Испортить внешность можно разными способами, и возможно, это она пока осторожничает, не хочет проблем с руководством школы. Но одно обстоятельство внушало мне некоторый оптимизм ‒ неделя перед конкурсом совпадала с моей рабочей неделей, а значит, у Румянцевой оставалось не так много времени для того, чтобы как-то мне навредить.

И все же невольно я задумалась над словами Артура, предложившего тогда разобраться с этими стервами. Если честно, я не представляла, как именно они с парнями будут с ними «разбираться», но уже готова была согласиться на это заманчивое предложение.

Потому что отступать я в любом случае была не намерена. Всем покажу, кто в этой школе главная красотка!

* * *

К концу второй недели съемок я чувствовала себя вымотанной до предела, зато была довольна получившимся результатом. Мое портфолио пополнилось еще несколькими отличными снимками, а так же я заработала приличную сумму денег.

И все же все эти дни мне безумно не хватало Давида, не хватало так сильно, что я готова была удалить его номер из черного списка, а то и самой ему позвонить. Позвонить первой парню, которого поклялась забыть раз и навсегда!

Хитрая сволочь! Вот так незаметно, постепенно, перепалка за перепалкой, шутка за шуткой он и завладел моим сердцем, проник в него так глубоко, что теперь его оттуда никакими силами было не вытащить. А ведь прошло чуть больше месяца с моего перехода в эту школу…

Всю дорогу до дома мои мысли были заняты этим парнем ‒ так уж у меня повелось в последнее время. Я либо мечтала о нашей новой встрече, представляла дорогое лицо, воображала вкус губ, мечтала о совместном будущем с ним… либо всячески уговаривала себя этого не делать, добавляла все новые и новые пункты в список против наших отношений.

Войдя в квартиру Рахметовых, я привычно погладила и потискала своих животных, разулась, разделась… и тут, подняв голову, встретилась с разъяренным маминым взглядом.

– Где ты была, скажи на милость? ― проговорила она приглушенным зловещим голосом.

– Я… а что такое? Почему ты спрашиваешь?

– А как ты думаешь, почему я спрашиваю? Мне сегодня позвонили из твоей школы. Классная руководительница поинтересовалась, не заболела ли ты, доченька, а то всю неделю в школе не появлялась!

Мое сердце провалилось куда-то вниз. Вот черт…

Глава 16. Противостояние

Только этого мне еще и не хватало! Из моей предыдущей школы маме ни разу не звонили, сколько бы занятий я ни прогуляла, какие бы оценки мне ни ставили.

Что же я ей теперь скажу?..

– Так где же ты пропадала всю эту неделю? Ведь я точно помню, как ты собиралась куда-то по утрам и уходила якобы на занятия. Ты в курсе, что тебя могут не допустить до экзаменов? Еще хотя бы одна двойка или тройка по основным предметам, и ты останешься без аттестата! Ты о чем думаешь, вообще?! ― сделала паузу, перевела дух.

Я все еще молчала, не зная, что ответить.

– Ника, я с тобой разговариваю! Куда ты пойдешь без аттестата? Всю жизнь в колл-центре работать будешь?

– Я не буду работать в колл-центре, да и никогда там не работала. А на аттестат мне плевать! ― внезапно вырвалось у меня.

У нее приоткрылся рот, брови сошлись у переносицы:

– Как это понимать?!

– Я работаю моделью. Работаю моделью. Я модель!.. ― наконец, выкрикнула я. ― Всю эту неделю у меня были съемки. За этот месяц я уже заработала столько, что смогла бы сама себя обеспечивать. Я заработала сто двадцать тысяч после вычета налогов! И для того, чтобы зарабатывать, мне не нужен аттестат!

Какое-то время она напряженно молчала.

– Переодевайся. Жду тебя на кухне, нас ждет серьезный разговор.

Я сделала глубокий вздох. Ладно… наверное, самое тяжелое позади. Конечно, я не сомневалась, что так просто она это не оставит, но что она сможет мне сказать? Я взрослая совершеннолетняя девушка, которая имеет право делать то, что считает нужным. А если мама снова приведет тот дурацкий аргумент «Мой дом – мои правила»… ну, так съеду, давно пора!..

Сняв уличную одежду и нацепив домашнее платье, прошла на кухню. Внутренне я настраивалась биться до победного. Хватит с меня молчания. Давно пора было расставить все по местам.

– Садись, ― мама кивнула на стул, сделала долгую паузу, не предвещавшую ничего хорошего. ― Значит, все это время ты мне врала? Так ты, выходит, врунья?

Мой живот подвело от стыда… но я все равно знала, что права!

– Я ничего тебе не говорила, потому что знала, как будет лучше для меня. А ты не давала мне работать, не верила, что я могу хоть чего-то добиться… Вообще никак меня не поддерживала!

– Ну, и чего ты добилась? Почти загубленный аттестат и работа, которая то ли есть, то ли ее нет!

– В смысле?.. У меня есть работа! Меня представляет агентство P.B.J. MODEL!

– А что будет через пару лет, ты об этом думала? Пройдет короткое время, и тебя уже никуда не возьмут сниматься! Да с такой работой ты уже к тридцати станешь кассиршей или мерчендайзером! Нет… ошиблась, чтобы стать кассиршей, нужен аттестат. А ты станешь уборщицей. Ты такого будущего для себя хочешь, Ника?

В мою душу заползло знакомое отчаяние. Ну, зачем она так?..

Вот поэтому я ей не говорила о своей подработке. Потому что она никогда в меня не верила… и ее слова словно лишали веры и меня саму! Я переставала верить в свою мечту, и мной завладевала такая депрессия, что и описать невозможно!..

– А тебе чем помог твой аттестат? А диплом экономиста? Да ты в жизни не работала по профессии!

– Но этот диплом у меня хотя бы есть, ― отрезала она. ― В случае чего, я и переквалифицироваться могу. К тому же образование ‒ это не только диплом, это и развитие, и расширение кругозора. Вот выйдешь замуж, чтобы тебя кто-то обеспечивал, а с мужем и говорить будет не о чем!

А-а-а!.. Я сжала голову руками, чтобы не закричать во все горло.

Хуже всего было то, что по-своему она была права. Это было самым ужасным в спорах с этим человеком. Она всегда отлично умела доказать свою правоту, и переспорить ее было невозможно, о чем бы ни шел разговор. И когда говорила, что моя мечта обречена на провал, и когда убеждала меня, что я не нужна моему отцу…

И она никогда, никогда не могла воспринять чужую точку зрения!

– Мое будущее ‒ это мое дело! Ты, вон, тоже не достигла успеха в карьере, и ничего, живешь припеваючи. Домохозяйка ‒ тоже профессия, разве нет?

– Чтобы стать домохозяйкой, нужно сначала завести семью. Мужа и детей. А что муж? Думаешь, выйдешь замуж, и на тебя золотые горы обрушатся? Ты состаришься, он найдет себе кого-то помоложе, и что с тобой будет? Что у тебя останется? Девять классов и статус «бывшая модель»? Как ты будешь себя обеспечивать? Другого мужа искать, лопуха, который согласится тебя приютить?

– Ну, ты же нашла, и я найду, ― ляпнула я.

– Ты как со мной разговариваешь?―она побледнела.

Я провела ладонями по лицу, чтобы хотя бы попытаться выкинуть ее слова из головы. Но они уже придавили меня к земле тяжким грузом.

Я почувствовала себя полной неудачницей. Причем во всем. В учебе, в карьере… в отношениях. Потому что даже до «профессии» домохозяйки мне сейчас было, как до луны пешком. Здоровые отношения с парнем ‒ это явно не про меня. Потому что я любила, отчаянно любила человека, которому всегда было на меня плевать, который думал только о своей цели, о своих желаниях.

Мне захотелось лечь головой на стол и умереть.

– Так… на этом все, Ника. Моделью ты работать не будешь. Никакая это не работа. Ты пойдешь в школу в понедельник и договоришься с учителями русского и математики об исправлении оценок. Ты получишь аттестат и поступишь в институт (мы с твоим папой все оплатим). Закончишь институт… и тогда делай, что душе угодно.

– Да я состарюсь, пока его закончу! Поступить в институт я и в тридцать смогу с тем же успехом, когда не смогу работать моделью!

– Когда у тебя из головы остатки школьных знаний выветрятся? Да тебя и сейчас мало куда возьмут, а через десять лет и подавно!

Очередной логичный аргумент… Я сделала глубокий вздох. Нет, честность в разговорах с мамой никогда не была лучшей политикой.

– Хорошо. Исправлю оценки и получу аттестат. Ты довольна?

Аттестат получу, но поступить в институт она меня никогда не заставит.

– Ты врала мне, глядя в глаза. В твоей жизни царит полный бардак. Как я могу быть довольна?

– Это моя жизнь, тебе до нее вообще не должно быть никакого дела, ― прошептала едва слышно.

– Я твоя мама! Кому еще может быть дело до твоей жизни, как не мне? Никому!

Мама никогда не была для меня тем человеком, на которого я во всем могла положиться. Наоборот, именно с ней я всегда сражалась, именно ей мне всегда приходилось противостоять.

Пройдя в коридор, я увидела Рахметова-старшего и своего младшего брата, Рому, через проем, ведущий в гостиную. Они играли в шашки, уютно устроившись на диване друг напротив друга в совершенно одинаковых позах. Сейчас внешнее сходство между ними стало еще заметней ‒ мальчик был его точной копией. Не хотелось об этом думать, но Рома, мой любимый братик, явно был биологическим сыном этого малоприятного дяди Кости…

Я точно не знала, что именно послужило причиной ее развода с моим папой, но Рома у нее появился еще до того, как закончился бракоразводный процесс, и на него мой папа алиментов не платил ‒ видимо, знал, что он не его. После рождения малыша мама уехала с нами обоими в родной город, а замуж за отца своего ребенка вышла, только когда мне исполнилось восемнадцать (когда ей перестали поступать папины деньги), а не сразу после развода, хоть Рахметов и его жена к тому времени уже кучу времени жили порознь.

Нет, больших чувств у нее к нему явно не было, это был брак по расчету ‒ с ее стороны так точно. И хоть она и говорит, что в любой момент могла бы выйти на работу, переквалифицироваться при желании, все эти годы она предпочла сидеть дома. Конечно, свою лень она оправдывала тем, что у нее на руках был маленький сын… но не такой уж он и маленький, не младенец же. Мог бы и в садик ходить, как все нормальные дети, ничего бы с ним не случилось (она водила его в группу Монтессори, говорила, что обычные садики ‒ зло).

Нет, не маме учить меня, как жить. Да у нее самой в жизни бардак похуже моего!

* * *

В понедельник, прежде чем выйти из подъезда и отправиться в школу, я упаковала в небольшую сумку купальник-бикини, ящичек с косметикой, взяла с собой чехол с одним из своих самых красивых платьев и туфли к нему ‒ пришел тот день, которого все мы так долго ждали. Нет, не последний звонок, до которого было еще две недели, и не выпускной, который должен был состояться больше, чем через месяц.

Конкурс красоты!

День, когда, согласно угрозам «этой жабы Румянцевой» я должна была лишиться своих волос и пары зубов. А еще день, когда я собиралась утереть ей нос, а заодно показать всем, кто в этой школе самая красивая девушка!

Да-да, та самая Туча, над которой вы все смеялись. Это ее великолепными ногами вы никак не можете налюбоваться, ее улыбке позавидуют голливудские актрисы, ее глаза зажигают тысячи пожаров в мужских сердцах!

– Хорошее настроение? ― вдруг раздался справа от меня любимый голос.

Повернувшись на звук, увидела Третьякова, стоявшего, привалившись спиной к дорогому черному «мерседесу», и мое сердце тут же заколотилось от радости и волнения.

– Боевое!

– Точно, сегодня конкурс красоты, ― усмехнулся парень… и вытащил из-за спины пластиковую диадему, украшенную стразами и такой же скипетр.

– Это что? ― рассмеялась я.

– Это тебе.

Водрузив диадему мне на голову, вручил скипетр и с улыбкой похлопал в ладоши.

– Что? ― скептически выгнула бровь. ― Считаешь, это все овации, которые мне сегодня достанутся и единственная корона, которая мне светит?

– Блин, нет, я совсем не о том. Я имел в виду, что ты и так королева красоты, что бы там ни решили эти судьи. И у тебя уже есть корона. Так что можешь не волноваться!

Боже, это было так мило… и безумно приятно!..

Но увы, все это совсем не было похоже на Давида Третьякова. Ну, вот ни капельки.

– Спасибо, ― посмотрелась в тонированное окно «мерседеса». ― Хоть ты мне и просто льстишь.

– Это не лесть. С чего ты решила?

– С того, что ты говоришь мне то, что я хочу услышать, ― пожала плечами.

Втирается ко мне в доверие, усыпляет бдительность. Как известно, девушки любят ушами.

– Я говорю правду, хоть, наверное, и не стоило бы. У тебя и так все в порядке с самомнением, и делать тебе комплименты ‒ все равно, что гремлина кормить после двенадцати. Ты так еще большим монстром заносчивости станешь, ― усмехнулся Давид.

Я засмеялась.

– И это говоришь мне ты, о, предводитель самовлюбленных мажоров? Тебе ли говорить о чьем-то самомнении? С твоей-то наглостью?

– Это же часть моего шарма!

Увы, с этим было трудно не согласиться!

– Ладно, Ларина, ― он открыл дверь своего автомобиля,―залезай, подвезу до школы.

– Да до школы идти два шага! ― поспорила я. ― Нет уж, я пешком.

Что он задумал? Похитить меня и увезти куда-нибудь против воли?

– Мне казалось, тебе нравятся дорогие машины.

Ясно, в чем тут дело! Просто хочет произвести на меня впечатление с помощью этого крутого блестящего «мерседеса»… и я не сказала бы, что у него это не получилось!

Задумчиво закусила губу. Сесть или гордо послать его нафиг?.. Хм… Выберу-ка я второе ‒ не хватало еще, чтобы одноклассники, другие мажоры, которые знают об этом споре, увидели меня выходящей из его машины!

– У тебя права хоть есть, или ты еще несовершеннолетний?

– Совершеннолетний, Ларина, залезай! ― повторил парень.

Но вместо того, чтобы сделать так, как он сказал, я пошла дальше по направлению к школе, и ему пришлось меня догонять.

– Какая же ты упрямая! Ладно, еще как-нибудь покатаешься, ― улыбнувшись, мажор закинул руку мне на плечо в своей обычной манере.