Текст книги "Красотка для мажора. Она будет моей (СИ)"

Автор книги: Елена Чикина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

– А я никогда не была в него влюблена, ― пожала плечами Диана. ― Мне он всегда казался самоуверенным выскочкой.

– А кое-кто и сейчас в него влюблен, верно, Марина? ― со смехом подмигнула девчонка своей подруге.

– Не смейся над этим, ― порозовела блондинка.

– Ну, не знаю, по-моему, первая любовь ‒ это не всерьез. Я уже почти не помню, как это было ‒ мне смутно вспоминаются волнительные бабочки в животе, но вот смотрю я на записи в своем дневнике, вроде, «Я обязательно выйду замуж за этого мальчика!», и словно это вообще не я писала.

– Смотря какая первая любовь. Моя была очень болезненной, и я ее до сих пор забыть не могу, ― призналась я.

– А ты в кого была влюблена?

– Да, был один мальчик в моей предыдущей школе…

– Неужели ты ему не нравилась?

– Нет, он только дразнил меня и даже обзывал. Вообще много плохого мне сделал.

– Наверное, ты тоже ему нравилась, и он так проявлял внимание ‒ это же обычное дело.

– Сомневаюсь, ― покачала головой.

– О! А помните, как Тим Савельев швырнул куском фанеры в Иру Филимонову из параллельного класса? Так, что весь лоб ей рассек, и ее лицо залило кровью? Даже швы накладывать пришлось. И тоже потому, что она ему нравилась! Так что не сомневайся, Ника. Мальчики, особенно задиры и хулиганы, они такие. Чем больше им нравится девочка, тем активнее они ее преследуют.

Затем одноклассницы принялись обсуждать, кто и в чем пойдет на последний звонок, кто и где доставал традиционные фартуки и пышные банты а-ля советская школьница. Сама я давно заказала один такой в интернет-магазине, а пышным бантам предпочла симпатичный белый ободок с одиноким бантиком на нем (мне казалось, стоит мне собрать волосы в два высоких хвоста, и все тут же узнают во мне ту самую Тучу).

На перемене перед последним уроком я оглянула просторный светлый класс с темно-зеленой доской на стене и цветочными горшками на подоконниках и почувствовала что-то вроде смеси облегчения с сожалением ‒ ведь я любила свою предыдущую, питерскую школу. Большинство остальных ребят после выпускного ждет поступление в институт, мне же сразу придется окунуться в эту зыбкую неверную взрослую жизнь… Неужели с учебой покончено навсегда?

Но не успела я как следует проникнуться тоской по чудесным школьным денькам, как рядом со мной раздался голос Василины Румянцевой.

– Фу-у!

Обернувшись, я увидела, что девица двумя пальчиками держит перед собой какой-то листок формата А4. Расправив его перед собой, Румянцева громким голосом прочитала с него:

– Ларина Ника Павловна, тест на ВИЧ положительный, ― она с отвращением откинула от себя этот листок. ― И я до этого дотронулась!

Подняв его, я увидела логотип кожно-венерологического диспансера, и ту же надпись, которую только что прочитала Василина… но тут внезапно кто-то вырвал его из моих рук.

– Ну-ка… ―Давид пробежался по нему глазами, его брови сошлись у переносицы.

На секунду у меня приоткрылся рот от удивления ‒ все произошло так быстро, что я ничего не успела понять. Но потом внезапно до меня дошло… До меня дошло, что на этот раз задумала эта стерва!

Мне в лицо бросилась горячая кровь.

– Ты сама подделала этот анализ! ― произнесла по возможности невозмутимо.

– Я взяла его с твоей парты, на нем стоит твое имя! Фу, Ларина! Надо будет предупредить ребят, чтобы держались от тебя подальше, а то ты их всех перезаражаешь!

– Ты сама мне его подложила!

Я с трудом удержалась от того, чтобы не вырвать этот лист из рук Третьякова и не швырнуть его в ближайшую мусорку ‒ что-то мне подсказывало, что в этой ситуации спокойствие было лучшей политикой защиты.

Подняв голову, Давид встретился со мной взглядом… и в его глазах я не увидела ничего хорошего. Мое лицо еще сильнее покраснело. Господи… Господи, надеюсь ему хватит ума промолчать? Ведь если он прямо при всех начнет выяснять, правда ли то, что он только что прочитал, это только придаст этой грязной бумажонке дополнительный вес, а слухам, которые начнут ходить обо мне ‒ правдивость!..

Но тут Третьяков смял этот листок в ладонях.

– Это явная подделка. Румянцева, разве я не говорил тебе, чтобы ты оставила Нику в покое?

Я вздохнула с облегчением. Слава Богу, Давид не поверил в эту грязную ложь и отреагировал самым лучшим, самым достойным образом!

– Это не подделка. Но я понимаю, почему тебе хочется в это верить. Надеешься, что ничего не подцепил от нашей королевы красоты? ― улыбнувшись ему нарочито мило и дружелюбно, рыжая развернулась и проследовала к своему столу.

Мажор снова на секунду перевел на меня глаза, в которых по-прежнему не отражалось ничего хорошего… затем засунул этот «тест на ВИЧ» в карман брюк и, так и не сказав мне ни слова, направился к своему месту ‒ звонок должен был прозвенеть с минуты на минуту.

Я тоже села за парту, как и остальные наши одноклассники. Меня все еще слегка трясло от гнева.

– Так ты, выходит, ВИЧ-положительная? ― до меня донесся голос Наташи Цай. ― Уверена, ты знаешь, что теперь с этим диагнозом можно жить практически полноценной жизнью.

Повернув голову, я встретилась с ее фирменным странновато-мрачноватым взглядом.

– Я здорова. Румянцева так мстит мне за проигрыш в конкурсе красоты, ― спокойный тон дался мне с неимоверным трудом. ― Так или иначе, это не касается никого, кроме меня.

– Судя по виду Третьякова, его это тоже касается, ― усмехнулась девушка.

– А вот тебя это в любом случае не касается!

Увы, спокойный тон мне выдержать так и не удалось, и своей реакцией я словно подтвердила, что мне было чего стыдиться.

Весь урок биологии я так и продолжила пылать от злости. И я не знала, на кого злилась больше ‒ на Румянцеву с ее подлыми кознями, на Наташу с ее осуждением, на Давида, который явно отчасти поверил этой клевете… или на саму себя, которую эти сволочи умудрились совершенно вывести из равновесия.

Наконец, прозвенел спасительный звонок, возвещающий об окончании нашей учебы в этой несчастной школе. Собрав свои вещи, я двинулась, было, к выходу из класса, но тут меня остановила чья-то сильная рука.

– Погоди-ка, Ларина.

Обернувшись, я снова встретилась взглядом с Третьяковым… и тут увидела, что его лицо еще сильнее помрачнело.

– Только не говори, что ты поверил в этот бред! ― сразу вошла в оборону я.

– Бред ли? ― прищурил глаза мажор.

– Конечно, бред. Ты же знаешь Румянцеву и помнишь, что она чуть не сделала со мной в день конкурса красоты!

Оглянувшись, парень подождал, пока последние ребята выйдут из помещения и снова посмотрел на меня.

– А еще я знаю тебя. И я скорее поверю в то, что она, и правда, увидела этот анализ у тебя на столе, чем в то, что она каким-то образом умудрилась узнать твое отчество и подделать медицинский документ. Да и какая ей польза от того, что тебя будут считать ВИЧ инфицированной?

– Понятно, какая, она надеется опозорить меня! И что значит это твое, «я знаю тебя»?

– То и значит, что после тебя мне придется провериться на венерические, ― с силой сжал зубы Третьяков.

Мой рот пораженно приоткрылся. В эту секунду до меня дошел весь смысл его слов… и мне стало трудно дышать от ненависти с отвращением.

– Это после тебя любой девушке нужно срочно проверяться на все, что можно, со всеми твоими телками! ― с трудом проговорила я.

– Ну, а ты, конечно, до встречи со мной была девственницей? Или хочешь сказать, что я был твоим вторым? Точнее третьим, если учесть ту испанскую модель, которую ты трахнула в отеле «Рэдиссон»?

Несколько мгновений я не могла произнести ни слова. На меня навалилось осознание того, что все это время именно так он обо мне и думал… именно такой девушкой меня считал. И ведь я прекрасно знала об этом ‒ ведь Третьяков далеко не в первый раз позволял себе намеки на то, что я девица легкого поведения.

Хуже того, в этот момент на мной овладело четкое понимание того, что все время его ухаживаний, с того самого дня, как он объявил, что хочет меня всю, Давид скрывал свое истинное отношение ко мне, втирался в доверие, чтобы выиграть этот спор ‒ а ведь до этого он долго, очень долго вел себя со мной как последняя сволочь.

И еще хуже… я поняла, сама дала ему реальный повод так думать обо мне, с этим моим распущенным поведением, с этим буйным сексом в его «мерседесе», со всем тем, что я позволяла ему вытворять с моим телом…

Я сделала глубокий вздох, вооружаясь ледяным спокойствием, которое мне сейчас было необходимо как никогда. В конце концов, мне нечего было стыдиться, а если он думал иначе…

– Этот якобы «тест на ВИЧ» мне действительно подкинула Румянцева. Но сделаю настоящий тест, просто для самоуспокоения.

Его лицо разгладилось, и он, было, собирался что-то сказать, но тут я продолжила свою мысль.

– Сделаю, просто чтобы проверить, не подцепила ли я что-то от тебя, Третьяков. И ты сделай ‒ такому, как ты, явно нужно проверяться по нескольку раз в год.

Отвернувшись от него, я направилась к выходу из класса. Но тут, догнав меня, парень, как ни в чем не бывало, закинул руку мне на плечо.

– Пошел в жопу, Третьяков! ― я с отвращением скинула ее с себя.

– Да успокойся ты, ― он тут же обхватил мою талию по своей обычной привычке.

Повернувшись к мажору, я посмотрела ему в глаза и произнесла медленно и четко:

– Отстань от меня.

– Блин, да что с тобой? ― разозлился парень.

Кроме того, что он поверил этой стерве, а не мне, и позволил себе намек на то, что я шлюха? Кроме того, что меня достали наши половинчатые секс-отношения и все связанные с ними сложности? Ничего, абсолютно ничего!..

– Просто катись!

– Да с радостью! ― презрительно бросил мажор.

Развернувшись, он пошел дальше по коридору, больше не прибавив ни слова. Пару секунд я просто смотрела ему вслед, чувствуя, как одна за другой меня захлестывают волны ярости и ненависти.

Потом зашла в ближайший туалет, включила холодную воду. Взглянула на свое отражение в зеркале. На моих щеках все еще алел яркий румянец, губы были красными без всякой косметики, глаза угрожающе сверкали ‒ в них стояли злые слезы.

«Я буду только рада, если на этом между нами все будет кончено! Сволочь, пусть катится ко всем чертям!», гремели мысли в моей голове, и вроде бы я действительно верила им. Но все равно с каждой секундой я чувствовала себя все более и более несчастной. Ведь еще сегодня утром он предложил мне поехать с ним в Италию. И наши отношения, хоть и лишенные искренности, казались… такими настоящими!..

Все так же, продолжая кипеть от гнева, но одновременно с трудом сдерживая слезы, я забрала свою куртку из гардеробной и пошла домой. В моем животе снова возникло ужасное ощущение тоскливой болезненной пустоты ‒ как всегда, когда рядом со мной не оказывалось его…

Но тут ко мне подошел Сашка Перов ‒ у него была какая-то сверхъестественная способность появляться рядом, как только возле меня не оказывалось Давида. Обычно я ничего не имела против, но сегодня совсем не обрадовалась его присутствию.

– Что-то не так? На тебе лица нет, ― участливо поинтересовался друг.

– Да, ничего. Мы с Третьяковым поссорились.

В моих ушах все еще звучал тот наш последний тяжелый разговор, его слова о том, что я никогда не буду счастлива с Давидом, и мне совсем не нужны были повторения.

Но в этот раз парень ничего такого мне не сказал.

– Не хочешь сегодня пойти ко мне? Закажем пиццу, поиграем в видеоигры, отвлечешься немного, ― улыбнулся он.

Я хотела, было, отказаться, но друг, тем временем, продолжил:

– Нам обоим это не помешает. А то с тех пор, как моя мама попала в больницу, мой дом для меня не очень-то веселое место.

Задумавшись на секунду, я поняла, что он был прав ‒ возвращаться домой мне сегодня совсем не хотелось. Одиночество подпитывает депрессию. Мне и в самом деле не помешало бы немного отдохнуть и повеселиться. Конечно, я могла бы сходить куда-нибудь с Евой, своей подругой ‒ мы с ней как раз давно не виделись. Но разве я могла покинуть в тяжелую минуту второго своего близкого друга? Ему сейчас тоже нелегко, и из-за смерти отца, и из-за аварии, в которую попала его мама, да и я своим отказом наверняка еще сильнее расстроила его.

– Хорошо, пойдем! Насчет пиццы, правда, не уверена – я вечно на диетах. Может, лучше суши?

– Суши, так суши. Ничего не имею против!

Вместе мы с Сашей дошли до его дома, поднялись на шестой этаж, разулись, разделись возле входной двери. Я оглянула просторный современный коридор, оформленный в нежно-зеленой гамме и украшенный милыми вышивками, вставленными в дорогие рамки (наверное, их собственноручно сделала Сашкина мама ‒ у моей мамы было похожее хобби). Но не успела пройти в его квартиру дальше порога гостиной… как ощутила сильнейший удар по голове.

Я не успела ничего сделать. Не успела даже вскрикнуть.

Мое сознание мгновенно погрузилось в темноту.

* * *

Вандал

Ну, вот и все. Наконец-то она была именно там, где должна была быть.

Наверное, отчасти я жалел, что мне пришлось под ложным предлогом заманить ее в эту квартиру, вырубить ударом по голове, чтобы, наконец, уложить в свою постель… И все же в глубине своей отсутствующей души я понимал, что все произошло так, как должно было.

Разве могла меня устроить роль ее парня, унылая, неполноценная роль, требующая постоянных усилий с моей стороны? Разве смог бы я продолжать притворяться таким, каким она хотела меня видеть? Носить маску день ото дня, маску, которую на меня нацепили мои никчемные родители, всегда требовавшие от своего сына неукоснительного повиновения? Уроды, кнутом без пряника высекшие из меня «хорошего мальчика»…

Нет. Нет, конечно, нет.

В этот момент Ника начала приходить в сознание ‒ слабо зашевелившись, девушка тихонько застонала от боли. Поведя руками, которые я приковал наручниками к своей кровати, она рассеянным взглядом обвела темную комнату, незнакомую для нее комнату, в которую я ее принес. На то, чтобы понять, что именно с ней произошло, у нее ушло добрых полминуты.

Но тут ее прекрасные светло-карие глаза встретились с моими… и мне показалось, что от ее лица отлила часть красок.

– Ты… ―выдохнула она. ― Так все это время… это был ты? Ты… Вандал?!

Меня не порадовало то, что она так быстро пришла в себя и все обо мне узнала. Узнала, кем был все это время ее заботливый друг, доблестный рыцарь, не позволивший ее сводному брату причинить ей вред во время той вечеринки. Впрочем, я и не собирался долго скрывать от нее то, кем являюсь ‒ только до того момента, как будут улажены все формальности.

Мое нутро жгло невыносимое желание свершить правосудие. Это чувство, черное или ярко-красное, которое день ото дня накапливалось во мне, чтобы затем потребовать немедленного выхода… Болезненное, темное чувство, оно было со мной, сколько я себя помню.

Это ощущение, похожее на непрерывный зуд, давным-давно сделалось нестерпимым. Ника, эта самая девушка ‒ вот причина того, что оно многократно усилилось. Я больше не мог его терпеть.

Теперь она была моей… и все же не совсем. Я понимал, что пока на свете существует другой человек, который ею владеет, человек, которого она любит, по-настоящему моей она не станет.

– Подожди немного, Ника. Обещаю, ты все поймешь. Я все тебе объясню, ― шепнул, поцеловав эти полные губы, проведя ладонью по нежной коже ее бедра снизу вверх. ― Только улажу одно дело, и сразу вернусь.

Ее лицо еще сильнее побледнело ‒ казалось, она отлично поняла, что именно я имел в виду под этой простой фразой.

– Что… что ты собираешься делать?

Не отвечая, я встал с кровати, взглянул на нее сверху вниз.

– Что ты собираешься делать?! ― выкрикнула Ника.

«Всего лишь то, что должен», мысленно ответил я на ее вопрос.

Взяв с полки платяного шкафа несколько чистых носовых платков, сделал из них кляп, и несмотря на ее сопротивление, засунул ей в рот и прилепил сверху кусок клейкой ленты.

– Прости, дорогая, но так надо. Ты же не хочешь переполошить всех соседей своими криками?

Развернувшись, я вышел за дверь, аккуратно прикрыв ее за собой. У меня уже был план. Я, и правда, совсем скоро собирался вернуться к той, что завладела всеми моими мыслями.

К той, что совсем скоро станет моей. Только моей и ничьей больше…

Глава 21. Западня

Ника

Вандал прошел в коридор своей квартиры и, выйдя из нее наружу, запер входную дверь на ключ ‒ даже с такого расстояния мне был слышен скрежет его поворотов в замочной скважине.

Дернув запястьями, прикованными наручниками к кровати, я изо всех сил закричала сквозь кляп у меня во рту. Обездвиженная, распятая с разведенными в стороны руками, лишенная свободы и будущего, преданная близким человеком ‒ я понимала, что должна была чувствовать в этот момент, о чем должна была думать. Но думала я только об одном, только одно занимало все мои мысли…

Давид полностью доверяет ему.

Давид доверяет ему, как и я доверяла, считает, что знает его как самого себя. Он не принимает эту опасность всерьез и никогда не принимал. Вандал может сделать ему что угодно… и сделает. Сделает, уладит это одно дело и вернется ко мне, к девушке, которую он ударил по голове, притащил в эту пустую темную спальню и приковал к кровати…

Господи!..

Я поняла, чем была для него все эти дни, увидела это в его знакомых серых глазах. Увидела то, чего раньше не замечала. Темноту. Холод. Безумие. Он пытался быть ласковым со мной, даже сейчас, после того, что сделал, хотел казаться добрым (это ли не парадокс, это ли не абсурд?!) ‒ но на самом деле ему было глубоко плевать на меня. Ему было плевать на всех, кроме себя.

Давид будет беззащитен перед этим убийцей ‒ тот, кого он считает своим другом, один из баскетболистов, устроит ему смертельную ловушку, пока я буду кричать и плакать, распятая на этой кровати!..

Панический страх окончательно перепутал мои мысли, и из глубины моего тела вырвался еще один громкий отчаянный крик. Но в ту самую секунду, как ужас во мне достиг своего пика… внезапно я сумела вынырнуть из океана бессмысленного страха и снова стала похожа на человека, а не на загнанное в капкан животное.

Что-то еще можно сделать ‒ всегда можно что-то придумать, безвыходных ситуаций не бывает. Даже если кажется, что все плохо, что все ужаснее некуда, это не так. Мы с Давидом избежим его ловушек, и он обязательно поплатится за то, что сделал с нами и другими людьми!

«Я удачливая, и точно это знаю, со мной просто не может произойти ничего плохого», сказала я самой себе.

Наконец, мне удалось овладеть своими эмоциями и снова стать той девушкой, которой я всегда была.

Оглядев свои закованные в наручники запястья, я провела руками вверх и вниз вдоль бортиков кровати. Я не умела открывать такие замки с помощью шпильки или проволоки, как это показывают в фильмах и сериалах, да у меня и не получилось бы при всем старании. Мерзавец знал, что делает ‒ он приковал мои руки врозь, к разным частям изголовья, так, что я даже до лица не могла дотянуться, чтобы отодрать эту чертову изоленту со своего рта.

Но шансы выбраться у меня все-таки были, это я поняла довольно быстро. Кровать была сделана из дерева, и прутья ее спинки, к которым я была прикована, хоть и прочно сидели в своей раме, и были достаточно толстыми, тоже были деревянными.

Я поняла, что должна была действовать со всей возможной скоростью ‒ Вандал вышел за дверь несколько минут назад, и мне больше нельзя было терять ни секунды драгоценного времени.

Обхватив один из прутьев правой ладонью, я со всей силы дернула его на себя. Он не дрогнул, не поддался даже на миллиметр. Ухватив поудобнее, дернула еще раз, приложив максимум усилий, но только до крови оцарапала кожу на запястье острыми гранями металлического браслета наручников.

Не получилось!..

Господи! На мгновение мной снова завладела смесь паники, отчаяния, слепого ужаса.

Конечно, дерево есть дерево ‒ действуя планомерно, в конце концов я смогла бы выточить желобок в этом столбике с помощью второго из этих парных железных колец. Да только к тому времени, как у меня бы это получилось, мое освобождение уже давным-давно потеряло бы всякий смысл. Сделав свое черное дело, Вандал вернется домой… и что он сотворит со мной после этого, мне было страшно даже представить.

Но внезапно мне пришла в голову другая идея…

Подняв ноги и изогнувшись в два раза (спасибо регулярным занятиям йогой, у меня была такая возможность), я уперлась пятками в нужный прут, нащупала его как следует подошвами ног. Сделала глубокий вдох и короткий выдох. Затем согнула ноги в коленях… и резко разогнула их, вложив все силы, всю свою волю в этот толчок.

Прут так и не поддался, но я ударила еще раз. И еще раз. И еще несколько раз. Мои лодыжки и ступни пронзала безумная боль, но я била и била как ненормальная, била резко, изо всех сил. И вот с бессчетной попытки столбик просто вылетел из пазов в спинке кровати. Пальцы ног ударились о стену, и на моих глазах выступили слезы.

Но я не могла позволить себе даже секундной передышки.

Высвободив правую руку, я отодрала кусок клейкой ленты со своего лица, вынула кляп и отшвырнула его от себя. Села на кровати, как следует обхватила второй столбик обеими руками, и попробовала просто выдернуть его из пазов… Безуспешно.

Я поняла, что мне снова придется пинать его моими бедными разбитыми ногами. Но, по крайней мере теперь, когда я освободила одну из рук, это станет делать намного удобнее.

Приняв нужную позу, приготовилась к удару, согнула ноги… а затем изо всех сил ударила пятками прямо в середину прута, к которому была прикована наручниками. И на этот раз он вылетел из рамы с самой первой попытки. Наконец мне удалось освободиться из этого капкана!

Я вскочила с кровати, и моя голова тут же закружилась от резкого подъема… а возможно и из-за травмы, которую мне нанес Вандал (называть этого человека по имени мне не хотелось даже про себя). На моем затылке теперь прощупывалась болезненная шишка.

Мимоходом оценила повреждения на ногах ‒ стоять было больно, я довольно сильно ушибла пальцы на правой ноге, один из них опух и перестал гнуться. Но сейчас мне было некогда переживать о своей драгоценной модельной походке.

Кинувшись к входной двери, я попыталась, было, открыть ее, но она была заперта снаружи на ключ. Возможно, у меня получилось бы найти еще одну связку ключей, но где ее искать, и существовала ли она вообще, я не знала.

На тумбочке в коридоре я увидела свой портфель и сразу же открыла его в поисках телефона ‒ нужно было срочно позвонить Давиду, предупредить его об опасности. Но телефон исчез, точно так же, как кошелек со всеми моими карточками ‒ уходя из дома, Перов зачем-то забрал мои вещи с собой.

Я понятия не имела, как мне теперь выбираться отсюда ‒ возможно, все-таки стоило поискать запасные ключи или какой-нибудь другой телефон. Но я понимала, что на это ушло бы слишком много времени. А мне нельзя, просто нельзя было терять время даром!

Правда, один не совсем стандартный путь из этой квартиры все-таки имелся, я знала об этом. Мне вспомнилось, как еще раньше я думала проникнуть в дом Давида Третьякова через его террасу, пройдя по карнизу с балкона моего папы ‒ таковы были наши элитные высотки, покрытые снаружи затейливым орнаментом с арками, колоннами и прочим в таком духе.

Эти карнизы охватывали дома по периметру в нижней части через каждые три этажа, ближе к середине через пять, а наверху через два, а значит, на шестом такой тоже должен был быть. И если мне только хватит смелости и решимости, я смогу довольно быстро убраться из этого проклятого места.

Надев куртку и портфель, я с сомнением покосилась на свои ботильоны ‒ в такой обуви карабкаться по стенам решился бы только самоубийца. Но тут мой взгляд наткнулся на белые кроссовки, кажется, женские ‒ видимо, у его мамы был примерно такой же размер обуви, как у меня. Быстро натянув их, через коридор и гостиную я вышла на балкон, и моей кожи коснулся прохладный влажный воздух, насыщенный запахом весны.

Мне открылся знакомый вид на соседние высотки, облицованные искусственным мрамором, на аккуратные газоны и клумбы небольшого сквера, в центре которого находилась одна из современных детских площадок нашего элитного комплекса. Его пересекали влажные после недавнего дождя дорожки и аллеи, украшенные коваными фонарями ‒ одна из них как раз проходила под окнами этого дома.

Падать с шестого этажа будет быстро, и, наверное, почти не больно ‒ если только не задену одно из этих деревьев, шмякнусь прямо на асфальт…

Мое сердце ушло в пятки. Мама дорогая!..

Хорошо хоть идти было не так уж и долго, только до небольшого открытого общественного балкона, имеющего проход на лестничную клетку. Да и карниз был довольно широким. Правда, он был слегка покатым и сверху был покрыт слоем металла… Надеюсь, у этих кроссовок была нескользкая подошва!

Открыла окно ближе к стене дома. Ладони покрыл холодный пот. Но перед моими глазами все еще стояло выражение лица этого человека, когда он сказал, что уладит одно дело и сразу вернется ‒ в тот момент я сразу поняла, что именно социопат имел в виду под этими словами…

Мысль об опасности, в которой оказался Давид, придала мне сил. Больше я не думала ни о высоте, ни о скользком влажном покрытии карниза. Перекинув ногу через балконное ограждение, аккуратно шагнула на выступ и пошла вдоль стены, придерживаясь за нее рукой.

Сердце колотилось как сумасшедшее, но моей душой владела ледяная решимость идти до конца. Вниз я не смотрела.

Пройдя примерно двадцать метров до общественного балкона и вцепившись руками в его перила, вздохнула с облегчением ‒ большая часть пути была пройдена, мне действительно удалось живой и невредимой вырваться из этой западни (часть меня все еще не верила в это до конца). Но я понимала, что мне было рано отдыхать. Пройдя на лестницу, я побежала так быстро, как только смогла.

Только добраться до своего дома, только снова встретиться с Давидом! К н и г о е д. н е т

Пробежав через сквер по одной из его мокрых асфальтовых дорожек, увидела невдалеке знакомый подъезд… и в этот момент из него как раз вышел парень, мысли о котором не давали мне покоя все время учебы, моя первая и единственная любовь. Слава Богу!.. Я припустила еще быстрее, чтобы догнать его, пока он не ушел далеко.

Третьяков явно направлялся к своей машине, которая была припаркована здесь же, на своем обычном месте. На какое-то время он скрылся с моих глаз за зеленым заграждением деревьев и кустов. Выбежав, наконец, к своему дому и никого не увидев, я поняла, что парень уже сел в автомобиль, и помахала ему, надеясь привлечь его внимание. Я находилась на противоположной части дороги, совсем близко от его «мерседеса»…

В этот момент воздух сотряс мощный взвыв; в облаке ярких пылающих искр автомобиль подбросило вверх и тут же с силой швырнуло на землю. Во все стороны брызнули куски обгоревшего металла.

Мое тело застыло, превратилось в камень.

Зажав рот руками, я смотрела на эти языки пламени, на поднимающиеся к небу грибообразные тяжелые клубы черного дыма, насыщенного запахом жженой резины. Смотрела, как пылает машина человека, которого несмотря ни на что я безумно любила. Любила… Любила всем сердцем.

«Не успела…», раздался болезненный шепот в моем опустевшем сознании.

* * *

Словно во сне я приблизилась к горящему автомобилю, все так же продолжая зажимать рот руками ‒ часть меня все еще отказывалась верить в происходящее.

Мне не хватило нескольких секунд на то, чтобы остановить его, спасти жизнь любимого человека. Я сумела выбраться из ловушки, я бежала так быстро, как только могла, но эти несколько секунд…

Давид… не может быть. Как такое может быть?!

Мой взгляд по-прежнему не отрывался от остатков «мерседеса». Частично я понимала, что вокруг меня что-то происходит, что к месту взрыва подходят какие-то люди… но разум не мог пробиться сквозь парализующую ледяную пелену, в которую погрузилось мое тело.

И я не знала, сколько времени так провела. Секунду или целый час.

– Ника? ― в этот момент мои плечи обхватили чьи-то руки.

Повернув голову, я увидела родные серо-зеленые глаза… и в первый момент решила, что это действительно сон.

У меня приоткрылся рот.

– Ника, ты в порядке? ― парень вгляделся в мое лицо, словно раздумывая, в своем ли я уме.

Сжав его плечи, я прикрыла глаза на какое-то время… покачала головой. Мне все еще казалось, что тело и сознание во мне существуют отдельно друг от друга.

– В порядке ли я? ― хрипло прошептала. ― В порядке ли я?.. Я думала, что ты умер!

– Со мной-то все хорошо, чего не скажешь о моем мерсе…

Открыв глаза, я снова посмотрела на Давида.

– Я бежала, чтобы предупредить тебя про Сашку… Я видела, как ты подходил к машине! Я думала, что ты умер!!! ― встряхнула его за плечи.

Вокруг нас уже собралась небольшая толпа народу; вдали завизжали сирены автомобилей экстренных служб.

Обняв Давида, крепко прижала его к себе, наконец, начиная приходить в себя. Мое тело постепенно начинало меня слушаться, рассудок возвращался ко мне, а вместе с ним возможность логически мыслить.

Поднявшись на цыпочки, сжала его еще крепче, и тут за его плечом вдруг увидела, как в толпе промелькнуло и тут же исчезло знакомое лицо. Лицо человека, которому еще совсем недавно я доверяла на все сто процентов… Ему так и не удалось навредить ни одному из нас.

– Все закончилось. Наконец, все действительно закончилось, ― вздохнув с глубочайшим облегчением, я снова закрыла глаза.

* * *

– Почему же ты так и не сел в свою машину?

– Что-то меня остановило.

Давид рассказал мне, что Саша Перов позвонил ему и попросил подкинуть до центра.

– …просил очень настойчиво, мол, срочно нужно успеть на одну встречу. Но я видел, что буквально минут за пять-десять до этого вы с ним вместе зашли в подъезд его дома. Так зачем он повел тебя к себе домой, если так торопился на какую-то встречу? Видимо, это меня и насторожило. У меня появились… не знаю, какие-то смутные сомнения. Подошел к мерсу, хотел, было, сесть в него, но передумал и закрыл дверь. Решил сначала тебе позвонить. И тут этот взрыв…

– Так выходит, ты видел, как мы с ним зашли в его подъезд? ― задумчиво переспросила я.

– Ну, да. Видел, ― хмыкнул парень.

Снова проследил за нами от школы, приревновал к тому, кого считал своим другом… и наверное, это и спасло его жизнь?

Я показала ему наручники, все еще свисавшие с моих запястий, рассказала, что со мной произошло в Сашкиной квартире.

– Чертов психопат! ― его глаза расширились, лицо исказилось от шока и отвращения.

– Психопат… психопат, иначе не скажешь! ― вздрогнула, вспомнив все, через что прошла за этот день. ― Я с таким трудом выбралась из его дома ‒ мне даже пришлось вылезти в окно и пройтись по карнизу. Я понимала, что он решил что-то сделать с тобой… Помчалась изо всех сил… Увидела тебя, то, как ты подходишь к машине ‒ и тут этот взрыв!