355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Елена Арсеньева » Звезда королевы » Текст книги (страница 33)
Звезда королевы
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 15:36

Текст книги "Звезда королевы"


Автор книги: Елена Арсеньева



сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 34 страниц)

Толпа шумела, махала, желала удачи.

Волны захлестывали лицо Марии, тащившейся за кормой, и всех сил ее хватало лишь на то, чтобы подтягиваться на веревке как можно выше, пытаясь не захлебнуться. Мысль – зачем стараться? не сейчас, так через пять минут, не все ли равно? – даже не приходила в голову. Мария уже не думала ни о чем, не было сил, но инстинктивно в последнем проблеске жизни еще ловила воздух, безотчетно ощущая ласковую прохладу воды, смывавшей с нее кровь и грязь и даже смягчившей боль.

Лодка замерла, веревка натянулась – Жако подтащил жертву к правому борту, и она в последний раз увидела толпу на берегу. Жако удерживал ее одной левой рукой, правой же без малейших усилий перевалил через борт камень.

Страшная сила его тяжести потащила Марию вниз, в глубину, однако тотчас – она даже не успела захлебнуться! – такая же сила выхватила ее на поверхность. Лезвие ножа блеснуло… освободив ее от камня.

Не веря себе, Мария вцепилась обеими руками в лапищу Жако, который, чудилось, без малейших усилий удерживал ее над водой.

Успокаивающе мигнув, он обернулся к берегу и помахал свободной рукой, как бы показывая: дело сделано!

Радостный крик был ему ответом, и Жако сросся с веслом, удерживая лодку, которую едва не развернуло течением.

– Сможешь держаться за борт? – проговорил Жако, не оборачиваясь к Марии. – Недолго – главное, спуститься пониже по течению, тогда я возьму тебя в лодку, мы дождемся ночи и вернемся в город.

Мария все еще цеплялась за его ручищу, как за последнее прибежище в жизни, забыв, что ей некогда пришлось пережить от этих рук, и Жако нехотя, как бы с натугой усмехнулся:

– Не бойся. Меня ведь послал за тобой Ночной Дюк – я не мог его ослушаться. Берись за борт, ну? Мне надо грести, не то с берега заметят неладное.

Мария заставила себя перехватить пальцы, удерживаясь за борт. Тупое оцепенение охватило ее: как могла она удержаться за борт; как случилось, что спасение пришло к ней в образе чудовища Жако и кто такой этот Ночной Дюк.

Филин [229]229
  Слово «duc» по-французски имеет два значения: «герцог» и «филин».


[Закрыть]
, что ли? Не тот ли филин, чей крик сопровождал ее этой ночью? Не тот ли, что ухал на кладбище? Не тот ли, с кем она…

Это было ее последней мыслью.

Глава XXIX
НОЧНОЙ ДЮК

– Вы что, всерьез думаете, что в рядах мятежников царит единство? Они едины только в стремлении убить как можно больше ни в чем не повинных людей. И каждый желал бы увидеть среди них и своих соратников!

Какой громкий, резкий голос! Мария чуть повернула голову, пытаясь укрыться от него, но он звучал со всех сторон сразу:

– У каждого свои гнусные цели. В этом так называемом общем движении каждый ищет личного обогащения, возвышения, прославления, прикрываясь громкими словами о благе государства. Если они что-то и делают для счастья народа и Франции, то по чистой случайности, сами себя не помня при этом от изумления.

Вокруг негромко засмеялись, и другой голос, манерно глотая окончания слов, подхватил:

– Каждый из них хочет как можно скорее разбогатеть, нажить огромное состояние быстро и не работая.

– Ну, господин маркиз, – не без лукавства перебил женский голос, – вы тоже нажили свое состояние быстро и не работая.

– Да, – под общий хохот согласился тот, кого назвали маркизом, – можно сказать, это произошло в одночасье, когда мой отец свалился с коня и сломал себе шею. Но могу поклясться перед Богом: я не приложил к этому ни малейших усилий, и руки мои чисты. Вдобавок, я с рождения звался де Вильон. А эти убийцы, эти паршивые демократы и прислужники черни, совсем недавно были буквально снедаемы страстью к аристократизму, тому самому, который сейчас ими безжалостно истребляется. Даже изменяли свои фамилии: урод Дантон, вообразите, подписывался д'Антон, а злодей Деробеспьер превратился в Максимилиана де Робеспьера. Ничтожный выскочка в прошлом – неподкупный [230]230
  Такое прозвище дал себе Робеспьер, один из вождей французской революции.


[Закрыть]
убийца сейчас!

Вокруг зааплодировали, и Мария с усилием открыла глаза.

Что такое? Где она? Судя по разговорам, в одном из роялистских салонов, где злословили по поводу революционеров столь же охотно, как до 1789 года – относительно королевы. Судя по виду, это один из залов того замка, где ее некогда держали Вайян и Жако, принуждая написать завещание. Господи, как давно это было! Восемь, девять лет назад? Она не могла сосредоточиться и вспомнить. Что толку считать? Целая жизнь прошла с тех пор, прежнее счастье или хотя бы надежды на него давно сметены тем же ураганом, который разрушил Францию, а старый враг Жако, которого она считала не человеком, а неким орудием убийства, вчера спас ей жизнь. Или это было не вчера? Сегодня? Месяц назад?

– Тише, господа! Нас просили говорить потише! – послышался женский голос. – О, кажется, наша гостья очнулась.

– Да и мы здесь, слава Богу, не хозяева, – проворчал де Вильон. – Все мы только гости Ночного Дюка! Но ей пора, пора очнуться. Уж три недели без памяти!

Ну вот. Стало быть, три недели… Однако где же она очутилась, где провела эти три недели, лишившись сознания посреди Сены, под жарким полуденным солнцем? Что это за склеп?

– Вот именно, – поддакнул женский голос – должно быть, Мария произнесла слово «склеп» вслух. – Однако все мы тут вполне живые. Бог милосерден – вы тоже очнулись. – И Мария различила в полумраке, при рассеянном свете двух факелов, склонившееся над ней худощавое лукавое лицо – некрасивое, но очень милое.

– Кто вы? – прошептала она, едва шевеля сухими, как бумага, губами. – И можно мне попить? – Вот странно, что она еще мечтает о воде после того жуткого плавания по Сене!

Незнакомая дама подсунула к ее губам край глиняной посудины, и Мария глотнула что-то столь кислое и терпкое, от чего сразу закашлялась, а голова ее закружилась так, что она со стоном ухватилась за незнакомку, пытаясь остановить круговращение мира.

– Вот черт! – проворчала дама. – Дайте-ка другой ковшик, граф. Да нет, с водой! Эта бедняжка слишком слаба, чтобы начинать свое воскрешение из мертвых с глотка старого доброго бордо.

И, с ловкостью заправской сиделки приподняв голову Марии, она поднесла к ее губам ковш с водой, от которого та смогла оторваться, лишь выпив все до капли.

– Вам надо поесть, – озабоченно сказала дама. – Сегодня у нас свежие лепешки и яблок без счету, а к вечеру, когда трактир закроется, обещали принести сыру. Вина вообще вволю: тут за стенкой погреба; мы пробили туда дыру и наслаждаемся жизнью. Давайте съедим кусочек лепешки, а, милочка?

– Потом, – пролепетала Мария. – Кто вы? Кто такой Ночной Дюк? И где я?

– Меня зовут Беатриса, маркиза д'Монжуа, – различила Мария в темноте улыбку дамы. – Вы меня забыли, баронесса? Нас познакомила Гизелла д'Армонти как-то на балу… То был последний бал в нашем доме, поэтому я помню все, что там происходило. В тот вечер погиб ваш муж – наверное, мое имя вызывает у вас неприятные чувства, да? Но, поверьте, маркиз, который тогда поддерживал этого le renegat [231]231
  Ренегата, отступника ( фр.).


[Закрыть]
Орлеанского, теперь жестоко в этом раскаивается… впрочем, там, где он сейчас пребывает, каждый в чем-то раскаивается! – И она перекрестилась с таким видом, который не оставлял сомнения в том, что бедняга д'Монжуа не просто скончался, но и прямиком попал в ад.

Мария смотрела на нее со слабой улыбкой. Она была так изнурена, что упоминание о д'Монжуа и даже Гизелле д'Армонти не всколыхнуло в ней ничего. Та жизнь прошла, исчезла и что проку предаваться раздумьям о ней? Сейчас гораздо важнее развеять этот гул в голове, туман в глазах, избавиться от тошноты, одолевшей ее после глотка вина.

Беатриса еще что-то говорила, но у Марии не быдо больше сил слушать ее.

– Вы так добры, – прошептала она невпопад, страшным усилием пытаясь удержать глаза открытыми, но веки ее упали.

Последнее, что она слышала, был стук жестяных кружек, ударившихся друг о друга, и голос маркиза:

– За его величество короля Людовика Французского! Да сохранит его Господь и пошлет ему победу над врагами!

– Виват! – поддержали мужские голоса.

– Тише, тише, господа! – шепотом воскликнула Беатриса. – Ночной Дюк просил соблюдать тишину!

Снова это имя… Но спросить, кто это, Мария уже не могла: она крепко спала.

* * *

Она проснулась от голода, ощущения сосущей тошноты. Казалось, никогда в жизни ей так не хотелось есть!

– Беатриса! – позвала Мария шепотом, но никто не отозвался.

Она с усилием села, потом попыталась встать. Ноги подкашивались от слабости, но стоять она могла. С изумлением Мария обнаружила, что вместо лохмотьев на ней вполне приличное платье – правда, измятое и очень простое, но чистое и не рваное. А под платьем даже сорочка. И возле топчана стоят кожаные туфли. Ну, это роскошь! А в кармане платья – гребешок. Вот счастье-то!

Мария кое-как пригладила закурчавившиеся волосы, переплела косу, еле двигая пальцами, которые сделались странно худыми и как бы слишком длинными; огляделась. Вокруг, прямо на полу, прикрывшись каким-то тряпьем, чтобы согреться в холодном и сыром подвале, спали вповалку люди – мужчины, женщины, дети – человек десять-двенадцать, не меньше.

Держась за стенку, Мария дотащилась до большого дубового стола, на котором горой были навалены лепешки, и, дрожа от восторга, съела одну. Хотелось бы еще, но полусырое тесто тяжело легло в желудке, и ее снова замутило. Легче стало только после двух яблок, которые она запила водой; и снова отправилась в обход залы. Нет, конечно, это не комната замка – просто какая-то пещера, вырубленная в скале; может быть, катакомбы. Говорят, под Парижем есть какие-то катакомбы, заброшенные древние каменоломни, которые выходят на поверхность в самых неожиданных местах, чуть ли не на Монмартре, да еще в старом монастыре кармелиток, где некогда Луиза де Лавальер искала убежище от страсти Людовика XIV. Не к выходу ли ведут вот эти вырубленные в камне ступеньки? А если к выходу, то куда именно?

Она поднялась по ним – лестница была невысока; толкнула тяжелую дверь. Та бесшумно приотворилась – верно, петли были хорошо смазаны, и Мария очутилась в темном коридоре.

Здесь она постояла, унимая новый приступ слабости и тошноты. Тем временем глаза привыкли к темноте, и Мария отчетливо, как днем, различила грубо обтесанные стены, а вдали еще одну дверь, из-за которой доносился неясный гул голосов.

Мария добрела и до этой двери, но открыть ее не удалось, как она ни старалась. Попыталась найти какую-нибудь щелочку, но дверь словно бы сливалась со стеной – тяжелая, окованная полосками железа. Придется вернуться, Мария с досадой стукнула кулаком по засову – что-то щелкнуло… и как раз напротив ее изумленных глаз откинулась узенькая планочка, открывая небольшое отверстие. Впрочем, отверстие это было заделано полоской даже не стекла, а толстой слюды, так что Марии пришлось сильно напрягать зрение, прежде чем удалось различить языки пламени, пляшущие вроде бы перед самым ее лицом.

* * *

Пожар! Там, за дверью, пожар! Единственный выход из катакомб перекрыт огнем!

Она в ужасе отпрянула, но тут же сообразила, что железо, которое оковывало дверь, совсем холодное. Как же, если такой пожар? И не чувствуется запаха дыма – наверное, дверь герметично входит в проем. Что-то здесь не так, и Мария, одолев страх, снова приникла к окошечку.

Да, огонь какой-то не такой… не сплошной стеной стоит, а поигрывает на поленьях… на поленьях в очаге! Ну конечно! Вот и рогатки, на которых жарится нанизанная на вертел поросячья тушка, Мария, получается, смотрит в очаг через тщательно замаскированное отверстие в его задней стенке? О, а это что такое? Вернее, кто такой?

Румяное от жара лицо под белым поварским колпаком заглянуло в очаг, толстая ручища поправила вертел, а потом, сжавшись во внушительных размеров кулак, украдкой погрозила… кому? Да кому же еще, как не той, что стояла за потайной дверью?

Мария испуганно отпрянула, и планка упала на свое место, закрывая окошко.

Вот те на! Через эту дверь, стало быть, можно попасть наружу, в какой-то трактир или кухню, Бог весть. Нет, судя по гулу голосов, там все же трактир. Когда очаг не горит, открывается дверь, люди входят, выходят… правильно, ведь Беатриса тогда сказала: «К вечеру, когда трактир закроется, обещали принести сыру».

Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: в катакомбах, в этом подвале, скрываются аристократы – прячутся от кровавой революционной секиры, которая чем дальше, тем проворнее рубит головы, не разбирая правого и виноватого. Верно, руководит здесь загадочный Ночной Дюк. Какую же участь уготовил он для этих людей? И долго ли им предстоит здесь оставаться? Или есть возможность бежать?

Так или иначе, но, сидя здесь, под дверью, ответа не высидишь. Голова опять кружится…

Мария еле дотащилась до своей жалкой постели, старательно закрыв за собою потайную дверь, и легла, свернувшись клубком, подтянув колени к подбородку. Перед глазами мельтешили разноцветные полосы, в висках стучало. Еле-еле удалось согреться, и только тогда она смогла уснуть. Но и во сне не угасли в ее глазах цветные огоньки, мелькали, сворачивались в спирали, кружились множеством каруселей… Потом огоньки вдруг обратились в стаи золотых рыбок, пронзающих серые волжские волны и, словно искры, оставляющих за собой золотистый след. Рыбки взлетали в воздух и снова падали в воду, кружились вокруг Марии, она пыталась поймать их голыми руками, но они были слишком юркие, увертливые, и она впустую хлопала по воде ладонями, вздымая тучи брызг и слабея от смеха…

– Проснитесь, господа! – раздался негромкий голос, чудилось, над самым ее ухом, и Мария всполошенно вскинулась.

Зала была освещена довольно ярко – четырьмя или пятью факелами, которые держали люди, одетые как типичные bonnets rouges [232]232
  Одно из прозвищ революционеров, которые носили красные фригийские колпаки, позднее получившие название «корманьолки».


[Закрыть]
, «красные колпаки», однако обитатели подвала смотрели на них без всякого страха, вполне доверчиво, и послушно отзывались, когда невысокий худощавый человек выкликал их фамилии, читая по спискам, которые он держал близко к свету факела, чтобы лучше видеть:

– Граф Лавуа? Прошу вас сюда. Графиня Лавуа? Сударыня… Виконт Лавуа? Здесь. Хорошо.

– Кто это? – шепнула Мария Беатрисе д'Монжуа, которая сидела рядом. – Ночной Дюк?

– Нет! – ответила та почти с негодованием. – Это простолюдин какой-то, а Ночной Дюк – истинный аристократ даже по виду: высокий, очень стройный, худощавый, седой. У него орлиный нос и вполне благородное лицо. Едва ли более величавой внешностью мог обладать какой-нибудь храбрый рыцарь, сподвижник Генриха IV!

Но тут прозвучало имя маркизы д'Монжуа, и Беатриса, сжав на прощание руку Марии, побежала к кучке людей, которая все увеличивалась.

– Маркиз де Вильон! Барон Сирези! Баронесса Сирези! Граф Сент-Эньен! Граф Луи-Блан! – вызывал незнакомец.

Скоро все обитатели подвала, кроме Марии, собрались вокруг незнакомца, и он отложил список:

– Господа, прошу вас вполне доверять мне. С сегодняшнего дня я – Ночной Дюк.

Ему ответом был общий недоуменный возглас, глашатай поднял руку:

– Не тревожьтесь. Этот благородный человек, которому обязаны своим спасением десятки и сотни людей, жив. Только ранен. Но уже почти здоров! Однако республиканцы напали на его след, он в опасности, поэтому правительство его страны приказало ему покинуть Францию.

– О, так он не француз? – разочарованно вздохнула Беатриса. – Ах, какая жалость, какая жалость! Настоящий шевалье!

– Настало время и вам покинуть пределы нашего несчастного отечества, господа, – продолжал новый Ночной Дюк. – В трактире каждому дадут чистую одежду и документы, со всякой группой пойдет проводник. Будем надеяться, что через два, ну, три дня все вы окажетесь в безопасности, однако умоляю и взываю к вашей чести: никто и никогда, ни при каких обстоятельствах, не должен открывать место вашего убежища и тайну вашего спасения. Судя по тому, как развиваются во Франции события, наши тайные убежища еще не раз сослужат свою службу. Итак, господа, прощайте. Даст Бог, еще свидимся в Париже, не обагренном кровью! Да здравствует король!

– Да здравствует король! – дружно ответили все и послушно потянулись к выходу.

Задержалась только Беатриса. Она бросилась к Ночному Дюку и воскликнула:

– Сударь, вы забыли одну из нас! В вашем списке нет баронессы Корф. Неужели вы оставите ее здесь одну?

Ночной Дюк почтительно склонился к руке Беатрисы:

– Я восхищен вами, маркиза. Немногие способны в смертельной опасности думать не только о себе, но и о других. Но вы не тревожьтесь. О баронессе позаботятся. Я не забыл о ней… – Он подвел Беатрису к ступенькам, помог взойти по ним и только тогда обернулся к Марии: – Разве я мог о ней забыть? А ты? Ты меня помнишь? И Мария наконец-то узнала того, чей голос уже давно пробудил в ней неясную тревогу и смутную, радостную надежду. Ну конечно! Если появился Жако, то разве мог Вайян не оказаться поблизости?!

* * *

Вайян шел к ней, улыбаясь и протягивая руки, а Мария стояла недвижима, глядя на него, в голове у нее, по странной прихоти памяти, вдруг возникли заросли розовых кустов, поплыл удушливый сладкий запах; остатки жалкой лепешки и яблок неудержимо ринулись к горлу, так что ей лишь невероятным усилием воли удалось подавить тошноту и броситься в объятия Вайяна с той же радостью, с какой он обнял ее. Она безотчетно произносила слова изумления, слова дружбы, о чем-то спрашивала, не улавливая ни единого слова из того, что он отвечал, а в голове шел стремительный подсчет: три недели без памяти, значит, почти месяц с того дня, как она вернулась в Париж. Да еще две недели в пути – почти неделя до Мон-Нуар, потом обратно. Ее месячные дни должны были прийти самое малое две недели назад. Небывалая задержка! Нет, отчего же? Бывалая! Бывалая всего лишь дважды в жизни. И такая же изнурительная тошнота и слабость… ах, нет, голод и усталость здесь ни при чем! Не может быть… Мамаша Дезорде уверяла, что ничего не может быть. А доктор потом сказал, что если только каким-то чудом… И вот свершилось! Чудо свершилось! Кто бы ни был с нею в ту ночь в сторожке – случайный прохожий, оживший призрак, ангел небесный, да вообще неведемое je ne sais quot [233]233
  Нечто ( фр.).


[Закрыть]
, – ему удалось сотворить чудо. Нет, это был, конечно, посланник Божий – недаром в голосе его слишался ей голос любимого, единственного.

Будет ребенок. Она обхватила себя руками, словно хрупкий фарфоровый сосуд, наполненный благовонным, священным мирром [234]234
  Благовонное масло, освященное церковью в Великий четверг для свершения таинства миропомазания и приобщения к благодати.


[Закрыть]
. Чудилось, что эта ужасная бурая жизнь – вдруг утихла, улеглась, по волшебному мановению обратившись в сладкозвучное, легкое веяние утреннего ветерка, что летит над Волгой, чуть касаясь ознобной, сизой волны, чуть колышет зеленый разлив лугов, чуть треплет золотые ленты в косах осенних берез…

Будет, будет ребенок! Да если и оставались хоть какие-то сомнения, стоит лишь вспомнить нынешний сон, чтобы все они развеялись в одночасье. Разве может быть более верная примета беременности, чем во сне живую рыбу руками ловить?!

– Мария! – Вайян тряс ее за плечи. – Мария! Что с тобой? Пойдем скорее. Тебе нужен свежий воздух!

Он почти вынес ее через полутемный коридорчик в трактирную залу, где уже никого из беженцев не было, только вытирал посуду знакомый Марии толстяк в белом колпаке – тот самый, кто так выразительно грозил ей кулаком, поворачивая на вертеле румяного, поджаристого поросенка.

– Дай-ка нам чего-нибудь поесть, Шарло, – скомандовал Вайян, и трактирщик расторопно поставил перед Марией миску с овощной похлебкой, к которой она тут же припала и не оторвалась, пока не съела все до последней капли.

– Ну, слава Иисусу, – серьезно сказал Вайян, глядя в ее порозовевшее лицо. – А я уж решил, что ты умираешь.

– Это от счастья, друг мой, – блаженно улыбнулась Мария – и едва не расхохоталась, когда Вайян смущенно отвел глаза, приняв ее слова на свой счет. – Ну да, я счастлива видеть тебя! Только вот что скажу: я помню тебя смелым, хитрым, опасным – всяким. Но ведь эту революцию и сделали такие, как ты! Третье сословие! Что же приключилось? Почему ты спасаешь таких, как я? Как Беатриса д'Монжуа?

Глаза Вайяна приняли мечтательное выражение.

– О, Беатриса… Какая женщина, да? Вот характер! Вот сила духа? А глаза… в ней больше, чем красота! Если вся эта заваруха когда-нибудь кончится, непременно разыщу ее – и попрошу ее руки. Вот как ты думаешь: пойдет маркиза д'Монжуа за графа Сент-Юзефа?

Мария осторожно отодвинулась от Вайяна. Похоже, ее старый приятель спятил…

– Да я в своем уме, поверь! – захохотал Вайян. – Но меня теперь зовут граф Этьен Вайян де Сент-Юзеф. Я купил этот титул, и замок, и земли – поверь, все чин-чинарем!

– Ку-пи-ил? – протянула Мария. – На что, Бога ради? На деньги, которые тебе заплатила Евдокия Головкина?

И они оба зашлись хохотом, да таким, что трактирщик Шарло с опаской поглядел на них, решив, что теперь уж оба наверняка спятили.

– Нет, – наконец отдышавшись, махнул рукой Вайян. – После того маскарада я от нее чуть жив ушел. Матушка моя к тому времени преставилась, так что никакая сила меня возле этой дамы удержать не могла. А деньги… ты что, забыла про «Mont de Piété».

– Деньги Мердесака? – ахнула Мария. – Ты взял их?!

– Все до единого су! – гордо кивнул Вайян. – Он был мне должен, как ты помнишь. Я забрал свою долю с процентами за все свои страдания – и за все, на что он хотел обречь тебя. Все равно у Мердесака не было наследников; так зачем добру пропадать? Так что я теперь богатый и знатный человек, и мне есть что терять, если эти бешеные добьются своего во Франции. А не хотелось бы! Вот я и помогаю по мере сил бежать тем, на кого указует кровавый революционный перст. Честно говоря, революция разразилась ужасно не вовремя. Я как раз подумывал жениться. Эх, будь ты свободна, я бы к тебе посватался. А так придется довольствоваться маркизой д'Монжуа!

Мария смотрела на него с нежностью. Вайян! Сухой и упругий, как виноградная лоза; веселый и способный развеселить любого, как виноградное вино! Он, верно, не знает, что барон Корф уже больше года как погиб, да и зачем ему знать? Не нужен ей Вайян! Никто-никто не нужен ей, кроме той золотой рыбки, что вспыхнула в самой сердцевине ее существа!

– Вайян, помоги мне уехать, – тихо попросила Мария. – Я хочу вернуться домой. Мне нужно в Марсель.

– Да, – кивнул он. – Там будет ждать корабль, я знаю. Мне сказал Ночной Дюк.

– Тот, первый? – поняла Мария. – Кто он? Я обязана ему жизнью. Он послал Жако спасти меня.

– А это было нелегко сделать! – усмехнулся Вайян. – В смысле, убедить Жако. Он никак не мог забыть maudit charme и тот маскарад. Пришлось ему пригрозить, что, если с твоей головы упадет хоть один волос, я выгоню его с должности управляющего.

– Жако – твой управляющий? – не веря своим ушам, вскричала Мария, и Вайян обреченно кивнул:

– Ну не мог же я бросить старого товарища без всяких средств к существованию. Кстати, от него немало пользы. Мои батраки так его боятся, что виноградники в Сент-Юзеф приносят теперь вдвое больший урожай, чем прежде. Жако – очень верный человек. И только ему я без опаски могу доверить тебя. Он тебя довезет до Марселя в целости и сохранности!

– А что дальше?

– Русскому кораблю находиться в марсельской гавани сейчас небезопасно. Он будет ждать на рейде, посылая каждую ночь шлюпку к утесу Сент-Юзеф – на нем стоит мой замок. Эдакое воронье гнездо… Там, знаешь ли, даже фамильные привидения есть. Сказать по правде, я так увлекся сельским хозяйством, что руки до замка у меня просто не дошли. Но ты там долго не пробудешь, уверяю тебя. Там тебя ждут. Встретишь и своих старых знакомых… – тараторил Вайян, окутывая плечи Марии теплым плащом, провожая ее на улицу и усаживая в крестьянскую повозку, груженную пустыми бочонками.

Мария примостилась на козлах рядом с Жако, который улыбнулся так широко и добродушно, как если бы всю жизнь был ее лучшим другом.

– Прощай! Будь счастлива! – прошептал Вайян, еще раз крепко целуя Марию – и колеса загрохотали по мостовой. Только тут Мария сообразила, что Вайян так и не сказал ей, кто же такой Ночной Дюк.

* * *

Мария знала, что путешествие будет нелегким и раже опасным, однако чувствовала себя с Жако как за каменной стеной, если только существует стена, которая покупает сыр, ворует в садах яблоки и виноград (только это и могла есть Мария – от всего остального ее жестоко рвало), спит у дверей ее комнаты или на полу возле постели, одним угрюмым взглядом исподлобья разгоняя подозрительных людишек, непременно желающих вызнать, для чего и куда такая странная пара без устали пробирается по дорогам Франции – то в повозке, то верхом, то пешком. Жако действительно был надежен, как стена, и так же молчалив, так что Марии, хоть она и сама не страдала болтливостью, порою чудилось, что Жако либо дал обет молчания, либо просто опасается проговориться. Марии показалось даже, будто она ослышалась, когда в один прекрасный день – они шли над морем по склону горы, по которой расползались желтеющие виноградники, – Жако вдруг слегка сжал ее руку (но и этого было достаточно, чтобы Мария сморщилась от боли!) и сказал, указывая куда-то вдаль:

– Шато Сент-Юзеф!

Смеркалось. Вечер был тих и прохладен. Скупое солнце лениво поигрывало в зеленых морских волнах.

И Марии почудилось, будто время повернулось вспять, ибо замок на скале был точной копией того рыцарского замка, в котором много лет назад ее держали Вайян и Жако. И каменистая дорога вилась узкой лентой – Марии даже померещилось, что вот-вот из ворот, через ветхий от годов подвесной мостик прогрохочет колесами громоздкий дормез, запряженный четверкой отощавших лошадей, которыми правит ошалевшая от собственной смелости русоволосая девчонка с разными глазами… Она еще улыбалась призраку собственной юности, когда из ворот, прихрамывая, вышел человек, при виде которого Мария мельком, с испугом оглянулась на Жако, как если бы ожидала увидеть не молчаливого великана, а грозного Харона, который каким-то чудом пешком провел ее через Стикс в самое царство мертвых, ибо перед нею стоял не кто иной, как Данила.

Пожалуй, Мария за последнее время то ли просто устала, то ли устала удивляться, потому что ей показалось, будто она заранее знала, что увидит здесь именно Данилу. Ну конечно, подсказка была в лукавой улыбке Вайяна, в его словах: «Там тебя ждут. Ты встретишь там своих старых знакомых!» И она с восторгом кинулась на шею Даниле, расцеловала его и спросила:

– Как же ты спасся? И почему я не видела тебя в катакомбах?

– Да меня там и не было, – усмехнулся бывший куафер, бывший кучер Данила. – Когда Жако потащил вас к реке, я очухался, хотел за вами бежать, да меня кто-то схватил, втащил в повозку – и ну погонять! Это был Вайян – он мне сказал, что сам-то старинный приятель ваш, а о вас, мол, более беспокоиться нечего, вы все равно что уже спасены. Я бы к вам в тот же день прибился, да беда – Ночной Дюк был ранен, за ним ухаживать нужно было, меня Вайян с ним сюда отправил, а вас пообещал к нам сюда прислать при первой возможности. Я уж лоб себе отбил, поклоны земные отвешиваючи, – почти сердито потер лысину Данила.

– Господи, говорю, да когда же ты смилуешься над ней, над страдалицей?! Нельзя же так, говорю, Господи?

– Он и смиловался, – улыбнулась Мария, смахивая слезы счастья. – Вот вижу тебя… Вот скоро придет корабль, домой поплывем. Смиловался Господь, а?

– Только вот что, барышня, – решительно сказал Данила. – Ночной Дюк – он…

– Он здесь? – перебила Мария, и почему-то решительность спала с Данилы, как верхний лист с капустного кочана.

– Здесь-то здесь… – прошептал он, переглядываясь с Жако. – А что, разве Вайян вам ничего не сказал?

– Сказал, что я встречу тебя, а еще кто должен быть?! – с некоторым раздражением воскликнула Мария, которой до смерти надоели все недомолвки, и это внезапно наступившее молчание, и многозначительные переглядывания Данилы и Жако, вроде они решали про себя: достойна ли госпожа их узнать какую-то высшую тайну или недостойна.

Данила робко взял ее за руку:

– Вы только не гневайтесь, барышня. Хитрец этот Вайян! Так я и знал, что он все мне на плечи свалит!

– Да что – все?! – воскликнула Мария уже вне себя от ярости, и Данила, как бы поняв, что солому жевать далее небезопасно, зачастил, сбиваясь и проглатывая слова:

– Я об том, барышня, что Ночной Дюк – он не простой человек. Ранен был бессчетно, жизни людские спасая, а еще прежде считался и вовсе погибшим.

Данила взглянул на Жако, и тот энергичным одобрением закивал своей огромной головой.

– Ну вот… – Данила набрал побольше воздуху. – Стало быть, все думали, что он погиб. Его бросили в Сену, а он был не убитый, а только раненый, и добрые люди, рыбаки, его выловили, а был он в беспамятстве, и долго не мог в себя прийти, и память потерял, а потом решил жене своей не открываться, потому что думал, будто она…

– Погоди! – с досадой перебила Мария. – Не части так. Что ты врешь? Решил жене своей не открываться? Как он мог решить, если память потерял?

Данила смотрел на нее, вытаращив глаза.

– Экая ж вы, барышня! – вдруг выкрикнул он с обидою. – Сами, что ли, не понимаете? Ну, утратил память, а потом она воротилась. И тогда уж он решил жене своей… А, нет! – вдруг выставил ладонь Данила. – А вот не скажу я вам больше ничегошеньки, коли вы на меня как на дурака какого-то смотрите! Ни словечка не скажу! Пусть все само собою…

Он не договорил – вверху, на башне замка, ударил выстрел, и все трое в тревоге задрали головы. Мария увидела высокую фигуру, которая появилась на вершине башни и замахала руками, указывая на море, куда тотчас воззрились и все они.

– Корабль! – прошептал Данила. – Лопни мои глаза – корабль!

Жако тер слезящиеся глаза, но напрасно; его широкая физиономия имела обескураженное выражение: он ничего не видел.

Мария напряглась так, что у нее лоб заломило, но наконец досмотрелась: неясная точка, маячившая на горизонте, приобрела очертания крошечного кораблика.

Она молитвенно прижала руки к сердцу. «Сокол» прилетел! «Сокол» из России! Неужто к исходу пришли ее беды?

– Эй? – послышался вдруг голос Жако. – Глядите-ка!

Данила обернулся, ахнул и ринулся с дороги в заросли, таща за собой Марию. Они едва успели затаиться, как из-за поворота показалась вооруженная толпа.

* * *

– Услышали выстрел. Беда. Теперь пойдут в замок. Нельзя, нельзя! Нам ведь лодке надобно сигнал подать! – бормотал Данила.

– Чего причитаешь? Бежим скорей в замок! – ткнул его в бок Жако. – Ночной Дюк знает, что делать надо!

– Бежим! – воскликнула и Мария, да осеклась: толпа уже выходила к воротам замка.

– Сюда! Здесь короче! – шепотом позвал Данила, и все трое, обдирая руки и ноги о камни и заросли колючего татарника, принялись взбираться по камням к малой пещерке, вырубленной в скале. К изумлению Марии, это оказалась часовенка: грубый каменный алтарь, несколько сальных свечей, даже чаша для святой воды, в которой Жако торопливо смочил пальцы и заставил Данилу и Марию сделать то же самое:


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю

  • wait_for_cache