Текст книги "Темные берега (СИ)"

Автор книги: Елена Антипова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

– Здравия тебе, старшина. – Поклонилась девушка и поспешно подняла оброненную посудину. Плести по-здешнему хитрые косы она не выучилась, да и волосы в сравнении с тутошними красавицами были позорно коротки, от того девушка спешно повязала на голову тяжелую от вышивки и бисера накидку. – С чем пожаловал? Добрых ли вестей в городе слышно?

– И тебе доброго света. – Усаживаясь на застеленную пестротканым половиком скамью, ответил старшина – Назавтра жреца к суду поведут, а месяц изойдёт – сход соберу, и так долго город без управы...

– Прислужников я отпустила. К ветрогону усадьбу освобожу... – по закону пышный дом старосте не столько для житья дан, сколько для приемов всемастных просителей да визитёров и должен теперь перейти в пользование новому управителю.

– Я Гверену зарок дал насчет тебя услужить, коль ему самому не станется. Словно знал, какова его судьба выйдет... – не привыкший к зряшному пустословию, заговорил Мархал, острый взгляд серо-голубых глаз из-под его широких бровей ни чего доброго, казалось Маруле, не сулил.

– Не беспокойся, старшина, я на постоялый двор сойду, а после открытия ворот и из города уйду. – Заверила она.

– Что ж тебе пойти больше не куда? – недоверчиво прищурился тот. – На послугу Вышнему не шла, знать и милому к дому не пришлась? Так ведь со двора постоялого разве что в кабачные разносчицы дорога, кто ж тебя без родителей оттуда в дом примет?

– От чего ж не пришлась? – оскорбилась девушка – Я и не набивалась!

– Ты хоть Гверену и не дочь, да все ж принял он тебя к дому, да и я тебе беды не хочу. По тому и помощь предлагаю, да не за тем, чтоб ты отмахнулась да по закату крадом к воротам подалась, а так чтоб подумала. Девка ты красивая и хозяйство держишь, а коль ведовать да пороги помоями обливать бросишь так и женой доброй станешь. Дом я тебе не скверный приглядел, да и жениха не поганого. Не богат, не знатен, зато сирота – воля твоя в хозяйстве будет.

– Спасибо тебе за заботу, только нет мне в ней доброго... – Марула пожалела, что извела чернополынное зелье, самое время сейчас заплестнуть им в гостя, а вдруг да исчезнет он, да на порог не воротится.

– Не добро, а все одно без моего слова из города тебе дороги нет, а отказом твоим перед душой покойного ответствовать я воли не имею. Свадьбу по ветрогону сыграем, а там дело твоё – муж дозволит, так лёгкой дороги...

Калёный глиняный горшок всё же разлетелся острыми черепками, оставив на неокрашенных досках двери полукруглую вмятину.

Стоило ли миновать чужие земли, чтобы заново воротиться к тому, от чего родной порог не милым сделался?!

Содрав с головы нарядную накидку, сыпнувшую оторванным бисером, Марула швырнула её на пол, не заботясь о том, что светлое полотно мгновенно пропиталось разляпанным по половицам отваром.

– Чтоб тебе до веку со Мглой не расстаться! – хоть и негоже было девушке её рода проклятия рассыпать, да только иного на ум не шло. Хоть и предрекали ей женщины таковой исход, но, по совести сказать, Марула не верила их речам.

И коль уж вспомнилось о родстве, разве ровня ей дозорный неведомо какого племени? Ведь и светлинский правитель-то по крови в равные не годился.

Да полыхать дозорному ярким пламенем, не станет она ждать ветрогона, стена вокруг не стоит, город и лесом обойти не труд!

Вот только в Сарзас без Танагара дороги нет... и послание неведомого доброжелателя, тронувшее её в дорогу, кануло в лапах животорговцев. И самой бы ей кануть, кабы не проводников талисман. Языка головорезов Марула не понимала, но увидав на её шее шнурок с костяной бусиной, те разом потеряли к ней интерес, правда не на столько, чтобы отпустить восвояси. Но и то в той поре радостью было.

И только сейчас, девушка спохватилась, рванув, тугой от плотной вышивки, ворот рубашки – шнурка на шее не было! Бусина, спасшая ей жизнь, по сию пору, позабытая в суматохе, болталась в какой-то полотняной торбочке с сушеными травами, что увезла поутру знахарка на своей хромой лошади...

***

Предрассветная прохлада разогнала по закоулкам пировавший всю ночь гнус. Трава, подморенная было неожиданными холодами, едва повеяло теплом, живо тронулась в рост, зазеленела густыми оттенками. И если в светлинских лугах каждому цветку и былинке свой срок цвет выказывать, то в этой дивной земле, словно милостью того же Вышнего божества, все они цвели почти одновременно. Многоцветным покрывалом, застилая поляны, берега и даже улицы, коие, как в той же Светлой, мостить камнем себя ни кто не трудил.

Погорелая проплешина у ворот почти затянулась, проклюнувшимися из разбросанных знахаркой семян, круглолистными, похожими на ряску цветочками.

Хоть и поговаривали некоторые гораздые после драки кулаками махать, а опосля сказа языки чесать: что дескать не должной милостью Вышнего почтили, с того и староста канул. И покудова радость праздновать не след, а поостеречься бы новой немилости. Да только, как видно, за зря языки изнашивали. В город своим чередом вернулся покой. Отплакали по павшим, откляли извечного врага, и пуще былого его возненавидели, да крепче старого уговорились ладить охрану да оборону.

Ветрогон справил свой зачин в пару с молодым месяцем, на радостях позабывшим уйти за островерхую гриву Бык-горы и теперь узкогнутым коромыслом, плавающим чутким до ветра отражением в успокоено застекленевшей с рассветом воде. Привычно, дожидаясь восхода, Велдар смотрел теперь, как бледнеющие рога новой луны затягивает прохладной голубоватой белизной утренних слоисто-невесомых облаков.

Дозоры, ходившие время от времени на разведку по сарзасским лесам, наёмников, хоть и бесспорно признавали их мастерство в тайном догляде, в свои ряды не звали, как видно по сию пору остерегались измены, однако, без полслова вперекор взяли с собой Лана. Который, воротившись перед рассветом, словно бы согнал с себя граничащую с дурным мороком задумчивость, всерьёз настораживающую не только ученика, но и наблюдательную Тайер. Следопыт, вопреки себе не схватился за покрытую рябью коричневых царапин и чешуёй сколов трубку и не заговорил с уходившим в смену утреннего караула Таласом. И Вел, хорошо зная своего наставника, понял, что скоро, если не назавтра им предстоит покинуть город, продолжить наверняка бесполезное уже, но оплаченное, а значит заслуживающее завершения, дело.

След наследницы Нардала канул, безвестно затерявшись среди каменных троп и лесов Сарзаса, но парень уже понял – наставник никогда не посмеет вернуться обратно, не отыскав хоть какой-то ответ для нанимателя; даже если ему самому предстоит кануть по дороге, Лан не повернет назад.

Ветрогон в светлинских землях бушевал метелями, и Велдару до сих пор трудно верилось в иной порядок годовых времен. Наверное, именно от этого он не сразу вспомнил, что сегодняшним днем, временем зачина последнего зимнего месяца, ему сравнялось восемнадцать. А вспомнив, не обрадовался, хоть, помнится, ждал этого часа, словно с него жизнь станет понятнее и яснее. С той поры изменилось не так уж много, он сам, во всяком случае, остался прежним, разве что безжалостное местное солнце подчистую выжгло ненавистную рыжину из волос, да кривые повороты дороги прибавили шрамов, но ступив за ворота Светлой, Вел словно перестал ждать чудес, и начал понимать, что не всем годами приходят умения и сила, а лишь тем, кто их не дожидаясь дорогу выбирает и с нее на первой кочке не сворачивает. Да только понимать-то куда как легче чем в нужный край повернуть.

***

С той недавней поры, как наёмники возвратились в Горячие озёра, братанства здесь они ни с кем не завели, да и врагов, что многим лучше, как казалось Велу, к прошлым не прибавили. От того махнуть им на прощание да пожелать доброй дороги мало кто спешил. Да и не хорошее это было знамение – след свой чужим глазам казать.

Сыроватый туман мелкой взвесью болтался по закоулкам городских улиц, занавешивая их от чахлых отсветов обморочного рассвета, загнанно дрожащих на границе ночи. Велдар зябко поёжился, вспоминая бессчётные, сырые от росы и дождей восходы, ожидавшие впереди. Однако, вопреки всему, он всё же рад был, наконец, покинуть Горячие Озёра.

Весть о том, что пора пришла за дело браться, да в дорогу трогаться, наёмники давно дожидали. И вчерашним днём, едва выслушав проводника, выверившего угожие дороги, Афгар привычно уже, цепным псом скалясь, заспорил об их надёжности, да расчётливости проводника. Слушая его, страж подбросил пальцами завертевшуюся на лету полушку, предлагая светлинке спор. А Вел с усмешкой глядел на попутчиков, стряхнувших с себя непривычные, чужие до души личины добрых горожан. Словно бы едва вошли они в ворота, да тут же и в обрат поворотили, не часовали в дозоре, не строили, наравне с горожанами, погоревшую верхницу, не объезжали молодых, для торгов рощеных, лошадей на замену сгинувшим в бою с фарнатовской сворой.

Да он и сам-то не лучше иного стался – едва дорога поблазнилась и крову не рад сделался и мир не в пользу...

Нет, не к делу путь с таких мыслей зачинать.

Вел поднял голову, разглядывая выбеленные солнцем, богато-резные деревянные карнизы прилежащих к торговой площади домов. Дома эти были самыми добротными, щедро разукрашенными, извечно служа цели выказать состоятельность горожан.

Тайер не спеша шагала рядом, изредка усмехаясь нескончаемому трёпу Таласа, подзуживавшего упорно молчавшего охотника. Вел перевел взгляд на них, привычно гадая как близок распадский к тому, чтоб наградить разошедшегося попутчика заслуженной зуботычиной. Но Афгар, казалось, и не слышал языкастого северянина, думая о чем-то своем.

И вновь что-то неприятное всколыхнулось на душе, царапаясь заледеневшим краем, захолаживая сердце... Всколыхнулось и примолкло, спугнутое насмешливым голосом стража, окликнувшего дремавшего на вышке Хайду.

Покуда молодой, как видно недавно совсем вступивший в привратный караул, дозорный возился с широким, заново строганым, от того накрепко сидящем в ещё не разбитых проушинах запором маленьких не въездных ворот, Хайда пожал руки бывшим отрядным братьям и неожиданно поймал за локоть, кивнувшую ему на прощание Тайер.

– Останься. – Не громко попросил дозорный, отгораживая светлинку от ворот и остановившегося в недоумении Велдара. – Хозяйкой моему дому будешь...

Вел против воли вздрогнул, неизвестно зачем шагнув назад.

"А вдруг останется?" – непонятной детской обидой царапнуло сердце.

Отдаленный топот заставил его настороженно вглядеться в сумеречную муть узких горячеозёрских улиц. Увидать у ворот сейчас он ожидал бы кого угодно, но ни как не дозорного старшину. И уж вряд ли тот в такой ранний час гнал в запал свою серую кобылу лишь для того, чтобы легкой дороги им пожелать.

– Хайда! Погодь гостей провожать! – останавливая недовольно заплясавшую от резкого окрика лошадь, приказал Мархал.

Вел судорожно выдохнул, чувствуя приближение очередного худого заворота так отчетливо, словно кто многоумный сейчас, стоя за спиной ему об том наговаривал, убеждая покуда не поздно до ворот податься. Велдар поспешно обернулся, оглядев преувеличенно спокойные лица наёмников, без сомнения так же не ожидавших от Мархала ни чего путного.

– Не заради ж доброго прощания ты, старшина, коня-то гнал? – обыкновением позабывши поздороваться, сказал Лан, едва заметно усмехаясь. – Случилось что?

– Не у ворот же о том говорить станем. – Старшина, ещё заметно осторожничая, спешился, махнув рукой дозорному, тут же опустившему на крюки бастриг воротины. – Не вороти нос-то, навек не задержу, не больно дело-то для вашего брата хитрое.

***

Догонять да возвращать светлинских Мархалу не хотелось, да так, словно кто промеж рёбер ножом тыкал. Только без них девку сейчас не сыскать, не до того дозору. А предводитель пуще себя за город радеть должон, а не бабу дурную по чащобникам пасти. Староста новый, хоть человек и достойный да у горожан в чести, только покуда справной управе не выучился, а значит, старшине из города нет воли податься.

Он себя не раз уж в брани извалял за то, что не догадался Марулу под замок посадить, видал же что у девки норову поболе, чем опаски, да все думал – обойдется. Кой поганый знает, откуда её бесы приволокли, да что за угубина за ней? По прошлому старшина Гверена о падчерице не шибко пытал, (а тот, если и знал чего, тоже не больно на народ выставлял) теперь же уж не расспросишь, Мархал уж не раз пожалел, что перед тем как на обещание заручился, не выспросил, кого опекать доводится.

***

Сарзасский лес встретил путников весенней хлябью да пробирающими до костей ветрами, от которых ни мало не хоронили голые ещё ветви молодых тонкоствольных деревьев. Кем бы не была горячеозёрская беглянка, хитро надурившая привыкшего к послушанию горожанок Мархала, да невесть как пробравшаяся мимо неусыпно чиковавшего на вышке привратного дозора, только следы оставляла вполне заметные, даже для него, не говоря уже про охотника, притравленной гончей рвавшегося за ней, словно бы была та не Хайде, как проболтался старшина, а ему в пару наречена.

Непреклонность, не хвалебно ославившая наставника в Светлой, и здесь не дала слабину, сговорив, поднявшихся в противу проводнику, наёмников просьбу дозорного старшины уважить. Лишь Тайер холодно-насмешливо щурившая глаза, осталась непреклонна, отказавшись не только пойти за Ланом, да и попросту слушать его, от души шваркнув успевшей уже рассохнуться да заскрипеть петлями, дверью. Видать крепко разобидела её воля покойного старосты. К слову она лишь из всех наёмников на базарную площадь ходила, поглядеть, достойно ли примет жрец предписанное судом наказание в полсотни плетей.

Велдар, вздрагивая от сырого холода, пришедшего на пару с хмурым, словно обещавшим долгий дождь, вечером, по негласной обязанности своей разводил огонь, жалея, что по дороге не догадался прихватить пару хвойных веток, загоравшихся с первой искры. Костёр вспыхивал синими язычками, не тух, но толком не разгорался.

Отходчивый Талас, недавним временем скалившийся на проводника не хуже блудной собаки, сейчас словно не было того отродясь, вел привычный мирный разговор. Вел фыркнул, про себя поражаясь, в который раз, самообладанию попутчика, прочно хомутавшему его природную горячность и недостойную северного стража вспыльчивость.

– Мха нарви. – Бесшумный шаг Афгара в бессчётный раз подвел парня под испуг и, чересчур поспешно обернувшись, он досадливо нахмурился.

– Да он сырой, небось. – Мысленно пеняя себе за недогадливость, отмахнулся Велдар – Дождь будет...

– Нет. – Вопреки ожиданиям, охотно отозвался наёмник – Ты на небо не гляди, здесь тебе не север, да и более поганой весны, чем в Сарзасе, нет даже там.

Велдар усмехнулся, всё-таки задрав голову, однако не за тем, чтоб усмотреть в затянутом серыми громоздкими тучами небе признаки приближающейся непогоды, которых он, к слову, не понимал, ровно, как и знаков погоды доброй, а проверить, не обнаружится ли там часом полной луны. Потому как разговорчивость охотника, по мнению Тайер, была явлением столь же редким, но, судя по абсолютному отсутствию луны в принципе, от полнолуния независимым.

Краем глаза, наблюдая, как его попутчик легко управляясь с тяжёлым, совершенно к этому делу не предназначенным, ножом строгает щепу с относительно сухой ветки, Вел подсунул под тлеющие ветки ободранный с ближайшего дерева сизый, противный глазу мох, сразу же вспыхнувший, словно его перед тем неделю сушили.

***

Почему-то ей до сей поры казалось, что нет правды иной, нежели Ланова. Теперь же, и без того не малой задержкой в пути обрекая неизвестную наследницу Нардала на беду, он сам нароком дорогу задерживает, словно наверняка хочет доставить магистрессе Легиона худые вести, да помощь своему давешнему хозяину оказать.

Хоть как крути Тайер, не могла себе представить воспитанницу Рины умелой походницей, способной заворотить глаза четверым наёмникам, и Белый легион наверняка держал у себя свору следопытов, как видно тогда уже обломавших зубы на поиске беглянки, раз высокомерная магистресса до Лана снизошла. Кто бы ни помогал этой Адуити в дороге, но быть того не могло, чтобы до границы Сарзаса она невидимкой шла. На такое способен разве что Афгар, с прирожденным мастерством зверя умевший заметать даже явные следы, неведомыми отварами вытравливать пятна крови да забивать нюх собакам.

В пору Противостояния светлинка не раз встречала соплеменников охотника, и почти все они, за исключением разве что пленного шорника, служившего конюхом при их полу сотенном отряде, были по ту сторону светлинской дружины, будучи неодолимой преградой для разведчиков Рехату.

Высокий, назло не малому уже возрасту, крепкий, с выбивавшимися сквозь седину прядями некогда тёмных волос и чёрными, всезнающе-проницательными глазами, Баисар приходился за отца каждому из воинов их отряда, не столь годами, сколько характером.

Давным-давно, неведомо как, оказавшись пленником чужой земли, он так и не воротился в родной край, дожидая милости Хозяина Вечных лесов, которому поклонялись, а случалось, и несли жертвы, его соплеменники там, где провел половину жизни. Далекие, покрытые густыми лесами, холмы своей родины Баисар упоминал не часто, но так, словно по сию пору видел их перед глазами. Хотя в те дни земля Распадка уже лежала руинами.

Помимо догляда и лечения лошадей, старик чинил сбрую, латал сёдла, мастерил витые чужеземные плетки, в хлёст прошибавшие до кости. Тайер свезло столкнуться с ним, когда в бою пала её лошадь, впервой за всю службу она не услыхала брани за непотребное женщине ремесло, наоборот же, неведомо за какую заслугу, Баисар взялся наставлять светлинку читать следы, сторожить врага да старался обучить её сложному, в отличие от тёмноземельских наречий, языку Распадка. Старый конюх на её памяти меча не держал ни разу, но короткий охотничий лук в его руках оказывался надёжнее и смертоноснее боевого.

Он пал в бою вместе с доброй половиной их полусотни. Выступая, по сути, против своих, в защиту чужой земли.

Но ведь погибший Распадок не обязательно утянул во Мглу всех своих детей, может статься, что Светлая стала домом кому-то ещё помимо покойного шорника да Афгара... Но ведь могло получиться иначе, и тот умелый проводник был нароком послан из Сарзаса, чтоб вред учинить...

Тут же на ум ей воротилась и без того не дающая покоя костяная охранка, что не чьим-то ли умыслом в руки к ним с Велдаром попала... Вытащив бусину из дорожной сумки, с коей, покуда, не успела расстаться, Тайер вновь принялась изучать её, словно надеясь, что чёрно-зелёные завитушки сохранных знаков вдруг сложатся в имя её хозяина.

– Доброго рассвета! – Хайда возник на пороге знахаркиной избы, запоздало стукнув по косяку согнутым пальцем.

– И тебе здравствовать. – Не оглянувшись ответила наёмница, вести пустые разговоры с дозорным ей не хотелось, видеть его худую, скуластую физиономию охоты было и того меньше. С куда большим удовольствием Тайер бы слушала дурящие разум споры попутчиков да нескончаемые вопросы растяпы Велдара. И как бы не отводила светлинка недобрые мысли, все на том сходилось, что даром она в городе осталась. – Не воротилась беглянка ваша?

– Я было думал ты о ней больше знаешь, не с того ли искать не поспешила? – Хайда хозяйски шлёпнул на столешницу свою куртку.

– Погодь, я Наргу покличу, я-то от больной головы лишь одно средство припоминаю, да за него меня Мархал не помилует.

– Ты мне глаза-то не заводи, мстить старосте удумала? Девка где? – дозорный сноровился было уцепить Тайер за ворот, да наёмница швырнула в него его же собственную куртку и мгновение спустя оказалась по другую сторону широкого знахаркиного стола.

– Твоя наречённая, так, заместо угроз да наветов, надо было и таскаться за ней прихвостнем. – С усмешкой посоветовала она.

– Камень её у тебя откуда? – Хайда кивнул на охранку, что наёмница по-прежнему держала в руке, и тут же попробовал дотянуться и вырвать шнурок из её ладони.

– Вот значит как...

Тайер не помнила приемную дочку старосты иначе как в разукрашенном многоцветным бисером уборе, но одно могла сказать точно – голубоглазая, светлокожая девушка не могла быть дочерью Распадка. Так вот какого беса Афгар, едва ли не вернее Лана, искать её вызвался...

– Дорогу в обход ворот показывай. – Наёмница надела шнурок охранки на шею, спешно обойдя стол и недоумённо глядевшего на неё дозорного, подхватила свалившуюся на пол сумку, сдёрнула со стенного крюка плащ. – Что столбом стоишь?! Из Сарзаса она, забором огородились, а разума не прижили!

***

Всю недолгую дорогу от городских стен до едва заметной теперь, после схода снегов, границы теплой приозёрской земли Лан гадал, куда Мархалова беглянка могла поворотить от гостеприимных Горячих Озёр от роду даже пришлых под обиду не выдававших, а про своих-то и вовсе сомневаться не приходилось. И немалым удивлением ему стало, что след привел не в завальный густохвойный лес, что петлей огибала торговая гладкохожая дорога, а прямиком к переправе граничной реки. Той самой, коей они сами не столь давно в этот край пришли, спасаясь от цепных псов коршуновского отряда, должно быть и по сию пору неусыпно стерегущего берег в ожидании добычи.

Именно там, у, едва заметной из-за не убывшего еще половодного разлива, косы валунов они и выждали наперво растерявшуюся при виде засады девушку, что вмиг отмахнула эту растерянность. Словно дожидала погони, да встречу готовила и выхватила из-за голенища добротно шитого совсем не женского сапога тонкий нож, из тех, что обычно носят по нескольку пар в специально деланых наручах. Да только не в горячеозёрском дозоре, а в наёмничьих отрядах бараголовских земель.

Вот только вовсе не этот, годный лишь для руки умелого метателя, нож остановил наёмников, заставив заозираться по сторонам, выискивая подходящий схрон, покуда налетевшие с ветром дымные клочья, спиралью завертевшиеся на каменном языке берегового скоса, всунувшемся из-за прибывшей воды на добрый десяток шагов в муть реки, не поспели собраться в укутанную серым балахоном фигуру.

Укрывшись за корявым, двуохватным стволом полутрухлявой сушины, Вел раздосадовано наблюдал за вращающимся в подёрнутых серовато-прозрачной дымкой руках призрака, словно отгородившего горячеозёрку от их преследования, вспыхивающим оранжевыми искрами шаром. Все это не единожды и не столь давно было уже видено им, но полоумного, загоняющего душу куда-то во тьму, страха не было. Лишь досада да, невесть откуда взявшаяся, злость на расхрабрившуюся за спиной неведомого заступника девчонку, что осторожными прыжками двигалась по сырым горбам валунов к противоположному берегу. Призрак оставался недвижим, но сомневаться в том, что он почует любое неосторожное движение, даже в голову не приходило, слишком свежо было воспоминание о разлетавшихся в мелкую крошку скалах Проклятого перевала. Вел напряг зрение, пытаясь угадать, за камнями да оставшимися после схода воды выворотнями, убежища своих попутчиков. Но взгляд его неизбежно возвращался к девчонке, уходящей у них из-под носа, добраться до неё иначе как по воде сейчас невозможно. Велдар оглянулся, до реки было шагов пять, если повезет, он успеет нырнуть прежде, чем шар призрака достанет его...

***

Гнусное место, любой относительно меткий лучник и здесь выйдет удачей всякая засада. Афгар, раздраженно щурясь, выглянул в завешенный сухой травой просвет между переплетёнными ветвями выкорчеванного половодьем дерева, он видел шарахнувшегося из-за своего дерева Велдара, мысленно обругал его последними словами. Но когда парень, выждав некоторое время, рванул к воде, а дымная тварь, зорко стерегущая берег, размотав в воздухе серые клочья недоброго морока, споро оборотилась, держа наготове снаряд, наполненный липкой горячей дрянью, Афгар, с треском ломая кривые сучья выворотня и осыпая с берегового склона нанесенную водой гальку, бросился в противоположную сторону.

Оборачиваться и глядеть, не прошел ли даром его маневр, времени не было, призрак ударил совсем рядом, словно нароком промахнувшись, стремительными брызгами разлетелись камни, ударяя в спину, сбивая с ног. Что-то острое царапнуло шею, перед глазами колыхнулась красная муть, с трудом повернув голову, охотник смог разглядеть лишь мутную фигуру призрака, расползающуюся на серые клочья. А может это ему только показалось.

***

От ледяной воды вмиг перехватило дыхание, Велдару на какое-то мгновение стало страшно, но в следующий миг мысль о том, что эта вода наверняка остудит огненный шар призрака, заставила его злорадно усмехнуться. Он вынырнул почти на середине реки, у валуна, на котором испуганно глядя на, разлетавшиеся от столкновения с брошенным её нежданным заступником шаром, камни застыла Марула.

Велдар тоже застыл, гадая, в кого метила эта слепая тварь и попала ли.

– Возвращайся! – прошипел он, зло глянув на беглянку, не ожидая, впрочем, что та послушается. Нож, вновь появившийся в руке девушки, Вела не испугал, но он невольно отшатнулся, заметив тот час же повернувшуюся к воде серую фигуру. Мгновение спустя плотная муть, соткавшая дымный балахон призрака разошлась в стороны, от неведомого удара и почти спокойную речную гладь нарушил громкий плеск. Второй камень, удар которого пришелся точно в голову дымного духа, Велдар успел разглядеть. Он помнил, как нож Тайер со звоном отлетал прочь, едва коснувшись чуть прозрачного смога, окутывающего призрака, но камни, неведомо кем догадливым брошенные в него, оказались погибелью. Поднявшийся ветер взметнул разошедшийся дымом морок, унося его прочь, над водой поплыл удушливый запах гари.

– На берег. – Ледяной приказ стража заставил вздрогнуть обоих.

От призрака не осталось и следа, он словно растворился в воздухе, оставив девушку под прицелом таласовского лука...

До берега плыть оказалось дальше, чем Велдар помнил. Едва выбравшись из воды, он повалился на мокрые камни, безучастно глядя, как мимо, опустив голову, прошла Марула. Сейчас ему было абсолютно наплевать на горячеозёрку, тоскливым, полным непонятной, глухой обречённости, взглядом, проводившую свой вычурный нож, отобранный Таласом вместе с увесистой котомкой, едва девица шагнула на берег, да тут же, едва заметным невнимательному глазу, заученным движением, заброшенный им на середину реки, исчезнув в её мутной желтизне, на прощанье сверкнув узорной диковинной рыбкой. На Тайер, что, неведомо как, оказавшись здесь, торопливо спускалась по, чуть видной среди жестких, колючих лап молодых хвойников, почти сплошь покрывавших каменистые склоны прибрежных холмов. И на Афгара, бредущего к переправе тяжело опираясь на проводника.

– Мгла тебя раздери, да клочками вытряси! – Тайер крепко ухватила его за ворот, почти силком поднимая на ноги. – Ты не доживешь до спокойной старости при захудалом лекарском доме! Я убью тебя, оказав этим, поверь, немалую услугу нам всем! Какой распроклятый тянул твою душу из-за этой коряжины, похмарник ты безголовый!

– Тайер, ты выбьешь из парня последние мозги. – Вступился Талас, на всякий случай крепко придержав беглянку за локоть. – Кабы не он, нам тут невесть, сколько б еще скакать пришлось.

Светлинка, недовольно глянув на справедливого попутчика, с явным сожалением выпустила Велдаров ворот. И тот, словно очнувшись, уставился на неё; на Хайду, взявшегося пенять раздраженно прищурившемуся северянину за недолжное отношение к горячеозёрской девушке; на хмурого наставника, копавшегося в своей сумке; на Афгара, так же отстраненно, как и он сам только что, глядящего перед собой.

Почувствовав чужой взгляд, тот, по обыкновению, немедленно обернулся и, к полной неожиданности Велдара, вполне по-доброму улыбнулся ему. И Вел лишь сейчас разглядел на шее попутчика две глубокие рваные царапины, от резкого движения набухшие темными бусинами крови, в миг оформившимися в густую алую струйку. Чёрные волосы охотника сделались серыми от мелкой каменной пыли. Так вот в кого выходит метил призрак, ожидать такой неосторожности от распадского было невозможно. Значит, нароком выставился, чтоб ему, Велдару, дорогу открыть.

Однако вместо благодарности, Вел вдруг почувствовал откровенную злобу, на охотника, на остальных попутчиков, за дело уже считающих его оборонять.

– Не стой истуканом! – Лан подтолкнул ученика локтем. – Пожитки свои собирай. Не хватало ещё здесь до ночи провозиться. Твоей милостью нас и так разве что глухой не услыхал.

– Будто я просил за место себя подставляться! – огрызнулся парень.

Хлёсткая затрещина звоном отдалась в голове, крутанув перед глазами рой цветастых мушек.

– Ты в ответе за каждого, кто идет рядом! – принялся выговаривать следопыт – Пора понимать, что любой твой промах иным боком обернуться может.

***

Западный ветер, ни когда не бывающий здесь теплым, безжалостно гнул упругие сосновые ветви, ощутимо ударял в лицо, сдергивая капюшон, предвещая, казалось, неукротимый холодный ливень; хмурое небо, затянутое тяжелыми фиолетово-серыми тучами, грозило расколоться у горизонта тонкими искрами кривых молний, и Марула всё ждала громовых раскатов. Однако малосолнечный, остудно-сырой день сменился вечерними сумерками, следом за которыми на тёмном небосводе высветился неровный полумесяц растущей луны, а дождь, к её радости, так и не начался.

Хайда, продираясь через плотные заросли сонноцвета, чьи кривые, уродливо торчащие по сторонам, ветви цепляли рукава и волосы, привел их к дозорницкому шалашу, плетённому из ветвей живого дерева, надежно укрытому от несведущих посторонних глаз, да известному лишь немногим, допущенным до разведки воинам Горячих Озёр.

Пройдя за минувшие три дня немалое расстояние, Марула все-таки не могла соревноваться с наёмниками, казалось, совершенно не чувствовавшими усталости, не замечавшими убогостей каменистых, не годных ходу троп.

Она замерзла, оцарапала руки, да ко всему прочему порвала об острые камни сапоги, шитые для торгов, да перекупленные у приезжего сапожника за золотой узорный браслет, подаренный Гвереном да многолетний кувшин вина из его же необъятного погреба. Пропажи того кувшина староста, по причине бессчетности подобного добра, так и не хватился, а по браслету едва ли не до самой смерти убивался, по тому как принадлежал тот ранее его дочке.

Опасаясь преследователей, Лан запретил разводить огонь и, отворотив нос от предложенного Велдаром, весьма неприглядного на глаз и запах, ужина Марула забралась в угол просторного, надежно укрывавшего от ветра, шалаша, старательно соображая, есть ли у неё, хоть на полногтя, шанс уйти от наёмников до поры незамеченной.

По всему выходило, что попробовать стоило, потому как Танагаров родич, единственный из этой шайки, чьего чутья, памятуя об умениях своего проводника, Марула на деле опасалась, так же как и она, отказавшись от еды, улегся у дальней стены и, кажется, спал, натянув на голову капюшон плаща.