Текст книги "Сквозь Пекло (СИ)"

Автор книги: Елена Асеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 41 страниц)

– Мальчик, сейчас же положи меч, иначе, ты натворишь не поправимых дел о которых погодя будешь жалеть… Послушай меня, сынок.

Святозар хотел было, что-то сказать, и даже открыл для этого рот, но сдержав себя, развернулся, и, подойдя к ложу, вложил меч в ножны, снял сапоги, да улегшись на него, укрыл голову и тело сверху телогрейкой.

– Вот и умница, – довольно отметил Храбр и потер друг о дружку ладони. – А, с ними буду говорить я.

Но говорить не пришлось, так как перепуганные насмерть Гатур и гомозули принесли глубокую мису полную вареного мяса, и, подойдя к дверям темницы, в которой находился наследник, испуганно остановились и завертели головами, страшась потухающего на стенах лазурного света и нападения сзади. Гатур негромко прокашлялся, желая обратить на себя внимание Святозара, но так как тот не подымался с ложа, а около двери стояли, молча взирающие на него Храбр и Стоян, поднял голову, посмотрел в их лица и громким, но прерывистым голосом, сказал:

– Славный наследник восурского престола просим тебя и твоих другов отведать только, что приготовленное мясо. И хотим, тебе, поведать, что скоро прибудет наш царь Гмур, потому как мы послали к нему весть, что ты явился в наше царство!

– Вот это и хорошо! – ответил за Святозара Храбр. – Это хорошо, что отправили к нему весть. Это уже давно пора было сделать, потому как, где это видано, чтобы наследник престола и его воины… – Храбр гневно глянул на Гатура так, что тот от страха присел. – Где это видано, чтобы воины вооруженные мечами, да луками сидели в темницах. И мясо правильно сделали, что принесли, а то на вашей воде, наш наследник совсем исхудал… А уж мне это дюже не нравится, кады наш Святозар худеет…. Так, чего встали глаза округлив, накладывайте мясо в наши мисы, да кормите нас… Да, и не забудьте других темничников накормить, тем же мясом, что и нас, и заберите у них у всех мисы, и помойте, а то они такие грязные на них смотреть противно, а уж есть и подавно.

Последующие дни до приезда Гмура Святозара, другов, да и других темничников кормили вареным или жареным мясом. И присутствовавший при этом Гатур всякий раз низко кланялся и просил наследника, не волноваться так как царь уже скоро прибудет. Святозар, с которым стали теперь уважительно разговаривать смог поведать старшему между рядовичами, что ящер в среднем проходе уже давно не кормлен и дюже голоден, и желательно все же его накормить, потому как не должно содержать в голоде существо столько лет верно служащее гомозулям. Когда Гатур услышал про ящера, то безмолвно затих на месте, ошарашено глядя на наследника, а немного отойдя, спросил:

– А, ты, наследник, откуда знаешь, что он голоден?

– Он сам мне об этом сказал, – усмехнувшись, ответил Святозар. – Да, там и говорить не зачем было, сразу видно, какой он голодный.

– Чего, же тогда, раз он такой голодный… он не съел тебя? – гневно вскрикнул Гатур, и, закрыв рот ладошкой, испуганно зыркнул на Святозара.

– Гатур, я же тебе говорил, – молвил наследник и покачал головой так, что встрепенулись на ней его каштановые, волнистые волосы. – Ты за эти века не поумнел, как был глупцом так и остался… А, он ящер, очень умное существо и сразу признал во мне того, кто я есть на самом деле.

– А, кто же ты есть на самом деле? – удивленно поспрашал Гатур.

– Да, ты, посмотри внимательно…,– молвил наследник и глянул на гомозуля своими голубыми глазами. – Посмотри мне в лицо… ты, что ж не узнаешь меня?

Гатур внимательно вгляделся в лицо наследника и отрицательно закачал головой, Святозар же тяжело вздохнул, и, отойдя к ложу, тихо добавил:

– Наверно, ты за это время еще и ослеп.

Гомозуль ничего не сказал в ответ, лишь раздраженно посмотрел на лежащий на ложе в ножнах меч Кладенец, и убрался из подземелья. А в следующий раз, когда гмуры принесли еду, Гатура среди них не было.

Чопжу после того, как его деревянный божок ожил и превратился в духа, перестал молиться как прежде и падать на колени. Поначалу он еще пытался это сделать, но Нынышу всегда так широко раскрывал рот, часто моргал веками и возмущался, что лонгил даже не успевал доползти до угла, как божок заставлял его подняться. А потом, когда Чопжу возвращался на ложе, Нынышу начинал неназойливо учить его вере в Сварога и его сыновей Сварожичей, постоянно вспоминая своего отца ДажьБога. Не только Чопжу внимал божку, но и сидящие в соседней темницы пятеро лонгилов приникали к решеткам всякий раз, как Нынышу начинал поученье и тоже внимательно слушали его. Они также как и Чопжу перестали ползать на коленях и молиться, и, поставив своих таких же деревянных, но не говорящих, чурбанов, в угол, как повелел им Нынышу, слушали про Сварога. Эти пятеро лонгилов знали восурский хуже, чем Чопжу и поэтому, часто переспрашивали Нынышу, ужасно коверкая восурские слова. Божок всяк раз кривил свои лазурные губы и заставлял Чопжу переводить его слова на лонгилский. Теперь с того края ложа, постоянно слышались перемешанные восурские и лонгилские слова, которые говорил Нынышу, и очень громко переводил Чопжу. От этой нескончаемой говорильни, прерывающейся лишь редким сном божка, у Святозара начинала болеть голова, он недовольно смотрел на Нынышу и Чопжу и просил Храбра угомонить их обоих. Нынышу очень уважал Храбра и когда тот цыкал на божка и Чопжу, сразу замолкал, повелевая молчать и лонгилу. И сидел потом безмолвно на коленях у Чопжу прижатый к рубахе, плотно сомкнув лазурные губы и изредка моргая деревянными веками… Одначе проходило какое-то время и Нынышу вновь размыкал рот, и начинал свой нескончаемый сказ.

– Ох, нехорошо– то, – всякий раз замечал Лыбедь, когда божок после недолгого молчания начинал свое поученье. – Не хорошо веру-то менять.

– Да, какая у них вера, какая, – разумно говорил Храбр. – Разве то вера, то так шептание перед деревянным чурбаном, да выпрашивание вечного прощения. Да и, что это за жизнь такая… Грешен ты от рождения до смерти, зачем же тогда и вовсе рождаться, зачем жить… И каково твое назначение на земле тады? Неужели это вымаливание прощения за то, что ты родился? Ступил на землю, пошел по ней?.. Нет это не вера… это так неизвестно, что… Вот и не зря выходит, мы их называем язычниками, потому как только языками они и могут чесать.

Глава двадцать вторая

Через некоторое время в подземелье явился Гатур и гомозули, однако еду в этот раз они не принесли. У каждого из гмуров в руках были копья и секиры, которые они благоразумно не направляли на темничников, а держали вертикально вверх. Гатур подошел к темнице Святозара, низко поклонился и сказал:

– Славный наследник восурского престола Святозар, по реклу…

– По реклу Велико-Достойный, – подсказал, прервавшемуся гомозулю, Храбр.

Гатур кивнул головой и продолжил:

– По реклу Велико – Достойный, тебя приглашает в свой дворец доброхот, заботник, рачитель, благодетель, заступник, царь всех гомозулей, рассудительный, Гмур Достохвальный и Достопочтенный, Старший Кузнец всех кузнецов, Величайший Ювелир всех ювелиров.

В подземелье наступила тишина, замолчали все темничники, смолк Нынышу, а Святозар поднялся с ложа и пристегнув к поясу ножны с мечом, оправив кафтан и волосы, усмехнувшись, весьма недовольно проронил:

– Ишь, ты, наплел же он себе величаний… а раньше был просто царь Гмур.

– Ты, пойдешь один, – подходя к двери темницы и протягивая к замку ключ, молвил Гатур.

– Нет, – громко ответил Храбр, и, поднявшись с ложа, встал позади Святозара. – Наследник один не пойдет. Он будущий правитель славной Восурии и не должно ему одному ходить.

Гатур тяжело вздохнул, обернулся на темницу, где сидели други наследника и где, приникнув к решетчатой двери стояли, и безмолвно на все взирали Звенислав и Часлав, и добавил:

– Хорошо, но только два сопровождающих, только два.

– Пойду я, – опередив Святозара, произнес Храбр. – Я и Дубыня.

– Почему это ты и Дубыня? – раздраженным голосом спросил Стоян, и, поднявшись с ложа, шагнул к двери.

– Потому что мы с Дубыней, взрослые люди, – незамедлительно отозвался Храбр, и многозначительно посмотрел на Стояна. – И в случае чего знаем, как себя вести не только с Гмуром, но и… – Наставник понизил голос так, чтобы было слышно лишь Стояну. – Но и со Святозаром… А, ты, Стоян остаешься старшим здесь.

– Ну…,– протянул было Стоян.

Но Храбр его резко перебил, коротко и сердито дохнув:

– Никаких, ну! – И кивнув Гатуру, сказал, – пойду я и из темницы напротив ратник Дубыня.

Гатур открыл темницу, выпустил Святозара и Храбра, и, закрыв за ними железную, решетчатую дверь замкнул замок да развернувшись, направился к темнице напротив, где его ожидал Дубыня. Но подойдя к темнице, он остановился, в нескольких шагах от нее, и стал беспокойно перебирать ключи, висевшие на поясе, на длинной связке, точно не в силах найти нужный.

– Гатур, – сказал Святозар, увидев бесплодные попытки гомозуля найти нужный ключ. – Открывай дверь, не бойся моего дружинника Звенислава, не вырвет он твой язык, я обещаю.

Гатур услышав наследника тотчас разыскал нужный ключ, и, подойдя к темнице, все же опасливо принялся открывать замок и поглядывать на присевшего на ложе Звенислава. Когда он, наконец, отомкнул замок и дверь да выпустил Дубыню, то тут же резко закрыл ее, быстро повернул ключ, и, отскочив от темницы, успокоено выдохнул. Дубыня выпущенный на волю подошел к наследнику и Храбру, пожал последнему руку и поправил сзади кафтан на Святозаре. Гатур вновь поклонился наследнику и повел их сквозь подземелье к поднимающейся площадке. Гомозули вооруженные секирами и копьями окружили наследника и наставников, и все еще направляя острые наконечники оружия вверх, пошли следом за гостями – пленниками.

Поднявшись на площадке в город, и пройдя немного по дорожке отделяющей жилые постройки от рабочих и хозяйственных дворов, повернули налево и вошли в жилые пределы города гомозулей, где справа и слева от полосатой дорожки из агата, ограненной дымчатыми кварцами, стояли прекрасные дворцы. С одной стороны дорожки стояли дворцы из голубой бирюзы и синего лазурита, а с другой стороны дворцы из зеленого нефрита и желтого сердолика. Проходя мимо дворцов, наследник не мог надивиться на них и понять, выдолблены ли они из цельного куска камня, или очень искусно обложены, настолько, что не было видно ни единой щелочки, трещинки. Иногда между синими и зелеными дворцами мелькали постройки из розового кварца, а между зелеными и желтыми, дворцы из красной яшмы. Разбросанные возле дворцов прудики, окаймленные голубыми лазуритами, были в основном круглые и в них плавали крупные желто-серебристые рыбы. В овальных прудиках, берега которых ограняли синие лазуриты, были построены небольшие стены из зеленого нефрита, и по ним струилась вода, создавая нечто вроде маленьких водопадов. Возле дворцов находились миниатюрно вырезанные из фиолетового кварца кусты и деревья, на которых висели изящные каменные ярко – желтые плоды из яшмы.

Дорожка привела прямо к самому высокому в городе дворцу, из фиолетового аметиста с множеством круглых окошек и невысоких башенок. Стены дворца были украшены синими сапфирами, а полукруглая с широкими ступенями из синего топаза лестница вела к распахнутым, из просвечивающегося фиолетового кварца, дверям. Гатур поднялся по ступеням и остановился возле дверей, дожидаясь, когда поднимутся гости, и поравняются с ним. После он суетливо кивнул вооруженным гомозулям приказывая им, дожидаться его подле лестницы и повел восуров в тронный зал, который начинался сразу за дверьми дворца.

Святозар вошел в зал и оглядел его. Это был, несмотря на богатство, дюже мрачный зал с высоким потолком. Сам зал имел круглую форму. Стены, потолок и пол в зале были обложены фиолетовым аметистом, и украшены редчайшими искусно ограненными алмазами синего, зеленого, розового и даже красного цвета, необыкновенно ярко мерцающими. Впервый момент наследник подумал, что драгоценные камни, в стены просто вставлены, но приглядевшись, разглядел на стенах тронного зала рисунки, которые и были украшены драгоценными камнями. Вот зеленые алмазы изображали землю и деревья; синие, розовые алмазы – дворцы; красные – дорожки и мосты, а белые – облака и солнце.

Святозар перевел взгляд со стен и увидел прямо перед собой, в углублении зала, на большом возвышении здоровущий золотой трон, с весьма высокой спинкой венчающейся искусно вырезанной головой гомозуля с зелеными, крупными изумрудами вместо глаз, с раскрытым ртом и вставленным в него красным рубином, и густой золотой бородой, усами да серебряными волосами. На троне сидел маленького роста, красивый гомозуль, с белой кожей лица, с ярко-рыжими волосами, бородой и усами, с нежно-голубыми глазами, прямым носом, высоким лбом и дугообразными, рыжими бровями. У этого гомозуля в отличие от ранее видимых восурами, кожа рук также как и кожа лица, была необыкновенно светлого оттенка, и на ней почти не зрелось рыжих волос. Он был одет в лазурную без рукавов рубаху, штаны и башмаки, а на голове у него восседал золотой венец со множеством затейливо вырезанных переплетений в виде плетущихся растений и ветвей деревьев, богато усыпанный красными и розовыми ограненными алмазами.

Святозар подошел ближе к трону, посмотрел в глаза царя, и слегка преклонив голову, сказал:

– Приветствую тебя царь гомозулей Гмур, надеюсь…

Но царь внезапно замахал на него рукой, и, скривив свое красивое лицо, негромко крикнул на языке Богов:

– Аз сэкэленько нэ рескаво Ас! Нэ великазбой рескаво Ас! Тевся, осегэ, шэлкевэ вай рескаво? – Царь замолчал, и, наморщив свой лоб, злобно добавил, – нэ велуса оянэсевай рескаво аз нэшко сэкэленько[2]2
  Я говорю на языке Богов! На великом языке Богов! Ты прощелыга знаешь этот язык? На твоем низком языке я не говорю!


[Закрыть].

Святозар услышал слова Гмура, лицо его побледнело, губы от гнева задрожали, и, шагнув вперед, он яростно выкрикнул:

– Аз нэшко осегэ… аз сэтко ДажьБога![3]3
  Я не прощелыга… я сын ДажьБога.


[Закрыть] Ах, ты неблагодарный, – переходя с языка Богов на восурский, продолжил Святозар, и его бледное лицо стало покрываться красными пятнами. – Неблагодарный царь, неблагодарных гомозулей… Ты, забыл, осегэ – прощелыга, кому обязан жизнью, забыл кто спас твою, превратившуюся в черноту, душу.

Святозар сделал еще шаг вперед, его всего трясло от гнева, а на лбу выступила испарина, и, припоминая язык Богов, он не менее громко крикнул:

– Осталькосэ переге ёшла веласовэ![4]4
  Посмотри кто перед тобой!


[Закрыть] Перед тобой, я, Святозар, по реклу Достойный, первый правитель Восурии, сын самого ДажьБога! Восур, который когда-то спас тебя и твой народ от гибели, от злобных женоподобных ягынь…Ах, ты наверно забыл это… Конечно, почему бы тебе не забыть доблестный поступок моего народа, их смерть, их страшные раны, ведь то они, а не ты проливали свою кровь! Почему бы тебе не забыть, ведь это я потерял в той битве своих четверых сыновей, своих другов, и сыновей своих другов. Я чуть не потерял своих восуров и свою жизнь.

Наследник вытащил из ножен меч, поднял его вверх и великий Кладенец, меч ДажьБога, засветился желтым сиянием. А Святозар тяжело задышав меж тем громким, взволнованным голосом, молвил:

– Ты помнишь, этот меч Гмур? Помнишь? Этот меч ты ковал для моего отца. То был первый и последний меч, который ты ковал по просьбе Перуна. И ковал ты его, чтобы ДажьБог смог в битве с Чернобогом победить его…. А, потом ДажьБог подарил этот меч мне. Этим мечом я отрубил голову царю ягыней Ерку, который уничтожал и поедал твой народ… А, ты и твои дети, которые обязаны мне и моему народу жизнью, называете меня прощелыгой и татем. Все эти дни вы держали меня и потомков моих другов в темнице, забыв все приличия и законы гостеприимства…. Но я стерпел все это, во имя той дружбы, что когда-то питал к тебе, я ждал тебя сдерживая в себе рвущийся наружу гнев и успокаивая словами, что стоит тебе меня увидеть и ты вспомнишь все, что случилось с моим и твоим народом, когда-то давно… Но, вот, я дождался тебя, я пришел к твоему трону, и что же я слышу от тебя?! Ты который клялся мне в вечной дружбе…Ты пошел еще дальше! Тебе мало оскорбить меня, ты еще оскорбляешь и мой язык!.. Язык каковой создал и подарил мне мой отец ДажьБог! Неблагодарный, неблагодарный!.. – Святозар опустил меч вниз уткнув его острие в фиолетовый аметист пола и тихо добавил, – о! Боги мои, видел бы, ты, себя со стороны Гмур…Ты просто противен в своей неблагодарности… Вы, не дети Богов, вы низкое племя, за которое не стоило проливать кровь.

– Наследник, – очень мягко сказал, стоявший позади него Храбр. – Успокойся.

Святозар оглянулся назад, посмотрел на наставника, и звенящим от гнева голосом, произнес:

– Что ж, Храбр, погляди кругом…Погляди, дорогой мой наставник. – Наследник нанова поднял меч и устремил его на искусно украшенный камнями рисунок дворца на стене. – Видишь это прекрасное сооружение, этот чудесный дворец, созданный великим и добрым народом гмуров…Так вот знай, это знаменитый дворец царя Гмура некогда находившийся в городе гомозулей Галарионе и стоял он недалече от реки, оную ныне величают восуры малая Яза. Много столетий назад он был разрушен народом солуанцев, до основания, до последнего камушка… Но тогда, когда я появился на земле впервые этот город, прекрасный и величественный, поражал всех своей мощью и красотой, а чудесный дворец царя стоял в центре Галариона и в солнечных лучах на нем сверкали драгоценные камни, и множество маленьких искусно вырезанных золотых башенок переливались в лунном свете. И в этом дворце долгие, долгие дни, я, истерзанный зубами и когтями злобного ягыни Ерку, тяжело страдая от потери своих сыновей, младшему из которых было лишь шестнадцать лет, долгие, долгие дни выздоравливал…. А, мой дорогой друг, Гмур не отходил от моего ложа ни днем, ни ночью. Он вместе со своими детьми выхаживал меня и раненных, во время этого страшного сражения, восуров.

Святозар тихо зашептал заговор, и в тот же миг из меча вылетел яркий желтый луч, и ударился об стену, покрыв своим светом синие и розовые ограненные алмазы украшающие дворец царя. Свет словно впитался в рисунок, и стены нарисованного дворца мгновенно раскрылись, показав внутренность его, с широкими лестницами, огромным тронным и пиршественным залом, да красиво украшенные опочивальни. Внутри дворца, где-то в его глубине, распахнулась дверь, живописуя лазурного цвета опочивальню, где на широком деревянном ложе, усыпанном жемчугами, лежал окровавленный Святозар, а рядом на высоком золотом сиденье со спинкой сидел рыжеволосый царь Гмур.

– Ты, забыл, забыл Гмур, как просил о помощи Перуна и его народ дамианцев, – сказывал Святозар, уже вновь обращаясь к царю гомозулей. – Как отказали тебе дамианцы, не решаясь вступить в бой со злобными ягынями, которые потеряли свой истинный вид волшебного народа, превратившись в диких зверей поедающих плоти людей. Ты, забыл, как просил о помощи ДажьБога, но тот не желая гибели своего еще молодого и неопытного народа, отказал тебе… Ты, забыл, как нарушил я повеление моего отца, и поднял своих людей и привел их на бой с ягынями, чтобы спасти тебя, и твоих детей… гомозуль, которые никогда не держали в руках меч и не могли защищаться. – Наследник порывчато потряс мечом, и добавил, – этим мечом, имя которому Кладенец, я отрубил нечистую голову Ерку и уничтожил обросшую злобой и кровью его черную душу.

Святозар смолк, муторно переводя дух, и глядя в голубые глаза Гмура, он вложил меч в ножны и закрыв лицо ладонями, замер на месте.

Царь сидел все это время молча на троне, прикрыв дланью себе рот, и не в силах, что-либо вымолвить, но когда Святозар застыл, он торопливо поднялся с трона, и, спустившись по трем широким ступеням остановился в двух шагах от него. Гмур с трудом, будто она отяжелела от гнета, вздел свою голову, посмотрел на наследника глазами полными слез, и, протянув к нему руки, прошептал:

– Святозар, правитель славной Восурии, по реклу Достойный Бога! Ты, не справедлив ко мне, называя меня отцом неблагодарного племени потому, как я не забыл… Слышишь, Достойный Бога, я не забыл твой доблестный поступок, и той крови, что ты и твой народ пролил за моих детей.

– Что? – отрывая ладони от лица и устремляя взгляд на Гмура, гневно выкликнул Святозар. – Не забыл? Ты назвал меня прощелыгой… а мой язык оянэсевай! Я, конечно, всегда плохо знал язык Богов, но понять, что значит осегэ и оянэсевай не трудно…

– Я не узнал тебя, – негромко проронил Гмур, все еще продолжая держать протянутые к наследнику руки. – Не узнал. Ведь ты, давно умер. Я сам был на твоем погребении… Я помню это и помню, как плакал тогда, как плакал… Ох, нет, друг мой, я не забыл твоей жертвы, не забыл тебя… Но я знал, что тебя нет больше в Яви. И как же, я мог догадаться, что ты вновь возродился.

– Ну, ты мог меня выслушать, – уже менее гневно ответил Святозар. – Ты должен был меня выслушать. А твои дети должны были проявить уважение, к потомкам восуров, предки которых проливали за них свою кровь, тебе не кажется.

– Да, да, да, – вздыхая, заметил Гмур. – Ты, прав мой дорогой друг, но и я, и мои дети за века стали другими, Достойный Бога.

– Не называй меня так, Гмур, – сказал наследник и утер со лба испарину. – В этой жизни я наследник Святозар, сын правителя Ярила, по реклу Щедрый, и живу я в моей любимой Восурии, в престольном Славграде.

– Хорошо, хорошо, Святозар, как пожелаешь, – очень мягко протянул царь. Он сызнова сделал шаг вперед и протягивая к наследнику руки, спросил, – ты, позволишь мне обнять тебя, мой светлый спаситель? Позволишь, мой дорогой и любезный друг?

Святозар какое-то мгновение колебался, но глянув в наполненные слезами глаза царя, шагнул навстречу старому другу и раскрыл объятья. Гмур тут же, радостно вскрикнув, кинулся к наследнику и крепко его обнял, чуть слышно молвив:

– Ах, Святозар, Достойный Бога…Какая радость увидеть тебя вновь, через столько веков.

Наследник выпустил Гмура из объятий, а тот, привстав на носочки, протянул руку вверх и кончиками пальцев, погладил его по щеке, да хмыкнув носом, принялся утирать свои мокрые глаза.

– Да, – тихо согласился наследник. – Гмур, друг мой, что случилось с тобой за века…Зачем ты ушел в эти горы, зачем держишь темницы. Ты, всегда был чистым и светлым гомозулем, что случилось с твоей душой?

Гмур надрывно вздохнул, словно слова наследника разрывали его душу на части и ласково поглаживая перстами его по руке, принялся пояснять:

– Ты, умер Святозар, и у меня больше не стало друзей. Еще какое-то время я поддерживал связь с твоим сыном Боголюбом, который тоже бился против ягыней и помнил меня и нашу с тобой дружбу. Но твой внук Истислав и твой правнук Судимир им было не до дружбы, они вели войны, стараясь защитить свой народ и свою веру… Ах, друг мой любезный, золотые века канули в лета… Много веков прошло с той битвы, и я, и мой народ всегда помнили о доблести твоих людей, но сами восуры забыли о том, как бился ты, мой добрый друг, и как бился твой народ… Нет, восуры, никогда не обижали гомозуль, никогда не гнали нас с наших земель, но с Ра – реки пришли солуанцы, а с южного моря приплыли поллы, они стали нас уничтожать, убивать моих детей, разрушать города и забирать наше богатство. И тогда я решил, что надо бежать, бежать из этого мира и спрятаться в горах глубоко, глубоко в горах… К тому времени дети Пана Виевича захватили все Ултакские горы, и я решил поселиться со своим народом в Арапайских горах…И хотя здесь жили люди, у которых на высоких горных вершинах стояли крепости, а в ущельях лежали деревушки, но их было не много, и они были мирными…А я поселившись в подгорном мире, совсем отстранился от людей… Мы почти перестали выходить на поверхность земли, а города свои строили глубоко под землей… и жили, жили, жили здесь века.

– Эх, Гмур. – Святозар положил руку на плечо друга, который едва доставал ему до груди, и заметил, – если бы ты немного потерпел, я бы помог твоему народу… Оно как ты ушел в горы незадолго до моего второго возрождения.

– Откуда ты это знаешь? – не прекращая гладить Святозара по руке, и заглянув в его глаза, спросил царь.

– Когда я возродился на земле второй раз и ДажьБог позволил познать мне мою душу, – объяснил Святозар. – И я все вспомнил, то первого кого захотел увидеть, это был…

– Это был я…,– тихо закончил за наследника Гмур, и, опустив глаза, уставился в пол.

– Да, это был ты…,– вздыхая, продолжил Святозар. – Но вы не жили на своих землях, а солуанцы уже разрушили твой прекрасный город Галарион…И никто не знал, куда ты ушел.

– Значит, ты не смог бы мне помочь, – горестно молвил Гмур. – Когда мы покидали свои города, они не были разрушены, они были целыми.

– Нет, я бы смог тебе помочь, – откликнулся наследник и сжал плечо царя. – Твой брат Альм, которого я видел почти шесть лет назад, говорил, что между твоим уходом и моим рождением было не больше трех десятилетий… Если бы ты смог их продержаться, я бы не оставил тебя в беде, никогда…Даже если бы еще не познал своей души, я бы не бросил твой народ в беде…Ты же знаешь меня.

– Да, друг, да… я тебя знаю, – откликнулся царь и принялся утирать свои глаза. – Но мы бы столько не продержались, да и откуда я мог знать, что ты возродишься… – Гмур на мгновение смолк, а потом поглядел на наследника и спросил, – но ты сказал, Достойный Бога, что ты встречался с моим братом Альмом. – Царь дотронулся пальцем до перстня на руке Святозара, и, дополнил, – этот перстень я знаю…Я создал его для Альма, и он был очень дорог ему. Одначе раз он на твоем пальце значит вас, что-то связывало, что же, мой друг?

– Я спас ему жизнь, а он наградил меня за это магией, – ответил Святозар и погладил полыхающий белым светом камень на перстне. – Я был его учеником…

– Ах, любезный ты мой друг, – улыбаясь, сказал Гмур. – Спаситель мой, ты оказывается спас не только меня и моих детей, но и моего брата… – А морг погодя словно спохватившись, вскрикнул, – тогда, накроем столы и будем праздновать нашу встречу!..

– Гмур, мои други сидят в темнице, – криво улыбнувшись, заметил наследник.

– Ах, ах, ах! Сейчас же все исправим, любезный Святозар, все исправим, – засуетился Гмур, и махнул в сторону затихшего возле выхода Гатура. – Зови, зови, скорей гомозуль, Гатур… Неси столы, еду, и беги освобождай другов моего Святозара… Да, чего ты стоишь вывернув глаза, бестолочь… – Рассердился Гмур увидев, что Гатур не двигается с места. – Разве ты, не понял кто к нам пришел? Сам победитель Ерку, знаменитый храбрец и витязь Святозар, прозванный Достойным Бога.

Гатур еще какое-то мгновение безмолвно взирал на Святозара, но когда Гмур на него гневно прикрикнул, побежал вон из тронного зала исполнять повеления своего царя. Святозар усмехнулся, посмотрев вслед убежавшему старшему между рядовичей, и произнес:

– Гмур, а Гатур меня не узнал… А ведь видел меня чаще всех гомозулей, потому что покуда я лежал у тебя, он каждый день приносил мне еду и питье.

Гмур подошедший к Дубыни и радостно теперь его обнимавший, словно старого знакомца, засмеявшись, ответил:

– Друг мой, Святозар, да Гатур всегда был глупцом…И неужели ты мог подумать, что он наберется ума за эти века…. нет никогда… Бестолочь он, одно слово… Прислал ко мне гомозуля Гейрека с вестью, что явились восуры желающие видеть меня, и коли я не поспешу вернуться, обещающие разрушать мой город Гальматей… Бестолочь, такая…Если бы он известил меня о твоем имени, или хотя бы о том, что ты наследник престола, разве бы, друг мой, я так тебя встретил…Никогда дорогой и любезный мой друг, никогда бы я тебя не перебил и не оскорбил бы.

Гмур подступил к Храбру, по-доброму обнял того, и, погладив по руке, заглянул в его серые глаза. Он с интересом оглядел его крепкий, мощный стан, и с теплотой в голосе сказал:

– Какие у тебя Святозар крепкие ратники, богатыри да и только…А этот Храбр. – И царь благодушно улыбнулся наставнику. – Похож на твоего старшего дружины витязя Мстислава, а тот, – и Гмур указал рукой на Дубыню. – На того юношу, который вызвался на бой с поединщиком Ерку, как же его звали?.. Ах!.. да– Славомир. Ох, славный он был воин, такой славный…Ничего не боялся, ни поединщика, ни ягыней, ни смерти…Наверно поэтому она и отступила от него, ни дала ему погибнуть… После боя, когда ты потерял сознание, именно он тебя на руках и нес до моего дворца…Так на руках и нес, всю дорогу… Такой сильный был, хоть и молодой.

– Что ж, Гмур и немудрено, что мои наставники Храбр и Дубыня, – заметил Святозар, сам по-доброму созерцая дружинников правителя. – Похожи на Мстислава и Славомира, ведь то возможно были их предки, их прапрапра…деды… А, ты, Гмур мне не рассказывал, что Славомир нес меня на руках. Он же был сам весь израненный, как же у него сил хватило то…А Мстислав и вовсе погиб… – и наследник зыркнув на наставников, тяжело вздохнул.

– Друг, мой дорогой, да я тебе много чего не рассказывал, – молвил царь и нанова приблизившись к наследнику, остановился подле него. – Тебе тогда не до этого было, а кое-что я и несмел сказывать, потому как мне запретили говорить…

– О чем это, ты? – поспрашал Святозар и удивленно приподнял брови.

– Да, так…,– пожимая плечами ответил Гмур. – Коли ты не ведаешь, значит и знать тебе того не надо.

В тронный зал стали входить гомозули. Они принесли красные столы, выплавленные из меди и такого же цвета сиденья со спинками, поставили их полукругом да принялись накрывать. Столы были довольно-таки высокими, как раз под таких славных витязей как Храбр и Дубыня, для них поставили широкие, низкие сидения, а для царя и других гомозулей принесли высокие сиденья, чтобы им было удобно сидеть. На золотых и серебряных блюдах по краям украшенных оранжевой яшмой и голубой бирюзой, подали жаренное и вареное мясо и рыбу. А в широких медных мисах густые мясные навары и уху. В зал в сопровождении Гатура вошли Стоян, Часлав, и держащийся за рукоять меча Звенислав, а следом Мал и Изяслав. Гмур кинулся к другам Святозара и как прежде обнимал наставников, обнял каждого из другов, а после, обращаясь к наследнику, и показывая на Стояна, добавил:

– Ну, вот один в один, Славомир…Это ж надо как похож… даже не Дубыня, а этот воин– Стоян похож на Славомира. У него даже чуб такой же как и у Славомира и также, как и у того ложится волнами.

– Стоян, старший моей дружины, – пояснил Святозар. – И он сын Дубыни.

– А…а…,– протянул Гмур, и, взмахнул рукой приглашая гостей размещаться за столом. – Очень Стоян похож на Дубыню… но больше, все же похож на Славомира.

Гмур усадил Святозара справа от себя и принялся накладывать ему на золотое блюдо мясо и рыбу, да налил ему в высокий золотой кубок чистой воды. Но увидев, что наследник ни к чему, ни прикасается, встревожено глянул на друга и спросил: