Текст книги "Как выжить женщине в Средневековье. Проклятие Евы, грех выщипывания бровей и спасительное воздержание"

Автор книги: Элеанор Янега

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

Миниатюра, изображающая город. 1467 г.

Между тем состоять в домохозяйстве означало способствовать его экономической производительности. Для женщины наиболее распространенным способом присоединиться к домохозяйству было стать прислугой. так, уже к XIV веку находившиеся в услужении горожане составляли примерно треть всего городского населения англии, и чуть меньше половины из них были женщины²⁴⁶. Место служанки считалось особенно подходящим вариантом для молодой незамужней женщины.

Горожанка могла устроиться в большой господский дом горничной и посудомойкой на кухню. в иерархии прислуги это была низшая ступень, однако те, кто трудился прилежно и не вызывал нареканий, могли рассчитывать на повышение по службе. так, кухонная служанка могла дорасти до помощницы кухарки, а там, возможно, и до должности кухарки. Кухонные служанки выполняли много тяжелой и грязной работы. Утром они поднималась первыми в доме, разжигали огонь во всех очагах и каминах и следили, чтобы он горел как следует, чтобы к моменту, когда проснутся господа, у них была горячая вода для умывания. также они должны были мыть полы, выметать золу из каминов, чистить кастрюли и сковороды и выполнять прочую самую грязную работу. Помощница кухарки выполняла другой круг обязанностей: помогала готовить блюда, нарезала овощи, замешивала тесто и мыла посуду. всей работой кухни заправляла кухарка или повар – пол работника тут не играл никакой роли. Кухарка отвечала за питание всей семьи, а также штата домашней прислуги. женщина, служившая горничной в сельском поместье, могла претендовать на выгодную должность в доме городской знати, особенно если обладала навыками шитья, это умение высоко ценилось и было востребовано в богатых домах.

Не все переселявшиеся в город женщины бежали от тягот сельской жизни. Девочек из зажиточных семей в город привлекала возможность поступить в ученичество по ряду ремесленных профессий. Поскольку в производстве тканей главное место занимали женщины, девушкам позволялось обучаться ткацкому ремеслу. в особенности женской работой считалось производство шелка, и в ряде городов даже появлялись крупные общины ткачих, сначала в калабрийском городе Катандзаро, а позже в лионе и лондоне. в Париже женщины тоже занимали в этом ремесле господствующие позиции, а взаимоотношения между ученицами и мастерами высокого уровня устанавливались составленной в 1270 году «Книгой ремесел» (Livre des métiers)²⁴⁷.

Правила, изложенные в этой книге, дают нам прекрасное представление о том, как была устроена система ученичества и каковы были ее цели. Как правило, родители вносили плату и отдавали своих детей, начиная примерно с 12-летнего возраста, в дом мастера в качестве подмастерьев. Сначала им поручали черную рутинную работу, необходимую для дела, а потом обучали непосредственно шелкоткацкому делу. Чем дольше длилось ученичество, тем меньшую плату могла брать за него мастерица, поскольку предполагалось, что она может поручать ученице часть работы. в теории, если ребенка отдавали в ученичество

Сбор шелковых коконов и работа за ткацким станком Миниатюра из книги «О знаменитых женщинах» Боккаччо. Начало XV в. на десять лет, плата за обучение вообще не взималась, что открывало дорогу в ремесло девочкам из бедных семей. Однако в реальности беднякам было трудно подступиться к состоятельным владелицам шелкоткацких цехов в Париже и пристроить к ним в ученицы своих дочерей, хотя такие случаи все же бывали.

По окончании ученичества, обычно длившегося от трех до десяти лет, девушка получала право работать по найму в одном из шелкоткацких цехов того города, где она прошла обучение. После этого она приобретала право открыть собственное дело. Причем в этом городе заниматься шелкоткацким ремеслом позволялось только тем, кто прошел всю систему ученичества. Как и другие ремесленники, мастера шелкоткацкого дела объединялись в цеха, наподобие профсоюзов, которые следили за тем, чтобы дело было поставлено на высшем уровне, а покупатели платили за этот товар должное вознаграждение. Гильдии также выполняли протекционистскую функцию. Никому, кто не состоял в цехе, не позволялось заниматься этим ремеслом. так, в шелкоткацком цехе совет из троих мастеров и трех мастериц следил, чтобы все, кто занят в этом ремесле, соблюдали требования, «дабы оградить профессию» от плохо выученных работников. Из сказанного ясно, что в шелкоткачестве существовала определенная доля равенства между женщинами и их коллегами мужчинами.

Хотя производство тканей было трудоемким ремеслом, определяющим постоянный высокий спрос на чесальщиц, прядильщиц и ткачих, в основном его держали под контролем мужчины, если не считать парижского шелкового производства. а поскольку дело это было весьма доходное, неудивительно, что те, кто им зарабатывал, стремились ограничить число конкурентов. Обычно этой цели служила структура гильдии.

так, парижские сукновалы нашли способ ограничивать число работников в своем ремесле. Их работой было очищать шерстяную ткань от грязи и жира, а потом валять ее. Этот процесс был сложным, и ему нужно было специально учиться. У парижских сукновалов была своя система обучения, во многом схожая с ученичеством в шелкоткацком деле, однако в ученики брали только мальчиков. При этом женщина тоже могла стать цеховым сукновалом, но только благодаря семейным связям. Дочери, падчерицы и жены сукновалов могли обучиться ремеслу, и «если мастер умирал, его вдова могла заниматься ремеслом и брать учеников». Однако было ограничение: если вдова сукновала снова вступала в брак, причем с мужчиной, не работавшим в сукновальном ремесле, ей следовало оставить должность цехового мастера²⁴⁸.

Профессиональные регламенты наподобие тех, что действовали в цехе парижских сукновалов, подсказывают нам, что в большинстве ремесленных профессий, объединялись они в цехи или не объединялись, женщины трудились наравне со своими мужьями и выполняли такую же работу. Более того, вдовы сукновалов пользовались преимуществом на брачном рынке, если супругу себе подыскивал неженатый сукновал. Женщина, разбирающаяся в том же ремесле, что и ее будущий муж, была находкой, и потому браки в пределах одной профессии были весьма распространены. Дочь сукновала, например, скорее всего, вышла бы замуж за сукновала, поскольку хорошо знала его ремесло.

Горожанки старше 20 лет, у которых не было ни профессиональной подготовки, ни опыта работы, считались неподходящими для ученичества из– за возраста. впрочем, если обстоятельства позволяли такой женщине остаться в городе, она тоже могла найти себе применение в ряде профессий. Наименее престижной считалась торговля с рыночного прилавка. женщина могла продавать что-нибудь съестное, скажем хлеб или крендели, которые сама же и пекла. Или, например, она могла торговать фруктами и овощами, яйцами или чем– то еще, что легко выращивать в саду или на небольших участках земли недалеко от города. Преимуществами профессии торговки были ее доступность для всех желающих, так как эта работа не была ограничена правовыми барьерами и не требовала больших первоначальных расходов.

точно так же в городе была востребована та работа по хозяйству, какую выполняли женщины и в сельской местности. Если у горожан хватало средств, они предпочитали нанимать кого-нибудь для стирки, и городские прачки, стирающие белье на берегу местной речки, были обычным зрелищем в средневековых городах. Прачки обходили дома, где не было своих прачечных, и собирали белье на стирку, а потом стирали в городских водоемах общего пользования. Прачки также нередко брали на себя починку одежды, как это делают современные химчистки и прачечные. в больших богатых домах, где была своя прачечная и скапливалось достаточно много белья и одежды для стирки, прачку нанимали в штат, и она, как и прочая прислуга, жила при доме. Платили за стирку немного, однако чтобы стать прачкой, больших вложений не требовалось, а профессиональный регламент сводился к правилам, диктовавшим, где можно стирать, а где нет.

Профессия банщицы в городах также в основном была женской. Не забудем, что любой средневековый человек, который хотел соответствовать стандартам красоты, должен был регулярно мыться (см. главу 2). в позднем Средневековье городские бани считались неотъемлемой составляющей здоровья всех жителей города. Чистота горожан – залог их здоровья, и потому обеспечение города банными заведениями составляло часть «попечения о здоровой обстановке» (или healthscaping, как назвал это историк Гай Гельтнер) наряду с надзором за удалением нечистот и мусора²⁴⁹. На территории венгрии, где по сей день сохранилась культура общественных бань, первая упомянутая в документах общественная баня была основана анной антиохийской (ум. 1184), супругой короля Белы III венгерского (ок. 1148–1196). Королева считала своим общественным долгом распространять банную культуру, хотя ею могли двигать личные мотивы – в оспитанная на Ближнем востоке при Константинопольском дворе, она, видимо, так пристрастилась к общественным баням, что пожелала распространить культуру этих заведений²⁵⁰. Интерес анны к организации общественных бань в средневековой Буде также показателен как факт, подтверждающий, что средневековый люд получал от бань удовольствие. Горожане, по всей видимости, любили посещать бани, где можно было хорошенько отмокнуть, не отягощаясь надобностью таскать и греть воду.

Баням были нужны разные работники, и служить в общественные бани обычно поступали женщины. в их обязанности входило приносить воду и сливать использованную, поддерживать огонь под котлами, в которых грелась вода, а иногда собирать входную плату²⁵¹. Состоятельная женщина могла открыть собственную баню и управлять ею. И между прочим, среди предприимчивых держателей бань и мылен было довольно много женщин, хотя мужчины тоже не брезговали этим бизнесом. в парижских кодексах банщиков указывалось, что их правила применимы ко всем мужчинам и женщинам, давшим клятву соблюдать стандарты банного дела²⁵².

БанщицаМиниатюра из трактата «Всякое благо»

Правда, подобные регламенты указывали на определенное неравенство мужчин и женщин в парижском банном бизнесе. Женщинам позволялось держать общественные бани, однако не разрешалось вступать в регулирующий орган этой сферы, который следил за тем, чтобы все участники банного бизнеса держались установленных правил. Вместо этого избирались трое мужчин, которые содержали бани²⁵³. Так что средневековые парижанки, владеющие банями, не то что стеклянного, а и обычного потолка не пробивали. Пусть женщины могли хорошо зарабатывать в качестве содержательниц бань, но не могли подняться до руководящих должностей в этой отрасли.

Женщины, располагавшие некоторыми средствами, также находили источник заработка в хлебопекарном деле. Они могли сами изготовлять и продавать хлеб и другую выпечку, а могли за плату позволять пользоваться печами тем, кто желал получить хлеб, выпеченный ими самими. Пекарями и булочниками трудились как мужчины, так и женщины.

В сущности, женщины в этой отрасли были явлением настолько распространенным, что не заслуживали отдельного упоминания в каких-либо документах, и потому о средневековых булочницах сегодня можно судить главным образом по сведениям об их неприятностях с законом.

Точно так же, как и недобросовестных женщин– пивоваров, закон наказывал штрафами и недобросовестных пекарей, если их ловили на продаже хлеба, не соответствовавшего установленному весу. В Лондоне XIV века шериф Роджер ле Помэ взвесил хлеб, которыми торговали булочницы из Стратфорда Сарра Фоутинг, Кристина Террис, Годива Фоутинг, Матильда де Болингтон, Кристина Причет и Изабелла Поувест. Как установил шериф, все булочницы продавали полупенсовые буханки, которые весили на 8 шиллингов²⁶ меньше, чем полагалось по норме²⁵⁴.

Заметим, что все названные нарушительницы жили в Стратфорде – сегодня это часть большого Лондона, но тогда – это была деревня, отстоявшая от города на небольшом расстоянии, которое за несколько минут можно было преодолеть пешком. Живя за чертой города, они могли пользоваться преимуществом невысокой стоимости жизни в деревне и при этом обладать доступом к многочисленным потенциальным городским покупателям. Иными словами, булочницы могли приходить в город, чтобы продавать испеченный ими хлеб. Вероятно, именно потому, что они были пришлыми торговками, они и попали в поле зрения шерифа, поскольку все привозные в Лондон товары регулярно проверялись, чтобы удостовериться не только в том, что они отвечают установленным нормам, но и в том, что с них уплачен положенный налог.

Несмотря на выявленное нарушение, стратфордские булочницы отделались, можно сказать, легким испугом. Обычно хлеб, весивший меньше положенного, подлежал конфискации, и иногда его передавали в тюрьмы для пропитания арестантов, на милостыню или в лепрозории. Поскольку их хлеб по прибытии в Лондон совсем остыл, то шериф просто велел булочницам продавать его по цене, соответствовавшей его реальному весу²⁷. Исход не самый ужасный, однако женщины, надо полагать, еще дважды подумали бы, прежде чем еще раз так смошенничать.

Женщин, сдававших в аренду свои печи, ловили на другом мошенничестве – краже кусочков теста из буханок, которые арендатор печи оставлял им для выпечки. Так, в 1327 году Элис де Брайтенох и Люси де Пикериндж именно это и делали – воровали тесто. Кража происходила при помощи хитроумной уловки с пекарским столом – на нем оборудовали открывавшийся внутрь люк, а кто– то из домочадцев, прятавшийся под столом, открывал этот люк и отщипывал немного теста от каждой еще не испеченной буханки. Потом из наворованного теста выпекали хлеб для продажи. Очевидно, некоторое время жульничество исправно срабатывало, но потом булочниц поймали и осудили за то, что они воровали тесто «вероломно, лукаво и злонамеренно к вящему ущербу всех [их] соседей и других людей, живущих поблизости». По тем временам это был нешуточный скандал, ведь эти женщины ради собственного обогащения практически воровали пищу изо рта своих клиентов и соседей.

Элис с Люси приговорили к сроку в Ньюгейтской тюрьме. Осудили также и мужчин– булочников, уличенных в том же.

Правда, булочников поставили к позорному столбу, привесив им на шеи мешочки с наворованным тестом, чтобы они еще сильнее устыдились содеянного. А булочницы на суде оправдывались тем, что обе состоят замужем, и уверяли, что «сами означенного деяния не совершали» – и что это мужья ответственны за случившееся. Суд решил вместо публичного поругания посадить обеих в тюрьму Ньюгейт, чтобы дать им время подумать о содеянном, а все пекарские столы с люками было велено уничтожить²⁵⁵.

Как указывает этот инцидент, некоторые лондонские пекари иногда повышали свои доходы за счет легких преступлений, а повинные в том же проступке булочницы порой получали снисхождение. А факт, что обе провинившиеся были замужем, говорит нам, что женщины после замужества не переставали работать. Да, женщинам приходилось оставлять службу, когда они создавали семью, но они могли применить свои профессиональные навыки где-нибудь еще. Однако им определенно следовало остерегаться женихов с преступными наклонностями.

Городские женщины, подобно этим провинившимся булочницам, нередко выбирали себе такие же трудовые занятия, как и сельские женщины. Те, кому хватало средств нанять помещение, открывали пивоварни или готовили на продажу что-либо съестное. Множество женщин держали постоялые дворы и дешевые гостиницы, где за деньги выполняли «домашнюю» работу – готовили пищу, обслуживали клиентов, убирались в комнатах. Мелкие лавочницы торговали в основном безделушками и прочими вещицами не первой необходимости. Обе профессии были доступны лишь женщинам с определенным достатком, поскольку покупка или наем помещения в аренду обходились дорого. Как и закупка товара, который мог заинтересовать состоятельную клиентуру.

Однако профессии, требовавшие высоких первоначальных вложений, могли дать прекрасные возможности заработать, о чем мы узнаем из завещаний, оставленных преуспевшими в делах женщинами. Так, в завещании, которое в 1359 году составила лавочница Мехтильда фон Бремен, жившая в Любеке (территория нынешней Северной Германии), содержатся распоряжения относительно состояния в 51 марку, а это примерно четырехлетний заработок искусного ремесленника. Стоит ли удивляться, что женщины охотно шли в лавочную торговлю и гостиничный бизнес. В 1429 году в Базеле, на территории современной Швейцарии, процветали примерно три десятка лавок, что следует из налоговых документов. Вот еще один факт: в том же году в эльзасском городе Бенайм был ограблен товарный обоз, перевозивший на вьючных лошадях и двухколесных повозках оптовые партии товаров, предназначавшиеся для лавок по всей Швейцарии, и в итоге товаров лишился 61 лавочник, причем 37 из них – ж енщины. Очевидно, что женщины нередко держали лавки и постоялые дворы, причем не только в городах, но и в сельских поселениях, если там проживало достаточно много людей, чтобы обеспечить делу прибыльность²⁵⁶.

Мужья и жены практически всегда работали вместе. Служительницы бань трудились бок о бок со своими мужьями, записанными владельцами этих бань. Если брать уровнем выше, то некая Роуз из Бурфорда в XV веке держала торговлю шерстью в Лондоне. Ее супруг, также состоятельный коммерсант, предоставил крупный заем английской казне. После его смерти Роуз неоднократно подавала прошения о выплате ей причитавшегося супругу долга и при этом продолжала вести свою успешную экспортную торговлю шерстью. Но поскольку казна не торопилась с выплатами, Роуз в конце концов предложила попросту снижать причитавшиеся с нее налоги за торговлю шерстью на суммы, причитавшееся ей от казны, в счет погашения долга²⁵⁷. Как видим, эта даровитая особа не только держала процветающую торговлю, но и настолько хорошо разбиралась в юридических тонкостях, что сумела измыслить нетривиальный способ урегулирования долга с королевской казной.

Правда, Роуз было проще, поскольку у нее были высокие связи при дворе, однако участие женщин в успешном семейном бизнесе было для Средневековья в порядке вещей. Супруга оптового торговца Маттиаса Рунтингера (1350–1407) из Регенсбурга присутствовала при торговых сделках, делала закупки и, подобно многим деловым женщинам Средневековья, вела бухгалтерские книги. Время от времени она надзирала за регистрацией валютно– обменных сделок семьи, что само по себе было немалым достижением, поскольку коммерсантам тех мест приходилось оперировать валютой итальянских городов– государств, Венгрии, Чешских земель, а также германоговорящих земель. Рунтингеру крупно повезло, что его супруга глубоко вникала в детали и владела навыками бухгалтерского учета. Хотя она явно была сведуща в обширном семейном бизнесе, ее имя не сохранилось в истории²⁵⁸.

Женщины в искусстве Средневековые европейцы почитали вышивание за искусство, во многом так же, как мы сегодня считаем искусством живопись. Правда, вышивание относили к разряду женских занятий, и умение вышивать среди прочего требовалось от камеристок. Тем не менее в Средневековье вышивание ценилось как почтенная работа, недаром в одном из ранних ирландских юридических трактатов говорится, что «женщина, которая вышивает, зарабатывает больше прибыли, чем королевы»²⁵⁹. Вышивальщицы находили работу в профессиональных швейных, а также в шпалерных мастерских.

С XIII века, ввиду почетности и прибыльности такого занятия, как вышивание, в этой сфере появляется и множество мужчин. В английских исторических источниках женщины

Женщина за вышивкой Миниатюра 1340 г.

со временем всё реже и реже встречаются в списках вышивальщиков по сравнению с мужчинами, и притом чем дальше, тем чаще упоминаются вместе со своими мужьями, даже когда вышивки создавали только сами женщины. В мае 1317 года «Роуз, жена Джона де Бьюфорда, гражданина и торговца Лондона» продала «расшитое вышивками парчовое облачение для хора певчих» супруге Эдуарда II королеве Изабелле Французской (ок. 1295–1358), которое та передала в дар «Его Святейшеству Папе». Эта Роуз, безусловно, была весьма искусной вышивальщицей – иначе стала бы королева Изабелла покупать ее изделие? – однако не настолько, чтобы ее изделия назывались ее именем²⁶⁰. Нам неизвестно, сколько других вышивальщиц усердно трудились в принадлежавших их мужьям лавках, не оставив в истории своих имен. Едва только какая-нибудь сфера деятельности начинала сулить по– настоящему солидные прибыли, мужчины потихоньку выжимали из нее женщин. Позволять дамам забавляться с ниткой и иголкой считалось вполне себе хорошо и правильно, но как только появлялись перспективы крупной наживы, появлялись мужчины и брали все в свои руки, а женщин оттесняли с главенствующих ролей.

Помимо вышивания женщины часто находили себе занятия, связанные с изготовлением и оформлением книг. Кристина Пизанская выводит в своей «Книге о Граде женском» некую Анастаис, называя ее искусным мастером книжной росписи на полях и заднем фоне²⁶¹. Пускай эта героиня вымышленная, нам известно, что по крайней мере начиная с VI века женщины занимались рукописным копированием книг.

Переписывание книг было обычным занятием для женщин в монастырях. Монахини особенно хорошо подходили для такого святого дела – хотя бы потому, что им предписывалось знать грамоту. Значительную часть работы составляло собственно переписывание манускриптов – работа сама по себе важная. Однако многие женщины занимались также оформлением книг и достигали в этом искусстве высот и широкого признания. В 730 году св. Бонифаций²⁸ (675–754) вручил Эдбурге серебряный стилос, «чтобы слова ее воссияли золотом во славу Отца нашего небесного». Примерно в то же время, как позже упоминали агиографические источники IX века, фламандские сестры Херлинда и Ренильда «столь много писали и разрисовывали, что такая работа показалась бы изнурительно трудоемкой даже для самых стойких мужчин наших дней»²⁶².

Мирские женщины тоже иллюстрировали манускрипты, иногда как профессионалы. Некоторые из них могли

в дневное время работать в скрипториях женских монастырей. Германская художница XIII века Клариция была автором миниатюр в рукописном псалтыре, сегодня называемом ее именем – Псалтырь Клариции. Ряд историков склонны думать, что Клариция изобразила и саму себя в виде хвостика у буквы Q (такое впечатление, что она удерживает над головой причудливо расписанный огромный шар, и даже ее имя прочитывается между ее поднятыми руками). Другие историки оспаривают это мнение, утверждая, что это аллегория суетности, о чем и идет речь в этом пассаже²⁶³. На рисунке у женщины длинные светлые волосы, высокий лоб и стилизованная туника с длинными расширенными книзу рукавами, так что она вполне соответствовала средневековому стандарту женской привлекательности. Кто бы из историков ни был прав, в провенансе к манускрипту указано, что его изготовила женщина, хотя мы не можем утверждать, что она была монахиней.

Клариция, Псалтырь Клариции, конец XII века, Аугсбург (?) Художественный музей Уолтерса, Балтимор

Художница МарсияМиниатюра из книги «О знаменитых женщинах»

Зато нам достоверно известно, что женщины работали иллюстраторами и вне монастырей. Историк Франсуаза Барон обнаружила в налоговых архивах Парижа нескольких женщин – художниц и иллюстраторов, работавших в городе в XIII и в XV веках. Как ни печально, но о том, что на свете жили Агнес– художница и Анриетта– гравировщица, мы узнаем только благодаря тому, что когда– то они то ли жертвовали, то ли получали благотворительные даяния. Мы при всем желании не сможем связать их имена с их художественными работами – зато можем связать с мужчинами, чьи имена носили мастерские, где, по всей видимости, трудились эти женщины. Будьте уверены, те мужчины, как и выполненные ими заказы, нашли отражение в налоговых документах²⁶⁴. Повторюсь, что в Средние века существовал целый класс работавших по найму женщин, только нам никогда не узнать, где и как они трудились. Тем не менее нам доподлинно известно, что они существовали, и некоторые прославленные имена всё же нам открылись.

Франсуаза Барон открыла нам имена женщин, занимавшихся живописью и скульптурой в Париже, однако средневековые женщины заявляли о себе в художественном творчестве по всей Европе. Они создавали алтарные одеяния и витражи. Иллюстрировали книги и занимались живописью. Они применяли свои творческие способности в семейных художественных мастерских. Но их имена нам неизвестны не только потому, что если они и упоминались, то только под именами своих мужей, но и потому, что наше общество меньше интересуют мастера искусств, которые создавали гобелены и вышивки, миниатюры к великолепным манускриптам и церковные витражи, чем отдельные живописцы и скульпторы, да и чаще их удостаивали упоминаний в исторических документах, только если они были мужчинами. Пускай у нас есть достаточно подробные документальные материалы о женщинах в искусстве Средневековья, мы не особенно принимаем их в расчет, поскольку не ценим те виды искусства, в которых они раскрывали свои творческие таланты. Словом, мы ничуть не меньше наших средневековых предшественников повинны в забвении женщин, которые благодаря своим талантам создали множество произведений искусства.

Женщины в медицине

Помимо прочего женщины могли зарабатывать в сфере, которая никогда не перестанет быть востребованной, – в медицине. Средневековая профессиональная медицина сильно отличалась от современной. По большому счету, она не требовала формального обучения. Да, существовала и готовила врачей прославленная медицинская школа в Салерно, но если вы жили в каком-нибудь глухом захолустье, скажем на территории современной Шотландии, то, кто бы вас ни лечил, обучался он своему делу уж точно не в Салерно. На средневековом рынке медицинских услуг существовали свои градации профессионализма и подготовки, и потому вы могли обратиться за лечением к врачам разного уровня подготовки, которые брали бы с вас каждый свою цену: к врачам общего профиля с университетским образованием, к хирургам и цирюльникам, обучившимся в своих цехах, к повитухам, которых основам дела обучали их старшие многоопытные коллеги. Женщины были представлены во всех трех категориях, хотя и сталкивались с серьезными ограничениями.

Для средневековых женщин один из самых распространенных путей в профессиональную медицину пролегал через монашество, поскольку больницы в те времена существовали почти исключительно при мужских или женских монастырях. В сущности, заболевшие должны были добираться до ближайшего к ним монастыря и отдаваться в руки милосердным монахам или монахиням, которые позаботятся об их болезном теле и помолятся за их души – ведь это была «монастырская медицина». Монахини и монахи копировали медицинские трактаты, а также религиозно– философские труды. Из этого следует, что монахини в больнице Отель– Дьё де Пари, например, должны были располагать медицинскими знаниями из курса медицины, который преподавался в Парижском университете (ныне это Сорбонна), равно как и из книг, которые были в их монастырской библиотеке.

Однако в больницах работали в основном монахи, а не монахини, поскольку считалось рискованным допускать посвятивших себя Богу женщин до широкой публики – а ну как поддадутся плотскому греху (а то как же). По этой причине больницы открывали больше при мужских монастырях, чем при женских. И конечно, в библиотеках женских монастырей было намного меньше медицинских книг, чем в библиотеках монастырей мужских. Даже у монахинь, напрямую связанных с работой в больнице, в распоряжении было меньше медицинских книг, чтобы сверяться с ними, это указывает на то, что сама иерархия общества оттесняла женщин от медицинской практики и низводила до всего лишь ухода за больными²⁶⁵. Тем не менее женщины действительно работали в больницах, и множество их средневековых современников обращались к ним в случае необходимости.

Женщина– врач осматривает пациентку Вторая половина XV в.

Притом что монахини практиковали академическую медицину, построенную на знаниях из тех же классических медицинских текстов, которые изучались в университетах, а также копировались и распространялись среди различных религиозных учреждений, большинство женщин не могли получить профессионального медицинского образования. Студенты средневековых университетов считались духовенством, точнее, имели священнический сан. Как упоминалось в главе 1, рукоположение студентов производилось для того, чтобы перевести буйных и в большинстве своем богатых студентов, вовсю бесчинствовавших по кабакам, под юрисдикцию церковного суда, куда более снисходительного, чем суд светский. Хитроумная уловка ограждала молодых людей от расплаты за безобразия, но попутно перекрывала женщинам доступ к университетскому образованию, ведь они не могли стать частью духовенства. Правилу, которое в раннем Средневековье ставило досадное препятствие на пути женщин к диплому юриста или богослова, впоследствии суждено было превратиться в прямой запрет заниматься практикой по профессии тем, у кого нет университетского образования.

Женщинам больше везло, когда они поступали в какой-нибудь из цехов медиков, скажем цирюльников или хирургов, которые производили лечебные процедуры, связанные с рассечением тканей тела. Хирурги пользовались большим почетом в обществе, и в XIV веке в Париже король Филипп IV Красивый (1268–1314) объявил, что для вступления в цех хирургов претендентам – имея в виду женщин этой профессии – надлежит выдержать экзамен перед другими состоящими в цехе хирургами²⁶⁶. В целом хирурги производили сложные операции, как, например, удаление катаракты. Цирюльники, стоявшие ступенью ниже хирургов, выполняли более простые процедуры – они должны были вскрывать нарывы и пускать кровь. Женщинам разрешалось вступать в эти цеха, если они были женами или дочерьми этих медиков– практиков или прошли ученичество у работавших в этой сфере женщин, чтобы выучиться профессиональным навыкам. Хотя хирурги и цирюльники уступали статусом дипломированным врачам, их профессии тоже приносили очень неплохой заработок и обладали достаточной значимостью в обществе, чтобы соответствующие цеха ограничивали доступ к профессии и направляли клиентов только к тем, кто прошел обучение у кого-либо из членов цеха.

Миниатюры из трактата «Хирургия». Начало XIV в.

Независимо от своего места в медицинской профессии, некоторые женщины могли достичь уровня авторитетов в области медицины. Вспомним Хильдегарду Бингенскую, написавшую два объемных трактата по медицине: «Книгу о простой медицине», которую чаще называют «Физикой» (Physica), и «Книгу об искусстве исцеления» (Causae et curae), в которых подчеркивалась польза лечения травами и соблюдения диеты. Она описывала традиционные методы диагностики, как, например, анализ мочи, приводила рецепты, с помощью которых можно было лечить распространенные недуги, в том числе зубные боли и икоту, но также она рассматривала и тяжелые заболевания, например проказу и эпилепсию. Она приводила инструкции по кровопусканию и предлагала альтернативные методы лечения, например применение банок. Еще одной авторитетной и влиятельной фигурой в средневековой медицине была Трота Салернская, хотя есть вероятность, что такой личности не существовало. Приписываемая ей «Троту-ла» представляла собой сборник медицинских текстов, не все из которых принадлежали ее авторству. Однако один текст, очевидно, написан ею; как утверждают самые ранние ссылки на трактат по гинекологии в составе «Тротулы», называемый