Текст книги "И телом, и душой (СИ)"
Автор книги: Екатерина Владимирова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 36 страниц)
– Я забыл тебе сказать, – проговорил Максим вдруг, – о ребенке…
– Да?… – все дрожит даже у нее внутри. Что он скажет? Обвинит, упрекнет, рассердится? Не похоже…
– С тобой все хорошо? – спрашивает он быстро, будто передумав что-то говорить. – С тобой и… с ним?
– Да, хорошо. Я ходила в больницу, – ответила Лена. – Врач сказала, что плод развивается без отклонений.
Он молчит, будто не знает, что сказать. И надо бы, ведь это шанс, может, последний – кто знает? Но Максим молчит. А в груди все трясется, болит, колется.
– Я, наверное, не могу просить тебя об этом, – спокойно, почти сдержанно проговорил он, наконец, – но я бы хотел сам иногда звонить тебе. Ты мне позволишь?
Он спросил у нее… разрешения?… Да что же это!? Неужели?…
– Мм… да, конечно, – выдавила из себя Лена ошарашенно. – Только, когда я куплю мобильный…
Он тяжело выдохнул, она услышала его вздох. Вспомнил о чем-то или осудил за что-то?… Но промолчал.
Как странно, слышать в нем вот такую непроницаемую, холодную, почти отстраненную сдержанность.
Как-то это не вязалось в ее представлении с тем Максимом, которого она знала. Каким он и был!.. Или не был?… Как все запуталось! Как все изменилось… Или она изменилась? Или он?… Или они оба?!
– Лена?… – окликнул ее муж. – Ты… сообщишь мне номер своего мобильного?
– Да, сообщу, – ответила она. – Как только куплю его.
Замолчали. Будто не знали, что еще могут сказать друг другу. Натянутая струна, острая, как лезвие. Но отчего-то не колющая и не режущая их сейчас. Мягкое, спокойное молчание. А потом…
– А когда ты теперь… позвонишь мне в следующий раз? – осторожно поинтересовался он после паузы.
– Я не знаю, – откровенно призналась девушка. – Как получится.
– Понимаю, – сдержанно выговорил он. – Завтра? Послезавтра?…
– Не знаю, Максим, – честно повторила Лена, прикрыв глаза. – Это же не мой телефон, я не могу…
– Хорошо, я тебя понял, – перебил он ее немного грубовато, а потом добавил уже мягче: – Прости меня.
– За что? – искренне удивилась она.
– За то, что сорвался сейчас, – ответил он. – Я иногда не могу… сдержаться. Потому что ты далеко, а я… здесь. И вообще, все так запуталось. Я хочу иногда слышать твой голос, чтобы не было так… тяжело.
Чтобы не было так больно, подумала она. Без него было больно, именно так. Как и с ним раньше – было больно, а сейчас… спокойно, легко, надежно. Будто душа прощалась с печалью и не лила больше слез.
– Я позвоню, Максим, – твердо выдыхает Лена.
– Я буду ждать, – так же твердо отвечает он.
И они сдерживают свои обещания.
То, что раньше было лишь данностью для нее, справедливым и честным решением, необходимостью, постепенно превратилось в нечто большее, важное и… светлое. Они стали созваниваться все чаще, сократив временно?е расстояние до одного дня, а потом и вовсе до нескольких часов. Не сразу, постепенно привыкая друг к другу и такому общению между собой. Оно казалось странным – общаются, как чужие! Будто и не знакомы друг с другом, а на самом-то деле их связывают девять лет брака!.. Но… это не важно сейчас. Есть только он, есть только она. Мужчина и женщина, предназначенные друг другу судьбой, получившие еще один шанс на то, чтобы узнать самих себя, обнажая перед другим свою душу, свою печаль.
Когда Лена купила телефон, и ей больше не пришлось одалживать тот у Тамары, она сообщила Максиму новый номер, который был радушно предоставлен ей все той же Тамарой, чтобы Лена «деньги не тратила зря», и муж стал звонить ей сам. Не часто, всегда интересуясь, когда он может это сделать. И только позже – звонил без предупреждения. Как раньше, да только не совсем так, иначе – по-другому.
Они разговаривали не долго, сначала по несколько минут, пять, семь, десять, пятнадцать… Медленно, постепенно, последовательно увеличивая продолжительность своих бесед. Разговаривали всегда ни о чем, и обо всем одновременно. О друг друге – но, не касаясь того, что было когда-то совместным или знакомым, уже известным. Они негласно, с молчаливого согласия друг друга решили, что прошлое – это запретная тема. Они общались, как незнакомцы, которые внезапно ошиблись номером и завели настолько замечательный разговор, что так и не смогли его оборвать. Узнавали друг друга, искали достоинства и недостатки, сначала стесняясь раскрываться, а потом делая это все чаще и откровеннее. Сближаясь.
Лена рассказала ему о том, что нашла дом, устроилась на работу – никаких причин, никаких следствий, только голые факты, без оглядки в прошлое. Для начала. На это еще будет время. Главное – не спешить. Главное – не потерять то, что они нашли с таким трудом. Главное – не упустить шанс, один из миллиона.
Максим рассказал ей о том, что его компания развивается, они заключили контракт и партнерское соглашение, и хотя Лена была далека от всего этого, поняла, что для Максима этот факт был важен.
И как-то легко становилось на душе и на сердце от их общения, от взаимного понимания, от чувств.
Она почти светилась, глаза ее сверкали, а на губах всегда легкая полуулыбка. Изменилась, повзрослела.
– Что же ты, – спрашивала ее Тамара, – помирилась со своим? Простила его?
– Почему ты так решила? – смущенно проронила Лена.
– Да потому что телефон купила, – пожала плечами та, изогнув бровь, – трындишь по нему, небось, вечерами, – она улыбнулась. – Да и глаза у тебя посветлели. Будто в тебя жизнь кто-то вдохнул заново.
Вместо ответа Лена лишь улыбнулась ей. Глаза ее, действительно, стали блестеть.
Месяц общения с Максимом сделал свое дело. Они стали… ближе, будто сроднились. Два потерявшихся во времени, но нашедших друг друга одиноких сердца. Бившиеся когда-то в унисон, но сбившие дыхание.
То, что сейчас происходило между ними, нельзя было никак назвать, этому просто не было названия.
Максим уступил, он сдался, он поддался ее словам, просьбам, уговорам. Хотя, разве уговаривала ли она его?! Он сам – сам! – предложил ей это. Он не настаивал, не давил, не приказывал, он… просил. Он говорил, он слушал, он прислушивался к тому, что говорила она. Он был ей другом.
Волшебно… Но загадывать она боялась. Мечты имеют обыкновение рушиться.
Утром Нового года, когда он ей позвонил, Лена едва проснулась. Лежа в постели, она смотрела в окно н кружащиеся там снежинки. Сладко зевнув, потянула за телефоном, а, услышав его голос, улыбнулась.
– Ты не спишь? – тихо поинтересовался он и тут же: – Не спишь, я чувствую… Как давно проснулась?
– Угадай, – прошептала она ему. – Угадаешь?
– Ммм… часа два назад? – предположил он. – Ты сначала лежала с закрытыми глазами, думая о том, что еще сможешь поваляться в постели, – он хмыкнул, продолжая, – а потом, осознав, что заснуть не удастся, долго лежала, глядя в окно, – он помолчал, а потом добавил: – У тебя, наверное, идет снег. Крупный, легкий и такой пушистый, как вата, – ее сердце стало сжиматься. – И ты смотрела на него и думала, как хорошо было бы сейчас выйти на улицу и покружиться под ним, поднять голову к небу и танцевать, пока голов не закружится… Так? – выдохнул он.
– Как ты узнал?… – с придыханием спросила Лена, ощущая, как стучит ее сердце.
– Я делал то же самое… – признался он шепотом, откровенно, а потом: – Мне жаль, что я сейчас не могу быть рядом с тобой…
Что-то нестерпимо сдавило грудь, Лена приподнялась на подушках.
– Максим, пожалуйста…
– Я не настаиваю!.. – быстро заявил он. – Просто… все так непривычно, нелепо, и неуютно. Меня родители к себе пригласили на Новый год. А я… с тобой хочу побыть. Это первый Новый год без тебя, – сказал он тихо, а потом без паузы: – Хочешь подарок?…
– Хочу, – заявила она вдруг.
– Подойди к окну.
– Что там? – с интересом и любопытством она приподнялась.
– Подойди, – настойчиво повторил Максим.
И Лена подчинилась. Медленно поднялась, подошла к окну и… застыла. Укутанная шалью из снега, зима, будто улыбалась. Все сверкало, светилось, искрилось на солнце, играясь бриллиантами из снежинок.
– Видишь?… – услышала она его голос. Она видела!.. – Эта зима для тебя, – прошептал Максим интимно. – Ты видишь это? – проговорил он с нежностью. – Чувствуешь… это?
Она чувствовала. Да! Связь… Ниточка, не порванная, не обожженная, настоящая. Будто он здесь. Рядом с ней. Она чувствовала его, ощущала кожей, слышала, видела, хранила в сердце и никогда не забывала!..
Коснувшись пальцами морозного стекла, она прислонилась к нему горячим лбом. Сердце затрепетало и приподнялось, задрожало где-то в горле и сорвалось с губ прерывистым вздохом. Слезы коснулись глаз.
Он рядом с ней. Он рядом. Он с ней. Она не одна…
– С Новым годом, моя милая, – проговорил Максим с нежностью.
И счастливее Нового года не было ни у одного из них.
Они словно заново узнавали друг друга. День за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем…
Как странно, ты вроде бы знаешь этого человека, все о нем знаешь, абсолютно все. Но вот сейчас вдруг понимаешь… нет, ты ничего, совершенно ничего о нем не знаешь! Открываешь что-то новое, необычное, то, о чем ранее даже спросить постеснялся бы. А сейчас – это норма, это данность, это нормальность.
И познавать этого знакомого незнакомца заново, оказывается, так… интересно, так трепетно. И вот ты уже ждешь нового дня, нового телефонного звонка, нового разговора. С трепетом, благоговением, нежностью. Это становится почти потребностью.
И ты понимаешь – здесь ты настоящий, и она – тоже настоящая. Нет лжи, фальши, обид и негодований, недоговоренности или спешки. Ты уже не боишься совершить ошибку. Потому что понимаешь, что нужно сказать, когда, как. И кажется, что вот сейчас, здесь, с тобой – он настоящий, такой, каким он должен быть, но каким не был раньше. А причин было много, и обсуждать их не имело смысла. А сейчас становится просто неуместным.
Один месяц сменяет другой так стремительно, так хаотично, так нежданно, а ты не считаешь, ты уже потерял счет дням и числам. Другое для тебя сейчас важно. А остальное – пустое.
Все кажется таким ярким, озаренным, светлым, будто бы дарованным свыше. Живым и настоящим. И, кажется, что менять ничего не нужно, все правильно, все так, как и должно быть. Закономерно и верно.
Но вдруг, в начале марта… на его стол падает листок с указанием ее адреса и местоположения.
Он нашел ее. Воркутов ее нашел. Он нашел Лену. Максим теперь знает, где она находится!..
Он уже и не надеялся. Когда Воркутов вычислил номера, с которых звонила Лена, у него появился шанс, пусть маленький, но шанс. Оказалось, что с помощью номеров они определили лишь, что симкарты была куплены одна во Владимирской, а другая в Калужской областях, а откуда был произведен звонок, установить так и не удалось. Но Воркутов продолжал поиски. До этого самого… заветного числа.
И теперь что-то давит изнутри, будто сердце рвется, желая что-то сказать. Не позволь себе разрушить то, что было построено всего несколько месяцев назад, неокрепшее, хрупкое, ранимое, боязливое! Не рань!
Маленькая деревушка, затерявшаяся в Калужской области. Он даже не запомнил ее названия. Лишь одна мысль билась в нем надорванными струнами души – она здесь, она рядом, ему остается лишь протянуть к ней руку, и он ощутит… шелковистость кожи, запах волос, дрожь тела.
Ему остается сделать лишь пару шагов ей навстречу! Вот она… уже так близко. Рядом с ним.
И он не должен упустить свой шанс!..
Он гнал автомобиль на не допустимой скорости, но ему было плевать на все. В сердце расцвело что-то большое и светлое, накалился до предела красный огненный шар, готовый вот-вот взорваться в нем и ослепить своим сиянием. Как это непривычно, как это странно, как это… приятно, – чувствовать себя по-настоящему счастливым! И, кажется, что ничего в жизни тебе уже не надо. Все у тебя есть. Она есть, а значит, есть уже и целый мир.
При въезде в деревню пришлось сбавить скорость, потому что дороги здесь практически не было. Но он смиренно терпел бездорожье, и старенькие домишки с пологими крышами, и поросшие многочисленными кустарниками обочины, и даже разглядывающих его местных жителей. Он рвался к ней. Он стремился. Он бежал. Он ждал встречи, он жаждал ее. Он был в нетерпении и предвкушении.
Она, конечно же, будет его ругать. Скажет, что она еще не готова, будет отказываться, упираться, даже упрямиться… Как чудно, раньше подобное проявление упрямства с ее стороны, его разозлило бы, а теперь… оно ему даже нравилось. Что-то в нем было особенное, чистое, детское и непосредственное, только ее. И он любил в ней проявление этого упрямства, ее умение быть собой. Он ждал этого. Но сейчас, он знал, что не станет слушать. Он просто соберет ее вещи и…
И что? Посадит в машину, запихнет на сиденье насильно?! И чего добьется этим? Только новой волны разочарования и обиды с ее стороны. Он снова причинит ей боль, а ведь он обещал… себе обещал, ей обещал, что больше никогда, ни за что… А сейчас что же? Обманет? Плюнет на свое обещание, в конце концов, сколько он уже их не исполнил?!
Максим резко ударил по тормозам. Машина замерла на месте, будто приросшая к земле.
Нельзя так. Он не может. Он не может снова предать ее доверие, унизиться до того, чтобы обмануть ее, предать – опять. Это низко, подло, недостойно. Она не достойна того, что он поступал с ней так! После того, что случилось, она заслужила право на то, чтобы выбирать кто, где, когда, с кем… Она должна решать, а не он должен решать за нее! Это неправильно, это опять возврат к прошлому, в прошлое. Но туда хода уже нет и быть не должно. Там больно, так холодно, так бездушно и одиноко. Так пустота.
Максим откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза, сжимая ладони в кулаки.
Как же он хотел обнять ее! Как ему страстно хотелось заключить ее в объятья, прижать к себе, туда, где отчаянно и нестерпимо больно билось сердце в грудь. Может быть, она его услышит, этот стук? И поймет, как он страдал без нее?… Он жаждал сейчас быть с ней. Он желал увидеть, как в ней зреет их малыш. Разве это преступление? Разве он предлагает что-то нереальное, недейственное, непомерное и невообразимое?!
Он просто хочет быть рядом с женщиной, которую любит. И на это ему нужно спросить разрешения?
Какая ирония судьбы, какая злость, какая грубость! Какая мучительно-прекрасная справедливость! Она бьет ему в лицо фактами, уверениями, правдой, неоспоримой истиной… и он верит. Он не возражает.
Все правильно. Так и должно быть. Он теперь не может, не имеет права решать, как им жить. Он должен смириться с тем, что у него есть. А есть у него не так и мало! У него есть Лена. Это – все для него. Да, она есть вдали, на другом конце страны, в другой области, в каком-то захолустье, лишь по телефону каждый день, но… она есть! Ведь раньше у него и этого не было! Но она дала ему еще один шанс, она позволила себе переступить через себя и довериться ему вновь, открыть перед ним душу, обнажиться. А он… неужели сейчас он просто так возьмет и растопчет такой выстраданный, болезненный, слабый шанс на доверие?!
Нет. Никогда!
Он не сможет так обмануть ее, так предать ее. Не сможет… И не станет этого делать.
Раскрыв глаза, Максим с грустью в глазах уставился в окно.
Она сказала: еще не время. Значит, не время. Она сказала: нужно подождать. И он будет ждать. Она сказала: ей нужно окрепнуть, вырасти, стать сильной, найти себя. И он подождет, он выдержит, он поймет. Он не подведет ее. Она с ним. Да, она с ним, и никуда не уходит. Просто… не там же, где и он, просто… немного дальше. Но все же – рядом, близко, вот здесь… он держит ее за руку, ощущает кожу, жар ладоней, аромат волос и сладость губ. Такая красивая, такая желанная, такая… его.
Ему нужно немного подождать. Не спешить, не торопиться… Воспользоваться вторым шансом.
И, наблюдая за ней, вышедшей из магазина, он мог лишь завороженно следить за тем, как она, улыбаясь, шла к нему навстречу, как поглаживала свой округлый живот, поправляла волосы, облепившие лицо… А он мог лишь смотреть на нее, с замиранием сердца следить за ее движением, слушать свое неровное, частое дыхание, и проклинать себя за слабость. Он хотел сорваться с места, кинуться к ней, заявить о себе, все внутри него рвалось к ней, родной, любимой, нежной женщине!.. Но он понимал, что не имеет права ее удерживать около себя насильно. Он не может предавать ее доверие. Если он потеряет его сейчас, то уже никогда не восполнит этот пробел. Она не даст ему еще один шанс. Он бывает всего один. И его он уже использовал.
И тогда, сжимая руль побелевшими руками, стискивая до боли зубы, удерживая себя от прыжка к ней, он просто резко надавил на газ, стремительно развернулся и уехал.
Теперь он не допустит ошибку, отдаст ей то, что не отдал. Он восполнит пустоту, пробел, темное место собственной истории. Он не будет слепо брать. Он станет отдавать.
Когда Лена позвонила ему в следующий раз, Максим не сказал ей о том, что знает, где она скрывается. Не считал это уместным или правильным. Зачем ее тревожить? Зачем беспокоить? Пусть все остается так, как и было. Ведь было все не так и плохо, все было очень даже хорошо. И разрушать их маленький рай, их семейную идиллию своими откровениями и разрушительными признаниями, которые, действительно, все могли сломать… Он не был готов пожертвовать этим. Такую жертву принести он не мог.
И все же с того дня что-то изменилось. Может быть, она что-то почувствовала, ощутила, увидела? Но их разговоры стали отдавать горечью. Горечью, печалью, болью и обидами. Они стали вспоминать прошлое. С прощением, с пониманием, с доверием, с искренним желанием в сердце и душе, понять, когда же они ошиблись, когда совершили ту роковую ошибку и позволили себе так низко упасть. ием, с понимаем, с доверием. щением, с понимаем, с доверием. ы стали отдавать горечью. ГОречью, рушить то, что было построено
Но разве можно было сказать, что они были так несчастны? Не совсем так. В их жизни были и светлые моменты. Пусть их было мало, намного меньше, чем плохих, омраченных обидами, болью и недомолвками, но ведь были! Значит, они еще смогут воплотиться в других, повториться, восполниться.
И они, будто исчерпав лимит светлой радости, перешли к обсуждению того, что давило на них грузом ответственности и терзало душу. О том, что происходило между ними все эти года, и почему, и как они до этого дошли, и как ошиблись, и почему. И как сделать так, чтобы не допустить этого в будущем…
Рано или поздно они пришли бы к этому. Зачеркнуть прошлое, просто забыть его было невозможно. Им нужно было простить. Понять, принять, осознать до конца, найти истину и решить все для себя.
И так же, как до некоторого времени они не разговаривали о том, что происходило с ними в течение девяти лет, когда они убивали друг друга, они не разговаривали и о том, что произошло в тот роковой день.
Но каждый из них знал, что поговорить придется. Рано или поздно, но придется. Лопнет зажатая между пальцев струна, расколется мир надвое, порвется, рухнет. Не избежать. И не сбежать, как много лет назад, от разговора. Придется расставить все точки над «и». Понять и простить? Или же забыть и отпустить?
Но они должны решить, они должны решиться. На что-то. Потому что не будет будущего у тех, кто не понял до конца своего прошлого и не разобрался с ним. Оно напомнит о себе. Обязательно ударит прямо в сердце, и тогда будет еще больнее, еще острее, еще ощутимее.
Она чувствовала, что грядет взрыв, и почти оказалась к нему неподготовленной. Они говорили до этого, много говорили о том, почему, зачем, как и кто. Как горько, как тяжело осознавать, что твое счастье было положено на кон разменной монетой непониманию, осуждению, молчанию и обиде! От осознания того, что они оба заблуждались, оба были друг для друга мучителями и жертвами одновременно, было больно. Ведь так много можно было бы исправить, если бы они смогли решиться на обычный разговор!? Просто поговорить, отважиться, пойти на это, облегчить свою совесть. Но они не сделали этого. Из-за глупости, боязни оказаться непонятыми, или банально привыкнув к тому, что было, и все рухнуло, не успев взойти.
Два глупца, два безумца, два грешника!.. Которые теперь по капле, по крупице, по частичке собирали в чашу горечи воедино все свои ошибки, обиды и недоговоренности. Чтобы понять, простить, отпустить.
Когда он позвонил ей, она кусала губы. Сердце стучало в груди, как заведенные часы, бойко и резко.
Их разговоры приносили успокоение, понимание, осознание того, что творилось у них в душах, и все же для того, чтобы принять эти факты было не достаточно разговора. Нужно было время. Оно помогало им.
И когда позвонил Максим… это было последней каплей, последний частичкой, последним толчком.
– Я должен попросить у тебя прощения, – начал он, кусая губы. И Лена задержала дыхание.
– За что?… – проговорила она сухими губами, будто чувствуя его напряжение.
– За то, что… произошло тогда, – выдавил он из себя. – Когда я тебя… – сердце застучало, заревело, почти взбесилось, колотясь в грудную клетку. – Я просто… я не знаю, – признался он, – я искал объяснения, даже оправдания тому, что натворил, но… – горький, едкий смешок, который скользит по ее обнаженным нервам и обдает их разрядом в сотни вольт. – Нет объяснений, и оправданий, тем более! Я не знаю, что на меня…
– Максим, не нужно… – попросила его Лена.
– Нет, я должен сказать! – упрямо повторил он. – Я виноват перед тобой. Да, виноват. И не только в том, что сделал тогда, но и в том, что… происходило с нами все эти годы… Я так виноват, Боже!.. Я уже сотни раз обдумал все, решая, анализируя, вспоминая… Я никогда так ни о чем думал, веришь?… – он вновь горько улыбнулся. – Я вел себя, как последний мерзавец!..
– Нет, нет!.. Я тоже была виновата, Максим. Не стоит винить лишь себя.
– Но я виноват! И не хотел замечать очевидного, просто закрыл на все глаза, думал, что так надо. Что ты виновата, одна ты, а на самом деле… – он едва не сорвался, тихо выругавшись. – Я предатель, Лена. Ты не должна была любить меня…
– Ты не прав!..
– Помнишь нашу первую встречу?… – вместо ответа спросил он. – Помнишь, то кафе? Я до сих пор помню, какое на тебе в тот день было платье. И как развевались твои волосы, и как стучали каблучки твоих босоножек… А еще помню тот день, когда мы познакомились. И когда ты меня коснулась своей рукой… Я тогда пропал. Я еще не понимал этого, только потом понял. Но да, я пропал уже тогда. Ты была такая… нежная, чистая… Моя ангел! – благоговейно выдохнул он. – Но я не достоин тебя! Никогда не был достоин!
– Я думаю, что сама сделала этот выбор…
Но он продолжал, казалось, даже не слушая, что она пытается возразить.
– Ты не могла… ты не должна была меня любить. Почему ты любила, Лена? За что? – спросил он гортанно. – Если вначале любила просто вопреки, то потом… когда мы ежедневно жили в аду, как ты могла любить меня даже тогда?!
– Ты стал частью меня, – прошептала девушка. – Будто вросся в меня, стал мною. И я уже не могла представить, что тебя не будет рядом, – призналась она. – Одна подобная мысль меня убивала.
– Но ведь я был мерзавцем! Негодяем. Я был не достоин…
– Я сделала свой выбор! – отрезала она. – Как и ты сделал свой. Ведь ты остался со мной, когда мог уйти. Когда я потеряла нашего малыша, – промолвила она, – ты мог бросить меня, ведь тебя ничто не удерживало.
– Я тогда хотел развестись, – тихо проговорил он надрывно. – Я хотел с тобой развестись… Но не смог. Когда увидел тебя в снегу, тогда… в парке. Я не смог тебя оставить. Понял, что… не смогу уйти.
– Я не знала этого, – изумленно прошептала она.
– Я тебе не говорил. Зачем? – он вновь горько хмыкнул. А потом тихо, почти неслышно: – Я скучаю без тебя. Очень скучаю, и хочу, чтобы ты вернулась, – и, не позволяя ей говорить, добавил: – Но я знаю, что ты еще не готова. Ты должна… понять, осознать, кто ты есть. Я слишком давил на тебя, да?… Я подожду.
И она молчит, долго молчит, и он начинает переживать, хотя не произносит ни слова, чтобы поторопить.
Дрожат его нервы, струны его души, он сам дрожит…
– Ты изменился, – проговорила она после молчания.
– Нет, – коротко бросил он.
– Я чувствую…
– Нет, Лена, – возразил он вновь, – я вовсе не изменился. Я все такой же, как был. Тиран, деспот, негодяй, собственник… Я просто кое-что понял, и…
– И?…
– Я не хочу терять ни единой возможности вновь увидеть улыбку на твоих губах.
И она расплакалась в этот момент. Самый трогательный, самый нежный момент в своей жизни.
– Лена?… – словно что-то ощутив, сказал Максим. – Лена?…
– Со мной все в порядке.
– Ты плачешь?… – хрипло спросил он, ощущая горечь на языке. – Почему?…
– Я хочу встретиться с тобой, – тихо призналась она. – Очень хочу!..
И ему кажется, что сердце начинает колотить грудь с такой силой, с какой молот бьется о наковальню. Бешено, рьяно, резко, отдаваясь в ушах эхом собственного грохота.
– Правда? – может лишь спросить он, сжимая телефон в руках.
– Да.
– Я очень рад. Я очень рада, дорогая!..
И долгожданный день встречи стал торопливо отсчитывать часы и минуты до полного воссоединения двух заблудших душ в бушующем мире потерь и обретений. Не сразу, постепенно, осторожно и неспешно, боясь спугнуть, они шли к тому, чтобы быть вместе. Через боль, страх, неуверенность, сомнения и обиды. Зачеркивая прошлое, начиная жить настоящим, глядя в то светлое будущее, которое им виделось.
Они договорились встретиться в сквере в половине второго. И часы, казалось, замерли, словно не спеша, давая им шанс на то, чтобы подумать, решить, окончательно прийти к обоюдному и верному решению.
Из деревни ее отпускать не хотели. Особенно противились Николай Иванович и Тамара, конечно же. Но и держать ее при себе насильно никто не собирался. Они погудели, поворчали на пару, поохали и ринулись собирать ее в путь. Собирали долго, изощренно и со вкусом. А Николай все пенял на то, что такой работницы ему больше не найти. Лене это льстило, она улыбалась, хотя и понимала, что это лесть. Но так хотелось почувствовать это – свою нужность, значимость, заботу со стороны другого человека. Того, кто помог ей в трудный момент, кто протянул руку помощи, кто не бросил, кто боролся за нее настоящую так же рьяно и отчаянно, как делала она сама. И к этим людям Лена питала нежность, благодарность… любовь.
Они помогли ей обрести себя. Они вытащили ее из болота, в которое превратилась ее жизнь. Помогли ей поднять на ноги и по-новому взглянуть на себя, поверить в свои силы и возможности. Обрести себя.
Кстати, Лена оказалась права. Николай и Тамара, «присмотревшись» друг к другу, вскоре стали чаще видеться и общаться наедине. А к моменту, когда Лена собралась уезжать, Тамара с дочкой уже переехала к нему. Два ворчуна, два столкновения… нашли друг друга.
Какая удивительная, просто невероятная эта штука – жизнь!.. Чей-то уход – это всегда чье-то начало.
Поглаживая свой округлый живот, Лена, улыбаясь, смотрела в окно. Ее тоже ждало новое начало…
В этом было что-то щемящее и волнительное – возвращаться в родной город так, будто приезжаешь в чужой. Встречает он тебя по-особому, дружелюбно улыбается зеленой листвой и яркими лучами майского солнца. Светит тебе в лицо своей яркостью, цветом и светом, блестит и… будто благословляет.
Начало мая было по-летнему теплым, даже жарким, поэтому Лена накинула на себя легкое платьице в синий цветочек и надела босоножки на плоской подошве. Она никогда так не волновалась. Когда уезжала отсюда, волнение было иным, смешанным со страхом, неверием в то, что произошло, с сомнениями о том, что с ней будет дальше, с болью и ложью, сомкнувшимся вокруг нее плотным кольцом. Она убегала от Максима тогда, не зная, вернется ли назад, сможет ли переступить через это. Ей тогда казалось, что нет, не сможет, не перешагнет, не простит. А сейчас… все внутри нее трепетало, расцветало, пело… ждало. Этой встречи, с этой мужчиной. Только с ним. Она жила для него, она дышала для него. И вместе с ним.
Она увидела его сразу. Сидит на лавочке и смотрит в землю, нетерпеливо постукивая носком туфли.
Все замирает в ней, сердце трясется, руки начинают дрожать, а в висках тупая боль от стука крови.
Она просто стоит и смотрит на него, не двигается. Кажется, ей хватает этого ничтожного мгновения на то, чтобы понять, что и он тоже волнуется. А она замирает, с громыхающим в ушах сердцем, и смотрит.
А он, будто что-то почувствовав, вдруг поднимает взгляд вверх. Неуверенный, неспокойный, взволнованный. И в его глазах целая гамма чувств! Радость, неверие, восторг, чувственность, нежность, легкая грусть, надежда и… любовь. Да, она видит ее. Ее, о которой не смела уже и мечтать. Она там, внутри него, горит, пылает, светится, раскаляет до предела накаленные нервы, чувства, мысли, желания.
Она забывает о том, что нужно дышать, как это делать. В ушах – гул, а перед глазами – он. Ее мужчина.
Его лицо озаряет несмелая улыбка. Он медленно поднимается и движется к ней. Медленно, осторожно, боясь испугать. Останавливается и смотрит прямо ей в глаза, читает по ним ее нерешительность и испуг.
– Привет, – тихо срывается с его губ.
А Лена смотрит на него и не верит в то, что именно он стоит перед ней. Изменился. Похудел, осунулся, глаза уставшие, но смотрят твердо, даже решительно. Такой… свой, родной, милый, любимый. Рядом с ней!
– Привет.
Его внимательный и немного удивленный взгляд скользит по ее огромному животу.
– Ты такая… большая, – неуверенно улыбнувшись, говорит он и поднимает взгляд на ее лицо. И она видит в этих синих глазах… не осуждение, не разочарование, не злость или раздражение. Но восхищение!
– Да, большая, – улыбнувшись ему в ответ, проговорила Лена, поглаживая свой живот.
Замолчали. Просто смотрели друг на друга не в силах произнести ни слова. Казалось, что слова им не нужны. Им хватает и единого взгляда, чтобы все понять. Единение сердца – одного на двоих.
– Я подготовил детскую, – тихо выговорил он. – Мой тебе подарок, – улыбнулся. – Надеюсь, понравится.
Она удивлена, изумлена, поражена… Но пытается не показать виду, как ошарашена его заявлением.
– Уверена, что понравится, – отвечает девушка.
Он кивает, не отводя от нее глаз. Осматривает ее медленно, неспешно, с нежностью.
Но она видит, что ему хочется совсем иного. Его глаза горят. Он жаждет схватить ее в объятья и прижать к себе. Но он держится, из последних сил, но держится. А потом он пронзает ее нежностью слов.
– Пойдем… домой? – неуверенно говорит он, протягивая ей руку. Будто боясь спугнуть, причинить боль, обидеть. – Пойдем?…
И мир начинает кружиться вокруг нее. Кажется, что все пройдено, все пережито и выстрадано – только ради этого единого мгновения! Того единственного мгновения, которое решает все.
