Текст книги "И телом, и душой (СИ)"
Автор книги: Екатерина Владимирова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 36 страниц)
13 глава
Только будь, пожалуйста, сильнее горьких слез,
Будь, пожалуйста, сильнее всякой боли,
Если жизнь вдруг полетела под откос,
Ты, поверь, придет тот день, и все отстроим.
Владимир Шляпошников
И хотя они не договаривались, он позвонил ей на следующий день.
И хотя она не знала, что он позвонит, чувствовала, что он это сделает.
Наверное, лишь в то самое мгновение, когда услышала в трубке его неуверенный, тихий голос, такой родной и такой свой, она осознала, как был он ей необходим все эти годы пустоты и одиночества.
Андрей.
Единственный человек, наравне разве только с Аней, на которого она могла положиться. Которому могла довериться. Который видел ее насквозь, сейчас – как и раньше.
Он словно чувствовал, знал, что нужен ей. Ощущал ту необходимость общения, которая была ей нужна, как воздух. Словно бы на расстоянии прочувствовал, как ей плохо, и как ей требуется поддержка. Именно его поддержка. Ни Анина, ничья другая, – именно его рука помощи.
Почему, отчего именно он?! Почему не Аня?… Почему именно сейчас? Почему не раньше?! Не пять, не семь, не девять лет назад, – а именно сейчас!? В тот самый роковой момент, когда она, подойдя к черте, готова была сделать последний шаг в бездну и разбиться вдребезги, разлететься на осколки и не воскреснуть вновь после предательства и боли.
Да, именно сейчас, именно он. Тогда, когда был сильнее всего нужен ей.
Андрей. Родное имя, ставшее вмиг спасательным кругом. Друг детства?… Влюбленный в нее друг детства, который и теперь, спустя годы, рассчитывает на нечто большее, чем просто дружба. Он знал, что она не сможет ответить ему взаимность. Не сейчас, возможно, вообще никогда, и все же… Не отвернулся, не отошел, не бросил. Он понимал ее. Понимал, как никто другой! Десять лет прошло, канув в Лету обрывками воспоминаний, а он все помнил, и все понимал.
Как такое возможно?…
Неужели связь между ними настолько крепка, что ниточка, что соединяла их, еще не успела порваться?…
Хватило одного лишь взгляда, одной мимолетной улыбки. Он просто пришел, вновь появился, внезапно возник в ее жизни, и она почувствовала, ощутила каждой клеточкой встрепенувшегося дрожью сердца, что не одна. Что она больше не одна…
Не оттого ли, что он появился из прошлого?… Из того самого прошлого, в котором у нее было все?! Где она была не одна. Где она была счастлива! Где была смеющаяся девочка с большими карими глазами, улыбка которой, казалось, могла озарить весь мир, а не разукрашенная пустышка со стеклянным взглядом. Где была бабушка, и где были друзья, а не одинокое существование в мире богатых и успешных людей, которые никогда не смогут стать ее друзьями. Где был сам Андрей, на которого она могла положиться.
И вот он появился вновь. Одним своим появлением растоптав тот мир, в котором она жила, как в аду, переживая каждый новый день, вынуждая, заставляя себя двигаться вперед, – к чему, к кому, зачем?… Безрассудно и слепо следовать по дороге в никуда. Одной…
Андрей. Ей следовало бы благословить это имя! Он появился вновь, и что-то вдруг изменилось. Былое, прежнее сломалось, разбилось, рассыпалось песочным замком. И не собрать его, как паззл, не построить нового замка. Не сложить вновь кусочки мозаики, которая никогда не была полной. Не вернуться уже в тот мир, который давил на нее своей свинцовой тяжестью. Увидев свет, лучик надежды, возвращаться в темноту и пустоту не хочет сердце. И шаг назад уже не будет сделан.
Лена явственно ощущала, что не вернется назад.
Даже если там, в том нелепом, безрассудном прошлом ее будет ждать Максим.
Андрей… Как вовремя ты появился! Как точно рассчитал тот самый момент, когда был особенно ей нужен. В преддверии больших перемен, в преддверии краха старого, ломки прежних устоев и законов, на черте, по одну сторону которой стояли девять лет пустоты и одиночества вдвоем, а по другую – осознание того, что так больше продолжаться не может и нужно двигаться вперед.
Она бы не справилась без тебя. Не смогла бы выбраться из той крепкой зыбучей топи, в которую сама себя затянула. Она бы не смогла пройти этот путь воскрешения одна.
Но ты вернулся, спустя десять мучительно долгих лет ада на земле ты вернулся к ней. Чтобы помочь ей пройти тот путь, что предназначен ей судьбой? Чтобы помочь ей осознать, чего она действительно достойна? Чтобы показать ему, кого он может потерять? Чтобы напомнить обоим, как они когда-то любили друг друга?! И чтобы самому, излечив две израненные души, освободиться от наваждения и непонятой и преданной давно любви, которая не была ему предназначена?…
Десять лет… Большой срок. Огромный срок! Но воспоминания так свежи в памяти, словно бы все происходило вчера. И в том прошлом, которое Лена помнила, Андрей всегда был с ней. И спустя десять лет что-то все еще держит его на расстоянии вытянутой руки от нее. Словно не отпускает.
Ведь, правда, ты все еще чувствуешь, как ей плохо?! Все еще знаешь ее, понимаешь, как никто другой!? Знаешь не из прочитанной психологической книги, а из слов, которые шепчет тебе сердце, что нужен ей! Потому что, действительно, та тоненькая ниточка, которая связывала тебя и ее когда-то, еще не оборвалась окончательно. А сейчас… Она или станет еще крепче, или же разорвется и разведет вас в разные стороны.
Насмешка судьбы?… Злая ирония?… Жестокость и неоправданность?! Разве можно говорить об этом сейчас, когда два страдающий человека, спустя десять лет встретили друг друга вновь!? Разлученные судьбой на долгие годы, страдающие, одинокие и покинутые, два измученных сердца нашли друг друга сейчас, чтобы, взявшись за руки, осознать весь ужас роковой ошибки. Стать друг для друга спасением. Стать надеждой. Стать тем, кем смогут быть друг для друга. Просто быть рядом, пока будет нужно.
И пока будет эта потребность дружеской близости и единения душ, будет необходимость встречи.
Утром Лена почувствовала себя опустошенной и брошенной. И не потому, что проснулась одна. Максим был с ней. Крепко сжав в объятьях ее маленькое тело, он теплом дыхания ласкал ее волосы и жаром губ исследовал нежность кожи на висках. Она не спала, хотела вид, что еще не проснулась, а он шептал ей какой-то бред на ухо. Она не разбирала слов, но они и не были ей нужны, девушка сдерживала себя лишь того, чтобы не заплакать.
Тепло объятий не грело, а сладость поцелуев не ласкала, вместо нежности даря лишь новую боль.
Максим бы рядом с ней. Но какой одинокой и брошенной она себя ощущала!
Сердце разрывалось от слез, а в груди расползлась давящая боль, сковывая тело терновыми путами. Хотелось плакать. Громко, в голос, навзрыд. Хотелось кричать, ругаться, биться в истерике, – что угодно, только не молчать, только не терпеть, только не прощать. Вновь! Хотелось отодвинуться от мужа и застыть, сжавшись комочком, на другой половине кровати, пытаясь заглушить саднящую боль в груди.
Он вновь пришел от любовницы, от очередной любовницы. И она вновь почти ничего не смогла сделать.
Как много было женщин в их жизни за эти пять лет?! Если бы Лена считала, то сбилась бы со счета, хотя точно могла назвать дату, когда все началось.
Осенью. 15 октября.
«Скоро юбилей…» с горечью подумала девушка и зажмурилась сильнее.
Он не всегда изменял, не постоянно. Но женщин было много, – всегда разных.
А отвратительный, удушающий аромат цитрусовых его вчерашней любовницы наполнял легкие Лены ядом даже сейчас. В горле встал режущий ком, вызывая кашель.
Она не сдержалась вчера, – не смогла, устала терпеть. Впервые решилась, осмелилась высказать свой протест. Протест, который должна была высказать много лет назад. Тогда, когда все это началось. Даже, наверное, раньше. Тогда, когда девять лет назад Максим после разговора с отцом позвонил ей и попросил о встрече. Ей тогда еще нужно было отказаться, воспротивиться, возмутиться. Нужно было еще тогда бежать, куда глаза глядят. Но она не смогла. Она слишком сильно его любила. Она любила его и сейчас, разве нет?… Отчаянно, безрассудно, безумно любила, несмотря ни на что. Но той вины, что она ощущала все эти годы, что ощущала девять лет назад, уже не было. Была другая вина. ЕГО вина. И ОН должен был молить о покаянии.
А она… Что она еще могла, кроме как воспротивиться хотя бы сейчас?! Тому унижению, на которое он ее обрек?! Той вине, которую повесил на нее, как ярлык?! Той бесцеремонности, с которой он раз от раза уничтожал ее?! Той незаслуженной обиде, что вылил на нее ушатом горячей воды?!
Он вновь унизил ее вчера. Так больно. И так обидно.
Зачем он так поступил? Бесчестно и несправедливо по отношению к ней?! В годовщину смерти ее бабушки! Поехал к очередной любовнице.
Важные переговоры, черт возьми! С КЕМ?!
Хотелось хохотать и плакать одновременно. От этой гнусной лжи. Оттого, что она всегда знала правду.
Лена не выдержала, просто не смогла сдерживать себя. Лопнула струна терпения и немого молчания, пролились через край горечь и обида, таящиеся в глубине ее души много лет, и вызывая поток горячих обвинений и острых угроз.
Вспомнилось все. Годы одиночества и пустоты, раздирающий кошмар, в эпицентре которого она стояла совершенно одна, боль, вина, череда измен и предательств. Не выдержало, сломалось, разбилось… Устала.
Да, она его провоцировала. Нарочно, неосознанно, интуитивно, защищаясь, стараясь уязвить и задеть за живое. Она бы не смогла ему изменить. Это он мог, а она – нет. Слишком чистая и правильная для того, чтобы пятнать себя изменой, она могла лишь бросать на ветер угрозы, которые никогда не привела бы в исполнение. Но все эти пустышки подействовали на него, как красная тряпка на быка.
Она и не предполагала, что он может ТАК разозлиться. Он НИКОГДА раньше не принуждал ее к близости, НИКОГДА не призывал ее ответить на страсть. Но вчера… Словно тигра выпустили из клетки. Он набросился на нее. Он твердил лишь одно: она принадлежит ему, никто и никогда не посмеет ее у него отнять, она – ЕГО. Он просил, нет… он требовал подтверждения ее любви!
Он почти вынудил ее прошептать признание. Не вернув его своего…
Но как странно устроено женское сердце, черт возьми! Ей хватило и того мимолетного порыва, когда он, как сумасшедший твердил, что она принадлежит ему, чтобы растаять и потерять голову. Не поверить, но вновь, хотя бы на мгновение, утешить себя иллюзорной надеждой на то, что он тоже любит ее.
Но почему он так поступил с ней?! Пытался усмирить? Доказать свою правоту, которой она все равно не поверит? Уверить и себя в том, что говорит правду? Принудил ее к близости, заставил ее признаться, что он по-прежнему необходим ей, что она любит его? Зачем нужны эти признания?! Нужны ли они вообще?!
Она засыпала с этими мыслями, с этими мыслями она и проснулась.
А когда решилась-таки открыть глаза, Максим тихо пожелал ей доброго утра и улыбнулся, поцеловав в щеку. Она ответила ему вымученной улыбкой и снова закрыла глаза.
Какой-то странный, необычный блеск в синеве его взгляда. Разочарование?… Боль?… Раскаяние?!
Он коснулся прядей ее волос кончиками пальцев и нежно заправил локоны за ухо. Поцеловал еще раз, короткими поцелуями пробежавшись вдоль виска к губам, и встал с кровати.
Теперь Лена почувствовала себя поломанной и выброшенной. Как игрушка, как кукла…
Они почти не разговаривали утром. Позавтракали, едва ли сказав друг другу десяток слов, скупо простились на пороге, когда он уходил на работу, коротко поцеловались…
И казалось, что то, что надломилось прошлой ночью, уже не станет целым. Что-то сломалось навсегда.
А во второй половине дня раздался телефонный звонок.
Лена встрепенулась, устремив неуверенный взгляд на телефон.
Максим?… Она бы не удивилась, будь это звонок от него.
Но нет, это не он. Она знала, что это не муж. Не он, другой мужчина…
С гулко бьющимся сердцем, девушка подняла телефонную трубку.
– Да?
Почему так дрожит голос?… И вместе с тем, почему уголки губ приподнимаются в улыбке?…
– Лена?
Горячие тиски, сковавшие сердце, разжались, позволяя ей вдохнуть полной грудью.
– Андрей, – выдохнула она с облегчением. Свой, родной человек. – Я… очень рада тебя слышать.
И хотя она не видела, но точно знала, что он улыбается. Казалось, она даже могла представить, как светятся его зеленые глаза. В груди потеплело.
– Как ты?… – проронил Андрей, тяжело выдохнув.
Наверное, он не об этом хотел спросить, и Лена интуитивно знала это.
– Я… хорошо, – проговорила она, опускаясь в кресло. – А как ты?
– Тоже хорошо, отлично, – слишком поспешно выдал мужчина и запнулся. – Мы подписываем контракт…
– Да, я знаю, – коротко ответила девушка, радуясь лишь звуку его голоса и дыханию в трубку телефона.
– Конечно…
Повисло неловкое молчание. Странное и глубокое молчание, которое, тем не менее не давило ни на нее, ни на него. Легко, несмотря на то, что произнесено было лишь несколько слов. Легко и свободно.
Почему именно с ним ей так легко?… Даже молчать с ним – легко?…
– В общем-то… – запинаясь, пробормотал он, наконец, – я звоню, чтобы…
– Да?…
– Я хотел предложить тебе встретиться, – выпалил он, не раздумывая, а потом добавил осторожно: – Ты не против?
Сотни, даже тысячи бабочек вспорхнули в ней и вознеслись вверх, окрыляя ее. Улыбка расцвела на ее губах, глаза засветились искорками радости. Ей не нужно было раздумывать над ответом.
– Да, конечно! Где, когда?!
– Эээ… А где бы ты хотела?
Лена улыбнулась шире. Он не ожидал, что она так быстро согласится?… Боже, какое счастье!
– В небольшом скверике около городского парка, если ты согласен, – проговорила она. – Дождя, вроде бы, нет, и мы могли бы…
– Хорошо, договорились! – стремительно перебил он ее, словно опасаясь, что она может передумать. – Когда?
– Сегодня?… – неуверенно проговорила девушка, удержавшись от того, чтобы скрестить наудачу пальцы. – В три часа, в четыре… Когда тебе удобно?
– В половине четвертого тебя устроит?
– Д-да… да, давай в половине четвертого.
Она почти видела, что он улыбается. Широко, открыто, искренне, отчаянно счастливый. Как и она.
– Тогда… до встречи в сквере?… – спросил он после непродолжительного молчания.
– Да. Я обязательно приду, – клятвенно пообещала она. – До встречи, Андрей…
– До встречи, Леночка…
Предельно, безгранично счастливая девушка опустила трубку на рычаг.
Разве можно быть настолько счастливой?! От одного лишь звонка?! Не удивительно ли?…
Все сомнения мгновенно отошли на второй план. Что скажет Максим, что он подумает – не важно. Стоит ли ему вообще сообщать об этой встрече? Нужно ли? Да и зачем?! А если утаить ее, то… Неужели ей вновь придется лгать?!
Но его обмануть ей не удалось. По крайней мере, в том, чтобы попытаться что-то скрыть.
Удивительно, но он, как и Андрей, тоже совершенно точно угадывал ее состояние. А если и не угадывал, то всегда набирал ее номер, чтобы узнать, как она и чем занимается. Возможно, это уже вошло в привычку.
Он позвонил ей. Первым. Как всегда.
Она вздрогнула, глядя на горящий дисплей мобильного телефона. И через несколько секунд ответила.
– Да?…
– Лена?… – как-то неуверенно проговорил Максим. Неужели запинается? – Ты… Как ты?
Почему задрожали пальцы, сжимавшие телефон?… И почему ее голос стал непривычно тихим?
– Все хорошо.
– Чем ты занимаешься? Где ты?…
Какой избитый вопрос, Боже! Она всегда отвечала на него глухо и монотонно.
Но не сейчас. Сейчас все изменилось. У нее иные планы, у нее появился секрет.
– Пока ничем, – запнулась она и, сглотнув, добавила: – Пойду в парк, опять.
Он тяжело выдохнул, а потом как-то неестественно, словно через силу, вдохнул.
– В парк… Хорошо, – выговорил он глухо. – Оденься теплее, на улице довольно-таки прохладно.
Лена качнула головой и коротко согласилась с ним.
Что это? Проявление заботы? Чувство вины? Раскаяние, может быть?… За то, что было вчера? Или за то, что продолжалось уже девять лет?!
Но чем бы его слова не являлись, они уже ничего не могли изменить. Только не ее решимость. Только не ее уверенность в том, что впервые за девять лет она наконец отчаялась поступить правильно. Так, как нужно. Как хотела сама. Как ОНА считала правильным, а не так, как было правильно по мнению мужа.
– Хорошо, как скажешь… – пробормотала она.
Но он отчего-то разозлился.
– Черт, как скажешь?! – воскликнул он с досадой в голосе. – Соглашаешься со мной лишь потому, что боишься, если воспротивишься, я накричу на тебя и обижу?! – Неужели это сожаление и раскаяние смешивается с яростью в его голосе?! – Почему ты вставляешь меня монстром, Лена?!
Она зачарованно молчала, слушая не в силах поверить тому, что слышит. А Максим бесился.
– Я не хочу, чтобы ты простудилась, – тише, но с досадой сказал он. – И это не приказ! Это просьба.
– Я понимаю… – пробормотала она приглушенно.
– Не понимаешь! – сердито выдохнул он и выругался в полголоса.
Она действительно не понимала. Его отношения к ней – не понимала.
Ведь он изменился. Как-то быстро, стремительно, мгновенно. Не увидеть перемен было невозможно.
Но ведь и она тоже изменилась! И уже не станет прежней. Не вернется к той Лене Колесниковой, какой была на протяжении долгих лет. Нет возврата и к Лене Титовой, которую она знала когда-то. Была другая Лена, та, которую не знала и она сама.
Максим тяжело засопел в трубку, справляясь с гневом, но молчал, сдерживая себя. И Лена молчала.
И давящее чувство стиснуло грудь, не позволяя дышать.
– Когда ты вернешься домой? – проговорила она в попытке разорвать рваное молчание, повисшее между ними стеной.
– В половине седьмого, – коротко бросил он, а потом добавил, успокоившись: – У меня есть кое-какие дела… Но если ты хочешь, чтобы я освободился пораньше…
– Нет, нет, что ты!
И почему она воспротивилась так рьяно?! Так стремительно?… Может быть, не стоило выражаться так резко? Вдруг Максим что-то заподозрит?…
Лена тут же отругала себя. ЧТО он может заподозрить?! Она не совершает ничего противозаконного!
– Лена, мы так и не поговорили о твоей работе… – неуверенно начал Максим. – Ты, наверное, хотела…
– Не нужно сейчас об этом! – испуганно воскликнула она. – Потом, хорошо? Это нетелефонный разговор…
Стиснув зубы, он молчал.
– Хорошо, как скажешь, – вернул он ей ее же фразу, спустя несколько угнетающих мгновений.
Лена закрыла глаза, ощущая, что давление в груди стало усиливаться. Что-то невысказанное витало в воздухе, и она это чувствовала. Что-то горькое, что-то острое и отравляющее. Нужно что-то сказать. Но слов нет. И у нее их быть не может. Не она оказалась виноватой на этой раз. И извиняться тоже следует не ей.
– Лена… – прошептал Максим надрывающимся голосом. – Лена…
– Д-да?… – сухими губами выдавила она.
Молчание. Пустое, бессмысленное. Трепет. Биение сердца. А в воздухе витает недосказанность. Горько, очень горько… И в висках вновь пульсирует боль, заглушая все звуки. И молчать уже невозможно.
И вдруг… Врывается. Против воли. Отчаянно. С сожалением в голосе.
– Прости меня! Прости! – сошел на шепот. – Простишь?…
Почти не дышит. Боится.
– За что?… – пролепетала она.
Вязкая тишина. Как болото, засасывает в себя.
– За вчерашнее, – выдохнул он вновь шепотом, запинаясь. – Я не хотел, чтобы… так получилось. Не хотел… Ты мне веришь?… Я не хотел, правда…
– Понятно…
Руки дрожат, вспотели. Лена сжимает телефон все сильнее. Глаза закрыла, чтобы спрятаться от боли, которая вонзилась в нее острием кинжала.
Максим тяжело выдохнул.
– Прости…
Желает получить ответ. Но она не может его ему дать.
– Поговорим об этом потом, ты не против?… – голос тоже дрожит.
– Прощаешь?…
– Максим…
– Лена! Прощаешь?… – с нажимом спросил он. – Скажи мне… пожалуйста. Ты меня простишь за то, что сделал вчера?
И стены медленно начинают двигаться. Прямо на нее.
– Прощаю, – сквозь горечь застывших в уголках глаз слез выдохнула она. – До вечера, Максим.
Он хотел сказать что-то другое, совсем иное, а вместо этого растерянно и рассеянно проронил:
– До вечера, – неужели это его голос так неуверенно дрожит?… Опять?! – Целую тебя!
Лена распахнула глаза. Почему он терзает ее? Почему мучает? Она должна быть сильной. Обязана!
– Я тебя тоже, – проговорила она. – До вечера, – и, боясь, что может заплакать, стремительно отключилась.
Руки дрожали. Разве стоило ей ожидать чего-то другого?… Щеки горели, нещадно опаляя кожу огнем, и Лена коснулась их холодными пальцами в попытке справиться с жаром, что раскалял ее изнутри. Дышать было трудно, и она, наклонив голову вниз и закрыв глаза, опустилась в стоящее рядом кресло.
Так много было в его голосе… нежности?! Неужели это была нежность?! И сожаление, и раскаяние, и боль! Она явственно ощущала ее, как на себе. И все же… Отчего она не чувствует своей вины перед мужем? Почему вместо режущего и давящего чувства предательства она ощущает… пустоту? Безразличие? Равнодушие к тому, что скажет и подумает Максим, если узнает об ее встрече с Андреем?!
Неужели ей стали не нужны его нежные и теплые слова? Неужели они уже не смогут излечить ее израненную душу? Или она просто устала их ждать?… Они нужны ей так же, как раньше. Просто сейчас она спокойно реагирует на них. Она жила без них девять лет. И вот – ирония судьбы! – в тот самый момент, когда решила, что они ей ни к чему, когда решилась и отважилась на маленькое преступление против совести и чести, она их, наконец, дождалась!
Но ощущала теперь лишь спокойствие.
Ресницы дрогнули, Лена устремила уверенный взгляд на телефон.
Все правильно. Все так, как и должно быть. Она не делает ничего плохого, не делает ничего из того, чего ей можно было бы стыдиться. Раньше были ошибки. Они, словно преследуя ее, шествуя за ней по пятам, не отставали ни на шаг. Все девять лет она совершала одну ошибку за другой. Любила. Страдала. Терпела. Прощала. Молчала. Она не протестовала, не возмущалась, не требовала, не пыталась что-то изменить, слепо повинуясь тому течению, по которому несла ее жизнь.
Теперь она знала, что поступает верно. Любит, – да. Страдает, – да. Но терпеть и молчать больше не намерена. Равно, как и прощать.
Удивительно, как все может перемениться в одно мгновение!
Глубоко вздохнув, Лена встала с кресла и направилась в комнату.
В половине четвертого она должна быть в парке. У нее назначена встреча. Ее будет ждать Андрей.
Дождя не было. Но мрачное пасмурное небо, заволоченное тяжелыми серыми тучами, вот-вот готово было разразиться сильным ливнем. А ветер, сейчас прохладный и легкий, становился резче и жестче.
Лена, приподняв голову и осматриваясь по сторонам, сделала несколько уверенных шагов вперед и остановилась. Взгляд ее пробежал от одной лавочки к другой, пока она, наконец, не обнаружила того, кого искала. Андрей. Сидел на самом краешке лавки, согнувшись и засунув руки в карманы пальто, и смотрел в противоположную сторону, словно выискивая кого-то глазами.
Лена улыбнулась, сердце трепетно забилось в груди, предчувствуя встречу, и девушка двинулась вперед.
Андрей, словно осознав, что кто-то движется именно к нему, повернулся к ней лицом. Глаза вдруг его засветились, на губах заиграла нежная улыбка, он приподнялся с лавочки и двинулся ей навстречу.
Все сомнения вмиг рассеялись из ее воспаленного сознания, как только Лена увидела эту улыбку.
Андрей – друг, добрый, милый, нежный, близкий друг. Он все понимает, он все чувствует. Он знает ее, наверное, лучше, чем она себя знает. И он может помочь. Лена знала, что он может помочь. Он показал ей тот мир, который мог у нее быть, но которого она была лишена. Он – словно маяк, к которому движется идущий ко дну корабль. Тот свет, которого жаждет сердце, уставшее жить во тьме. Он – мгновение прошлой жизни, в которой она была счастлива. Он эпизод ее счастливого прошлого. Он – надежда на лучшее, светлое будущее.
Как странно иногда получается. Ты живешь, из года в год переживая одну и ту же трагедию, изо дня в день стараясь погасить в душе терзания, муки и удушающее чувство вины, годами разъедающее тебя изнутри, – но ничего не можешь сделать. Ты вновь ошибаешься, когда прощаешь, когда терпишь, когда молчишь, когда любишь безответно, трепетно и безумно, почти сходя с ума от этой любви. И ты уже не живешь, а просто существуешь, вновь и вновь заставляя себя идти дальше, стремясь найти что-то хорошее в завтрашнем дне. Может быть, завтра все изменится?… Ты слепо следуешь по дороге жизни, накинув на плечи шаль из обид и болезненных разочарований. Ты хочешь что-то исправить, изменить, измениться сама, чтобы жить, чтобы научиться заново жить. Но не можешь. Что-то не пускает, что-то вынуждает снова и снова ходить, как загнанному зверю, по одной и той же окружности, измеряя заученными шагами замкнутый круг, в который ты была увлечена много лет назад. О прошлом ты уже не вспоминаешь. Все твои мысли, все твои боли, все твои терзания и чувство вины – здесь, в настоящем. У тебя нет времени на то, чтобы вспоминать то хорошее, что у тебя было, просто потому, что в хорошее ты уже не веришь. Не веришь, что оно для тебя возможно. Загнанная лань, погибающая от ран, нанесенных тем, кого ты так любишь. Не оглядываешься по сторонам, не слушаешь доводы рассудка, не поддаешься уговорам подруг, чужое мнение не имеет для тебя никакого значения – оно не уменьшит ту боль, которая разъедает всю тебя, оно не изменит ничего в твоей жизни, в которой, кажется, уже все решено за тебя.
И вдруг… иногда хватает одного мгновения, сотой доли мгновения для осознания того, что правильно, а что неправильно. Это захватывает мозг, это раскрывает глаза, это приоткрывает завесу счастливой и беззаботной жизни, которой ты была лишена, но которой была достойна. Иногда хватает единственного слова, чтобы все понять и осознать. И уже кажется странным, почему раньше, находясь в своем замкнутом, ограниченном пространстве, ты не видела, как опасен, как страшен, как удушающе убийственен тот мир, в котором ты живешь. И ты не понимаешь, как ты могла прожить в нем столько лет, мучительно проживая один год за другим, почему не видела правды раньше, почему позволила загнать себя в панцирь вины и предательства, почему позволила себе жить в разбитой чаше с острыми краями? Сама ли виновата или виновником нужно считать кого-то другого, – это уже не так и важно. Весь этот черный мир расстилается перед тобой, как на ладони. И ты понимаешь, как много было допущено ошибок, они образовали крепкий узел из той боли, в которой ты живешь. Как много было излишних обвинений и угрызений совести, никому не нужных и бесполезных. Как много было неправильно или не вовремя сказанных слов, и как много было нужных и правильных слов, которые так и не были произнесены! Как много было молчания, когда нужно было кричать. Как много было прощения, когда прощать было нельзя. Как много было вины, которую следовало разделить на двоих, и боли, которую нужно было переживать, а не маскировать ее под маской равнодушия и самотерзаний. Как много было ошибок, которые исправить уже нельзя, – поздно.
И как много было моментов, когда нужно было смотреть правде в глаза, а не отворачиваться в сторону в бесплотной, глупой надежде на то, что кто-то, а не ты, изменит все вокруг.
Сейчас, оборачиваясь назад, глядя на то девятилетнее прошлое, не понимаешь лишь одного, – как ты смогла выжить в нем, в этом аду, в этой боли и вине?! Как не сошла с ума, как сохранила в себе то доброе и светлое, что всегда в тебе было, как оно не умерло под остервенелой атакой предательства и обиды?!
Как ты смогла продолжать любить человека, который не ценил твоей любви?! Который требовал любви и, получая ее, не отдавал ничего взамен?! Ты не стала любить его меньше от осознания этой правды, ты просто стала иначе смотреть на свою любовь к нему.
И сейчас, глядя в искрящиеся зеленые глаза человека, который мог бы подарить ей весь мир, если бы она захотела, вся жизнь словно промчалась перед взглядом Лены. Все ошибки, все терзания, чувство вины, боль, разочарование, измены, ложь, непонятая и непринятая любовь. Закольцованный мир непонимания, в котором двое, когда-то так сильно любившие друг друга, молча погибали от собственного молчания.
Лена улыбнулась Андрею, радуясь тому, что улыбка вышла искренней, а не натянутой на лицо маской, и когда она подошел, тихо проговорила:
– Надеюсь, ты не долго ждешь?
Он покачал головой, не решаясь поцеловать ее в щеку или просто коснуться руки.
– Нет, – смущенно ответил он. – Тебя я готов ждать сколь угодно долго.
Лена опустила взгляд, но промолчала.
– К тому же, – добавил Андрей, – ты пришла вовремя, это я спешил к тебе на встречу. И, кажется, перестарался, – улыбнулся он.
Лена посмотрела на него и застыла. Слишком много надежды в его взгляде. Какой-то слепой надежды на то, что могло бы быть, но чего никогда не будет. Слишком много любви, на которую она никогда не ответит той любовью, которую он от нее ждет и которой он достоин. Слишком много нежности и ласки, от которых она отвыкла, к которым она даже не успела привыкнуть.
Слишком опасно, слишком рискованно. Не стоит ходить по грани, по лезвию бритвы, по краю бездны, в которую они оба могут упасть. Это не может привести ни к чему хорошему.
– Сегодня, – выговорил Андрея, стараясь разрушить стену молчания, – не так холодно.
– Да, – тихо сказала Лена, поднимая глаза вверх, – вот только дождь скоро пойдет.
– Осень.
Лена посмотрела на Андрея грустными глазами.
– Да, осень, – кивнула она. – Не люблю осень.
– Раньше любила, – тихо сказал Андрей, задумчиво наклонив голову и поджав губы.
Лена отвела взгляд в сторону.
– Многое изменилось.
Все, что она любила, все, чем она дорожила, все, ради чего готова была жить, украли у нее осенью.
Андрей промолчал, с болью в глазах глядя на девушку и не зная, что сказать.
Он терялся, он растворялся в ее боли, читавшейся на бледном лице и в карих, потухших глазах. Он не мог понять, до сих пор не мог понять, куда делась та смеющаяся девочка, которую он оставил, уезжая. Куда она исчезла, во что превратилась, кем обернулась? Она ли перед ним сейчас? Девять лет слишком долгий срок, но не для того, чтобы до такой степени изменить человека. Вычернить, украсть улыбку, превратить в бледную тень. Она такая же красивая, она такая же чистая и добрая, какой и была, и все же… уже не та. Другая Лена. Трепетная и нежная, любящая и страдающая, всепрощающая и непорочная. Но какая-то… отравленная, словно бы пропитанная болью.
И он хотел бы ей помочь, спасти ее, но не знал, как. Он и сейчас не знал, что ему сказать. Он просто терялся. Он боялся, что скажет что-то не то, обидит ее и причинит новую боль. Он хотел видеть ее счастливой, а не затравленной, загнанной в клетку. Он хотел помочь ей, но у него опускались руки. Потому что спасать ее нужно было от того, кого она любила. От того, от кого она не хотела быть спасенной.
