Текст книги "И телом, и душой (СИ)"

Автор книги: Екатерина Владимирова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 36 страниц)

Она явственно ощутила, как он напрягся. Почти видела, как сощурились синие глаза, как сдвинулись брови, как сжались губы, образуя тонкую линию.

И улыбнулась. Она знала его. Она изучила его. Столько лет! Их было достаточно.

Он не отнесется к ее словам с той радостью, с теми чувствами и эмоциями, восторгами и трепетом, которые она хотела бы от него услышать, которые могла бы от него ожидать. Но это отчего-то не смущало ее сейчас. Главное, чтобы он разделил ее радость вместе с ней. Каким образом – неважно, важно лишь то, чтобы он узнал.

– Что за новости? – выговорил Максим сдержанно и почти сухо.

– О моей работе.

– Черт! – воскликнул он. – Лена, прости, – перебил ее муж, – но я не смог ни с кем договориться! Времени не было. Такой дурдом на работе, да еще переговоры эти… никак не можем прийти к обоюдному решению… Черт! – он выругался сквозь зубы, а потом сказал: – Прости, что вешаю все на тебя. Не стоило мне…

– Нет, нет, что ты! – воскликнула она, дернувшись. – Мне… интересно, что у тебя происходит. И даже если я не могу помочь, я рада, если ты… поделишься со мной своими проблемами, – тихо закончила она и застыла.

Может, не стоило этого говорить?… Максим старался ограждать ее от своих проблем на работе. А сейчас, она, воодушевленная тем, что пережила, осознавшая очень много, стремилась узнать о том, чем он живет, чем дышит, что его беспокоит.

Но он не готов был к тому, чтобы рассказать ей об этом.

– Да не стоит тебя нагружать, – отмахнулся муж устало. – Лишние хлопоты, и только. Я обещаю, что как только вернусь, сразу же придумаю что-нибудь насчет твоей работы. Есть у меня один зна…

– Не нужно, – осторожно проговорила Лена, перебив его.

– Что не нужно? – не понял Максим.

Наверное, хмурится сейчас.

– Не нужно работу тебе искать? – спросил он раздраженно. – Ты работать не хочешь? Или что?

Лена распахнула глаза, уставившись в потолок, и тяжело вздохнула.

– Не нужно искать мне работу, – сказала она решительно и, не дав ему заговорить, выпалила: – Я ее уже нашла.

Молчание, повисшее между ними, сводило с ума. Резало и кромсало на части нервы, электрическими зарядами вонзившиеся в плоть, атаковало бьющимся в тело пульсом дрожи, задевая нервные окончания и кусочки души.

– То есть как, – выговорил Максим ровным голосом, – ты ее уже нашла? Где? У кого?

– У Марата Каверина, – сглотнув, выговорила девушка.

– У Каверина?! – изумленно воскликнул муж. – Как же ты?…

И тут он все понял, замолчал на полуслове, тяжело задышал в трубку, и она глотала его дыхание, понимая, что и сама начинает дышать тяжелее и чаще.

– Это он? – сквозь зубы, сдерживаясь, прошипел Максим. – Он… Порошин помог тебе, так? Он?!

Скрывать от него это не имело смысла. Он бы все равно узнал.

– Да, – кивнула Лена, – это Андрей. Он знаком с Маратом Александровичем, и…

– Почему ты к нему обратилась, а не ко мне? – перебил ее мужчина. – Я твой муж, а он… – Максим стиснул зубы. – Кто он такой, черт возьми?! Друг детства?!

– Андрей просто хотел помочь! – заявила девушка, не испугавшись мгновенной вспышки гнева. – И помог!

Зря она это сказала. Да, зря… Но слово, как говорится…

– Ну, конечно, – выплюнул из себя Максим. – Он тебе помог… а я… я оказался не удел, так?

– Нет, не так! – запротестовала Лена, отчего-то почувствовав в себе желание биться до конца за правду. – Ты бы тоже помог, я знаю, – сказала девушка, пытаясь успокоить его, – просто у тебя дела, на тебя так много навалилось, и переговоры, ты же сам говорил, – Максим тяжело дышал, стараясь успокоиться, и она слушала его прерывистое частое дыхание, боясь, что муж может сорваться. – Я знаю, что ты помог бы мне, будь у тебя время. Просто… Андрей…

– Оказался ближе? – сквозь зубы прошипел мужчина. – И смекалистее, да? – его слова били и резали ножами, наполненные горечью и обидой, которую она испивала до дна. – Ну, конечно, я бы не смог договориться о работе для тебя у самого Марата Каверина! Уж прости! – разгневанно воскликнул он, начиная беситься.

– Максим! – воскликнула Лена строго. – Не говори глупости! Я бы пошла на любую работу, какую бы мне…

– И как удачно, что подвернулась работа у Каверина, – поддел ее Максим, злясь и давясь обидой и болью.

– Да, это удача, – согласилась Лена, ничуть не смутившись. – Ты должен понимать, и, я думаю, ты понимаешь, что упускать такой шанс я не буду.

– Ну, еще бы, – яростно выдавил Максим сквозь зубы.

– И я приняла его предложение.

– Я не сомневался.

Лена вздохнула. Прикрыв на мгновение глаза.

– Давай не будем ссориться, – попросила она тихо. – Я думала, что ты порадуешься за меня…

Максим стиснул зубы, она это знала. Он едва сдерживал себя… от того, чтобы не закричать, не бросить телефон, не помчаться к ней, чтобы все выяснить лицом к лицу. От того, чтобы не придушить Андрея, как только того увидит.

– Максим, – тихо проговорила девушка. – Тебе не стоит… обижаться. Андрей по-дружески помог мне, вот и все…

– По-дружески?…

– Да. Порадуйся за меня, – попросила она, приподнимая уголки губ и надеясь, что он почувствует ее ободрение.

– Я рад, – сухо выдавил Максим через несколько секунд. – Порошину не забыла позвонить, уведомить о том, что все так хорошо обернулось!? – едко поинтересовался мужчина, все еще не желая успокаиваться.

Она хотела сорваться и сказать, что позвонила, в первую очередь, но мгновенно опомнилась.

– Сообщу ему завтра, – солгала она, не задумываясь.

Максим стих.

– Хорошо, что так, – выдавил он недовольно.

– Ты успокоился? – спросила она напрямик, но Максим промолчал, а она и не ждала от него ответа. – Как прошел твой день? – спросила она осторожно, словно прощупывая почву.

– Не очень, – неохотно пробормотал муж. – Наверное, мне придется задержаться в Москве. Приеду в начале следующей недели, во вторник, надеюсь.

Лена сникла, опустив глаза вниз.

– Значит, еще почти неделя?… – едва слышно проговорила она, не рассчитывая на то, что он услышит.

Но он услышал.

– Шесть дней, – коротко поправил ее Максим. – Еще шесть дней… без тебя.

Последние слова… Тихо, шепотом, на выдохе, нервно, чтобы не услышала…

Но она услышала… и почувствовала, как одинокая соленая слеза скользнула по щеке и скатилась в уголок губ.

Эти шесть дней тянулись бесконечно. Почти. Спасала работа. Ее новая работа, в наличие которой по-прежнему не верилось. Как-то все это было неожиданно, невероятно, словно бы нереально. Мечтой, неисполнимой, несбыточной, далекой. Словно это были моменты не ее мира, не ее жизни. Словно это жизнь была не ее. Словно сказка, но такая чудесная, что не хотелось, чтобы она подошла к концу.

Когда Лена встретилась с директором кондитерской, то поняла сразу две вещи.

Во-первых, этот пожилой седовласый мужчина, Иван Игоревич, ей очень понравился. И не потому, чтобы был знатоком своего дела, любящим то, чем занимался, но еще и потому, что умел найти подход ко всем и ко всему, с чем так или иначе соприкасался. А, во-вторых, она осознала, какое удовольствие ей будет доставлять работа. Она никогда бы не подумала, какое это блаженство – заниматься любимым делом, общаться с людьми, делиться с ними какими-то житейскими историями и слушать их негодующие или одобрительные всплески эмоций.

Она работала всего несколько дней, но уже понимала, что если ее не выгонят, она ни за что не уйдет сама. Наконец, обретя то, к чему стремилась, чего так хотела, она не желала расставаться с мечтой. Может быть, Максим, когда увидит, как она счастлива, как ей приятно работать, тоже смирится? Порадуется за нее?

После того ночного звонка он звонил ей каждый день. Или она звонила ему. Не боялась, теперь отчего-то не боялась. Если хотела услышать его голос, просто набирала выученный наизусть номер и слушала. Его вздох, дыхание, радость или злость, усталость или тоску. Ей нравилось слушать даже его молчание. Они не разговаривали долго, всего пара слов или фраз, но отчего-то сейчас эти пустые и нелепые фразы стали для нее дороже, существеннее, сокровеннее. Они были другими, не такими, как прежде, чем-то отличались от тех горьких разговоров, что они вели раньше. Какие-то близкие, родные, от них веяло… теплом? Она не хотела себя обнадеживать, но очень хотелось верить в перемены.

Максим всегда звонил ей ночью, ровно в одиннадцать, и желал спокойной ночи. Никогда не говорил «люблю» – он ни разу не сказал этого за все девять лет их совместной жизни, но она представляла эти его слова. Мечтала, надеялась когда-нибудь их услышать. И когда он каким-то словно бы дрожащим, взволнованным голосом говорил «До завтра» она мысленно заменяла его фразу теми словами, которые хотела от него услышать.

И всегда засыпала с улыбкой на губах.

Даже не догадываясь о том, как сильно этот человек на другом конце провода хотел сказать ей именно то, что она так желала услышать!..

Лидия Максимовна и Александр Игоревич, когда Лена сообщила им последние новости, обрадовались тому, что она нашла работу. Спросили, как к этому отнесся Максим, а когда узнали, что он был «почти не против» успокоились окончательно. Пригласили ее на выходные к себе, и Лена согласилась. Не смогла отказаться. И дело было даже не в том, что это выглядело бы неудобно, а потому, что она уже давно не виделась с родителями мужа, и к тому же хотела поделиться с ними радостными новостями.

Когда она подъехала, Лидия Максимовна, несмотря на завывающий октябрьский ветер, встретила ее на веранде и, едва невестка, выбравшись из такси, бегом направилась в сторону дома, женщина приняла ее в свои теплые объятья.

– Леночка! – воскликнула мама Максим. – Как я рада тебя видеть! Так давно у нас не была.

– Вы у нас тоже, – улыбнувшись уголками губ, укорила ее девушка.

Лидия Максимовна улыбнулась в ответ.

– Исправимся! – проговорила она и, обнимая Лену за плечи, подтолкнула ее ко входу. – Пойдем, пойдем, холодно.

Женщины направились в дом, и едва ее тела коснулось тепло помещения, Лена улыбнулась.

– Саша! – крикнула Лидия Максимовна с порога. – Саша, Леночка приехала! Да где же ты?

Девушка смущенно потупилась, снимая пальто, и улыбнулась.

– В кабинете? – проговорила она.

– Да, – ответила Лидия Максимовна. – Ты же знаешь, жизни не мыслит без чтения, – усмехнулась уголками губ.

– О чем вы тут шушукаетесь? – появляясь в дверном проеме широкоплечей фигурой, поинтересовался Александр Игоревич. Одет в домашнее, с книгой в руках, приветливо улыбается, глядя на Лену светящимися глазами.

– Здравствуйте, – проговорила девушка, целуя свекра в подставленную ей морщинистую щеку.

– Здравствуй, здравствуй, милая, – обнимая ее за талию, проговорил мужчина. – Ну, что, пройдемте в гостиную?

Она дома. Именно это чувство пронзило ее стрелой. Наконец, дома.

Каждый раз, попадая сюда, в этот уютный, охваченный жаром семейного тепла и счастья дом, она понимала, как сильно жаждет такого же уюта, подобного тепла и такой же полувековой любви. Для себя и Максима.

Как грустно, что за девять лет брака, они с ним так и не смогли построить хотя бы подобия того счастья, что было у его родителей. У них были обиды, боль, вина, непрощение, обещание. Но никогда – семьи. Ее – никогда не было. Это сейчас Лена понимала это со всей отчетливостью. Раньше, глядя на семейные пары, она представляла, что и у них когда-нибудь будет так же, она еще верила, надеялась, мечтала, делала что-то для того, чтобы исправить допущенную когда-то ошибку. Она еще надеялась на заботу, взаимопонимание, прощение, ласку и любовь. А потом, пять лет назад, руки у нее опустились. Оказалось, единственное, что объединяло ее несостоявшуюся семью и те семьи, за которыми она тайно наблюдала, украдкой глядя на украденные поцелуи и слушая счастливый смех, был секс. Больше не было ничего. Пустота, одиночество, мрак и гнусное чувство вины.

И возможно ли сейчас повернуть все назад и вновь встать лицом друг к другу? Чтобы начать все сначала? Хотя бы попытаться сделать что-то для того, чтобы сохранить этот брак? И нужно ли его сохранять?…

Лена нахмурилась, ужаснувшись своим мыслям.

Как она может думать об этом?! О вероятности подобного разрыва?! Уйти от Максима? Спустя девять лет кошмара? Возможно ли? Нужно или необходимо?! Зачем, почему, как такое можно допустить?!

И разве не пыталась она уже один раз сделать это?… Получилось ли у нее?! Нет, она не смогла уйти.

Лена усмехнулась.

Тогда она была слабее… Хотя, что она такое говорит, она и сейчас слаба! Разве сможет она уйти сейчас?! Нет, не сможет. Как и годы назад не сможет собрать вещи и оставить того, кого любила больше жизни. Растоптанная и убитая, но по-прежнему наивная и глупая маленькая девочка. Неужели она так ничему и не научилась?! Неужели продолжит молча сносить то, что вокруг нее происходит?! Измены, ложь, предательство, терпеть вину и боль?!

И Лена совершенно ясно осознала сейчас, что не сможет. Не вытерпит, не промолчит. Что-то изменилось. Уйти она не сможет, но и молчать больше не будет. Словно откровением вонзилась в ее сознание эта мысль. Освободительная, спасительная, трепещущая мысль о новой жизни.

Возможно ли что-то изменить? Сейчас – спустя годы ада? Или единственным выходом из клетки, действительно, является побег?! От себя, от него, от любви?…

Нет, она не будет об этом думать! Не станет. Она будет бороться за семью. За семью, которой никогда не было, но которая могла бы быть! И за одну только возможность ее появления она будет биться до конца. Всего несколько шагов навстречу друг другу, всего несколько слов, правильный, нужных, необходимых, как воздух, спасительных слов. Нежных прикосновений к коже, к волосам, убаюкивающих прикосновений, любящих, ласковых…

Ведь возможно? Еще не все ушло, не потерялось, не заросло. Не умерло!? Или ушло безвозвратно?… Погибло под палящим солнцем равнодушия и зла?!

Нет, она не станет, не будет, не решится… Она не уйдет. Это не спасет их, а погубит. Оттолкнет обоих к разным полюсам этого мира, разведя на разные стороны орбит. И закружиться в танцующем единении они уже не смогут. Не вместе, только по отдельности, глядя друг на друга и не смея, не имея возможности даже прикоснуться.

Опять выбор. Опять стык. Опять грань, которую не перешагнуть безболезненно. Нужно решиться, отважиться, сделать шаг вперед. Уйти, убежать, скрыться!.. Или же остаться, бороться, спрятать разодранное в клочья чувство, которое когда-то их соединило, и воскресить его в своих заледеневших, гноящихся, зарубцованных болью сердцах?

Опять выбор. Как и девять лет назад. Тогда они его сделали. Остались друг с другом. И страдали девять лет.

Неужели сейчас, для того, чтобы спастись и спасти то, что осталось, нужно…?

– … так как у тебя дела на работе?

Голос Лидии Максимовны ворвался в мозг оглушительным раскатом набата.

Лена, вздрогнув, уставилась на нее, потом перевела взгляд на свекра. Попыталась улыбнуться.

– Да, вроде бы, все пока хорошо, – проговорила она. – Я и работаю-то пока еще пару дней. Но мне все нравится!

– А как хозяин? Строгий? – кивнув, спросил Александр Игоревич.

– Строгий, – согласилась девушка, глядя на зажатую в руке чашку с чаем. – Но справедливый. Просто так ни на ком зло не сорвет, – усмехнулась уголками губ, подняла глаза вверх. – Но попадаться ему под горячую руку не стоит.

Колесниковы ободряюще улыбнулись. Повисло минутное молчание, прерываемое стуком настенных часов.

И Лена, пребывая в блаженном тепле семьи, хотела забыть обо всех бедах, что свалились на ее голову. Просто заснуть, укрывшись пледом, в старом кресле. И ни о чем не думать.

– А как же ты устроилась на работу в кондитерскую Каверина? – заинтересованно проговорила Лидия Максимовна и, бросив взгляд на мужа, задумчиво добавила: – Мне казалось, что к нему так просто попасть.

– Если это вообще возможно, – проговорил Александр Игоревич.

Лена смущенно потупилась, чувствуя, что щеки начинают алеть.

– Мне… Андрей помог, – выдавила она из себя.

Александр Игоревич нахмурился.

– Андрей? Это кто такой?

– Твой друг детства? – уточнила Лидия Максимовна, внимательно глядя на девушку.

Лена гордо вскинула вверх подбородок, отчего-то ощутив необходимость защитить, обезопасить Андрея.

– Да, это он. Андрей Порошин, – она посмотрела на свекра. – Мы встретились с ним на одном из приемов. Он партнер Максима, вот мы с ним и увиделись, совершенно случайно, – Лена опустила взгляд в чашку с чаем. – Он предложил мне помочь, когда узнал, что я ищу работу, а я… согласилась.

Тугое и жгучее молчание давило на легкие, мешая дышать. Воздух стал спертым и удушливым.

– Хорошо, – медленно проговорил Александр Игоревич, – что еще есть вот такие друзья.

И вновь повисшее молчание уничтожает, разъедает по кусочкам. А Лена не знает, что сказать, грудь сдавило, в горле острый комок из слов, но не одно из них не слетает с языка.

А потом, резко, стремительно, пока не видел отвернувшийся в сторону муж, мама Максима коснулась ее руки.

– Не наделай глупостей, Леночка, – тихо пробормотала Лидия Максимовна, наклонившись к девушке и заглянув ей в глаза. – Обещаешь? – Лена зачарованно кивнула. – Я знаю своего сына, если что-то пойдет не так, быть беде…

Лена тогда не поняла, о чем говорит свекровь. Лишь потом, спустя несколько долгих дней, когда уже успела забыть об ее втихаря от мужа сказанных словах, она поняла их смысл. И пожалела, горько пожалела о том, что не придала им особого значения тогда, когда трагедии еще можно было избежать.

Андрей. Всему виной был Андрей. Хотя нет, не так. Виновата была она, конечно же, она. Но Андрей… он стал причиной. Ее новой вины, новой ошибки. Ее падения.

Он обещал встретить ее после работы, они договорились посидеть в кафе перед тем, как в город вернется Максим.

Если бы она тогда могла знать, чем для нее это обернется, она бы отказалась. Она бы бежала домой со всех ног!.. Но… Когда Андрей позвонил ей, она не отказалась, она согласилась, светясь от счастья новому прожитому дню. Он с сожалением извинился, сказав, что задерживается на работе, попросил ее подойти сразу к кафе. И она опять согласилась, легко, беззаботно, улыбаясь и спеша навстречу запланированному свиданию с другом.

Закутавшись большим платком, уже не глядя под ноги, а, высоко приподняв подбородок, гордо встречая резкие порывы осеннего ветра и ощущая, как тот треплет волосы на висках и затылке. Улыбаясь, проскользнула несколько улочек и переулков, боковым зрением замечая косые взгляды проходящих мимо нее людей.

Несколько шагов вперед, и вот уже за поворотом – то самое кафе, в котором они с Андреем договорились встретиться. Осталось лишь пройти проезжую часть, перейти на другую сторону улицы.

Улыбнувшись предстоящей встрече, девушка сделала решительный шаг вперед.

А потом вдруг… голоса. Ворвались, вонзились в ее одурманенное сознание, оглушили ее своей настойчивостью и вязкой несокрушимостью. Громкие, радостные, искрящиеся смехом и весельем. Детские голоса, заставившие ее остановиться посреди дороги и помутившимися, испуганными глазами вглядываться вдаль.

Где?… Откуда?…

Блуждающий взволнованный взгляд остановился на кованой ограде, выкрашенной в черный цвет.

Детский сад.

И снова смех, врезавшийся в нее осколками когда-то залеченных ран.

Лена резко замерла, часто задышала, стараясь выровнять дыхание, чувствуя бешеные удары сердца в грудь.

– Мамочка!..

Оголенный провод коснулся нервных окончаний, вызывая дрожь во всем теле.

Словно парализованная, сделала неуверенный шаг вперед, неотрывно глядя на играющих на площадке ребятишек.

– Мамочка, посмотри на меня!..

Боль пронзает изнутри, разрывает в клочья, рвет, не щадит, режет, терзает, избивает. Убивает.

Горячими пальцами коснулась ограды, обхватив ее дрожащими пальцами, наклонившись вперед, тяжело дыша.

– Ну, мамочка!.. Смотри…

Слезы рвутся из глаз, касаются переносицы щекочущей болью, дрожат ресницы. Губ касается горькая соль.

– Мамочка, ты за мной пришла?…

– У мамы скоро день рождения, мы с папой ей уже подарок купили…

– Эту шапку мне мама купила. Смотри, какая красивая!..

– За мной мама приехала!..

– А моя мамочка самая лучшая!..

Давит, жжет огнем, обжигает пламенем растленной души, кровоточит сердце, рвется изнутри боль…

Мир начинает кружиться вокруг нее, затаскивает в свой водоворот, свой жуткий болезненный плен.

Черная кованая ограда уже не сможет спасти от падения, все кружится, плывет, шатается, ускользает из-под ног.

– Мама, мама!..

– Лена!..

Голоса смешались в один гулкий, звонкий гудок клаксона. Звук удаляющегося поезда, шумит, надрывается…

– Мамочка…

– Лена!..

Знакомый голос. Такой родной… Голос ее сына?… Ее маленького сыночка?… Да, да, она знала, она чувствовала, что он звучит именно так.

– Лена!.. – и снова этот голос.

Да, мой родной, да, мой хороший, говори со мной, разговаривай, даже можешь звать меня по имени, не называя мамой, своей любимой мамочкой, только не молчи. Говори, говори, пожалуйста!..

– Лена!.. Что с тобой?! Лена!

Это не ты?… Почему у тебя такой странный голос?… Очень похож на голос…

– Лена, мать твою!?

Она подняла вверх помутившиеся глаза, чувствуя, что тело уже не держит ее.

– Андрей?… – выдохнула девушка разочарованно, из последних сил.

Он подхватил ее за руки и повернул к себе лицом, приказывая держаться за себя. Очень вовремя, потому что еще мгновение, и она упала бы на землю, потому что ноги ее уже не держали. Слабость сковала ее тело, дрожь, пронзая позвоночник тупой болью и ледяным холодком, вонзилась под кожу.

– Что с тобой?… – испуганно глядя в ее бледное, перекошенное от боли лицо с горящими слезами глазами, пробормотал мужчина.

Она не могла говорить, язык, словно онемел. Изо рта вырывались непонятные стоны и всхлипы.

– Что с тобой, дорогая моя? Леночка, что с тобой?! – шептал он, обнимая ее за плечи, трогая ладонями висящие плетьми руки, касаясь холодных щек и губ, наклоняясь к ней все ближе, ладонями сжимая ее щеки, вынуждая заглянуть себе в глаза.

– Андрей… – выдохнула девушка едва слышно. – Андрей!.. – на последнем дыхании вымолвила она и схватилась за него, отчаянно крепко, стискивая руками рукава его пальто, обнимая за шею. – Это ты?… Боже, это всего лишь ты?…

И разрыдалась. Громко, неожиданно, навзрыд, истерично, в голос, не сдерживаясь.

А Андрей, прижимая ее к себе, шептал слова утешения, обнимал за плечи. Наклоняясь ниже, целовал виски, спускаясь к щекам, горячими губами стирал следы слез на нежной коже, скользнув вниз к ее губам, накрыл их своими. Жарко, жадно, яростно впиваясь в ее рот. Слизывая ее боль, горящую в груди, и страдание, разрывающее на части. Испивая до дна ее горе, о котором не знал, но которое чувствовал. Заглушая горькие стоны, рвущиеся из ее груди, глотал их ртом, дышал ими. Не переставая, касался ее губ с новой силой, впиваясь, вонзаясь в ее рот языком лаская раны ее души.

И Лена, цепляясь за него, как за источник спасения, отвечала ему, отдавая боль, уничтожая страдание, делясь с ним своей бедой, своим горем, своей глубокой, так и не зажившей раной.

Два грешника, которые нашли утешение друг в друге в минуту слабости и щемящей тоски.

Один поцелуй. Изменивший очень многое.

Ведь нужно было догадаться, что за двумя грешниками всегда наблюдает кто-то третий…

9 лет назад

Ноябрь в тот год встретил их белесой белоснежной пеленой. Она укутала город, словно вуалью, седой и безликой, какой-то равнодушной и невежественно спокойной, укрывшей макушки деревьев своим белесым кружевом из снега и молчаливо взиравшей на тихий город. В ней таилось зло, немое и беззвучное.

Но снег неожиданно растаял, уступая место переменным, сменяющимся мелкой и противной моросью, невзрачным и серым дождям. Таким же молчаливым и тоскливым, каким был недавно растаявший день.

– Наверное, зимы вообще не будет, – уныло говорил себе под нос Максим, выглядывая в окно и хмурясь при виде яростных порывов ветра и косых параллелей дождя в воздухе. – Что за погода!?

Да, он не любил осень. Никогда не любил. А после этой осени стал ее люто ненавидеть.

Было холодно. По-ноябрьски холодно. И когда он, выбегая из подъезда, втягивал плечи и клонил голову вниз, в попытке спрятаться от ветра, запрыгнул в свой автомобиль и стремительно рванул с места, даже не бросив на окна своей квартиры с застывшим там улыбающимся личиком молодой жены, он думал именно о том, какая отвратительная в этом году осень. Через две недели зима, а на улице черте что творится!

Он даже не бросил взгляд на свой этаж, хотя знал, что жена наблюдает за ним. Каждый раз, глядя на нее, он дивился тому, как человек может испытывать к другому человеку, к женщине, к своей жене столь противоречивые чувства, какие испытывал он к Лене! Любовь боролась в нем с ненавистью, забота с безразличием, беспокойство за нее с полнейшей апатией. Он презирал, он ненавидел… Ее поступок. Ту ситуацию, в которой оказался, в которую его загнали, как в ловушку. Родители – наставлениями, Лена – ложью и предательством!.. Разве можно одновременно любить и ненавидеть?! Презирать и заботиться!?

Ему казалось, что он просто сходит с ума. Ему было проще не обращать на нее внимания, просто забыть о том, что она существует, что она присутствует в его жизни, представить, как в сказке, что все так же, как и прежде. И его не принудили на ней жениться. И он вообще не женат. И его не поставили перед выбором, в котором не было ни одного варианта, который бы его устраивал. Не было того давления, которое на него оказали. Не было тупика, где горящей красной надписью светились тоскливые мгновения его падения.

И он хотел бы не замечать ее, забыть, просто отрешиться от того, что было. И от чувств, которые к ней испытывал, потому что сейчас они казались оскверненными, испорченными, грязными и порочными. И от ее лжи, которую так и не смог ей простить. И от своего поражения, – от него он желал отрешиться сильнее, яростнее всего! Он никогда не проигрывал, никогда не был слабым. Но чувства к этой девушке убивали в нем силу, веру в победу, уничтожали его самого, того, каким он хотел быть все эти годы до встречи с ней. Не из-за них ли, этих самых чувств, он согласился на этот брак?! Ведь он знал, что тот свяжет его по рукам и ногам, он докажет всему миру, как Максим слаб и беспомощен, что он, как и все, может проиграть. Он не желал проигрывать снова! А потому хотел отбросить в сторону то, что делало его слабым потенциальным проигравшим в этой схватке, в этой борьбе без правил.

Но отбросить в сторону не получилось. Из-за него… Из-за ребенка. Его и Лены малыша.

Он, наверное, даже любил его. Да, любил. Как назвать то чувство, которое он испытывал к этому еще не родившемуся существу, если не любовью?! И он боялся этого чувства. Он боялся, что Лена его заметит. Он боялся вновь оказаться слабым и беспомощным, скованным обстоятельствами, чувствами теперь не только к своей жене, но и к нему… своему ребенку. Он не хотел этого, не желал. Он не хотел и этого ребенка тоже. Раньше. А сейчас, когда видел его развитие, наверное, даже ощущал ту связь, что появилась между ними, он не мог отмахнуться от тех чувств, ощущений и эмоций, которые преследовали его каждый раз при взгляде на округлившийся живот жены. И он старался на нее больше не смотреть.

Ребенок – совсем не то, что он желал. И Лена – не то, что ему сейчас было нужно.

Но и Лена, и ребенок стали неотъемлемой частью его жизни. А он не желал менять свой устоявшийся за годы мир, переворачивая его с ног на голову. Он хотел убежать – и убегал. Мчался на машине, рассекая воздух и капли равнодушного дождя, рвавшегося в салон автомобиля, желая избавиться от того, что имел.

В тот день он тоже убегал. Не знал еще, что на этот раз побег почти удастся совершить.

А настроение Лены в тот день не испортил ни дождь, ни даже преднамеренно равнодушный жест со стороны Максима. Сердце сильно билось в груди, отдаваясь в ушах, а руки немного дрожали, когда она со светящейся на лице улыбкой, вызвав такси, спускалась вниз, ловя ртом свежий ноябрьский воздух и глотая капли дождя, ощущая их прохладу на языке.

Сегодня. Она узнает своего малыша уже сегодня.

Ей сказали, что нет стопроцентных гарантий. И хотя данное обследование может показать результат уже и на пятнадцатой неделе беременности, процентное соотношение таково, что вероятность ошибки анализа очень велика. Ее заранее предупредили, что это лишь предположение, слишком не точное, чтобы выбирать имя будущего ребенка. Но Лена была непреклонна. Она хотела знать, кто у нее родится.

И когда врач, ласково улыбнувшись ей, проговорила:

– Это мальчик…

Лена думала, что расплачется от счастья.

Она закрыла лицо ладонями и рассмеялась, громко, не стесняясь. Потом еще долго благодарила врача за оказанную ей услугу, а когда, выглянув в окно, увидела, что дождь перестал, почти расцвела.

В тот день, когда Лена узнала эту новость, она, возвращаясь из больницы, улыбалась так ослепительно, что прохожие с удивлением смотрели ей вслед. Закутавшись в меховой воротник пальто, девушка ни на кого не обращала внимания, словно окружающего мира и не существовало вовсе.

Мальчик! У нее будет мальчик. Их с Максимом сынишка! Можно ли было мечтать о большем!?

Не поделиться этой новостью с мужем она просто не могла. Задыхаясь от счастья, она набрала его рабочий номер, едва попала домой, в надежде услышать радостное восклицание на свою новость.

– Максим?…

– Да, – ответил почти мгновенно. – Что-то случилось? С тобой? С ребенком?!

Лена невольно улыбнулась, услышав беспокойство в голосе мужа. Несмотря ни на что, ни на боль, ни на обиду, ни на разочарование в ней, ни на ее ложь и предательство, Максим любил их еще не родившегося малыша. Она знала это, она это чувствовала каждой клеточкой тела, всем своим существом ощущала эту безграничную любовь отца к своему ребенку.

И ему не удалось бы ее обмануть или убедить в обратном, даже если бы ему этого захотелось.

И это казалось странным. Ведь Максим заявлял вполне серьезно, что ему не нужен их малыш. И тогда, когда он произносил те злые, сказанные запальчиво, со злости, слова, она ему поверила. Она плакала, винила себя, у нее сердце болело так сильно, что, казалось, грудь разорвется от боли. А потом… спустя месяцы… она усомнилась в собственных выводах.

Он любил своего ребенка. Пусть и не признавался в этом, но любил. Так же сильно, как и она.

Было что-то особенное, волшебное, даже благоговейное в том, как он смотрел на ее уже округлившийся живот, как, подходя к ней со спины, словно бы случайно касался ее кожи, будто желая ощутить невидимую связь со своим малышом. Или в том, как осторожно гладил ее волосы, спускаясь нежными касаниями к шее, плечам и, наконец, опуская пальцы на ее животе, когда думал, что она спит и ничего не видит.