Текст книги "И телом, и душой (СИ)"

Автор книги: Екатерина Владимирова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 36 страниц)

– Как ты узнала, что я стою рядом? – перебив ее, спросил Максим.

Лена повернулась к нему, удивленно распахнула глаза, губы ее дрогнули, приоткрылись.

– Я… просто почувствовала запах твоего мыла, – проговорила она, потупив взгляд.

Максим кивнул и прошел к столу. Не поверил. Была другая причина, о которой она не хотела говорить.

– Я буду только чай, спасибо, – сказал он, садясь за стол. – Посидишь со мной?

Девушка кивнула, так и не взглянув на него.

– Я приготовила кексы, будешь? – спросила она, и Максим согласно кивнул.

Что-то было не так, он это чувствовал. Что-то было не так, и он не мог уловить, что именно.

Он как-то обреченно вздохнул и поднес чашку с чаем к губам.

Лена села напротив него и, пряча глаза, тоже взяла чашку в руки, словно согревая холодные пальцы.

Боль в висках усиливалась, пульс грохотал в такт биению сердца, а перед глазами стояла темнота.

Максим сглотнул и стиснул чашку онемевшими вмиг пальцами.

– В пятницу у нас важный вечер, – проговорил он медленно.

Лена подняла на него удивленный взгляд.

– Что за вечер? Благотворительный?

– Нет, встреча с новыми партнерами.

Лена кивнула и вновь опустила глаза.

– Я тоже должна присутствовать?… – спросила она тихо.

– По идее, да, – проговорил Максим как-то затравленно. – Как моя жена, ты должна присутствовать… – и, пересилив себя, добавил: – Но если ты не хочешь…

– Я пойду, – сказала Лена так же тихо, а потом более уверенно добавила: – Пойду, – бросила на него решительный взгляд. – Все хорошо. Для тебя же это важно.

Да, для него это было важно.

А ей нужно было пересилить себя, чтобы присутствовать там.

Он хотел сказать, что она может остаться дома, что он придумает какую-нибудь отговорку, но Лена устремила на него очень внимательный взгляд с застывшими внутри зрачков решительными искорками, и он так и не вымолвил ни слова.

– Я бы хотела поговорить с тобой, – проговорила она тихо.

– О чем? – выдавил он из себя. – Я весь внимание.

А Лена вдруг испугалась. Сжала чашку дрожащими пальцами, тяжело вздохнула, опустила глаза вниз, затем вновь подняла их на Максима. Своим взглядом, словно заглянула ему в саму душу.

– Я сегодня видела Аню, она была с Сашей… – произнесла она, и Максим поджал губы.

– Таак, – протянул он и поставил чашку на стол. – Почему мне кажется, что следующие слова мне не понравятся?

Лена пропустила его слова мимо ушей и продолжила:

– Я хочу… то есть, я хотела бы…

Максим почувствовал, как сердце забилось в груди часто и гулко. В висках только боль, острая, резкая.

– Что?… – прошептал он осипшим вмиг голосом.

Лена заглянула ему в глаза. Как же много он прочитал в них! Страх, испуг, надежду, веру, неверие…

Он бы выполнил любую ее просьбу за один этот взгляд, полный надежды!

Любую, кроме этой…

– Я хочу… ребенка, Максим, – прошептала она одними губами.

Дыхание замерло, даже сердце, казалось, перестало биться.

– Что?… – на выдохе переспросил он.

– Я хочу, чтобы у нас был ребенок, – повторила Лена, глядя ему в глаза и не отводя взгляд.

Он почти чувствует, как боль разъедает его внутренности, и как сердце грохочет в каждой клеточке тела, вмиг ослабевшего.

И опять существующая реальность словно исчезает, растворяясь в секундах, минутах, тех мгновениях, которые разделяют ее просьбу от его ответа.

– Мы говорили об этом, – сдержанно выдавил из себя Максим, сжимая чашку в руках со всей силы

– Нет, – покачала Лена головой, – не говорили.

Максим взглянул на нее, остро и подавляюще.

Она могла просить его о чем угодно. О чем угодно, черт побери!

Но она просила именно о то, чего он не мог ей дать!

– Ты знаешь, что я думаю по этому поводу, Лена, – сказал он холодно. – И мы с тобой обсуждали это.

Кажется, Лена догадывалась, каким будет его ответ, поэтому подготовилась.

– Не только я хочу детей, – воскликнула она в запальчивости. – Твои родители…

– Мои родители уже смирились с тем, что в ближайшее время внуков им не видать! – перебил ее Максим, пронзив острым, как бритва взглядом.

– А я не смирилась! – твердо сказала Лена и заглянула Максиму в глаза, уверенно, непоколебимо, упрямо. – Я хочу детей, – выдавила она из себя. – Мне уже двадцать восемь, Максим…

– Женщины рожают и в тридцать пять, и в сорок!

– А я не хочу, чтобы на моего ребенка показывали пальцем и говорили, какая у него замечательная бабушка! – резко перебила она и тут же замолчала, осознав, что говорила слишком резко.

Максим испепелял ее взглядом, словно стараясь уверить в правильности своего отказа.

Стиснул зубы, поджал губы, тяжело дышал, с силой втягивая в себя воздух через нос.

Но Лена не отвела взгляда, смотрела на него твердо и прямо.

– Я против этого, – проговорил Максим, выделяя слова. – Точка!

– А когда ты будешь НЕ против?! – воскликнула она с чувством.

– Лена… – предупреждающе выговорил мужчина, глядя на нее.

– Я хочу детей, ты должен это понять, – вскричала она со слезами в голосе. – Я не могу сидеть дома просто так и сходить с ума…

– Ты сходишь с ума?

– Я хочу нянчить своего малыша, а не чужого! Хочу, чтобы мне говорили «мама», а не кому-то на улице!

Максим едва сдерживал себя. Она знала, на что идет, когда решала завести этот разговор… Она знала.

И он знал. Что никогда не согласится.

Как бы больно ей не было, как бы больно не было ему…

– Я сказал, Лена, – сдержанно выдавил Максим. – Значит, так и будет.

– Почему ты не можешь понять, как это важно для меня?! – вскричала Лена, не сдерживаясь, чувствуя, что слезы вот-вот вырвутся из глаз. – Почему отказываешь в этом?!

– У нас не будет детей, Лена, – вскочив из-за стола и нависнув над женой, выкрикнул он. – Это ясно?!

– Никогда?… – сдерживая слезы, прошептала девушка.

Быстрый взгляд на ее дрожащие губы, слезы в глазах.

– Не сейчас… – пробормотал Максим, чувствуя себя последним ублюдком.

– Значит, никогда, – прошептала она и поджала губы.

Максим сжал руки в кулаки, сузил глаза, сведя брови к переносице.

– Ты действительно не понимаешь, или делаешь вид, что не понимаешь? – спросил он жестко.

– О чем ты? – удивилась Лена и сглотнула.

– О том, что было девять лет назад.

Лена сжалась в комочек, поджала губы и отвернулась.

Больно, опять так же больно, как и тогда… И ничем эту боль не заглушить, ничем не вылечить…

– Ты никогда не перестанешь напоминать мне об этом, да? – прошептала она.

– Я ни разу до этого момента не упоминал об этом, – жестко выговорил Максим, выделяя слова

– Но я знала, что ты об этом думаешь! – бросив на него быстрый взгляд, сказала она. – Намного проще, правда, не говорить, но делать все для того, чтобы я помнила?!

– О чем ты? – с подозрением спросил мужчина.

– Ты понимаешь меня, Максим, – четко выговорила девушка. – Ты понимаешь…

Ноги его внезапно стали ватными, и Максим схватился за край стола, чтобы не упасть.

Он понимал. Как никто другой, понимал… Даже лучше, чем она.

Эти девять лет они прожили вместе. В аду.

– То, что тогда было… оно всегда будет стоять между нами, да? – спросила девушка со слезами в голосе.

Максим сглотнул, тяжело выдохнул через сжатые губы, прикрыл глаза.

– Почему ты просто не хочешь понять меня? – с мольбой проговорила Лена, поднимая на него глаза.

– А ты – меня? – внезапно дрожащим голосом произнес Максим, глядя на нее.

Девушка поджала губы и, глотая слезы, выдавила из себя:

– Спасибо, что выслушал, – поднялась из-за стола, даже не взглянув на него. – Пойду отдохну, если ты не против, – двинулась вперед, почти не различая, куда идет.

А Максим, тяжело дыша и плотно сжимая губы, до боли, до крови, закрыл глаза, сдерживая себя, чтобы не закричать на всю вселенную о своей боли и потере.

О своем одиночестве, которое они с Леной делили на двоих. Уже девять лет подряд.

9 лет назад

Лене бы хотелось верить, что на то была воля кого-то свыше, или же просто судьба, которая уже не раз и не два пошутила над ней, но она знала, что всему виной была только ее ложь. Гнусная и противная ложь.

Ошибка. Роковая ошибка, которую ни исправить, ни вычеркнуть из памяти, ни забыть, ни простить…

Максиму – не простить.

Как же часто мы можем отчаяться на какой-то поступок, считая его совершенно безобидным, совершить какое-то деяние, думая, что оно не будет иметь последствий, сделать нечто нехорошее, вынуждая себя оправдываться перед собственной совестью, которая настойчиво и призывно шепчет «Не нужно»…

Как часто мы можем пойти на то, в чем не видим ничего скверного и нехорошего, и лишь потом, спустя время, понять, как глубоко мы ошибались?!

Разве можно так слепо заблуждаться, так бескомпромиссно идти на поводу собственных желаний, так гнусно лгать и так же гнусно потом оправдывать себя и свои поступки?!

Лена не могла. Именно поэтому и считала себя виноватой.

Одна маленькая ложь, казалось, совершенно безобидная, имела слишком большие последствия для того, чтобы хотя бы попробовать себя оправдать. Но она даже не пыталась.

Пойти на сговор со своей совестью и «договориться»?!

Искать правду и находить ее в своих поступках и словах?!

Оправдать себя хоть в чем-то, чтобы не нести весь груз вины и ответственности только на себе!? Чтобы потом не расплачиваться, чтобы потом не было больно, чтобы можно было вставить хоть один аргумент в свою защиту! Не показаться расчетливой и бескомпромиссной интриганкой.

Сейчас, оглядываясь назад, она поняла, что очень многое делала не так, как нужно было сделать.

Исправить ошибки, вернуться в прошлое, загладить свою вину… Она сделала бы это, если бы был шанс.

Но девять лет утекли, словно вода сквозь пальцы, незаметно, тихо, монотонно и размеренно… Оставляя позади себя лишь годы пустоты и одиночества на двоих, которое навсегда поселилось в их сердцах.

А вернуться назад, туда, на девять лет назад и попытаться все исправить?… Невозможно.

Можно только вновь испытывать недоумение и боль, вспоминая прошлое, и сожалеть о том, что судьба распорядилась ими по своему усмотрению, не дав им и шанса на то, чтобы попытаться быть счастливыми.

Сейчас, как и девять лет назад, не давала на счастье шанса…

Лена даже не заметила изменений, которые стали происходить в ней. Да и как бы она могла догадаться, когда о подобном могла читать только в книгах, а для себя этого не могла и представить?!

А когда представила… изменить уже ничего было нельзя.

Они продолжали встречаться с Максимом. Все было, как и прежде, но в то же время, как-то… иначе.

От встреч теперь она ждала чего-то другого. Ей не было мало того, что он ей предлагал, да и сама она отдавала ему всю себя без остатка, получая взамен нежность и благоговейную щедрость, но, казалось, что она никогда не сможет насытиться им, насладиться в полной мере, надышаться. Казалось, что это острое, как клинок, ощущение того, что она его не знает, что стоит на границе дозволенного и запрещенного, колет больнее, чем стремительно вонзившаяся в плоть стрела, наконечник которой обильно смазан ядом.

Она пыталась запомнить каждую минуту, каждое мгновение, проведенное рядом с ним. Ловила глазами его взгляд и, не боясь, касалась пальцами его губ, поглаживая их и наслаждаясь их мягкостью. Иногда прижималась к нему всем телом, слушая монотонные удары сердца, и дышала им, как воздухом.

Она стала узнавать его. И если раньше имела лишь смутные представления о том, какой он, принимая как факт, что безумно любит этого мужчину, то сейчас что-то незаметно менялось, открывая ей тайны жизни Максима.

Она стала понимать его. Сильный, волевой, бескомпромиссный мужчина. Мужчина, который привык жить по плану, написанному им самим. По правилам, которые установил сам. Он не верил ни в судьбу, ни в рок, он верил лишь в себя.

Именно поэтому Лена и знала, что он не сможет простить ей того, что она натворила. Того, что она сделала. Потому что в планы, которые написал он сам, никто не имел права вмешиваться. Даже она.

В первую очередь – она. Потому что однажды, ворвавшись в его жизнь, она сыграла не по его правилам. И выиграла. Еще одну победу он отдать ей был бы не способен.

Впервые о своей беременности Лена задумалась в тот момент, когда любимые блюда стали отдавать противными запахами, а утренняя тошнота уже стала слишком подозрительной и явной, чтобы пытаться уверить себя в случайности и испорченных продуктах. Убедиться же в том, что ждет ребенка, Лена окончательно смогла лишь тогда, когда месячные, всегда приходившие по расписанию, не пришли ни в назначенный срок, ни через несколько дней по его истечении.

И тогда она поняла, что совершила ошибку. Возможно, роковую, самую грубую ошибку в жизни.

Она решила рискнуть и проиграла…

После шока, когда она с темными кругами под глазами от размазанной туши сидела в ванной комнате и сквозь поток слез смогла-таки рассмотреть злосчастные две полоски на тесте на беременность, тайно купленном в аптеке, к ней пришло осознание того, что она сделала. Вся вина и ответственность легла на ее хрупкие плечи в одно мгновение. Ребенок, незапланированный, случайный… Как растить его одной?!

А потом… как удар грома, как взрыв, как лавина или раскаленная лава, несущаяся на нее жарким уничтожающим пламенем, ее озарила мысль…

Как эту новость воспримет Максим?!

Сжавшись в комочек в углу ванной комнаты, поджав под себя ноги и втянув плечи, Лена громко и надрывно рыдала, глотая соленые слезы и до боли прикусив губу.

Он не примет, он не поймет, он не простит…

Максим не сможет простить обмана, никогда не поймет мотивов и причин.

Он примет сам факт, но никогда с ним не согласится.

В тот день Лена впервые почувствовала себя предательницей.

Она боялась говорить. Она боялась думать об этом. Она боялась отвечать на телефонные звонки, вздрагивала и пятилась назад, словно опасаясь, что Максим может материализоваться перед ней из воздуха.

От бабушки скрыть ничего не удалось. Да и как она смогла бы это сделать?… Маргарита Ивановна знала и понимала ее лучше, чем кто бы то ни было. Она заметила состояние внучки уже тогда, когда сама Лена ни о чем не догадывалась. Притянув трясущуюся от рыданий девушку к себе, она шептала ей теплые слова и лишь повторяла, что все будет хорошо, что она никогда ее не бросит, что всегда будет рядом.

И Лена успокоилась. Не сразу, совсем чуть-чуть, но успокоилась.

Маргарита Ивановна отправила ее в больницу на обследование, и Лена, не раздумывая, согласилась.

Ее должна была принять одна из лучших врачей в поликлинике Лилия Лаврова, и ожидая своей очереди, Лена то и дело оглядывалась по сторонам, словно опасаясь увидеть Максима, с обидой и упреком в глазах мчавшегося к ней, постоянно смотрела в сторону выхода, будто желая сбежать, и слушала размеренные и глухие удары сердца, колотившегося в грудь часто и больно.

– Титова Елена?

Незнакомый женский голос прозвучал неожиданно и особенно громко в просторном коридоре женской консультации, и Лена вздрогнула, удивленно посмотрев на подошедшую к ней медсестру.

– Это я, – дрожащими губами прошептала девушка.

Медсестра посмотрела в листок, зажатый в руках, а потом вновь перевела взгляд на Лену.

– К сожалению, Лилия Никитична не сможет сегодня принять вас, – проговорила она. – Вас направили к Александру Игоревичу.

Сердце забилось в ее груди, как сумасшедшее, гулом отдаваясь в ушах и болью звеня в висках.

Этот звук оглушал ее, а боль становилась все резче и острее.

– Александру Игоревичу?… – еле слышно выговорила Лена, запинаясь.

– Да вы не волнуйтесь, – успокаивая, сказала медсестра и улыбнулась. – Александр Игоревич лучший врач-гинеколог в городе. К нему запись на два, а то и три месяца вперед! А вам повезло, Лилия Никитична лично попросила его осмотреть вас вместо себя, – она взяла девушку за руку и потянула за собой. – Пойдемте со мной, он сейчас вас примет.

Все внутри него воспротивилось этому. Нет, нет, нет!

Все в ней кричало, вопило, сопротивлялось, умоляло, уговаривало остаться на месте, а лучше – убежать. Но Лена не вняла внутреннему голосу, встала со стула и на ватных ногах направилась за медсестрой.

Руки отчаянно тряслись, когда она с бешено бьющимся сердцем и молотившим в запястья пульсом открывала дверь кабинета врача и заходила внутрь.

В глаза бросилась надпись, как неоновая вывеска в темноте, как яркий ослепляющий свет…

«Врач: Колесников Александр Игоревич».

Мгновенно стало мало воздуха, грудь сдавило, стянуло узлом, болью отозвалось внутри нее сердце.

Этого не может быть…

Мир закружился вокруг нее в бешеном танце, поглощая в себя и свой сумасшедший ритм.

Огненный вихрь закрутил, завертел ее, опаляя, испепеляя, уничтожая…

Звон в ушах усиливался, перед глазами темнота, боль в груди усиливалась, стягивая сердце терновыми путами.

Лена застывает в дверях, хватается за стену, чтобы не упасть.

В виски ударяет спасительная мысль – бежать. Как можно скорее! Прочь, прочь…

Еще меньше воздуха, превратившегося в одно мгновение в вакуум. Девушка открывает рот, чтобы с жадностью ловить спасительный кислород, но понимает, что не чувствует насыщения

– Катенька? – этот голос она слышит уже сквозь шум и гул, стоящие в ушах.

И все еще пытается сопротивляться, бежать, поворачивается к двери лицом, пытаясь нащупать ручку.

– Я к вам пациентку привела, от Лилии Никитичны, – сказала медсестра, обращаясь к врачу.

Лена часто и поверхностно глотает воздух, пытаясь справиться с темнотой в глазах.

– Нет… – шепчут онемевшие губы. – Нет, только не к нему… Не надо, пожалуйста.

На ватных ногах делает шаг вперед, желая выйти.

Уйти, убежать, скрыться. Только бы не у него. Не сейчас. Никогда…

– Так пусть проходит, – слышит она как сквозь сон мужской голос. – Позови ее…

Нет. Нет!

Дрожащие руки не успевают схватиться за ручку двери, Лена медленно оседает на пол.

Последнее, что она успевает услышать, это обеспокоенный крик медсестры:

– Александр Игоревич, она теряет сознание! Скорее…

А потом ее поглощает спасительная темнота.

Она все-таки убежала…

– Лена?… Ты меня слышишь?… – как сквозь сон слышит она голос Александра Игоревича.

Единственное, что она может сейчас, это покачать головой, не понимая, соглашается с ним или нет.

В нос врезается резкий и отрезвляющий запах нашатырного спирта, и она морщится, отворачиваясь.

– Лена?… – повторяет мужчина. – Ты в порядке? Ничего не болит?

Девушка опять качает головой, пытается приоткрыть глаза.

Над ней нависает Александр Игоревич в белом халате и в очках, смотрит на нее обеспокоенно.

– Ты в порядке? – повторяет он свой вопрос.

Лена поджимает губы, чувствуя, что слезы вот-вот рванутся из глаз.

Разве что-то сейчас может быть в порядке?!

– Голова больше не кружится? – мужчина тронул ее за плечо. – Как себя чувствуешь?

Она пытается приподняться, но Колесников рукой удерживает ее от этого.

– Хорошо, – разлепив онемевшие губы, пробормотала девушка.

– Тебе сейчас лучше полежать, – сказал мужчина безапелляционно и отошел.

Лене захотелось провалиться сквозь землю, а не просто полежать. Исчезнуть, раствориться, убежать.

Она поджала губы, закрыла глаз и отвернулась к стене.

Кто бы мог подумать, что судьба вновь посмеется над ней?! Вот так!? Снова!

Где спасительная темнота, где тишина и умиротворение?! Откуда это чувство стыда, режущее грудь?!

Лена почувствовала, как слезинка скользнула по щеке, скатившись в уголок губ.

– Мне нужно бабушке позвонить, – пробормотала девушка, слизнув слезы языком.

– Позвонишь, – утвердительно кивнул Колесников. – Ты была без сознания всего две минуты, не более.

Почему же не всю жизнь?! Как страшно здесь, в этом мире… А там, в темноте, не страшно.

Лена смахивает замершие в глазах слезы и пытается приподняться с кушетки, на которую ее перенесли. Получается, даже голова не кружится.

Облокотившись спиной о стену, Лена виновато смотрит на мужчину, застывшего около стола.

– Это ребенок Максима? – наконец, спросил Колесников, не отводя от Лены глаз.

Хотела спросить, откуда он узнал о том, что она беременна, но тут же поняла нелепость своего вопроса.

– Да, – прошептала она и отвернулась не в силах вынести пристальный взгляд синих глаз.

Тяжелый вздох, словно с трудом втягивает в себя воздух. Снимает очки и кладет их на стол.

– Максим знает? – еще один вопрос, который режет ее, словно ножом

Лена отрицательно покачала головой и, закусив губу, опустила голову.

– А ты собиралась сказать ему?

Она дышит тяжело и поверхностно, почти не захватывая воздух, а сердце в ее груди разрывает на части грудную клетку, и все стучит, стучит, стучит… Молотом, набатом, гонгом, отбивая свой ритм в висках.

– Да, – сипло проговорила она, поднимая на Колесникова заплаканные глаза.

Мужчина качает головой и на мгновение прикрывает глаза.

– Ты же понимаешь, что это… неожиданно.

Это выбило почву у нее из-под ног, конечно, она понимала.

Лена не ответила, и Александр Игоревич посмотрел на нее.

– Что ты думаешь делать?

– Я не знаю, – прошептала девушка, пряча глаза, а потом вдруг призналась: – Я боюсь. Что подумает Максим? – подняла на мужчину затравленный взгляд. – Он будет считать, что я сделала все специально, да?

– Возможно, – поджав губы, проговорил Александр Игоревич, не желая ее обманывать.

Его сын всегда был сложным человеком, кому, как не ему, знать об этом?…

Лена грустно кивнула и отвернулась от него, стараясь скрыть слезы вины.

– Ты не собираешься избавляться от ребенка? – спросил вдруг Колесников как-то резко.

– Нет! – воскликнула Лена испуганно и глядя на него широко раскрытыми глазами. – Конечно, нет!

– Это хорошо, – одобрительно сказал мужчина и решительно добавил: – Да я бы тебе и не позволил.

Лена посмотрела на него исподлобья и всхлипнула.

– Нужно сказать Максиму, – проговорил Александр Игоревич осторожно.

– Я знаю, – прошептала Лена через силу хрипло и тихо. – Но как?…

Столько вины, столько надежды и веры, столько невинности и покорности в ее глазах!!

Колесников не мог смотреть на нее и не чувствовать сострадания и обиды, которые заволокли ее в плен.

– Я поговорю с ним, – сказал он вдруг, а потом уверенно добавил: – Не беспокойся, все будет хорошо.

Лена посмотрела на него и прошептала «спасибо» дрожащими губами.

Наверное, она могла бы ему поверить, если бы речь шла о ком-то другом. Но Максим…

Очевидно, «все будет хорошо» не те слова, которые сейчас могли бы ее успокоить.

Наверное, она уже тогда знала, что хорошо уже не будет. Не в ближайшие девять лет…

Нормального разговора с сыном у Александра Игоревича не вышло.

Да и как могло быть иначе, когда речь шла о ребенке, которого, Колесников-старший знал, его сын сейчас не сможет принять?!

Он позвонил Максиму вечером, предварительно посоветовавшись с женой и рассказав ей все.

Лидия была категорически против этого разговора, считая, что Лена и Макс должны поговорить с глазу на глаз и во всем разобраться сами, но переубедить мужа не смогла.

Александр Игоревич набрал номер сына и без приветствия заявил:

– Сын, мне с тобой нужно поговорить.

Тот, немного опешив, пробормотал:

– А может, позже? У меня сейчас завал на работе, дел невпроворот.

– Это важно, – настойчиво сказал отец, сжимая телефон похолодевшими пальцами.

– А твое «важно» не может подождать до выходных? – взмолился Максим с отчаянием в голосе. – Пап, честное слово, если бы я мог…

– Максим, – оборвал мужчину отец. – Приезжай. Разговор пойдет о Лене. И о тебе.

Молчание, глубокая и затяжная пауза, которая накаляла атмосферу и вынуждала сердце биться чаще.

– О чем ты хочешь поговорить? – сдержанно и, казалось, безэмоционально, спросил Максим, но на самом деле он так сжимал трубку, что посинели пальцы.

– Приезжай, сын, – упрямо повторил Александр Игоревич. – Дома и поговорим.

Максим пообещал приехать через час и отключился, а Александр Игоревич подумал, что сын способен делать все в наикротчайшие сроки, когда дело касается Лены, настолько она стала ему дорога, наверное, он способен был бы подарить ей весь мир, если бы она попросила, но он никогда не сможет принять того, что ему сейчас готова была предложить она.

Максим не обманул, прибыл ровно через час, смог вырваться.

– О чем ты хотел поговорить? – прямо с порога заявил он, проходя в гостиную и снимая на ходу пальто.

– И тебе здравствуй, – недовольно пробормотала Лидия Максимовна, подходя к сыну.

Максим поцеловал ее в щеку и выдавил:

– Прости, мам, – посмотрел на отца, застывшего в кресле с книгой в руке.

– Как ты? – спросила женщина, взяв у сына из рук пальто.

– Хм… хорошо, – не глядя на нее, пробормотал Максим. – Пап, – настойчиво выдавил он. – О чем ты хотел со мной поговорить?! Ты знаешь? – быстрый взгляд на мать, но та лишь опустила глаза, ничего не ответив. – Значит, знаешь, – сдержанно выдавил он и вновь устремил взгляд на отца. – Один я ничего не понимаю?!

– Может быть, пройдем в мой кабинет? – предложил Александр Игоревич, поднимаясь с кресла.

Колесников-младший поджал губы и подобрался, словно готовясь к прыжку.

– Пожалуй, – проговорил Максим, ощущая, как трясется его сердце. – Если дело, действительно, важное…

– Важное, можешь не сомневаться, – оборвал его отец и направился в кабинет.

– Хорошо, – сдержанно выдавил из себя Максим и прошествовал следом за отцом.

– Лида, не мешай нам, – предупредил Александр Игоревич жену и скрылся за дверью.

Максим нахмурился, обернулся к матери, но та лишь покачала головой, ничего не сказав.

Направился в кабинет, и едва дверь за ним закрылась, воскликнул:

– И что это значит?! – сердито свел брови. – Если ты хочешь начать читать мне нотации о том, что Лена мне не пара, или что я не пара ей, то не стоит и пытаться! – предупредил мужчина, сжав кулаки.

– Разговор пойдет не об этом, – поспешно сказал отец. – Хотя об этом тоже не мешало бы поговорить.

Максим застыл около двери, глядя на отца зачарованным взглядом.

Сделал несколько шагов вперед и застыл посреди комнаты.

– Что ты имеешь ввиду?

Колкое и неприятное чувство недосказанности повисло в воздухе, вызывая дрожь в теле.

– Лена никогда не подходила тебе, и ты это знаешь, – напрямую сказал отец, обернувшись к сыну.

Максим стиснул зубы.

– И что это меняет?! Мы все равно вместе, – сощурив глаза, выдавил из себя мужчина.

– Я знаю.

– И мы все равно будем вместе, что бы ты ни сказал, – уверенно заявил Максим.

– А вот в этом я и не сомневаюсь, – сказал отец, заглянув Максиму в глаза.

Что-то проскользнуло либо в глазах отца, либо на его лице, либо в тоне и интонации его голоса, что-то, что заставило Максима вздрогнуть и, нахмурившись, уставиться на него в попытке все узнать.

– О чем ты хотел со мной поговорить? – сдержанно выговорил он, чувствуя, как грохочет в груди сердце.

– О Лене, – сказал отец, засунув руки в карманы брюк – И о тебе.

– Что тут можно сказать?! – воскликнул он, взмахнув руками от негодования

– Лена была в больнице… – начал Александр Игоревич.

– Она заболела? – обеспокоенно спросил Максим, застыв на месте. – С ней что-то случилось?

– Случилось, – коротко подтвердил отец, опустив взгляд, и тихо добавил: – Она была у меня на приеме.

Слова врезались в кожу, но так и не проникли под нее, вонзившись в кровь.

– На приеме?… – как зачарованный, Максим смотрел на отца.

– Да, на приеме.

Максим поджал губы, свел брови.

– У нее какие-то проблемы? – предположил он.

Александр Игоревич покачал головой.

– Я бы так не сказал, – поверхностно проговорил Колесников-старший.

– Тогда в чем дело?! – взорвался Максим и подскочил к отцу, нависнув над ним скалой. – Если ты не…

– Она беременна, Максим, – перебил его Александр Игоревич. – Уже пять недель.

Максим застыл, как вкопанный, глядя на отца в упор и не веря. Слова оглушили его. Словно вырвали почву из-под ног. Выбили весь кислород из легких, вынуждая сейчас стоять и задыхаться.

– Ты меня слышал? – проговорил отец, дотронувшись до плеча сына.

– Что?… – отрешенно спросил Максим, заглянув отцу в глаза. – Что ты… сказал?…

Звон в ушах стучал и стучал, настойчиво, монотонно, резко.

Он, наверное, неправильно все понял… Не так расслышал. Ведь такого не может быть, чтобы…

– Лена ждет ребенка, – повторил отец, вынуждая сына провалиться в яму собственных заблуждений.

– Это невозможно… – пробормотал мужчина, тяжело дыша и опуская глаза.

– Возможно, уверю тебя.

– Нет, невозможно! – воскликнул Максим, отшатнувшись от отца. – Не с ней. Не со мной!

– Ты не веришь заключению врача?! – саркастически осведомился отец, глядя ему в лицо. – Моему заключению?! – посмотрел на сына пристально и внимательно. – Она беременна, Максим.

– Этого. Не. Может. Быть, – медленно выговорил Максим, словно выплюнул слова, и грубо чертыхнулся в голос. – Она сказала, что принимает таблетки…

– Никакие таблетки она не принимала.

– Что?! – обернулся к отцу с округлившимися от шока глазами и приоткрытым ртом. – Что-о?!

– Я спрашивал, – тихо сказал отец, – она мне ответила, что никогда не принимала контрацептивы.

Мир завертелся вокруг Максима с бешеной скоростью, вырывая почву из-под ног. Воронка становилась все глубже, все больше, она кружилась и кружилась, засасывая его в свой водоворот безумства.

– Но как такое может… Она сказала, что ей прописали, – пробормотал он ошарашенно. – Гинеколог, когда она… – быстрый взгляд на отца, словно в попытке докопаться до истины. – Что это значит?! – вскричал он, сжимая руки в кулаки. А потом, всего через мгновение, осознание случившегося озаряет его вспышкой яркого света. – Она меня обманула?! – сдержанно, холодно, безэмоционально выдавил он из себя.

– Я не знаю, – выдавил из себя Александр Игоревич. – Но…

– Я знаю! – сквозь зубы прошипел Максим, нервно запуская трясущиеся руки в волосы. – Обманула. Обманула, – шептал он, как заведенный, словно не в силах поверить этому, а потом вдруг: – Черт возьми! Как я мог повестись на это?! – посмотрел на отца, застывшего около стола и так и не сделавшего к нему и шага. – Она сказала мне, что ей прописал врач, и она… – поднял голову вверх и выкрикнул: – Черррррт!!!

Александр Игоревич все же сделал по направлению к сыну один шаг, желая его успокоить.

– Максим, – проговорил он, вынуждая того посмотреть на себя. – Это твой ребенок?

Ребенок?! Что за ребенок, черт побери?!

Задыхался. Оказался словно запертым в клетке. Без воздуха.

Повернулся к отцу спиной, снова схватился за голову, сделал несколько стремительных шагов.

– Максим?…

– Черт, я не знаю! – взбесился Максим. – Откуда я могу знать?! – повернулся к отцу, ослепленными яростью и гневом потемневшими глазами, вонзившись в него взглядом. – Как я сейчас вообще могу быть в чем-то уверен?! Как?! Когда она, – выделив последнее слово, бессильно поджал губы, – предала меня?!

– Срок пять недель, – тихо сказал отец. – Я послал ее на УЗИ, там скажут более точно возможный срок зачатия.

Пять недель… Пять гребаных недель. Он прекрасно помнил, что тогда произошло.

Глаза потемнели, превратились в узкие щелочки, налились гневом и злостью.