Текст книги "И телом, и душой (СИ)"
Автор книги: Екатерина Владимирова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 36 страниц)
Андрей замер, нахмурился, а потом выдавил из себя:
– Почему?
Самый сложный вопрос из всех, которые вообще можно задать, это вопрос почему. Он требует анализа.
Лена пожала плечами и взмахнула рукой, другой стиснув бокал.
– Не знаю, так получилось, – подняла на него грустный взгляд. – Не устроилась сразу… Потом семья…
– Он тебе не позволяет, да? – напрямую спросил Андрей, внимательно глядя на ее смущенное лицо.
О ком именно говорит мужчина, можно было и не угадывать.
– Нет, – проговорила она, осознавая, что говорит не всю правду. – Максим здесь ни при чем. Просто, – она поджала губы и отвела взгляд в сторону, – так сложилось, что… не получилось.
– А ты хочешь, чтобы получилось? – вновь напрямую спросил Андрей, пронзая ее острым взглядом.
И вновь она смущенно отвела глаза.
– Да, я хотела бы, – призналась она, не смея солгать ему в этом. – Но сейчас сложно устроиться. Я потеряла много лет, да и практики у меня не было. Сейчас это, наверное, уже нереально.
Она грустно вздохнула, и Андрей тронул ее за руку, нежно и легко касаясь шелка кожи, провел по нее большим пальцем, словно успокаивая, а потом проговорил, ласково глядя на нее:
– Не бывает ничего нереального, – уверенно, твердо, со знанием дела.
Она доверчиво заглянула ему в глаза, неуверенно улыбнулась.
– Ты так думаешь?
– Конечно, – с неохотой отпустил ее руку, вздохнул. – Я подумаю, как тебе помочь. И если ты хочешь работать, то ты будешь работать.
Карие глаза засияли сотнями, тысячами, миллионами звезд. Счастливая улыбка расплылась на лице.
– Серьезно? – проговорила она изумленно. – Ты, правда, можешь?
– Если ты хочешь…
– Я очень хочу! – уверила она его, схватив за руку.
– Тогда, – он посмотрел на застывшую на своем локте маленькую ладошку и накрыл ее своей рукой, заглянул в доверчивые темно-карие глаза, горящие надеждой и верой, – я постараюсь тебе помочь. Обещаю.
Лена сжала его руку, улыбнулась, расцвела, воскресла, воспылала.
А Андрей не отводил от нее глаз, зачарованно глядя на дорогое сердцу и душе лицо.
Лицо, которое даже десять лет не смогли вычеркнуть из его памяти.
– Ты сегодня очень красивая, – произнес он тихо, почти шепотом, одними губами, боясь нарушить атмосферу тепла, уюта, проникновенности и нежности.
Лена выдохнула, приоткрыв губы, и в смущении опустила взгляд.
– Спасибо.
Андрей пожал плечами и поджал губы.
Не его женщина. Не его. Смириться бы, а он не мог.
Странная штука – жизнь, творит, что хочет, сталкивая людей на одной дороге, а потом раскидывая их по перекресткам. Вынуждая страдать, любить, ненавидеть, испытывать нежность… И оставаться на разных ниточках мироздания, бессильных перешагнуть ту невидимую грань, что начертила судьба.
– Я вам не помешал?…
Грозное, предупреждающее, почти злобное. Произнесенное сквозь зубы, на выдохе, жестко.
Сомнений не было, просто не могло быть.
Максим Колесников, собственной персоной.
Андрей понял бы это и по тому, как встрепенулась, вздрогнула, напряглась Лена, мгновенно отдернув свою ладонь от его руки и отойдя от него на несколько шагов назад.
Подняла на подошедшего взгляд, полный… чего-то странного, смешанного, непонятного.
Стиснула бокал в руке, сглотнула.
Такие мелочи, почти незаметные, едва уловимые, но такие отчетливые для Андрея.
Он устремил взгляд на подошедшего к ним мужчину.
Высокий, статный, волевой, жесткий, принципиальный…
А в глазах пылает синий огонь, вырисовывая черные блики искорками негодования и предупреждения.
«Она моя. И я ее никому не отдам!»
И Андрей понял, что с таким соперником бороться бесполезно. Проигравшим неминуемо станет он сам.
12 глава
Хмурое утро
С холодным дождём.
Горько вдвоём.
Ника Турбина
Пасмурное утро, противное.
Свинцовые серые тучи сгустились над городом, укрывая его, словно саваном, и не пропуская тусклый солнечный свет, стремящийся озолотить верхушки старых елей, сосен и дубов своим сиянием. Накрапывал мелкий моросящий дождь, колкий и гадкий, острыми иголочками бьющий в лицо и скользкими влажными струйками стекающий по бледной коже, вызывая дрожь во всем теле.
Лена вздрогнула, почувствовав охвативший ее озноб, но, словно не обратив на него внимания и плотнее закутавшись в пальто, склонилась над могилой и опустила голову вниз.
Холодный северный ветер развевал выбивавшиеся из-под берета светлые волосы, и они лезли в глаза, в которых застыли слезы. Смахивая слезы замерзшими пальцами, не облаченными в перчатки, девушка закрыла глаза и глубоко вздохнула затхлый запах кладбища, перемешанный с запахом хвои и земли.
Здесь всегда становилось легче, несмотря на то, что слезы всегда против воли стекали по щекам. Сердце билось спокойнее и глуше, дышать было легче и глубже, какое-то блаженное умиротворение и спокойствие окутывали своим теплом, словно щупальцами, и руки не дрожали так сильно.
Лена посмотрела на застывшую на гранитном камне старую, уже пожелтевшую фотографию, и ощутила подступивший к горлу толстый густой комок, сглотнув который, почувствовала боль.
Бабушка… Дорогая, любимая, родная, самый близкий человек на всем земном шаре!
Умерла. Восемь лет назад. Именно в тот момент, когда ее внучке больше всего нужна была ее помощь, поддержка и совет. Именно тогда, когда Лене так хотелось почувствовать ее тепло и яркий свет, сияющий в груди, услышать нежный, ласковый, чуть хрипловатый голос, увидеть морщинистое лицо и потускневшие со временем голубые глаза, ощутить себя нужной кому-то.
Именно тогда, когда Лене так важно быть знать, что она не одна в этом мире, бабушка покинула ее.
Как она скучала по ней! Как молилась восемь лет назад, чтобы она выжила, когда та заболела и слегла в больницу без надежды на скорое выздоровление! Как надеялась, как ждала чуда! Как верила в то, что она не покинет ее в трудный момент, ведь никогда не покидала. Всегда обещала, что будет рядом, что поможет советом, что не уйдет и не оставит ее. Не обманула, – ошиблась.
Если бы тогда восемь лет, она была рядом, возможно, не было бы этих девяти лет ада и кошмара, не было бы раздирающего грудь чувства вины и ответственности за содеянное, не было бы острого комка в горле, слез по ночам, боли в сердце и давящих на грудь сожаления, обиды и горечи.
Она бы не допустила, она бы подсказала, как правильно, она бы не позволила случиться кошмару.
Лена ощутила, что слезы скользнули из глаз и заструились по щекам, проникая в рот и попадая на язык.
Восемь лет без нее. Она их пережила. Вытерпела и выстрадала право на завтрашний день.
Жаль только, что на то, чтобы осознать, как правильно, ей потребовалось много лет боли и обиды. Ей нужно было самой пережить свою боль, чтобы понять свою ошибку и не повторить ее.
Лена шмыгнула носом, дрожащими пальцами смахнула с лица слезы и уставилась на бабушкин портрет.
Только почему-то вместо такой родной приветливой улыбки перед глазами всплыло жесткое лицо с плотно сжатыми губами, сведенными бровями и волевым подбородком. Синие глаза с горящими внутри искорками укора сощурились и смотрят на нее, не отрываясь, словно наблюдают за ней. А острый орлиный взгляд словно предупреждает, словно уведомляет, словно говорит, что ей нигде от него не скрыться.
Лена приподняла уголки губ в горькой усмешке.
Она бы никуда не смогла уйти, даже если бы у нее и было подобное желание. Ей некуда было идти.
А вот Максим… Максим мог позволить себе многое, тогда как у нее прав не было. Она не додумалась за эти годы потребовать от него прав. Она упустила тот момент их отношений, когда нужно было настоять, заставить, отстоять свою позицию и высказать свои интересы.
А теперь оставалось пенять лишь на себя, сетуя на то, что она лишилась того, о чем сама не попросила, чего когда-то не потребовала. Она не могла теперь сделать тот шаг вперед, который увел бы ее в прошлое.
Прошлое нужно было перечеркнуть, перевернуть протертую с годами страницу и начать жить сначала.
Научиться мечтать, надеяться, верить в чудо. Нужно было заявить о том, что и у нее тоже есть права.
А Максиму никогда не нужно было много. Ему нужно было ровно столько, сколько он мог бы снести.
Золотая медаль в школе, красный диплом в институте, собственный бизнес, реализация мечты и успех.
Он всего этого достиг. Потому что всегда достигал поставленной цели.
С некоторых пор ему нужна была она.
И в тот вечер встречи с партнерами Лена отчетливо поняла, словно сквозь приподнятую вуаль увидела, осознала, что Максим никому ее не отдаст. Будь то друг, просто знакомый или случайный встречный.
Не отдаст, и заявил об этом напрямую. Не словами – взглядом, жестом, касанием.
Она не понимала подобной позиции по отношению к себе. Она никогда не давала повода в себе усомниться, даже если бы у нее и было желание уйти…
Лена покачала головой и закрыла глаза.
Боже, если и нужно было уходить, следовало сделать это еще девять лет назад. Тогда, когда они еще не ступили на роковую дорогу, ведущую в никуда.
Ей нужно было найти в себе силы и уйти от него.
Ему нужно было смирить свою гордость и отпустить ее.
А сейчас… сейчас было слишком поздно.
Слишком поздно что-то решать, что-то менять, что-то осознавать и понимать. Потому что привычка – вторая натура, и очень сложно исправить то, что было заложено в тебя годами, и искоренить это в один миг. Она привыкла жить рядом с ним и быть его женщиной во всех смыслах этого слова.
Он привык к тому, что она всегда с ним, всегда его.
И все же, все же… девять лет это слишком много для того, чтобы принимать устоявшееся положение вещей и не пытаться что-то изменить. Потому что та медлительность и даже статичность, что закутала их в свой кокон, не давая и мгновения, чтобы вздохнуть свежего глотка, вдохнуть полной грудью, не урывками, не украдкой, порабощала и угнетала, подводя их к той черте, за которой уже может быть слишком поздно что-то менять. Туда, где уже не будет правых и виноватых – где будут лишь руины оттого, что когда-то еще можно было спасти. Туда, где будет взрыв эмоций, чувств, характеров и положений. Где уже не будет достаточно глухого «прости», где будет мало «люблю». Туда, где жизнь начинается с чистого листа. И где слишком больно и страшно будет замереть в объятьях друг друга, чтобы начать все сначала друг с другом.
Лена наделась, что они не подойдут к этой невидимой грани, что словно бы разделяла их миры, но понимала, что изменения, которые стали происходить в их жизни – резко, стремительно, молниеносно, не смогут не оставить следов, остаться незримыми и блеклыми. Последствия будут носить взрывной характер. Потому что статичность не будет мириться с ворвавшимся в ее мир движением к переменам, она воспротивится, и, в конечном счете, это противостояние дойдет до своего логического финала.
Лена втянула в себя кладбищенский воздух и огляделась по сторонам.
Максима на кладбище еще не было. Он ушел рано утром, не разбудив ее, не предупредив о своем уходе, хотя раньше всегда будил, желая, чтобы она проводила его до двери. Она проснулась в холодной пустой постели и долго еще лежала с открытыми глазами, разглядывая потолок, и сотни раз прокручивая в памяти события вечера встречи с партнерами Максима. Вечера встречи с Андреем.
Она не ожидала, что встретит там его, никогда бы не подумала, что судьба решит посмеяться над ней еще раз. Посмеяться так зло, так подло, так… неоправданно жестоко. Андрей партнер Максима! Даже в самом страшном кошмаре не могло бы привидеться подобного. Максим никогда не должен был узнать о том, что они с Андреем виделись! И он не узнает, Лена верила тому, что Андрей будет молчать. И все же… странное предчувствие неминуемой беды не оставляло в покое.
Хотя, конечно, не стоит лгать себе и утверждать, что она была не рада увидеть его. Совсем наоборот. Среди этого тусклого разнообразия, безразличия, сплетен, равнодушных взглядов и немых вопросов, которые никогда не сорвутся с губ по причине их интимности, Андрей выделялся на этом фоне ярким привлекательным пятном. Он был для нее тем лучиком света, к которому она тянулась, которого ждала эти годы. Тот свет, к которому нужно идти, чтобы не исчезнуть во мраке пустынных, одиноких, серых улиц вчерашнего прошлого. Человек, которому, очевидно, было не все равно, что с ней происходит.
Она рада была его видеть. И в тот момент ей было действительно все равно, что может подумать Максим, что он скажет ей потом, как он вообще отреагирует на появление рядом с ней старого друга.
Она была счастлива, что на этом островке шумного молчания и глухого равнодушия нашла родственную душу.
Она уважала Андрея. Не только за то, что он пообещал помочь ей с работой, хотя за это была ему отчаянно благодарна, но и за то, что он не пасанул и не испугался встречи с Максимом, хотя она, по правде говоря, был охвачена какими-то противоречивыми чувствами, когда муж подошел к ним.
Андрей держался сдержанно и стойко, ни на миг не поддавшись охватившему его неприятному чувству.
Она увидела по его лицу и глазам, что он понял, кто это, еще до того, как Максим представился. Ей хватило и мгновения, чтобы это осознать, как и ему хватило лишь секунды, чтобы понять, кто перед ним.
Ее словно молнией ударило, когда она услышала голос мужа за своей спиной, и выпрямилась, натянутая, словно гитарная струна, когда увидела его силуэт рядом с собой, его грозное лицо с застывшей на нем каменной маской и угрозой, с глазами, пылающими синим пламенем, она вздрогнула.
Не в силах пошевелиться или что-то сказать, она просто молчала, не отводя от него взгляда.
Андрей застыл рядом, твердо встречая грозный взгляд, направленный на него.
От этого взгляда даже Лену пронзило острой стрелой, но Андрей держался очень стойко.
Минутное молчание стало давить на них тишиной, неопределенностью и горькой слизью. А мгновения все бежали, перетекая из одной минуты в другую.
– Максим Колесников, – проговорил Максим, наконец, сузив глаза, превратившиеся в острые льдинки, и протянул руку вперед. – Муж Лены.
Лена вздрогнула, слушая громкие монотонные удары сердца в грудь.
Как-то странно прозвучало это слово из его уст. Муж…
Андрей долго смотрел на Максима прямо в глаза. Не испугавшись, не отстранившись, не смутившись.
Он не сделал ничего такого, за что ему пришлось бы краснеть, хотя Максим и смотрел на него взглядом хищника, у которого отняли его добычу. Но Андрей… он вел себя по-мужски.
Решительно протянул вперед твердую ладонь, не отводя от Макса твердого взгляда, и проговорил:
– Андрей Порошин, – его голос не дрогнул ни на миг. – Друг Лены.
Максим пронзил его колким взглядом, оценивая противника и последствия его вмешательства в их с Леной жизнь, а потом, плотно сжав его руку, поджал губы и выдавил сквозь зубы:
– Понятно.
Лена повела плечами, окутанная ознобом.
Сухо, коротко, безэмоционально. Она никогда не слышала в тоне его голосе подобных тонов.
Максим резко выпустил руку Андрея из своего захвата, сделал уверенный полушаг, что отделял его от Лены, и захватил ее в плен своих рук, обнимая за талию и прижимая к себе.
– Ты не устала? – совсем другим, нежным и ласковым голосом прошептал он, наклонившись к ее уху.
Поборов стеснение, смущение и колючую, но сладкую дрожь, вызванную его теплым дыханием на шее, Лена опустила взгляд в пол и покачала головой.
– Нет, – прошептала она, едва дыша.
Максим уткнулся носом ей в затылок, вдыхая аромат волос и шелковистой кожи.
– Ты уверена?… – его шепот обжег ее кожу, словно щупальцами захватывая в плен.
– Да, все хорошо, – пробормотала она, поднимая глаза на Андрея.
Боже, как неудобно! Какое острое смущение разливается к щекам! И сердце колотится в груди, словно сумасшедшее! А пульс участился в несколько раз, разнося кровь, наполненную адреналином, по венам.
Почему Максим так поступает? Что он делает и зачем?! Он никогда – никогда за девять лет! – так не поступал, всегда ограничиваясь тем, чтобы подхватить ее под локоть и осведомиться о ее самочувствии или увести с мероприятия. А сегодня… Почему сегодня он решил проявить подобную нежность?!
Лена осмелилась бросить на Андрея быстрый взгляд.
На его лице застыла равнодушная маска. Плотно сжатые губы, сведенные брови, бокал в руке дрожит от сдерживаемых чувств, на щеках легкая краска… Но его глаза! Эти зеленые глубины сказали ей все!
Разочарование, удивление, обида, недоумение, гнев, непонимание и неверие. Тоска. Безграничная тоска.
Проследив за ее взглядом, Максим, поднял глаза на Порошина, зло сощурившись.
– А что, Андрей… Николаевич, – обратился Максим к Андрею с неохотой, – вы здесь представляете Потапова?
Андрей нахмурился, вызывающе поднял подбородок и проговорил:
– Да, Максим… Александрович, верно? – бросил быстрый взгляд на Лену, что не ускользнуло от Максима – Это так. Вас что-то смущает? – усмехнулся, едва заметно скривив губы. – Я хороший партнер, никто раньше не жаловался, можете не беспокоиться.
Лицо Максима помрачнело, Лена почувствовала, что его пальцы стиснули ее талию.
– Надеюсь, и нам не придется.
Он притянул Лену к себе, крепче прижимая ее к себе. Она услышала бешеное биение его сердца, частое дыхание, касавшееся ее волос и щеки, и дрожала от ощущения его такой обезоруживающей близости.
Лена знала, что Максим всегда демонстрировал, какая у него замечательная жена, показывал ее друзьям, как красивую статуэтку, но вместе с тем держался прохладно и отстраненно, словно не желая выносить сор из избы и показывать, какие у них отношения за пределами празднества. Он никогда раньше не проявлял своих чувств по отношению к ней на людях. Редко целовал даже в щеку, и уж конечно же, никогда не проявлял такой всепоглощающей нежности, захватывая в свои объятьях и нашептывая ласковые слова.
Сегодня он был другим, словно убаюкивая и успокаивая своим голосом. И Лена не могла не признать, что подобная перемена, чем бы она не была продиктована, была ей приятна.
Он никогда не запрещал ей общаться с его партнерами и друзьями, с тем же Петром Беркутовым, который, как ей казалось, знал всю правду о том, что между ними происходит, и не потому, что Максим мог рассказать ему об этом, он бы никогда этого не сделал, а потому, что, будучи по натуре очень внимательным и проницательным человеком, он видел и подмечал даже то, что ускользало от других глаз.
Но сегодня, сейчас Максим вел себя странно, неожиданно.
Почему он вмешался в разговор?…
Потому что она разговаривала не просто с его партнером, а со своим старым другом? С Андреем?!
Предположить, что в Андрее Максим заметил соперника, было столь же неожиданно и странно, как и чувствовать его крепкий захват на своем теле и нежные слова, смешанные с теплом дыхания на коже.
Лена знала, интуитивно чувствовала, что Макс никогда не отпустит ее, не позволит флиртовать, если бы она была способна на это, не позволит почувствовать себя уязвленным ревностью… Но никогда до того вечера Максим так открыто не демонстрировал то, что все права на нее принадлежат ему, как мужу.
Неужели действительно все дело в том, что она разговаривала с Андреем?… Но ведь он просто друг.
Тем не менее, в тот вечер с Андреем она больше не общалась, Максим увел ее в сторону под каким-то нелепым предлогом, и оставшуюся часть вечера провел рядом с ней, вызвав тем самым град удивленных взглядов, направленных на них. А когда они ехали в машине, выпытывал, о чем они с Андреем беседовали, но, наткнувшись на ее нежелание отвечать откровенно, просто замолчал, хмурясь и стискивая зубы.
В тот вечер он, едва они попали в квартиру, поцелуями, скольжениями руки вдоль тела, горчим шепотом в губы и частым дыханием, поднимавшим волоски на ее коже, пытался доказать – ей? или себе?! – что она принадлежит ему, и не отпустил ее до того момента, пока с ее губ не сорвался стон подтверждения…
Порыв холодного ветра, заставший ее врасплох, заставил Лену поежиться и втянуть плечи.
Она тяжело вздохнула и посмотрела на часы. Без четверти одиннадцать.
Приедет Максим или нет?… Они, даже не договариваясь, в этот день всегда встречались на кладбище.
Потянулась за телефоном, долго смотрела на него, не решаясь набрать заученный наизусть номер, а потом все же рискнула. И стала ждать ответа, слушая монотонные длинные гудки.
– Да? – послышался встревоженный голос мужа. – Лена? Что-то случилось?
Лена опешила, а потом, переборов смущение и удивление, проронила:
– Ты приедешь?
– Куда? – кажется, он озадачен?
– На кладбище, – запинаясь, проговорила она, а потом, взяв себя в руки, добавила: – По бабушке восемь лет, – на мгновение прикрыла глаза и тихо спросила: – Ты забыл?
Молчание, тяжелый вздох. Она почти явственно ощущала его смущение и сожаление. Забыл…
– Я… честно говоря, – пробормотал Максим, – да, забыл.
Лена прикрыла глаза, сводя брови, сглотнула.
– Так ты приедешь?
Она услышала, как он чертыхнулся себе под нос. Сердце в ее груди болезненно сжалось.
– Я не могу сейчас, – пробормотал он. – Черт, Лена… У меня… у меня важные переговоры.
Важные переговоры…
Лена прикрыла глаза, зажмурившись сильнее. Она даже догадывалась – какие именно!
Но почему именно сегодня – в этот день?!
Дрожь обдала ледяным холодом, скользкой змейкой метнувшись в кончики пальцев и ударив в сердце, вынуждая его биться сильнее и чаще.
– Понятно, – прошептала она через силу.
Глубокий вздох, затем тяжелый выдох. Она услышала достаточно, но все еще сжимает телефон дрожащими пальцами не в силах отключиться.
– Лена! – воскликнул Максим встревоженно. – Прости, что я забыл. Черт, я замотался, и… – секундная пауза, а потом: – Я бы приехал, ты же знаешь, просто… – вновь грязно выругался в полголоса. – Я не могу отменить эти переговоры. Если бы мог, я…
– Все ясно, Максим, – тихо, но настойчиво перебила. – Я все понимаю.
Он вновь чертыхнулся, и она повела плечами, вздрогнув всем телом.
– Черт, Лена!
Она могла бы предположить, что сейчас он, скорее всего, ходит по кабинету, яростно сжимая телефон, ругается, конечно, щурится и злится. Злится на себя, не на нее. За то, что забыл, что упустил что-то из виду, что она сейчас стоит одна на ветру, а он не сможет подъехать и спасти ее от его порывов.
– Что, Максим? – проговорила она, не желая слушать его ответ.
Сердце кольнуло острой болью, отдававшейся в висках.
– Если бы я мог, я бы приехал, – сдержанно выговорил он, очевидно, пытаясь не сорваться.
– Я знаю, – коротко бросила Лена, сжимая руки в кулаки и оставляя на ладонях следы от ногтей.
И тут он взорвался. От ее спокойного, почти равнодушного тона голоса.
– Черт!! Ничего ты не знаешь! – закричал он. – Что ты себе уже напридумывала?!
Не больше того, что есть на самом деле, горько подумала девушка, но промолчала.
– Лена, у меня переговоры с твоим… – он вновь чертыхнулся, сцепил зубы и выдавил со злостью: – С Порошиным.
– С Андреем?
Ему удалось ее удивить.
– Да, – выдавил он из себя, – с Андреем Николаевичем.
Лена покачала головой.
Она может позвонить Андрею и узнать, правда ли это, но… вдруг стало все равно.
– Тебе не нужно передо мной отчитываться, – проговорила она, – я же понимаю, что ты работаешь…
– Лена! – воскликнул он, перебив ее. – Что я слышу? – а потом подозрительно глухо добавил: – Это упрек?
Она знала, что сейчас он, очевидно, застыл посреди кабинета и, щурясь, вглядывается в пространство. Руки сжимает в кулаки, чтобы не втемяшить их в стену или не разнести по кусочкам полкабинета, но ей по-прежнему было все равно.
– За что мне упрекать тебя? – проговорила она едва ли не с вызовом. Она могла бы предъявить ему целый список упреков, если он пожелал. Решительно она добавила: – Нам нужно будет поговорить.
Молчание. Ему не понравился тон ее голоса. Вновь. И она поняла это.
– О чем? – жестко выдавил он
– О моей работе.
– Ты нашла работу? – сдержанно выдохнул он.
– Нет, еще нет… – проговорила она тихо. – Просто я подумала, что…
– Что?…
– Я хочу работать, – уверенно заявила девушка. – Не хочу больше сидеть на твоей шее.
Он чертыхнулся, и ее сердце задрожало.
– Ты не сидишь на моей шее! – укоризненно воскликнул Максим.
– Девять лет я не работаю, – словно не обращая внимания на его слова, проговорила Лена. – Эти стены убивают меня. Мне нужно чем-то заняться.
Он тяжело задышал, с трудом втягивая в себя воздух. Данная идея, видимо, не очень-то ему и нравилась.
– Это не твой… старый друг навел тебя на эту мысль? – сквозь зубы выдавил он.
Лена вскинула вверх подбородок.
– Нет. К тому же мы уже говорили с тобой об этом, но ты, как всегда, ушел от разговора, – проговорила она, почувствовав в себе уверенность. – И я сейчас хочу поставить тебя перед фактом: я хочу работать.
Она ожидала взрыва от него, того, что он сорвется, закричит. Возможно, на это его и провоцировала, но так и не дождалась. Он со свистом втянул в себя воздух, а потом зашипел.
– Мы поговорим об этом вечером, – сказал он резко, – когда я приеду.
– Хорошо, – согласилась девушка. – Поговорим.
Вечером, так вечером… Это будет интересный разговор…
– Лена… – выдавил вдруг Максим.
– Да?…
Неужели это его голос, такой неуверенный, тихий, глухой?…
– Да так… ничего, – неуверенно протянул он. – Ничего, – повторил он тише. – Ты же знаешь, что я приехал бы, если бы смог. Маргарита Ивановна была мне так же близка, как и тебе.
Лена опустила голову вниз, надеясь сдержать непрошенные слезы. Подбородок задрожал, а в горле мгновенно пересохло. Она это знала. Так же, как знала и то, что простит ему то, что он не приехал.
– Да, – прошептала она, – я знаю.
– Ты не обижаешься на меня за это? – нерешительно проговорил он.
Удивленная его вопросом, Лена прошептала:
– Все хорошо, не переживай.
– Мы поговорим вечером, – клятвенно заверил ее Максим, а потом виновато: – Прости, мне нужно идти.
Она выдохнула и посмотрела вдаль невидящим взглядом.
– Да, да, конечно, – выдавила она, скривившись. – Иди.
– Хорошо, – пробормотал он, – пока…
– Пока…
Ниточка связи готова была вот-вот разорваться, и вдруг…
– Лена! Подожди! – вдруг воскликнул он громко, настойчиво, заставив ее вздрогнуть.
– Да?…
Молчание, глубокое и затяжное, оно разрывало нервы от напряжения и страха, сковывало, не позволяло дышать полной грудью, вытягивало нервы в одну стройную полоску, напряженную и надрывную.
Лене казалось, что еще чуть-чуть и она упадет в обморок от нехватки кислорода, потому что так и не смогла вдохнуть.
– Я… я… – проговорил, наконец, Максим, сглотнув. – Целую тебя…
Лена прикрыла глаза, чувствуя, как стучит в груди сердце, а потом выдавила из себя:
– Я тебя тоже, – тихо, почти шепотом. – Пока…
– Пока.
И отключилась. Долго смотрела на телефон, не решаясь положить его в сумку, а потом закрыла глаза.
Что-то изменилось. И это не пустые слова, не просто звук. Реальность. Она ощущала изменения в воздухе, в каждом новом глотке воздуха, которые она совершала, в каждом слове и жесте, в том неуютном мире, что окружал ее, а сейчас стал менять, словно по мановению волшебной палочки.
Что-то безвозвратно изменилось.
Накинув сумку на плечо, Лена бросила последний взгляд на надгробие.
– Если бы ты только могла подсказать, что мне делать, – проговорила она, глядя на фотографию бабушки.
Губы ее дрогнули, по щеке скатилась слеза, и она смахнула ее пальцами.
Резко повернувшись, Лена вышла за ограду, прошептала слова прощания и медленно направилась прочь, засунув руки в карманы пальто и низко опустив голову.
Он еще долго смотрел на телефон, зажатый в руке, словно надеясь на то, что он вновь может зазвонить. Затем, поджав губы, мучительно медленно отложил его в сторону, сцепил пальцы и поджал дрожащий подбородок, стараясь унять дрожь, охватившую все тело. Закрыл глаза и тяжело вздохнул.
Как же он испугался за нее!! Боже, он почти чувствовал липкий, удушающий страх, расползающийся по телу и холодной струйкой стекающий вдоль позвоночника. Ощущал его в себе, в бешено бьющемся сердце, когда отвечал на звонок. Помнил, как кровь стучала в висках, когда увидел ее имя на дисплее телефона!
Он никогда не думал, что сможет когда-нибудь еще раз так волноваться за нее!! Он думал, что все страхи должны были остаться в прошлом, когда они похоронили их девять лет назад. Да и сейчас причин для волнения не было, и все же…
Внутри него все кричало о том, что что-то случилось.
Случилось. Он забыл о годовщине смерти Маргариты Ивановны!
Максим зло чертыхнулся сквозь плотно сжатые зубы.
Как он мог забыть?! Назначил встречу с партнерами именно на этот день!?
Он ощущал, что Лена обижена на него за это. Она не сказала вслух, не произнесла ни слова обвинения в его адрес, не подала это вздохом или всхлипом. Она как-то… равнодушно приняла тот факт, что он не приедет. И он понял – он ее задел. Обидел. Оскорбил память бабушки. И ему не было оправданий.
Она хотела отключиться, чтобы страдать в одиночку и плакать за его спиной, пока никто не видит, униженная и оскорбленная, но он не хотел, чтобы она страдала! Чтобы плакала – не хотел! Чтобы страдала из-за него – не хотел! И отпускать ее – тоже не хотел! И он сказал… эти слова. Сам не осознал, как они сорвались с его губ, из каких глубин вырвались во вне, обжигая своей искренностью и воздушностью.
Он сказал… и стало легче. На какую-то сотую долю мгновения. Пока Лена, не придя в себя, проговорила в ответ тихое «я тебя тоже».
Он не этого ждал. Не это хотел услышать. Не на это наделся.
Секундная легкость уступила место тягучему и вязкому чувству разочарования и обмана в своих ожиданиях.
Холодный пот выступил на лбу, и Максим смахнул его пальцами, ощущая скользкую влажность почти так же явственно, как и это гнетущее разочарование.
Мужчина распахнул глаза и невидящим взглядом уставился в пространство.
И сейчас Лена стоит на кладбище. Одна. На ветру, под мелким моросящим дождем, который он уловил взглядом, когда выглядывал в окно. Она смотрит на зажатый в руке телефон несколько минут, а потом дрожащими пальцами кладет его в карман. Плачет?… Всхлипывает?… Негодует и обижается?…
Черт возьми, как же он мог забыть о том, что встреча назначена именно на сегодняшний день?!
Встреча с Порошиным. Андреем Николаевичем.
Максим напрягся, натянулись нервы, выпрямился позвоночник.
Встреча с Лениным другом детства. Партнером Потапова. А теперь и его партнером тоже.
Слишком опасный, чтобы держать его на расстоянии.
Слишком опасный, чтобы позволить ему приблизиться к Лене на расстояние вытянутой руки.
Слишком опасный, чтобы забыть о его существовании и пропустить мимо себя те взгляды, которые он украдкой бросал на его жену! Чтобы поверить в то, что он просто друг. Чтобы не усомниться в том, что ему больше ничего от нее не нужно!
Андрей Порошин был самым опасным мужчиной из Лениного окружения, с которым когда-либо приходилось Максиму встречаться. И позволить ему ускользнуть… сейчас, когда велика вероятность того, что он не остановится и не уступит?… Это было бы самоубийством.
