Текст книги "Игры Бессмертных (СИ)"

Автор книги: Екатерина Шельм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)

Старуха Харт не соврала – с первого взгляда было ясно, что оборотни были богаче всех тут. На женщине была диадема и гарнитур с огромными сапфирами, а вышивка платья явно стоила как половина их городка. Камзолы мужчин были отделаны золотой нитью. Ну и?..

Тереза открыла рот, чтобы сказать «не желаете ли купить право моей первой ночи?», но встретившись глазами с молодым парнем, которому собственно ее собирались предложить не смогла выдавить из себя ни слова, ни звука, ничего. Он смотрел на нее оценивающе, с нескрываемым презрением. И Тесс вспыхнула всей кожей от унижения.

Она вспомнила, какое скромное на ней платье, что в прическе нет ни единой заколки, а на пальцах ни одного кольца. Что она стоит перед ними и выглядит нищенкой. Жалкой нищей девчонкой, у которой все что есть – симпатичная мордашка, которую она пытается всучить им словно торгаш на рынке. Злость поднялась в ней. Злость на этого холеного, лощеного мальчишку у которого есть все, чего нет у нее. Она посмотрела на него и в этом взгляде точно не было милочки Тесс. В нем была она сама – злая, доведенная до отчаяния девчонка, которая ненавидела все и всех в эту секунду. Пропади ты пропадом, холеный прыщ! Пусть уж лучше толстяк Эркер, или этот воняющий потом Джонсон! Пусть лучше кто угодно только не ТЫ! – подумала она и развернулась, чтобы уйти. Но тут в ложу ворвалась старуха Харт.

– Ах, Тесс, малышка! – она стала отряхивать ее, пытаясь спустить декольте платья чуть пониже. – Споткнулась, моя ненаглядная! Ах, простите, что мы ворвались! Это так неловко!

Мистер Шеферрд-старший насмешливо хмыкнул. Похоже, он прекрасно понимал что за спектакль ему разыгрывают. Тесс опустила глаза и стояла, покраснев до самых ушей.

Ну почему ей именно сейчас стало так стыдно? Почему? Когда местные дворяне приезжали в приют, она совсем не боялась их, но этих, по-настоящему богатых и знатных да еще и оборотней, она и боялась и смущалась куда сильнее.

Да потому что своих местных она могла презирать. Она знала про них все – про их взятки, мелкие страстишки и должности, которые оплачивались из казны графства и делали их богачами тут, в Междуречье. Но эти… О, эти были птицами совсем другого полета. Это были приближенные императорской семьи, настоящие аристократы, которых занесло в их захолустье каким-то ветром. И как, если бы она всю жизнь видела лишь свет свечи, смотреть на солнце было невыносимо. Стоять рядом с таким уровенем богатства, нищей Терезе Доплер было просто-напросто невыносимо!

– Нам пора, миссис Харт, – пробормотала она, но старуха, конечно же, ее «не услышала».

– Я миссис Хард, глава местного сиротского приюта, а это…

– А это очевидно ваша воспитанница, право первой ночи которой вы хотите предложить моему сыну? – перебил ее оборотень и недобро усмехнулся. У Тесс сердце ушло в пятки. Надо было бежать отсюда! Бежать, пока им головы не поснимали за такую дерзость!

Взгляд оборотня-отца пригвоздил Терезу к полу. Та вздрогнула и опустила глаза. Сердце ее заколотилось с неистовой силой.

– Ричард, выстави ее! – возмущенно приказала оборотница. – Это немыслимо! Предлагать своих оборванок прямо в театре! Где лакеи? Как они вообще сюда прошли!

– Мой долг состоит в устройстве жизни воспитанников, леди! – миссис Хард залебезила и почти начала кланяться. Тереза стояла и полыхала от унижения. – И я стараюсь сделать для бедной девочки все, что можно…

– Сколько?

Голос принадлежал юноше, но оказался не менее низким и властным, чем у отца.

Он сказал это устало, с презрением. Терезе показалось, что он даже нисколько не желал покупать ее, а просто хотел кинуть монетку бездомному, чтобы тот поскорее убрался. Тереза снова посмотрела на него, мысленно желая снобу провалиться в преисподнюю. Молодой оборотень смотрел на нее, развернувшись в кресле. На вид ему было лет восемнадцать не больше. Он был похож на отца – те же темные волосы, квадратный подбородок и внимательный, подавляющий взгляд. Но телом сын был куда мельче, тоньше, еще не заматерел. Темные волосы были убраны в хвостик и чуть вились. Его взгляд медленно сполз с лица Терезы и прошелся по фигуре. Тесс чуть не усмехнулась торжествующе. Ага, нравилась ведь она ему! Еще как нравилась! В этот момент ей хотелось ткнуть ему пальцем в нос и заорать: Ага! Что засмотрелся?! Но уже через секунду она поняла, что именно может из этого выйти и захотела быть ему отвратительной, самой отвратительной из всех.

– Эверетт! – возмутилась его мать, но отец поднял руку и женщина тут же почтительно умолкла.

– Вы слышали моего сына. Сколько?

В миссис Харт жадность явно боролась с благоразумием.

– Десять тысяч марок. Золотом.

Тереза чуть не прыснула, а потом с облегчением выдохнула. Ну уж столько за ее «цветок невинности» точно никто не станет платить. Да за десять тысяч марок можно было купить автомобиль последней модели или скромный домик за чертой города.

Ни одна девчонка, ни в Междуречье, да, наверное, и в столице не стоила таких денег.

Оборотница рассмеялась, сумма и правда была смехотворно высокой, учитывая, что право первой ночи продавали постоянно.

Парень посмотрел на отца и отвернулся.

– Мы подумаем, – подытожил тот. – А теперь вон отсюда! – скомандовал оборотень, и Тереза с миссис Харт пулей вылетели из ложи.

Старуха тут же, не смотря на то, что вокруг все еще толпились местные аристократы, ухватила Терезу за ухо.

– Ах ты тварь! Ну, погоди! «Нам пора, миссис Харт!» – передразнила она Тесс. – Ты еще пожалеешь! Если все сорвется, я тебя продам не на улицу Цветов, а сразу в доки, мелкая неблагодарная…

– Кхем!

Миссис Харт выпрямилась, отпустила многострадальное ухо Терезы и вежливо обернулась.

– Да-да? – пропела она елейным голоском.

Лакей оборотней отдал ей записку.

– Благодарю вас, дорогой! – разулыбалась дуэнья и судорожно развернула бумажку… Лакей не отошел, ожидая ответа.

– Разумеется, мы готовы отбыть немедленно, – закивала миссис Харт.

Лакей кивнул, попросил подождать на месте и скрылся в ложе.

– О Господи, Тереза, они согласны! Ты действительно золотая жила! Ты просто подарок моей судьбы, мерзкая дрянь!

Тереза потерла ухо и с ненавистью посмотрела на это алчное создание, которое управляло ее жизнью и воровало ее деньги. Это было ее чертово тело! Ее чертова невинность и ее проклятые деньги!

– Ты отдашь мне половину, – сказала Тесс тихо.

– Конечно, отдам – миссис Харт едко усмехнулась. – А пока ты будешь у оборотня, я пригляжу за твоим братиком, чтобы вела себя посмирнее.

– Прежде чем вернутся, я пошлю этого лакея справиться о здоровье Анри, и если что будет не так, откушу оборотню стручок и его недовольный папаша придет к тебе за ответом, старая подлая тварь!

Она отчеканила это и почувствовала невероятное облегчение. Уже четыре года Тереза носила это в себе. Эту едкую злую ненависть к мерзкой старухе, измывающейся над воспитанниками, продающей девочек как скот.

Тереза не знала, что там старуха увидела в ее лице, да только отшатнулась и фыркнула.

– Да нужен мне твой ущербный. Отработай как следует, получим деньги и катись на все четыре стороны. Все равно сдохнешь в канаве, неблагодарная!

Графский лакей был в особой ливрее – темно-синей против красных театральных. Он уведомил, что их светлости будут досматривать спектакль, проводил их к черному входу и усадил в экипаж.

Тереза молчала, миссис Харт рассматривала обивку, прыгала на парчовых сидениях и радовалась как ребенок.

– Во графской карете сидели мы с Летти! – напевала она прокуренным кашляющим голосом и примеривала куда бы под платье спрятать хоть одну подушечку, чтобы украсть незаметно.

Их привезли в резиденцию сера основателя – лучший дом в городе, в простонародье именуемый Дворцом Арчи. Даже мэр не жил тут, только губернатор, когда приезжал в город с визитом. Разумеется, проезжим столичным аристократам выделили его.

Их проводили в комнату с мягкими креслами и растопленным камином, вышколенные слуги справились не желают ли гости чаю.

– Желаю, а как же! – тут же отозвалась старуха. – И сладкого побольше!

Глядя как она жадно уплетает графские сладости, Тереза чувствовала себя безвольной куклой. Как это все было отвратительно! Как мучительно.

– Что мне делать? – спросила она в панике. – Это правда, что болтают про оборотней? Что они отрывают головы?..

– Да не мели ерунды! – зашипела старуха, изо рта полетели крошки недоеденного пирожного. – Все это сказки глупые! Такие же мужики как и прочие!

Но Тереза отчего-то знала что эти не такие как прочие.

Они просидели часа полтора, когда на подъездной дорожке зарычал двигатель автомобиля и по окнам мазнул яркий свет фар.

Тереза содрогнулась. Она ненавидела автомобили, боялась их и цепенела каждый раз, как видела.

Забегали слуги – господа вернулись. Сердце Терезы глухо колотилось в груди.

Это все сказки. Не отрывают они головы. Просто ляжешь на спину и закроешь глаза. Просто…

Еще через двадцать минут пришел лакей и пригласил миссис Харт в кабинет.

Тереза встала, чтобы идти следом.

– Сиди тут. Я твой представитель, нечего тебе там делать, – старуха потрясла подписанной бумагой. И Тесс ничего не оставалось, как сесть в кресло и ждать.

Еще через полчаса открылась дверь, но вошла не миссис Харт. Это была графиня-оборотница.

Тесс встала и присела в книксене.

– Добрый вечер, ваша светлость.

Женщина не переменила торжественного наряда, источала богатство и роскошь. В отличии от мужа и сына, она была рыжеволосой, белокожей и смотрелась уроженкой скорее Восточной Аркадии, чем Галивара. Женщина проплыла по комнате, взяла подбородок Терезы рукой, затянутой в белую шелковую перчатку.

– Ты девственница?

– Да, ваша светлость.

– У тебя были мужчины, которые лишь играли с тобой? Целовали, ласкали?

– Н-нет, ваша.. – Тесс зашипела от боли. Тонкие пальчики дамы с нечеловеческой силой сдавили ей подбородок.

– Не лги мне, сука.

– Д-да, поцелуи, у меня были поцелуи! – запищала Тесс.

– Открой рот!

Тесс послушно открыла. Волчица поглядела на ее язык и зубы.

– Сегодня ты спишь с моим сыном. И ты будешь с ним нежна, покорна и как бы ни прошло, будешь делать вид, что тебе нравится быть с ним, ты поняла?

– Д-да, ваша…

– Если после того как он ляжет с тобой, он не будет доволен, я найду тебя и выпущу кишки, ты поняла?

– Да, ваша светлость, – сказала Тесс, но в голосе ее поубавилось страха. Откровенные угрозы всегда действовали на нее как первый тычок в драке. Она ощеривалась. – А в чем дело? Ваш сын не умеет обращаться с женщинами?

– Ты не женщина, а кусок мяса на разок, моя дорогая. Не забывай об этом.

Она отпустила лицо, и Тесс потерла подбородок.

– За мной.

– Я бы хотела увидеть подписанные бумаги.

Графиня изумленно обернулась.

– Что прости?

– Бумаги. Я хочу увидеть бумагу, где написано сколько вы заплатите и кому именно.

Женщина смотрела на нее изумленно. Улыбнулась.

– А ты не такая дура, да?

– Нет, не такая, – Тесс не собиралась изображать больше вежливость. Раз она кусок мяса на разок, то какой смысл?

Графиня подплыла к шнурку и дернула. Тут же почтительно вошел лакей.

– Принесите бумаги о сделке, мисс желает видеть условия.

Лакей поклонился и вышел.

Тесс стояла опустив взгляд в пол. Ох, зря она показала свой норов, ох зря! Надо было строить святошу и дуру, но в любом случае нужно было убедиться насчет условий сделки.

Лакей принес бумаги положил на столик и удалился. Графине взяла документ на гербовой, заверенной алхимической печатью нотариальной гильдии, бумаге.

– Договор о праве первой ночи…

– Я сама хотела бы прочесть.

Ага, нашла дуру! Наговорит с три короба, а написано совсем другое. Женщина молча протянула ей бумагу.

Тесс быстро пробежалась глазами. Ее покупал граф Ричард Кендред Шеферд Третий для своего сына, капитана королевской гвардии Эверетта Ричарда Шеферда.

Сумма была вписана четко и числами и прописью. Десять тысяч марок распределенных согласно доверенности на заключение сделки. То есть половину старухе Харт и половине ей.

– Здесь ничего не сказано о том, кому достанутся деньги, если я умру, – Тесс подняла голову от бумаг и прямо посмотрела на оборотницу.

Графиня подняла брови в притворном изумлении. У Тесс душа ушла в пятки, когда она поняла, что оно именно что притворное. Она и правда рисковала соглашаясь на это все с оборотнем.

– Кто тебе сказал, что есть такой риск?

– Слухи ходят, ваша светлость.

– И что же ты хочешь тут вписать? Гарантии, что тебе не причинят вреда? Мы не пойдем на это. Оборотни в возрасте моего сына бывают… пылкими.

– Я хочу, чтобы в случае моей смерти деньги достались моему брату. И я хочу это вписать.

Женщина смотрела на нее все более внимательно.

– Прошу, – указала на перо. Перья у них были алхимические, то есть не нуждались в чернильнице. Даже в этом тут проявлялось богатство.

Тесс взяла перо и выбрав местечко на бумаге вписала: «В случае гибели Терезы Доплер, ее доля вознаграждения достается Анри Лафайету Доплеру и списание всех долгов приюта остается в силе согласно доверенности на заключение договора».

Графиня пробежала строчки глазами.

– Откуда ты умеешь писать и читать? – нахмурилась она.

Тесс пожала плечами. Рассказать этой женщине свою грустную историю в надежде на сочувствие? Ну-ну, только время терять.

– Хорошо, – графиня прикоснулась перстнем к печати, скрепляющей сделку. Та вспыхнула, подтверждая закрепление обеими сторонами новой строки.

– Все? – нетерпеливо спросила женщина.

– Все, – выдохнула Тереза и ей захотелось отчаянно разрыдаться от стыда и страха. Но она только вздернула подбородок и усмехнулась. – Ну где там ваш пылкий оборотень?

Глава 3. Эверетт Шеферд

Эверетт Шеферд был вторым законным сыном графа Ричарда Шеферда Третьего, военного советника императора и генерала первой пехотной армии Священной Галиварской империи. Его семья или, вернее, стая принесли присягу короне четыре столетия назад и добились большого успеха как в военных компаниях, на которые император массово отправлял вышедших из подполья оборотней, так и в светской жизни.

Шеферды умели не только выпустить звериную ярость на поле боя, но и спланировать битву с учетом человеческих сил империи и противника. А главное – они научились сдерживать свои «дурные волчьи наклонности» в мраморных стенах дворцов, что возвысило их при дворе и сделало фамилию фаворитами почившего двести лет назад императора Карла Второго Завоевателя.

Все это сделало Шефердов сильнейшей, богатейшей и самой обласканной светом стаей волков-оборотней в стране.

Эверетту недавно исполнилось двадцать, он считался уже взрослым волком. Как и все дворянские мальчики хоть оборотни хоть нет, прошел подготовку в лучшей военной академии империи. Проявил себя великолепным тактиком и решительным стратегом в штабе и очень сильным и изобретательным воином в поле.

Его оборотническая ипостась была черной, лохматой и устрашающей. Он блестяще освоил частичные трансформации и связанные с этим боевые искусства, выработанные в стае. А также, что было весьма редким даром, умел применить нюх и слух оборотня вовсе не прибегая к трансформации тела. Наставники семейства, мастера тренировки оборотнических навыков, хвалили его успехи отцу и настойчиво рекомендовали поскорее продолжить род, ведь в нем сила фамилии проявилась особенно, даже уникально, ярко.

В свете Эверетт был обходителен и галантен с дамами и многие светские львицы находили его чуть отстраненную и тихую манеру держаться «загадочной и очаровательной».

Эверетт, если бы его хоть раз спросили какую карьеру он хотел сделать, не выбрал бы военную. Но его не спрашивали. Его увлечение науками, алхимическими экспериментами и растущая на глазах личная библиотека только тревожила и раздражала отца. По мнению графа Шеферда, оборотню не пристало совать нос в эту исконно людскую стезю. Возиться с книгами и склянками как эти плешивые алхимики? Мещанская забота! Только время тратить!

Оборотни были мастера в том, чтобы воевать и убивать, от Эверетта ждали, что он не посрамит фамилию и сделает военную карьеру. Он не посрамил и сделал. С кампании в Батурских горах– местной военной операции, которую император проводил как раз когда Эверетт проходил службу в академии и на которую отец лично отправил Ретта понюхать пороху, он привез две звезды доблести и получил от императора эполеты капитана гвардии.

Эверетт добился приличествующих успехов во всем, за что бы его ни заставляли взяться и только одно в последнее время выводила графа Ричарда из себя.

– Когда ты уже заделаешь кому-нибудь волчонка, черт побери?! – бушевал отец, когда они ехали в экипаже из дальнего поместья в столицу. Увы, проселочные дороги в графстве Мотавийском все еще были в таком плачевном состоянии, что проехать на автомобиле тут было невозможно. Приходилось трястись по старинке, на перекладных. – Сколько можно ждать? Тебе двадцать! У Хэла в восемнадцать уже был от человеческой женщины. В двадцать он уже выбрал волчицу. Ты должен понимать ответственность перед стаей! И вообще, чем дольше ты тянешь, тем сильнее риск.

– Милый, – мать ласково положила руку на бицепс отца. Они сидели рядом на одной стороне экипажа, Эверетт валялся с книжкой на другой. Устало уронил ее на лицо и вздохнул. В последнее время эти разговоры нескончаемым потоком лились ему в уши.

– Ты должен продолжать фамилию, черт побери! Империи нужны сильные волки!

– Чтобы воевать, ага… – пробормотал он.

– Чтобы защищать страну и корону!

– Милый, ну будет.

– Ты хоть раз после того случая был с женщиной? – продолжал бушевать отец. – Ретт! Я с тобой говорю! Сколько раз ты был с женщиной после того случая?

Эверетт захлопнул книгу.

– Матерь сущего, так это правда… – отец покачал головой.

– Милый! – в голосе матери прорезалась сталь. Отец замолчал.

– Ретт, отец прав, – ласково заговорила она. – Да, случаются недоразумения, но это не значит, что они будут и дальше. Ты был молод, взбудоражен и мертвецки пьян. Ты не виноват…

– А кто виноват? – Эверетт холодно посмотрел на родителей.

– Ретт…

– Или этот разговор заканчивается, или я бегу рядом с каретой до самой Рейны! – отрезал он. Родители замолчали. Все уставились в окна, Ретт уткнулся в книгу.

Когда он вошел в возраст, отец стал покупать ему, как и всем прочим волкам стаи, девчонок, что продавали свое право первой ночи. Традиционно в кругу аристократов считалось, что не пользованные, чистые женщины – это безопасно и более допустимо, чем простые шлюхи из борделей. А еще это было полностью законно и поощрялось в их стране. У каждой безродной девчонки был капитал – ее первая ночь. Раньше знать просто забирала это как само собой разумеющееся, а императрица Валерия, бабка нынешнего императора, ввела строгий закон. Теперь первую ночь можно было только купить если девушка сама пожелала ее продать.

Волки были моногамны и составляли пару на всю жизнь. С волчицами, разумеется. Но сбрасывать пар и зачинать детей с жидковатой, но все же волчьей кровью можно и нужно было и с человеческими женщинами. Первую отец купил ему в восемнадцать. Потом были еще… шесть? Десять? Он не помнил. Пару раз в месяц в их дом в столице приводили предварительно отобранных девушек и молодые волки без пары выбирали в порядке старшинства. Сначала старший брат, Хэльстром Шеферд, их будущий альфа. Потом он, Эверетт.

В первый раз юного оборотня всегда страховал старый опытный волк, чтобы убедиться, что юноша контролирует себя и не превратится в зверя. Волчьей страсти человеческие женщины не выдерживали и иногда случались страшные истории, которые все стаи страны пыталась замять.

Но присутствие во время секса наблюдателя и случаи, когда девушки получали раны или того хуже погибали, распространили по всей стране грязные слухи, что оборотни устраивают оргии и жрут девственниц вместо десерта.

Первая девушка Эверетта была блондинкой. Ему нравились блондинки. Он не спросил ее имени, к чему ему вообще эта информация? Она разделась в его комнате и легла на живот в его постель. Белая, голая… Такая хрупкая, и такая непохожая на парней-волков, с которыми он проводил все свое время. Волчицы воспитывались обособленно, чтобы избежать случаев случайных нерушимых волчьих союзов, которые теперь, когда Шеферды были графами, стали неприемлемы. Политические браки добрались и до оборотней.

Линии девичьего тела были округлые, мягкие и Ретт почувствовал себя неловким чурбаном, когда коснулся ее спины, забираясь следом. Он оробел на мгновение, но тут же одернул себя и собрался.

Руки у него дрожали, когда он развел ее бедра, взгляд мутился желанием. В углу комнаты стоял и наблюдал старейшина стаи, готовый оттащить его, если что-то пойдет не так.

Эверетт сжал зубы, и все сделал спокойно, отстранено и четко. Девушка под ним лежала тихо-тихо, только пару раз вздрогнула и всхлипнула. Она не хотела его и это было ясно как божий день, но тогда Ретту было на это наплевать. Он хотел узнать что это такое – взять женщину и собственные ощущения а еще страх потерять контроль занимали все его мысли.

Это было… приятно, хорошо, волнующе… Но ничего особенного, кроме самого ощущения «это происходит! Оно самое!» если подумать. И он полностью контролировал себя, никакой даже малейшей трансформации.

Когда он закончил, отдышался и слез с постели, к нему подошел старейшина. Похлопал по плечу.

– Отлично, Ретт. Молодец, – сказал он негромко. – Я больше тебе не нужен.

Ретт порадовался, что справился. Что все у него получилось. Ему пророчили сложности, ведь волчья кровь в нем проявилась очень ярко, он был очень сильным оборотнем и у таких частенько бывали… сложности с человеческими женщинами.

Когда старейшина ушел, Ретт услышал какой-то звук с кровати. Девушка слезала прочь, пытаясь прикрыться покрывалом.

– Лежи. Мы еще не закончили, – приказал Ретт. Она глянула на него – в глазах стояли слезы – и покорно легла обратно, всхлипывая очень тихо, человек бы не услышал, но Ретт не был человеком.

– Тебе больно? – Ретту вдруг стало любопытно.

– Нет, ваша светлость.

– Тогда почему ты плачешь?

– Простите, ваша светлость.

Ретт подошел и хотел погладить ее по спине, чтобы ощутить бархат кожи, но она дернулась и сразу замерла. Он не желала его прикосновений. Ничего она от него не хотела. И Ретту стало… не по себе. Обидно даже. Он разве был жесток? Он заплатил и не был с ней груб.

– В чем дело? – наследник волчьей стаи, сын графа, выросший среди одних мальчишек искренне недоумевал. – Разве это так больно?

– Н-нет, сэр. Простите…

– Тогда что? У тебя есть жених?

– Нет, сэр.

Ретт понял, что кроме этого ничего от нее не добьется. Но ему все равно хотелось повторить снова и он повторил, теперь уж сам, без контроля. Он думал что будет лучше, что может быть она таки загорится вместе с ним. Волчицы говорят всегда хотели своего волка… Но ни черта подобного. Девчонка лежала себе бревном, жмурилась и кусала губы.

Он решил тогда, что ему попалась какая-то бракованная девчонка и только. Но история повторилась со второй и с третьей… А потом Ретт уехал в военную академию, где сослуживцы живо объяснили ему разницу между дрожащей купленной девственницей и опытной, желающей тебя женщиной.

Его последний секс был больше года назад – на пьяной солдатской пирушке после возвращения с Батурской компании. Ему было девятнадцать и кровь бурлила в жилах. Кто-то привел шлюх. Капитанские эполеты и звезды за отвагу сделали его героем дня, так что ему досталась самая симпатичная и юная. Блондинка… Ретт млел от светловолосых. Сам был брюнет как и все в роду Шефердов, и это отличие видно будило в нем что-то. Не такая как мы… чужая… Все пили волчий самогон, семидесятиградусное убойное поило от которой даже оборотни пьянели, а люди умирали. Курили Варнскую горлодерку, траву расслабляющую и тело и мысли. Словом, веселились как веселятся те, кто чудом избежал смерти.

Ретт выпил немного, вернее тогда ему казалось что немного. На его коленях сидела красивая девушка, он был обласкан славой и признан своими братьями по оружию, жизнь была прекрасна. Девушка стала целовать его у всех на глазах, в перерывах Ретт еще пытался продолжать партию в покер, но скоро под улюлюканье сослуживцев девушка утащила его в другую комнату.

Она пахла желанием, и его повело от этого запаха. Он чуял волчьим нюхом – она по-настоящему хотела отдаться ему. Он впервые чувствовал в женщине желание к себе.

Эта шлюха сама выбрала его, и теперь постанывала, вертелась в его руках и жадно ловила его губы своими. Она разделась – белокожая, хрупкая, сладкая… Они завалились на кровать. Она была шлюхой, но ему все равно хотелось, чтобы этот сладкий запах желания цвел сильнее. Он распалял ее, ласкал и заводился сам все больше. Он хотел взять ее, подчинить, сделать своей. В его крови пела волчья ярость и желание доминировать, укрощать самку. Он был сверху, когда впервые взял ее и все было отлично. Ей нравилось, она стонала и тянула его ближе. А потом он повернул ее на живот, навалился… И все стало так смутно, его глаза заволокло, а запахи, напротив, ударили сильнее. Он помнил только жгучее яростное наслаждение и собственный рык. Нечеловеческий рык.

Уже после, в безопасных стенах родового поместья старые наставники стаи объясняли ему что случилось. Он слишком расслабился, отпустил вожжи, слишком возбудился. Его волчья сила переживала один из пиков, что случаются в юности, а в купе в алкоголем, адреналином и наркотиком, возбуждение стало последней каплей. В первые разы или после длительного воздержания у сильных оборотней такое бывает. Очевидно, произошла непреднамеренная частичная трансформация, а в пиковый момент оборотень часто прикусывает самку за плечо или шею.

Ретт разорвал девушке горло. Она умерла, залив постель горячей кровью.

Он хотел бы забыть ту ночь, вычеркнуть ее из памяти, но не мог. Он помнил, как соскочил с постели, придя в себя. Как долго стоял не в силах пошевелиться, а потом открыл дверь и крикнул сержанта, старого бывалого оборотня, под началом которого начинал службу в полку.

Тот вошел, посмотрел на кровать и замер.

– Одевайся. Живо!

Ретт негнущимися пальцами пытался застегнуть пуговицы на мундире. Смех в общей комнате стих, зазвучали команды, зазвенели монеты и зашуршала застегиваемая форма. Возмущенных шлюх вытолкали и стали перешептываться.

– Пошли. – сержант вывел его из комнаты и попытался вывести прочь из заведения.

– Куда?

– Ретт, не глупи тебе нужно уехать и быстро.

Тот стоял, не в силах осознать. Что?..

– Ты Шеферд! Ты представляешь какой будет скандал?

– Я же убил ее.

– Она просто шлюха, а ты будущий граф. Тут двадцать оборотней, какая разница кто это сделал? Но лучше бы не ты. Не будь идиотом!

И Ретт позволил вывести себя, затолкать в наемный экипаж и увезти под теплое крылышко богатого графского поместья.

Ретт убивал на войне и это было так просто. Те люди, мужчины, которые целились в него из мушкетов, замахивались саблями сидя верхом на конях, умирали быстро просто и справедливо. Ты или тебя. Его не мучила совесть.

Но в ту ночь он действительно почувствовал себя убийцей.

Хозяйке борделя отсыпали горстку золотых и имя графского сынка даже не прозвучало в разбирательстве. Те, кто знал, держал языки за зубами. Сослуживцы-оборотни знали, что это мог быть и один из них и по-честному сочувствовали Ретту. Молчали. На разбирательстве каждый оборотень из их компании заявил судье, что именно он был с убитой девушкой. Волки стояли за свою стаю. А люди не хотели оказаться во врагах такого рода как Шеферды и говорили что ослепли, оглохли.

Наказывать героев полка за какое-то недоразумение сочли излишним. Дело быстро замяли. Деньги с легкостью смыли кровь безродной шлюхи с рук молодого графа, вот только Эверетт не чувствовал себя чистым. Она действительно хотела его и вот что вышло…

Уже больше года Ретт не прикасался к женщине, хотя сам понимал, что тем самым делает все только хуже. Воздержание и оборотни несовместимые вещи. Им нужны женщины, постоянно. Надо было завести любовницу или содержанку. Но Ретт не мог себя заставить.

– Я куплю тебе любую какую скажешь. Просто выбери… – снова завел свою песню отец.

Ретт, как обещал, сорвал сюртук и выскочил из кареты. Уж лучше лапы размять, чем слушать это снова и снова.

Они заехали в какой-то захудалый городишко поменять коней и оказалось, что оси экипажа нужно чинить, да и поспать в кроватях было неплохо. Мэр выделил им какой-то смешной, комнат на тридцать от силы, домик.

Скоротать вечер семейство отправилось в театр. Граф Ричард такие места как Междуречье (ну и названьице! Верх изобретательности!) любил, его тянуло к более простой, сельской жизни. Мать воротила нос. Эверетту было наплевать. Публика тут была диковатая и грубая, женщины одеты с дурным вкусом и ему не терпелось высидеть эту проклятую постановку и отправиться спать.

Из ложи он прекрасно видел зал, поглядывал в бинокль на сцену, а потом… Он учуял что-то. Что-то… терпкое и сладкое одновременно. Женщину… нет, девушку… красивую девушку.

Он попробовал найти ее в ложах, но запах был такой тонкий, едва ощутимый в какофонии многих десятков людских тел. Всего лишь тонкая острая нота в симфонии.

Он бросил поиски. Нужно было идти вдоль лож и тогда бы он, конечно, нашел, но… зачем? Он знал кто он – волк рядом с нежными овечками. Да, он хотел их. Женская красота продолжала волновать его. Он смотрел на яркие губы, тонкие шеи, маленькие ушки, хрупкие белые запястья и волнующиеся от дыхания груди под корсажами и все это манило и волновало его с каждым днем все сильнее и сильнее.

Да, черт побери отец был прав! Ему нужна была женщина, но он боялся повторения истории с той девушкой. Что если он снова убьет? Еще одну хрупкую, белокожую нимфу найдут с перегрызенной шеей в его постели.

А потом в их ложу ворвалась какая-то наглая простолюдинка. Ретт вдохнул, собираясь крикнуть лакеев… и замолчал.

Это она пахла той самой девушкой. О да, он не ошибся, она была красива. Действительно красива. Голубые глаза пышные, темные ресницы. Золотые кудри. Белая кожа, нежный румянец и пухлые чувственные губы. Высокая грудь и аппетитное тело. Определенно, в его вкусе.

Сцена была разыграна как по нотам. Ах, не желаете ли купить сиротку. Ретт ни за что бы не пошел на это. Еще одна страдающая девственница? Нет уж! Но девушка посмотрела на него и в его груди заклокотало что-то очень темное, волчье.

Это не был привычный напуганный взгляд «не обижай меня», как и не заискивающий «купи меня».

«ДА ПОШЕЛ ТЫ!» – сказал ему незнакомка одними глазами. В менее цивилизованных стаях такое принималось за вызов. Но Ретт был не Шеферд, если бы не умел укротить волчьи замашки. Он мог проигнорировать вызов. Мог. Но у него год не было женщины, а эта девчонка была такая привлекательная и она продавала себя… Почему не ему, собственно? Он может заплатить. Она смотрела на него так вызывающе, что он тихо уговорил себя, что ведь может он хотеть просто укротить наглую гордячку. О, сейчас он бы мог объяснить себе любые свои желания, облечь их в любую оболочку: праведные, логичные, разумные… Но правда была в том, что он просто захотел ее и все. Она была красива, он был голоден. Этого было довольно.