Текст книги "Игры Бессмертных (СИ)"
Автор книги: Екатерина Шельм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)
Шельм Екатерина
Игры Бессмертных
Книга 1
Глава 1. Право первой ночи
Терезе Доплер было десять, а ее брату Анри восемь, когда они попали в сиротский приют забытого богом городка Междуречье на западе Священной Республики Галивар.
Вся семья попала в аварию на новомодном изобретении "автомобиль", что были в ходу едва ли пару лет, что дало обывателям причину еще пять лет судачить о том какое это безумие садиться вместо лошади в железную коробку смерти. Родители погибли на месте, сын остался калекой, дочь отделалась царапинами.
Тут же обьявились дальние родственники и прибрали имущество семьи к рукам, а сироток скинули в местный приют.
Система в сиротских приютах была простая – сироты отрабатывали собственное содержание. Еду, постель, мыло, дрова. Городские чиновники не собирались тратить драгоценные галиварские марки на содержание таких отбросов как Тесс и Анри.
Тереза работала в кухне, мела полы, стирала в прачечной с другими девчонками. Подружек у нее не завелось. Ее не любили за красоту и боялись за жесткий нрав. А еще как-то прознали, что погибшие родители были богаты, и совсем спустили бы собак, да только побаивались, после того как она исхитрилась поколотить трех девчонок старше себя, которые решили немного подшутить над ее увечным братом.
Терезе было глубоко безразлично что у нее нет друзей. У нее был Анри, младший брат, что так и не смог ходить, и о нем ей нужно было заботиться. А все остальное было вторично.
Все сироты и ждали и боялись дня восемнадцатилетия, официального вступления во взрослую жизнь, когда старуха решит их судьбу. Отработали или нет долг решала Харт и никто не имел права оспорить. Отработал – собирай котомку и вперед в большой мир, нет – старуха могла оставить в приюте еще на год, а могла и перепродать твою закладную рыбной ферме, угольному руднику или скупщикам с улицы Цветов, если они, конечно, возьмут.
Старуха Харт была богом их мира. Она решала кому жить, а кому погибать. Естественно, все сироты угождали ей как могли, и Тереза была не исключением. Притворялась кроткой дурочкой, но все знали, что она может за себя постоять, а за брата – наверное, и убить сможет. Проверять никому не хотелось.
Тесс только испольнилось восемнадцать, когда в приюте случилась история с Дылдой Анной. Красивую высокую Анну, родня которой так и не объявилась, старуха оставила работать в приюте, но через год они крепко поругались. Старуха объявила Анну должницей и продала скупщикам с улицы Цветов. Анна ревела, собирая вещи, ревела, выходя из комнаты, ревела забираясь в черный потрепанный экипаж…
Терезе уже исполнилось восемнадцать, но старуха все не заводила разговора о ее выселении из приюта. Тесс смотрела в окно на черный экипаж в который села Анна и ее трясло от злости. Корова тупая эта Анна вот и все! Не могла язык удержать за зубами. А старуха мстительная злопамятная грымза! Теперь Анна только и может что реветь, а промолчать было нельзя? Ну уж нет! Она, Тереза, не будет реветь. Толку от этого, когда тебя сажают в этот черный экипаж.
Тесс, на свою беду, уродилась очень симпатичной, и скоро узнала, что старуха Харт, оказывается нетерпеливо ждала, когда она вырастет, и не чтобы выпустить ее во взрослую жизнь, но чтобы задорого продать ее «право первой ночи» одному из богатых мужчин города.
Конечно, старуха собиралась забрать себе большую часть денег от этой сделки, ведь деньги должны были быть не малые. Тереза внешне была лапушкой со светлыми блестящими волосами, голубыми глазами и пухлыми губами. У нее были крохотные ручки и ножки, белая гладкая кожа (там где не было мозолей от вечной работы, конечно), а значит за нее могли заплатить дорого, достаточно дорого, чтобы она купила свободу себе и брату.
Тереза не собиралась упускать шанса расчитаться с долгами приюту и за себя и за брата. И уж конечно ей нечего было делать в черном экипаже, в котором увезли Анну.
Он стал сниться ей в особенно жуткие ночи. Анри, ее нежный милый Анри, свешивался с постели и расталкивал Тесс, спящую на соломенном тюфяке на полу.
– Ей, Булочка, проснись. Проснись!
И Тесс просыпалась, видела над собой его нежное лицо с рыжими взъерошенными папиными волосами, и шрам, пересекающий верхнюю губу. Так и не сошел. Тело ее нежного красивого Анри сломали, но не дух. Тереза сжимала его сильную ладонь. Руки у Анри были сильные, ведь они частенько заменяли ему ноги.
– Плохой сон?
– Опять экипаж, – хриплым голосом отвечала она
– Тебя никогда не увезут на нем. Никогда, слышишь?
И Тереза улыбалась и кивала, но в душе понимала – еще как увезут, если она что-то не придумает. Старуха продаст ее "право", потому что за нее дадут дорого. Обязательно продаст, и Тесс и пикнуть не посмеет, ведь сказать, что она все еще в должниках старухе легче легкого, ведь Анри не работал.
«Надо что-то придумать… что-то придумать…»
Улица Цветов, где были расположены городские бордели, после истории с Анной стала наводить на Тесс неконтролируемого, парализующего ужаса. Тереза вспоминала Анну, которую встретила через пару месяцев, когда с миссис Харт несла с почты посылки. Харт повадилась «выгуливать» Тесс, показывая ее на улице. Тесс прекрасно понимала к чему это все ведет – ее просто выставляли на витрину. И вот они увидели на тротуаре скандалящую, пьяную потрепанную Анну, которая разом постарела лет на пять. Тогда видя как поменялось лицо Анны, заплыли глаза от выпивки, каким затравленным стал взгляд и что на лице у нее следы побоев, Тереза раз и навсегда решила, что на улице Цветов ей делать нечего.
Тесс Доплер, даром что внешность имела кроткую и почти ангельскую, вовсе не была наивной дурой. Жизнь быстро отучила ее. Дуры тонули и опускались на самое дно, Тереза утонуть не могла. Она должна была удержать на плаву их обоих – и себя и Анри. Она терпела и ждала, была с Харт милой и кроткой, работала за двоих.
Через три месяца после ее восемнадцатилетия, возраста законного волеизъявления, старуха подсунула ей бумагу. Тереза прекрасно умела читать, так что стала бегать по строчкам глазами.
– Что ты там читаешь? Я сказала подписывай, живо! – она стукнула тростью о пол. До боли привычный звук, раскаты гнева их местного божка.
– Можно я прочту, миссис Харт, так любопытно…
– Нельзя! – старуха грохнула тростью по столу. – Подписывай сейчас же Тереза, или твой брат окажется на улице через час.
– Но Анри только шестнадцать. Патруль тут же привезет его назад. Носить его по лестнице так утомительно, хотя он любит прогулки… – кротко лепетала Тереза, жадно выхватывая слова на гербовом документе.
Тут было написано что Тереза Альберта Доплер поручает с полной ответственностью и доверием Валентине Марии Харт условится о сделке именуемой в законодательстве «право первой ночи».
Иными словами, подписав это Тереза давала право старухе продать себя кому заблагорассудиться, а после ей полагалась «справедливая часть вознаграждения». То есть кукишь с маслом, как подозревала Тесс.
– Я не совсем понимаю миссис Харт, – похлопала ресницами Тереза в последний раз. Кажется, ее игра в кроткую овечку подходил к концу.
– Подписывай и…
– Я не стану это подписывать, – отрезала Тесс своим обычным не нежным голоском, которого побаивались девчонки. Бросила перо на стол. – Разве что… – она снова стала миленькой маленькой Тесс. – Мы не впишем некоторые условия, которые станут залогом общего блага.
Старуха Харт рассмеялась.
– Нос не дорос мне условия ставить, соплячка. Хью!
В комнату тут же ворвался здоровенный детина, которого старуха оставила в приюте в качестве охранника и палача.
– Всыпь-ка мерзавке плетей, да посильнее.
– Ага… – промычал Хью и потащил Тесс вниз. Отделаться от него было легче легкого, в середине лестницы она просто изобразила обморок, навалившись на его могучие ручищи прямо грудью. Хью сопел, ворчал, дотащил ее до поленницы, но плетей конечно же не дал.
Дурачок был бесповоротно влюблен в ангелочка Тесс и она даже пару раз одарила его поцелуями, чтобы уж точно никогда не попасться под плети.
Тереза не умела еще быть женщиной и собственная власть над парнями, которая с годами все крепла и расцветала, вызывала у нее скорее недоумение, словно клинок, который сам по себе появляется в руке. Ну что ж, остается только разить, а малодушием она не отличалась.
К восемнадцати годам в нее были влюблены и охранники приюта и сыновья лавочников по соседству.
Ничего особенного она не делала – так хлопала ресницами да заправляла за уши локоны, изображая кроткую овечку. Вкупе с ее внешностью для простых парней из захолустного Междуречья этого хватало.
Старуха Хард все видела и подмечала и ее это бесило. Еще дважды она требовала подписать бумагу и наконец они стали торговаться. Иллюзии старухи о наивности Терезы быстро таяли.
Наконец, они сошлись на пятьдесят на пятьдесят и списание всех долгов Терезы и Анри. И Харт принялась искать счастливчика, который получит «право первой ночи».
Старуха приодела Терезу, подстригла у парикмахера. Вкладывала в нее деньги по собственному заявлению.
Тереза не умела флиртовать, кроме внешности ей нечего было предложить. Но у нее была высокая грудь, крутые бедра и ангельское личико, а что еще нужно? Что именно продавалось в «праве» она узнала после того, как увидела как в сарае делают что-то этакое приютская повариха и ее жених, сынок лавочника. Тереза знала, что невинность – ее единственный капитал и, по собственному мнению, смогла получить с нее хоть что-то.
Юридически по законам империи Тереза была совершеннолетней в восемнадцать и имела право заключить сделку на продажу «права». Хард просто навязалась ей как посредник чтобы поиметь свой барыш.
Старуха начала водить в приют претендентов на покупку ее «цветка чистоты». Это были взрослые, знатные, богатые мужчины, с белыми холеными руками, аккуратными усами и бородами. Кто-то был выбрит так чисто, что сразу понятно становилось – не сам, а лакеи и цирюльники старались. Некоторые пахли так вкусно, что Тереза даже бывало думала «А черт с ним, пусть этот». Все они смотрели на нее как на кусок пирога, взвешивали, оценивали. Зато дарили подарки. Конфеты, шелковые платочки, духи, губную помаду, карманное зеркальце. Старуха попыталась забрать все, но Тереза не растерялась и припрятала. Ничего, еще посмотрим сколько это все стоит, а деньги ей пригодятся.
Мужчины, заинтересованные в ее особе, получали от старухи Харт возможность побыть наедине. Тереза в эти встречи в пустом директорском кабинете сидела, словно набрав в рот воды. Боялась, что если ее нрав проявится и спугнет клиента, старуха Харт лично поколотит ее, а если не ее так еще хуже – брата. Анри не заслужил побоев, он был таким, каким хотела быть Тереза, если бы могла. Нежным, добрым… Ради него стоило потерпеть все это…
Один покупатель трогал и нюхал ее волосы, другой заставил показать зубы. Терезе очень хотелось по-настоящему «показать ему зубы», но она благоразумно сдержалась. Третий стал лапать за грудь и дрожал при этом как эпилептик, но старуха тут же влетела в комнату и прервала экзекуцию. Подглядывала не иначе.
Но сделки все не было. Как поняла Тереза, старуха заломила за нее какие-то баснословные деньги. Тереза кипела от бешенства, понимая, что ее долг будет хорошо если десятой, а то и сотой частью тех денег, которые она выручит за ее продажу. И половину придется отдать этой чертовой старухе, а за что спрашивается?!
То, что первую ночь можно было бы не продавать, а отдать любимому, Тереза даже не рассматривала. Конечно, можно! Если ты дочка графа и у тебя целый дом слуг и лакеев. А если ты тут и это твоей единственный шанс отделаться от долгов – лучше уж продать, чем отдать за так.
Анри ничего не знал, пока одна из «доброжелательниц», влюбленная в здоровяка Хью и возмущенная его привычкой дарить Терезе яблочки, не донесла до него, что "скоро твою мерзкую сестрицу обрюхатит банкир Хельстром! Или может сам мэр заглянет на огонек? А может мистер Флигель, который владеет борделями, а?"
Когда Тесс пришла в их жалкую комнату после работы, от которой ее никто не освобождал, Анри был бледнее обычного.
– Тесс… ты подписала договор о праве первой ночи? – спросил хрипло.
Тереза застыла в дверях, и впервые краска бросилась ей в лицо. Она не краснела, когда ее лапали за грудь, когда она флиртовала с булочником, чтобы он подарил пирожное, которое она отдавала Анри.
Но сейчас она покраснела – удушливо, яростно, мучительно. Потому что перед ним одним Тесс хотела остаться той старой Терезой, юной чистой девочкой с улицы Черемухи.
– Прости. У меня не было выбора.
– Боже! – он упал на постель, выпустив куски простыни, что она прибила к стенам, чтобы он мог самостоятельно садиться. – Боже, ну почему я не умер!
– Не говори так! – она кинулась на него и обняла. – Совсем спятил! Ты все, что у меня осталось!
– Калека! Обуза!
– Ты поправишься. Не безнадежно…
– Тесс! Хватит! Я не желаю, чтобы ты продавала себя, ты слышишь?!
– Ты думаешь, я этого хочу?! Но какой у нас выбор?!
Она с яростью поднялась и пнула тюфяк подальше. Устроилась и легла спать.
Но через полчаса Анри завозился и Тереза тут же вскинулась.
– Что?
– Ничего, я сам… – он приподнялся и потянулся за водой. Выпил стакан. – Прости меня, – прошептал едва слышно. – Я знаю, что ты готова на все, чтобы вытащить нас, но я хочу, чтобы ты осталась моей Тесс.
– Я всегда останусь твоей Тесс, – она улыбнулась ему. Хотя в глубине души уже знала – той Тесс Доплер, что видела как погибли ее родители и как изломало ее брата, уже не существует. Та Тесс давно бы сгинула тут в этом приюте с калекой-братом, под гнетом старой грымзы Харт.
А Тереза Доплер не собиралась погибать.
Глава 2. Покупатель
Одним вечером к старухе примчался посыльный, она засуетилась, велела Терезе помыть голову и готовиться вечером поехать в город.
Харт надела лучшее свое платье, завила седые пряди в нелепые кудряшки у висков, нарядила Терезу в чье-то довольно приличное пальто и лично заплела ей волосы. Даже шляпку откуда-то достали. Она уже лет десять как из моды вышла, но другой не было.
Они взяли извозчика и поехали в Верхний город, туда, где жили сливки местного общества. Прогулялись по мощеным тротуарам. В их квартале Перетечье, который вечно подтапливался реками, сырость слякоть и грязь были настолько привычны, что Тереза, слушая вместо хлюпанья стук каблуков, даже растерялась поначалу. Как же быстро все забывается, – подумала она. – Ведь раньше это было привычно.
Вдоль улиц горели газовые фонари, проезжали извозчики, а дважды, гудя клаксонами, рыча двигателями и ослепляя алхимическими фарами всю улицу, промчались автомобили. Поговаривали, что в Междуречье их уже целый десяток набрался, а ведь изобрели не больше десяти лет назад! У мэра так и вовсе было два! Ну еще бы, разжился, старый взяточник.
Тереза с жадным вниманием разглядывала прогуливающуюся публику. Бегали посыльные, ходили служанки и рабочие, но даже они отличались от тех, кого она привыкла видеть в приюте. Все были одеты в добротную чистую одежду, на мальчишках были кепи, на девушках аккуратные капоры и косынки. И ни у кого подол не был замаран в грязи, а каблуки салютовали бодрое «цок-цок-цок», вместе их привычного «хлюп-хлюп-хлюп».
Про господ и говорить было нечего. На улицах Тесс увидел всего несколько дворян, садящихся в свои экипажи, а вот когда он пошли по красивой парковой аллее, им попались навстречу несколько пар и компаний местной знати, прогуливающейся перед сном.
Все были важные, дорого одетые, дамы в пышных платьях и причудливо украшенных шляпках плыли как сказочные птицы, мужчины в цилиндрах и фраках смотрелись неприступными и гордыми как сам сэр Арчибальд Грейстон, лорд-основатель Междуречья. Все тут было как Тесс помнила. Она не была в Верхнем городе годы и годы, но детские воспоминания частично сохранились.
Сиротский приют, куда их с Анри отправили сердобольные родственники, ютился на окраине в нищем и опасном райончике, который дважды в год топило из обеих рек, протекающих через город. Стерегли сирот за семью замками, ведь многие хотели сбежать от долга и попытать счастье на улицах, так что голытьба Перетечья в Верхний город никогда не забредала, а если бы появилась, так каждый дворник погнал прочь от крыльца, чтобы не смущали своим убогим видом господ и не пугали служанок.
Когда-то Тереза с Анри жили здесь, в Верхнем городе, где дома все были двухэтажными, каменными, ровненькие, заборы кованными, улицы мели каждое утро и были они широченными – чтобы и кеб проехал и автомобиль. Они жили где-то тут, в большом доме с мамой и папой и Анри. У них были деньги и у Терезы была гувернантка, а у Анри домашний учитель и наставник. Тесс ходила в школу для маленьких леди, умела читать, писать, играть на фортепиано, вышивать красивые картинки и делать самый изящный книксен. А еще у нее были платья. Много-много красивых платьев с тесьмой, кружевами и жемчугом. И куклы. Фарфоровые сокровища в пышных оборчатых юбках с голубыми глазами и изогнутыми ресницами, которым она плела косы в часы безделья.
А потом отец купил новое изобретение «автомобиль» и повез всю семью кататься. Что-то сломалось и машина врезалась в дерево. Родители погибли на месте. Анри защемило ноги и сломало спину, а Тереза отделалась парой царапин. Из родни нашлись ушлые внучатые племянники бабушки, которые быстренько прибрали все имущество к рукам и сплавили сироток в приют с глаз долой.
Тереза все отлично помнила, но это доставляло такую боль, что она гнала мысли прочь. Нечего думать об этом. Нужно думать о том, как распорядиться тем, что судьба подарила ей и что не смогли отобрать. Внешностью.
Тереза очень смутно представляла, что именно старуха Харт продает. «Твое тело» – бросила она, и Тереза недоумевала как это можно продать ее тело? Оно же ей самой нужно вообще-то!
«Ляжешь на спину, закроешь глаза и все» – обнадежила ее Харт, когда Тереза подписывала документ. – «Делов-то».
Тесс приблизительно представляла, что ей предстоит ведь у нее были уши и глаза, а все взрослели и страшно интересовались противоположным полом.
Она пару раз целовалась, но относилась к этому как к подачке, которую она кидает парням, ради того чтобы что-то получить: больше углей для грелки в их с Анри комнату, вкусную булочку, второе теплое одеяло или новый кусок мыла. Она подставляла губы, закрывала глаза и терпела неясные, довольно утомительные поцелуи всех этих мальчишек, которые мнили себе, что она сражена их неотразимыми чарами. «Право первой ночи» представлялось ей чем-то таким же утомительным, не слишком приятным, но в общем-то терпимым. Тесс не собиралась упустить шанс расплатиться с долгом и заиметь деньги на первое время их с Анри жизни. Она все еще хотела выписать ему из столицы те новейшие инструменты и препараты, о которых говорил врач, что лечил его после аварии. А если повезет, то и алихимические препараты можно заказать. Анри можно было вылечить, да только кто это будет делать за бесплатно? Алхимическая медицина стоила дорого, баснословно дорого для Тесс. И если ради выздоровления брата нужно «лечь на спину и закрыть глаза» Тесс была готова сделать это.
Но вся эта «торговля» вызывала мерзостное и какое-то обидное, беспомощное чувство. Тесс могла стерпеть, когда очередной претендент начинал льстиво называть ее красавицей, душенькой и сладкой девочкой, но как только они пытались распускать руки ее колотило от омерзения и она не очень-то преуспевала в том, чтобы это скрыть. Хорошо хоть старуха очень тряслась над своей «золотой жилой» и ограждала ее от посягательств. Тереза мысленно шлепала себя по щеке и велела собраться и не упустить шанс. Другого не будет!
Оказалось, они со старухой идут в театр. Здание сверкало огнями, на афише был нарисован мужчина с копьём и женщина в пышном головном уборе. У подъездной дорожки лакеи помогали выйти дамам и экипажей и автомобилей. Глазеющая праздная публика была оттеснена служащими подальше от лестницы и входа.
Харт повела ее куда-то в подворотню, постучала в неприметную дверь. Открыл суетливый, испуганный лакей.
– Скорее!
Они юркнули внутрь и оказались в явно служебном коридоре. Тут стояли пыльные брошенные декорации, слышался шум закулисья. Кто-то кричал, скрипели веревки, из оркестровой ямы доносился разноголосый шум настраиваемых инструментов.
Лакей, озираясь, повел их внутрь театра. Пару раз они замирали, пропуская людей пересекающих коридор.
– Нет кары больше чем твоя… Нет кары больше чем твой свет… – декларируя и так и этак какой-то актер прошел мимо, патетически размахивая руками.
Лакей провел их к двери и повернулся к Харт.
– Ну?
Мешочек с монетами звякнул и исчез в его кармане.
– Как мне найти этих оборотней?
Ноги Тесс приросли к полу. О-оборотней? Творитель небес, не может быть! Эта старая карга ведь не задумала продать ее оборотням?! Да и откуда тут в Междуречье оборотни?! Они же все в столице или уж в Северном заозерье! Но тут?! Да у них отродясь в городе ни одного оборотня не было! Они же все военнообязанные и служат там, где стоят войска!
Она не может! Просто не может продать ее оборотню!
Про них слухи ходили ужасней некуда. Говорили, что оборотни покупают девушек и устраивают кровавые оргии, а в конце отрывают всем головы и сжирают тела. Терезу замутило от ужаса.
– Ч-что?! – просипела она.
– Помолчи! Это наш шанс, глупая девчонка.
– Они во второй ложе. Вам нужно застать их или сейчас или в антракте, пока у ложи не дежурят, – он сунул Харт в руки два билете. – Партер, как договаривались.
– Слышала, милочка? – старуха деятельно стащила с себя пальто. – Пойдем и сыграем в большую игру. Снимай пальто!
Тесс судорожно глянула в темный коридор, по которому они пришли, раздумывая не броситься ли прочь отсюда прямо сейчас, но Харт предусмотрительно перегородила ей дорогу твоей тростью.
– Даже не думай! Только пикни и клянусь, твоему братцу сегодня не поздоровится. Ну! Живо снимай пальто!
И Тесс, кипя от бешенства и дрожа от ужаса, медленно расстегнула пуговицы и сняла пальто.
– Мы подождем антракта, да и если не выгорит с Шефердами, надо ловить момент и показать тебя всему городу, да? Ловкая у тебя покровительница, еще спасибо скажешь. Тебе бы ноги мне целовать, наглая соплячка, так нет же. Где тебе понять, что я для тебя стараюсь!
Тесс хотела бы сказать, что если Харт для чего и старается, так для того, чтобы ее записанные в договоре пятьдесят процентов были побольше, но вместо этого потупилась и пробормотала:
– Да, миссис Харт. Я понимаю.
Они вышли из двери и попали в фойе театра. Тесс даже прищурилась на мгновение. Тут было так светло! И не свечи жгли – алхимический свет. И даже в люстрах! Какое богатство. А публика! Святая Матерь сущего, да тут весь цвет города собрался. Все были разряжены в пух и прах. У Терезы зарябило в глазах от блеска драгоценных камней на шеях дам. Сегодняшний вечер в театре явно был не из тех, на которые могли попасть люди вроде нее и Харт.
– Не сутулься, ну! Улыбайся! – тут же зашипела старуха, и Тесс выпрямилась и натянула на лицо милую улыбку. Они пошли к входу в партер. Харт заискивающе, горбясь как старая боязливая собака, здоровалась со всеми, кого знала.
– Добрый вечер, мистер Дорлин. Добрый вечер, мистер Харклин.
Мужчины спадали с лица. Приветствия миссис Харт явно были им не в радость. Кто-то молчал, кто-то тихо сквозь зубы шипел «добрый вечер». Тесс оглядывалась вокруг, стараясь не замечать косых взглядов. Все это были ее «покупатели», которые заезжали в приют. Откуда бы еще старуха Харт могла знать аристократов.
– Не глазей так! – одернула ее Харт. Тереза отвернулась от гостей и стала смотреть на картины, висящие на стенах. Огромные полотнища в два ее роста изображали какие-то странные сцены. Она прочла таблички и выходило, что это спектакли, которые ставили тут раньше. Люди на картинах были в разных нарядах, кто с рогами, а кто и в странных смешных масках. Тереза улыбнулась, глядя на них. Наверное, ей понравилось бы в театре, будь у нее возможность сюда ходить не так, как сегодня.
– А, мистер Эркер! Добрый вечер! – миссис Харт бесцеремонно влезла в чей-то разговор. Мужчины были слишком хорошо воспитаны, чтобы возмутиться открыто, так что повернулись и учтиво поклонились потрепанной старушке. Мистер Эркер был чиновник из администрации города, который курировал приюты, больницы для бедных и занимался вопросами благоустройства городской канализации. Он был обрюзглый, высокий, полный и очень богатый. На пальцах сверкали кольца, из кармана фрака свисала тяжелая золотая цепочка. Тесс знала, что эта цепочка у него есть, потому что она сама отрабатывала свое содержание в сиротском приюте, ее квартал дважды в год топило из-за недостроенных каналов водоотвода, а Анри никто не лечил. А еще мистер Эркер был тем, кто лапал ее в кабинете миссис Харт за грудь, так что он, конечно неохотно, но таки вступил в разговор. Тесс очень четко видела какими взглядами меряют ее и Харт. Удивленными, презрительными. Этот вечер не был предназначен для таких, как они и даже в лучших своих платьях они смотрелись скорее по нелепости забредшими сюда служанками.
– Миссис Харт, – поджав губы, произнес мистер Эркер. – Не думал вас тут встретить.
«И как ты сюда пробралась, змеюка?!» – услышала Тесс в его тоне.
– Вот, привела воспитанницу на представление, – миссис Харт достала потрепанный веер, перламутр с которого заметно пооблупился и стала обмахиваться им. – Тереза, детка, поздоровайся.
Тесс шагнула вперед и сделала книксен.
– Очаровательна, – бросил мистер Эркер как монетку нищему, коим собственно она и была.
– Я слышала сегодня тут граф Шеферд с сыном, так ведь? – заявила Хард бесстыже. Эркер поглядел на Терезу и еще сильнее сжал губы.
– Не слыхал об этом. Прошу простить, – и он со своим спутником отошли от них подальше.
– Ха! Не слыхал, ну конечно! – зашипела Харт. – Видела, как слюни распустил! Теперь-то мы в высшей лиге, детка и этот толстяк уже не лучший наш вариант.
Тереза героическим усилием воли растянула губы в улыбку. Все что ей хотелось – уйти отсюда. Уйти поскорее из-под этих презрительных, брезгливых взглядов местных аристократов. Пусть бы Харт уже продала ее наконец и все это поскорее закончилось. Все бесконечные унижения и грязь.
– Господа, прошу занимать места, – звучно объявил лакей и открыл двери в зал театра. Тут у лакеев ливреи были дороже. чем платье Терезы. Все здесь было дорого, красиво, благоухало.
И Тесс вдруг отчаянно разозлилась.
«У меня и Анри тоже все это будет! И шелка, и еда и драгоценности! Я вытащу его из мерзкого приюта, поставлю на ноги и все эти заносчивые твари еще будут мне ноги целовать!»
Все медленно потянулись внутрь зала. Старуха Харт потащила Терезу туда же.
– Сделай лицо поглупее и понежнее, живо! Ну, что вылупилась? Шеферды близки к императору! Графы! И у нас проездом на пару дней! Да у них золота столько, сколько во всем Междуречье нет, поняла ты? Это столичные пташки не местные князьки. Понравишься – осыплют золотом! Так что улыбайся и выпрямись!
И Тереза выпрямилась, улыбнулась и прошла на свое место в партере. Она не смогла бы вспомнить о чем был тот спектакль. Ее тошнило. От всего этого. От Харт, от мужчин, что заинтересованно поглядывали на нее. Конечно же, все знали, зачем старуха Харт притащила ее сюда. Все понимали, что ее «право первой ночи» выставлено на торги. По коже скользили как насекомые взгляды – алчные, похотливые и презрительные, и Тесс хотелось встать, выйти вон и побежать к Анри. Залезть на его койку и горько-горько плакать о том, как она не хочет всего этого. Как ей это мерзко и противно, и страшно…
Но Анри мог лишь выслушать ее. А потом Харт продаст ее как Дылду Анну. И ее посадят в черный экипаж…А что будет с братом?
Тесс забрала у Харт жалкий веер и стала красиво обмахиваться им, чтобы кудряшки из прически игриво скользили по шее. Изображала заинтересованность в представлении. Ахала, смеялась, улыбалась Харт как матери родной.
У старухи горели глаза от предчувствия большого куша. Она чаще смотрела в бинокль на ложи, чем на сцену. Выискивала своих покупателей-оборотней, а у Терезы перед глазами мелькал Анри, и ее собственная непутевая жизнь, которая ну никак не может оборваться в восемнадцать лет, правда ведь?! Оборотни ведь не могут ее убить. Это все, наверное, просто страшные сказки и нечего бояться. Но Тесс все равно боялась.
Как только объявили антракт, старуха потащила Терезу на второй этаж, туда где были ложи для важных гостей.
– Вот и оно, Тесс. Вот и оно! – бормотала старуха. – Твой счастливый шанс. Просто улыбайся, ты у нас сладкий кусочек, он не устоит. Их сын молод, точно не женат и не обзавелся своей парой. Он может купить тебя, а денег у них куры не клюют, понимаешь ты?
– Да, миссис Харт, – отвечала Тесс безжизненно. На нее снова напала апатия и это было не вовремя.
– Веди себя скромнее, они любят покорность, рта не раскрывай, говорить буду я.
– Да, миссис Харт.
Они шли мимо лож. Пятая… четвертая… третья…
Вторая.
Лакеев не было. Бархатная портьера закрывала вход. Харт подошла и заглянула внутрь сквозь щелочку между полотнищами.
Цепкая рука сжала предплечье Тесс словно пассатижи. Харт чуть отвела полог и втолкнула Тесс в ложу к оборотням.
Та, от неожиданности споткнулась, влетая туда чуть не головой вперед и тут же оказалась в чьих-то крепких объятиях.
– Ого! – звучным басом прогудели сверху. – Вот так сюрприз. Мисс, вы не ушиблись?
Тереза отшатнулась. Мужчина был взрослый, к сорока по человеческим годам. У него была темная борода и пронзительный взгляд. Руки, что держали плечи Тесс, показались ей огромными и страшно сильными, но это должно быть от страха, ведь она еще никогда не видела оборотня. Держал он деликатно, но Тесс все равно дрожала.
– П-простите… – пролепетала она.
В ложе оборотней было трое. Семья – поняла Тесс. Огромный мощный мужчина, в которого она врезалась, совсем еще молодой парень, тот самый сын и, как ни странно, женщина. Тесс совсем не ожидала увидеть тут женщину-оборотня отчего-то.
– Рик, манеры, – пропела та низким голосом.
Мужчина, спохватившись, убрал руки с плеч Тесс.
– Прошу прощения, мисс. Вы ошиблись ложей?
– Н-нет… – Тереза тут же состроила самый невинный и растерянный вид. – И-извините меня, – и изобразила самый изящный свой книксен.
– Какие очаровательные создания водятся в этой глуши, правда Эверетт?
Мужчина взглянул на молодого оборотня. Тот, отвернувшись от сцены театра, хмуро смотрел на Терезу и молчал.
Тереза понимала всю безнадежность ситуации. Ну вот она тут и вот они – оборотни. Вон даже булавки на лацканах с брошками в виде полной луны имеются. Правду болтали, что всех оборотней правительство заставляет носить такие, чтобы обычные люди знали с кем имеют дело.
