Текст книги "Игры Бессмертных (СИ)"
Автор книги: Екатерина Шельм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)
– Волорост? Зачем? – Шеферд задумчиво, кончиками пальцев погладил ее забранные в прическу волосы.
Тереза не знала, отдает ли он себе отчет в том, что не имеет права трогать ее вот так? Впрочем, возражать было не в ее интересах.
– Мне ночью отрезали волосы. Розам не понравилось, что я получила работу у знаменитого алхимика Ла Росси. А в подробности этой работы они не вдавались. – забормотала она. Шеферд продолжал гладить ее волосы, словно искал место, где именно их отрезали.
Он убрал руку, но продолжал стоять очень близко.
– Ясно. – сказал он как-то сдавленно. – Располагайся. Терраса… – Шеферд кашлянул и отошел от нее. – Это прямо за малым бальным, дорогу обратно найдешь?
– Конечно. Спасибо.
Шеферд вышел, а Тесс скорчив гримасу, побежала в ванную. Слава Матери, та хоть и скромная, но она тут была.
Она привела себя в порядок, решила не менять платье. Некогда да и их было у нее всего три. При таком темпе работы лучше поберечь. Подошла к контракту и быстро полистала. А сколько вообще Ла Росси собирается платить ей за такую адскую работу.
В графе «Вознаграждение» числилось «три тысячи марок еженедельно». Тесс так и присела на стул. Три. Тысячи. Марок! Это же… Это же двенадцать тысяч марок в месяц! Боже мой! Целое состояние по меркам Междуречья. Тесс решила обязательно сказать алхимику, что она согласна и на меньшее. Или не стоит? Просить уменьшить плату это, по крайней мере, подозрительно.
– Хм, пятьсот марок за бутылек волороста. Нет уж, денег у него явно не убавится, а мне нелишние. – пробормотала она. Она сможет отправить их Анри! А может и письмо ему написать? Вот только что она скажет? Как объяснит?.. Да и не стоило напоминать Шеферду о брате, к которому тот запросто может отправить кого-то из своих волков. Тереза, прежде чем уйти, раскрыла чемодан, посмотрела на фотокарточку. Спрятать? Но если какая-нибудь горничная найдет, то это может вызвать еще больше вопросов.
Тесс прикрепила карточку между зеркалом и рамой. У Тесс Доплер был брат и Шеферду об этом может быть известно. Скрывать это было слишком недальновидно, нужно просто не привлекать к этому внимания. Если она напишет письмо, то просто не указывать обратный адрес. Если Анри напишет ей сюда, то может задать в письме неудобные вопросы, а Шеферд точно не погнушается прочитать ее почту при случае. Можно отправить с почтамта!
Тесс спохватившись, побежала обратно к алхимику.
Тот продолжал работать. За дверями наружу слуги сервировали стол для обеда. Тереза передвинула лампы над растениями, пододвинула бумаги на подоконнике подальше от солнечного света.
– Эм… а над чем именно вы работаете, мэтр? – решилась поинтересоваться она. Ла Росси что-то переделывал в макете своего странного движущегося длинного автомобиля.
– Я назвал это железная дорога. – сказал он мечтательно. Терезе стоило некоторых усилий не рассмеяться. Железная дорога? Да на мощеных можно было разориться, а если покрывать дороги железом никаких денег не хватит.
– О!.. – прокомментировала Тереза. – Много железа понадобится.
– Отнюдь. Видите – вот это и есть дорога. – он показал на двойные полоски из металлических спиц, по которым катался его странный механизм.
– Только колея?
– Поезду больше и не нужно.
– А это значит…
– Да. – алхимик поднял крохотный автомобиль. – Это поезд. Я хочу соединить в нем двигатель мобиля и паровой. Рельсы, поперечные рельсы. – он ткнул в палочки, что скрепляли спицы. – Я верю, что можно добиться того, что этот транспорт будет самым быстрым в империи. Он свяжет все города. А потом и страны.
– Ого! – присвистнула Тесс, а сама подумала: совсем чокнулся… Для нее это выглядело идеей навроде причуд известного дурака Квинстена из Междуречья, который сначала хотел перегородить реку бревнами, потом всех женщин пытался убедить рожать в лесу, а напоследок сделал крылья и сиганул с крыши городской ратуши. То, что от него осталось, похоронили за счет города, ведь жена его, рожая в лесу, умерла.
– Вам кажется это невозможным? – Ла Росси проницательно поглядел на нее.
– Ну… Не знаю. Звучит довольно фантастично. Вы видели дороги в Междуречье? Да там мул-то еле проедет, а эти штучки просто потонут. – она качнула пальцем рельсы.
– Насыпи. Укрепление грунта.
– Но это ведь очень дорого.
– Как и гранитные набережные Рейны. Да, разумеется, дорого. Но представьте возможности.
– У меня туго с воображением, особенно на пустой желудок.
Алхимик спохватился и отставил поезд.
– Простите, да, мы собирались обедать. Работая, я, бывает, увлекаюсь и забываю обо всем.
– И урчание в животе вам не напоминает? – Тесс усмехнулась. Ну не может же у него не быть простого человеческого голода в конце концов!
– Я веду довольно аскетичный образ жизни. Прошу вас.
Они вышли на веранду. Выходила она в сад, но в какую-то боковую аллею. Тут было пустынно, вдалеке возился с покраской ограды садовник и только.
Терезе хотелось поскорее сориентироваться в этом поместье, разобраться что тут и где находится, но прежде нужно было изучить контракт. Да и показывать Ла Росси, близкому другу Шеферда свой интерес, не стоило. Граф и так был не в меру подозрителен на ее счет.
Они уселись за стол, им прислуживал лакей и две служанки, но алхимик небрежным пасом отпустил их.
– Мы ведь в состоянии сами наполнить себе тарелки, не так ли Тереза?
– Конечно. – сказала она с воодушевлением, которого не чувствовала. Она уж настроилась, что ей сейчас будут прислуживать как графине Шеферд. Хоть бы разок это испытать!
Но Ла Росси открыл супницу, взял черпак и наполнил сначала ее тарелку, потом свою как ни в чем не бывало. И что ха аристократ такой? Неправильный какой-то.
– Спасибо. – она взяла тарелку.
– Хлеба?
– Да, благодарю.
Пока они отдавали дань первому блюду было не до разговоров. Тереза ела быстро, торопливо, как привыкла есть за всю свою жизнь. Еда была кратким перерывом между работой, и никто и никогда не разрешал ей засиживаться – ни в приюте, ни в городе. Только у Леонида она могла позволить себе в своей комнате посмаковать блюда, но Ла Росси явно захочет скорее вернуться в лабораторию, так что Тесс не собиралась заставлять его ждать, пока она наестся.
Балера учила ее вести себя за столом, и Тесс урокам вняла. Держала спину, знала какой ложкой есть суп, а какая ждет своего часа для десерта. Но все же старалась не отставать от алхимика, чтобы закончить с ним вместе.
– А могу я спросить, мэтр?
– Только если будете называть меня «Жан».
Тереза пожала плечами.
– Почему вы перестали производить волорост, Жан?
Он вопросу явно удивился.
– Количество линий на моей фабрике ограничено. Он занимал целую линию на четыре дня в неделю. При этом рецепт его довольно сложен и выход итогового продукта был не больше десяти, двенадцати литров.
– Двенадцать литров! – не удержалась Тесс. Пузырек, которым вчера орудовал парикмахер, был высотой с ее палец и стоил пятьсот марок! – Но это же целое состояние!
Ла Росси сдержанно улыбнулся, и Тесс поняла, что сморозила глупость. Это для нее состояние, а для него выхлоп с одной линии за одну неделю… Матерь, да насколько же богат этот мужчина?
– Откуда в вас этот интерес?
– Мне вчера пришлось испытать это средство на себе, – поделилась Тесс. – Просто волшебное, должна заметить.
– Ваши волосы пострадали?
– Небольшое недопонимание среди юных роз. Ничего серьезного.
Она не видела причины это скрывать от алхимика, раз уже узнал Шеферд.
– Надеюсь, мой препарат не подведет, не хотелось бы, чтобы ваши волосы пропали. Они… очень вам идут.
Тесс прыснула, разбрызгивая суп по тарелке.
– Спа-си-бо. – профыркала она, борясь со смехом.
Алхимик смутился.
– Простите. Я не силен в комплиментах.
– Ну что вы, каждой женщине приятно узнать, что ей идут собственные волосы. Это все равно что «удачный нос» или «подходящие скулы»… – стала выдумывать Тесс, веселясь. Ла Росси тоже посмеялся сам над собой.
– Но все же, – без особого умысла любопытствовала Тереза. – Ведь препарат волшебный! И стоит очень дорого. Почему вам не производить его?
– Потому что, – он потянулся к кофейнику и налил себе кофе. Жестом предложил ей. Тесс протянула кружку. – Освободив эту линию на три дня, я могу произвести три тонны калафена. Он требуется каждой больнице страны ежедневно. Снимает лихорадку. Да, это так приземленно, бороться с лихорадкой, инфекциями открытых ран, или чахоткой. Что же тут удивительного, что люди умирают от чахотки, правда? Умирали раньше, и будут умирать впредь. Но я снизил смертность на четверть, обеспечив все больницы страны легочными капельницами, препаратом, облегчающим дыхание. Иногда пациенты могут перебороть недуг, но он убивает их раньше, чем это происходит. Им нужны капельницы, постоянно. И перебоев с препаратом быть не должно ни в одной больнице страны.
– Но он ведь стоит сущие медяки! – уж Тесс это знала. Его давали даже такой беднячке, которой была она сама.
– Потому что я отпускаю его по цене ингредиентов и зарплаты моих работников. – кивнул Ла Росси.
– И вы, получается, ничего не зарабатываете на нем? – изумилась Тереза.
Ла Росси посмотрел на нее внимательно.
– Нет, не зарабатываю. И я снял с производства волорост, чтобы производить больше в том числе легочного раствора.
Тесс открыла рот от изумления. Да он просто чокнулся!
– Почему?
– Вы болели чахоткой, вы говорили.
– Да… – воспоминания были неприятными и Тереза сникла. Кашель, медленное угасание, бессилие.
– Вам давали мой препарат?
– Да, всем его давали.
– И что же, вы бы предпочли волорост вместо него?
Тереза умолчала, что ей обычные капельницы не сильно-то помогли в ее запущенном случае, но Ла Росси был прав. Только когда появилась это его лекарство, из лечебницы Святого Карла люди стали хоть иногда, но возвращаться домой. В пору ее юности чахотка была смертным приговором.
Тесс опустила глаза. Ей стало как-то неуютно под его внимательным, почти пронизывающим насквозь, взглядом.
– Нет, конечно. Волосы ерунда, по сравнению с чахоткой, – пришлось признать Тесс.
– Вот и я так решил.
– Но деньги! – не могла никак уразуметь Тереза. – Вы же можете… хоть что-то зарабатывать и на чахотке. То есть на легочном растворе! – поправилась она. – Вы же должны получать что-то за то, что придумали его!
– Разве должен? Мне кажется, я получаю достаточно. Вот вы сидите передо мной, благодаря моим препаратам. Что еще я должен получить? Деньги? – он снисходительно фыркнул. – В какой-то момент я понял, что они не стоят ничего.
– Вряд ли вы в этот момент были голодны, – фыркнула Тереза. Вот так всегда с этими богачами! Все они любят порассуждать о презренности денег. О, вот когда у нее будет денег хоть на улицах раскидывай, она тоже будет всем рассказывать, как они не важны и ничегошеньки для нее не значат.
– Вы были бедны?
– И я сейчас небогата, как вы заметили.
– И все же. Расскажите о себе.
– Зачем?
– Мне любопытно, – искренне сказал алхимик.
– Почему? – насторожилась Тесс. В ее голове сразу возникла мысль, что он расспрашивает ее по заданию Шеферда.
Ла Росси растерялся.
– Эм… Просто любопытно. Мы теперь работаем вместе, и я подумал, что… Простите, если мой вопрос неуместен.
– А вы родились в нищете? – спросила она и не смогла удержаться – прозвучало с вызовом.
– Нет. Мой отец был промышленником. У него была красильная фабрика и небольшое поместье в графстве Керальском.
– На юге? А вы видели море? – Тесс аж вперед подалась.
– Видел, – улыбнулся Ла Росси своей кривой ухмылкой.
– Обалдеть! – вырвалось у нее, но Тесс тут же смущенно приняла обычный вид и поправила салфетку на коленях. – Я видела картину однажды. Большой корабль и синее-синее до самого горизонта. – Тесс умолкла. Эти воспоминания были слишком болезненными. Картину она видела в доме чиновника Эркера, когда они с парнями обчищали его спальню. Картину они, знамо дело, украли, и Терезе ужасно хотелось оставить ее себе, но она понимала, что это все равно что повесить табличку «Тут живет тот, кто обокрал Эркера» на входную дверь. Пару недель она держала ее на их «складе» – местечке в старом заброшенном речном доке, где они хранили награбленное, прежде чем сбыть. Разворачивала, тайком от парней, смотрела и гладила пальцами неровные масляные мазки, где они складывались в волны. Ей казалось что рядом с морем все не так, как в Междуречье. Что там, под таким голубым небом, рядом с огромным синим чудом, наверняка все по-другому. И люди там, наверное, другие и живется легче. Вот бы схватить Анри и уехать туда, где тепло и море… Тесс, конечно же, сжала зубы и продала картину скупщикам. Дали сто марок, очень даже неплохо. Но она хотела бы увидеть море хоть раз не на картинке. Безумная и несбыточная мечта для оборванки из Междуречья, что было на севере страны.
Ла Росси молчал. Положил себе десерт, что стоял на вазе, полной льда.
– Ой, а можно и мне! – Тереза подставила тарелку, но он смущенно и деликатно поглядел на чистое блюдце. Тесс торопливо заменила. Вот ведь! Да ее тарелка была почти чистой! Ну конечно, не ему же мыть вот и…
Ла Росси стал рассказывать о себе. Где учился, как пришел в профессию, как получил первый императорский грант, потом второй, а дальше перебрался в Рейну и стал работать в сфере медицины и смежных областях.
– Но железная дорога не медицина, – заметила Тесс. Она ела такой нежный яблочный пирог, что то и дело закрывала в неге глаза.
– Лекарства пропадают и портятся в дороге. Поставки из-за плохих дорог могут задерживаться, а зимой… – алхимик тяжело вздохнул. – Каждую зиму я хочу снова взяться за дирижабли.
– За что?
– Да так… Еще одна фантастическая идея, не обращайте внимания.
– Вы страшно умный! – это все что Тереза вынесла из количества государственных наград Ла Росси. Много наград – значит умный.
– Скорее, человек с воображением и некоторым количеством практических навыков, – он скромно потупился.
– А… – Тесс осеклась. Не знала она можно ли об этом спрашивать.
– Да? – Жан, кажется, был очень доволен, что их разговор все-таки мало-помалу, но шел себе.
– Вы не можете вылечить свое лицо? Простите, если это не лучшая тема, просто вы помогаете всем, но не себе. Это… странно.
Алхимик коснулся своей неподвижной правой стороны лица.
– Я испытывал один препарат. Для обезболивания и парализации мышц.
– И не нашли другого места, кроме как своего лица? – не поверила Тесс.
– Я не мог испытывать на людях, не проверив.
– Отчего же? Да в любом бедном квартале вам за мешок картошки палец отдадут!
– У меня свои принципы, – отрезал он и нахмурился. Тереза поняла, что он хотел бы сменить тему, но почему-то показалось, что правды он ей не сказал. Однако, она не собиралась портить отношения с драгоценным шансом не пойти на корм вампирам, так что быстренько защебетала:
– А я еще покупала ваши препараты. Для брата. Он назывался Нервинус.
Ла Росси удивился.
– Но это очень дорогой препарат. Экспериментальный.
– Да уж, очень дорогой. Четыреста пятьдесят марок десять уколов. Сто пятьдесят марок час занятия с толковым врачом, еще бандажи и ремни… – Тесс вздохнула. – Очень дорогое удовольствие, – Тесс доела пирог и отложила ложечку.
– Но откуда у вас были такие деньги? – прищурился алхимик.
– А вы не знаете? Я продала свое «право» графу Шеферду.
– Хельстрому? Но он ведь уже давно женат.
– Нет, вашему другу, Эверетту Шеферду. Вы не в курсе?
Ла Росси смотрел на нее пораженно.
– Эверетт купил ваше право? Когда?
– Пять лет назад или около того.
– Напомните мне из каково вы города родом? – попросил Ла Росси очень небрежно.
– Из Междуречья.
Он моргнул и нахмурился.
– О. Я не знал. Он не сказал мне.
– Из какого я города? – Тесс фыркнула и вытерла губы салфеткой. – А должен был?
– Он не сказал, что был знаком с вами… таким образом. Что вы… – он умолк, явно мучительно подбирая окончание фразы.
– Продала ему «право». – пожав плечами, договорила Тесс. Неужели этот алхимик такой стеснительный?
– Да. Продали «право». Ужасная традиция, чудовищная, – забормотал он торопливо. – Я хотел поднять в Гражданской палате вопрос об упразднении этого варварства, но не нашел сторонников. – Ла Росси упорно прятал взгляд. Тереза решила, что тему нужно снова срочно менять. Кажется, сама мысль, что она таки хоть один раз продавала себя была ему отвратительной.
– Мне кажется нам пора обратно в лабораторию, – она поднялась первой, изображая воодушевление и интерес. На самом деле она к любой работе, разве что кроме труда Роз, проявила бы такое воодушевление, если бы за нее платили три тысячи марок в неделю.
– Да. Идите, я… я отлучусь ненадолго. Извините, меня, – Ла Росси скомкал салфетку, бросил ее на стул и нахмуренный и встревоженный прошел в зал, и вышел в коридор.
Тесс тревожно проводила его взглядом. И зачем она ляпнула это! А что если он теперь ее выгонит? Он может считал ее невинной? Но ведь не заигрывал! Матерь, неужели она все испортила? Неужели?!
Тесс решительно пошла обратно в лабораторию и стала выполнять распоряжения Ля Росси. Толочь, переставлять, подметать, выбрасывать отработанное, протирать его растения, вкручивать алхимические свечи в светильники.
Через полчаса зазвонил механический будильник. Тереза слезла со стремянки и пошла к огромной булькающей на медленном огне колбе.
Нужно было перелить в другой сосуд через марлю. Тесс натянула на горлышко марлю, закрепила резинкой и стала лить. Сосуд, на первый взгляд, казался не горячим, но жидкость была вязкая и расставалась со своим вместилищем неохотно. Тесс держала ее долго, и склянка ощутимо стала жечь руки. Тесс терпела сколько могла, но потом все же понесла сосуд обратно к столу. Она попыталась поставить и тут руки зажгло совсем невыносимо. Тесс с проклятьем бросила банку, та закачалась и Тесс попыталась удержать ее и даже поймала, но за испачканное бурой жижей горлышко. Остатки алхимических экспериментов Ла Росси испачкали ей ладони. Мгновение Тесс просто оглядывалась в поисках тряпки, чтобы стереть эту склизкую дрянь и тут кожу зажгло.
Тесс задохнулась от боли. А та все нарастала и нарастала!
Она закрутилась, не зная чем унять. Поглядела – ее кожа вся покраснела и кое-где мерзкая штука проела ее уже до крови.
Тесс хватала воздух ртом, от шока не понимая, что происходит. Что это?! Что это?!!
Она бросилась вон вылетела в коридор и тут уж не выдержала – заорала от боли, что есть мочи.
Глава 20. Дом стаи
Эверетт был на ежедневных учебных занятиях молодых волков, когда почуял приближение Жана. Рутина эта должна была быть в ведении Хельстрома, но тот провинившийся очередной пьянкой, зализывал душевные раны своей жены длинными прогулками в Императорском саду. Как обычно работа свалилась на Эверетта и ни он ни волчата этому были не рады.
Он не привык жаловаться и увиливать от службы, но Хел в последнее время совсем распоясался. Доносить матери, что тот все больше опускается было бессмысленно. Она и так все прекрасно знала не хуже Ретта.
– Прекрасно, Жан. Будь любезен, посмотри с чем мы имеем дело. – сказал Ретт раньше чем друг успел открыть рот. Тот смущенно остался смотреть, стоя рядом.
– Строй-ся! – гаркнул Ретт. Сегодняшняя его команда состояла из двадцати молодых волчат, еще не нюхавших пороху. Ретт, в отличии от Хела, который отдавал предпочтение сабельному бою и бою в волчьем облике, мучил волков армейской муштрой.
Выстраивал их в две шеренги, за спинами ставил стрелков – как все и происходит в настоящем бою. Оборотней всегда ставили прикрывать стрелков, так делали в их армии, так же и в других. Обменявшись первыми залпами, шло сближение войск. Снова залпы, и дальше уже рукопашная свалка. Хельстром все что до рукопашной считал скучной ерундой, не стоящей внимания. Ретт – нет.
Делил молодняк на команды и учил основам. Время между залпами, уход с линии огня и своего чужого. Хел верил, что нужно просто загрызть вражеских оборотней, а с людьми можно разобраться и потом. Ретт мыслил иначе. Учил стрелять из мушкетов, уходить от тяжелой артиллерии, беречь свою шкуру от пуль сильнее, чем от клыков.
Пули жалили глубже и хоть одна и не причиняла большого вреда, но все они застревали в мышцах, лишали подвижности. Простеленные лапы не такие гибкие и шустрые, глаза не такие зоркие, а если четырьмя-пятью выстрелами перебьют хребет, добить саблей ничего не стоит.
Ретт хотел бы собрать статистику сколько пуль ловят оборотни, пока добираются друг до друга, но никто не считал. Он опирался только на свой опыт.
В Батурской компании ему пару раз удалось не поймать ни одной и он собирался развить успех. Экспериментировал, придумывал трюки и обучал мелких дураков, которые учиться стрелять из мушкета и замерять время между залпами не желали. Они желали оборачиваться в волков и грызть глотки и ничего больше. И уроки Хельстрома по этому предмету нравились им куда больше, чем унылая «людская» муштра Эверетта. Сегодня были совсем мальчишки, так что Ретт обучал их стрельбе и никакой свалки в оборотническом облике не предполагалось. Естественно, как только вместо Хела они увидели Ретта и его помощников, несущих мушкеты и обмундирование, все приуныли.
– Заряжай!
Волки, что сегодня играли стрелков, стали возиться с патронной сумкой. Мушкеты в армии священной империи Галивар были ужасные на взгляд Ретта, но Жан работать над оружием отказался наотрез, а другие алхимики, что придумали, то придумали. Вот и пусть посмотрит с чем ему тут приходится иметь дело.
– На руку! – продолжал отдавать Ретт полные учебные команды. Оборотни с обоих «противоборствующих» сторон опустили ружья к животу.
– Патрон куси! – зашарили в сумках, достали муляжи патронов, сделали вид, что надкусили бумажные упаковки. В настоящей стрельбе пуля оставалась во рту, а в самом патроне ждал порох.
– Полку открыть!
Щелкнули металлические защелки на основании дула мушкетов, оборотни сделали вид, что засыпают часть пороха.
– Мушкет опустить! – мушкеты шаркнули прикладами по сапогам. – Порох сыпь!
В дуло «засыпали» оставшийся порох.
– Пуля! – Ретт видел, что трое из двадцати «стрелков» уже замешкались и отстали.
– Шомпол!
Кто-то успел прибить пулю шомполом вовремя, кто-то безнадежно отставал, но работал правильно, двое один раз изобразили движение и плюнув от спешки, вставили шомпол обратно в пазы на дуле. Вот эти самые опасные дураки.
– Да я четверых за это время загрызу! – заворчал один из учеников, но ослушаться второго сына альфы конечно не смел.
Ретт не стал останавливать упражнение, пускай учатся на собственном опыте.
– Прикладывай! – ружья уперлись в сильные плечи. – Взводи.
Защелкали взводимые курки. – Пли!
Раздались громкие щелчки, но без выстрелов. Настоящего пороха этим юнцам Ретт пока не давал.
Он пошел вдоль первого ряда.
– Не прибил пулю, потерял ружье – сказал первому. – Остался без глаз, – второму. Тот не отвернулся от выстрела, в горящий порох дело опасное. – Опустил ствол, пуля в земле. – четвертому.
Все они слушали насупившись, злились и не желали этому учиться. Стрелки! ПФ! Да разве оборотни будут стрелками? Зачем им эта наука? Но волчата постарше, которые тренировались с настоящим порохом и настоящими пулями, науку Ретта ценили больше. Когда в тебя попадает шесть пуль одновременно не важно в учениях или в настоящем бою – боль одинаковая. И умение сократить это количество попаданий быстро становилось очень ценным, как только в стволы закладываются настоящий порох и настоящие пули.
– Заряжай! – Ретт кивнул Вильгельму и тот подхватил команды. Он подошел к Ла Росси.
– Ты видишь это убожество? – он кивнул на мушкеты. – Если бы ты придумал что-то получше, мы бы не теряли столько времени на эту ерунду.
– Я не буду работать над оружием, Ретт. Это мое окончательное решение.
Ретт бессильно вздохнул. Иногда идеализм и гуманизм Жана восхищал его безмерно, но иногда злил. Потому что Ретт верил, что войны заканчивает не отсутствие оружия, а его заметное технологическое превосходство у одной из сторон. Жан верил в другое.
– Мы можем поговорить с глазу на глаз? – алхимик показался ему чем-то встревоженным.
– Хорошо.
Ретт кивнул, они отошли от мальчишек подальше. Территория поместья была большой и в дальней части сада оборудовали площадки для обучения. На одной из них спаринговали взрослые оборотни, на второй старый волк учил малышню частичному обороту, на третьей его малышня возилась с незаряженными мушкетами. Стрельбу на территории усадьбы матушка категорически запретила. Настоящие учения проходили за пределами города и Ретт должен был отправиться туда на днях, но теперь… Он не знал как оставить в доме Терезу Доплер без присмотра. Мало ли каких дел натворит.
– Ретт, это по поводу Терезы, – начал Жан смущенно. Эверетт насторожился.
– Что она уже натворила?
– Ретт, она сказала мне, что ты купил ее право. Это правда?
Ретт пожал плечами.
– Ну да, и что?
– Ретт… Помнишь мы как-то говорили о природе волчьего нюха и возникающей на его основе… привязанности или влечения?
Ретт уже понял куда Жан клонил. Его друг был слишком умен, проницателен, а еще обладал отличной памятью. Однажды, подогретые вином и красивыми женщинами на одном из приемов в высшем свете, они сели с Реттом в уголок и стали болтать о природе любви. Жан живо заинтересовался волчьей тягой, и стал строить безумные теории и предположения. Придумывал, как исследовать и что бы можно было открыть. Дофантазировался до эликсира вечной любви за пять минут. Тогда Ретт не удержался и спросил его как бы между делом, а что он подумал, если бы тяга возникла не к волчице, а к обычной женщине. У Жана загорелись глаза как и всегда, когда его ставили в тупик какие-то изыскания. Он задал кучу уточняющих вопросов – степень близости пары, сколько они были знакомы, вступали ли в половые отношения. Ретт и выдал ему «выдуманную» историю. Например, оборотень купил право и вдруг почувствовал себя странно…
Жан выдал кучу предположений, основной частью которых было или болезнь оборотня и деформация чутья, или наличие в девушке волчьей крови в незначительной степени.
Ни то ни другое не подходило Ретту как разгадка его маленькой проблемы. Его чутье было отличным, а оборотнической крови в семье Терезы Доплер отродясь не бывало. Оставался только один ответ, который ему дала мать – это была вовсе не волчья тяга. Не могла ею быть и точка. Жан всегда был деликатен в их разговорах и не лез Эверетту в душу, что и позволило им сдружиться. Вот и в тот раз он спросил.
– Но… мы же ведем эту беседу чисто гипотетически, верно?
– Да, гипотетически. – подтвердил Ретт и они забыли про тягу, потому что это был всего лишь глупый фантастический разговор двух молодых ученых.
И вот его друг шел, хмуро отсчитывая шаги и с тревогой смотрел на него.
– Ретт, твоя мать упоминала, что в Междуречье ты был…немного не в себе. Ты помнишь? Я готовил тебе кое-какие настои, чтобы нормализовать сон по ее просьбе.
Ретт тяжело вздохнул. Проклятая память Жана, а главное – какое ему вообще дело?! Было бы очень странно, если бы при их степени близости и дружбы, и собственном неординарном уме Жан не сопоставил кое-какие факты.
– Тереза из Междуречья и ты покупал ее право. И потом… у тебя были определенные проблемы со сном и нюхом, верно?
– Жан, хватит ходить вокруг да около, – Ретт остановился и посмотрел на него прямо. – Задавай свой вопрос, мне нужно идти и учить этих мальчишек стрелять.
– Ты испытывал к Терезе что-то, что принял за волчье влечение?
– Да. Это было недолго и давно в прошлом. Я тогда год не был с женщиной, после того случая, – Жан нахмурился еще больше. О нем он тоже знал. – Как ты понимаешь, это невозможно и необъяснимо, так что обсуждать тут нечего.
– А сейчас? Ты чувствуешь к ней что-то?
– Нет, – решительно отрезал Ретт.
– Тогда почему ты изменил свое решение о ее найме?
– Мне стало ее жаль. Для нее это шанс.
– Но ты подозревал ее в чем-то. В чем именно?
– Разумеется, в желании заполучить мою неотразимую персону, – хмыкнул Эверетт. Говорить Жану, что она возможно шпионка вампиров он не собирался. У того и так были не лучшие отношения с одной небезызвестной семейкой галиварских кровососов, от которых он собственно и прятался на территории Шефердов.
– Я чувствую себя дураком. Я не знал, что вас что-то связывает.
– Откуда тебе было… – Ретт осекся. Резко повернулся к дому. – Ты слышишь?
– Что? Нет, я…
– Ш! – Ретт прислушался уже осознанно. – Тереза кричит. Что-то случилось.
Жан бегом бросился к дому:
– Она должна была переливать Моравийскую Щелочь! – закричал он не останавливаясь. – Ретт, если они зальют ожоги водой…
Ретт перекинулся уже в прыжке. Плевать на сапоги и камзол. Он понесся к дому, обогнав алхимика через секунду.
* * *
Тесс не помнила как оказалась в коридоре. Прошла несколько шагов, прислонилась к стене и медленно осела на пол. От вида собственных ладоней она закричала еще сильней, чем от боли – кожа трескалась на глазах, потекла кровь, а раны все росли.
В коридор забежала служанка, увидела Тесс и ахнула.
– Ла Росси! – простонала Тесс, заливаясь слезами. – Позовите…
– Миссис Дан! Миссис Дан! – заорала служанка и убежала по лестнице. Тесс сжала зубы и попыталась подняться. Кто-то топал по лестнице, торопился.
– Ах, Матерь Всемогущая, что с вами?! Что случилось?! – к Тесс подбежала еще одна служанка.
– Матерь, что у нее с руками?!
– Отойди, Одри! Не трогай!
– Вот! Давай сюда! – подбежал лакей с какой-то вазой. Вырвал из нее букет и наклонил над руками Терезы. Она протянула их с надеждой на избавление.
И вдруг слуг смел черный вихрь. Никто и пикнуть не успел. Тереза, не понимая что происходит, прижалась к стене. Над ней стоял волк. Огромный, черный, оскаленный. Слуги улетели по коридору на пару метров и ахая и постанывая поднимались на ноги.
– Граф Шеферд, тут вот…
– Ей надо омыть рану!
Волк рыкнул на них и наклонил огромную морду. Тесс в ужасе попыталась отстранить от него горящие огнем ладони, но он зарычал, и она замерла. Ну что еще ему нужно! Проклятый Эверетт! Они же помочь хотели! Откуда она знала, что это именно Ретт Шеферд она понятия не имела. Но знала – это он. Только огромный черный и мохнатый. Тесс было слишком больно, чтобы дивиться его волчьей ипостаси.
– Мне больно! – застонала она. Шеферд стал лизать ей руки огромным волчьим языком. По ощущениям ей наждачкой прошлись по голому мясу. Тесс заорала и локтями оттолкнула его морду.
– Тереза! Тереза, покажите мне!
Волчью морду оттолкнул Ла Росси.
– Мэтр! – в Тесс вспыхнула надежда. – Мэтр, простите! Та банка! Она наклонилась…
– Да, да, посмотрим. Не сжимайте ладони. Ретт, будь добр, – и он протянул руку Тесс к морде волка.
– Нет, пожалуйста! – застонала она.
– Тереза, это лучшее, что можно сделать, поверьте. – Бледный алхимик крепко взял ее за запястье. – Потерпите. Волчья слюна снимет щелочь и остановит разложение. Ретт!
