Текст книги "Вампиры на Каникулах (СИ)"
Автор книги: Екатерина Коути
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)
Глава 3
Неофиты… Они до такой степени полны восторга, что спешат поделиться им с каждым встречным, иначе энтузиазм просто разорвет их изнутри! Они вечно рыщут в поисках ушей, еще не слышавших о новом клубе, в который им посчастливилось записаться, или религиозном течении, членами которого они стали пару дней назад. Вырваться из их тисков сложнее, чем из кольца анаконды. Один новообращенный заткнет за пояс десяток старых, смягчившихся за годы службы инквизиторов.
У вампиров дела обстоят точно так же. Умудренные опытом немертвые знают, как влиться в толпу людей и заработать репутацию не саблезубого чудовища, а милого эксцентрика, который не пользуется столовым серебром исключительно из скромности. Лишь свежеиницированные упыри будут разговаривать, буравя взглядом вашу яремную вену. Лишь они будут зевать, ненавязчиво обнажая клыки. Лишь они могут отправится в оперу, покрасив ногти в черный цвет.
– Я всегда знала, что он маниак, но сейчас он этого даже не скрывает! – выкрикнула Сара, прежде чем, скользя на высоких каблуках, сбежать по лестнице. Обернувшись, Герберт поспешно убрал руки за спину, глубоко вдохнул, досчитал до десяти по-немецки, венгерски и латыни.
Нет, он ничего не имел против пудры. Наоборот, пудры, румян и белил у него было больше, чем у великосветской дамы 18го века. Когда-то было больше. После вылазки Альфреда вряд ли что-нибудь осталось. Молодой вампир радостно улыбнулся, так что белила на его щеках чуть не треснули. Бледный цвет его лица контрастировал с темными волосами, зачесанными назад с энтузиазмом денди, полчаса назад открывшего для себя бриолин. Глаза были густо подведены, что делало Альфреда похожим на панду.
Но если нашествие на свой косметический запас виконт еще мог простить, то, что друг сделал с костюмом, привело его в исступление. В магазине готового платья в Вене Герберт, сверяясь с модным журналом, купил парочку фраков, целый ворох шелковых рубашек – хотя современные рубашки такие скучные, совсем без кружев! – шейные платки, манжеты, запонки и все необходимое. Увлеченный покупками, он совсем не следил за маневрами Альфреда, а когда друзья покидали магазин, одежда была аккуратно завернута в бумагу. Ох, надо было с Альфреда глаз не спускать! Теперь он напялил на себя черный сюртук, который мог привести в уныние даже гробовщика, а роскошный оперный плащ, подарок от Герберта, раскромсал ножницами в нескольких местах – для того, чтобы создать эффект тлена. И в этом он собирался разгуливать по отелю, кишмя кишевшему ламиеологами?!
Виконт почувствовал, что закипает.
– Н-нравится? – робко спросил юноша, заглядывая ему в глаза. Герберт отвернулся.
– Мы еще обсудим твое поведение, – холодно произнес он и осекся. Ох, неужели он сам это сказал?
Альфред был его созданием, так что именно виконт фон Кролок нес за него ответственность. Но если у Герберта были обязательства по отношению к молодому вампиру, значит, у него имелись и определенные права… которыми он не будет злоупотреблять, никогда-никогда!
– Я имел в виду, – поправился Герберт, – что да, мне нравится. Только с тушью ты переборщил, cheri, а так все в порядке. Пойдем отсюда.
Альфред просиял.
– Ой, а давай я сначала поговорю вон с теми господами! – он указал на двоих мужчин, которые заметив его внимание, поспешно отвернулись, – А то они за нами наблюдают уже несколько минут – наверняка, им любопытно. Я бы мог им рассказать про то, как холодное отчаяние гложет мою душу, ибо я отлучен от света…
– Нет, Альфред! – решительно схватив друга за запястье, Герберт потянул его вниз по лестнице.
– Жаль, – печально проронил юный вампир, цепляясь за перила, – я ведь мог пригласить их поискать с нами черный грааль!
– Да дался тебе тот грааль! Мы весь замок перевернули, но так его и не нашли. Говорю же, ему приделала ноги Эржбета, точно так же, как моему вееру в 1758 м. Ну, пойдем!
– К чему такая спешка?
Виконт замер на ступеньке, силясь придумать подходящий ответ. «Я притащил нас в притон к охотникам на вампиров» звучало как-то неизящно.
– Мы в Оперу опоздаем! – осенило его, – Ну конечно, теперь хоть к третьему акту поспеть бы! А все из-за тебя…
* * *
– … и это тоже из-за тебя! – подытожил Герберт, отвернувшись от кассы и посмотрев на расстроенного юношу.
– Ну откуда мне было знать? – бормотал Альфред, чье знакомство с театром ограничивалось сценкой, которую в его школе ставили на Рождество. Причем из года в год Альфред играл Вторую Овцу у Яслей.
– Все равно, ты был смертным позже меня… и дольше меня. Ты должен был догадаться, что билеты невозможно купить прямо перед представлением!
Билетерша, совсем юная девушка, черноволосая и смуглая, с интересом следила за перебранкой двух молодых людей, что орали друг на друга по-немецки. Ах, один из них был таким загадочным! И какая благородная бледность! Ей бы такую, а то второй такой чернавки во всей Опере не сыскать.
Гораздо менее загадочный блондин с длинными волосами решил штурмовать кассу по второму разу. Провести ночь в отеле ему совсем не улыбалось.
– Мадемуазель, вы уверены, что не осталось даже парочки билетов?
– Увы, мсье, все распроданы подчистую, – она развела руками. – Ну, за исключением, конечно, ложи номер пять.
– У вас осталась целая ложа, а вы говорите, что мест нет?
Девушка в кассе заулыбалась, словно виконт удачно пошутил.
– Не думаю, что мсье обрадуется такой компании.
– Стало быть, эта ложа уже занята? – спросил Герберт, озадаченный.
– Ну конечно! – девица сделала загадочные глаза, – Разве вы никогда не слыхали про Призрака Оперы?
Когда неудачливый покупатель покачал головой, она затараторила. В конце концов, ей не часто приходилось общаться с такими симпатичными молодыми людьми. Мужчины, интересовавшиеся девочками из кордебалета, все как один обладали пышными бакенбардами и взглядами липкими и тяжелыми, как кирпич который тонет в патоке.
– В стенах нашей Оперы обитает Призрак, – торжественно начала девица. – Когда я гостила у бабушки в Нормандии, у нее на чердаке жили эльфы, но тут совсем другое дело, от Призрака блюдечком молока не откупишься. Директора выдают ему 20 тысяч франков в месяц и оставляют пустой ложу номер пять… ну… в качестве платы за его покровительство. Потому что если Призрак недоволен, то никому во всем театре житья не будет.
– Это что за прррризрак такой? – вклинился Алфьред, отчаянно стараясь грассировать. – Он вроде как прррривидение, бестелесный дух?
– Может быть, может быть, – уклончиво ответила девица, – хотя если верить слухам, он заявился на прошлый маскарад, для коих целей облекся в плоть и кровь. Так же поговаривают, что он был единственным, кто не надел маску, – рассказчица вздрогнула, – но мама считает, что он добрый гений театра и если обращаться с ним любезно, он отплатит сторицей… хотя бы изредка. Мама – это мадам Жири, билетерша. А я Мег Жири, в кордебалете танцую, но сегодня не выступаю и меня попросили на кассе посидеть. Ну так вот, мама часто обслуживает ложу номер пять и ходит у Призрака в конфидентках. Иногда он просит ее принести программку или скамеечку для ног, а за услуги расплачивается шоколадными конфетами. Английскими, дорогущими. Эх, было б у меня 20 тысяч франков, я бы только конфетами и питалась. А еще пастилой, – Мег улетела в мир грез, так что Герберту пришлось вернуть ее на грешную землю.
– Если ваш Призрак такой щедрый, то он, верно, не откажется потесниться. В ложе на всех места хватит.
– Ох, мсье, что вы! Если рассердить Призрака, то 9 казней египетских покажутся игрой в фанты! Возьмем, к примеру, наших новых директоров. Прежние ушли с поста совсем недавно – говорят, устали, хотят поселиться в каком-нибудь тихом местечке, например, в лондонском Бедламе. Ну а новая метла по-новому метет. Решили господа Ришар и Моншармен закрутить парочку гаек. Сразу же начались чистки. Даже маму репрессировали как главного диссидента, – мадемуазель Жири прихвастнула политической подкованностью. – Призрак Оперы вернулся, обозрел свои владения и счастлив он не был. Свое неудовольствие он предпочитает выражать масштабно, как говорится, на полную катушку. Криками и битьем посуды не ограничивается. Так вот, во время представления он сбросил в партер огромную хрустальную люстру! Бабах!! После этого происшествия директора подсчитали, что дешевле – платить Призраку 20 тысяч франков в месяц или каждую неделю менять светильники? Похоже, расчеты были в призракову пользу. Ложу ему торжественно вернули, только что красной ленточкой не обвязали, маму восстановили в прежней должности, а Кристина Даэ теперь поет Маргариту вместо Карлотты…
В истории появлялись новые действующие лица.
– Постойте, а кто такая Кристина Даэ и кто такая Карлотта? – спросил заинтригованный Герберт.
– И кто такая Маргарита? – вставил Альфред.
– Карлотта – это наша примадонна. Бывшая, – ухмыльнулась Мег, обмахиваясь программкой. – Чем меньше о ней будет сказано тем лучше. Кроме того, она уже пакует чемоданы и отправляется в родную Испанию. А Кристина Даэ… она очень милая, если ее не провоцировать. Главное, не разговаривать с ней про ангелов, тогда все в порядке… почти в порядке… хотя раз на раз не приходится, – девушка передернула плечами.
– Она тоже певица?
– Да, бывшая хористка, но с недавнего времени Призрак стал оказывать ей покровительство. Она зовет его Ангелом Музыки, потому что он дает ей уроки вокала. Не поверите, но 6 месяцев назад она пела, как ржавая петля.
– А сейчас лучше?
– А сейчас как хорошо смазанная, – согласилась Мег. – О ней и Призраке вся Опера судачит. Ах, если бы вы знали, как Призрак ревнив! Бедняжка шагу не смеет ступить без его ведома. Но скоро все изменится, – Мег перешла на шепот, – потому что Кристина помолвилась с виконтом Раулем де Шаньи – он ее друг детства. Эх, спросить бы у нее, это ж где нужно детство проводить, чтобы были такие знакомства! Мы со дня на день ждем, когда в газетах появится объявление о их помолвке. Именно тогда пол-театра хочет взять отпуск. Правда, возвращаться мы будем на уже на пепелище, но это мелочи, главное, чтобы нас не было поблизости, когда Призрак узнает. Хотя мама все еще надеется, что с ним можно договориться.
Девушка пригорюнилась. Поняв, что аудиенция окончена, виконт фон Кролок поклонился.
– Благодарю вас, мадемуазель. Очень жаль, что билетов нет, ну да что поделаешь – форс мажор. Кстати, вы бы не могли описать точное месторасположение этой ложи, чтобы бы я когда-нибудь ненароком туда не попал?
Глава 4
Бывший начальник мазандеранской полиции, а ныне парижский театрал, гордился своей феской – высокой, сшитой из красного шелка, с изящной кисточкой. Из-за этой сложной конструкции, зрители, сидевшие позади почтенного господина, могли лишь внимать опере, не видя ровным счетом ничего. А с балетом дела обстояли еще хуже. Поэтому услышав, как по шелку что-то скользнуло, Перс принял бойцовскую стойку, снял перчатки и сжал кулаки. Наверняка, какой-то нахал снова прикасается к кисточке своими грязными пальцами или того хуже – ножницами. Но когда мужчина поднял глаза, то сморщился от отвращения – над его головой порхали две летучие мыши. Одна летела плавно и изящно, если такой эпитет вообще применим к полету нетопыря. Вторая же вела отчаянную борьбу с гравитацией. Казалось, она вот-вот впишется в колонну… или упадет кому-то на голову. Прочистив горло, Перс приготовился всласть поскандалить из-за наличия в театре столь негигиеничных животных, но лишь шумно выдохнул.
В зубах летучие мыши держали по программке.
Этим же вечером, по возвращению из Оперы, господин Перс развязал бархатный кисет. Внутри находился зеленоватый порошок, позволявший почти мгновенно украсить невзрачную парижскую квартиру райскими кущами и гуриями. Твердой рукой Перс высыпал все содержимое в раковину. Свою меру он знал.
* * *
Долетев до ложи номер пять, летучие мыши обронили программки, схватились зубами за шторы и, собрав силы, задернули их. Теперь можно было материализоваться. Один миг – и Герберт сидел в кресле, заложив ногу за ногу, словно бы и не покидал этого места уже час. Его приятелю повезло меньше. Альфред очутился под креслом и теперь пыхтел, пытаясь выбраться. Кивнув другу, виконт чуть приоткрыл шторы, таким образом, чтобы можно было наблюдать за сценой. Судя по декорациям, они успели как раз к третьему акту.
– Сейчас начнется самое интересное, – шепнул виконт, – Маргарита исполнит знаменитую арию с ларцом.
Слой белил сводил на нет всю мимику Альфреда, но увы, бедняга позабыл набелить уши. Сейчас они пылали.
– Как я понимаю, ты не знаком с сюжетом, cheri?
Юноша пробормотал, что любимой присказкой профессора по анатомии было «Теория, моя друг, сера.» Преподаватель произносил эти слова с наслаждением, потирая руки, и никогда не договаривал, что же там дальше. Этой строкой и ограничивалось знакомство Альфреда с творчеством великого Гете.
– На то и вечность, чтобы учиться, – Герберт погладил друга по плечу. – Расскажу вкратце – в первом акте Фауст собирается отравиться. Он проклинает науку…
– Бедняжка, – сочувственно вздохнул Альфред. – Вот я когда сдавал экзамены на первом курсе, так тоже думал отравиться, и науку проклинал…
– У него несколько иные причины, старость совсем замучила. Но к нему заявляется Мефистофель и…
– Кусает его?
– … предлагает ему свои услуги в обмен на его душу. Фауст соглашается и становится…
– Бессмертным?
– …вновь молодым. Во втором акте Валентин, брат Маргариты – это девушка, которая нравится Фаусту – устраивает с Мефистофелем заварушку. Друзья Валентина достают мечи…
– А у них рукоятки в форме креста!
– Ну д-да, – виконт захлопал ресницами, поражаясь догадливости друга. Как говорят англичане, иногда и слепая белка находит орех.
– Как хорошо, что мы опоздали, – обрадовался Альфред.
– А в третьем акте… впрочем, сам сейчас увидишь.
На сцену, изображавшую сад с цветочными клумбами, вышла Маргарита, и по рядам прокатился вздох. Даже вампиры чуть подались вперед. Бесспорно, певица была красива. Льняные локоны спускались до пояса, чуть завиваясь на концах. Глаза напоминали о незабудках, умытых росой, и прочих романтических материях – назвать их просто голубыми было бы святотатством. На щеках – точнее, на ланитах – играл нежный румянец. Распевая арию дивной красоты голосом, девушка начала с энтузиазмом извлекать из ларца украшения и смотреться в зеркало. Видно было, что это занятие приносило ей удовольствие.
Виконт покачал головой. Что за город Париж! Еще никогда ему не доводилось видеть девушек столь утонченно-прекрасных. В деревнях возле замка обитали девицы с румянцем во всю щеку и косами толщиной с бревно. Они хихикали, лузгали семечки, а чесноком от них несло за пару верст. Вампирессы же представляли собой зрелище прямо противоположное – бледные, с негнущимися шеями и выражением вечного недовольства на лице. Была еще и третья категория, «Ужас Воплощенный», в которую пока что было занесено только одно имя – Сара.
Но эта девушка – Кристина Даэ, кажется – была совсем иной. Вот бы познакомиться с ней! Виконт мечтательно улыбнулся. Да, познакомиться и спросить, чем она моет волосы и кто ее парикмахер.
Герберт очнулся, когда Альфред настойчиво подергал его за рукав.
– Ты ничего не чувствуешь? Ничего странного?
– Нет, вроде бы. А что?
Альфред замялся.
– П-просто если бы я был еще жив, то сказал бы, что стало холоднее.
Герберт готов был отмахнуться, потому что немертвые не чувствуют холода – вернее, не чувствуют тепла, так что любые изменения в температуре для них несущественны. Но его волосы слегка зашевелились, словно от сквозняка.
– Ты только не подумай, что я боюсь, но… н-но мы ведь залезли в его ложу без спроса! Даже не узнали, можно ли в-войти.
Опять за старое!
– Ох, Альфред, сколько можно тебе говорить – никакого Призрака не существует! Люстра оборвалась из-за старых канатов, у фрейлейн Даэ вдруг прорезался голос, а директора решили отмыть 20 тысяч франков, свалив эти расходы якобы на Призрака. А так называемый Оперный Дух всего лишь суеверие.
– Неужто? И на чем же, смею спросить, основывается столь непоколебимая уверенность?
– А вот на чем. Как известно, чтобы зародились суеверия, требуются два условия, – произнес виконт менторским тоном. – Во-первых, работа, сопряженная с повышенным риском. Во-вторых, невозможность предугадать результаты своего труда. То-есть ты не знаешь, помрешь в конце рабочего дня или нет, и ничего не можешь по этому поводу сделать. Поэтому суеверия и возникают на китобойных судах, на плантациях сахарного тростника, ну и разумеется в оперных театрах. Конечно, можно всячески угождать окружающим, но и это еще не гарантия, что кто-нибудь не посадит лягушку тебе в туфли. Или что голос из-за простуды не сядет. Вот оперный люд и выдумал себе привидение. Теперь ты понял?
Повернувшись к Альфреду, Герберт обомлел – юный вампир вжался в кресло и затравленно озирался по сторонам. На всякий случай ноги он тоже подтянул, ведь если обычные гоблины обитают под кроватью, почему бы театральным не жить под креслами? Юноше как никогда хотелось замотаться в одеяло, пососать большой палец и прочесть «Отче наш».
– Милый?
Альфред все же умудрился произнести имя виконта, хотя в нем и было множество лишних слогов. Потом он выдавил:
– К-кажется, у нас неп-неприятности. Потому что… вот уже несколько м-минут ты разговариваешь не со мной.
– А с кем же?
– С махровым суеверием, – вежливо ответил голос, который сейчас исходил от программки. В ужасе Альфред отбросил ее в дальний угол. На всякий случай виконт привстал.
– Пожалуйста, простите наше вторжение. Я виконт Герберт фон Кролок, это мой друг Альфред. С кем имею честь?
– Нет, сударь, вы не имеете чести! – отозвалось махровое суеверие. – Иначе не влезли бы в чужую ложу таким беспардонным образом! Это уже покушение на частную собственность, между прочим, уголовная статья.
Теперь голос доносился отовсюду. Герберту сделалось некомфортно. О нет, только не это… По-немецки таинственный собеседник разговаривал с легким, почти неуловимым французским акцентом… Неужели они наткнулись на парижского вампира? О-нет-о-нет-о-нет!
Граф фон Кролок предупреждал сына насчет парижских вурдалаков и их эксцентричности. Поскольку вампиризм и дворянский титул идут рука об руку, во время Великой Революции многие немертвые аристократы оказались в очереди на гильотину. Отсечение головы, если оно не сопровождается вбиванием кола меж ребер, само по себе упыря не остановит. По проблема в том, как потом ее найти. Дваждыубиенным французским вампирам приходилось шарить в общей корзине – а то и на улице – в поисках своих голов. Иногда находили, а иногда… Общаться с кем-то, у кого на плечах растет кочан капусты, Герберту хотелось меньше всего.
– Вы один из нас? Из французских братьев? – спросил виконт и тут же зажал уши.
Если голос принадлежит вампиру, то от все равно услышит. Упыри умеют переговариваться на телепатическом уровне. Именно поэтому во время семейных посиделок гости могли переругаться насмерть, не произнеся вслух ни единого слова. Так что к физическому (например, наступить на ногу во время танца), невербальному (не ответить на поклон) и вербальному (вежливо усомниться в том, что собеседник является законным плодом брачного союза его родителей) насилию прибавлялось еще и ментальное.
Но голос стих. Облегченно вздохнув, Герберт опустил руки.
– … какие-то братья, какие-то масонские штучки! Стоит только отвернуться, уже полна ложа незваных гостей! – умолкнув на мгновение, голос добавил с нотой сочувствия. – Готов поспорить, что у вас даже билетов нет. Если мадам Жири заглянет сюда, она же вас с балкона сбросит.
Хотя Альфред по прежнему дрожал в кресле, виконт приободрился. На самом деле, все не так уж скверно. Его собеседник не вампир, но и не фантом, потому что репертуар привидения ограничивается завываниями и скрежетом цепей. Значит, это смертный. А смертных наследник рода фон Кролоков не боялся. Ну, за исключением Сары, но вероятность того, что она спряталась за шторой и вещает мужским голосом, была чрезвычайно мала.
Герберт уселся на место и даже положил ноги на спинку кресла, расположенного впереди.
– По мне, так этой ложи на всех хватит, – жеманно улыбнулся он, – тем более, что если вы Призрак, сиречь дух бестелесный, то много места не займете.
Призрак обдумал услышанное.
– А если я скажу, что я беспощадный убийца, что обитает под землей и спит в гробу, это вселит в вас страх? – поколебавшись, спросил он.
– Нисколечко, – парировал виконт. Под это описание подпадали почти все члены его семьи.
– Быть может, вы и правда присоединитесь к нам, сударь? – для пущей убедительности Альфред извлек из кармана помятую плитку театрального шоколада, надеясь компенсировать ею моральный ущерб, причиненный хозяину ложи. Голос фыркнул.
– Вообще, пока вы тут скандалили, – сказал виконт, – мадемуазель Даэ успела допеть арию.
Неожиданно для всех Призрак застонал, с таким отчаянием, что вампир смутился. Ведь для аристократа неловкая фраза в беседе хуже государственной измены. Право, как он мог позабыть, что Призрак Оперы питает к певице страсть!
– Мои извинения, мсье Призрак.
– Ваши извинения запоздали! – возмутился тот, – Я пришел, чтобы полюбоваться на… на ту, что мне дороже всех, а вы все испортили!
Обычно за столь яростными словами следует хлопок дверью, но Призрак просто замолчал, будто растворился в воздухе. Окончание оперы друзья досматривали в сконфуженном молчании.
