Текст книги "Вампиры на Каникулах (СИ)"
Автор книги: Екатерина Коути
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)
Тем временем граф фон Кролок, стиснув зубы, боролся с Голодом, выворачивавшем его наизнанку. Нужна кровь. Много крови. Много много много крови, чтобы заполнить пустоту. В научных кругах еще шли споры о вакууме, но граф фон Кролок теперь не сомневался, что эта субстанция существует. По крайней мере, у него в груди. Сердце было пустой оболочкой, из которой выпорхнула бабочка. Ничего не осталось, только хитиновый покров. И Голод. Как злосчастный Уголино, замурованный в башне, он мог думать лишь о еде. Ему нужна кровь. Все равно чья.
Вампир едва сдержал подкативший крик. Каким он был глупцом, полагая будто сможет защитить сына! Теперь врагов у Герберта стало больше на одного человека. Вернее, на одно существо.
Он опять проиграл…
Фон Кролок пошевелился в саркофаге. Разве он имеет право ехать в Париж, чтобы прийти на выручку Герберту? Кто даст гарантию, что он не навредит ему вновь, как когда-то? Даже если сыну угрожает опасность, пускай сам принимает решение. Пускай у виконта наконец появится шанс повзрослеть.
Собственно, здесь книгу воспоминаний можно и закрыть. Вот только она отказалась закрываться.
…Работы на поле уже закончились и жнецы отправились восвояси, напевая невинные, простодушные сельскохозяйственные песни. В основном про сено и про то, какое применение ему могут найти половозрелые юноша и девушка. Вампир слушал топот босых ног, надеясь, что крестьяне его не заметят. Иначе с уборкой урожая возникнут серьезные проблемы из-за нехватки рабочих рук.
Но удача не была на его стороне. А может и была. Все зависит от точки зрения.
С основной дороги свернула молодая крестьянка, болтая на ходу лукошком с земляникой. В прошлый раз она заприметила здесь ягодную поляну и решила, покуда свет не померк окончательно, собрать ягоды, не разглашая товаркам ценную информацию. Ветер трепал траву у ее ног, казалось, она переходит вброд зеленую реку. Нежданно-негаданно увидев хозяина, девушка остановилась и сделала торопливый книксен.
– Подойди ко мне, дитя. Присядь рядом.
Увы, фон Кролоки с пренебрежением относились к своим феодальным правам. Граф был слишком поглощен женой, а интерес виконта к женскому полу был скорее теоретическим. Единственной обидой, которую он нанес бы девице, оказавшись с ней в одной постели, была бы попытка стянуть на себя все одеяло. Так что ни один ребенок в деревне не мог похвастаться, что в его жилах течет голубая кровь, которую туда влили господа из замка.
Будь репутация графа не такой безупречной, крестьянка, только услышав его приглашение, пустилась бы наутек. Но теперь она подошла без страха и опустилась на траву, подобрав под себя юбку. Она не отдернула руку, и когда граф сжал ее запястье. Всем известно, как тяжко ему приходится после смерти жены. А человеческая компания даже кошке нужна.
На девушке была рубашка расшитая узорами, некогда красными, но уже выцветшими до бледно-розового цвета, и шерстяная, аккуратно залатанная юбка. Из-под косынки выбились пряди льняных волос. На вид ей было около 18ти. Ровесница Герберта. Вампир ухватился за спасительную мысль, но ее заглушил шум. Пульс смертной грохотом отдавался в ушах, ее кровь неслась по венам с ревом горной реки. Единственное, что может утолить Голод.
– Ваше Сиятельство? – воскликнула девушка. – Да вам худо совсем! Может, пить хотите?
Вампир обдумал услышанное.
– Пить? – он провел языком по пересохшим губам. – Я бы не отказался.
Разумеется, ему хватит одного глотка, он не станет ее убивать, потому что это грех, но в основном потому, что жена зальется слезами на небесах, а дома его ждет Герберт, считающий отца самым добрым и справедливым человеком на свете… нельзя подводить их обоих… нельзя убивать… убивать… убивать…
Когда граф поднялся, девушка уже крепко спала, откинув голову. Под ее глазами залегли тени. Она казалась изможденной, но ведь так случается, если весь день работать не разгибая спины?
И темные брызги на траве были ничем иным, как рассыпавшейся земляникой.
Пусть спит спокойно. Ветер споет колыбельную, а ночью прилетят малиновки и, следуя традиции, укроют листьями ее тело. Потому что он сам не то что не прикоснется к ней – даже оглянуться не посмеет.
… Фольклор расставил все по местам. С одной стороны, прокушенное горло. С другой – замок, чей обитатель в последнее время резко изменил свои привычки. Уже несколько недель никто не видел графа при свете солнца. Работы у кухарок стало меньше, потому что хозяин больше не требовал еды. Но вряд ли он питается Святым Духом, потому что в церкви он тоже не появлялся. А уж это насторожило решительно всех. К религии здесь относились с пиететом. Ведь во время страды, когда работы невпроворот, воскресная проповедь – это единственная возможность выспаться как следует.
Слуги обратились к виконту, но тот сам не понимал, что происходит. Отец отгородился невидимой стеной, наглухо закрыл дверь и забыл дать сыну запасные ключи.
Вскоре сомнения утратили элемент неуверенности, закостенели, превратились в обвинения. Никто уже не сомневался, что граф перешагнул порог смерти. Вернее, отказался перешагивать. Навечно задержался в дверном проеме.
Крестьяне нередко называли своих господ вурдалаками. Но фон Кролок, похоже, был вурдалаком без кавычек.
Теперь, когда проблема вырисовывалась довольно четко, нужно было искать пути ее решения. Здесь-то и начиналось самое сложное. Никто не ловил вампира за руку – точнее, за клыки – но даже так… Графу достаточно сказать, что та девушка дерзко с ним заговорила. Одно его слово перечеркнет показания всей деревни. И хотя он перестал быть человеком, в глазах закона крепостные тоже не были людьми.
Оставался лишь один выход.
Бежать.
Тут здравый смысл вступил в схватку с инстинктом самосохранения. Уходите днем, подсказывал здравый смысл. Днем упыри спят так крепко, что можно плясать вприсядку на крышке их саркофага, они даже глазом не моргнут. Уходите ночью, шептали инстинкты. Тогда вас никто не заметит. Ночь – лучше время для противозаконных дел. А противозаконее побега трудно что-то отыскать. Лучше бежать врассыпную, советовал здравый смысл, так вас сложнее поймать. Даже если к нему присоединятся другие вурдалаки. Нужно идти толпой, сообща, протестовал инстинкт самосохранения. Тогда добраться до деревни смогут хотя бы те, кто окажется посередине.
Как обычно, здравый смысл оказался не у дел.
В полночь из замка вышла процессия – где-то сонно хныкал младенец, кто-то клацал сковородками, припрятанными под юбкой. Но как только слуги подобрались к воротам, все звуки стихли, как по команде. Ворота оказались заперты. Наиболее решительные начали подходить поближе, как вдруг из темноты шагнул граф фон Кролок. При свете факелов казалось, что с его клыков, обнажившихся в улыбке, стекает кровь. Но это было далеко не самым страшным. Его тень взмыла ввысь и растеклась по сторонам, охватывая весь двор. Разом потухли все факелы. Тем не менее, ночь была достаточно светлой – в небе сияла полная луна. Одно к одному.
Не двигаясь, вампир продолжал смотреть на людей. Теперь он знал, почему упыри не отражаются в зеркалах. Это было бы нерационально, а природа не терпит излишеств. Чтобы понять свою сущность, достаточно заглянуть в глаза жертвы. Стекло может солгать, но только не расширившиеся зрачки, полные ужаса до самых краев. Он чувствовал страх, липкий точно деготь, слышал частое сердцебиение – понимая, что скоро остановятся, сердца трудились изо всех сил – слышал, как стекают капли пота, слышал шелест занавесок в спальне на втором этаже…
– Герберт! – не глядя позвал вампир, и юноша, осторожно приоткрывший шторы, подпрыгнул на месте, – Спускайся сию же минуту! Ты должен присутствовать при происходящем, мой мальчик. Это послужит тебе ценным уроком.
Затем он обратился к челяди.
– Что видят глаза мои? УхОдите, не попрощавшись. Не испросив разрешения. И даже не налегке.
Действительно, карманы у многих были беременны столовым серебром.
– Вы служили мне столько лет, в чем же причина такой черной неблагодарности? Дайте угадаю. Вы решили, что я… как это называется… что я вурдалак? Аплодирую вашей сообразительности. На этот раз бабкины сказки оказались правдой. Я убил и буду убивать, отныне и вовек, аминь. И вот что забавно – закон на моей стороне. Я имею право творить все, что мне заблагорассудится. Потому что вы моя собственность. Теперь я превращу эти земли в свои охотничьи угодья. Это будет просто. Очень, очень просто.
В ожидании неизбежного, все взоры устремились на него.
Но это была уже другая глава.
Глава 20
– Сколько сейчас времени? – спросил Альфред.
– Какая разница, милый? – виконт нежно пожевал мочку его уха. Он чувствовал себя усталым, но очень счастливым. А счастливые часов не наблюдают. Хотя была и еще одна причина, по которой Герберту не хотелось смотреть на часы.
Ответственный друг поспешил ее озвучить.
– Может, уже 6.
– Ну и что в этой цифре такого особенного?
Но виконт знал, что в ней особенного. Знала это и оперная труппа, дирекция и служащие, а так же прохожие, которым посчастливилось застать надпись на площади. Написанные мелом, метровые буквы сообщали, что некий Герби должен встретится с некой Сарой в условленном месте в 6 часов. Уборщицы, до сих пор отскабливавшие мел, искренне желали чтобы у Сары, чьи предки по женской линии были сплошь недобродетельными особами, поскорее отсохли руки. Доставалось и Герби, который спровоцировал ее на такое непотребство.
Чтобы посмотреть на часы, пришлось вылезти из гроба, потому что одежда друзей была разбросана по всей спальне. Жилет Герберта свисал с органной трубы. Вытащив часы за цепочку, виконт печально вздохнул. 5:30.
– Все равно Сара опоздает!
– Ей можно, она дама, – резонно заметил Альфред.
С обреченностью идущего на казнь, виконт принялся собирать одежду. Альфред, замотавшись в одеяло, помог ему завязать панталоны на спине и застегнуть пуговицы, потому что это занятие не для дрожащих рук.
Между тем в дверь постучали.
– А ты где шлялся? – напустился виконт на появившегося камердинера. – И где моя вечерняя кровь? Надеюсь, ты не забыл, что если я не получу кровь в чашке на подносе, то извлеку ее из ближайшего смертного. А им будешь ты!
На лице горбуна появилась виноватая, но совершенно спокойная улыбка. За время службы он повидал и не такие сцены.
– Если вы подождете, сударь, я принесу вам завтрак. А задержался я потому, что выяснял, какой эффект произвел выход Эрика с шашкой динамита.
Согласно плану, Призрак должен был пройтись по подвалам с шашкой динамита и попасться на глаза наибольшему количеству людей.
– Ааа, ну это несколько меняет дело, – протянул виконт. – Получилось?
– Превосходный результат. Вся Опера поглощена только этим. Через полчаса шашка превратилась в ящик взрывчатки, через час – в бочку пороха, а под вечер – в три бочки. Причем каждую из них Призрак с легкостью держал в одной руке.
– А третью? – спросил Альфред.
– В зубах нес, – пожал плечами Куколь.
– Но я никак не возьму в толк, причем здесь мадам Жири!
– Вряд ли мадам Жири понравится, что ее рабочее место вот-вот превратится в груду кирпичей. Тем более, что Мег в этом случае негде будет танцевать. Следовательно, мадам Жири сама вызовет Призрака на разговор и у них будет возможность объясниться. Главное, вовремя отнять у нее швабру. Одним ударом она может переломать ноги даже слону, – Куколь внимательно оглядел своих хозяев. – Позвольте спросить, господа, куда вы собрались?
– Мы идем на встречу с Сарой! – ответил юный вампир.
– Мы? – переспросил Герберт, – Тогда уж мы минус ты.
– Н-но я же могу рассказать столько интересного. Про всякие там полеты на крыльях ночи.
«Но еще больше интересного ты услышишь, cheri», подумал Герберт. Сара из тех людей, которые не просто говорят в доме повешенного об удавке, но еще и сравнивают различные модели виселиц. Она обязательно задаст вопрос про создателей и творения. И про их связь. Виконт не сомневался, что она это сделает вот просто со зла!
– Даже и не думай, любовь моя. Ты остаешься здесь. Чем бы мне тебя занять?
Куколь вежливо кашлянул.
– Возьму на себя смелость напомнить господам, что они не писали Его Сиятельству с самого отъезда.
– Но разве мы… мы правда не писали? О неееет!
Виконт схватился за голову и тихо застонал. Забыл! С непривычки, надо полагать. Еще ни разу ему не приходилось общаться с отцом с помощью писем, потому что отец, за редкими исключениями, всегда был не дальше соседней комнаты. Виконту вдруг сделалось одиноко.
– Ох, Альфред, у нас такие неприятности.
– А что граф сделает? Надерет нам уши? – предположил младший вампир, побледневший сильнее обычного.
– Скорее уж приколотит их гвоздями к стене. Но это в самом конце, после всего остального, – мрачно отозвался Герберт. – Впрочем, проблемы разрешатся сами собой, если ты напишешь ему прямо сейчас.
– Я?
– Отцу будет приятно. А я вернусь и допишу.
– Но что я ему скажу?
– Главное, не что сказать, а чего НЕ говорить! – подмигнул ему Герберт.
На улице он растерялся, ибо имел смутное представление, где искать улицу Сен Лазар, на которой и располагалось кафе с цветистым названием. Но на то и существуют коренные жители, чтобы отвечать на вопросы туристов! У витрины ближайшего магазина стоял мужчина с маленькой дочкой. Несмотря на нежный возраст, девочка была одета не в короткий кринолинчик с рюшками, а во взрослое, хотя и миниатюрное, платье с турнюром.
– Простите за беспокойство, мсье! Не подскажите, как мне пройти до рю Сен Лазар?
Мужчина беспомощно зашарил по карманам и наконец развернул карту, размером не меньше простыни.
– Так, давайте посмотрим… Вот Опера у нас за спиной, да? Таааак…. А Сена, значит, слева… справа… нет, все же перед нами…
– Считается, что мужчины лучше ориентируются в пространстве, – вдруг ехидно пискнула девочка, – но это ложь. А чтобы добраться до Сен Лазар, идите до этой улицы налево, на перекрестке с бульваром Османа сверните направо, потом снова направо и вы на месте.
– Спасибо, Kleine, – улыбнулся Герберт, сожалея, что в кармане у него не нашлось леденца, чтобы вознаградить смышленого ребенка. Это, собственно, и спасло его от насквозь прокушенной руки.
– Мсье фон Кролок? Постойте же! – придерживая шляпку на ходу, к нему бежала Мег Жири.
Когда молодой человек и его знакомая удалились, девочка плюнула им вслед куском лакрицы.
– Нет, ты видел, а? Меня только что дискриминировали по возрастному и половому признаку. Вот никто не спросит меня, как пройти куда-то, или где можно оторвать хороший шелк по дешевке, или что я думаю о Гражданской Войне! Нет, все серьезные вопросы достаются тебе, Луи, хотя у тебя на лбу написано «олух». Зато другие вампиры точно оценили бы…
– Опять за старое, – вздохнул ее спутник.
– И вообще, я хочу есть, – непоследовательно продолжила девочка, – прямо сейчас, сейчас, СЕЙЧАС!!!
– Поспешишь – аллигаторов насмешишь.
– Здесь столько людей, лови любого…
– Как же! А если он начнет кричать? Тогда нас схватят за нарушение порядка в вечернее время. Чего доброго, присудят общественные работы. Веселенькие каникулы – всю ночь метлой махать! Так что поохотимся позже, на окраинах, а сейчас пошли по магазинам. Я, например, хочу в книжную лавку зайти, купить там книгу…
– Ты вчера уже покупал книгу! Зачем тебе две?
Луи наклонился и погладил девочку по кудрявой голове.
– Клодия, а давай пойдем в магазин игрушек?
Издав протяжное «ААААА!!!», Клодия сжала кулачки и затопала ногами. Луи спокойно наблюдал за приступом ярости – в конце концов, у каждого индивида свои методы коррекции повышенных уровней стресса.
Закончив бесноваться, девочка повернула к нему спокойное лицо:
– Значит, магазин игрушек? Да будет тебе известно, Луи, что у меня уже крышка гроба не заигрывается из-за обилия плюшевых медвежат. У меня кукол больше, чем кукурузы в Айове! Солить можно! Куда не плюнь, повсюду куклы, куклы, чертовы куклы! И я их просто ненавижу! – девочка резко вдохнула и выдохнула. – А правда, что в Париже делают кукол, которые могут пищать?
* * *
– Вам в какую сторону, мсье виконт?
Герберт неопределенно помахал рукой, охватив приблизительно пол-Парижа.
– Здорово, и мне туда же! Нужно заскочить к бакалейщику и отдать долг, – защебетала Мег, подстраиваясь к его шагу. – Вы, верно, живете недалеко от Оперы, раз я так часто вас вижу?
– Да, очень близко, – ухмыльнулся вампир, – когда ваша Сесиль Жамм репетирует, у меня дрожит потолок.
– О, это еще ни о чем не говорит! Когда репетирует Сесиль Жамм, потолки дрожат даже в Версале. Но если вы поселились неподалеку, то, конечно, слышали, что произошло в Опере?
И тут виконт фон Кролок понял, что звезда упала с небес, приземлившись прямиком ему в ладонь. Это шанс в один присест покончить со всеми обязательствами и посвятить остаток каникул достопримечательностям. Болтушка Мег – подарок судьбы. Разузнать, почему именно ее матушка взъярилась на Призрак Оперы и voila! Эрик объясняется с мадам Жири и под покровом ночи бежит с ней из Оперы, Кристина Даэ остается с носом – вернее, с целым хоботом! – а Герберту с Альфредом больше не придется работать свахами. Ура!
– Нет, ничего не слышал, – невинно улыбнулся виконт, – неужели что-то произошло?
– О да! Опера бурлит словно муравейник, в который плеснули сиропа. Дело в том, что Призрак устроил в подземельях целый арсенал – десятки бочек с порохом и немыслимое количество динамита! Если он взорвет все это, от Парижа останется дымящаяся воронка, – балерина сделала страшные глаза и прошептала, – а он обещался.
– И откуда в нем столько агрессии? – вздохнул виконт. – Наверное, пытается шантажировать дирекцию.
– Никто точно не знает, каковы его требования. Одни говорят, будто он хочет, чтобы Кристина Даэ вышла за него замуж. Кристина сказала, что радостью принесет себя в жертву ради всеобщего счастья.
Герберт представил м-ль Даэ, которая ходит по театру, трепеща ресницами, и тихим храбрым голосом говорит, «Пусть я стану Андромедой, оденьте меня в белое и привяжите к скале… Почему цепи ржавые, немедленно замените!»
– Но есть и другие мнения. Будто Призрак хочет, чтобы в театре поставили его оперу. Или чтобы правительство снизило цены на сахар. Или чтобы французские войска срочно покинули Индокитай. Никто толком не знает, чего ему хочется! Но мама сказала, что не допустит взрыв. Даже если ей нужно будет спуститься в подземелья с чайником и самолично полить водой каждую бочку пороха. Она по-прежнему сердится из-за того письма.
Ага!
– Какого письма? – с деланным безразличием спросил вампир. А глаза его так и читалось «Мне дела нет до вашей переписки, но раз уж вы упомянули…»
Чуть склонив голову, Мег оценивающе посмотрела на попутчика. Желудок сообщил, что неплохо бы сейчас поесть, а мозг добавил, что в театре горячий ужин ее не ждет. Маме сейчас не до еды. Она успокаивает балетных крысок, отпаивает Кристину Даэ травяным чаем, уговаривает директоров не звать полицию прежде времени, помогает Сорелли прибить на стену новую подкову. Так что Мег сама должна позаботится о своих гастрономических потребностях. Хммм… У виконта, судя по всему, денег куры не клюют. М-ль Жири, которая в редкие часы досуга бродила по магазинам, как турист по Лувру, могла сходу определить, что одни его манжеты по цене равняются всем сбережениям в ее копилке, помноженным на 200.
С него не убудет.
Кроме того, был еще один приятный момент. Идти с ним в ресторан безопасно. Расплатившись по счету, он не скажет, противно растягивая слова, «А теперь, малютка Мег, ты моя должница.» Взгляд мсье фон Кролока был безучастным, его улыбка – лишь данью вежливости, без всякой подоплеки. Мег действительно не интересовала виконта. Его равнодушие одновременно и оскорбляло, и обнадеживало.
– Я могла бы показать вам это письмо, – балерина похлопала по карману, – но оно слишком интересное, чтобы читать его в уличной сутолоке.
Они переглянулись. Они поняли друг друга.
– Этим вечером у меня намечается деловая встреча в одном кафе, – фразу «деловая встреча» Герберт произнес тем же тоном, каким арестант говорит про карцер, – Вы не составите мне компанию?
– Буду очень польщена!
– Значит, решено.
Взяв балерину под руку, вампир быстрым шагом направился в кафе. Остается лишь уповать, что он сумеет сбагрить м-ль Жири до прихода Сары. А если ламиеологесса придет вовремя, у нее хватит ума не открывать разговор фразами вроде «Привет вурдалакам!» или «Как не-поживаешь?»
Добравшись до места назначения, Мег Жири с трудом подавила разочарование. Если судьба и подкладывала ей свинью, то выбирала самую грязную, тощую и щетинистую. В кои-то веки Мег собралась отужинать с аристократом, но выбранное кафе было полной противоположностью фешенебельного ресторана. Уже издалека девочка учуяла запах похлебки из говяжьего хвоста. Мысли о лобстере и фуа гра, прослезившись, удалились из ее головы.
– Нам точно сюда? – спросила она, втайне надеясь на отрицательный ответ.
– Да, – Герберт виновато развел руками, – это кафе выбрала моя приятельница. Похоже, ностальгия совсем ее заела.
Внутри «Орхидея» была точной копией шагаловского трактира, за исключением разве что гирлянд из чеснока. Ну и публика была поприличней. Пока что никто не плясал на столе и не распевал песен, услышав которые самый либеральный журналист поверил бы в необходимость цензуры. Но вполне возможно, что вокально-танцевальная программа начнется во второй половине вечера.
Зато обслуживание стало приятным сюрпризом. В трактире Шагала в качестве приветствия можно услышать разве что «Деньги вперед». А здесь гостей вышел встречать не только весь штат прислуги, состоявший из одной девочки-служанки, но даже сами хозяева.
– Так приятно, что вы облагодетельствовали наше заведение своим присутствием, – с порога заюлил владелец кафе, отрекомендовавшийся мсье Лораном. – На случай, если нас посетят столь почтенные гости, мы зарезервировали лучший столик, у окна.
– Там почти не бывает тараканов, они вымерзают из-за сквозняка – объяснила служанка, провожая Герберта и Мег на их место.
– Жанетта, какая у тебя богатая фантазия! – прошипела мадам Лоран. – Что вам угодно покушать, господа?
Сглотнув, Мег неуверенно повертела в руках меню. Кто-то из предыдущих посетителей, не дождавшись еды, обгрыз все углы. Наконец она остановила выбор на супе из картофеля и лука, предварительно уточнив, нет содержит ли он мяса. Ее не покидала уверенность, что мясо для супов Лораны извлекают из мышеловок.
Виконт сказал, что не голоден.
– Тогда позвольте предложить вам и вашей даме по чашечке кофе. За счет заведения, – ресторатор расплылся в улыбке. – Дело в том, что вы наши миллионные посетители.
– Но сударь, миллионный посетитель был у нас на прошлой неделе! – вмешалась Жанетта. – Это тот, который нашел куриную кость в заварном пирожном.
– Жанетта, марш на кухню!.. Пару минуток, господа, и все будет готово.
Когда торжественная процессия удалилась, Мег шепнула на ухо своему благодетелю:
– Вы уже были здесь и оставляли очень большие чаевые? Просто чудовищные чаевые?
– Нет, я здесь в первый раз.
– Все это очень подозрительно!
– Вероятно, хозяева кафе признали во мне представителя благородного сословия, потому и приветствуют со всеми почестями. Что вас удивляет?
Мег неопределенно хмыкнула.
– Кстати, раз мы общаемся уже несколько дней подряд, можете называть меня на «ты,» – она улыбнулась и посмотрела выжидательно.
– Хорошо, – виконт задумался над ответной любезностью. Вскоре лицо его просветлело, – Можешь не вставать с места, если я вхожу в комнату.
– Спасибо.
Но ее голос был лишен и намека на благодарность.
На столе появился кофе. Пока Мег вертела в руках кружку, изумляясь ее чистоте и отсутствию инородных предметов, Герберт сделал глоток. Кофе слегка пощипывал язык – наверное, из-за корицы – но был на удивление вкусным. Самое то что бы не уснуть, пока Сара будет задавать скучнейшие вопросы про психологические изменения во время трансформации в летучую мышь.
Тем временем Мег вытащила из кармана тетрадку и бросила ее на стол.
– Это мой альбом, – с апломбом сказала младшая Жири, – можете полистать.
Уныние окончательно охватило темную душу вампира. Не так он представлял себе идеальные каникулы! Дожидаться интервью с Сарой Шагал-Абронзиус, а тем временем строчить мадригалы в альбом балерине!
– Ну, стихотворение я с ходу не сочиню, – замялся он, – зато я неплохо рисую розы и черепа.
– Нет! Вам не нужно ничего писать. Это не такой альбом. Сюда я вклеиваю важную информацию. Вот, посмотрите.
На первой странице опрятным девичьи почерком было написано:
«Мадам, в 1825 году мадемуазель Менетрие, балерина, стала маркизой де Кусси. В 1832 году Мари Тальони, танцовщица, вышла замуж за графа Жильбера де Вуазена. В 1840 году Ла Сора, танцовщица, вышла замуж за брата короля Испании. В 1847 году Лола Монтес, танцовщица, вступила в морганатический брак с королем Луи Баварским и стала графиней Лансфелд. В 1848 году мадемуазель Мария, танцовщица, стала баронессой д'Хермвиль. В 1870 году Тереза Хесслер, танцовщица, вышла замуж за Дона Фернандо, брата короля Португалии. В 1885 году Мег Жири – императрица.»
– Это письмо Призрака, – пояснила м-ль Жири, – я его скопировала.
Герберт не удержался и перелистнул страницу. «ЯПОНИЯ», прочел он в самом верху. Чуть пониже следовала географическая и историческая справка, по-видимому, скопированная из Энциклопедии, рядом была аккуратно вклеена открытка с Фудзиямой. На противоположной странице Мег написала красными чернилами:
За – Прекрасные шелка и веера
Против – Придется есть сырую рыбу, маме не понравится.
Завороженный, виконт фон Кролок продолжал листать альбом.
«КИТАЙ» и рисунок дракона, кусающего себя за хвост.
За – Пока не знаю, слишком мало информации
Против – Мне перевяжут ступни ног, чтобы не могла ходить самостоятельно.
«РОССИЯ»
За – Большой Театр, будет где потанцевать.
Против – Сложный язык, слишком много падежей.
– Холодно!
– Большой Театр – пока не готова к такой конкуренции.
«ГЕРМАНИЯ». С приклеенной гравюры смотрел сердитый мужчина. Под его взглядом каждый ощущал себя новобранцем, которого фельдфебель застукал на плацу в расстегнутом мундире и со сбившейся фуражкой.
Упаси меня Господь!!! значилось внизу страницы.
– Что это?
– Список стран, где я могу стать императрицей, – ответила Мег с выстраданным спокойствием.
– ? – переспросил Герберт, – ???…!?!
– Вы что, невнимательно прочли письмо? Там же написано, в 1885 году Мег Жири – императрица. 85й уже не за горами, так что мне нужно подготовиться.
Виконт фон Кролок отхлебнул еще кофе и украдкой ущипнул себя за ногу. Но нет, он не спешил просыпаться в своем гробу, так что происходящее действительно было реальностью.
– Знаешь, французский – не мой родной язык. Иногда я могу что-то недопонимать. Так что повтори, будь любезна… Мег, ты правда, думаешь что Призрак сделает тебя императрицей? Ты это серьезно?
– Ну да, – кивнула девочка, – если сказал, то сделает. Он очень последовательный.
Наугад Герберт раскрыл альбом посередине.
«АВСТРО-ВЕНГРИЯ». Фотография запечатлела красивого офицера, с чуть прищуренными глазами, добрыми и печальными. «Крон-принц Рудольф.»
Герберт и Мег мечтательно вздохнули в унисон.
– А этот очень даже ничего, – сказал виконт. – Симпатичный.
– Женат, – приуныв, сказала Мег.
Действительно, на следующей фотографии крон-принц держал за руку блондинку с обиженным на весь мир взглядом и поджатыми губами. Судя по всему, у нее только что сбежало молоко.
– Бедняга наверное спит и видит, как бы развестись поскорее. Будь я на твоем месте, – глаза виконта вновь затянулись мечтательной поволокой, – я б остановился на этом кандидате.
Вместо того, чтобы порадоваться грядущей перспективе, Мег полезла в карман за платком и промокнула глаза. Слезы полились сплошным потоком.
– Ничего вы не понимаете! Я вообще не хочу становится императрицей! – возопила она.
– Не хочешь?
– Нет, конечно! П-почему Призрак написал это письмо? Что мы с мамой сделали, чтобы заслужить такие угрозы? Мы старались во всем ему угождать! Почему он нас шантажирует?
Герберт перечел призрачное послание.
– Постой, но где здесь угрозы?
– В каждой строке! Не знаю ничего про мадемуазель Менетрие или про ту Марию, но граф де Вуазен, женившись на Тальони, постоянно проигрывал ее деньги. А потом вообще развелся с ней, оставив одну с двумя детьми. Когда Лола Монтес вышла замуж за короля, народ ее просто возненавидел. В 48 м она бежала в Америку, потом в Австралию и развлекала там старателей на золотых приисках. Когда она умерла, ей едва перевалило за 40. Ну и чего хорошего принесло ей это замужество? Да и Ла Сора, и Тереза Хесселер вряд ли были на седьмом небе от счастья. Можно только догадываться, как их встретили свекрови-королевы! Небось, каждый день пилили их за то, что они неправильно отставляют мизинец, когда пьют чай. Вам видна эта… как ее… тенденция? Всем этим танцовщицам пришлось несладко, но мне выпала самая жестокая участь, – печально завершила Мег.
– Возможно, быть императрицей не так уж плохо? – виконт порылся в памяти в поисках аргументов. – Тебе не придется надевать одно и то же платье два раза.
– А если это мое любимое платье? – парировала девочка.
Помолчав, она продолжила в таком же унылом ключе.
– Для начала, императрица не может быть балериной. Кто позволит ей прыгать по сцене и показывать голые ноги, особенно если в театре находятся иностранные послы? Значит, все мои репетиции пойдут насмарку. А ведь учителя говорят, что у меня большое будущее, если чуть-чуть подправлю пируэты. Во-вторых, императрица всегда крайняя, что бы ни произошло. Перестала доиться корова? А вот наша императрица, поди, купается в молоке! Закончились деньги, потому что муж пропил их прошлым воскресеньем? А вот императрица ходит вся в брильянтах! Все чего-то требуют и если обделить хоть кого-то, то мало не покажется! – Мег опустила голову, – Когда мама была чуть старше меня, то служила помощницей костюмера в театре на рю ле Пелетье. Она рассказывала, как император с императрицей однажды поехали на представление, но итальянские революционеры бросили бомбу в их карету. Окна разнесло вдребезги, но августейшая чета не пострадала. Погиб полицейский, прохожие были ранены, а лошадей, запряженные в карету, изрезало осколками. Мама и думать не могла, что лошади могут кричать так. Но император с императрицей все равно проследовали в свою ложу. Мама говорит, что у каждой женщины, которая прошла через такое, есть право на рюмку коньяку, валерьянку и подругу под боком, чтобы было кому выжимать носовые платки! Но императрица Евгения спокойно сидела в ложе, разве что казалась бледнее обычного. Потому что в тот момент она не была женщиной, а вроде как символом того, что все у нас благополучно. Мол, нас голыми руками не возьмешь. Хотя ей наверняка хотелось вернуться домой и очень качественно пореветь… Вы понимаете? Я не хочу жить так! Чтобы любое место, где бы я ни находилось, сразу становилось моей тюрьмой. И мама тоже не хочет. Она очень напугана. Говорит, что если к нам на порог заявится принц с хрустальным башмачком, она спустит его с лестницы. Кроме того, мама запретила мне подходить к любым дворянам, на случай, если у них есть права на какой угодно престол, хоть в Полинезии! Она не дает мне видится даже с Этьеном!
