Текст книги "Магиран из Прошлого (СИ)"

Автор книги: Екатерина Русак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

Сонный народ в камере мигом проснулся и пришёл в смятение. Я уловил на себе несколько пытливых взглядов. Вертухай открыл дверь и рэкетир ужом проскочил мимо него.

– Это садист! Убийца! – доносились с продола истошные крики рэкетира. – Не могу я с ним быть рядом! Переведите меня в другую камеру! Пожалуйста!

Скоро его крики стихли. Куда увели незадачливого рэкетира я не знаю. Впрочем, мне было это безразлично.

Я вернулся к своим знакомым. Правда, я заметил, что многие зэка мне стали уступать дорогу, стараясь не попадаться мне на пути.

– Лука, – позвал я своего нового приятеля. – Сходи к хакерам и скажи их главному админу, что я его зову.

– Зачем? – Лука даже привстал на локте.

– Разговорчик у меня к нему есть. Что, боишься?

– Не боюсь я вовсе, – ответил он и направился в угол хакеров.

«Подчинился Лука. Не огрызнулся», – подумал я. – «Это хороший знак. Теперь интересно, как поведёт себя лупоглазый админ?»

Назад Лука вернулся не один. Следом за ним шёл главный в камере хакер. Я усмехнулся про себя. Или эти ребятки такие вежливые или их никто никогда не просил прийти для разговора. Но свой авторитет админ в моих глазах значительно утратил.

Я сел на нижнюю шконку и жестом предложил хакеру место напротив:

– Садись!

Он молча подчинился и, поправив пальцем спадающие с носа очки, спросил:

– О чём ты хотел говорить?

– О деньгах, разумеется, дорогой. О чём же ещё?

– О каких деньгах? – он смотрел на меня огромными глазами, спрятанными за толстые стёкла очков.

– Дорогой, я объясню о каких деньгах идёт речь. О моих деньгах. Эти деньги были в документе моего кореша Штыка. А потом вдруг куда-то исчезли. Нехорошо так с нами поступать.

– Ну и что? – админ насмешливо посмотрел на меня. – Скажи спасибо, что только всю наличную сумму скачали. А если бы он госбанку  задолжал?

– Кому спасибо сказать? – я напрягся и вдруг резким движением схватил хакера правой рукой за шею. Он попытался было вырваться, но я держал его крепко. Я подался вперёд и одновременно притянул его голову к своей голове:

– Слушай сюда, админ,  – зашипел я ему почти в ухо. – Я может и не хакер, но рэкетом давненько занимаюсь. И мой корешок тоже. Если не вернёшь наши гроши, кишки наружу выпущу! Ты меня понял, сволочь?

– Понял! – прохрипел хакер. – Но может это не наши сделали!

– А мне пополам, ваши или чужие. Найди их как хочешь, кто это сделал и пусть быстро вернут всё на место. И процент за беспокойство добавят. Или мы вас всех очень больно бить будем каждый день и ночью тоже. Время пошло. Свалил отсюда, обезьяна очкастая!

Я отпустил шею админа и он, потирая её моментально исчез.

Штык и Лука ничего не поняли, но развеселились, глядя на поражение хакера. Я ждал ответных действий с вражеской стороны. Через несколько минут ко мне подошёл пузатый хакер и басовито прогудел:

– Ты что себе позволяешь? Забыл, с кем ты разговариваешь? Запомни на будущее: хакеры тебя крепко накажут! Забудь о своих требованиях, простофиля, сиди тихо и не высовывайся. Тебе же лучше будет…

Я пружиной подорвался со своего места и осыпал хакера серией быстрых ударов в корпус. Он грохнулся на пол и остался лежать без движения.

– Лука, Штык, за мной! – скомандовал я. – Будьте у меня по бокам на стрёме.

Я, перешагнув через поверженного противника, в несколько шагов оказался в проходе, ведущем в угол хакеров.

– Вот и кончилась ваша власть, господа потрошители чужих документов, – громко объявил я. – Теперь первенство переходит к нам, к бандитам…

– А ты разве гей? – осторожно спросил кто-то из хакеров.

А действительно! Бандиты-то тут все исключительно голубые ребятишки! Я из-за этого пидорастом быть совсем не собирался. Ну, потомки что натворили, весь мир наизнанку перевернули!

Я грубо добавил:

– Если ещё кто-нибудь из вас скажет мне это отвратительное слово, сильно огорчусь! И сразу в ухо плюсну со скоростью света! По стене размажу, не обижайтесь. И ещё раз напоминаю: деньги вернуть не забудьте!

Хакеры притухли. Пригорюнились. Моя скорая и жестокая расправа с одним из них лучше всех слов объяснили им, что со мной связываться опасно.

– У нас с голубятней мир, – проворчал кто-то из ботаников. – Мы же не знали, что вы боевые петухи… нет, прошу прощения, юниты.

Я смолчал, хотя в тюрьме слово «петух» сильный раздражитель моей многострадальной нервной системы. Особенно, если им называют тебя. Но об этом тут никому не известно. Роль мне выпала неприятная, но играть её было необходимо.

                             ***

Деньги вернулись в документ Штыка уже через пятнадцать минут. Валера был в восторге.

– Сходи к этим ботаникам, – сказал я ему и возьми у них колбасы, сала, хлеба и лука. Соус какой-нибудь! Чай или кофе. И сахару. Тащи всё, что найдёшь. И не проси, а жёстко требуй. Будут возражать, бей в рыло! Ты же рэкетир! Понял?

– Понял! – ответил Штык и захихикал.

– А ты, Михаил, точно не гей? – спросил негромко Лука.

– Хочешь кучеряво жить – умей вертеться! – тоже тихо объяснил я. – Не гей я. А ля гей, понятно? И вы пока тоже…

Продукты мы получили без проблем. Насытившись доброкачественной пищей, лёжа на нарах, я чувствовал себя счастливым. Хороший пока наметился расклад. Жить можно.

К вечеру в нашу камеру неожиданно заявился сам начальник тюрьмы. Случай из ряда вон выходящий.

Остановившись на пороге камеры, он брезгливо повёл носом, покосился на парашу, откуда шёл неприятный запах, и вдруг взорвался, размахивая листами бумаги, обрушивая свой гнев на обступивших его хакеров:

– Это что такое? – кричал он, брызгая слюной. – Писульками занимаетесь? Доносы строчите? Жаловаться мне решили? Что это такое? Я вас спрашиваю! Я всё прочитал, что вы тут написали, собачьи дети! Михаил Рабер им не понравился! Что вы пишете мне про него? Что он прожжённый гробокопатель, гнусный лжец, подлый спамер и прохвост! Понапридумывали такое... Рабер по-вашему убийца, диверсант, шпион иностранной державы, фальшивомонетчик и отъявленный плут в одном лице! Вам что, делать нечего? Фантасты-любители! Когда это вы заметили, что он занимается зоофилией? Он, что с вами спал, со скотами? Прекратить! Немедленно прекратить грязные доносы!

Начальник тюрьмы, выговорив это, захлопнул рот, грозно оглядывая камеру. Никто не проронил в ответ ни одного слова.

– Михаила Рабера трогать запрещаю! – объявил начальник тюрьмы притихшей камере. – Жаловаться на него тоже. Он – хороший человек. А не то у меня с ворами другой разговор будет… А теперь я вопрос задам: почему Рабер, хулиган-первоходок, всех вас, воров трепетать заставил? Плохие вы воры, господа жулики! Только слюни пускать научились! За то, что вы беспричинно жаловаться мне решили, будите теперь платить мне не по 30, а по 36 процентов в месяц от своего заработка. А сколько с вас Рабер брать будет, это его личное дело. Всем понятно? А если не понятно, я вас всех ногами растопчу и в порошок сотру!

И майор, грузно поворотясь, ушел, оставив «хакеров в законе» обречённо чесать в затылках. Я уловил на себе несколько злобных взглядов, но открыто бунтовать никто не посмел. Слово начальника тюрьмы было для этих воров законом, которого они боялись ослушаться.

Я, довольный произошедшим, опустился на свое место и тотчас меня окружили Штык и Лука.

– Михаил, что ты такого наболтал начальнику тюрьмы? – удивлялся Лука. – Он не на тебя, а на хакеров набросился…

– Здорово майор всех воров уел! – радовался тихо Штык, бросая взгляды на понурившихся хакеров. – Теперь они и рта не раскроют!

– Не скажи гоп! – осадил я радость Штыка и жестом заставил всех остальных приблизить головы ко мне.

– Вот что мы сделаем… – начал я, напуская на себя таинственный вид человека, который только что получил откровения свыше.

Я решил полностью согнуть всех этих шелудивых воров под себя. Для этого и поделился некоторыми мыслями с моей новой кодлой. Никто из них к моей радости не возражал против моего плана «перевоспитания» арестантов-ботаников. Но поначалу мои рассказы заставили их надолго умолкнуть. Об этом они не слышали, но теперь пытались переварить полученную от меня информацию. С Штыком и Лукой я провёл небольшой инструктаж, что бы все шло по задуманному. Объяснил, что от малейшей неточности или фальши планы могут неправильно сработать. Они меня поняли и, теперь посмеиваясь, подмигивали друг другу.

Прописка в тюрьме – дело хитрое, иногда комичное, нередко трагическое и случается, что часто кончается мордобоем. Я решил устроить прописку для хакеров.

ГЛАВА 7. Лагерь.

28 июня 2134 года. 17 часов 33 минуты по местному времени.

Лагерь исправительных работ в Мордовии.

                                     ***

Но похулиганить в камере тюрьмы мне не дали обстоятельства. Ночью пришёл приказ срочно отправить из тюрьмы в места заключения десяток зэка. Я, Штык и Лука оказались в одной команде, подготовленной для срочной переброски в ИТЛ.

Суда я так и не дождался. Было объявлено, что приговоры всем уже вынесены и дальнейший срок заключения будет проходить в лагере, где мы все должны исправиться и очиститься от свершённых преступлений.

Дорога оказалась длинная и нудная. Кормили кашами и хлебом. Голода мы не испытывали. Везли нас автомобилем, но мы подолгу делали остановки и ночи проводили в полицейских участках или встречных тюрьмах.

В одну из таких остановок мне довелось переночевать в Владимирском централе.

Владимирский централ, построенная по приказу императрицы Екатерины-II – тюрьма широко известная в России и за её пределами. Но не все знают, что это не только следственный изолятор, но и тюрьма для особо опасных рецидивистов, крытка. Владимирский централ может даже похвастаться своими узниками, перед другими тюрьмами. В их число входят такие известные личности как революционер Фрунзе, Михаил Васильевич, сын Сталина – Джугашвили Василий Иосифович, легендарный разведчик генерал-лейтенант НКВД Судоплатов Павел Анатольевич, оставивший ценные мемуары,  Бабушкин Василий Степанович или иначе знаменитый  вор в законе старой закалки «Бриллиант». Перечислять всех остальных не менее знаменитых узников займет непростительно много места.

Лагерь, куда нас, наконец, привезли на автозаке, совсем не напоминал мне Сталинские места заключения. Вышка охраны, железные ворота. Колючая проволока опутывала верх бетонной стены. Но внутри лагеря было совсем мало строений. Домик для охраны, пищеблок, баня и прачка в одном домике, складской барак с несколькими воротами и прорезанных в них дверями. И один-единственный барак для заключённых. Все эти постройки окружали маленький плац. Достопримечательностью лагеря была грубо сделанная монументальная скульптура в два роста человека, изображавшая одетого в рваную ветошь зэка, силившегося сдвинуть с земли здоровенный валун. У скульптурного зэка были изображены на выкате глаза, как у лягушки, и было видно, что он старается, но такая неподъёмная ноша ему не по плечу. Скульптура по замыслу ваятеля должна была служить наглядным примером для устрашения несчастных сидельцев. Она словно издеваясь, напоминала: вы все – ничтожные муравьи, копающиеся в грязи.

Увидев эту отвратительную скульптуру, я послал по направлении к ней смачный плевок. Он, конечно, не мог долететь до монумента и сбить его с пьедестала, но мой поступок вызвал среди вновь прибывших зэка сдавленные смешки.

Я в окружении своей маленькой кодлы прошёл в барак, который должен был стать моим временным прибежищем. Уже полностью поняв воровскую структуру этого времени, я не стал церемониться со здешними авторитетами. Войдя в барак, я небрежно вопросил:

– Кто тут старший? Что? Не слышу?

– А ты кто такой? – с нар поднялся какой-то полуодетый задохлик в очках с толстыми стеклами и грозно шаркая ногами по бетонному полу, подошёл ко мне. Он остановился в двух шагах от меня, воинственно поправил спадающие трусы и скрестил на груди тощие руки.

– Я тут смотрящий, что не ясно? Почему шумишь?

Я обвёл дерзким взглядом враз притихших арестантов в бараке, ожидающих грозного приговора «хакера в законе», но чувствуя за собой поддержку верных корешей, ткнул пальцем в грудь смотрящего и, придав лицу пренебрежительное выражение, обращаясь к приехавшим со мной корешкам, процедил лениво через зубы:

– Что это за хамло тут вякает?

Смотрящий впал в ступор от моего вопроса. Только и смог выговорить:

– Что-что?

И сразу получил от меня ответ:

– Да я тебе уши отрежу, ботаник тупоголовый! Очки тогда на чём держаться будут?

В следующий момент смотрящий оказался на полу, сбитый с ног моими кулаками, он скулил и ползал по полу в поисках очков, которые сразу, как только дело коснулось драки, покинули его нос и поспешили отлететь куда-то от греха подальше и забиться под плинтус.

Барак, затихший в тревожном ожидании замер совершенно. Наступила такая тишина, что казалось можно услышать тонкий писк пролетающего комара. Мой поступок граничил с неслыханной дерзостью, ужас охватил арестантов. Наверное, они ожидали, что земля  разверзнется у меня под ногами за мой поступок, но ничего не произошло.

Я оглядел стоящих в полном оцепенении зэка и сказал:

– Значит так, сидельцы! Слушать меня! Два раза не повторяю. Теперь смотрящий здесь я! Мое слово для вас нерушимый закон! Кто недоволен, приходит с жалобой ко мне, буду разбирать их и принимать решение. Кто против меня пойдет – откручу голову.

– Я хакер в законе, – с пола подал голос развенчанный смотрящий. – Ты не можешь так говорить с админом…

– Ты никто и звать тебя никак! – возразил Штык и больно пнул ботинком ему в тощий зад. – Исчезни с моих глаз, падаль! Кыш отсюда!

Я подумал, что мои рассказы о тюрьмах Прошлого прочно отложились в сознании моих новых корешей. Один Штык чего стоил! Он уже конкретно гнул пальцы по понятиям и наезжал на лохов как крутой авторитет. Словно всю жизнь этим занимался. Что ж, бывает. С кем поведёшься, от того и наберёшься!

29 июня 2134 года. 07 часов 17 минут по местному времени.

Лагерь исправительных работ в Мордовии.

                                 ***

Утро. В лагере давно прозвучал подъём. Но я вставать не спешу.

– Ты почему лежишь? – требовательно спросил меня активист.

– Мне лень вставать, – пробурчал я. – Я болен!

– Если ты болен, то должен пойти к врачу! – заметил активист. – И врач определит, имеешь ли ты болезнь, которая даёт тебе освобождение от работы или нет.

– Как же я пойду, если я болен? – притворно удивился я.

– Ногами, – объяснил активист.

– У меня ноги сильно болят! – возразил я. – Ходить совсем не могу. Ревматизм одолел! А ползать не умею, братуха, извини!

– Ты что, издеваешься? – вспылил активист, до которого дошло, что я откровенно над ним смеюсь.

– Разве я посмею? – спросил я, сверкнув золотыми фиксами.

– Выходи на работу! – не унимался активист.

– Пшёл вон, придурок лагерный! – рявкнул я. – Сейчас встану и заткну тебе глотку!

Активист посчитав, что настаивать на своём выйдет себе дороже, поспешил исчезнуть. Я взбил тощую подушку и перевернулся на другой бок с целью немного покемарить. Но не прошло и десяти минут как в бараке загрохотали сапоги охраны. Я рывком поднялся с койки и сразу оказался в окружении пятерых охранников.

– Тебе надо особое приглашение? – спросил старшина, поигрывая резиновой палкой.

– Болен я! – последовал мой ответ. Затевать драку с охраной при их численном перевесе в мои планы не входило. Побьют железно. Мало не покажется.

Старшина принял поистине Соломоново решение:

– Лечиться будешь в карцере! Там начальник тюрьмы тебя быстро вылечит!

– А он, что врач? – наивно спросил я, одеваясь.

– Да, он хороший доктор, специализирующийся на восточных единоборствах. Он всех больных в одночасье вылечивает!

Однако! Я шагал к карцеру и прикидывал в уме, нужна ли была моя бравада? Но как говориться, назвался груздем – полезай в кузов. Ронять свой авторитет я не хотел.

В карцере, куда меня привели, никакой мебели не было. Голые стены покрытые шубой, бетонный пол. Под высоким потолком небольшое зарешётчатое окошко. Лампочка круглой формы под потолком. Не допрыгнешь, если ты не кенгуру. Но камера была достаточно просторна, нисколько не напоминая Сталинский «стакан» прежних времён. Примерно три на три метра. В футбол не поиграешь, конечно. Не для этих целей кондей строят.

Я присел на пол и, подперев голову руками, погрузился в свои мысли.

Прошло, наверное, два часа, когда послышался скрежет замка в двери. Я не меняя положения, оставался сидеть и смотрел на открывающуюся дверь.

В на пороге моей камеры нарисовался высокий средних лет офицер, который не заходя дальше молча смотрел на меня. Я – на него.

«Это – хозяин», – догадался я и легко поднялся на ноги одним движением. Теперь мы смотрели в лицо друг другу.

Он нарушил молчание первый:

– Не хочешь работать, Рабер?

– Не могу, – признался я. – От работы у меня апатия появляется к жизни.

– Рабер, – сказал начальник лагеря. – Ты не прав. Работать ты обязан. Тебя приговорили к одному году исправительных работ, а не к году курортного отдыха. Ты это понимаешь? Или ты рассчитываешь, что тут будешь только бить баклуши, жрать, спать и ср..ь?

Странно, но абсолютно чистые погоны начальника лагеря не позволяли мне определить его звание. Рядовой? Но это абсурд!

– Хотите пари, гражданин начальник, что всё будет именно так, как вы сейчас сказали? – спросил я.

– Вот это новость! – воскликнул он. – Мне заключённый указывает, как я должен с ним поступить.

Сопровождающие начальника лагеря офицеры, толпившиеся в коридоре, дружно расхохотались, приняв мои слова за остроумную шутку. Но хозяин движением руки оборвал смех.

– Пари предлагаешь? – продолжал он. – Интересно. Что за пари?

– Условия его не сложные, – объяснил я. – Забудьте на время про свои погоны. Давайте биться один на один! Бой без правил! Проигравший тот, кто упадёт на пол. Если вы победите меня, я выйду на работу. За базар отвечаю! А если я окажусь победителем, то вы меня не на какие работы никогда не направляете и я буду только жрать, спать ну и всё остальное. Так как?

Хозяин не стал скрывать улыбку:

– Рабер, у тебя нет никаких шансов! Ты уже проиграл.

– Пока ещё нет! – с задором возразил я.

– Ты сам выбрал! – ответил начальник лагеря. – Хорошо. Я принимаю твой вызов. Бой проведём сейчас же. В карцере.

И он начал снимать с себя портупею и китель.

– Только пусть никто не вмешивается, – напомнил я.

– Не вмешиваться! – повторил «хозяин» сопровождающим офицерам, которые начали занимать места в дверном проёме, боясь пропустить зрелище.

Я занял позицию в ожидании боя, хозяин тоже встал в боевую стойку. Я когда-то в юности занимался боксом, если вы помните. Боксёр имеет силу в руках, в восточных единоборствах ведущая роль в атаке принадлежит нижним конечностям. Боксёру к тому же много места не нужно, как каратэисту. На этом я и строил свой расчёт в предстоящем бою.

Мы сошлись, обменявшись чувствительными ударами. Я сразу почувствовал, что удар у моего соперника будь здоров и не нужно находиться с ним на одной прямой. Он бил сильно, лягался как жеребец, но я, уворачиваясь корпусом, значительно ослаблял его атаки. Зато я, приближаясь к нему и будучи защищён, лупил его как грушу, нанося ему серии мощных ударов, которые здорово подорвали его силы и перебили ритм правильного дыхания.

Около минуты, наверное, мы  награждали друг друга увесистыми тумаками и плюхами. И в самый разгар боя «Хозяин» случайно допустил грубую ошибку. Пытаясь перейти в контрнаступление, он опрометчиво открылся для моего удара. И я не упустил момента этим воспользоваться. Мой кулак стремительно приближался к его скуле, гарантируя ему полный нокаут и как следствие, поражение в бою.

Счёт времени пошёл на сотые доли секунды. Я видел, что он тоже понял о неминуемости своего проигрыша. Но, я прошедший ад Сталинских лагерей, вдруг отчётливо представил, что будет со мной, одержи я победу. Меня просто убьют конвойные, мстя мне за унижение своего начальника. В мире, где жизнь человека класса С ничего не стоит, это очень просто делается…

И я умышленно промахнулся, лишь скользнув кулаком по его скуле. И он понял это, хотя никто со стороны этого не заметил. Затем я, словно нечаянно открылся, позволяя нанести мне решающий удар. И это удар последовал, хотя, готов поклясться, он был нанесён не в полную силу! Значит, хозяин полностью принял предложенную мной концовку боя. И я разыграл великолепное падение на пол, к огромному удовольствию зрителей.

Офицеры бросились поздравлять начальника лагеря с победой. Но я, наблюдая за лицом хозяина из-за полуприкрытых век, не обнаружил на его лице не капли торжества.

– Сильный соперник, – произнёс он. – Хороший боец! Рабер, ты проиграл, но я освобождаю тебя от любых работ в лагере!

Офицеры посмотрели на своего начальника, не понимая, шутит он или нет? Но хозяин не шутил. Он отплатил мне сторицей, не держа в душе затаённой обиды. Это был благородный поступок человека действительно сильного духом и достойного уважения1.

28 июля 2134 года. 10 часов 11 минут по местному времени.

Лагерь исправительных работ в Мордовии.

                                    ***

– Рабер, тебя вызывает начальник лагеря, – сообщил мне шнырь.

Я блаженно лежал на шконке, переваривая сытный завтрак. Услышав о вызове, я нисколько не обеспокоился. Начальник лагеря действительно сдержал своё слово и меня никто не трогал. Я имел возможность смотреть стереовизор, играть в компьютерные игры и без всякой боязни для себя расспрашивать других зэка о современной жизни. Я узнал многое и теперь понимал, что то настоящее, в котором я живу, лишь гипертрофированное прошлое, которое мне было известно здесь лучше, чем кому-нибудь. Прекрасное далёко оказалось к большинству людей жестоко.

Я поднялся с койки и отправился в комендатуру. Там меня пропустили беспрепятственно. Я прошёл по короткому коридору и постучался в дверь кабинета хозяина.

– Вызывали, гражданин начальник? – я вошёл в его кабинет.

– Да, вызывал, – ответил он. Хозяин стоя рассматривал на широком настенном мониторе политическую карту. Жестом он пригласил меня подойти поближе. Теперь я видел его в офицерской форме и мог рассмотреть его звёзды на погонах. Хозяин был в звании подполковника.

– Война будет, – без особняков сказал хозяин. – Всё к этому идёт.

Я промолчал, ожидая продолжения. Но следующий его вопрос был далёк от прежней темы:

– Хорошее у тебя житьё, Рабер?

– Спасибо, грех жаловаться, гражданин начальник, – ответил я, несколько насторожившись.

– А не скучно целый день спать, жрать и ср.ть? – слабо улыбнулся хозяин.

– Скучно, – сознался я. – Но лучше, чем на промке вкалывать. Скука, она вещь относительная. Вот когда твой кореш по нарам в седьмой раз будет рассказывать, как и за что он сюда попал, скучать начинаешь так, что боишься, как бы зевая челюсть не вывихнуть.

– Самое страшное – это скука, – подтвердил он. – Поэтому хочу предложить тебе, Рабер, развлечение. Заставлять не имею права, а если сам захочешь, то пожалуйста.

Я весь превратился в слух.

– Будет война, очень скоро, – продолжал хозяин. – В лагерь пришла бумага с предложением отобрать среди заключённых самых здоровых и смекалистых, что бы сделать из них солдат и направить в действующую армию. По моему мнению, ты, Рабер больше всего отвечаешь этому требованию. Но приказывать я не могу, это на добровольной основе. Что скажешь?

Я ответил не сразу, но вопрос задал:

– Неужели в России больше воевать некому, если по тюрьмам мобилизацию начали?

Хозяин вздохнул.

– Я тоже попросился на фронт. Жду ответа.

– Я – офицер запаса, – напомнил я.

– Именно поэтому я обратился к тебе в первую очередь, – сказал хозяин. – Если захочешь, сам наберёшь среди зэков команду и будешь старший над ней. Авторитета тебе не занимать и в рукопашной ты не слабак. Понимаю, что срок у тебя небольшой. Поэтому решай сам.

Но я уже принял решение, решил уточнить:

– Я имею право взять в команду кого пожелаю?

– Взвод. Двадцать человек с лагеря, – пояснил хозяин. – Только тех, кого посчитаешь нужным. Тебе с ними в бой идти, не мне.

– А если наберу меньше?

– Не имеет значения.

– Я готов! – объявил я. – Кто примет команду, для выдачи обмундирования и отправке к фронту?

– Никто, – рассмеялся хозяин. – Сам этим и займёшься. Давай документ!

Я извлёк из кармана свой паспорт и протянул хозяину. Тот взял его, подошёл к хитрому прибору и сунул в специальную щель. Набрав код и пощёлкав клавиатурой, сказал:

– Вы теперь больше не заключённый, господин капитан!

Он вручил мне документ и заметил:

– Форму на всех привезут прямо сюда. Завтра. Поэтому срочно нужен список людей и размеры. Одежды, обуви и кепи. Времени мало. На все определяю два часа. И ещё одно. Для тебя я больше не хозяин. Фамилия моя – Ледовый. Меня называйте отныне Максимом Юрьевичем, а когда мы одни я не обижусь на одно имя без отчества...

28 июля 2134 года. 10 часов 49 минут по местному времени.

Лагерь исправительных работ в Мордовии.

                                    ***

Я вышел от хозяина в радостных чувствах. Я получил свободу. Я больше не зэка. Это было приятно. Но радость омрачало чувство неизбежной угрозы войны, которой невозможно было избежать. Как бы то ни было я должен выполнять свой долг перед страной. И конечно Межвременья. Но о последнем я редко задумывался. То времени не было, то различные дела отвлекали.

Я повернул по дороге в сторону промзоны. Все зэка были сейчас на работе. Меня остановил контролёр, но я быстро объяснил ему, зачем сюда я пожаловал. Больше мне никто не мешал. Я сразу нашёл Штыка и Луку, которые сидели вытянув ноги в тенёчке на лавочке и неторопливо перекуривали.

– Что, братва, отдыхаем после изнурительной работы? – спросил я, подходя к ним поближе.

– Мы ещё и не начинали пахоту! – ответил Лука. – Большая работа – большой перекур.

– Во-во! – добавил Штык. – От работы кони и те дохнут. А ты, что, Фокусник, нам помогать пришёл?

– Вы же ничего не делаете, поэтому вам обязательно помощь понадобиться, – сострил я, присаживаясь на лавочку рядом.

– А без понтов? – спросил Штык.

Ох уж этот Штык! Мальчишка скверный. Наблатыкался, за то время пока со мной в корешах ходит. Только зря он это. Во-первых этот жаргон пережиток прошлого, который мало кто понимает. А во-вторых скоро он вообще никому нужен не будет… Но,  если быть откровенным,  его  словечки на остальных зэка некоторый ужас наводят.

– А если шутки в сторону, – ответил я, закуривая. – То я уже откинулся сегодня.

– Не может быть! – воскликнул Штык, а Лука в своей обычной манере улыбаться при разговоре, добавил:

– Да что ты говоришь?

– Все чин-чинарём! – сказал я. – Сам хозяин отметку сделал. Теперь я свободный человек.

– Не похоже, что бы полицай за просто так свободу зэку дал, – буркнул Штык.

– Правильно мыслишь, – одобрил я. – Конечно не за красивые глазки. Я воевать еду. И вас хочу с собой забрать.

– Воевать? – переспросил Лука. – С кем?

– А я знаю? – ответил я, делая глубокую затяжку. – Война на носу.

Я коротко пересказал свой разговор с хозяином и добавил:

– Вот как всё закрутилось. Кто из вас со мной?

– Толстосумы воевать, конечно, не пойдут, – глубокомысленно заявил Лука. – Эту почётную обязанность по защите Родины они оставили нам. Но мне какой резон воевать за них? У меня ничего нет. И у Валеры Штыка ничего нет. И у тебя, Михаил, тоже. За что нами идти под пули и снаряды? Что бы полицаи и олигархи жили красиво? Я работаю на них, получая скромное жалование, которое мне позволяет кое-как сводить концы с концами. Это понятно. Но почему я ещё должен погибать за них? Пусть по справедливости воюют те, у кого есть многоэтажные дома, вертолёты и яхты. Пусть своих сынков изнеженных на фронт отправляют. Дураков пусть на стороне поищут! Нет, я не испытываю особого пламенного желания брать оружие в руки.

Штык, выслушав монолог Луки, утвердительно кивнул, соглашаясь:

– Лука дело говорит. Зачем нам это надо?

– А почему согласился я, знаете? – спросил я.

– Не знаем.

– Тогда я объясню, а вы подумайте, правильно ли я поступил. Может быть, и вы своё решение поменяете.

– Не тяни кота за хвост! – не выдержал Штык.

– Ладно, слушайте, – заговорил я. – Эта война будет необычно разрушительной. Ядерная война. Не простой локальный конфликт на ограниченной территории. В такое время на фронте быть безопаснее, чем в тылу. По войскам, рассосредоточенным по полевым укреплениям никто не будет наносить ядерный удар. А города бомбить точно будут. В армии у нас будет оружие. Тут – никогда. С оружием чувствуешь себя человеком, без оружия – бродягой со свалки. А против кого оружие повернуть, можно потом решить…

Меня слушали. Это радовало.

– Очень может быть, что с началом войны ИТЛ будут ликвидированы. Разруха, радиоактивное заражение… Что делать с зэка? Перестреляют их, как собак. Что вы сделать сможете? Ничего. Умрёте по глупости своей и всё!

– Может этого не случится? – неуверенно произнёс Лука.

– Может и не случится, – ответил я. – Но точно знаю, что если мы сейчас никому не нужны, то после начала войны только лишними окажемся.

– Нам и тут неплохо живётся, – сказал Штык. – Я на свободе так не питался как тут. Ешь, спи, все зэка по струнке ходят. Житуха просто замечательная, Миша! Вот и Лука Лукич подтвердит.

Лука молча улыбался, смотря в сторону. Но я уже хорошо изучил его привычки. Встревожен Лука чем-то.

Я решил надавить на Штыка:

– Валера, а что случится, если меня не будет тут завтра, а послезавтра несколько настоящих геев-петухов сюда завезут. Как будешь с голубятней объяснятся?

– Э… э...

Штык вдруг занервничал, стрельнул по сторонам глазами.

– Вот то-то и оно! – жёстко добавил я. – Поиграли в рэкетиров, надо и честь знать. Давайте собираться и валить отсюда, пока есть легкая возможность уйти свободно и безнаказанно. Мне надо ещё набрать с десяток человек в военную команду. Кого ещё с нами возьмём?

Штык и Лука назвали мне десятка полтора имён. Я тут же отправил их собирать рекрутов по названному списку, строго наказав записать все размеры обуви и обмундирования. Сам я занялся другим делом.

Штерн! Как я мог о нём забыть? Он отправил меня сюда, но как я понял по его словам, он ещё должен находиться где-то здесь.

Я решил, что найдя Штерна тут, мне станут более понятны те веские причины, которые им двигали и в дальнейшем заставили навсегда уйти в Прошлое.

Вот что я нашёл в сети про Штерна: «Штерн Самуил Александрович, 2095 года рождения, крупный олигарх, единоличный владелец нескольких нефтяных компаний и их филиалов в разных странах мира. Финансирует на благотворительных началах множество научных проектов связанных с генетическими исследованиями и некоторые направления физики и биохимии. Член правительства. Выступал в Государственной думе за частичное предоставление людям класса С медицинской помощи и предоставление государственного съёмного жилья. Вызвал своими действиями недовольство капиталистов и был объявлен опасным государственным преступником. Не был арестован. Скрылся и в настоящее время находиться в розыске. Его местоположение до настоящего времени не определено. За сведения, которые помогут в его поимке правоохранительными органами, назначена значительная денежная награда».