Текст книги "Магиран из Прошлого (СИ)"

Автор книги: Екатерина Русак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

– Где я нахожусь, приятель? – спросил я.

– В Лыткарино, – ответил бродяга, откусывая от здоровенного сандвича, который он держал в руке. Он произнёс название «Лыткарино» сделав ударение не над буквой "а", а на итальянский манер над предпоследней гласной. И в свою очередь, поинтересовался у меня:

– Ты откуда взялся здесь?

Первое правило любого попаданца – не вызывая подозрения выяснить: куда он попал? Этому правилу, хорошо известному мне, я и старался следовать.

– Не помню, – выдал я уже знакомую мне версию ответа, проверенную по первому путешествию. – Ничего не помню!

– А как тебя зовут, ты хотя бы помнишь? – настороженно спросил бродяга.

– Помню, кажется. Михаил.

– Тогда не всё так плохо, – заметил мой собеседник. – А что ты помнишь ещё? Как попал сюда?

– Может быть, ты мне поможешь? – попросил я.

– Чем это я могу помочь? – обеспокоился он, перекладывая сандвич в другую руку. Он, наверное, решил, что я буду просить его поделиться едой. А может, что-то другое. Не знаю.

– Ты немного расскажи мне о документах. Может быть, я что-нибудь вспомню, – попросил я.

– Это я могу, – с облегчением согласился бродяга. – Что тебе рассказать?

– Сначала скажи, как мне называть тебя?

– Валерий Шиков, – ответил он. – Но из-за фамилии меня называют Штыком.

– Вроде не Шиков, а Штыков? – предположил я.

– Ну, что-то вроде того, – подтвердил он и я понял, что лёд между нами сломан. Штык тоже стал держаться со мной более развязно.

– Миха, – спросил Штык оглядывая мой костюм. – А ты часом не из геев?

Я никогда не был гомосексуалистом. И меня охватил вполне справедливый гнев, от которого я не смог сдержаться. Моё лицо запылало и Штык, увидев произошедшую со мной перемену, поспешил добавить: – Нет, ты не из них! Это я, на всякий случай, так спросил…

– Как это так? – я понимал, что мне надо сдерживать свои эмоции, что бы получить нужную мне информацию, хотя вопрос этот меня взбесил чрезвычайно.

– Шутки у тебя какие-то неуклюжие, – процедил я.

– Понимаешь, одет ты слишком красиво, – начал оправдываться Штык, даже забыв о своем сандвиче. – Простые бомжи так не одеваются!

– А ну-ка объясни! – потребовал я.

Всё оказалось несложно. По рассказу Штыка следовало, что все бомжи, к которым он тоже принадлежал, делились на несколько прослоек. Точнее четыре. Верховодили всем бомжи-геи, объединённые в небольшие банды по пять-семь человек. Они сами не работали, но пользуясь покровительством полиции, занимались рэкетом, высасывая все соки из остальной массы бездомных. Одевались они форсисто, ходили часто в дорогие рестораны и бары. Средний класс бомжей, хотя и не имел постоянного места жительства, имел законные паспорта и часто постоянную работу. К ним относил себя Штык. Ниже стояли бездомные, которые тоже имели паспорта, но в связи с болезнями занимались большей частью попрошайничеством или подрабатывали на самой свалке. И, наконец, опущенные, которые были самым презираемым сословием даже в бомжовской среде. Это были люди, которые никогда не мылись, ходили в грязной одежде, полной вшей и блох, собирали еду на помойках и почти были лишены всяких человеческих эмоций.

Поэтому Штык и ошибочно принял меня за гея-рэкитира, сбитый с толка моим костюмом и обувью. Но я никак не мог понять, почему все бомжи так запуганы педерастами.

– За них полицаи горой, – мрачно пояснил Штык. – Попробуй, тронь одного, сразу тебя в тюрягу захомутают. Геи с полицией доходами своими делятся, вот они их и прикрывают. К тому же у них много друзей среди творческой интеллигенции и людей искусства. А они своих в обиду не дадут.

– А артисты, что, тоже бомжи? – спросил я.

– Нет, конечно, – возразил Штык. – Артисты имеют дома.

– И много людей имеют дома?

– Немало, – ответил Штык. – Примерно столько же, сколько и бездомных.

– Как это так? – я был ошарашен последними словами Штыка. – Что же, половина населения России бомжи?

– Да, половина, – со злостью пробурчал Штык. – Ты, Михась, как будто с Луны упал. Ничего не помнишь и удивляешься, словно слышишь всё впервые!

А я действительно всё это слышал впервые. Но не объяснять же первому попавшемуся мне человеку, что я пришелец из Прошлого и нас разделяет с ним больше ста двадцати лет.

– У меня с головой что-то случилось, – извиняясь, сказал я.

– Синяков на тебя не заметно, – подозрительно заметил Штык. – Вроде тебя не бил никто…

– А какие документы у тебя есть? – сказал я, стараясь переменить тему разговора. Говоря это, я одной рукой я залез во внутренний карман пиджака и нащупал там свой паспорт. Но, ясен пень, мой паспорт здесь был давно просроченным документом.

– Вот мой документ, – произнёс Штык и выудил из кармана что-то напоминающее электронное устройство. По виду это был мини планшет или смартфон с большим экраном.

Я терпеливо ждал дальнейших пояснений.

– В этом документе есть вся необходимая информация, – проговорил Штык. – Больше никаких документов ни у кого нет.

– А если батарейка сядет? – поинтересовался я. – Или разобьёшь нечаянно?

Штык вдруг захохотал:

– Насмешил, Михайло! Батарейка сядет! В моём документе её на 20 лет хватит! Атомная она. И разбить я свой документ никак не смогу! Твердые сплавы и пуленепробиваемое стекло. Если только плиту трёхтонную на него опустить. Даже утопить не получится, ничего ему не будет. А потеряю, радаром его найти легче простого. И никто другой моим документом воспользоваться никак не сможет, а найдя его, в полицию сдаст, потому, что за это хотя и небольшое, но вознаграждение положено.

Я его выслушал и сделал вывод, что в будущем вполне могут быть такие документы. Достаточно удобная штука, тем более, если их невозможно утерять.

– А деньги? – спросил я.

– Деньги тоже здесь! – Валера Штык показал пальцем на свой документ, исчезнувший в нагрудном кармане.

– Это что-то вроде кредитной карты? – уточнил я.

– Что? – не понял Штык. – О чём это ты, Мигель?

– Так, мелочь, забудь, – отмахнулся я, не обращая внимания на своё, грубо исковерканное имя. Штык уже несколько раз произносил моё имя, и каждый раз по-новому. Я пока не возражал.

– А что делать тем, у кого нет такого документа? – я наморщил лоб.

– А ничего! – Штык насмешливо блеснул глазами. – У многих людей документов нет. И ничего, живут и в ус не дуют!

Итак, кое-что для меня прояснилось. По крайней мере, в отношении бомжей, к которым принадлежал теперь я. Самое главное, что отсутствие у меня документов никого из полиции не должно удивить. Хорошо, проживём и без документа. Но насчёт денег не всё ясно. Зато скверно, что они хранятся в документе, наподобие кредитной карты. Но есть-пить надо. И где-то жить. Надо думать, как деньги достать и где их хранить?

– А банкнот, что, ни у кого нет? – прозвучал мой вопрос.

– Не-а! – Штык резко мотнул головой.

– А что мне делать? – я задумался.

Штык пожал плечами:

– Ничем не могу помочь, Микаэль, обратись к полицаям, может они и найдут твой документ.

– Наверное, – буркнул я недовольно, прекрасно зная, что моего паспорта там быть никак не может. Как и моих данных вообще. Может быть, продать свой костюм?

Я похлопал себя по карманам и обрадованно извлек на свет свой смартфон LG P970 Optimus Black.

Интересно, эта вещица тут хоть что-нибудь стоит?

– Ух, ты! – услышал я восторженный вскрик Штыка. – Дай мне посмотреть!

Я протянул ему смартфон, который он принял с осторожностью, даже благоговением.

– Он работает! Где ты взял это? – голос Штыка перешёл на шепот.

– Это мой аппарат, – ответил я. – Телефон. Что, нравится?

– Сам вижу, что телефон! Это же раритетная старинная вещь и стоит просто кучу денег! – Штык держал мой смартфон на своей ладони и поедал его глазами. – Первый раз вижу такой старинный аппарат. Говорят, что только в музеях сохранились такие древние модели допотопной техники прошлого. Он действительно твой? И где ты, Майкл, украл его?

– Интересно, где такое можно украсть? – вопросом на вопрос ответил я. – Конечно не в музее. Нашёл на свалке.

– Повезло тебе, – завистливо протянул Штык.

– Продать его можно? – поинтересовался я, наблюдая за Штыком. Вдруг ещё рванёт с моим телефоном. Бегай за ним потом.

– Продать всё можно, – авторитетно ответил Штык, неохотно возвращая мне аппарат связи. – Только настоящую цену не получишь.

– Ну, а сколько?

– Месяца на три-четыре обеспеченной жизни тебе хватит, – немного помолчав, выдал Штык.

– Тебе процент за посредничество, – пообещал я. –  Будешь доволен. Слово даю!

– Тогда пошли! – Штык начал подниматься с кресла, но я остановил его:

– Полчаса мне нужно. Подождёшь?

– А ты куда? – он внимательно посмотрел на меня.

– Полчаса, – повторил я. – Жди меня здесь.

Я повернулся и быстро зашагал по свалке, рассматривая различный хлам. Я быстро нашёл кусок грязной бельевой верёвки, немного спустя мне снова повезло: я обнаружил сломанный столовый нож. Я провозился над его ремонтом минут десять, обмотав верёвку вокруг части лезвия. Получилась неплохая заточка. Немудрёное оружие, но пользоваться я им умел. Вооружившись, я почувствовал себя много увереннее. Потом я достал из кармана свой паспорт и, чиркнув зажигалкой, предал его огню. Паспорт мне был не нужен. Вещь может и раритетная, но как её продать со своей фотографией? Это выглядело бы подозрительно, согласитесь.

В карманах у меня кроме смартфона остались только сигареты и зажигалка, тоже ставшая раритетом. Зажигалку я тоже вполне мог найти на свалке, а вот сигареты выпущенные 120 лет назад… Пачку выбрасывать не хотелось, поэтому я решил не вытаскивать её при людях из кармана.

Оставшись доволен своими действиями и мыслями я вернулся к Штыку, который уже успел расправится с сандвичем и развалившись в кресле ожидал меня.

– Валерий, веди! – потребовал я.

И мы пошли навстречу новым приключениям.

ГЛАВА 5. Чай без сахара.

«Почему, если мужчина называет себя марсианином, то его принудительно лечат, а если он считает себя женщиной, то государственные и общественные структуры начинают защищать его права?»

Вопросы на которые нет ответа.

12 июня 2134 года. 13 часов 57 минут по местному времени.

Городок Лыткарино.

                             ***

Свалка скоро закончилась, и начали попадаться постройки. Я вовсе не ошибаюсь,  когда произношу это слово. Это были именно постройки, а не дома. Передо мной находился целый город, названия которому я бы даже не мог дать. Это напоминало одновременно и лагерь для беженцев и огромное стойбище первобытно-общинного человека.

На пути мне встречались сооружения фантастической архитектуры. Это были старые потемневшие от времени вагончики, покрытые ржавыми пятнами старые контейнеры с прорезанными в них окошками, металлические будки всевозможных форм и размеров, срубы, казавшиеся недостроенными из за отсутствия покатых крыш, шалаши. Там и сям виднелись брезентовые палатки, частично врытые в землю или обложенные камнями для тепла. Много было построек из грубо сбитых досок, досочек, листов ДСП обтянутых целлофановой плёнкой или ящиков. Были дома полукаменные, полудеревянные. И, конечно, землянки с накатными крышами из брёвен. Везде присутствовали многочисленные заборы и заборчики, поражавшие воображение своим разнообразием. От деревянных штакетников различных форм до металлических оградок и сетки рабицы. Петляя по этому лабиринту хаотически расположенных построек и обходя препятствия в виде заборов, сортиров издающих вонь, и мусорных куч я шёл, ведомый Штыком, удивляясь про себя, как тут можно чего-то найти.

– Это и есть Лыткарино? – спросил я, рассматривая женщин, которые стряпали пищу прямо на огне в своих маленьких двориках.

Хотя в Лыткарино я никогда не был, но знал в своём времени, что это подмосковный городок с многоэтажными домами и инфраструктурой. Видел по телевизору. Особенно мне запомнился рассказ о «лысой горе», о которой ходили чуть не легенды.

Утверждали, что это братская могила солдат армии Наполеона, которых сложили в кучу и засыпали землёй. Другие заявляли, что это именно та легендарная гора, на которую собирается нечистая сила и ночью туда ходить опасно. Я в эти детские страшилки не верю. Правда, мне было немного жутко, когда я увидел, во что превратился городок за какие-то 120 лет.

– Это не совсем Лыткарино, – объяснил Штык. – Лыткарино – район Москвы. А это прилегающая к нему территория.

– И как ты тут ориентируешься? – спросил я, провожая взглядом женщину с канистрами, в которых она несла воду или горючее.

– Это улица Весенняя, – сказал Штык. – До Солнечной, где я живу, уже рукой подать.

Я, честно говоря, никогда бы не додумался дать такие весёлые названия этим замусоренным закоулкам и тупикам. Им больше подошли бы названия, скажем, Болотная или Беспросветная. Верно и то, что улицы были достаточно условны, если принимать во внимание тот извилистый путь, который мне приходилось преодолевать. Но я смолчал, не желая вступать в пустой спор.

Штык жил в старом морском контейнере для грузоперевозок, что указывало на его сравнительно высокий статус среди БОМЖей. Из контейнера вышла средних лет женщина невзрачной наружности, одетая в штаны и футболку с длинными рукавами. Увидев меня, она упёрла руки в бока и напустилась на Штыка Валеру:

– Кого это ты опять домой притащил? Проходу нет от твоих приятелей!

– Елена, – это Михаил! Миха, – моя жена Елена! – представил нас Валерий.

Штык отвёл её в сторону и что-то долго объяснял ей, посматривая при этом в мою сторону. Я терпеливо дожидался окончания семейных разборок. К счастью, всё быстро разрешилось, и Штык торжественно пригласил меня в дом. К моему лёгкому удивлению, дома у Штыка, кроме кровати и маленького столика, на одной стене висел солидный по размерам монитор, к которому он подсоединил свой документ и клавиатуру. Немного пощёлкав по кнопкам, он сказал:

– Мишаня, давай мне свой смартфон, я покажу его покупателю, а ты посиди здесь и поищи ответы на свои вопросы.

Штык встал из за монитора и предложил мне занять его место.

– Аккуратно сиди, – предупредил Штык. – Одна ножка коротковата, а другая еле держится. Не раскачивайся сильно.

Я уселся на этот инвалидный табурет, сразу почувствовав непрочность моего положения, и повернул лицо к монитору. Валера сказал ещё несколько напутственных фраз и незаметно для меня ушёл.

Но я уже не слушал Штыка, окунувшись в мир интернета Будущего. Пока я увидел только разруху и нищету, меня влекло нешуточное любопытство. Через неизвестный мне поисковик с громоздким названием я начал поиск нужных мне сайтов. Первым делом я пожелал взглянуть на политическую карту мира, узнать какие произошли изменения в мире. Открыв её и просмотрев на названия государств, я округлил глаза. Ого! Изменения в мире, действительно были и ещё какие!

Так, Россия в сильно урезанном виде. Остров Сахалин, Курилы и Камчатка теперь у Японии. Значит, всё-таки самураи выторговали у нас эти земли … Дальний Восток, Забайкалье и Магаданская область принадлежат Китаю. Об этом нетрудно было догадаться. Китаец, если где-то поселился, то его потом не выгонишь ничем. Наводнили Россию китайцы, отрезали себе землицы… Понятненько. Что это за новая страна такая – Туран? Ага, это бывшая Турция, Азербайджан, Туркменистан и Узбекистан. И Армения, как ни странно. Видимо Армения не выдержала блокаду… Жаль. Объединились мусульманские государства в единое целое. Ого! Европа тоже объединилась по примеру США. Союз Европейских Государств. Нет больше Франции, Австрии, Норвегии и других привычных мне государств. Есть СЕГ. Интересно, что с остальными республиками СНГ? Казахстан потерял часть земель на юге, и теперь они под Китаем. Украина и Белоруссия – доминионы Европейского союза. Колонии, что ли?

США на месте. В своих, знакомых мне, границах. Африка и Южная Америка – не очень интересно и не существенно, хотя там тоже изменились государства и границы.

Я закурил сигарету и перешёл к сайтам образования. Немного и крайне бедновато. Весь обзор завершился программой пятого класса, а математика заканчивалась изучением дробей. Ничего про квадратные корни и интегралы я не нашёл. Геометрия испарились бесследно.

Физика, химия и биология отсутствовали, как будто этих наук совсем не существовало. Эти слова, правда, упоминались, но никаких ссылок никуда не давалось. Что за дела? Пришлось звать на помощь Елену.

– А чего тебе тут не понятно? – она с недовольством уставилась на меня. – Мы получаем всего четыре класса образования. Читать, писать и считать научат и то хорошо. А нам нужно больше? Всё равно работа везде одинаковая и несложная.

– Что, все получают четырёхлетнее образование? – я не понимал её. – А учителя? Инженеры? Врачи?

– Они учатся ещё, – вздохнув, ответила она. – Некоторым детям разрешают учиться дальше, но за деньги. Они и становятся инженерами и врачами. А у нашей семьи никогда денег не было, понял?

– Понял, – сказал я.

Значит ввели почти платное образование в стране. Учиться ребёнок может, если родители в состоянии оплачивать труд учителя. А государство уже не считает нужным тратиться даже на неполное среднее образование, ограничиваясь начальным. А в состоянии ли человек, получивший начальное образование хорошо зарабатывать, что бы оплатить учёбу своих детей? Едва ли.

Я накинулся на медицину и с ужасом узнал, что государственных лечебных учреждений, таких как поликлиники и больницы не существует. Есть только ведомственные, принадлежащие полицейскому управлению и немногочисленные частные, куда без денег попасть невозможно. Никаких страховок на медицинское обслуживание никто из населения не имел.

«Хорошенькое дельце!» – подумал я. – «Если случится приступ острого аппендицита и у человека нет или недостаточно финансов, то ты покойник. Хотя и помереть, тоже немалые деньги нужны. Нелёгкий выбор».

Но и в моём времени, откуда я прибыл, было не лучше. В больницу примут, но никто не будет тебя лечить как надо. Весь медперсонал, все люди в белых халатах будут требовать с тебя лекарства, бессовестно вымогать взятки за любую услугу, которые и так предусмотрены госпитализацией. И при всём при этом будут «забывать» о своих обязанностях. Не все, конечно, но подавляющее большинство. А свою причину нежелания что-то делать со скорбной миной будут заучено объяснять всем интересующимся низкой зарплатой.

А если спросить, а зачем вы тогда работаете здесь? Ответа вы не услышите, но можете узнать, что врачи ездят на дорогих автомобилях, отдыхают по три-четыре раза в год за границей. Это за свою низкую зарплату? Нет. За рэкет больных!

Но тут, в Будущем, если сравнить с моим временем, стало совсем плохо, ещё хуже.

Вот ещё интересная информация. Я углубился в чтение.

Оказывается в 2054 году был принят закон запрещающий межнациональные браки и даже сожительства, основанный на данных генетики. Было авторитетно доказано и обоснованно, что многие заболевания, такие как полиомиелит, раковые опухоли – саркома, и другие, лимфогранулематоз поражают лишь людей, потомков в третьем колене родителей несовместимых кровей1. Обилие рождённых детей-инвалидов заставило государство пойти на жестокие меры.  Дети-полукровки по новому негласному распоряжению свыше сразу попадали в класс "Д" и категорию умственно отсталых. Их не признавали за граждан, не принимали на работу…

Для этого начали использовать непонятно откуда и как появившийся тест-скрининг определения коэффициента интеллекта, который проводили с… новорождёнными детьми.

Скажите, пожалуйста, какой может у ребёнка пяти дней от роду быть интеллект? Он что, читает книги, смотрит телепередачи, путешествует? Он даже говорить не умеет. Беззащитное существо. Но после теста, каким-то хитрым и немыслимым образом определяется, что новорождённый страдает ярко выраженной олигофренией, он – конченый дебил и разговаривать здесь больше не о чем. Аля-улю – паси гусей! И несмываемый ярлык страшного диагноза на маленького человечка, который даже об этом не подозревает, на всю оставшуюся его жизнь обеспечен.

Кошмар, да и только! Интересно в России решили этот вопрос! Смешать так всё в одну кучу. Зато кому-то удобно, выгодно. Кому выгодно? Сейчас скажите, что евреи во всём виноваты.  Так ли это? Да в России евреев почти не осталось! Российский народ сам виновник в этом зле!

Так, что бы ещё посмотреть? Пожалуй, уголовный кодекс. Что такое?

Монитор выдал мне надпись, что данная информация закрыта для класса С. Не понял! Что это означает?

Пришлось снова обращаться за разъяснением к Елене. Она выслушала мой вопрос и как то странно посмотрела на меня:

– Ты, Михаил, прикидываешься дурачком, что ли? Какие-то глупые вопросы задаёшь!

– Нет, – схитрил я. – Меня просто мнение твоё интересует.

Не говорить же ей, кто я на самом деле.

– Мнение? – она насмешливо сверкнула глазами. – Ну, тогда слушай. Есть класс "А", класс "Б", класс "С", к которому принадлежим мы и класс "Д". Классы "С" и "Д" не имеют доступа к сайтам класса "Б".

– Что за класс "А"?

– Олигархи.

– А класс "Б"?

– Полиция.

– А чиновники?

– Полицаи и есть чиновники.

– Почему же мы не можем знать законы?

– Поищи на детском сайте, – усмехнулась она. – Там найдёшь ответ.

Я нашёл сайт, о котором она говорила, и прочитал под неумело нарисованной картинкой фразу: «Полицейский знает, как помочь тебе. Обратись к полицейскому».

Я смотрел на монитор и чувствовал, как остатки хорошего настроения покидают меня совершенно. Я ещё помнил фразу, что незнание закона не освобождает от ответственности. А тут полное незнание законов и никакой возможности с ними ознакомиться. Единственное, что остаётся простому обывателю, это сидеть и ничего не делать, чтобы нечаянно не нарушить уголовный кодекс. Впрочем, я возможно ошибаюсь. Может быть, существует уголовная ответственность, за какую-нибудь запрещённую позу, которую нельзя принимать при сидении? Закинул, например, ногу на ногу на лавочке в сквере и сразу получай тюремный срок! Полный абсурд!

Но поразмыслив, я пришёл к выводу, что ничего просто так не делается. Именно на этом и держится полицейский произвол, так называемого  класса Б. Решил уточнить у Елены:

– Скажи, пожалуйста мне, Лена, твой сын может стать полицейским?

Она засмеялась заразительным смехом. Я, глядя на неё, тоже улыбнулся, хотя не понимал её смеха.

– Насмешил! – сказала она, перестав смеяться. – Нет, конечно! Разве можно перейти из класса "С" в класс "Б"?

– А почему нельзя? – осторожно осведомился я.

– Кто же из полицейских кланов примет к себе чужака? – отрезала она. И мне многое стало понятно. Каждый, или почти каждый человек из класса "С" получает с рождения медицинскую запись, что он не страдает повышенным интеллектом. И это легко подтверждается из-за отсутствия у человека образования. Поэтому даже не смей мечтать о какой-нибудь карьере!

Я ещё  немного покопался на сайтах, пытаясь прояснить внутриполитическую ситуацию, чтением между строк. Вот какие печальные выводы сделал я.

Класс "Б", заняв почти все должности в государстве, всячески старается обезопасить себя. Они используют закон в своих собственных целях. Они сохранили класс А не потому, что он им нужен, а для того, что бы не вызывать межклановые войны за высшие государственные посты.

Класс "С" им необходим. Это наёмные рабочие, это обслуга, те же врачи, водители поездов и другие специалисты. Но каждого из этих людей класса С можно легко обвинить в преступлении, отправить в тюрьму, морально уничтожить. Правительственная программа: безграмотность населения, отсутствие медицинской помощи и социального пособия по старости привело к уменьшению населения до необходимых правящим классам пределов.

Вся наука, образование, телепрограммы, интернет и даже религия имеют жёсткую цензуру, не позволяя населению сделать даже шаг в сторону.

А класс Д постоянно пополнялся людьми лишённых гражданских прав за свершённые преступления и иностранными специалистами.

Судя по всем доступным мне параметрам информации, Россия вступила в какую-то замысловатую форму империалистического капитализма с тоталитарным уклоном и отдельными проявлениями феодальных отношений. В обществе присутствовал этатизм, основанный на господстве полицай-класса, представляющего одновременно финансовые и деловые круги, спецслужбы и силовые структуры. Весь остальной народ России превратился в невежественный класс бесправных плебеев, которым разрешён один-единственный вид демократических свобод: можно вслух до посинения ругать правительство, эксплуататоров, строй, законы.

Выдав самому себе это сложное определение, я почувствовал себя словно студент, сдающий экзамен по политологии. Я устало попытался откинуться на несуществующую спинку моей дышащей на ладан табуретки, замер и громко выдохнул воздух из лёгких. Табуретка обиделась на меня, издав противный, жалобный скрип, она развалилась под моим весом. Оказавшись на полу, я услышал смех Валеры Штыка.

– Я падал с неё несколько раз! – прозвучал его голос. – Ничего, снова починю!

– Как у тебя дела? – я поднялся с пола, но судя по бодрому голосу Штыка, уже догадался, что у него хорошие новости. И я не ошибся.

– Аппаратик твой я продал, – сообщил он, присаживаясь на лежак. – Аванс получил. Завтра остальные деньги переведут на мой счёт, и после этого я отдам покупателю телефон.

– А как я получу свои деньги? – спросил я.

– Пока они будут на моём счёте, – объяснил Штык. – У тебя же нет документа. Куда их перевести? В полиции получишь новый паспорт и тогда быстро скинем их к тебе.

– Ладно, – согласился я. – Тогда я у тебя пока поживу.

– Живи, – разрешил Штык. – Я по дороге в магазинчик забежал, харчей раздобыл и водкой затарился. Будешь за компанию?

– Уговорил! – сказал я. – Сумма как, большая?

– Как я и говорил, месяца на три в достатке хватит. Жмутся они конечно, но иначе продать такую вещь можно лишь на аукционе. А там потребуют разные документы и справки. Ещё пошлина и налоги, потом рэкет придёт… Хлопотно это.

– Это я понял, – ответил я, тихо радуясь, что на несколько дней у меня есть хоть какой-то кров над головой и не будет проблем с питанием.

Елена, не обманутая в моей кредитоспособности, подобрела и быстро собрала на стол. Мы сели трапезничать в самом контейнере, стараясь не привлекать внимание соседей. Штык объяснил, что нам просто не дадут спокойно пообедать, если узнают про спиртное. Теперь я догадался, почему Штык, когда я его встретил, пьянствовал в одиночку на свалке. Видимо водка была очень дорогим товаром, не по карману каждому…

Я выпил водки и принялся закусывать. Водка отчаянно воняла нефтью, этот запах не могла перебить даже закуска, которая в свою очередь отдалённо могла называться едой. Отвратительный эрзац хлеб, напоминающий видом и вкусом картон, искусственное мясо из сои или какого-то совершенно непонятного мне вещественного состава, генетически модифицированные овощи, тянущиеся как резина.

Я постарался скрыть своё неудовольствие от предложенной мне пищи, тоскливо подумал, что наши потомки, в сущности, несчастные люди, если их еда столь невкусна.

Что хорошего в этом мире? Пенсии нет, медпомощи нет, учёбы нет, работы тоже часто нет.

В сочетании всего этого с жильём, в котором ютился Штык и сотни других несчастных людей, жизнь тут, по моим первым наблюдениям была совсем несладкой. Правда, люди стали сплочённые, дружные. Оно и понятно. Хвастаться друг перед другом стало нечем, а без помощи семьи и соседей жить тяжело, почти невозможно.

Но ещё существуют правящие классы. Скорее всего, живут они недурно… Посмотрим, посмотрим.

12 июня 2134 года. 20 часов 06 минут по местному времени.

Городок Лыткарино.

                                  ***

Вечером в наш небольшой огороженный дворик заявился какой-то незваный паренёк, одетый в чёрные брюки и лимонно-жёлтую курточку. Его шею перехватывал шёлковый голубой платок, неизменный атрибут всех гомосексуалистов. В ухе висела золотая серёжка с ярким камешком.

– Кто тут хозяин? – небрежно спросил он, поводя по сторонам глазами.

 Я! – ответил, вставая Штык.

– А твой приятель где?

Штык молча кивнул головой в мою сторону.

«Меня, значит, ищут», – подумал я.

– Это рэкет! – сдавленно прошептал мне еле слышно Штык. Но я его услышал.

На меня, строя глазки, смотрел худосочный парень лет двадцати трёх, светловолосый с бесцветными глазами на вытянутом лице.

– Это у тебя телефон старинный? – спросил он быстро.

– Какой телефон? – я сделал вид, что не понял его.

– Телефон модели LG P970 Optimus Black, – без запинки проговорил он, округляя губы. – Тот, который сегодня торговали.

– А тебе какое дело? – с вызовом спросил я.

Он жеманно закатил глаза и подвигал бровями. Потом выдал:

– Дело моё! Это мой телефон! Я случайно потерял его на свалке, а ты нашёл! Верни его мне, противный!

Он смотрел на меня не моргая, сияя открытым взором и его ложь, мне совершенно очевидная, была так похожа на правду, что моя рука непроизвольно нырнула в карман, где находился мой смартфон. Но я опомнился.

Посмотрев на рэкетира долгим взглядом, я презрительно бросил:

– Проваливай отсюда, пидор, пока я добрый!

Но мои слова не смутили и не напугали его:

– Верни мне мою вещь и я уйду! Давай, не задерживай!

– Ты сам этого захотел, петух, – разозлился я не на шутку и стремительно бросился к нему. Он совсем не ожидал, что кто-то осмелиться вступить с ним в драку, поэтому прозевал мой удар, который сразу сбил его с ног. Этот рэкетир оказался довольно слабым противником. Хотя упав, он пытался подняться на ноги и истошно кричал проклятия и угрозы на счёт моей задницы, я продолжал его метелить ногами. После третьего, особенно сильного удара он тонко завыл и перестал сопротивляться. Я же дав волю своему гневу, схватил его за ворот жёлтой курточки и поволок по земле по направлению к нужнику. Открыв дверь, я  стараясь не испачкаться, рывком поставил рэкетира на ноги и втолкнул его в вонючий сортир. Ещё пара сильных ударов по почкам полностью утихомирили наглого  молодчика, который вслед за этим отправился головой вниз в выгребную яму.

– Любишь дерьмо месить, – сказал я. – Приступай! Это клоака как раз для тебя!

Отряхнув руки я отошёл чуть назад, что бы полюбоваться на свою работу. Меня разобрал смех, когда я наблюдал за копошением рэкетира в сортире. Он выполз оттуда весь обмазанный фекалиями как новогодняя ёлка увешанная игрушками. Вокруг хохотали соседи,веселились мужчины, женщины и дети, невесть как появившиеся вокруг в момент драки.

– Тебе это так даром не пройдёт! – выкрикнул рэкетир обиженным голосом, и тяжело перебирая ногами и брезгливо отряхиваясь, направился прочь.

Я лишь презрительно смотрел на него.

– Теперь будут проблемы, Микеле, – растерянно сказал Валера Штык из-за  моей спины.

– Не думаю, – отозвался я, закуривая. – А какая разница? Руки помыть надо после этого… Давай лучше примем по стаканчику…