Текст книги "После развода в 40. Между нами твоя истинная (СИ)"

Автор книги: Екатерина Гераскина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Глава 28

Проснулась от переливчатого звука флейты – на ней кто-то играл душераздирающую, тревожно-прекрасную мелодию. Она натягивала нервы, выворачивала внутренности, будто пальцы касались не струн, а самой души. Хотелось встать, понять, кто извлекает эти трагические, чудесные ноты.

Я поднялась – всё ещё не до конца осознавая, что происходит. Казалось, я во сне. Босиком прошла по деревянному полу, распахнула дверь и, не думая, спустилась вниз. Как-то сама собой оказалась во дворе. Под ногами проминалась мокрая трава – она не холодила, наоборот, казалась тёплым, влажным ковром, зовущим идти дальше.

Мелодия флейты изменилась. Из печальной стала настороженной. Темп нарастал.

Музыка становилась всё ярче, быстрее, и вдруг – радостной, почти беззаботной.

Захотелось улыбнуться, закружиться, поднять руки вверх и просто раствориться в звуке.

Я поспешно прошла сквозь небольшой пролесок и вышла на поляну, освещенную тысячью светлячков. И там… будто всё это время меня ждали.

На старом пне сидело чудесное создание – мохнатое, с ушами как у кролика, но с совершенно не кроличьим выражением лица. Его лапы были похожи на волчьи, как и хвост, а глаза – желтые и лукавые. Он играл с таким задором на флейте, что даже не возникло мысли, что это может быть реальностью. Подобных чудес не бывает.

Какой волшебный, милый, странный сон!

Этот необычный «зайчик» не остановился – напротив, заиграл новый, заводной ритм. Я поймала его взгляд и вдруг поняла, что он чего-то хочет от меня. Взмахнула рукой, подхватила край юбки, и тогда из-за деревьев вылетела стая крошечных фей. Они закружились вокруг меня. За ними появились другие странные обитатели.

Каким-то непостижимым образом знала каждого. Тирли – д ух травы. Он походил на мальчишк у, но не совсем человеческого. Лицо вытян утое, уши заострены. Р уки длинные, с тонкими пальцами. На теле – лоск уты из трав. Коболд – близкий к гномам д ух, с ч увством юмора и злобной смекалкой. Был даже келпи – водяной конь, который может принимать человеческий облик. Любит играть с людьми, но опасен. Бра уни, мохнатый помощник по дом у. А тот, что играл был вовсе не зайка, а п ука.

Откуда я знаю их? Мама рассказывала мне сказки про этих созданий, когда я была ребёнком.

И сейчас они кружились вокруг меня в хороводе, под звенящую, звонкую музыку. Мы смеялись, танцевали, и я вдруг почувствовала, как всё вокруг оживает: лес дышит, земля гудит, воздух пахнет влажной травой и хвоей.

И вдруг кто-то громко хлопнул в ладоши.

Я остановилась, запыхавшись, с пылающими щеками. Волосы взметнулись от порыва ветра и упали на плечи. На мне была только тонкая ночная рубашка до пят.

Я обернулась и увидела Сильву.

Она стояла на краю поляны, улыбалась уголком губ, глаза её полыхали зеленью.

– А ну-ка, все по домам, – сказала она тихо, но твёрдо. – Ей нужен покой. Ещё слишком рано.

Она обращалась не ко мне.

– О чём вы? – спросила я.

И тут до меня дошло: это не сон.

Под ногами стало холодно. Я обняла себя за плечи. Дул ветер, пахло влажной хвоей и сырой землёй по-настоящему. Я была на улице, не в теплой постели, где уснула, а в лесу потенциально опасном, там, где я повстречала василиска.

Я снова посмотрела туда, где был «заяц». Он стоял на пне на двух лапах, хитро скалился.

– Что здесь происходит? – спросила я с дрожью.

Сильва ответила спокойно:

– Тебя позвали – и ты пришла. Но тебе ещё рано танцевать. Ещё рано пробуждать кровь.

– Вы говорите загадками, Сильва…

– Пойдём, дитя. Замёрзнешь.

Она хлопнула в ладоши и все эти чудесные создания исчезли, разбежавшись в темноте. Лес затих, словно и не было странных танцев.

Сильва пошла вперёд, а я – за ней.

Перед у ходом я оберн у лась. П у ка сидел всё там же, прищ у рившись, пост у кивал лапой по пню, опирался на свою флейт у. За его спиной мотался из стороны в сторон у волчий хвост.

Оказалось, что я ушла не так далеко. И вскоре Сильва завела меня домой. Усадила в гостиной в кресло у горящего камина.

Женщина заварила мне чай с травами. Пар поднимался густыми, душистыми клубами, пахнущими мятой и сушёными яблоками. Я сделала первый глоток – горячий, терпкий, сладковатый.

Она отошла, я слышала, как скрипнули дверцы шкафа. Вернулась, набросила на меня тёплую шерстяную шаль. Я поджала ноги под себя, грела ладони о кружку и смотрела на нее.

– Сильва… что это было?

Она, не торопясь, уселась напротив на диван, тоже налила себе чай, но не притронулась, так и оставила его на чайном столике, между нами.

– Ты не знаешь? – спросила она.

– Нет… В последнее время со мной происходит слишком много странных вещей. Вы ведь знаете, что со мной, да?

– В тебе поёт кровь. Сильная кровь.

– Снова эти загадки. Как же они мне надоели, – устало вздохнула я и откинулась на спинку кресла. – И вы тоже не хотите помочь мне разгадать их…

– И я тоже? А кто был еще?

Сильва поправила подол своего длинного бордового халата, пряча нижнюю бежевую рубашку.

– Не знаю её имени. У неё длинные темные волосы до колен, зелёные глаза. Всегда в чёрном платье. И есть у неё помощница… из-за которой я пострадала.

– Расскажи мне, – попросила Сильва.

– Только в обмен на то, что вы расскажете, что сейчас было. И кто все эти... кто все эти создания. Они ведь... реальные?

– Более чем реальные, – кивнула она. – И их станет больше. Потому что они тебя услышали.

Сильва дернула уголком губы в намеке на улыбку. Взяла чашку со столика. Отпила. И только тогда посмотрела на меня вновь.

– Сейчас тебе предстоит набираться сил. Тебе нужно выносить ребёнка. И не трать свою магию понапрасну.

А потом, ее глаза сверкнули зеленью. Все же в первый раз мне не показалось.

– И вспомнить то, что ты забыла.

– У меня есть такое ощущение, – сказала я тихо, – что какой-то участок памяти… выпал. Будто вырван кусок. Я пытаюсь вспомнить, но… никак не могу понять, что именно. А ещё… – я замялась, – меня мутит от одного только вида рябины.

Я подняла руку. Сильва не могла не заметить мое преображение.

Кожа стала идеально ровного жемчужного цвета. Запястья тонкие и изящные. Пальцы казались длиннее, утончённее. На них – не ногти, а лёгкие, полупрозрачные когти, переливающиеся мягким перламутром.

Я осторожно дотронулась до лица. Скулы стали выше, черты – чётче, будто выточенные из лунного камня. А уши… вытянутыми. Я снова посмотрела на Сильву.

Она не удивилась. А значит точно знала кто я.

– Твоя сущность пробуждается, – сказала она тихо, – Но её пока нужно прятать.

– Какая сущность? – выдохнула я.

Сильва подалась ближе. Глаза снова блеснули зеленью.

– Сущность фейри, – произнесла она почти шёпотом.

Глава 29

– Фейри, – повторила я за Сильвой.

Это слово было мне и знакомо, и незнакомо одновременно. Оно звучало мягко, тепло, будто тянуло изнутри что-то древнее и забытое.

– Да, фейри, – кивнула она.

– Но ведь я человек… – прошептала я.

– Так ли это? – Сильва вскинула бровь.

Я покачала головой, тяжело вздохнула, потёрла лоб ладонью.

– Нет… я уже ни в чём не уверена. Ни в том, какая у меня магия, ни в том, что я делаю, ни в том, что вообще происходит вокруг. Почему я должна скрывать свою кровь?

– Потому что фейри не существует, – тихо сказала она.

– Ну как же не существует? Вот же я! – удивленно вскинула бровь. – Я так понимаю, что и вы… и даже та незнакомка, что помогла мне бежать… и даже та безднова Сандра, из-за которой начались все мои проблемы!

Сильва рассмеялась. Её смех был мягкий, как шелест листвы.

– Не могу сказать, что фейри – добрый народ, – произнесла она, чуть покачивая головой. – Мы… своеобразные. Мы вынуждены скрывать себя. Немногие из нас помнят, кто мы такие… много сведений утеряно. Не все выжили. Только единицы.

– Фейри боятся рябины? – спросила я.

– Да, – кивнула Сильва. – Она жжёт. Разъедает кожу. Чем сильнее фейри, тем больше ее нужно. Рябина нужна, чтобы усмирить кровь.

Я посмотрела на свои руки и на миг показалось, что на коже проступили следы ожогов, почувствовала фантомную боль.

– Скажите мне… – я подняла взгляд. – В силах ли фэйри стереть память?

– Нет, стереть память – нет, – ответила Сильва спокойно. – Но навести морок – запросто. Навести гламур: изменить лицо, голос, походку – был один человек, стал другой. Это излюбленное развлечение фэйри: морочить голову людям, водить их по лесу, заставлять сомневаться, кто они.

– Расскажи подробнее – попросила я. – Расскажи всё, что я должна знать.

Сильва отпила чая. Вернула чашку на столик.

– Послушай, – начала женщина тихо, – это не сказка.

Она наклонилась чуть ближе, и голос её стал ещё мягче:

– Фейри – народ Холмов. Древний и красивый, как сама Тьма под лунным светом.

Она сделала паузу, прислушиваясь к треску огня в камине.

– Они не из мира людей, – продолжила она. – Хотя ходят по тем же тропам, дышат тем же воздухом. Но их дыхание – холоднее, голоса – мягче, а глаза – слишком живые: будто в них отражает сам Лес…

Она подняла руку, поиграла пальцами, и так завораживающе это вышло, что я засмотрелась.

– Их кровь поёт. Она течёт в венах серебром, зовёт к Луне и свободе. Но – предупреждаю – та же кровь способна сжечь, если не научиться держать её в узде. В каждом из них живут и свет, и тень.

Я смотрела, как кружится пар над чашкой, как тени на лице Сильвы подрагивают.

– Фейри умеют создавать мороки – обманы прекрасные, как сон. Они могут превратить осенний дождь в звёздный ливень, а старый пень – в трон, сверкающий драгоценными огнями.

Сильва не спеша сделала еще глоток.

– Фейри живут долго, как и драконы. В их мире нет случайностей: если фейри улыбнулся тебе – значит, он уже что-то задумал. Они говорят одно, подразумевают другое, делают третье. Их обещания красивы – но коварны. В каждом – правда… и ловушка.

Сильва опустила взгляд на чашку.

– Фейри бывают двух Дворов: Благого и Неблагого. Благие носят свет, но могут ослепить им. Неблагие несут тьму, но иногда именно в их тенях прячется спасение. У одних крылья прозрачны, как лунный лёд; у других – плотные, словно ткань ночи. Но все они одинаково прекрасны – и одинаково опасны.

Я услышала, как ветер за окном подул сильнее. Сильва улыбнулась уголком губ.

– Фейри не стареют, вечно молоды и красивы. Лишь становятся прозрачнее, будто растворяются в свете к концу жизни. И когда фейри исчезает, никто не знает: умирает ли он… или просто возвращается туда, откуда пришёл – под Холмы.

Она наклонилась чуть вперёд.

– Главное: у каждого фейри есть настоящая форма, та, что скрыта под гламуром. Иногда она прекраснее любого сна. Иногда – страшнее кошмара. И если фейри решит показать тебе, кто он есть на самом деле – значит, он доверяет тебе. Или выбирает. Что, по сути, почти одно и то же.

Половина слов Сильвы звучали как сказка, как иносказание, но было что-то завораживающее слушать об этом исчезнувшем Дивном народе.

Сильва вздохнула, пальцем провела по ободку чашки.

– Фейри никогда не были едины. Даже в самом начале. Когда ещё Холмы дышали светом, а звёзды опускались до травы, чтобы напоить нас магией… мы уже были разделены. Два Двора – Благой и Неблагой. Два мира под одной луной.

Она подняла глаза, и в них мерцал отблеск пламени.

– Благие – те, кого люди называли святыми, почти безупречными. Они держали себя отрешённо, словно жили не здесь, а в отражении этого мира. У них – холодная красота, кристальная, режущая, кожа перламутр, глаза ясные. Они почитают порядок, симметрию, слово, данное раз и навсегда.

Но с ними трудно жить. Они не знают жалости. Их справедливость без сострадания, их милосердие – острое, как клинок.

Сильва помолчала.

– А Неблагой Двор… – она чуть улыбнулась уголком губ. – Их зовут тёмными, но это слишком просто. Они – те, кто помнит боль, кто не стыдится теней. Их кожа темнее, почти серая, волосы – цвета воронова крыла, глаза – зелёные с янтарными отливами.

Они не гнушаются другими методами – колкими, быстрыми, порой жестокими. Но в их жестокости есть жизнь. Они способны любить до безумия и защищать до крови.

Благие зовут их испорченными, но я думаю – они просто настоящие.

Она подняла взгляд.

– Благие не любят страсти. Для них чувства – слабость, источник хаоса. Они холодны, как зимние горы. А Неблагие – наоборот: они дышат бурей, ветром, огнём. Они нарушают правила, но живут искренне. В их мирах слышен смех, плач и песни, в которых есть боль, но есть и правда.

Сильва откинулась на спинку дивана.

– Люди часто считали, что Благой Двор – свет, а Неблагой – тьма. Но это не так.

Свет может ослепить, а тьма – укрыть.

Иногда спасение приходит не с лучом, а с тенью.

Она посмотрела на меня пристально:

– Благие ищут совершенства, но теряют тепло. Неблагие – несовершенны, но живут сердцем.

Сильва замолчала. Ветер за окном раскачал ветви, и в щель между ставнями ворвался тонкий запах рябины – горький, острый, будто предупреждение.

Она поднесла чашку к губам, вдохнула аромат.

– Запомни, дитя, – сказала тихо, почти шёпотом. – встретишь фейри, никогда не верь их улыбке. В ней может быть всё – и нежность, и ловушка. А если они скажут, что выбирают тебя… – она подняла взгляд и чуть прищурилась, – тогда уже не отвертишься.

– К какому Двору принадлежите вы? – охрипшим голосом спросила я.

– А нет уже тех Дворов. Канули в Бездну. Умер король Благого Двора с родом. Умерла ли Королева Неблагого? Не ведаю… Но мало кто уцелел в драконьем пламени. И те, кто уцелели и были за пределами Холмов в ту роковую ночь, потеряли вмиг силу и волшебну. Магия покинула их, но не покинула их кровь, живы их наследники, хоть и слабы. Что будет, когда кровь полукровок запоет? Император-Дракон думал, что уничтожил всех, что остались только драконы и люди. Но не морок ли это на глазах старого безжалостного Дракона, м?

– Так почему Император-Дракон уничтожил Холмы?

Глава 30

– Есть одна старая легенда, – задумчиво продолжила Сильва.

Она говорила тихо, размеренно, погружаясь внутрь себя.

– Однажды Император-Дракон пожелал себе самую красивую женщину из всех живущих. И взгляд его пал на саму Сиятельную Тьму, королеву Неблагого Двора. Он добивался ее долго. И покорил ее сердце. Влюбилась она в него. И не было пары прекраснее.

Любовь их была сильна, взаимна, и долгие годы они жили в согласии. Настали времена процветания: магия фэйри защищала границы империи, и даже василиски не осмеливались нападать.

Союз их длился полвека.

Но всё кончается.

Император Драконов, встретил истинную, потерял голову… и рассудок.

Император-Дракон сказал, что не нужна ему больше ни магия Сиятельной Тьмы, ни её сердце, ни она сама, ни ненужный ему наследник, что истинная родит ему истинного сильного Дракона, а не жалкого полукровку.

Он выгнал королеву Неблагого Двора. Убил их сына.

И вскоре женился на молодой красавице.

Королева была безутешна. Пока она плакала над телом сына произнесла в сердцах страшные слова, что и ему не будет счастья. Вероломному подлецу, который посмел лишить ее ребенка. Не подарят боги ему детей. Такие как он не должны давать жизнь.

Но Дракон рассмеялся ей в лицо.

«Сиди в своих Холмах», – бросил он.

Она ушла. С тех пор пути Сиятельной Тьмы и Императора-Дракона разошлись.

Королева Неблагого Дома замкнулась в своих Холмах. А Дракон жил беспечно: пировал, устраивал балы, смеялся.

И лишь спустя десятилетия его жизнь омрачил один единственный факт – у него не было наследника.

Не всем подданным это нравилось.

Шептались: «Истинная ли она ему драконица?» Сомневались, смотрели косо.

А ещё – впервые за века из своих нор выползли василиски, а Холмы фэйри закрылись. Они больше не берегли границы Империи Драконов.

Королева Неблагого Дома была суровой, но справедливой. Методы – да, жесткие. Но границы при ней были непоколебимы. И при ней не было голодных, не было сирот, бродящих по улицам. Потому что фэйри забирали беспризорных детей себе. Не в рабство – нет. Воспитывали. Учили. Давали им знание, имя и Судьбу.

Сильва замолчала, уставилась в чай, где отражался огонь от камина.

– И об этом тоже вспомнили. О том, насколько прекрасна была Сиятельная Тьма и её любовь к народу, который даже не был фейри. Королева Неблагого Дома не делала различий. Каждое волшебное создание не было для неё уродцем, а было чудом. Она принимала всех в свои Холмы.

И насколько тепло было народу при Сиятельной, настолько же холодна, беспечна и равнодушна была любовь драконицы к собственному народу.

Зашаталось кресло под Императором.

Он явился к Королеве Неблагого Дома и потребовал, чтобы она забрала свои слова обратно. Она рассмеялась ему в лицо – так же, как когда-то он смеялся ей – и вышвырнула прочь со своих Холмов.

Не простил он.

И плевать ему было на всё – на Холмы, на богов, на магию.

Без фэйри начнётся война? Пусть.

Без магии не станет баланса? Неважно.

Ему было плевать на всё, кроме своей власти.

Он решил, что проще уничтожить всю расу фэйри, чем жить с «проклятием безутешной матери». Умрут все фейри, не станет и магии тех, кто подпитывает его. Так он думал. И совершенно не думал о том, что сам во всем виноват. Гордость всё затмила. Жажда власти ослепила его.

И с того момента всё покатилось в бездну.

Дракон был ослеплён яростью.

Гнев отравил разум.

И однажды весь Дивный народ просто не проснулся. Император привёл свои войска в Холмы. И сокрушил их.

Но не без помощи василисков. То был подлый временный союз.

Истинная его – драконица, одарённая огненной силой, – вместе со своим кланом сожгла Холмы.

Огненные потоки пролились по земле, обугливая Древние деревья и обрушивая своды Холмов, где когда-то звучала музыка фэйри.

Воздух стал густым.

А василиски, пробравшись под землю, под защитой магии Императора-Дракона, вырезали всех изнутри.

Они двигались, как тень, как яд под кожей, и ничто не могло их остановить.

Холмы, некогда живые, дышащие, превратились в ничто. Там, где раньше звучала вечная музыка жизни и цвели серебристые колокольчики, осталась лишь чёрная пустошь.

Позже она поросла диким лесом. А чтобы его собственный народ не восстал против Императора-Дракона. Он заключил еще один Союз в интересах василисков. Ведь те боялись магии фейри.

Знаешь, чем опасны василиски? Не только ядом.

– Знаю, – ответила я. – Они могут… заморочить голову.

Сильва усмехнулась, покачала головой.

– Не заморочить, милая. Нет. Это мы, фэйри, морочим – мороком, иллюзией, временной тенью. Наши чары – игра, дым.

А василиски… они накладывают забвение.

Она наклонилась ближе, и голос её стал глуше, почти шёпотом:

– Был дракон – а потом, наутро, проснётся в своей постели и станет псом. Будет лаять, прыгать, гоняться за птицами, и даже не вспомнит, что когда-то имел крылья и имя.

Она провела пальцем по столу, будто рисуя невидимый круг.

– Дар василисков – страшный. Он не поддаётся контролю. Их магия не искажает – переписывает. И потому их чары опаснее любого яда. Нельзя иметь дело с ними. Нельзя договариваться с ними. Император-Дракон пожелал уничтожить народ в личных целях, а василискам это только на руку. А потом распался и временный Союз.

Чары забвения тоже гаснут. Может быть, не только я все вспомнила.

А еще исчезновение фейри принесло другое горе. Не стало истинных у драконов. Перестали их драконицы рожать больше одного ребенка. А если рожают, то тяжело и в муках. Драконья магия агрессивна, по сути, она неумолимая стихия, а магия фейри была мягкой, живой, природной. Она помогала драконицам становиться матерям. Разбавляла магию драконов.

Сильва откинулась в кресле, и её глаза сверкнули.

– Некоторые из фейри, конечно, успели спастись. Но лишь те, кого не было в Холмах в ту страшную ночь. Но, как ты понимаешь, они позабыли свою суть. Мало кто мог помнить, как все было на самом деле, лишь тот, кто был силен изначально. Во многом же сама природа фэйри уснула. Кровь застыла, память ушла, поколения сменяли друг друга – и от древнего народа остались только слабые тени. Фэйри почти превратились в людей. И всё же… что-то осталось. Многие по-прежнему тянулись к природе, к тем местам, где когда-то жили их предки.

– Весь этот городок, – сказала Сильва, – здесь живут их наследники. Наследники Фэйри.

Она сделала паузу.

– И вскоре каждому придётся сделать выбор – кто он есть на самом деле. Потому что зря Император-Дракон думал, будто люди, фэйри и драконы – разные. Всё давно перемешалось. И время выбора приближается.

– Что стало с тем Императором-Драконом? – спросила я, едва слышно.

Сильва посмотрела на меня с усталой усмешкой.

– Ничего не стало. Живет Император-Дракон, но без своей пары. Ушла та давно.

Я отпрянула.

– Не хочешь же ты сказать, что… это Чарльз Второй?

– Именно он, – ответила Сильва.

– Но… сколько же ему лет?

– Много, – сказала она. – Очень много. И ещё больше будет. Он забрал всю волшебную силу, что осталась от фэйри, и использует её для продления своей жизни. А еще пытается родить себе наследника. Сколько дракониц он обесчестил… – та покачала головой.

Я сжала кулаки.

– Но это же… бесчеловечно! Как можно было уничтожить целый народ только за то, что сказала в сердцах бывшая супруга?

Сильва медленно поставила чашку.

– Жестокость дракона не знает границ. Жестокость дракона, наделённого высшей властью, – поистине беспощадна.

– Не могу этого понять, – сказала я, чувствуя, как горит в груди. – Просто не могу понять…

– Бойся Императора-Дракона.

– Я не имею к нему никакого отношения. Зачем я ему…

– Ты наследница фейри, – тихо сказала Сильва. – И не простой крови. В тебе течёт древняя линия, та, что идёт от самой Сиятельной Тьмы. – Император-Дракон, – продолжила она, – думаешь, он не хочет вернуть себе власть? Что его останавливает от трона, от верховного правления?

– Наследник, – проговорила я.

– И ты родишь ему его.

Воздух будто стал плотным, густым.

– Ни одна драконица не способна принять его семя, – прошептала Сильва. Его магия не дает его же семени прорасти. Но твоя магия – примет.

Сильва внезапно замерла.

Пламя в камине будто дрогнуло. Она подняла палец вверх – медленно, плавно, с той грацией, что бывает у существ, давно забывших, что такое спешка. На её лице появилось сосредоточенное выражение. Она что-то ловила – то ли звук, то ли вибрацию в воздухе.

Пальцы её чуть закружились, описывая невидимый знак. Вокруг словно прошёл лёгкий ток магии, такой тонкий, что кожа отозвалась мурашками, хотя ветра не было.

– Слышишь? – тихо спросила она.

Я напряглась, вслушалась. Тишина. Слышал, только потрескивание огня и далёкий вой ветра за окнами.

– Нет, – ответила я.

Сильва медленно опустила руку. В её глазах вспыхнул зелёный свет.

– А я слышу, – произнесла она. – Потому что в тебе поёт кровь Неблагого Двора.

Она наклонила голову чуть набок, прислушиваясь к чему-то далёкому.

Я вцепилась пальцами в подлокотник кресла.

– Ты хочешь сказать…

– Только от союза Дракона и наследницы Сиятельной Тьмы может родиться существо, способное соединить разрушение и жизнь.

Сильва подняла на меня взгляд, в котором горела боль и отчаяние.

– Он будет охотиться за тобой не из страсти, не из любви. Он будет охотиться за силой. За будущим, которое ты можешь ему дать.