Текст книги "Ведьмы цвета мака"

Автор книги: Екатерина Двигубская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

Глава 28

Начальник налоговой полиции Киевского района вызвал к себе старшего инспектора Диденко. Плотный мужчина в дорогих очках на тонком носе-клюве сидел за столом, читая книгу под названием «Фараон». Он был одет в приличный костюм, и его вытянутое лицо было серьёзно и многозначительно, такие люди на простой вопрос отвечают витиеватой фразой, и выражение их глаз намекает на дополнительный смысл, скрытый за сказанными словами. Отщипывая от сдобной булки маленькие куски, он клал их в маленький рот, с маленькими, бисерными зубами, видимо, он очень дорожил сдобой – когда Иван Сергеевич вошёл в кабинет, начальник поспешно спрятал тарелку в ящик стола.

– Иван Сергеевич, ты что же набедокурил? – строго спросил начальник.

– Не понял, Пётр Семёнович?

– Звонили из городского управления, требуют, чтобы ты оставил в покое гражданку… – он смахнул в ладонь крошки со стола и высыпал их в рот, взял листок с фамилией, – Добродушеву Марину Львовну.

– Не их дело! – прошипел себе под нос Диденко, оттенок его худого лица стал мучительно-бледным, почти что мертвенным, как будто он боялся, что сейчас на свет вытащат его неприглядную тайну.

– Говорят, что ты в неё втюрился, – и Пётр Семёнович закрякал своим поразительно маленьким ртом.

– Неправда! – горячо возразил Иван Сергеевич.

– Бояться нужно только не высказанных слов, дорогой ты мой сотрудник. В общем, эти говноеды из городского требуют, чтобы мы от неё отстали. Ты пока приспусти на тормоза. И не забывай, что пятая часть фараон! – Он ткнул своего подчинённого пальцем в бок, и его лицо неожиданно из продолговатого сделалось горизонтальным.

– Что это вы?

– Да так, книгу читал про египетских фараонов. Жена велела. Мы на пирамиды едем.

– Путёвки дешёвые?

– На удивление.

– А кошек с кем оставите?

– Фу их. У меня на них аллергия, а она ещё двоих притащила. Ну да ладно, такой уж у неё сердобольный характер. Знаешь что… – Он замялся, раздумывая, поймёт ли подчинённый всю глубину его размышлений, а потом вдруг начал толкать слова, как тачку, наезжая на пятки уже сказанных. – Эти пирамиды не что иное, как консервные банки. Там людей консервировали для будущей жизни – дохлого, выпотрошенного, как чучело селезня, фараона вместе с живыми родственниками и слугами. Интересно, если бы мою Катьку в пирамиде запереть вместе с её кошками? – Он раскраснелся от быстроты речи.

– Камня на камне не останется.

– Да, баба – бешеная шимпанзе! – Он самодовольно причмокнул, словно одарил жену самым лестным сравнением.

– Я пойду?

– Подожди, мне тут мыслишка интересная пришла. – Он отщипнул под столом булку. – Мне кажется, что в нашей старости люди будут по сто пятьдесят лет жить и что в скорейшем будущем случится качественный биологический скачок. Человек будет не рожать, а отпочковываться. У меня дочка три года назад родила, так они с мужем только на лекарства внучке и работают, да ещё мы помогаем. Недавно в их яслях какой-то умник тест проводил, и знаешь – из семидесяти детей только трое вполне здоровых. Или мы вымрем, или сэволюционируем. Ты мне ничего не забыл оставить?

– Я же позавчера приносил.

– Больше ничего?

– Нет.

– Ну, тогда иди.

Всю ночь Маринино ателье гудело работой, чтобы успеть к завтрашнему дню сдать заказ. Она сидела в общем зале и пришивала очередную пуговицу. В голове мутилось, нестерпимо ныла поясница, руки отекли и покраснели. Все уговаривали Марину пойти домой, но она не шла, было стыдно оставить портних, они ведь тоже устали. Она ощущала себя старым маршалом с ишиасом и полиартритом, который не может покинуть поле боя и все надежды которого посеяны головами убитых, и если он выиграет, то они расцветут цветами мака, а если проиграет… Они обернутся проклятием, головами Горгоны, которые своими змеями всю жизнь будут жалить совесть.

– Мы женщины много сильнее мужчин! – громко провозгласила она отупевшим от бессонной ночи работницам. Те, насупившись, молчали, с уставшей сосредоточенностью следя за строчкой, чтобы та не сделала неожиданного вывиха.

Вдруг мутное отупение прорезал Маринин крик – на пороге стояла Наташа в жидкой куртке, раскисших от грязи ботинках. Марине показалось, что это призрак, настолько не подходящим и безжалостным было её появление. Зачем приходить в ателье в ночь перед сдачей заказа? Теперь придётся тратить время на разговоры. Наташин взгляд был не по-юному скорбным, казалось, под матовой, розовой кожей каждый мускул был напряжён в мучительном ожидании.

– Ты что?

– Я пришла.

Марина встала и быстро, словно страшась чего-то, пошла в кабинет, плотно закрыла дверь, чтобы ни единый звук не вырвался наружу.

– Как Инга?

– Ничего. Я тут к маме заезжала, она тебе суп передала.

– Да я уж скоро домой.

– Ну, так днём и съешь. Суп вкусный, с тефтелями, я уже поела.

– Ты беременна?

Наташа кивнула, и опять выражение её лица окаменело, а руки старчески поджались к груди. Марина раздражалась всё больше. Чего стоит и молчит! Картина поруганной чести, ещё пытающейся сохранить приличие, смешна. Стоять беспомощным болваном и блеять взглядом! Наташа промямлила, что уже пять недель, как она носит в себе ребёнка, пол неизвестен, потому как рано.

– Счастливая! В душе растает много снега, ручьём заплачет в сердце нега! – не в такт своим мыслям сказала Марина.

Наташа положила сумку на стол.

– Это я украла, – выдавила из себя девушка словно слоящимся от страха голосом. Марине показалось, что сумка издала вздох облегчения.

– Знаю.

– А почему в милицию не пошла?

– Ты зачем розу разбила?

– Она всё равно высохла!

– Нет!

– Прости меня, этого больше никогда не повторится.

– Тут надо стены перекрасить. А то цвет какой-то коммунальный! – сказала Марина.

– У меня словно помутнение было.

– Ответь мне на один вопрос и дай слово, что скажешь правду, – Марина протянула руку. – Ты бы сама ни в жизнь до такого не додумалась…

– Вадик ничего не знал! – горячо воскликнула девушка.

Марина пытливо посмотрела на неё и помяла руку.

– Клянусь здоровьем своего ребёнка.

– Дура! – крикнула Марина и кинулась к племяннице. Та вздрогнула, Марина обняла её и услышала, как испуганно бьётся её сердце, а под ним ещё одно – маленькое и родное.

– Нет, наоборот, он предложил всё взять на себя. Вадик абсолютно честен перед тобой!

– А перед тобой? Он на тебе женится?

– Да.

– На свадьбу пригласишь? – Марина положила деньги в сейф. – А может, и мою вместе сыграем? – сказала она, не оборачиваясь. Наташа неотрывно следила за ней.

– Было бы неплохо! Я ничего не трогала!

Светлана медленно шла по дороге, загребая ногами рыжие листья опавшего лета. Она посмотрела в небо. Там за одним из облаков притаился толстый ангел, каких любил рисовать Мурильо. Он полулежал на облаке и сосредоточенно чистил свои перья, так что они осыпались снегом на землю. Улыбнувшись Свете, ангел слетел и, деловито усевшись ей на плечо, начал болтать пухлыми ногами. Светлана обмерла – перед ней сидело наглое, розовое создание и вертело щекастой рожей. Глаза его светились лукавством, в них совсем не было строгости, а было уютное озорство. Он ущипнул Свету за подбородок и чуть писклявым голосом сказал:

– Привет.

– Ты кто?

– Облако.

– Райское?

– Люди так любят задавать ненужные вопросы. Я, между прочим, тут по твою душу.

– А, когда я умру, куда попаду – в ад или в рай?

– Давай сразу перейдём к делу, а то у меня через полчаса торжественный обед.

– А из ада возврата нет?

– Ты чего же, дурочка, делаешь?

– А что? – Светлана с недоверием посмотрела на ямочки около коленки небожителя.

– Плохой мир лучше доброй ссоры.

– А как выглядит Бог?

– Ты меня слушаешь?! Ты, несмышлёныш, берёшь на себя бремя ненависти, а тащить его – ой как тяжело! Она иссушает душу, от неё бледнеют щёки и вянут розы.

– Она плохая.

– Она не плохая, а ты ещё очень молода, чтобы понимать суть вещей.

– Она эгоистка!

– Она человек.

– Она скверный человек! Посмотри, что она с моей ногой сделала! – И Света задрала юбку.

– Ну, что ты себя жалеешь. Ты сама во всём виновата.

– Я была ребёнком.

– Некогда мне! Я должен сказать то, что должен. Не сбивай! – Ангел заглянул в блокнот. – Ну так вот, ты достигаешь прямо противоположного результата. Ты своим своеволием только возлагаешь венец благоденствия на голову этой женщины. А у нас, между прочим, свои сроки и планы. Кстати, ты не могла бы достать мне новый еженедельник, а то этот ещё довоенный, весь истрепался. – Небожитель покачнулся и чуть было не свалился в лужу, потом встрепенулся, приосанился и принял самый важный вид, на который было способно его короткое тело. Опять уселся на плечо Светы.

– Не проблема, еженедельники продаются в любом канцелярском магазине. Ты не мог бы слезть с моего плеча, мне щекотно и жарко, – попросила девушка.

– Ну надо же, к ней ангел прилетел, а ей, видите ли, щекотно и жарко! Ты только представь, как к какому-нибудь Федушкину из восемнадцатого века пожаловал бы такой гость, как я! Он бы с ума сошёл от счастья! Куда катится человечество?! Так у меня скоро работы не останется. Раньше человеку было достаточно, чтобы во сне ему привиделось двенадцать стогов. И он эти стога начинал толковать, да так ловко, что даже мы завидовали его изобретательности. От этих двенадцати стогов пошли целые учения, нескончаемые легенды. Какое было время! Если бы Всевышний замешкался, то сейчас бы его вообще не заметили. От этого, между прочим, у Него настроение не улучшается! Что Он в вас нашёл, только Ему и известно! Вы должны заботиться о Его грустном настроении. Но нет же, вы проявляете самую чёрствую безучастность. Я тебе вот что скажу, Бог давным-давно решил уничтожить вашу землю, которая приносит одни только убытки. Он-де посылала на вас серный дождь, но вы же ничего не поняли и приняли его за взрыв атомной бомбы и давай бороться как ни в чём не бывало, и никакого тебе библейского ужаса. Что за народ!

– Я спешу.

– Нахалка!

– Плечу очень горячо. И вот канцтовары.

Ангел на секунду замялся, устремив взор на деревянное здание, где продавались столь вожделённые им еженедельники.

– Бог с ним, с блокнотом. Мне Авраам обещался достать.

– У вас тоже дефицит?

– Ну, никто же не обещал материального благоденствия, всё больше духовного. Бывает, по целым месяцам перебои с амброзией или нектаром. Всё из-за вас, поставки прекращаются, когда вы плохо молитесь. И что ещё делать на небесах, как не писать мемуары о том, как мы жили на грешной земле, поэтому бумаги тоже не хватает. Ладно, к делу, поясню причину своего сошествия. Сейчас время возвысить женщину! И знаешь почему?

– Света помотала головой.

– То, что не может разрушить мужчина, уж точно разрушит женщина! – Он начал смеяться и от хохота раскалился докрасна. – У вас особые, ни с чем не сравнимые таланты, – и он опять начал хохотать, – вы можете на свой счёт не обольщаться: вы ошибка природы, вирус, который выскочил из лаборатории, соблазнив лаборанта. А теперь вы по всему свету расплодились, и спасу от вас никакого нет, бедных мужчин совсем под каблук загнали. Хотя мне лично вы много симпатичнее. Вы такие гладкие, душистые. – Он продолжал хохотать, и Света не могла понять, как относиться к его словам. – Так вот, скоро с Мариной должно случиться несчастье, и ты будешь божественным орудием, – сказал он и чуть не лопнул он смеха, потом замер и тщательно почесался, на землю упали несколько белых перьев. – Осенняя линька, кальция не хватает.

– Не хочу с ней иметь ничего общего!

– А в твоём согласии никто и не нуждается. Пойдёшь, и всё. Потом только спасибо скажешь. Поскольку и твоя судьба возвысится через это. Поняла?

– Нет, – зло сказала Светлана и хотела было столкнуть ангела, как вдруг всё её тело сковал холод, в плечо вцепились острые когти, а его хорошенькое лицо вытянулось и сделалось землистого цвета с горящими огнём глазами. Он вырос и наполнил собой всю улицу, весь город, взял в ладонь солнце и замахнулся им в Свету, а потом затрубил пронзительным голосом:

– Как ты, тварь дрожащая, смеешь СО МНОЙ спорить! Как Я сказал, так и будет, и ни одно живое существо не может противиться Моей воле. Моя воля непостижима и непоколебима. Я превыше всего, превыше отца и матери, превыше жизни. Я и есмь жизнь!

Света подняла голову с подушки, она тяжело дышала, её тошнило, а на плече виднелись продолговатые следы. Она оделась и вышла на улицу.

В вагоне метро напротив неё сидела коричневая старуха, которую она видела около магазина «Волшебная швея». Старуха деловито читала газету и время от времени посматривала на девушку, качая головой в так движения поезда

Света вышла из метро, на улице лил дождь, она шла, и ей слышались какие-то неясные звуки, как в опере, когда оркестр настраивается перед представлением. Она вздрогнула – около урны лежали перья, а под скамьёй сидел белый голубь и человечьими глазами следил за девушкой. Она нагнулась и долго смотрела на птицу, потом быстро побежала.

Марина и Иван ехали по вечернему городу, который светился и брызгал рекламными огнями, вспарывал воздух фарами проезжающих машин. Темнота гудела и злилась, вся разодранная светом. Марина наконец везла деньги в банк. Она держала руку на колене Ивана, а сзади лежала сумка с деньгами – бумажный ключ к их будущей жизни, к красоте, к научным открытиям. Марина улыбнулась и прижалась к плечу Ивана. Он увидел губы, пахнущие нежностью и желанием. Они были близко и звали его…

Весь мир пошёл круговертью, на большой скорости в них въехал «КамАЗ». Огромный, похожий на адский призрак грузовик.

По асфальту разлетелись куриные тушки, шофёр вёз партию окорочков. Коричневая старуха лыжной палкой стала вылавливать птицу и складывать в портфель. По лицу Ивана текла кровь, Марина, отключившись, лежала ничком – последнее, что она слышала, был его крик:

– Марина, ты жива?

Она ничего не могла ответить, грудь давила тяжесть, и она не чувствовала ног, а впереди неслась бесконечная дорога, и летели птицы – белые, большие, с общипанными лапами, о которых увлеченно спорили в парламенте, не имея возможности прийти к общему знаменателю о пользе или вредности куриных окорочков.

Глава 29

Очнулась Марина в больнице, над ней стояла девушка в белом халате – симпатичная, с раскосыми глазами, наружные уголки которых задирались кверху, что делало её лицо немного жестоким и в то же время особенно привлекательным.

«Что?» – спросила Марина одними глазами.

– Всё в порядке. Вы такая красивая!

Марина закрыла глаза, она боялась пошевелиться – вдруг её лицо обезображено, или она не сможет ходить, а может, и то и другое сразу? Медсестра исчезла в дверном проёме. Марина почувствовала, что перед ней стоит кто-то значимый и важный. Она открыла глаза – над ней возвышался тучный мужчина с бойким, как барабанная дробь, лицом и вихрастыми усами, кончики которых были подёрнуты ранней сединой.

– Марина, с вами всё в порядке.

Женщина посмотрела на него – его голос звучал слишком спокойно и доброжелательно, чтобы говорить правду.

– Что? – осторожно спросила она, в горле запершило.

– У вас сломаны обе голени. Нужно некоторое время, чтобы вы встали на ноги.

Марина попробовала оторвать ногу от кровати, она была неподъёмной, но боли она не почувствовала.

– Сколько?

– Месяца два-три.

– Сколько?

– Я сказал – два-три месяца!

– У меня их нет.

– Появятся, – безучастно ответил врач и вышел.

Марине захотелось рахат-лукума и ласки, чтобы Иван надавил на её живот в области пупка, больно схватил запястья. Женщина опустила руку под одеяло, но не выдержала и отдёрнула, заниматься мастурбацией было для неё всё равно что нюхать грязное бельё, а сейчас у Марины не было сил на стыд, хотелось чего-то, на что имеешь право, на узаконенную любовь, на чистоту, она попыталась перевернуться на бок, ничего не вышло. Она лежала и всё спрашивала себя: почему? Почему? Почему опять она?

Через три дня Марина попыталась встать на ноги – упала, она попыталась ещё и ещё раз – упала опять. Мимо проплыли чёрные лошадки и прошёл врач в белом халате, на посмотрел на сидящую на полу женщину.

– Вы уже?

– Я ещё.

– Не надорвитесь, – сказал он и не помог Марине подняться. Женщина заметила, что у него короткопалые руки с синими венами, силящимися продрать кожу, руки человека, который никогда ничего не поймёт, человека, в чьих руках она заточена, загипсована на два-три месяца.

– Ха. Как бы не так! Не впервой, – стукнула она кулаком по железной кровати, пружины от её удара заскрипели, и в эту минуту в палату вошла Наташа в дымчатых очках, похожих на задраенные люки подводной лодки. Она выглядывала из-за букета лилий, Марине показалось, что цветы извиняются за племянницу, женщина застонала.

– Когда же это, чёрт возьми, кончится?

– Что?

– От них голова заболит.

– В коридор поставим.

– А зачем они МНЕ в коридоре?

– Как Иван?

– Ничего.

– Медсестра сказала, что вся сила удара пришлась на него. Шутка ли, выбить головой лобовое стекло. Он своим боком подставлялся, чтобы тебя спасти. Ему ещё повезло – отделался сотрясением мозга. Людей в таких случаях заново перешивают.

– Да уж, я тут видела девушку, так ей это фашист всё лицо перекроил. Глядеть страшно, а до этого она была красавица. Как она будет дальше жить? Может, на работу взять?

– Кем?

– Придумаем.

– Ты сначала сама поправься.

Наташа подошла к Марине и наклонилась. Её волосы цвета скошенных колосьев упали волной, Марине стало щекотно и она громко чихнула. Наташа попыталась поднять её.

– Не сметь!

– Сама? – спросила девушка.

– Дура, тебе нельзя! Позови эту чёртову медсестру.

Наташа выбежала в коридор, он был пустой и гулкий жалобами больных. Медсестры нигде не было. Когда Наташа вернулась, Марина сидела на кровати, теребя лилию.

– Не дождёшься вас! – буркнула она. Её глаза взрывались самодовольной радостью. – Что с деньгами?

– Пропали.

– Я так и знала! – сказала она, пытаясь опять подняться на ноги. – Невезучая я, неудачница!

– Марина, не надо!

– Надо! – Марина рухнула на пол, Наташа рванулась к ней. Тётя отвела её руку.

– Заказ я уже сдала. Марина…

– Ну что?

– Прости меня за всё.

– Отстань.

– Мне так стыдно.

– Кто старое помянет, тому глаз вон. Только не наматывай на меня свои сопли. Хватит плакать, – сказала Марина, пытаясь встать. – Как там эта женщина из «Уютного тепла».

– Всё нормально, мы ей духи купили и букет цветов.

– Каких?

– Роз, – ответила Наташа и не поверила своим глазам, – тётка встала на костыли.

– Я – женщина-победа! – гордо произнесла она и встряхнула белокурыми, слипшимися от грязи волосами. – Вадик как?

– Хорошо. Он мне очень помогает, даже уволился с работы. У него редкий организаторский талант.

– Слова, слова, слова!

– Придёшь, увидишь, какой у нас порядок. Кстати, он видел аварию, в вас въехал огромный грузовик, ещё он заметил девушку, которая крутилась около вашей машины.

– Она хромала? – спросила Марина и попробовала сделать шаг.

– Да. А ты откуда знаешь?

Марина покачнулась и опять упала.

– А может, твой Вадик?

– Нет, у Вадика есть свидетели, – серьёзно возразила Наташа.

– Алиби готовили?

Часы показывали восемь, Владлен боялся выйти из кабинета, в приёмной сидела Елена и печатала на компьютере. Он налил стакан виски и залпом опрокинул его, внутренности, как и положено, обожгло, а сознание понеслось куда-то вдаль, окружающий мир раздробился на отдельные, бессвязные куски.

– Наверное, неудобно печатать с такими длинными ногтями?

Лена подняла испуганное лицо.

– Я привыкла. Вам не нравится?

– Да нет, почему? Наверное, голодны, вы целый день ничего не ели?

– Я худею.

– Зачем? Не люблю худых, это неженственно. Куда пойдём?

– Не знаю. Я не одета.

– Вы отлично выглядите.

Лена встала, нервно теребя на пальце кольцо. Вдруг кольцо вырвалось и, звеня золотом, покатилось по полу. Стихло. Лена посмотрела на Владлена, он не шевелился, а пристально разглядывал её, ставя оценку каждой черте. Глаза карие, нежные, бархатистые, нет, скорее вельветовые, с розовыми прожилками, как на хорошей ветчине. Нос короткий, но миленький, а губы большие, услужливые. Девушка улыбнулась половинкой рта и рванулась вперёд. Владлен крикнул:

– Я сам!

Мужчина опустился на четвереньки и начал ползать в поисках кольца, Елена придурковато рассмеялась и предложила поехать к ней домой, так как у неё имелась запечённая со сливой утка и сладкая капуста.

– Странное сочетание.

– Это венгерское блюдо. Очень вкусно.

– Да, я помню. Вы, кажется, в июне отдыхали в Будапеште? Я тоже хотел поехать, там в августе проходила «Формула-I», гонки на машинах, но не получилось.

– Я была на Балатоне.

– Ну и как, понравилось? А-а-а, вот и ваше кольцо. Тьфу ты, опять убежало!

Весь красный от усилий, Владлен нырнул под шкаф, долго там шебуршился, собирая пыль рукавом и сыпля на пол проклятиями, наконец вылез. Елена подняла глаза, Владлен вдруг понял, что она будет его, что эта женщина спешит отдаться ему. Он слегка поморщился, сделал лёгкое движение к кабинету, потом вдруг замер и ещё раз посмотрел на Елену. Та стояла ни мертва ни жива и напряжённо следила за ним, казалось, что она еле стоит на ногах. Он протянул кольцо.

– Мы идём? – спросила она почти шёпотом.

– Куда? А-а-а, извините.

Они впервые вместе ехали в лифте, там было тесно, Владлен боялся, что Лена почувствует запах виски, женщина волновалась, что она вспотела и синтетическая кофта выдаст её. Владлен неожиданно для самого себя приблизил к ней лицо, дыхнул.

– Пахнет?

– Чем?

– Виски.

– Да.

– Жаль, хотел проехаться за рулём. А может, на метро?

– Лучше не надо, я каждый день на метро езжу.

– А я на «Мерседесе».

– Ну, если хотите…

– Хочу.

Владлен не удержался и положил руку ей на грудь, словно примеряясь.

Лена вспыхнула, но не дёрнулась. Грудь была большая, упругая, как теннисный мяч, с острым, возбуждённым соском. Он сжал грудь сильнее и выдавил из Лены вздох, повернул её лицом к стене, схватил за шею.

Врезаясь в её тяжёлые, плотные бёдра, вторгаясь всё глубже и снова отталкиваясь, он овладевал ею, узнавал на ощупь её тело, вдыхал запах. Владлена обдало тёплой волной, как будто его целиком поместили во влагалище – ласковое, как материнское чрево. Он упёрся в стену и застонал, смотря перед собой на её белую кожу, дышащую истомой.

Наконец двери лифта расползлись, открыв взору величественную фигуру Сергея, задумчиво ковырявшегося в носу.

Женские руки бережно развернули бумажный кулёк, на мгновение остановились, потом вытащили из пакета бутерброд, сняв верхний кусок хлеба, поменяли местами ломтик сыра и котлету.

– Котлета должна быть ближе к языку, так вкуснее, – сказала Наташа.

Она расположилась за тётиным столом, перед ней восседал Вадик. Она утопила лицо в бутерброде, от этого её нос задрался, а кожа на нём слегка собралась, как у рычащей собаки. Вадик не притрагивался к своей порции в надежде, что Наташа съест и её.

– Зина, наверное, в восторге! – послышался голос Марины.

Вадик побледнел и вскочил со стола, но Марина смотрела на него доброжелательно, и это было впервые, так что захотелось броситься на колени и поблагодарить Бога.

– Здравствуйте! – заикаясь, сказал молодой человек. Марина неловко въехала в инвалидном кресле.

– Это тебе! Очень важно, чтобы в мыслях был порядок. – Марина протянула Вадику дорогой кожаный еженедельник.

Молодой человек покраснел.

– Мне никто не дарил такие красивые вещи!

Марина улыбнулась и движением руки согнала племянницу со своего места.

– Наташа, отодвинь, пожалуйста, стул. Не поднимай, а отодвинь.

Марина села за стол и стала глядеть на окружающие её стены.

– Ну, наконец я и дома. Как всегда, бардак! Вадик, поправь мой портрет. Совсем скособочился. Нет, правее. Ещё чуть-чуть. Теперь левее. Да нет же, криво. Наташа, помоги ему, – после долгих стараний портрет наконец принял должное равновесие. – Стены нужно перекрасить, а то цвет уж больно бюрократический!

Племянница улыбнулась.

– Что? – спросила Марина.

– Ничего. В прошлый раз был коммунальный.

– Вадик, спасибо за помощь.

– Всегда рад.

– Только… Ладно, потом.

Наташа бросилась к тёте и положила голову на колени, девушка была такая большая, что едва помещалась в пространстве около стола.

– Кобылка моя, куда ж ты лезешь!

В зале раздался выстрел шампанского. Воздух напрягся весельем и наполнился сладкими брызгами и воздушными шарами. Марину вывезли в цех. Работницы, выстроившись вокруг неё, стали водить хороводы, от которых, как в детстве, кружилась голова, когда мама усаживала их с Зиной на карусель, заправляла в руки поводья деревянной лошадки и гнала от себя в бешеную круговерть купленного развлечения…

Лицо Светы отражалось в окне пиццерии, на стекле оставался матовый след от дыхания, девушка стёрла его рукавом. По залу перемещался Оскар.

– Тоже мне – Фанфан-Тюльпан! – сказала она и плотнее прислонила лицо к окну. Изнутри раздался резкий стук, пьяная рожа похотливой бабы прилепила поцелуй к стеклу. Она начала хохотать так, что её декольтированные не по возрасту груди затряслись, стукаясь друг об друга. С ней сидел старикашка, весь изъеденный страхами. У него был стоячий, врезающийся в шею воротник, глаза величиной с попугаичью какашку, он нещадно дымил сигарой, стараясь спрятаться за дым, и всё время дёргал за руку тётку, таща её в приличное поведение, чтобы на них, не дай бог, не обратили внимания, видимо, был женат. Он вспотел и боялся, что схватит от сквозняка насморк, который перерастёт в грипп, а потом и в смерть. Светлана отпрянула и, ругаясь, вошла в кафе.

Оскар обернулся и увидел Светлану. Она остановилась и махнула ему шапкой.

– Привет. Ты куда пропала? – вибрируя чашками на подносе, спросил Оскар.

– Занята была.

– Рад тебя видеть!

– А я нет.

– Вруша. Я тебя обидел?

– Нет.

– Влюбилась?

– В кого?

– Подожди, отнесу заказ и вернусь. Ты что-нибудь будешь?

– Водки.

– Что, так плохо?

– Люди любят задавать ненужные вопросы!

Оскара позвал холёный мужчина, одетый в белый дорогой костюм, сидящий за столиком неподалёку. Молодой человек хитро подмигнул Свете и убежал.

Светлана вздрогнула – в зал ресторана вошёл незнакомец. Она сразу вспомнила, что видела его по телевизору в репортаже о человеке, который провёл тринадцать лет в чеченском плену. Он двинулся к барной стойке и сел на соседний от неё стул.

– Пива, пожалуйста, – сказал он с лёгким малороссийским говором.

Бармен поставил перед ним большой бокал пива и вазочку с орехами.

– Орехи я не просил.

– У нас так полагается, это бесплатно.

Незнакомец пожал плечами, отпил глоток холодного пива, поставил бокал и повернулся к девушке. Сильно покраснев, опять уставился в пиво, тщетно бултыхая в пене своё стеснение. Света сделала еле заметное движение, мужчина напрягся и вдруг спросил, словно сорвавшись в пропасть:

– Вы не могли бы передать салфетки.

Бармен поставил салфетницу, мужчина одарил его красноречивым взглядом, бармен ухмыльнулся и убрал её.

– Вы не могли бы передать мне салфетки, – ещё раз попросил незнакомец, преодолевая мучительную красноту, разлившуюся от самых пяток до покрытой лысиной макушки. Света вскинулась на него, замерла. Не оборачиваясь, она вытащила одну салфетку и протянула, мужчина поблагодарил и дотронулся до её руки. И в этом прикосновении таилась угроза, предчувствие любви, Света отдёрнула руку, потёрла её. Мужчина отпил ещё пива, потом тихо, проглатывая слова, спросил: – Как вас зовут?

– Света.

– А меня Николай.

Оскар держал в руке поднос, на котором возвышалась бутылка красного вина. Он наблюдал, как Светлана и Николай ведут оживлённую беседу, а потом так же оживлённо замолкают. За спиной Оскара двое загорелых официантов, презрительно склабясь, говорили о нём. Один из них, осмелев от отсутствия менеджера, проследовавшего на кухню за оголённой блондинкой, послал ему воздушный поцелуй. Второй, высунув язык, потряс им, как змея. В этот момент Оскара кто-то толкнул, бутылка качнулась и упала на пол, разлетевшись на зелёные осколки, смешанные с бордовыми брызгами и смехом. Рядом сидел Иосиф Борисович, как всегда одетый в белоснежный костюм.

– Прошу прощения, – испуганно сказал Оскар.

– Ничего.

– Я испортил ваш костюм.

– Он мне и так надоел.

– Может, я замою пятна.

– У меня свидание. Лучше быть с пятнами, чем замытым.

Оскар попытался углубиться в извинения, используя все слова, приличествующие данной ситуации. Он заверил клиента в том, что ранее с ним ничего подобного не случалось, и вообще, сегодня не его день, да к тому же около барной стойки сидит его подруга и разговаривает с незнакомым ему мужчиной… Одуревший от слов, Иосиф Борисович моргал глазами и отмахивался усами-щёткими. К своему счастью, он вскоре заметил Марину, у которой, наверное, тоже был не её день. Она избрала странный способ передвижения, проворно вращая колёса инвалидной коляски.

Женщина, докатившись до Иосифа Борисовича, врезалась со всего маху в их беседу. Вид у неё был, как у лихого разбойника, скачущего во всю прыть на гнедом жеребце, всё перед ней расступались в страхе. Иосифу Борисовичу показалось, что Марина даже присвистывает.

– Марина, дорогая моя, что случилось? Что это? Ты мне ничего не говорила! – сказал Иосиф Борисович, бросаясь навстречу женщине.

– Попала в аварию.

– Кошмар! За тобой надо глаз да глаз.

– А-а-а, ерунда. Всего обе голени. Ещё три запасные остались. – Марина посмотрела на Оскара, который собирал веником осколки стекла.

– Я бы прислал водителя или сам приехал. – Иосиф Борисович наклонился поцеловать руку Марины.

– Не надо, она грязная. Кто вино уронил?

– Официант. Бедного парня задирают.

– Вам знакомо чувство жалости?

– Нет, я просто сентиментален.

– Жестокие люди могут плакать при взгляде на голодного котёнка, а на следующий день сварить его заживо и съесть, не поперхнувшись хвостом.

– Марина, ты ко мне несправедлива, и красивым женщинам ни в коем случае нельзя быть вульгарными.

– Опять пострадал ваш костюм. Надо сменить белый стиль на какой-нибудь менее маркий. Я к вашим услугам!

Марина пристально осматривала группу загорелых официантов, те под её взглядом съёжились, мышцы сдулись, волосы наэлектризовались. Один из них с плотоядным, большим ртом, отделившись, быстро подскочил к Марине.

– Чего желаете? – сказал он, разворачивая свои толстые губы в приветливую улыбку, которая у него плохо получалась. Его лицо с искусственным загаром больше походило на скалящуюся маску духа Аляски.

– Кофе, пожалуйста. Хотя нет. Что-то у вас очень неприятный цвет лица. Вы не болеете какой-нибудь экзотической болезнью? А ну-ка, покажите руки. – Официант послушно протянул ладони. – Так и знала – неопрятные, и грязь под ногтями. Стыдно! От вас же отвратительно пахнет! Позовите менеджера.

Официант застучал своими чёрными густыми ресницами.

– Вы меня слышали?! Не люблю повторять дважды!