Текст книги "Ведьмы цвета мака"

Автор книги: Екатерина Двигубская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

– Слушаюсь.

– Ненавижу холуев, – сказала она ему вслед, тот, споткнувшись об её голос, чуть не упал в неубранную лужу.

Через пару минут к ним подошёл стройный молодой мужчина в очках, мимические складки около губ выдавали в нём американца. Он был одет в розовую рубашку и голубые джинсы. Его одежда, казалось, хрустела от чистоты.

– Чем могу помочь? – спросил он, чуть раскатывая слова.

– Выдайте, пожалуйста, вашему обслуживающему персоналу мыло, – сказала Марина и кокетливо улыбнулась.

– Простите?

– Ко мне подошёл какой-то тип с морковным цветом лица, от него несло потом, а под ногтями была грязь. Я постоянно хожу в ваше кафе. И у меня сломаны обе ноги, что доставляет мне массу неприятностей, чтобы ещё расстраиваться на каких-то разгильдяев. Вы меня понимаете? – Она дотронулась до его локтя, менеджер вздрогнул, его поразило властное выражение её лица, с такими женщинами бесполезно спорить, легче выполнить всё, что они просят.

– Да, конечно. Простите, пожалуйста, за неудобство. Я сейчас всё налажу. Не хотите ли какого-нибудь десерта?

– С удовольствием, и, пожалуйста, пришлите ко мне вон того милого молодого человека. Он всегда так любезен и опрятен, что мне кажется, я попала в Америку.

Менеджер улыбнулся, слегка кивнул, но предпочёл поскорее удалиться, пока эта женщина не нашла что-нибудь неприятное и в его внешности.

– Я бы на тебе женился, – сказал Иосиф Борисович.

– Вопрос в том, вышла бы я за вас замуж.

– Как дела с налоговой? – спросил он.

– Спасибо, всё улажено. – И она протянула свёрток из разноцветной бумаги.

Там лежал шёлковый шарф, на котором были вышиты инициалы Иосифа Борисовича, он сдержанно поблагодарил. Марина обиделась и уже хотела открыть рот, чтобы сказать какую-нибудь гадость, как увидела, что к их столу приближается Оскар. Он нёс свежий, нахальный букет тюльпанов, который топорщился и вырывался из рук.

– Можно? – спросил он у Иосифа Борисовича.

– Спасибо, – Марина схватила букет, цветы, словно почувствовав хозяйскую руку, вмиг успокоились. – Откуда они у вас?

Оскар пожал плечами.

– Что хотите?

– Кофе, пожалуйста, и у вас есть такие замечательные пышки с заварным кремом.

– Они сегодня не очень. Лучше возьмите малиновый торт.

– Не хочу.

– Тогда шоколадный мусс.

– Вот это другое дело! Ничего не сближает людей так, как разговоры о еде!

Света ревниво наблюдала за Мариной и Оскаром. Она стала похожа на бездомную собаку, которую только что впустили в дом, вымыли, накормили вкусными косточками, положили на подстилку, а потом подняли и выкинули на помойку.

Проходя мимо, Оскар подмигнул девушке:

– Что-нибудь ещё?

– Не надо. – Света обернулась на женщину, которая накидывала шарф на шею своему спутнику. – Пойдёмте отсюда, – сказала она Николаю.

– Здесь так уютно. Я никогда не бывал в таких симпатичных местечках.

– Не местечках, а местах! Пошли, я сказала!

Николай послушно поднялся и побрёл за Светланой. Ему было совершенно неясно, почему он должен следовать за этой девушкой, но всё же ослушаться её он не посмел, а вдруг это последний шанс, и если он его упустит, завтра не будет ничего, кроме изнуряющего одиночества, обсасывающего кости одиночества.

Скрипач играл неторопливо, его правая рука была одета в чёрную перчатку, около него стояла немолодая женщина и пела надрывным голосом. В ресторане было пусто, за одним из столов сидел Владлен, напротив него расположилась Елена. Она ленивым движением отковыривала от булки семечки и выкладывала ими на тарелке цветы. Женщина всё так же лениво дёрнула тарелку, цветы рассыпались и превратились в спаханное поле, через которое бежал мужик и тащил за собой рыбу, она встряхнула ещё раз, вместо мужика с рыбой появился жеребёнок, льнущий к матери. Его хвост был вымазан навозом, и от этого он всё время брыкался. Лена подняла глаза, что-то в их остановившемся, выжидательном выражении напугало Владлена. Она смотрела сквозь него, как смотрят гадалки, различающие призраки из твоего будущего. Владлен дёрнул плечом. Музыка остановилась, откуда-то послышался громкий смех. Владлену показалось, что за его спиной прошла тень, он сильно побледнел, зубы стали стучать друг об друга.

– Ты что, увидел корень мандрагоры? – насмешливо спросила женщина, при этом выражение её застывших глаз совсем не располагало к шуточному тону.

– Прости.

– У тебя красивые часы. Что с тобой?

– Ничего. Голова болит.

– Как болит?

– Затылок.

– У меня есть анальгин.

– Не люблю лекарства.

– Почему?

– Лена, переезжай ко мне?

– Что?

– Поехали ко мне.

– Нет.

– Ведь ты этого хочешь.

– Так не правильно.

– Тогда выходи за меня замуж?

– Хорошо. – Женщина встала и обернула на него долгий взгляд. Она была похожа на французскую актрису из фильма Клода Лелуша, в чёрном платье с фисташковой косынкой на шее и высоких сапогах, и смотрела она так же, как смотрят актрисы в хороших фильмах, протяжно и грустно, и немного влажно. – И что ты теперь будешь делать?

– Женюсь на тебе.

– Но ты же меня не любишь! – Интонация её срывающегося голоса, испарина, выступившая на лбу, горящие глаза – всё было страшно, всё грозило чем-то неясным, револьвером, спрятанным в сумочке, суицидными попытками, истериками или молчанием, долгим молчанием, когда хочется, чтобы кричали, били пощёчины, только не держали губы такими сомкнутыми и непреклонными.

– Ты куда? – спросил Владлен.

– Домой.

– На метро?

– Бред какой-то! – Лена, круто развернулась и двинулась к выходу. Владлен почему-то ждал, что она обернётся, может быть, даже остановится, но она продолжала идти. Сергей, сидевший неподалёку, следил за хозяином, всё его большое тело было напряжено, готовое к рывку, готовое схватить беглянку и принести в зубах обратно Владлену. Владлен досчитал до трёх, Елена не сбавила скорости, тогда он кивнул Сергею, тот молниеносно догнал женщину, взял за локоть. Та с грустью посмотрела на него, Сергей не смел поднять глаз. Она провела рукой по его щеке, под кожей которой гуляли желваки. Их догнал Владлен, и они втроём пошли к машине. За их спиной в совершенно пустом зале раздалось тихое пение немолодой женщины, она молила о прощении, о забвении грехов.

Вернувшись из ресторана, Марина чувствовала себя выпотрошенной и одинокой. Она разогрела заранее приготовленную еду, накрыла стол и села напротив входной двери. Ей всё казалось, что вот-вот дверь откроется и появится Иван, по которому она так скучает, Марина старалась даже не моргать, чтобы не пропустить момент его появления, но прошёл час, другой, перевалив, нагнал первый, а дверь всё оставалась неподвижной. С досады она стала разглядывать жёлтую дыню, которую привёз Вадик. Плод сладко пах, его кожа была покрыта мелкими трещинками, что придавало ему сходство с лицом старика, по морщинам которого можно, как по линиям руки, отгадать судьбу. Марина вспомнила, что, завозившись, забыла предложить Вадику чаю. Женщине сделалось стыдно, она нагнулась к дыне, и в этот самый момент входная дверь отворилась, в щель прокрались белые гвоздики…

– Чёрт! Иван… – прошептала она, и голова пошла кругом, она попыталась подняться, ничего не вышло, на глазах выступили слёзы, голос пропал.

– Марина, – он рванулся к ней и поцеловал. – Как ты себя чувствуешь? Скучала? Я чуть с ума не сошёл, хотел сбежать.

– Как твоя голова?

– Да что там – одна кость! Мои руки, мои ножки, мои уши – съем вас сейчас.

– Нет, это я тебя съем. А у тебя гипс по рту застрянет, – смеясь, сказала Марина.

– Выплюну. Как ноги?

– А что там – одна кость, да и только.

– Но какая кость – белая.

– Пойдём на кухню. Я приготовила ужин. Замучилась до ужаса.

– Зачем, дорогая? Тебе надо отдыхать.

Они ели при свете свечей, где-то текла вода, но на это никто не обращал внимания. Иван взял руку Марины и стал разглядывать линии. Она зажмурилась и вспомнила о морщинистой дыне. Ей показалось, что всю жизнь она ждала именно этого момента, что с самого рождения она знала, что Иван возьмёт её руку в свою и будет гадать, а её сердце зажмурится от счастья, боясь лишний раз дёрнуться, а потом они родят троих детей и сольют две жизни в их жизнь.

– Умрёшь ты во сне. У тебя будет двое мужей и двое детей. И успехов в жизни будет много.

– Детей у меня не будет, – сказала Марина, и её лицо исказила болезненная гримаса.

– Почему?

– Не может быть. Не хочу об этом.

– Тогда мы усыновим.

– Это не то.

– Это ещё лучше. Сразу два добрых дела.

– Я хочу своего, чтобы в нём текла моя кровь, билось моё сердце.

– Какая ты собственница. Зачем тебе уродовать тело.

– Тело изуродует время. А так я продолжу свой род, не дам исчезнуть моей фамилии.

– Как это?

– Я всегда хотела, чтобы у моего сына была моя фамилия.

– Одни МОЯ. А как же НАША?

– Какая тебе разница – у тебя есть Маша, а мне важно.

– Ну, тогда ты должна родить двоих сыновей.

– Да не могу я!

– Ну, тогда я тебя склонирую.

– Это возможно?

– Теоретически да.

– А практически?

– Где взять душу? Почему ты никогда об этом не рассказывала?

– Не люблю думать о плохом, а говорить тем более.

Марина пристально следила за ним. Его лицо было закрыто на все засовы, а сверху была приспущена безмятежность, чтобы ещё сложнее было пробраться внутрь.

– А что врачи?

– Да не хочу я!

– Извини. Пойдём в кровать. Я так по тебе соскучился.

Они легли в постель, Марина лежала на спине, отягчённая гипсом и стеснением, она отвыкла от Ивана. Женщине было стыдно, что он рассматривает её бесплодные груди, гладит по животу, в котором никто не может вырасти, целует плечи, которые никогда не согнутся над их ребёнком. Она высвободилась из-под его ласк и уселась в темноте, которая как мазут растеклась по всей комнате. Тени, гонимые светом проезжающих машин, вскарабкивались на постель и замирали, а потом таяли и уползали вниз, чтобы вновь набраться сил и вылезти наружу.

– Ну, и как это будет? – спросила она.

– Сейчас я что-нибудь придумаю.

Марина посмотрела на его близко склонённое лицо и напустила на своё столько скептицизма, что мужчина смог разглядеть его во мраке.

– Больно, – зло сказала она.

– И мне неудобно. А так?

– Тоже тянет. Давай перевернёмся на бок.

– Мне голень трёт.

– Ну, тогда спать!

– Не могу, – сказал Иван и притянул Марину к себе, потопил её в поцелуях, задушил жаром тела, и она забыла про гипс и стеснение, она вертелась на постели, запутываясь в своих и его руках. Всё стало смешанным, единым клубком, полным надсаженных вздохов, ломких криков и утоляемой разлуки.

Глава 30

В начале платформы играл аккордеон. Размашистые звуки исчезали в грохоте выползающих и уползающих в туннель поездов, а потом опять вырывались и заполняли души людей. Света сидела на лавке и ждала Оскара, они договорились встретиться в два часа, она, боясь опоздать, пришла на двадцать минут раньше. Девушка была похожа на детдомовского воспитанника – та же сиротская горячность и жажда нежности и любви. Она посмотрела вокруг себя, ища, куда выбросить фантик от мороженого – нигде не было мусорных бачков, проклятые террористы засоряют наши города отсутствием урн.

Ровно в два часа Светлана встала и спряталась за мраморную колонну, через минуту появился Оскар, он нёс в руках большой красный пакет. Молодой человек расположился на том же месте, где сидела Света. Он слушал звуки аккордеона и о чём-то думал. Девушку поразило выражение его лица, оно было грустное, настаивающее на своей печали. Она вышла из своего укрытия и положила холодные руки на глаза Оскара, молодой человек, слегка улыбнувшись, отнял их от лица и поцеловал в чуть влажные ладони.

– Привет, – сказала Светлана.

– Влюбилась?

– В кого?

– Какие же вы женщины, лукавые!

– Отстань!

Они постояли в растерянности, а потом пошли к эскалатору. У его подножия сидел нищий, который две недели назад оставил Оскару котёнка. Старик был одет всё в тот же узбекский халат и тюбетейку, теперь рядом с ним вальяжно расположился щенок, он выставил на всеобщее обозрение розовое пузо и хмелел от звуков аккордеона. Нищий улыбнулся, обнажив беззубые дёсны, которые своей беззащитностью были похожи на живот собаки. Оскар незаметно для Светы вложил в тюбетейку пятьсот рублей, старик поклонился. Молодые люди, уносимые молодостью, стали подниматься в город. Старик погладил щенка, тот радостно гавкнул.

– Я тут тебе платье смастерил. Всю ночь ковырялся. – Оскар достал чёрное платье с глубоким вырезом впереди. – Ну как?

– Нормально.

– И всё?

– Ну, спасибо.

– Спасибо должно или шуршать, или булькать, – обидевшись, сказал Оскар.

– Что?

– Слушай, – пошутил я. – Ты как немка! Нельзя к жизни относиться так серьёзно.

– Мне оно очень нравится.

– Наконец-то. Между прочим, настоящий шифон, послевоенный.

– У меня туфель нет.

Света покраснела.

– Деньги?

Они вышли из метро «Белорусская». Сильный ветер разносил по площади высокий женский голос, предлагающий купить шипованные шины. Света замерла, чувствуя, как на лицо садятся снежинки и своими лохматыми лапами ползают по коже. В воздухе был слышен шёпот зимы, который постепенно превратится в крик, в надрывный крик, длящийся полгода вместо положенных трёх месяцев, в течение которых грязь будет кидаться на подолы пальто, липнуть к ботинкам, пытаться просочиться в дома, чтобы и там расстраивать нервы людей.

– Пошли.

– Куда?

Оскар взял Светлану за руку и потащил за собой. Они приблизились к небольшому магазину, в витрине которого висела одежда и стояла обувь. У одного из манекенов женского пола были разного цвета глаза – один синий, другой зелёный, что придавало пластмассовой твари известную долю человеческого несовершенства.

– Тут бывают отличные вещи. Выбирай.

– Ой, нет. – Света начала хохотать от того, что в Оскаре вдруг проявилась известная доля купечества. Он порозовел и, казалось, даже стал толще, так что его живот упёрся в спину девушке. Оскар завёл Свету внутрь, она не слишком сопротивлялась, влекомая таинством маскарада, который всегда присутствует в женском желании покупок. Женщины, как существа более утончённые, не утеряли ещё первобытную тягу к метаморфозам, абсолютно загубленную большинством мужчин, которые свою грубость могут рядить только в брюки. Эта любовь к перевоплощению лежит в основе колдовства, которое пытается изменить окружающую реальность, уйти от неё в воображаемый мир. И если обратиться к истокам истории, то ведьминские таланты передавались по женской линии, ну а колдуны – это ревнивое, мужское изобретение, вымысел, не имеющий никакого отношения ни к жизни реальной, ни к мистической.

– Девушка, вы не могли бы нам помочь, – обратился он к продавщице с мальчишеской фигурой и доброжелательными глазами, у неё, как у бойцовского петуха, была задрана алая чёлка, а ноги были обуты в красные сапоги с острыми носами. Продавщица, немного потоптавшись на месте, согласилась. – У тебя какой размер ноги?

– Не знаю.

– Покажи ногу. Какой у неё размер ноги?

– Думаю, что тридцать восьмой.

– Подберите туфельки для Золушки.

– Вы хотите с каблуком или без?

– С небольшим, – ответил за Свету Оскар.

– Я не смогу ходить.

– Сможешь.

Продавщица подала чёрные туфли на круглом каблуке.

– Скажите, пожалуйста, а где раздевалка?

– Зачем? – не поняла продавщица.

– Я хочу, чтобы моя спутница померила новое платье вместе с этими дивными туфлями.

– Там, налево.

Света вышла из кабинки. Она шла, как ходят близорукие люди, с которых насильно сняли очки, она ощупывала мир глазами, боясь натолкнуться на незнакомые предметы, её беззащитность и растерянность очень походили на женственность. Оскар хлопнул себя по лбу и постарался передразнить Светлану, он часами сидел перед зеркалом, пытаясь изучить жесты и повадки женщин, но всё равно продолжал чувствовать фальшь и подделку своего поведения. А тут за три минуты полное перевоплощение из субъекта среднего пола, похожего на мешок картошки, в трогательную девушку, одетую в элегантное платье, не хромающую, румяную. Оскар быстро расплатился и вывел ошарашенную Светлану на улицу.

– А теперь поедем и сделаем причёску и макияж. Тут неподалёку находится салон красоты, там директор моя двоюродная сестра.

– Зачем всё это?

– Красота спасёт мир. Если бы люди любили красоту… осторожней, машина, нас бы не обрызгивали грязью.

– Почему ты стал гомосексуалистом? – вдруг спросила Светлана.

– Я творческий человек, а у творческих людей с сексуальностью не всё слава богу.

В салоне Свету сначала постригли, потом исщипали брови пинцетом, сделали массаж лица и в довершение ко всему стали щекотать различными кисточками. Она чихала, чесалась от положенного крема и пыталась подвигать онемевшим лицом. Визажист бы крашеным блондином невысокого роста, говорил с французским акцентом и был абсолютно невосприимчив к мукам клиентов. Он прищуривал глаза, махал руками и то и дело вскрикивал подстреленной птицей, стремительно разукрашивая лица.

Под конец Жером совсем распоясался, он вытащил странный предмет и поднёс его к самым глазам девушки. Света, с ужасом скосившись на железяку, отчаянно рванулась, попытавшись сбежать, – не вышло, француз схватил её за ухо и вложил Светину голову обратно в ложбинку подголовника.

– Это для ресниц, – пояснил француз.

– Зачем?

– Они у тебя прямые и грустные, а будут загнутые и легкомысленные. Ничто так не красит женщину, как легкомыслие!

– А это навсегда?

– Нет, только до умывания.

– Будет больно?

– Сиди спокойно.

Света протестующе поёрзала, но француз, уцепившийся за её подбородок, даже и не думал выпускать жертву из своих крепких, холёных рук. Светлане ничего не осталось, как смириться и вдыхать аромат, исходивший от волосатой груди Жерома.

– Что это у вас?

– Где?

– На шее. Крест?

– Нет, талисман. Я его нашёл. Пожалуйста, не разговаривай, – сказал он, запахнув расхристанную рубашку.

Светлана почувствовала, как поднимается её веко.

– А из чего он сделан? – предприняла она отчаянную попытку отвлечь француза от своего века.

– Кто?

– Талисман.

– Из штук, которые вставляются в подковы лошади. Пожалуйста, не шевели лицом. Готово!

Жером откинулся назад и аж побагровел от удовольствия.

– Господи! И эта расфуфыренная дура – я?

– Не дура, а симпатичная, молодая женщина. Теперь ты можешь хоть принца датского соблазнять. Пожалуй, осталось только расправить плечи и натянуть паруса улыбки, чтобы в них забился ветер счастья! А ну-ка, сейчас же слушайся старого педераста! – шёпотом добавил Оскар и подпёр пальцами её щёки.

– Спасибо.

Света смущённо улыбнулась и с недоверием начала присматриваться к себе. За её спиной Жером уже впился в лицо другой клиентки и стал шлёпать по её бледным щекам, та охала и извивалась, скрещивая длинные, лишённые икр ноги.

Наконец Свете понравилось её отражение в зеркале, и она кинулась на шею Оскара.

– Хватит благодарить, а то ты мне хребет сломаешь, и помадой измазюкаешь. Давай лучше в кино сходим!

– Не могу, у меня свидание.

– Ну вот, опять целый вечер один.

– Пошли с нами.

– А можно?

– Думаю, что да.

– Нет, я лучше домой.

– Пойдём, мне с тобой легче, я очень волнуюсь.

Трое двигались вдоль Большой Дорогомиловской улицы. Они шли прямо и боялись свернуть, словно за поворотом прервётся их радость. К ним подошёл светофор и заморгал сразу тремя огнями. Света вскинулась на мужчин, расцеловала каждого и побежала, а за ней тянулся шлейфом проспект, по которому ползли уставшие троллейбусы. Двое мужчин смотрели вслед девушке, потом зашли в магазин, купили по эскимо и почувствовали себя детьми в зоопарке, которых оставила мама.

Было уже около одиннадцати часов вечера, в ателье всё ещё горел свет, сидящая на табурете Марина следила за движением рук племянницы, которые гнулись белыми лилиями и тянулись к своему женскому, плодородному счастью, когда в дверь позвонили. На пороге ателье появилась Светлана, от неё пахло хорошо проведённым вечером и армянским коньяком.

– Что вам надо? – не узнала её Наташа.

– Я пришла за юбкой.

– Мы давно закрыты, – вмешалась тётя.

– Вы Марина? – спросила Света, не смотря на женщину.

– Да.

– А я Света, дочь Бориса.

– Бориса, – отозвалась эхом женщина.

Повисла долгая пауза, Марина с Наташей разглядывали Светлану, та, чтобы не упасть, упёрлась взглядом в пол.

– Похожи. Зачем пожаловали?

– Вот. – И она бросила к ногам Марины полиэтиленовый пакет.

– Что это?

– Вы попали в аварию, я украла вашу сумку. И в налоговую полицию написала тоже я.

– А теперь зачем пришли?

– Вернуть деньги.

– И всё?

– Хочу на вас работать. Я отличный бухгалтер.

Марина внимательно посмотрела на неё и откусила маленький кусок мыла.

– Не хватает кальция, – сказала Светлана и уставилась на Марину.

– А стаж есть?

– Нет.

– Тогда почему вы думаете, что вы отличный бухгалтер?

– Потому, что знаю.

– Пьёте?

– Выпила рюмку коньяка с друзьями.

На полу лежали сто тысяч и шелестели, беспокоясь за свою судьбу, им порядком надоело перекочёвывать из одной сумки в другую, и они затосковали по тем временам, когда их запирали в сундуки, когда они лежали в полумраке и слушали шёпот людей, боящихся подойти к ним поближе. Только иногда старик в ночном колпаке отпирал замки и любовался их золотым свечением. Он смотрел на них сморщенными глазами и запускал шершавую руку, но никогда не разлучал, а напротив, докидывал всё новые монеты. Новички вели себя невоспитанно и толкались, но вскоре привыкали к отсутствию света и начинали наслаждаться покоем. А теперь всюду суета!

– Наташа, позвони Владлену, – донёсся до сознания Светланы голос Марины. Света стояла красная, ей казалось, что всё происходящее окутано туманом, через который проступают неясные очертания, вырываются слова. Светлана мотнула головой и хотела ещё раз попросить прощения, но постеснялась, подумав, что если она будет работать в ателье, то важно сразу добиться к себе уважения, а чрезмерное чувство вины принижает.

– Сейчас? – спросила Наташа.

– Сию минуту! У вас красивое платье, – сказала Марина.

– Спасибо.

– Покупное?

– Нет, друг сшил.

– С которым выпили рюмку коньяка?

На следующий день Марина решила поехать к Владлену, она звонила всё утро и никак не могла застать его на месте, поэтому отправилась дожидаться его в банке. Она сидела в приёмной Владлена и была удивлена, что на месте Тышлера висит уродливый, офисный календарь. Женщина посмотрела на секретарский стол, где две куклы-китаянки прыгали, кривляясь и произнося странные слова:

– Ты, Хунь-Сынь, солёная, а я, Хунь-Вынь, сладкая. И знаешь почему, потому что ты плачешь снаружи, а я внутри. И ешь ты всегда рис с уткой, а я утку с рисом.

Лена сильно изменилась, она была одета в дорогой строгий костюм, на лице минимум косметики, её движения стали сдержанные и в то же время уверенные, Марине даже сделалось как-то не по себе, она потянулась к чашке с чаем, сняла пенку и вытерла об волосы.

– К деньгам. Ещё долго?

– Не знаю, Владлен Петрович не говорил, когда вернётся.

– Это откуда?

Лена, ничего не ответив, продолжила дёргать за нитки маленьких человечков. Один из них попискивал:

– Вот, Хунь-Сынь, торчат эти женщины друг против друга и думают, что от них что-то зависит, а земля как вертится, так и будет вертеться, хотят они этого или нет. Нужно сидеть около реки и ждать, пока не проплывёт труп твоего врага, – говорит старинная мудрость.

– Хватит, это же вы? – прошептала Марина.

Прошло пятнадцать минут, секретарь так и не заговорила. Китайчонки поникли и лежали на столе двумя пёстрыми трупиками. Марина подтолкнула еженедельник, он с шумом упал. Лена оторвалась от бумаг. Марина выжидательно посмотрела, секретарь встала и подняла его. Одна из кукол опёрлась на локоть.

– Можно ещё чаю? – попросила Марина.

– Какого? – отозвалась кукла и завертела головой.

– А какой есть?

– Ну, чёрный и зелёный, я уже говорила. – Лена дотронулась до куклы, она опять поникла.

– Лучше кофе.

Лена удивлённо посмотрела на Марину, та, чуть заикаясь, спросила:

– Вы раньше в цирке работали?

– Почему?

– Уходите?

– С чего вы так решили?

– Как вас зовут?

– Лена.

– Лены всегда уходят. Он очень хороший. Но о работе забудьте, и кофе не надо.

– Я о ней всегда мечтала забыть.

– Бойтесь ваших желаний, рано или поздно они сбываются.

– Уезжайте, он всё равно не придёт. И деньги Владлен строго-настрого не разрешил брать. Вы лучше с ним сами договоритесь.

– Что же я тащилась, чтобы чаю попить?

– Но я же вам сразу сказала, что приезжать не надо, что Владлен очень занят, а вы не поверили.

– Конечно, не поверила. Потому что такой лентяй, как он, не может быть очень занят. Мне надо вернуть эти чёртовы деньги, у меня от них одни неприятности!

– Если вы их вернёте, неприятности будут у меня, – девушка обратила к Марине утомляющий взгляд. Куклы тоже поднялись и начали раскачиваться из стороны в сторону.

– Вы его любите? – спросила Марина.

Лена покраснела.

– Очень, – ответила за неё Марина. – Позовите охранника, чтобы он вывез меня на улицу. Я с Владленом созвонюсь. А как это у вас получается?

Обе женщины посмотрели друг на друга, Лена, не шевеля губами, поблагодарила Марину, их взгляды соединились в солнечный луч, в котором плавали пылинки и танцевали две китайские куклы.

Охранник выкатил Марину из здания банка, около дороги её ждала белая «Волга». За Марининой спиной оставалась огромная башня, похожая на языческого великана, там вершились судьбы людей. В окне двенадцатого этажа стоял молодой мужчина, и солнце ластилось к нему своими тёплыми лучами.

– Она не оставила?

– Нигде нет. – Елена погладила его по спине.

– Ты хорошо проверила?

– Да. Почему ты ей помогаешь?

– Долго рассказывать.

– Тайны делают человека значимым, – сказал она и отошла от Владлена.

– Я верю, что эти деньги помогут и ей и мне.

– А как тебе?

– Жертва за наше счастье.

– Никогда б не подумала, что ты суеверен.

– О, суеверие – великая сила. Оно не даёт погибнуть в минуты отчаяния, становясь надеждой, и оно смущает счастье различными предчувствиями, чтобы люди не пресытились им. Жертва – вечное заигрывание человека с Богом. Жертвой я пытаюсь сберечь счастье для будущей жизни, чтобы население земли росло не только за счёт китайцев! – Он погладил её по животу.

– Ты хочешь ребёнка?

– Троих!

Марина попросила таксиста высадить её около Киевского вокзала, почему-то хотелось почувствовать себя нищей калекой, катящей свою жизнь в инвалидном кресле, чтобы бросали на её колени деньги. Марина улыбнулась. Вечер шелестел листвой, а птицы, спрятавшись в свои перья, уснули на ветках. К женщине подбежала собака и, склабясь почерневшими от времени зубами, обнюхала Марину, потом обратил на неё верные, чуть ленивые глаза.

– Ты что – потерялась? – спросила Марина.

– Ага, – кивнула псина.

– К себя взять не могу, – сразу отрезала женщина.

– Тогда купи колбасы.

– Мне тяжело передвигаться.

– Ну, придумай что-нибудь, очень есть хочется.

– Ладно.

Марина подъехала к маленькому магазину и попросила проходившую мимо женщину купить полкило колбасы.

Собака ждала Марину и слушала, как вверху говорят деревья, они сумеречно шептались и плакали на свою застывшую жизнь. Собака посмотрела на них грустными глазами, и её совсем перестал мучить двухдневный голод. Она подбежала к осине и лизнула, дерево вздрогнуло, на чёрный, высохший от времени нос упала слеза – никто в целом мире не целовал осину. Собака легла у подножия ствола и положила на вырвавшиеся из земли корни морду.

Марина развернула шмат варёной колбасы, собака благодарно забила хвостом и сгребла его под себя, потом вскинулась на звёзды и надрывно завыла. Марина погладила её. Собака лизнула руку. Марине стало липко, как в детстве, когда зажмёшь в ладони украденный леденец. Её сердце сжала потребность поделиться своим счастьем.

– Я скоро выхожу замуж.

– За кого?

– За Ивана.

– Ты его любишь?

На плечо Марины спустился рыжий лист осины, ей тоже было интересно узнать секреты незнакомки.

– Любовь – это роскошь, почти несбыточная в наше время, – сказала женщина.

– Когда так говорят, то обычно любят.

– Я циник.

– Нет, ты романтик.

Марина набрала мобильный телефон Владлена.

– Алло. Привет – это я. Спасибо большое.

– Не за что, – послышалось в трубке.

– У меня есть для тебя подарок. Пришли, пожалуйста, курьера. Не отказывай, мне так будет спокойнее. Хорошо?

– Ладно, в час он будет в ателье.

– Спасибо.