Текст книги "Новая русская сказка"

Автор книги: Екатерина Квашнина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Квашнина Е
Новая русская сказка

Сказ про Ивана-дурака – тайного агента,

Царевну Василису, Серого Волка и похищенный ковер-самолет.

Я совершенно без спросу ввалился в царский терем, пока часовые на дверях спали, и нагло обратился к двум «гороховым» секьюрити, дежурившим у покоев царя:

– Эй, ребята, а царь чё, спит?

Оба бугая вылупились на меня во все глаза.

– Эй, шкет, ты как сюда попал? – прогудел один, сплюнув на пол.

– Очень просто, – улыбнулся я. – Хотите, покажу?

Секьюрити кивнули. Я хмыкнул: это была часть моего плана, и она прекрасно сработала. Бугаи растерялись и с разинутыми варежками пялились на меня. "Любопытному варваре на базаре кое-что оторвали", – злорадно подумал я про себя и, размахнувшись, прокрутил ногой, со всего маху задевая их рожи ботинком, как это показывают в кино. Сначала оба детины рухнули на пол, затем, опомнившись, ринулись на меня с двух противоположных сторон. В самый последний момент я вынырнул из-под их кулаков и встал в сторону. Они, громко стукнувшись лбами, осели на холодный мраморный пол. Я присел и добавил им "контрольный" стук от себя. Убедившись, что оба живы, но без сознания, я открыл дверь пинком ноги, довольный своей работой.

Царь спокойно возлежал на своем бархатном ложе и потягивал из фужера коктейль со льдом. В воздухе, напоенном летним зноем, втекающим через открытое окно, назойливо жужжала муха. Приземлившись мне на разогретое плечо, она щекочуще побежала по нему. Бедная муха – она не знала, как меня это раздражает, за что и поплатилась тут же своей жизнью. Раздался громкий хлопок, и я смахнул бездыханное тело несчастного насекомого на пол. Царь вздрогнул, поднял глаза.

– Ты кто?! – взвизгнул он, подобравшись, словно красна девица, узрившая отвратительную мышь.

– Меня зовут Иван, – представился я, нахально облокотившись на заморский шкаф, стоявший у двери.

– Что тебе от меня надо?! – вытаращил глаза Горох, пощипывая рыжую бороденку и зыркая на меня так, будто я черт, явившийся по его душу.

– Ваше Величество, я к вам на службу наниматься пришел, – от моих невинных голубых глаз сейчас бы все девчата в родных Коробейниках всплакнули…

– Как ты сюда попал?! Это же невозможно! – не унимался царь, и тут, к моему несчастью, до него что-то доперло: – А-а-а!!! Стража-а!! Демон! На помощь!

В покои ворвалась дружина князя Станислава (он в это время гостил у Гороха), несколько попов и патриарх Гавриил (странно, он же вроде бы уехал к мощам святого Георгия на поклон?!) В одну секунду меня скрутили и связали, я даже не успел ничего понять. Когда же я попытался сопротивляться, меня просто ударили чем-то тяжелым по башке – и все. Больше ничего не помню.

Только успел понять, что несут меня в яму для приговоренных к смерти – очевидно, святая вода и распятие на "демона" не подействовали.

"Никак не ожидал он такого вот конца"…

Очнулся я в месте, в котором так же темно, как у негра в носу, с дикой головной болью и красными мухами перед глазами… где это я? Вроде бы еще в пятницу зарекался больше не пить. Но ведь не вытрезвитель же это, действительно? Я с трудом поднялся на ноги и слабой рукою ощупал шершавый земляной пол, стены, пото… стоп. А вот потолка здесь почему-то нет. Так… что это за дыра, в таком случае? Баня? Нет, не угадал. В бане жарко и хорошо, а тут холодно и тоскливо. Изба? Нет, тут ничего нет, кроме сена. Сарай? Снова не угадал, выхода тут нет. Тюрьма? В самое яблочко! Я за свое стр-рашное преступление против царя Гороха брошен в Смертничий Котел!

Чувствую, пришла пора рассказать поподробней о Смертничьем Котле. Смертничий Котел, или Яма Смертников – самая жуткая из тюрем этой страны в нынешнее глухое время. Сюда бросают особо опасных преступников, еретиков и заподозренных в колдовстве. Большинство из них казнят, остальные догнивают свой век в болезнях, тьме и нечистотах, давясь смрадом подземелий и спертым воздухом, блуждая в потайных ходах без выхода и конца, выстроенных специально, чтобы помучить узников. Мало кто может рассказать о Котле; таких людей уже почти не осталось: еще ни один человек не выбирался оттуда живым и в здравом уме. Вырваться оттуда практически невозможно, а освобождения и помилования пока никто не получал. Катакомб в Смертничьем Котле так много, что заключенные почти не встречаются, а если и встречаются, то говорить уже не могут – за долгие годы одиночества многие теряют дар речи.

Однажды к нам в Коробейники забрел седой и изможденный калека – без ноги, без одного уха, полуслепой и полубезумный. Он-то и поведал нам все эти ужасы, мучаясь в горячечном бреду. Три дня пролежал он почти без сознания, смотря то в небо, то в сторону леса, то блуждая невидящими глазами по деревенским лекарям, пытавшимся его вылечить, и бормотал, все время звал кого-то – то ли Кеплая, то ли Пеклая… а на следующую ночь он умер. И лишь потом мы узнали, что это был вырвавшийся из Котла колдун Игнатий Чернобров, государственный преступник и враг народа…

Все. Я пропал. Отсюда не спастись, не выбраться, а что за позор будет моей семье – матушке, отцу, братьям – когда весь народ русский узнает, куда меня бросили. А он непременно узнает, ибо, к чести царя Гороха, я первый преступник, посаженный в его правление в Котел; так что это будет сенсация, даже в вонючей газете "СЖП" напишут об этом!!!

Я, вообще-то, в Бога не очень верую, ведь это можно в наше демократично-монархическое время. Но по такому случаю великий грешник Ваня Васильев упал на колени и истово замолился всем святым подряд.

На слове "аминь" в молитве Пресвятой Богородице меня прервал громкий стук сверху. Я задрал голову и увидел крошечную точку света высоко-высоко над полом. Оттуда спустился механический крюк, уцепил меня за штаны, которые тут же хлопнули порвавшейся резинкой, и потянул вверх, словно подъемный кран – блок бетона. Через несколько минут непрерывной тьмы я ощутил, что стою под виселицей, окруженный огромной толпой. Увидев меня, толпа шокировано заткнулась, и через две секунды грянул атомный взрыв смеха, нет – гогота, увлекая за собой цепную реакцию палачей, царя Гороха, охранников, князей, послов… люди ржали, показывали на меня пальцем, катаясь со смеху по земле и держась за животики, свистели, улюлюкали. Я, не обнаружив видимой причины в виселице, оглядел себя.

Проклятые штаны. Проклятая резинка. Проклятый крюк.

Я стоял посреди огромной площади со спущенными штанами, в одних только трусиках в знаках трефов, и испуганно озирался по сторонам.

Прошло пять минут. Я все стоял, толпа все хохотала. Вдруг из терема царя, прямо напротив виселицы, из двери под балконом, на котором сидел Горох, выскочил до смерти перепуганный Данилка-казначей и во весь голос заорал:

– Укра-а-а-а-али! Укра-а-али его-о-о!

Заревев, как бык, он вскочил по Официальной лестнице на балкон и упал к царю Гороху на колени, взрыднув, будто красна девица, которую парень бросил.

– Кого украли? – ужаснулся царь. – Царевну?

Казначей замычал и замотал кудрявой косматой головой в знак отрицания.

– Перстень-себялюб?..

– М-не-а, – снова замотал головой Данилка.

– Сапоги-скороходы?!

– М-не-а…

– Скатерть-самобранку?!!

– М-не-а… – Данилка утер рукавом глаза, потом нос и, понизив голос до шепота, вымолвил: – Ковер-самолет…

Народ непонятливо молчал, царь с ужасом в глазах воззрился на Данилку, тот кивнул, и Горох в страхе ахнул:

– Быть того не может! Значит, кто-то догадался. Но кто мог догадаться о том, где мы храним… – и хлопнул себя по лбу. – Бедный я, бедный… тьфу на мою голову! Ах, я, старый-дурной – корона с дырой, и как только проглядел?!.

Бояре сочувственно загудели. Царь вдруг подобрался и хмуро зыркнул на Данилку:

– А уж не ты ли?

– Помилуй, царь-батюшка! – Данилка упал на колени и разрыдался пуще прежнего. – Не я это, точно не я!.. Прихожу я, это, значит, а там… эта, короче… нету ковра, в общем. Я и…

– Замолчи! – рявкнул царь неожиданно. – Надо не стенать, а действовать. Ну, кто согласен отправиться на поиски небольшого, но очень дорогого ковра-самолета?..

Желающих не нашлось. И что это за ковер такой, что его даже искать никто не хочет?

– Я готов! – вдруг выдвинулся вперед начальник милиции Леонтий Коржев, но царь Горох недовольно буркнул:

– Никогда. Даже и не проси. Я больше не доверяю тебе после того случая. Следующий! Димитрий, может, ты хочешь?

Но Демьян неожиданно поднырнул к седлу, вскочил на коня и гаркнул, уже издалека:

– Простите, царь-батюшка, у меня срочные, неотложные дела!

Струсил. Вот уж от кого я не ожидал.

– Станислав, не съездить ли тебе?..

Но Степка вдруг схватился за якобы сломанную ногу и демонстративно застонал:

– Ой, больно… не могу, царь-батюшка, ножку сломал вчера, ходить не могу…

И этот струсил. Да что это с ними? И тогда я решился. И вскрикнул из-под петли:

– Я хочу!

Царь Горох посмотрел на меня, как на круглого идиота.

– А ты, грязное исчадие тьмы, молчи! Лучше скажи свое последнее желание.

Эшафот тем временем потихоньку задымился: кто-то из толпы бросил в меня горящую спичку и не попал. Скоро уже языки пламени лизали подножие эшафота. В этот роковой момент мне пришла в голову идея:

– Мое последнее желание служить царю и Отечеству!

Горох опешил.

– Небось хочешь его отыскать да втихую прикарманить? – подозрительно сощурился он.

– Да нет же, вернуть его обратно!

Однако, моя одежда уже задымилась и затрещала. Я снял ее и кинул в пламя. Царь резко хватанул со зла по поручню кресла, но я уже провалился во тьму…

Вот только какую-то странную. Нащупав пол и стены хода, я ринулся вперед, не разбирая дороги, и вскоре уперся носом в прогнившую насквозь деревянную дверь. Стоило мне толкнуть ее рукой, как она рассыпалась в кучу трухи. Передо мной открылся выход, я мгновенно нырнул в него и очутился… как думаете, где? Нет, неправильно. Да я и сам не ожидал такого результата. Я очутился в покоях царевны. И конечно же, именно в тот момент, когда она спиной ко мне переодевала купальник!

Я, будучи благовоспитанным юношей, стыдливо запечатал очи рукой, сам полуголый, и на коленках почапал к двери. Прочапав полкомнаты, я услышал сзади себя отчаянный визг царевны Анастасии, которую я узнал в переодевавшейся девушке:

– А-а-а-а-а!!! Ты кто?! Что ты здесь делаешь?..

Я открыл глаза и увидел, что она уже одета в великолепный перламутровый сарафан и держит наготове увесистую заморскую вазу. Но время терять мне было некогда, и я не растерялся:

– Ы… у… я тайный агент американских спецслужб Брук Бонд и иду на срочную операцию по спасению жизни маленького рыжего котенка Мурзика!

Но девица тоненько и звонко рассмеялась и сделала все с точностью до наоборот, чем я ожидал: перегородила мне дверь.

– Ах, так? Какой милашка! Что ж, от еще одного поклонника я не откажусь. Скажи, как тебя зовут?

Я только закатил глаза. Мне действительно некогда терять драгоценные минуты на знакомство с девушкой, пусть даже и царевной. Решение созрело мгновенно. Я предложил ей:

– Я очень тороплюсь, но не откажусь от удовольствия покрутить Ее Высочество "на карусельке". Вы согласны?

Она кивнула и глупо захихикала. Я перехватил ее поперек талии, крутанул один раз и с размаху забросил на пышное ложе. Анастасия только громче рассмеялась, видимо, что-то не то подумала. Но я, к ее сожалению, написал на стене царевниным карандашом для глаз свой телефон и имейл, затем размахнулся и мощным ударом ноги вышиб дверь. Неожиданно моего слуха из-за вышибленной двери достиг чей-то жалобный стон. Я потянул дверь на себя и обомлел: за дверью, придавленный к стене, словно муха асфальтовым катком, сполз на пол с охом и кряхтением царь Горох.

– Эээ… с-силен, черт… – выдавил он, сведя глаза к переносице.

Минуты за две я привел его в чувство. Едва очнувшись, Горох пробормотал:

– Послушай, чертяка… ты как думаешь, это очень страшный грех?

– Что? Какой? – не понял я.

– Ну… если я тебя найму? Только на один раз?

– Нет, а с чего Ваше Величество взяли? – моргнул я.

– Понимаешь, у меня есть подозреваемый, который мог украсть ковер. Только один подозреваемый. Но никто из людей не захочет идти туда. Только ты… ты ведь черт? Я щедро награжу тебя…

Все. Я понял, к чему он клонит. Что ж, и такая работа – тоже работа, мне, в принципе, все равно. Я дурак, я не боюсь. И я лукаво улыбнулся:

– Обещаю, на небесах ничего не узнают. А какая будет награда?..

* * *

Мы с Горохом шли по пляжу вдоль речки Калины и разговаривали.

– Так значит, ты согласен? – уточнил царь, поглаживая бороду. Я кивнул и лихо сплюнул под ноги, нахально оглядывая девиц в купальниках, столпившихся у воды.

– Сначала о награде. Ты согласен на две тысячи золотых рублей?

Я хотел было согласиться, но подумал и решил: раз меня спрашивают, значит, я могу и поторговаться. И выторговать то, чего хочу.

– Царь, а нельзя ли мне полцарства?

– Нельзя, – покачал головой царь Горох. – Вот был бы ты смертный…

Я облегченно вздохнул и выпалил:

– Ваше Величество… я смертный. Я соврал. Но я согласен.

Сначала он поглядел на меня, как на сумасшедшего, а потом мы переглянулись и рассмеялись. Нет, этот рыжий старикан мне определенно нравился! Да и вообще, за то время, что он считал меня чертом, мы успели подружиться…

– Эй, смертный, как тебя там…

– Иван, – напомнил я.

– Ваня, очень хорошо, что ты согласен. А ты уверен, что справишься?

Идиотский вопрос. Конечно, не уверен. Скорее, я уверен в обратном, иначе бы не заламывал такую непомерную цену. Но я все равно кивнул.

– Хорошо. Значит, в случае неудачи ты погибнешь. А в случае удачи получишь полцарства.

– И царевну в жены.

– И царевну… какую?

Для тех, кто не понял – дочерей у Гороха тридцать. Да-да, не удивляйтесь… так что придется выбирать. Царь подвел меня к тому самому скоплению девушек, которых я до сих пор продолжал разглядывать. Ого… я пересчитал их. Похоже, кроме Анастасии и еще какой-то там, здесь собрались все. Горох выстроил их в шеренгу по команде: "Смир-рно!" Я прошелся вдоль стены красоток, и еще раз, и еще…

– Алена? Нет, не подходит: она рябая… Марья? Уж больно скромная… Ярослава? Нет, курносая какая-то…

Странно, но лучше всех мне показалась та, что осталась в тереме, – Анастасия. Может, ее? На всякий случай я спросил, довольно фамильярно:

– Царь, а где еще одна?

– В волейбол играет, вон там, – поморщился Горох. – Но она тебе не подойдет: Василиса это вообще… вообще…

– Производственный брак? – подсказал я.

– Ага, – хмыкнул царь. – Но, если хочешь – подойди.

Я подошел поближе… ух, ну ничего ж себе "производственный брак"!!! Все мои чувства просто отключились, мозг полностью вышел из строя, и вокруг головы залетали сердечки, как в импортных мультфильмах. В великолепном прыжке за мячом изогнулось поистине божественное существо! Короткая стрижка сияющих золотым солнышком волос слегка портила впечатление; пронзительные и в то же время безмерно глубокие, прозрачные ядовито-зеленые очи, скрывающиеся под длинными черными ресницами; алые аккуратные уста; золотистые бровки. Кожа, словно персик, – нежная, румяная; фигура – идеал, абсолютная гармония; тело сильное, гибкое, ловкое, изящное… похоже, я схожу с ума… мама, где ты? Что мне делать?..

Я вспомнил с трудом, как приставал к девушкам в деревне и, заглядевшись, как Василисушка поправляет лямку пестрого зелено-желтого раздельного купальника, медленно подошел к ней сзади, как только игра закончилась. Красивые девушки реагируют на… на… точно! Я тихонечко встал прямо у нее за спиной и потянул за завязки купальника сверху. Узел развязался, и…

– М-мама, – я с усилием приподнялся после мощного хука справа и понял, почему такая красавица – "производственный брак".

– Что тебе от меня надо? – приятным голосом грубо (такие вот противоречия) буркнула Василиса.

– Ну… э… я… хотел просто… э… – я совсем растерялся.

Царевна подошла ко мне и на всякий случай пнула сидящего Иванушку ногой. Я ойкнул, взревел и вскочил на ноги. Конечно, она красотка, спору нет; но я не люблю, когда меня оскорбляют. Пинок – это уже слишком. Я схватил ее за руку, она снова нанесла мне удар; я толкнул ее, и пошло-поехало…

Пришел в себя я лишь тогда, когда меня оттащили от этой зеленоглазой змеюки. Сначала чуть было не задохнулся от возмущения, потом привел себя в порядок, встал, отряхнулся и демонстративно отвернулся от царевны. Мельком успел увидеть ее лицо… боже! Оно так и оставалось спокойным, а глаза были похожи на зеленый лед! Я закашлялся (от удивления ли?), но сделал вид, что песка наглотался.

– Ну что, Иванушка? – услышал позади елейный голос. – Поприставал к самой Василисе Прекрасной?

– Так это ты?! – осенило меня. – Легенда Руси, Мисс Мира прошлого года?!

– Да, – проронила Василиса сзади.

– Хм, – ответил я.

– Больше не смей так делать, понял? – злобно шикнула девушка.

Я лишь рыкнул в ответ. Ох уж, эти девчонки!

– Ладно вам, спорщики! – остудил нас царь. – Ну что, Иван, выбрал?

– Бог с ним, – махнул я рукой. – Возьму Анастасию. Тем более, я ей понравился.

– Ну вот. Пошли… теперь о деле, – Горох понизил голос. – Похитили, как ты знаешь, ковер-самолет. Самый обычный ковер-самолет, так что работа вроде бы несложная. Но дело в том, что подозреваемый… он, в общем…

– Кто? – попытался я отшутиться.

– Кощей, – вздохнул Горох.

Я недоумевал.

– Бессмертный, – подтвердил царь. – Именно поэтому никто и не хотел…

– Но зачем Кощею ковер-самолет? – удивился я.

– Он планирует захватить сперва Русь, а затем и весь мир при помощи своих алхимических препаратов, и для скорой доставки необходимых веществ ему нужен ковер. Ты все еще согласен?

Все равно глупо звучит. Кощей, насколько я знаю, не алхимик. И вообще в химии не сильно сечет. А вот в физике… к тому же, одним ковром не отделаешься: его легко расстрелять, порвать, вывести из строя, да и полно их, ковров-самолетов, по всему миру. Что ему, своего мало? Но все же я поверил Гороху и сказал:

– Да. Я согласен. Идем.

* * *

Перед уходом Горох снарядил меня всем необходимым из того, что нашлось в казне: последняя модель карманного пулемета, прослушивающее устройство, карта Сказочной Руси, прибор ночного видения, очки с лазерными лучами и встроенной инфракрасной камерой, скатерть-самобранку и много чего другого. И сапоги-скороходы. Насчет них царь сказал: «Пользуйся как можно реже, а лучше – используй лишь в крайних случаях. Во-первых, они могут… эээ… кончиться, а во-вторых… а, ладно. Чего там!»

Провожать меня вышел царь, вышли приехавшие в столицу по такому случаю отец с матушкой, оба брата и царевны, включая Анастасию. Как и в прошлый раз, не было только Василисы. Обняв меня на прощание, матушка дала мне шкатулку и посоветовала:

– Открой ее, если вдруг попадешь в беду и некому будет выручить.

– А что там? – полюбопытствовал я.

Но матушка ласково прикрыла мне рот кончиками пальцев и ответила:

– Узнаешь. Только не открывай без надобности, а то случится беда…

– Понимэ, – хмыкнул я.

Попрощавшись со всеми царевнами по очереди, крепко обняв батюшку, пожав руку царю Гороху, я повернулся и вместе со всем своим снаряжением зашагал прочь, туда, где, по словам царя, находился замок Кощея…

Просто так идти скучно, и я запел свою любимую дорожную песню:

Как обманчивы дороги,

Неизвестные пути.

Их на свете очень много,

Не дано их все пройти.

Но уводит вас далеко

Безобидный поворот.

Незнакомая дорога

За собой вослед ведет…

Видит глаз, и сердцу жутко,

Ну а ноги все идут.

Вот такая, братцы, шутка:

Приключения не ждут!

И, словно в такт моей песне, то покачивались над головой лесные кроны, то играло ясными золотыми лучами красно солнышко, то громко и мелодично пели в густых дубравах птицы… Три дня и три ночи шел я. Прошел два города, пять деревень, несколько поселков городского типа. Не раз переходил вброд реки и болота, дважды или трижды встречал калик перехожих. И вот, пройдя славный Демидов-град, оказался я в дремучей чаще Покрышкина леса.

Много слышал я о Покрышкином лесе и плохого, и хорошего, но еще никто не говорил, что не знает этого леса. Он весь, от конца до начала, чудной. Начать хотя бы с названия. А произошло оно так. Жил в этом лесу боярин (странно, правда?) по имени Кириллий Покрышкин. И жили с ним вместе в лесном тереме две женщины: сестра и жена. Жена его, Ладушка, добрая была да ласковая, и мужа своего более всего на белом свете любила. А сестра, Мара, злая была и грубая. И очень она своего брата к Ладушке ревновала. Что ни день закончится, красно солнышко к закату клонится, а Мара встанет под окном и наговаривает: "Не ходи к Ладушке, не гляди в сини очи – погубит она тебя, точно говорю!" А Кириллий ей в ответ: "Да разве же может она мне чего злого сделать? Она ж любит меня аки черная ночь – ясный месяц. Нет, не верю я тебе, Мара". Мара же все свое: "погубит" да "погубит". Но не верит ей брат. И решилась тогда Мара на черное дело. Коли уж Кириллий не соглашается, тогда она убьет Ладушку. И, чтобы никто не догадался, подсыпала она в вино, что красавица пила вечером за ужином, яду змеиного да волчьей ягоды. Подала Мара вино к столу и говорит: "Пейте, дорогие!" И поставила она Кириллию простое вино, а Ладе – отравленное. Да только догадался Кириллий обо всем. Взял он вино у Ладушки и выпил его сам… долго плакала Ладушка слезами горючими, а Мара вторила ей слезами солеными. Падали ладины слезы на землю, и где они падали, там цветы расцветали. Падали марины слезы на землю, и где они падали, там тернии черные, колючие поднимались. А боярина к лику святых причислили и похоронили под трехсотлетним дубом. Через век там, где похоронен был Покрышкин, родник забил. Назвали его Покрышкиной Кладезью, а по нему и весь лес – Покрышкиным.

Наконец, березняк сменился темным ельником. В лесу было тихо, лишь зверушки лесные шуршали листьями. Чем еще примечателен этот лес, так это тем, что в нем никто, кроме зверей и птиц, не водится: ни лешие, ни русалки, ни упыри, ни берегини, ни кикиморы, ни мавки (список можно продолжать бесконечно)… оттого и жутко в нем, что, коли волк какой нападет, то берегини не защитят, добрые лесовики не заступятся…

Ой, тьфу! Накаркал. Я и забыл, что давно стемнело, а ведь нельзя было забывать: стоило мне отвлечься на свои мысли, как горящие в кустах глаза стали много более заметны. Раз! – и я валяюсь в песке дороги, придавленный могучими волчьими лапами. Однако, Иванушки-Дурачки так просто не ловятся. Я начал сопротивляться. Для начала попытался отогнуть лапу. Не тут-то было! Тогда я высвободил правую руку и после недолгой борьбы схватил-таки нахальную серую зверюгу за шкирку. Еще немного, и уже я давил на широкую спину, прижимая к земле. И тут этот серый паразит вдруг как заговорит человеческим голосом – я аж сел от удивления:

– Не бей меня, Иванушка! Возьми меня с собой – добром отплачу! Служить тебе буду верой и правдой.

Мобилизовался я быстро. Уже не говоря о том, что у меня мгновенно назрела куча вопросов:

– Во-первых, откуда ты меня знаешь?

Волк заметно смутился.

– Ну… ээ… извини, но почти все говорящие волки слегка владеют телепатией. Глубоко мы не залезаем, но…

– Понял, проехали. Во-вторых. Коли хочешь служить мне верой-правдой, так зачем из темных кустов набрасываешься, а, приятель? Ор-ригинальный способ искать новых друзей, очень оригинальный.

Волк совсем смутился.

– Ну… хм… прости. Это я так. Я, вообще, стеснительный, боялся, что постесняюсь подойти и предлагать помощь просто так…

– Тьфу ты! – я сплюнул сквозь зубы. – Но зачем было пугать-то?! Все-таки не жениться предлагаешь, мог бы подойти по-человечески.

Волк лишь сдавленно хмыкнул.

– И в-третьих. Ты хоть знаешь, в чем ты мне помощь предлагаешь?

Серый жулик усмехнулся под нос:

– Ха! Конечно знаю. Ты коврик идешь искать. Ковер-самолет. Правда, уж не знаю, чем он так важен царю, но…

– Понял-понял. А знаешь, у кого он?

– Кощей, не будь я телепат! – поклялся Волк.

– И ты все еще согласен?

– Да, не будь я Серый Волк!

– Ну что ж… А кстати, раз уж теперь ты мой компаньон, как мне тебя называть?

– Да так и называй – Серым Волком, – улыбнулся тот. – По лапам?

– По рукам! – я пожал мужественную серую лапу. – Пошли!

Пока шли, мы сильно разговорились. Волк оказался неплохим собеседником, знал много историй и анекдотов. Я же, в свою очередь, развлек его своими самыми свежими воспоминаниями: как я стоял у виселицы, как я попал к Анастасии в покои и выбрался оттуда, как меня мутузила Василиса… Волк бурно реагировал на мои истории, хохоча до упаду; в общем, идти уже не было скучно.

Покрышкин лес все так же таинственно бормотал кронами над головой. Если не сказать большего: мы зашли в самую его гущу, надеясь срезать путь. До центра леса оставалось совсем немного. Скоро я, вымотавшись, попросил Сергого Волка остановиться на привал. Он усмехнулся, но разрешил. Я развязал свою дорожную суму и достал оттуда нечто, когда-то бывшее, очевидно, гамбургером. Сейчас же это достаточно точно изображало некую знаменитую отраву "Змеиный корень". Я попробовал разобрать это на части в поисках хоть какого-то съедобного куска. Ага, обрадовался, как же! Котлета явно спорила по мягкости и вкусу с моей подошвой, зелень завяла еще во времена Цезаря, огурцом запросто теперь можно было отравиться, собственно булка переливалась всеми оттенками плесени от восхитительного бледно-зеленого до тошнотворного нежно-морковного. Даже мышь, вылезшая прямо у моей ноги из норки, погнушалась этим произведением высокого искусства составления ядов.

Я брезгливо уронил сию пакость на землю. Волк тоскливо проводил гамбургер взглядом, но ничего не сказал.

– Что? – переспросил я на всякий случай. – Чего ты так смотришь?

– Есть хочется, – жалобно скульнул он.

– Ну попробуй, поешь, – я усмехнулся.

Серый Волк медленно подошел к плесневелому гамбургеру, ткнул в него носом, сморщился, чихнул и отскочил, вытаращив глаза.

– Нет!!! Фу, гадость, – Волк с презрением отвернулся от вышепоименованного – то есть гамбургера.

– Правда, у нас больше ничего нет, – я показал ему пустой пакет из-под продуктов.

– Хочешь, я поймаю зайца? – предложил мой серый напарник.

– Ага, а потом в результате мы будем выполнять сразу две миссии: искать Кощея и убегать от милиции в качестве браконьеров? Ты знаешь, здесь запрещено охотиться, – парировал я.

– Ну хотя бы попить у нас есть? – недовольно проворчал Волк.

– Ща посмотрю.

Увы, даже перерыв все вещи, я не обнаружил воды. Похоже, мы все допили…

– Ну ничего, не страшно… я, кажется, слышу журчание ручья! – обрадовался я. Где-то неподалеку действительно бурлил какой-то лесной ручеек.

– Посторожи вещи, – попросил я Волка. – Сейчас принесу нам воды. Если я не вернусь через… я вернусь.

Почти сразу я выбрел к искомому ручейку. И – большое достижение – сразу же увидел источник, начало ручья. Над источником высился корявый разлапистый дуб в пять моих обхватов – то ли долгожитель, то ли почва плодородная. Правда, местами трухлявый, но стоял, как хан посреди своих владений – горделиво, уверенно. Покрышкина Кладезь, дошло до меня. Я взял пустую бутылку из-под "Пепси", прихваченную мной, и нагнулся к ручью. Но вспомнил свое первое правило: если что-то нашел, сперва испытай на себе… за исключением ядовитого и опасного, разумеется! Говоря человеческим языком, мне просто сразу же захотелось отпить. И я, даже не утруждая себя набиранием воды в пробку бутылки (тоже одна из моих привычек), сложил руки горстью, зачерпнул и шумно отхлебнул… ух ты, надо же – чистая "Боржоми", даже с газом! Здорово. Буду знать. Теперь понятно, чем все так славят Покрышкину Кладезь… я живо набрал газированной минералки в бутылку, завинтил крышку и отправился обратно, довольный до ужаса.

По дороге мне приспичило вернуться и поискать у ручья блокнот, который я там, похоже, потерял. Пока я скитался по берегу ручья, на меня наткнулся… ежик. Причем, я бы сказал, это я на него наткнулся, когда присел по большому делу, после чего стал похож на петуха с ощипанным хвостом: вся пятая точка была покрыта иголками (вот уж не знал, что ежи линяют). Знаете, напоминает иглотерапию. Вот только здоровья мне что-то это не прибавило. Напротив, еще целых двадцать минут я бродил у ручья, смачивая многочисленные ранки водой, охая и вздыхая.

Сзади хрустнула ветка. Я инстинктивно обернулся и застыл: на меня размашистыми прыжками двигалось что-то огромное и черно-серое. Пока этот ком шерсти не подлетел ко мне, я оцепенело стоял на месте. Подскочив, зверь рявкнул мне в самое ухо:

– Иван!! Ты где пропадал, сколько ждать можно?! Я есть хочу! И пить.

Лишь теперь я распознал в "чуде-юде" Волка, нагруженного вещами.

– Ты что, все это с собой потащил? – ужаснулся я. – С ума сошел!

– Ну не оставлю же я это все там? – возразил Волк.

– Хм, – ответил я. – И что теперь? Тащить обратно всю эту дребедень?

– Зачем? Вон какой домина! – Волк указал лапой куда-то за мою спину.

– Где? – не понял я.

– Да оглянись же, дубина!

Я обернулся и увидел маленький, но аккуратный теремок. Над дверью была прибита покосившаяся и полустертая резная табличка с надписью "ПокрышкинЪ".

Я присвистнул:

– Дом боярина Кириллия! До сих пор сохранился?! Глазам своим не верю. Да в любом случае, думаю, мы не сможем там переночевать, ведь сейчас это наверняка какой-нибудь музей, и туда водят туристов и паломников, фотографии этого места, скорее всего, уже есть по всему Интернету, и уж почти наверняка даже войти туда можно лишь за отдельную плату… – я все больше распалялся. – Или же это святое место, и нам, злостным атеистам, ни за что не позволят осквернять сей храм своим присутствием…

– Окстись! – Волк уже тряс меня за плечо. – Весь мир свято убежден, что и Покрышкин, и его Кладезь – выдумка старожилов села Подпокрыши!

– Да?! – я удивленно воззрился на Волка.

– Так-то, – наставиельно проговорил он. – Да в любом случае, что бы тут ни было, можно хотя бы спросить. Если там, конечно, кто-то есть.

Я пожал плечами. Почему бы и нет. Поднялся с колен (садиться как следует я по-прежнему не мог никак), подошел к двери теремка и постучался. Дверь, таинственно и зловеще скрипнув, отворилась сама по себе. Домик был пуст и, очевидно, давно заброшен: на прогнившем деревянном столе стояли битые фарфоровые тарелки, в них лежали вусмерть проржавевшие столовые приборы; на полу валялись старинные черно-белые фотокарточки, изображавшие, в основном, Покрышкина с женой или сестрой; резной стул образца позапрошлого века опирался на свои изрядно покосившиеся ножки; зеркало на древнем, как мир, платяном шкафе, точнее, его дверцах, было разбито, и по его поверхности разбежались змеистые трещины; у дряхлого почерневшего комода был выломан угол, и виднелось не менее дряхлое содержимое ящиков. Единственное более-менее целое, что я нашел в теремке, – это две добротных кровати из мореного дуба. Как раз, чтобы нам переночевать здесь…