Текст книги "Десант времени (СИ)"

Автор книги: Егор Красный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 34 страниц)

– План имеется, но пока держится в секрете, – ответил Рохлин и оглядел всех офицеров и казацкого подъесаула, стоящего за спинами. – Вот помню как в 1915 году пришлось мне с генералом Шкуро совершить несколько успешных рейдов в германский тыл. Во время одного из рейдов наш конный отряд разгромил германской штаб и захватили в плен германского генерала...

– Много хороших дел совершил Шкуро, один только прошлый год. Вот, помню как на Кубань он прискакал с тридцатью казаками, а через месяц под ним уже 500 сабель казацких стояло. А потом они на Ставрополь двинули, вот где большевиков много порубали... Герой, да и только, – подхватил подошедший к костру штабс-капитан Ухальский.

– Что было, то было, – кивнул головой Рохлин. – Плохо приходилось комиссарам, которые попадали в руки Шкуро, но раненных он не трогал. Вот в Кисловодске три тысячи красных он пощадил в госпитале.

– Слыхал как он Воронеж брал два месяца назад. Красные бежали, только услышав его имя, – вставил корниловский офицер, смоливший трубку с крепким табаком. Он выпускал белесые кольца сквозь усы к небу и неровный шрам на лицу говорил о его неспокойном прошлом.

– Выбили красные его из Воронежа, месяц как выбили, – сквозь зубы процедил полковник Рохлин. – Говорят сейчас где-то под Касторным его красные теснят, перестали бояться красные громких имен... Своих уже героев прославляют.

– Господа офицеры, Касторное – верст 250 отсюда, так может разовьем флаги и на коней к генералу Шкуро? – клацнув шашкой, подал голос корниловский ротмистр.

– Пока по тылам красным будем пробираться Шкуро уйдет со своим отрядом в Таганрог, а нас из пушек и пулеметов посекут, – махнул рукой Рохлин. – Здесь им надо кровь большевицкую пустить, пусть знают, что белое движение еще не иссякло и мы везде будем бить красных. Вот мне, господа офицеры, говорил один поручик генерала Дроздовского, что орудия на бронепоезде «Грозный», что стоит под Змиевкой около Орла, исправны и если мы его захватим, то можно густо полить кровушку комиссарскую.

– Сколько поручик из корпуса Дроздовского сможет набрать артиллеристов? – спросил полковника атаман Роковский.

– Да с десяток офицеров и солдат наберется из конно-горной бригады, а машиниста на паровоз подберем в городе. Не всем по душе власть Советов...

– Думаете одним ударом их одолеть? – спросил атаман, все больше размышляя как лучше оторваться от своих и уйти под чистую из этого мира, где только начала набирать силу и укрепляться рабоче-крестьянская власть, туда где все, как будто успокоилось, и было забыто про классовых врагов. – Красных с тысячу в городе наберется, вот и отряд унтер-офицера Семенова в Орел на днях вступил. А это, господа, три сотни опытных красных конника, слыхал, что они самого Мамонтова потеснили...

– Так, что предлагаете? Каков ваш план? – чуть отведя в сторону от костра атамана Раковского, спросил Рохлин. На его разгоряченном лице заиграли желваки, было видно, как он ждал того дня, когда снова поведет своих людей на красные Советы.

– План таков, – негромко ответил атаман и постарался поглубже заглянуть в душу этого преданного Царской России опытного и отважного полковника. – Я со своим отрядом отвлекаю красных на себя из города, а вы с основными силами в пятьсот сабель наносите удар по Змиевке, где будет тоже несколько сот красных. Разбиваете их и вместе с бронепоездом прямиком в город. В часов пять-шесть уложитесь. В Орел к тому времени вернется эскадрон, посланный в погоню за нами. Ну а мы захлопнем отход красным из города.

– Атаман, думаете соберем пять сотен?

– Думаю больше даже наберем, гонцов зашлем в станицы и по лесам... В Орле и Мценске сотни две офицеров прячутся. Ну а как возьмем оружейный Арсенал в Мценске ночным налетом, тогда будет чем воевать, готовьтесь полковник, людей настройте. Когда еще придется с красными повоевать, а то все больше бегаем по лесам.

Неожиданно к атаману быстро подошел жандармский урядник Забродов. Он нервно мял в руках нагайку, так и оставшуюся у него со времен разгона студенческих беспорядков и народных митингов, и переминаясь с ноги на ногу собирался, что-то сообщить.

– Что у тебя, любезный, аль потеряли то, что не нашли? – пошутил атаман, намекая, что два жандарма так и не смогли найти драгоценности у студентки.

– Извиняйте, Вашескобродие, тут все в порядке, хоть и кусалась она как белка, но все возвернула, – спрятав улыбку в свои большие и лихо закрученные усы, ответил рослый жандармский урядник Забродов. – Да и крыса не ушла...

– Говори, Забродов, по делу, – прервал Раковский своего подручного по лихим, разбойным делам.

– Вашескобродие, тут цыгане объявились. Поют и пляшут они в сотне генерала Маркова. Пьют офицеры второй день беспробудно, стреляют по воздуху, не приведи господь. Это все поручик Канышев, который племянник самого генерала Маркова.

– Сергея Леонидовича Маркова? Да вы, что урядник, раньше то не говорили мне об этом... Знавал я его прежде генерала на Австрийском фронте в 1915. Крепкий мужик был, основатель Добровольческой армии, погиб во 2-м Кубанском походе в прошлом годе, – атаман сняв с себя папаху перекрестился и глубоко вздохнул. Прошла почти минута, пока Раковский что-то перебрав в памяти вернулся в день обетованный и строго посмотрел на Забродова, ожидая пояснений.

– Так вот эти цыгане, Вашескобродие, продадут нас красным, – бывший жандармский урядник с дикостью посмотрел на атамана и вытянувшись, громко прокричал: – Разрешите, Вашескобродие, шашками цыган, да в болота?

Атаман на секунду задумался, вглядываясь в глаза полковника Рохлина, который не проронил ни слова, а остекленевшим взглядом смотрел куда-то поверх желтых берез на пролетавший вдалеке журавлиный клин, а потом весело и громко засмеялся утирая выступившие слезы на глазах.

– Вот ведь, жандармская твоя душа, не довешал ты, не домучил у себя в закрытке людев, А? Забродов, да как же ты должен Советы люто ненавидеть, там ведь одни те, кого ты пытал и мучил...

– Извиняйте, Вашескобродие, неужто я не за общее дело радею...

– Вообщем так, Забродов, слушай команду мою – Цыган не трогать, про нас весь Орел уже знает... Но послать в сотню свого человека, пусть прозвонит, что 11 ноября утром выступаем всеми силами на Орел. В город ворвемся со стороны Мценска, будем вешать красных большевиков и комиссаров на фонарных столбах. Понял За-а-а-бродов?

– Так точно, Вашескобродие! Понял, что будем вешать красных!

– Дурак! Главное, чтобы цыганам сказать, – сплюнул в сердцах атаман и, махнув рукой, устало пошел к себе.

5

   Комиссара ВЧК Балкина и еще одиннадцать погибших охранников и красноармейцев от рук банды Раковского хоронили 6 ноября 1919 года на Воскресенском кладбище Орла. Похороны состоялись на кануне 7 ноября праздника Дня Великой Октябрьской Социалистической Революции. В этот хмурый и пасмурный день с неба полетел первый снег. Снежные хлопья падали на свежеструганные гробы на телегах и на покойников, одетых в их же красноармейскую форму. На Балкина одели под кожаную куртку тельняшку и бескозырку с надписью "Амур". Оркестр, спотыкаясь на мокрых камнях выщербленной от взрывов снарядов мостовой, нестройно выводил революционный похоронный марш. Люди в военной форме и кожаных куртках и военных френчах с красными бантами и повязками, склонив головы, подпевали:

– Вихри враждебные веют над нами,

– Темные силы нас злобно гнетут.

– В бой роковой мы вступили с врагами,

– Нас еще судьбы безвестные ждут.

– Но мы подымем гордо и смело

– Знамя борьбы за рабочее дело,

– Знамя великой борьбы всех народов

– За лучший мир, за святую свободу!

– На бой кровавый,

– Святой и правый,

– Марш, марш вперед,

– Рабочий народ!

На кладбище произошел конфуз – огромная стая собак вдруг разом завыла при продвижении процессии к вырытым могилам. Комиссар ВЧК Зурич выхватил из-за пазухи наган и выстрелил в воздух, распугивая одичалую стаю.

– Вы, что тут революцию хороните, мы еще покажем белым гадам силу пролетариата!

Красноармейцы и милиционера поняли это по своему и выхватывая револьверы, а кто из винтовок, стали палить в воздух. Город живший страхами от красных зачисток и белогвардейских налетов, еще раз вздрогнул новым известием, что в город вернулась Белая Гвардия и началась стрельба и бойня.

– Деникин с казаками вернулся! – кричали одни, услышав беспрерывную стрельбу.

– Большевиков окружили, красные сдаются..., – подхватывали другие, быстро разнося вести по городу.

– Ка-а-а-заки в городе! – громко голосили бабы на рынке.

– Продуктовые склады горят, айда за провиантом пока все не сгорело...

Здоровые и крепкие мужики в крестьянских зипунах и шинелях, подчиняясь диким инстинктам и панике, врывались в магазины и с безумными криками: «На улицах резня, белые красных кончают, счас до вас доберутся! Казаки в городе!», хватали, что попадалось под руку и выбегали на улицу. Обезумевший народ ограбил и поджог ювелирную лавку «Козинский и К». Огонь заполыхал и в торговых рядах «Веста». Десяток переодетых белогвардейцев в путевых рабочих в Орловском депо, решили, что час настал и, выхватывая припрятанные винтовки и револьверы, бросились на вокзальную площадь. Убив двух милиционеров, они захватили артиллерийское орудие, которое было направлено на железнодорожную ветвь. Развернув орудие калибра 105 мм в сторону вокзальной площади мятежники произвели первый зал. Осколочный снаряд влетел в здание Губернского Земства, а ныне Губсовнархоза, и убил старого сторожа здания.

Лишь несколько часов позже, сотрудникам милиции и Красной Армии удалось навести в городе порядок. Длительные допросы очевидцев, так и не выяснил, кто же ворвался в город. Чекисты стараясь замять это нелицеприятное дело, вынуждены были доложить в Москву, что силы контрреволюции пытались поднять свою голову в городе, но были разбиты и бежали... Более двадцати погибших граждан в ходе беспорядков, были опознаны свидетелями как мятежники..., и дело было тут же закрыто.

Так похороны непутевого комиссара Балкина обернулись неприятными последствиями для городских властей. Из-за паники было убито два десятка людей, разграблено и сожжено более десяти магазинов. Не трудно было предположить, что могло произойти в городе, если бы в него действительно вернулась армия Белых.

Вечером в Губернском Доме собралось большое скопление военных людей. На стенах особенно много висело красных флагов и революционных плакатов. Были и представители Губкома партии большевиков. Все собрались помянуть только сегодня похороненных милиционеров и комиссара ВЧК Балкина. О сегодняшней трагедии старались не говорить, а все больше отмалчивались. А если кто интересовался, то отвечали матерясь в адрес белогвардейцев, контрреволюции и несознательности населения, плевали на пол и с резкими взмахами руками говорили, что «Пора кончать с ними!».

На пролетарских поминках было решено отказаться от громких фраз и «плотнее сомкнуть свои ряды». Все пили мутный самогон и заедали вареными картофелинами и твердым холодцом, видно сваренным из лошадиных мослов. Опьяневшие городские начальники от власти, армии, ВЧК, милиции и ВКП(б) потихоньку, а потом подхватывая и усиливая на все огромное здание Городской Дома, заводили песни...

Когда было все выпито и съедено, перепеты все революционные и песни каторжан, народ примолк. Люди подпирали головы, покуривали, а некоторые уже похрапывали на столе. Неожиданно в холл вошел начальник охраны и доложил, что пришли депутаты от купцов и промышленников. Что хотят охранник не знал, но якобы они с депешей.

– Что за депеша, пусть входит один или два, – отдал команду Зурич.

Перед городскими начальниками и военными предстало два хорошо одетых господина в пальто с каракулевыми воротниками. «Аптекарь-провизор Рот и Купец Серебрянников», – представились они и встретившись взглядами с таким количеством начальства на миг оробели, вспомнив в этот миг каждый о своей семье и достатке...

– Что вы хотите, Господа! Вы видите, мы проводили в последний путь наших боевых товарищей, погибших за весь мировой пролетариат и дело революции... Вы, видно, хотели принести ваши соболезнования, а может и пожертвования, А? – громко, почти выкрикивая обратился к ним комиссар ВЧК Зурич. – Господа, говорите, что привело вас сюда?

– Мы депутаты от купеческого и торгового сообщества Орловской Губернии. И мы конечно приносим соболезнования, но привели нас сюда иные цели. Мы бы осмелились просить о снижении той непомерной контрибуции в 5 миллионов рублей, которую вы возложили на нас. Это еще более невозможно после сегодняшних погромов и грабежей!

Комиссар Зурич был невысокого роста, но широк в плечах. Черные волосы падали ему до плеч. Его родословную и возраст вряд ли можно было определить без ошибки. Он неторопливо вышел из-за стола, на ходу расстегивая кобуру. Не дойдя до депутатов десятка метров он остановился перед ними и повнимательней присмотрелся.

– Уважаемые, господа, так вы считаете, что возложенная на вас контрибуция непомерна и невыполнима?

Настороженные и испуганные видом начальника Губернского ВЧК, купец и провизор молчали, с опаской поглядывая и на остальных губернских начальников и военных. Аптекарь стянул с себя очки-пенсне и стал нервно протирать их шарфом. Он тотчас вспомнил как его умолял дядя Моисей покинуть большевицкую Россию, но тот ответил ему, что деньги можно заработать и в пекле, лишь бы был спрос. Купец Серебренников вдруг вспомнил, что так и не успел сказать жене, куда он спрятал железный бидон с золотыми монетами... «Вот, теперь пойдет на панель, из-за его забывчивости...», – подумал он, замечая как рука чекиста медленно достала из кобуры револьвер.

Тот час замолкли и пьяные гости за столом, каждый по своему побаиваясь всесильной ВЧК. Лишь Секретарь Губернского Всесоюзной Коммунистической Партии большевиков Марковский, собрался было заступиться за делегатов, но тот час подумал про себя: «Да, ладно, пусть стреляет... Если, что – скажу, что уснул. Вон уже второй день без сна!».

В наступившей тишине Зурич рассматривал свой револьвер системы «наган», а потом резко взглянул исподлобья на депутатов от богатого сословия.

– А вы знаете, господа, что если мы не выполним план по отправки этих 5 миллионов рублей в Совнарком, – он сделал паузу еще раз смерив их взглядом и заметив как побледнел аптекарь Рот. – Если мы не отправим денег голодающей России, то я д-о-л-ж-е-н б-у-д-ууу выстрелить себе в голову!

Зурич приложил наган к своему виску и словно отсчитывая последние секунды, зажмурился и плотно сжал губы. Шли секунды, некоторые товарищи в волнении поднялись за столом. И даже Марковский понял, что ситуация пошла в другое русло, и если в этот вечер погибнут не коммерсанты, а Губернский Председатель ВЧК Зурич, с него уже спросят в Центральном ВЦИК. Он поднялся из-за стола и вытянул руки, собираясь, что-то сказать.

В наступившей тишине сухо щелкнул ударник нагана по патрону, но выстрела не раздалось. Затем Зурич повторил снова и снова нажатие на курок, но все было безрезультатно. Он не удивился этому, комиссар знал, что все патроны он выпустил сегодня на кладбище. Он опустил револьвер вниз и повернулся обратно к столу и встретился взглядом с руководителем большевиков Марковским.

– У кого есть патроны, товарищи? Господа не хотят платить контрибуцию и ждут пока я застрелюсь! – вскрикнул требовательно Зурич. Сзади себя он услышал топот убегающих ног. Он обернулся и увидел как бежали прочь наперегонки вниз по мраморной лестнице аптекарь-провизор Рот и купец Серебренников.

– Товарищи, давайте расходиться по домам, видите, контра даже по ночам не дремлет, – устало сказал комиссар и подойдя к столу налил себе полный стакан самогону и взглянув на портрет товарища Ленина и Дзержинского, залпом выпил. – Прошу, товарища Военкома Звонарева и Григория Семенова остаться.

Когда застолье опустело, Зурич оглядел военных, и попросил их подсесть поближе к нему.

– Товарищи, военные командиры, есть данные, что белые собираются всеми силами ударить по городу 11 ноября рано утром, то есть через три дня. Они могут собрать под свои знамена чуть меньше тысячи конных казаков и господ офицеров, – сказал Зурич, меняя в своем револьвере патроны. – Если они ворвутся в город, то погибнет очень много народу.

– Вы не планируете объявить эвакуацию гражданского населения? – взволнованно спросил Звонарев, подкручивая свои лихо закрученные длинные усы. – Мне кажется это необходимо в сложившейся ситуации... Или мы должны выступить им навстречу.

– Это нежелательно, – коротко возразил Зурич, – Они нас разобьют в открытом поле.

Наступила тишина, которую не нарушил и доблестный командир конного красноармейского отряда Григорий Семенов. Он понимал, что его ослабленный и уставший в боях отряд насчитывал чуть меньше 300 сабель, а столкновение с отдохнувшими и многочисленными силами белой гвардии, может уничтожить отряд окончательно.

– Григорий Семенов, что вы скажете?

– Я согласен с вами, товарищ комиссар, в открытом бою, без поддержки артиллерийских орудий и пулеметов, мы можем быть перебиты. Белым нечего терять и они будут драться насмерть..., – Григорий не договорил, потому что снизу послышался шум и вбежал начальник милиции Денисов.

– Товарищи военные командиры, передали с нарочным – белогвардейцы этой ночью разгромили военный арсенал в Мценске... Гарнизон в пятьдесят человек уничтожен, оружие, боеприпасы были захвачены и вывезены!

– Во сколько был налет и почему не передали по телеграфу?

– Товарищ комиссар, они предварительно захватили и телеграф с телефонной станцией.

– Понятно, товарищ Денисов, направьте наряд милиции в Мценск, возьмите под охрану то, что там осталось.

– Вот видите, товарищи, контра лютует и хочет побольше крови на Орловщине пролить, – Зурич наконец закончил заниматься своим револьвером и положил его в кобуру. Оставшиеся использованные патроны он оставил на столе.

– Вот смотрите, военные командиры, каков план операции был разработан ВЧК.

Зурич стал расставлять патроны на карте, разложенной на столе.

– Вот мы в городе, а вот белые, они хотят наступать с Севера, со стороны Мценска. Они знают, что мы можем поставить несколько орудий на Северных воротах и перебить часть их отряда еще на подходе к городу...

– Так вы считаете, что они не будут наступать с Севера 11 ноября? – что-то понимая, спросил Военком Звонарев, в прошлом унтер-офицер, он про себя подмечал, что красноармейские начальники и чекисты в ходе Гражданской войны многому научились и постигли тактику военных операций.

– Так считает ВЧК! – ответил Зурич и закрутил самокрутку с махоркой. Встретившись взглядом с Григорием Семеновым, он кивнул головой, а затем быстро поймал коробку спичек. Закурив, он глубоко затянулся и зажмурился.

– Думаю, что они нацелились на бронепоезд под Змиевкой. Они хотят сначала его захватить и под прикрытием пушек и пулеметов налететь на Орел с юго-востока. Совершив налет и погромы, они скорее всего в тот же день уйдут из города и поспешат в сторону Польши.

– Это выглядит более предпочтительней для контры, нежели рваться на пушки с Севера, – хмыкнул Звонарев и потер свою бритую на лысо голову. – Вы считаете, товарищ комиссар, что надо сделать им засаду под Змиевкой, а не слишком ли это далеко от Орла? Мы не можем выводить из города свои основные силы.

– Правильно говорите, товарищ военком, поэтому мы переведем бронепоезд на станцию Стишь, что не далее 10 верст от города. Там устроим ремонтные работы, для чего пришлем ремонтников из Сталелитейного, а военных якобы уберем с поезда. Вот тогда, белые точно клюнут и появятся там.

– Занятно, занятно, прямо вспоминаю операции штаба корпуса генерала Брусилова, – потер руки Военный комиссар Звонарев.

– Конечно, белые не упустят такого случая захватить бронепоезд под Стишью и двинуть сразу на Орел. В другую сторону стоит станция Золотухино, а там силы 14-ой Красной армии Южного фронта под командованием Уборевича. Там их перебьют без всяких сомнений из артиллерийских орудий.

– Так вы думаете, что они не собираются на юг к Добровольческой Армии?

– Думаю, что нет. Если учесть, сколько они взяли драгоценностей, атаман Раковский может попробовать бежать через Брянскую область в Польшу.

– А что на Брянщине, после разгрома немецких войск и гайдамаков нет серьезного заслона для белых? – в размышлениях спросил Звонарев.

– Думаю, что ни чего серьезного. Они туда могут дойти вместе с бронепоездом, если обойдут Орел с юга по окружной дороге, а дальше Нарышкино – Хотынец – Белые берега, а там лесами обойдя Брянск и уйдут с драгоценностями в Польшу. На Украину они не сунуться, там петлюровцы у них все поотбирают, да еще к стенке могут поставят...

– И много драгоценностей?

– Одних бриллиантов из богатейших фамилий Царской России миллионов на 10 золотых царских рублей, – неохотно сообщил комиссар Зурич. Он понимал, что помимо военных операций и разгрома белых на нем лежала грузом ответственности потеря революционных ценностей, так нужных Советской Власти во времена голода и разрухи.

– Ну, что же, товарищи военные командиры и комиссары, я – как Военный комиссар военного гарнизона и всех приданных мне военных сил одобряю такую операцию, хотя нам еще предстоит уточнить некоторые детали. А вы, товарищ Семенов, готовы ли подтвердить план операции? Вы ведь подчиняетесь Штабу 14-ой армии Южного фронта.

– План одобряю, и со своим отрядом готов сражаться с врагами Советской власти. Мы, товарищи, должны разбить белогвардейцев и очистить Орловщину от контры. План в оперативном отношении позволит окружить белогвардейцев под станцией Стишь и покончить с атаманом Раковским. Однако, как вы планируете провести скрытность подготовки к операции?

– Правильный вопрос, товарищ Семенов. Сегодня, вот уже 8 ноября и мы начнем подготовку укрепрайона в Северных воротах города. Мы силами военных и добровольцев из прилегающих сел будем строить траншеи и насыпать бруствер для артиллерии. Это будет способствовать утечке информации, и наверняка белые вскоре узнают, что мы их ждем со стороны Мценска...

Зурич встал из-за стола и обойдя подошел к окну. За окном забрезжили первые лучи рассвета, освещая низкие постройки города оранжевым ореолом. «Хорошо, бы еще снежок пошел, – подумал комиссар Зурич, – Вот тогда все перемещения белых будут на виду...».

– Ну, а если они часть сил бросят все же с Севера? – военный комиссар знал, что военной стратегии у белых офицеров предостаточно, и это не будет легкий бой.

– Часть гарнизона с двумя рабочими орудиями и еще тремя неисправными немецкими гаубицами мы перебросим в северный укрепрайон. Кроме того, рабочие в железнодорожном депо починили английский танк, он хоть и не стреляет, но ездит. Мы поставим в него два пулемета и он будет стоять там на виду...

– Отлично, отлично, товарищи командиры, тогда мы сможем перебросить наш красный кавалерийский полк под Стишь, – военком Звонарев радостно протирал свое пенсне, он вдруг почувствовал, что столь хитро-задуманной операцией они смогут войти в историю Гражданской войны, и, возможно, его фамилия хоть однажды будет упоминаться в летописи истории...

– Совершенно верно, вы, товарищ военком, ударите по белым со стороны города, – внимательно присматриваясь к лицам военных, фактически отдавал приказ Глава Губернского ВЧК комиссар Зурич. – Ну, а красный отряд Семенова, обойдя станцию Стишь по южной дороге через Михайловку, ударит им с тыла, когда они приблизятся к бронепоезду. Мы постараемся их прижать с двух сторон к бронепоезду, где их встретят артиллерийским и орудийным огнем. Начло операции в 2 часа ночи 11 ноября... Прошу обеспечить полную секретность подготовку к началу операции.

   8 ноября 2004 года. Орел, возвращение в прошлое...

   Лейтенант "Убойного отдела" Григорий Семенов осторожно открыл дверь в свою малогабаритную "однушку" – гордость его холостяцкой жизни. Не мало представительниц прекрасного пола заглядывало в гости к высокому и сильному парню с густой копной рыжих волос и светло-серыми глазами, но пока ни одна из них так и не смогла пробить его мужицкую самостоятельность и твердыню.

Он аккуратно прокрался в квартиру, стараясь сразу не встретиться со своей сибирской пушистой кошкой Веркой. Ему хотелось пробраться на кухню и вначале налить ей сливок и положить в миску сметанки. Все приготовив, он тихо проник в ванную и, сменив опилки в ее лотке-туалете, стал наливать ванну горячей водою. Ему хотелось сбросить с себя усталость и хоть немного подумать и осмыслить все то, что с ним произошло за последние дни.

«Итак, сегодня уже 8 ноября 2004..., – говорил сам с собой оперативник и глубоко вздохнув воздух, ушел под воду. – Много лет назад его прадед Григорий Семенов через каких-то три дня погибнет в засаде под Орлом. И что же это будет за засада? Как мог отважный красный командир, в прошлом унтер-офицер Царской армии, что-то упустить или в чем-то просчитаться?».

Однако, было что-то непонятное во всем этом. И неясно, потому, что не хватало каких-то звеньев, воспоминаний тех лиц, кто был участником тех событий. Многократные попытки найти, что-то в Интернете об этом дне и поиски в архивах Орла не давали ответа. А это могло означать, что кто-то виновный в этой бесславной операции постарался стереть все данные из архивов. «А что патологоанатом Лукач? он же родился во времена гражданской войны и как раз в Орловской области. Не мог ли он что-то знать или вспомнить о тех временах».

«Надо побеспокоить старика. Вот, он же венгерских кровей, а кто как не революция могла занести его венгерских предков в Орловскую губернию. Могли ли они участвовать в гражданской войне и что-то знать?» – задавал себе вопросы оперативник «Убойного отдела».

Чуть не поскользнувшись в ванне, Семенов дотянулся до штанов с телефоном. Телефон Лукача долго не отвечал на звонок Семенова, пока на том конце не ответил надтреснутый немолодой голос. «Говорите», – по простому ответил 87-ти летний патологоанатом, до сих пор работающий в городском Морге.

– Извините, Андраш, – так и не вспомнив отчества Лукача, робко поприветствовал доктора оперативник. – Это вас беспокоит лейтенант Гриша Семенов.

– А, да помню, еще только вчера виделись. Да, удивительные вещи творятся на Орловщине...

– У меня к вам, уважаемый Андраш, необычный вопрос. Мне требуется разобраться в некоторых обстоятельствах времен Гражданской Войны.

– Ох, вы хватили, молодой человек...

– Уважаемый доктор я слышал, что вы родом с Орловщины.

– Да, Гриша, мой отец воевал в Красной армии в этих краях... Тысячи венгров-военнопленных, плененных Царской армией, впоследствии участвовали в гражданской войне на стороне Красной армии. И как раз в одной из битв с Белой гвардией он был тяжело ранен.

– Я искренне сожалею, доктор, а вот мой прадед погиб под Орлом 11 ноября в 1919 году.

– О, молодой человек, 11 ноября 1919 был тяжелый день. Много красногвардейцев и добровольцев погибло в этот день под Орлом...

Молодой лейтенант милиции, чуть не захлебнулся в ванне от удивления, так он не ожидал, что Лукач, чем-то сможет ему помочь. Отфыркиваясь, он схватил телефон и закричал:

– Андраш, это правда что их предали? Так в чем там дело было, кто и как их предал?

Лукач закашлялся и пожаловался на свой ревматизм. Григорий терпеливо ждал, словно сейчас перед ним должна была открыться страница истории, которая сможет не только изменить его жизнь, но историю страны...

– Кто их предал, возможно это смогла бы знать ВЧК, но возможно это ведомство само так и не узнало этого, настолько трудные это были годы... И каждый, так или иначе, был связан и сопереживал либо белым, либо красным, – неторопливо начал Лукач, снова закашлявшись, и сделав минутную паузу он продолжил: – А вот почему погибло в этот день много красных бойцов мне мой отец как-то рассказывал уже в 20-х годах. Хотя было это давно, да и было мне тогда лет десять...

Неожиданно телефон Григория Семенова запищал, предупреждая о разряженной батарее, а где-то в коридоре обиженно замяукала Верка, сообщая своему хозяину, что ее жизнь не очень то и хорошая... Григорий затаив дыхание ждал дальнейших слов Лукача, чувствуя как сердце его учащенно бьется.

– Вы, меня слушаете? – наконец откашлявшись спросил доктор, и, услышав утвердительный ответ лейтенанта, продолжил. – Не знаю кем был ваш прадед, но история тех далеких дней вышла такова: Утром 11 ноября красная конница двумя отрядами вышла из Орла в сторону станции Стишь, где должен был стоять красный бронепоезд. Но ночью белые уже захватили бронепоезд, при этом они не снимали красных флагов с него. Таким образом, основной отряд красной конницы попал в засаду между бронепоездом и Белой офицерской конницей... Много тогда полегло красных конников в той беспощадной драке. Белые сражались отважно, так как им тоже не чего было терять, они были готовы драться насмерть.

– А что второй конный отряд, доктор? Этим отрядом как раз командовал мой прадед Григорий Семенов.

– О! Теперь я все понимаю. Да конечно, мой отец упоминал его имя. Отряд красной конницы отважно бился, уничтожил много белогвардейцев, но многие бойцы погибли. Наверное, среди ни был и ваш прадед, молодой человек. Вот такое это было отчаянное и смутное время.

– А скажите, доктор, если бы этого не произошло? Я имею ввиду, если бы их не предали, насколько бы отличалась ситуация?

– О, молодой человек, вы меня так спрашиваете, словно вы вершитель мира сего или крупный историк. Не могу сказать с уверенностью, но наверное не погибло бы столько красноармейцев, да и белогвардейцы не смогли бы уйти мимо Орла в сторону Польши. Они ведь еще много бед понаделали на своем пути. Уходя на Запад они уничтожили на своем пути несколько гарнизонов, а бронепоезд с белыми, как рассказывал мой отец, дошел до самого Могилева. Вот так, Григорий. А знаете, очень рад был с вами познакомиться, про вас полковник Егоров говорил очень хорошие слова, как об опытном и смелом оперативнике...

– Спасибо, доктор, вы мне очень помогли!

– Как я мог вам помочь, Гриша? Историю не изменишь, мы должны жить с тем, что осталось за нашими спинами, жить с этой иногда тяжелой болью..., – сказал Лукач вкладывая в его слова один известный ему смысл.

Наконец, мобильный телефон отключился окончательно. Скрипнула дверь и расстроенная Верка, вся перемазанная сметаной, удивленно заглянула к нему в ванную, внимательно посмотрев в глаза оперативнику Семенову. Весь ее вид говорил, что пора бы ему извиниться перед ней и почесать ее пушистый загривок...

Лишь только лейтенант Семенов разобрался со своей Веркой, усладив ее плохое настроение и обиды нежными поглаживаниями и почесываниями за ушками и лопатками, в дверь кто-то настойчиво позвонил. Накинув на себя простынь и оставаясь под ней в чем мать родила он осторожно пробрался к двери. Глазка у него не было, поэтому не долго думая, он слегка приоткрыли дверь и изгибаясь выглянул за нее.